Текст книги "Охота на ведьм"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Думаю, вам надлежит представить меня сквайру.

Поначалу брат-инквизитор собирался заниматься расследованием тайно, но, увидев следы несомненной ереси, решил, что правильнее будет открыться сразу, дабы ввести преступников в тревогу и волнение, ведь именно таковые чувства лучше прочих способствуют выявлению чужих секретов.

Аббатиса кивнула, дождалась, пока гость допьет вино, и последовала за инквизитором в покои, отведенные под ночлег Конрада и его слуги. Только у самых дверей Иоганн посторонился, пропуская хозяйку вперед, но сделал это нарочито небрежно, чтобы показать, кто настоящий хозяин в храме небес на земле.

Ирен не могла не почувствовать насмешку и, коря себя за то, что никак не удавалось справиться с детскими страхами, распахнула дверь без стука, надеясь застать сквайра в неприбранном виде, потому что полагала, что его торс, даже исковерканный горбом, будет крайне приятен для женских глаз.

Однако проделка не удалась: Конрад стоял у окна, так и не избавившись от верхней одежды, наблюдая за жизнью, бурлящей во дворе аббатства. Ирен разочарованно закусила губу и мысленно напомнила себе дать взбучку нерасторопным послушницам, не успевшим принести в покои гостей принадлежности для омовения.

– Матушка? – Он снова поклонился, чуть ниже, чем прежде, но, заметив за спиной аббатисы монаха, тут же резко выпрямился.

– Этот человек желает поговорить с вами, сын мои. По делу, не терпящему отлагательств.

Конрад вопросительно сдвинул брови, и Ирен поспешно продолжила:

– Вы приходили ко мне с прошением от селян, если помните. О мертвяке, убившем одного из них. Я в свою очередь попросила о помощи своих старших братьев, и один из них сейчас перед вами. Брат Иоганн.

Аббатиса перевела взгляд на инквизитора, словно спрашивая позволения откланяться, и тот улыбнулся, принимая покорность верной дочери церкви.

– Не смею более отрывать вас от насущных дел, сестра.

– Если мое участие понадобится, то…

– Я найду, кого прислать за вами.

Ирен еще раз, с сожалением об упущенном удовольствии окинула взглядом сильную фигуру сквайра и поспешила убраться подальше от пахнущего пеплом и смертью инквизитора.

* * *

Конрад перестал ожидать что-либо хорошее от наступившего дня еще в тот миг, когда увидел гоблинов на имперском тракте. Нужно было повернуть назад или обойти зеленокожих с их добычей по кругу, не вмешиваясь в чужие судьбы, особенно после того, как разглядел на карете церковные кресты. Но проклятая привычка защищать, крепко въевшаяся в кровь и плоть с ранней юности, сказала; «Никаких отступлений!» И что в итоге? Умильно улыбавшийся инквизитор, вольготно расположившийся на широкой скамье.

– Позволите узнать ваше имя, сын мой?

– Конрад Берк.

– Вы владеете одним из здешних поместий?

– Да.

– Оно приносит хороший доход?

К чему все это? Он ведь мог узнать ответы на свои вопросы, обратившись к любому прохожему. Да та же аббатиса располагала всеми сведениями, интересующими допросчика в серой сутане! Но если инквизитор сейчас сидит именно здесь, значит, слова из других уст его не интересуют: ищейка взяла след, принюхиваться больше не надо.

– Не слишком.

– И вы прилагаете усилия, чтобы избавиться от ваших владений и перебраться в более благодатные места?

Что ответить? Сказать да – значит соврать и навести на себя подозрения. Сказать нет? Еще более озадачить собеседника. Остается только…

– Меня не ждут в благодатных местах.

Инквизитор прищурился, всматриваясь в лицо сквайра:

– Намекаете на свое… увечье?

У-ф-ф-ф. Можно выдохнуть и успокоиться. Ненадолго. Хорошо, что он сам зацепился за этот крючок.

– Для меня закрыты многие пути.

– Но только не путь к свету.

