Текст книги "Хвост Греры (СИ)"
Автор книги: Вероника Мелан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
По прибытии сюда мне коротко объяснили: «Мы должны вас понаблюдать». И, зная о том, что за мной наблюдают, я вела себя максимально «нормально», держалась тихо и в рамках, хотя агрессия, взметнувшаяся во мне после ухода Лиама, не только не исчезла – она возросла. Непривычная для меня, новая, она билась внутри меня, как штормовой океан, и сохранялось, несмотря на мое невозмутимое выражение лица, ведьминское настроение. Этот пансион стал последней проверкой моих до предела натянутых нервов.
– Хорошо ли вы спите по ночам? Не мучают ли вас кошмары?
О той мути, которая мне снилась теперь постоянно, я рассказывать не собиралась. Но, если сейчас заладить «все хорошо», моим ответам, конечно, никто не поверит. Приходилось изворачиваться на грани правды.
– Мне что-то снится… Но я забываю об этом утром.
Ложь.
Док благожелательно кивнул, даже сделал вид, что записал что-то в блокнот.
– Приступы депрессии, плохого настроения? Обиды?
Последнее слово он отделил от остального предложения, как значимое. Хотел получить настоящий ответ, и врать не имело смысла.
– А вы бы не обижались, если бы над вами издевались столько дней подряд?
Глаза за тонкими стеклами очков – обычных стекляшек, таких же притворных, как и человеческая одежда, – оживились.
– На кого-то конкретного?
Наверное, он хотел бы, чтобы я сейчас вскинулась, как фурия, начала проклинать за жестокость быков, кареглазого и остальных, но я вежливо и невесело улыбнулась.
– На судьбу, скорее. За то, что со мной все это случилось.
– Понимаю. – Он понимал. Но что-то свое. – Мы стараемся сделать так, чтобы вы поскорее об этом забыли.
– Вы уже неделю делаете так, чтобы я об этом помнила.
Выпад. Сочувствующая маска на лице.
Выпусти они меня в нормальный мир, и СЕ забылся бы быстрее и проще.
– Согласен. Но предписания, понимаете ли.
– Боитесь выпустить наружу психически нестабильную личность? Маньяка?
– Всякое случается (…случалось…), – отозвался док осторожно. – Бывало, люди заканчивали жизнь самоубийством.
Не мой случай. Жить мне теперь хотелось яростно, отчаянно и очень сильно. Совсем не так, как раньше. Выдернуть, наконец, из души занозу-Лиама, который скрылся в закате сразу, как завершил со мной (или надо мной?) работу.
– Вешаться я не собираюсь. Кидаться на людей тоже.
– Это очень хорошо, – карандаш вновь что-то рисовал в блокноте.
– Когда…
– Завтра. – Док понял без слов. – Сейчас вы подойдете в кабинет со сканером, мы снимем данные активности вашего мозга и другие показатели, проанализируем. Если все хорошо, если штаб даст добро, завтра вы вернетесь к нормальной жизни.
Хорошо бы. Но «если, если…» Штаб. Кажется, эта тихая, почти невидимая война никогда не закончится.
Сердце замерло от волнения – наружу хотелось.
– Если жалоб нет, – Комиссионер в штатском смотрел ровно, как хамелеон, – я вас больше не задерживаю.
*****
Уровень СЕ.
Лиам.
«Все хорошо. Все отлично…»
Она врала.
Он просматривал каждый сеанс в записи, вглядывался в ее лицо и видел многое – Кейна пребывала в бешенстве. Но играла она, как титулованная актриса, пыталась дурить доктора до последнего. Тот, однако, считывал импульсы напрямую, минуя слова.
Ее взгляд стал другим. Не испуганным более, не забитым, очень острым. Все еще опасливым, настороженным, но уже ощущающим, что жизнь имеет цену. Кейна отращивала броню, и делала это быстро. Лиаму нравилось. Чем толще броня, тем интереснее.
Диас (коллега, которого Кейна мысленно звала «кареглазым») попытался провернуть этот трюк сутки назад с новоприбывшей девчонкой, решился на «слияние», даже дошел до пятидесяти одного процента… И сдался. Девчонка в реанимации – перегрев нервной системы, совместимость энергий нулевая.
Лиам мысленно возвращался к этому время от времени, думал, размышлял. И все больше убеждался, что ощутил крошечный шанс, надежду на благополучный исход (почти невероятный, но все же) тогда, когда впервые «вошел» в нее взглядом. Кейна дрогнула… но расслабилась. И нет, ему не показалось – она шатко, с большим усилием, но добровольно сумела отступить внутрь себя. Ее первую на его памяти не пришлось «рвать».
И только поэтому позже он «влил» себя полностью, хотя была договоренность с Диасом более это испытание не проводить. Потому что восемнадцать умерших только за последние месяцы – мужчины, женщины… Люди мялись под компрессией, как бумажные.
Кейна не смялась.
Диас скрывал настоящие эмоции, хотя определенно испытывал их. Даже поставил свою подпись в рапорте напротив отсутствующих отметок коллеги на работе в последующие дни. Подтвердил, что Лиам проводил восстановительно-реабилитационные действия по отношению к пережившей клиническую смерть заключенной.
Пережившей клиническую смерть… Полную отключку.
Кейна не могла начать дышать. Ни по каким показателям. Но она задышала. И теперь сидела в записи на стуле напротив дока, старалась выглядеть спокойной, а Лиам, всматривающийся ей в глаза, до сих пор помнил, как конвульсировали вокруг его пальцев скользкие горячие мышцы. Начинал вибрировать всеми полями, вспоминая ее оргазм, чувствуя его до сих пор, неохотно входил обратно в рабочий режим.
Грера пока не буйствовала – лишь трое новеньких. Двое сразу «в утиль», третья пыталась держаться, но Диас, который теперь молча желал повторить то же самое, что удалось Лиаму, почти убил ее.
«Сто процентов!» – красный свет системы.
«Дыхания нет… Пульса нет…»
Живая Кейна на стуле.
Комиссионер, случайно или намеренно адаптировавший под себя женщину, становится зверем. Очень тихим и очень наблюдательным. И уже никогда не выпускает «жертву» из вида.
«Хорошо ли вы спите по ночам? Не мучают ли вас кошмары?»
В Кейне зрела агрессия – плотная, как скатанное ватное одеяло, сухая и взрывоопасная.
«Все хорошо. Все отлично. Когда меня выпустят на волю?»
Она хотела «в мир».
Лиам испытывал смешанные чувства.
Но висел над клавиатурой вопрос дока: «Подтверждаете ли вы разрешение на выход для мисс Дельмар?»
Она прислонялась к его плечу обнаженная, она укусила его. Она просила его завершить начатое – пальцы Лиама застыли над кнопкой.
Она бесилась оттого, что ее поместили в «санаторий», пока еще не знала о том, что тот самый мужчина с двуцветными глазами, коим она мысленно его именовала, выписал для нее максимальный бонусный пакет. За причиненный ущерб – физический и моральный, – за пережитую клиническую смерть.
За единение. За волны возбуждения. За доверие.
За то, что испытал с ней. В ней.
– Да, – проговорил вслух после долгой паузы, – выход наружу разрешить.
И приложил палец-печать к висящей в воздухе таблице.
Глава 12. 101
(Imagine Dragons – Nothing Left To Say / Rocks Medley)
Кейна.
Никогда раньше я не путешествовала на Стреле – экспрессе повышенной комфортности. Всегда экономила деньги, не имела возможности тратить лишнее.
Теперь имела. И ничего по этому поводу не испытывала – цена этих денег испаряла всякую радость.
Сто тысяч. Кредитная карта серого цвета и бумага, сообщающая о том, что отныне я могу выбрать любой дом или апартаменты и владеть им (без права продажи) все то время, пока нахожусь на Четырнадцатом, было тем, что мне выдали при выходе «наружу». Под строчками внизу: «Выход разрешаю» и «Бонус за моральный ущерб выделить» стояла подпись – Лиам Карра.
Меня кидало в дрожь от звуков этого имени. Даже если я всего лишь касалась их мысленно, казалось, СЕ воплотится сейчас вновь, сотрет веселый пейзаж за окном – зеленые поля и ярко-желтые цветы, – проявится посреди голубого неба черной мглой и заглотит меня обратно.