Ну да. Постричься в монахи не возбраняется никому. Даже сирому и убогому. Вот только в монастырях почему-то охотнее привечают не бедняков, а наследников богатых и родовитых семей.

– Я думал об этом, отче.

– И каковы итоги раздумий?

– Мне не на кого оставить сестру.

Инквизитор задумчиво провел пальцами по нижней губе и подбородку.

Сомневается? Ну ничего, наличие сестры как раз можно проверить и подтвердить, равно как и то, что Линна еще не замужем и не обручена.

– Вы хороший брат.

Звучит не как похвала, а как обвинение.

– И могли бы стать хорошим братом всем нам.

Да, как же! Отдать все имущество в распоряжение церкви, а самому отправиться прозябать оставшиеся до смерти дни в такую же глушь, как Амменир. Заманчивое предложение, ничего не скажешь! Но если оно сделано, значит, далее последуют угрозы. Инквизиторы всегда так поступают, сначала увещевают, а потом начинают подталкивать к принятию решения. Иногда мягко, иногда грубо и бесцеремонно. Как будет на этот раз?

– Церковь щедра.

– И церковь милостива к грешникам. – Взгляд монаха многозначительно коснулся прислоненного к стене «шершня».

Углядел-таки, мерзавец. Хотя сам виноват, раньше нужно было думать и раньше таиться. Вот так, сделаешь доброе дело, а потом нахлебаешься досыта, за собственную доброту расплачиваясь.

– И многое может быть прощено?

– Все, что в силах простить Отец небесный.

Конрад сделал вид, будто задумался над словами инквизитора. А тот, видимо полагая, что все необходимые решетки расставлены, продолжил расспросы:

– Вы осматривали то мертвое тело, из-за которого начались волнения?

– Волнения? – фыркнул сквайр. – Люди в любой малости готовы увидеть страшную беду.

– Хотите сказать, что оживший мертвец – сущая безделица?

– В здешних местах? Да.

– А чем здешние места отличаются от других?

Неужели он и правда не знает? Странно. Зачем же тогда прибыл сюда? Из-за нелепого доноса о мертвяке?

– Что вы слышали об Амменире, отче?

Инквизитор совершенно искренне покачал головой:

– Ничего. До сегодняшнего дня.

Конрад закусил губу.

Рассказать или нет? Если он начнет копать, то рано или поздно докопается до причины, удерживающей сквайра в гнилом поместье. Так может быть, подкинуть ищейке одну из косточек в надежде, что другие и не понадобятся?

– Много лет назад, еще во времена правления Демосфена, Амменир был захвачен нежитью под предводительством некой ведьмы по имени Эрхог. Зайдите в любой здешний крестьянский дом, и вам охотно расскажут сотни страшных историй о похождениях оживших мертвецов и их алчной хозяйки. К счастью, ее владычество над окрестными землями продолжалось недолго. Имперская гвардия выжгла и вычистила гнездо скверны, но время от времени то тут то там объявляются остатки прежнего мертвого воинства. Когда ведьма пала, часть ее подручных, потеряв силу, затаилась в лесах, впав в нечто вроде медвежьей спячки. Но иногда они просыпаются, выходят к селениям и… – Сквайр неопределенно взмахнул рукой.

– Это случается часто?

– Раз в год, а то и чаще.

– Так почему же только теперь стало слышно об Амменире и его беспокойных обитателях? – вопросил инквизитор, хитро щуря глаза.

Почему, почему… Придется добавить еще немножко правды.

– Тревогу подняли пришлые селяне. Те, что обосновались у самого леса. Они перебрались сюда совсем недавно, вот и не привыкли еще к местным причудам.

– А откуда перебрались?

– С запада.

– Спасаясь от эльфийских стрел?

– И от орочьих набегов, – не моргнув, добавил сквайр.

Инквизитор сплел пальцы в замок.

Не поверил? Что ж, его дело. Будет спрашивать, люди все подтвердят. Вот только от лука никуда не денешься, Бетрезен его подери!

– И кто больше досаждает здешним жителям? Эльфы или орки?

Конрад почувствовал, что начинает уставать от расспросов, но оборвать беседу, да еще столь вежливую, на полуслове могло только чудо. И оно свершилось.