Сутки назад я шагнула из Санаторного портала на Четырнадцатый, и меня встретил неприметный человек на неприметной машине, привез во временную квартиру с табличкой «101» на двери, оставил со словами: «Захлопните за собой дверь, когда будете уходить».
Когда определитесь с жильем. Собственным. И мне не принадлежащим. Хороший бонус, наверное, по мнению Комиссии.
Вечер штормило; рвалась за окном гроза. Я рыдала почти сутки с редкими перерывами – лилась наружу боль. За каждый удар, за каждый час и вдох, который пришлось пережить в той камере. Обещала себе не вспоминать, но не могла, скручивалась от рыданий, от скулежа. Да, выжила. Вышла. Но какой? Кем?
Не было ни сил, ни желания листать каталог «бонуса», выбирать новое место жительства; капали на лист с замысловатым Комиссионным кодом – моим сопроводительным номером – слезы. Чернила не размывались. Бумагу эту мне приказали иметь с собой отныне всегда и везде, последующим молчанием сообщая: «Ты можешь уже не быть на СЕ, но СЕ никогда не заканчивается». Новый паспорт взамен утерянного выдали тоже.
Поесть я заставила себя только в два ночи.
В три решила, что нельзя жить памятью о случившемся. Она, память, утащит в душевный разлом, утопит. Пребывая в жалости и одиночестве, я буду поливать свежие раны кислотой, и никто не придет, не постучит в дверь, не скажет «все будет хорошо», если я не скажу себе этого сама.
И я сказала. Кое-как, желая только лежать, свернувшись калачиком на ковре, превозмогая «не хочу», утром я выпихнула себя из квартиры «101» и поехала на вокзал за билетом до Кирстона – города, из которого месяц назад прибыла в Нордейл. Мне нужно общение, нужен кто-то нормальный, знакомый, помнящий меня «до». И тогда, быть может, я тоже вспомню себя «до», сложу ее с той развалиной, которой стала «после», получу некий результат. Дерьмо, если с ним ничего не делать, как гнилая вода в запертом бутыли, будет разлагаться и плесневеть. Чтобы ее вытеснить, нужна другая вода, свежая. Ей станут новые впечатления, мысли, встречи.
И СЕ когда-нибудь сотрется из памяти.
Вместе с именем «Лиам Карра».
(WE ARE FURY feat. Gallie Fisher – Nightmares)
Я хотела увидеть те места, которые были в круглых письмах – «зеркальцах», что мне приносили в каземат. Знакомые кофейни, любимые дорожки, выпечку в корзинках, цветущие аллеи. Убедиться, что эти вещи все еще существуют и существуют для меня. Что я могу прогуляться по мощеным улицам, собственными пальцами дотронуться до витрин, потянуть витую ручку тяжелой двери «Баллины» – забегаловки, где когда-то, отпрашиваясь с работы, обедала.
Снаружи. Я снаружи.
Бархатные дорогие темно-красные сиденья, сияющее новизной купе; стекло настолько прозрачное, будто его и нет. «Стрела» неслась, как ветер, но ни стука колес, ни гудения, ни даже качки – сплошное удобство. И, что лучше всего, никаких попутчиков.
Уснула я через полчаса, как мы отъехали от центрального вокзала.
Тьма в моем сне поглотила желтые цветы и поля, растекся туман, из ниоткуда проявились стальные прутья решетки. И лицо кареглазого, зависшее надо мной.
– Очнулась? Хватит плавать в мечтах, давай, возвращайся в реальность…
Камера; крючья в стене. Надзирательный пост, как маяк среди погруженного во мрак нижнего яруса тюрьмы.
Я проснулась, вздрогнула так сильно, что с коленей слетела на пол сумочка – почти минуту слепо смотрела в окно, силясь восстановить дыхание. Сердце вскачь, на лбу пот – я уже не там, я не там…
«Я еду в Кирстон… К Адрии… Мы созвонились, она ждет…»
Зелень за окном реальная, канареечные цветы тоже – их запах проникал в вагон сквозь систему вентиляции. Табло сообщало, что через сорок минут поезд прибудет на вокзал.
Руки ледяные, сердце тоже. За окном жара в двадцать восемь градусов.
*****
В том же агентстве, где я когда-то работала администратором, Адрия числилась стилистом-визажистом и была единственным человеком, с которым можно было нормально общаться. Простая, «без короны» и замашек королевы, красивая, вечно чуть нервная. Идеальная, если бы не полторы пачки сигарет в день, которые, по словам Адрии, помогали ей успокоиться.
«Женщина не должна быть без изъянов, правда?» – пыталась она оправдаться время от времени.
Ей я и позвонила.
«На обеде в Триксе», – ответили мне торопливо и положили трубку.
Стоя на привокзальной площади, я долго смотрела на зажатую в руке трубку своего нового сотового – черного, с большим экраном. Хорошо, что в памяти сохранились номера – не вышибли.
Текущая по ступеням толпа – цветные рубахи, шляпки, сумки, каблуки… Огромное количество лиц. Стоя, как валун в реке, и разделяя людское течение надвое, я думала о том, что еще неделю назад убила бы за общение хотя бы с одним человеком, а сейчас поймала себя на мысли, что ищу в толпе совершенно определенное лицо. Его.
Он не придет. Никогда. Он со мной закончил.
Что-то крошилось внутри. Сколько угодно можно было пытаться не думать о Лиаме, но пока он был мне все так же нужен, как и тогда. Синдром спасителя и жертвы? Увы, нет.
Другой мир, другой Уровень – Лиама Карры здесь нет и быть не может. И бессмысленно корить себя за бушующее где-то внутри желание снова увидеться.
– Девушка, такси? – вывел меня из оцепенения толстый дядька с блестящей от пота лысиной и одышкой.
Такси?
Я задумалась. Пока я не определилась ни с жильем, ни даже с городом, стоило снять комнату в отеле.
– Нет, спасибо.
Таксист моментально потерял ко мне интерес.
Я, перестав рассекать толпу, двинулась вниз по лестнице.
*****
–…Кей…на? – Она смотрела на меня, как на призрака. Все та же стройная, ухоженная Адрия, тонкая, аккуратная. – Ты что, червя себе подселила?
В кофейне тепло, почти жарко – пахнет молотым кофе и выпечкой, – у меня же по спине от ее слов стекла холодная волна.
«Не червя. Хвост…» – и вновь иррациональное пересечение миров.
– С чего… ты взяла?
– Сколько ты скинула? Сколько мы не виделись? Месяц? И килограмм пятнадцать в минус…
«У тебя адские круги под глазами, вид, как у зомби» – сочувствие за искусственными зелеными линзами было настоящим.
– Послушай, если ты… из-за Кита… Не стоит он того.
Адрия уселась напротив, повесила сумку, по привычке положила пачку сигарет и зажигалку на стол, хотя курить внутри запрещалось. Она боялась заводить о нем разговор, чтобы не ранить мои чувства, а я не сразу вспомнила, кто такой Кит…
– Я… нет…
Наверное, нужно было соврать про аппетит, про возможные проблемы с желудком, наверное… Я же просто захлопнула рот. И открыла его только тогда, когда подошел официант.
– Латте… – Подумала, что боготворить сейчас я буду каждый глоток. Как и каждый вдох, который делаю на свободе.
– Мне тоже.
Адрия казалась поверхностной, но была настоящей, пытливой. И ей не было на меня плевать.
– Значит, не из-за него? – она подалась вперед.
– Нет. – Из-за другого.
– Хорошо. – А в глазах тревога. – У меня, правда, всего двадцать минут. Ты же знаешь наше начальство. Твое… бывшее начальство.
В паузу, пока нам не принесли кофе, Адрия успела рассмотреть мою странную безразмерную майку и мелко дрожащие руки. Ее собственные автоматом потянулись к пачке сигарет, после отодвинули ее в сторону.
– Ты решила переехать обратно? Начать сначала?
Сначала. Да.
– С переездом не решила. Просто хотела тебя увидеть.
– Вот она я, все такая же. – Когда она смеялась, то напоминала мне актрису из фильмов: трясущиеся завитые локоны, красная помада на губах. – Послушай, если хочешь обратно… Кит, он, в общем, порвал с Кристинкой, мутит теперь со Стеллой…
Я была столь же далека от интриг агентства, как звезды от земли.
Кофе казался божественным на вкус; смеялись люди за соседним столиком. Жизнь потихоньку налаживалась, наливалась цветом, запахами и чем-то новым, тем, что я успела забыть.
– Я не хочу назад, – перебивать было невежливо, но Адрия не обиделась. – Буду искать… что-то другое.
– Хочешь пожить у меня? Ключи дать?
Во мне скользнул теплый лучик внутри от ее готовности чем-то поделиться.
– Не надо. Я сняла комнату в отеле.
И немой вопрос: чем тогда я могу тебе помочь?
Я помолчала, поджала губы, после решилась – в конце концов, начинать новую жизнь надо. Когда, если не сегодня?
– Научи меня идеально накладывать макияж. Попроси Мика сделать мне новую прическу, покрасить, можешь? Мне нужно сделать… новую меня.
В Адрии будто зажглось изнутри солнце.
– Ну наконец-то! Сколько раз я тебе предлагала. Сколько? А ты ни в какую… Решилась!
– Решилась, – отозвалась я эхом.
– Сегодня в семь в салон приходи, да?
Эта вопросительная приставка «да» опять не вовремя мне напомнила коридоры далекого подвала. Двуцветные глаза – синие и серые.
«Просто смотри на меня, да?»
– Приду.
– Ну супер! – Ее пальцы с яркими ногтями обжали сигаретную пачку жадно. – Мне пора, обеденное время заканчивается. Я тебя жду… И Мик тебе обрадуется.
Она собиралась выпорхнуть, как птичка, но почему-то замерла, глядя не то на мое похудевшее лицо, не то на изменившийся взгляд.
А дальше вопрос, которого я ждала, которого не хотела:
– Что с тобой… случилось за эти четыре недели, Кей?
«Что? По-настоящему…»
Наверное, также сильно она удивлялась бы, если бы я вернулась полностью седой.
Нужно было ответить «ничего». Врать не хотелось, и я прочистила горло.
– Много… всего.
«Потом как-нибудь расскажу», – пообещала я сквозь строчки, зная, что это потом никогда не наступит.
– Ладно, – прошелестела Адрия тихо, – тогда… в семь?
– В семь.
И она зацокала прочь длинными каблуками – изящные щиколотки, тоненькие шпильки.
(Matthew Morrison – We Own The Night)
В комнату отеля я вернулась в три – включила кондиционер, присела на край двуспальной кровати. Есть время принять душ, отдохнуть. Большое зеркало на противоположной стене отражало сгорбленную девчонку с тонкими, как ветки, руками – меня, до сих пор одетую в белую майку и бесформенные штаны, найденные в «санаторном» шкафу.
До визита в салон нужно купить другую одежду.
Почему-то ныли виски, и, несмотря на не разогнавший еще жару кондиционер, морозило.
«Не обращайся к человеческим докторам. Бессмысленно».
Горела сквозь кожзаменитель сумки надпись на сложенном листе: «Ответственный за наблюдение и курирование объекта: Лиам Карра».
Четырнадцатый до сих пор казался мне продолжением СЕ – нарисованной на внутренней поверхности моих глаз иллюзией, готовой явить черную изнанку реальности в любой момент.
На часах пятнадцать-пятнадцать. Плотные шторы, как занавес в театре: наполовину задернуты, ткань тяжелая. Простыни на кровати накрахмаленные, идеально ровные и холодные.
Если бы он пришел сейчас… я бы разрыдалась.
Выкрикнула, чтобы он убирался прочь.
Я бы обрадовалась. Очень робко и очень сильно.
Вспомнила бы про ненависть, про свою неуместную любовь, я бы притянула его к себе, попыталась бы продавить его форму своими ногтями, обняла бы крепко, без права на уход. Я бы вспомнила, каким нежным и настоящим, живым и горячим рядом с ним было мое сердце. Я бы разгрызла зубами железный забор его отчужденности, сказанного им «нет».
Я бы стала снова живой.
Но в дверь никто не входил.
Глава 13
Сарафан с цветами я купила назло.
Назло себе, которая всегда чуралась ярких оттенков, назло той части меня, которая все еще отчаянно желала забиться в угол и слиться с серой стеной, назло Комиссии, которая ломала и не доломала, назло Лиаму.
«Наблюдаешь? Наблюдай!»
Туфли и шляпка. Полный, по мнению старой Кейны, моветон. Зато из высокого зеркала на меня смотрел кто-то другой – не я.
Однажды я поверю собственному отражению, однажды приму его, улыбнусь ему.
На выход из магазина я прошагала с тем чувством, будто кареглазый только что спросил меня: «Чего ты хочешь?», а после переодел в самое неудобное на свете тряпье.
«Если тогда не сломали, не сломаешься и сейчас, терпи».
Трансформация начата.
Комиссионный документ в новую сумочку я перекладывала с таким же выражением лица, с каким перекладывала бы противную скользкую змею.
Двадцать минут восьмого.
Я даже смеялась над шутками Адрии. Что-то щелкнуло внутри, и я прикинулась прежней так ловко, что никто не замечал подмены. Мик оттягивал локоны, мазал их пахучей краской, травил байки, вращал запястьями и закатывал глаза так, как умеют только геи; из радиоприемника доносилась песня, которую я никогда раньше не слышала – новинка.
– Стрелки не должны смотреть вниз, поняла? Нам ведь не нужен грустный взгляд? – вклинивалась в истории Мика Адрия.
Я кивала. Не нужен.
– Растушевывай сначала тени, после наноси подводку…
Кисточка порхала по моим векам поролоновым боком.
Меня учили контурировать лицо, скулы, нос – бесполезная, как мне всегда казалось, наука. Теперь я впитывала ее, потому что «надо». Больной человек не всегда знает, как действуют таблетки, но они действуют, если он кладет их в рот. Макияж был моей таблеткой, и я разжевывала ее, давилась, запивала и глотала.
До рези в глазах пахло аммиаком; песни в радиоприемнике сменяли одна другую. Что-то творилось с закутанными в фольгу прядями волос на моей голове – они меняли цвет.
– Смотри, если нужна дневная форма, не подводи нижнее веко… И растушевка сейчас в моде, впрочем, как и всегда…
Адрия трудилась над моими бровями и скулами.
Слетела в какой-то момент фольга; меня отмыли от краски, превратив в нечто с красноватым оттенком на голове. Увидев мое выражение лица, Мик замахал руками:
– Это смешается с другими оттенками, будет красиво.
Он оказался прав – краснота после сушки феном оттеняла другие цвета – орех, кору Сьены, мягкий шоколад.
– Видишь?
В тот момент, когда я хотела его похвалить, что-то случилось. Всего на несколько секунд, но этого времени мне хватило, чтобы покрыться холодным потом – стены салона расплылись. Раздвоилось отражение в зеркале; сдвинулся мир. Потянуло вдруг из ниоткуда сыростью подвала, вернулась та самая боль, которую я испытывала при «слиянии» с Лиамом – я начала задыхаться, хватать ртом воздух.
– Эй, эй, эй… – Мик осторожно хлопал меня теплыми ладонями по щекам. Мир, вращаясь, возвращался на место, являя цвета, оттенки и запахи. Уже держала стакан с водой посеревшая под слоем румян Адрия.
– Подруга, ты чего? Может, доктора?
– Не надо… доктора…
– Краски нанюхалась? – Мик смеялся нервно, с облегчением. – Так бывает с непривычки, я уже столько раз «травился», что чувствовать перестал. Нормально? Продолжаем? Осталось просушить…
Я кивнула, выдохнула и натянуто улыбнулась.
Адрия, тряхнув головой, отпила добрую половину воды из принесенного для меня стакана.
Получасом позже, если бы не глаза, в зеркале отражался кто-то другой – целый, никогда не испытывавший боли. Удивительный водопад волос, вернувший усилиями парикмахера блеск; дерзкие брови, кажущиеся пухлыми из-за контура и матовой помады губы, совсем иной взгляд. Симпатичная, красивая даже девушка.
Мик хлопал в ладоши; нервно закурила прямо в помещении довольная результатом Адрия.
– Ну как тебе?
Часть меня, забившаяся в глубину, не верила в настоящность этого образа. Но от меня ждали слов восторга.
– Отлично! Очень… здорово.
*****
(Simon, IOLITE – Only Human)
Симпатичная мощеная набережная, живописное в закатном свете озеро. Теперь я не понимала, куда рвалась отсюда, почему мечтала уехать. Зачем море, когда такие оттенки – золотые, персиковые, розовые и бронзовые? У выгнутого, словно бок чаши, берега покачивались далекие лодки – дорогие, наверное, отсюда игрушечные. Теплый и бархатный ветер носил вдоль прибрежной кромки запахи сладкой ваты, чужих духов, мшистых камней, сырости. Удивительный вечер – самый спокойный за последние месяцы.
Жаль, что смотрела я на всю эту красоту будто из-за закрытого окна. Понимала, что ей надо любоваться, наполняться, вдыхать и балдеть, но осознавала это лишь теоретически. Красивая внешне, я пока оставалась раскрошенной внутри, и это нервировало. Нет, меня убила не камера, не кареглазый и не брандспойт в спину. Меня «убил» Лиам. Его в моей новой жизни отсутствие.
И в этот тихий вечер особенно сильно не понималось, почему мы не вместе. Кому нужны чины, звания, разделения, формальности? Если двое встречаются, им сам Создатель велел держать друг друга за руки, не отпуская, ведь так? Но человек с двуцветными глазами существовал в параллельной вселенной и здесь звался моим «куратором». Какое удивительно отчужденное слово…
Да, я пройдусь вдоль озера, но не из-за хорошего настроения, а потому, что за мной, скорее всего, наблюдают. Пусть они видят, что моя жизнь стремительно налаживается, что скоро в ней все станет не просто хорошо, но отлично.
К черту… Когда-нибудь все наладится по-настоящему, а пока так.
Никому, кроме меня, не видно, что я ощущаю себя наштукатуренным манекеном, натянутым поверх пыльного мешка.
Все быстрее цокают по набережной каблуки, все отчаяннее треплет локоны и подол цветастого сарафана ветер. И неважно, что поджаты губы, что внутри совсем другой ураган.
– Я забуду тебя…
«Ты мне не нужен».
«Очень нужен».
«Никто не нужен…»
– У меня все хорошо, понял? – Стала отчаянно напрягать, как стальной шип в гениталиях, лежащая в сумке бумага. Следом хлынула удивительно сильная вспышка злости. – И я вам не кролик, чтобы держать меня на поводке…
*****
Уровень СЕ.
Лиам.
(I am waiting for you last summer – In Circles)
Он должен был наблюдать за ней минимум шесть недель – отслеживать странности поведения, изменения психоэмоциональных состояний, – но Лиам понимал другое. Тесты Кейны завершились, а вот его собственный главный тест всех контрольных систем, видимо, только начался. Она хотела его рядом – рьяно, до боли, до внутреннего крика, – и по отлаженному нерушимому фундаменту Карры шли непривычные вибрации. Ничего такого, с чем он не мог бы справиться – все поддается контролю, – но их связь, похоже, глубже, чем просто связь слитых энергий.
Он не знал, что она могла быть такой – разбитой и одновременно нерушимой, раскрошенной и стойкой. Дикой, бросающей всем и всему вызов. Этот вызов он вдыхал со странным трепетом, ожиданием, заранее зная о том, что в последующие недели терпеливым ему придется быть часто.
Из салона она вышла иной – красивой, независимой, – но его до вздрагивающих ладоней привлекало другое. Жила, неугомонность, бьющийся пульс. Они могли разбить ей все кости, но этот пульс не сумели бы заточить ни в одни оковы – дерзость, дерзость, дерзость… Она заводила его, как ничто иное, она вызывала в нем желание аккуратно завести тонкие руки за спину и держать их, глядя Кейне в глаза, пока та не успокоится, не притихнет. Не осознает, что он рядом, не осознает, кто он. А после успокоить ее по-другому.
Ему следовало заняться формулой излучения тела Кейны, ее новым фоном – что-то в нем настораживало Лиама. Постоянно меняющаяся связь химических процессов, своего рода продолжающаяся мутация – еще никогда женщина не сливалась с Комиссионером СЕ. И процесс длился до сих пор.
В кабинет вошел Диас, встал за спиной; Карра автоматически погасил тот экран, который транслировал связь химических процессов девчонки – ни к чему еще одна пара настороженных глаз, пока в происходящем не разберется он сам.
– Быстро она… похорошела.
«Не добили».
Лиаму не хотелось, чтобы Диас смотрел на таблицы, но у них равные права – не запретишь. На главном экране Кейна шагала по набережной вдоль закатного озера – все еще напряженная, но уже другая, с истончающимся поводком.
– Зря ты ее выпустил.
Вечер, и короткий перерыв. Десять-пятнадцать минут, пока очередная зона не замигает красным тревожным сигналом.
– Не было причин оставлять.
– Не было?
Темные глаза Диаса усмехались холодно и неприятно. Они, эти глаза, без слов говорили: «Она под тебя адаптирована. Если бы под меня адаптировалась женщина, я бы с СЕ ее уже никогда не отпустил».
Выделил бы камеру, постелил бы в ней матрас, приковал бы «счастливицу» к стене. И Лиам не сомневался, что так и было бы. Максимум, на что его коллега расщедрился бы для своей рабыни – это нормальное питание и, может быть, пара книг в месяц. Незавидное существование. О том, что происходило бы в той камере в свободное от работы Диаса время, Карра знать не хотел.
– Почему не пойдешь за ней, не довершишь процесс?
Лиам молчал.
Много причин.
Первая из них – притяжение, канат. Та жажда между ними, которую родит завершенный процесс, поглотит обоих. То, что сейчас ощущает Кейна, – малый процент от того влечения, которое она начнет ощущать к Лиаму после полноценного секса. Нельзя этого допускать. Он не просто Комиссионер, он Комиссионер уровня СЕ, а это само по себе уже четкая характеристика, которая говорит о том, что в нем, как и во всех, работающих здесь, присутствует ген агрессивности и равнодушия к чужой боли. Коэффициент настолько же высок, как и в Диасе, пусть Кейне Лиам пока кажется «лапочкой». Ген жестокости вычисляли по сложной формуле, он присутствовал далеко не во всех, и без него на СЕ попасть было невозможно. Они здесь не просто доминанты, они в какой-то мере садисты, и то, в кого Карра превратится, заклеймив Кейну, было неизвестно даже ему самому. Последствия могут быть непредсказуемыми.
– Я бы сделал это, – продолжал Диас, – плевать… на остальное.
Ему нравилась живая жилка Кейны, и он тоже наложил бы руки на ее пульс. От этих мыслей Лиам ощущал внутри себя ледяной сквознячок – тонкий и опасный.
«Довершить процесс» означало бы также объяснить ей, что вместе они быть не могут. У Карры не просто сложный характер, он «СЕшник» – это в крови, в ДНК, такие люди непригодны для совместной жизни. По крайней мере, никто раньше не пытался. К тому же у него запрет на проведение на поверхности более нескольких часов кряду. Из-за дополнительного облучения, которому подвергались они все, чтобы стать более приспособленными к измененным условиям экспериментального уровня. Иначе говоря, они настолько радиоактивно фонили, что считались опасными объектами для соседства с людьми. Если бы не дополнительное облучение, тонкая материя СЕ вредила бы их собственным полям.
От этого понимания еще более удивительным становился тот факт, что Кейна «приняла» Лиама. Теперь он будет продолжать хотеть ее, невзирая ни на какие «нельзя», и сможет совладать с этим, если только она не «выведет» его случайным флиртом, который, как Лиам надеялся, случится не скоро. К тому времени он совладает с голодом.
– У меня все хорошо, понял? – прошипела тем временем девчонка на экране. – И я вам не кролик, чтобы держать меня на поводке…
После она достала из сумочки сопроводительный документ, попыталась порвать его, удивилась, когда поняла, что специальная бумага не поддается. Рыкнула от злости, предприняла очередную попытку испортить лист – тщетно.
– Вот же черт… – выругалась и зашагала дальше.
Ноздри Лиама трепетали от ее злости, она, эта злость, была как бензин для факела, и что-то сотворяла с ним на глубинном уровне, шевелила его ядро. Дерзость – жизненный пульс Кейны. Он хотел слушать его удары – бешеные или спокойные, – находясь очень близко. Диас чувствовал это тоже. Усмехнулся за спиной, когда камера высветила еще одного человека.
– У вас не найдется зажигалки? – спросила Кейна, все еще держа в руках пресловутый лист.