Дверь приоткрылась, пропуская на порог комнаты белокурую целительницу с заспанными, чуть ввалившимися после тяжелой работы глазами и робкой улыбкой на бледных губах.

– Доброе утро!

* * *

Спаситель был красив. И тот, чьи страдания молили о помощи, тоже был красивый. Наверное, еще красивее. А тот, что сидел с ней в карете еще до того, как раздался звон стали, был красивый, только старый. Старее, чем другие. Но все равно, эти лица были уже знакомы. И запомнились навсегда.

Всю свою жизнь Эвиэль видела словно сквозь туман. Иногда он становился совсем редким, рваным, как кисея занавесей после проделок любимого котенка, но чаще все же оставался плотным, и в нем невозможно было разглядеть почти ничего, кроме неясных теней. А вчера был настоящий праздник Целых три лица сразу! Так много Эвиэль еще ни разу не разглядывала и не запоминала. Правда, одно из лиц она скорее чувствовала, чем видела, и с закрытыми глазами могла узнать его из тысячи, а вот с открытыми… Потому она и пришла на звуки уже слышанных голосов, в надежде разглядеть то, что осталось сокрыто туманом.

Она изо всех сил всмотрелась в тень, стоящую у окна, но лучи солнечного света, пробивающиеся в комнату сквозь ячеистый переплет рам, только мешали. Зато голос был слышен ясно, удивленный, но явственно чем-то обрадованный:

– Утро?

– Я спала. И проснулась. Значит, утро.

Он наконец-то приблизился, чуть разгоняя туман, но все еще недостаточно, чтобы Эвиэль смогла разобрать его черты.

– Как вы себя чувствуете?

– Ай, девочка, ну куда же ты вскочила? А ну, пойдем-ка обратно, полежишь еще!

Чьи-то ладони крепко сжали плечи девушки и повлекли за собой. Эвиэль успела лишь еще раз обернуться, в последней попытке ясно увидеть то, третье лицо, подаренное ей милостью божьей, но безуспешно: туман беспамятства снова сомкнул свои крылья.

* * *

– Она блаженная, – равнодушно сказал инквизитор.

Что-то подобное Конрад и подозревал. Ни одна послушница, находящаяся в здравом рассудке, не станет тратить все свои силы сразу. Тем более на рану, которая не может привести к смерти. Следовало лишь слегка залечить порез, а уже потом, в аббатстве, заниматься целительством сколько душе угодно. Да и парень потерпел бы.

– Отче?

А вот и он, легок на помине! Уже твердо стоит на ногах и вроде в отличие от сквайра даже успел подремать.

– Да, сын мой?

– Окажите милость, примите мое покаяние.

Второго подарка судьбы в течение пяти минут Конрад и вовсе не ожидал. Инквизитор может отказать в любой просьбе, только не в исповеди, значит, неприятный разговор откладывается.

– Разумеется, сын мой.

Монах поднялся со скамьи, пряча явное неудовольствие в уголках губ, и последовал за чудесно исцеленным воином, оставляя сквайра наедине с возможностью придумать сотню новых отговорок.

* * *

Марк дождался, когда инквизитор плотно прикроет за собой дверь, опустился на колени, молитвенно сложил руки и склонил голову.

– В чем ты грешен, сын мой? – ласково спросил исповедник.

– В том, что храню многие тайны, отче.

– Желаешь поведать о них?

– Ни в коем случае.

Инквизитор удивленно приподнял брови, а Марк раскрыл ладони, и луч света зайчиком отразился от перстня, повернутого печаткой наружу. Больше можно было ничего не объяснять и не называть никаких имен, но охотнику требовалось не просто доверие и благосклонность старшего брата по церкви, а его полное содействие.

– Что угодно брату моему?

– Вы видели эльфийский лук.

Марк не спрашивал, а утверждал. Инквизитор кивнул:

– Яснее ясного.

– Вы собираетесь обвинить сквайра в ереси.

– Этого требует закон.

– И как скоро?

Иоганн задумался.

– Когда прибудет очистительный отряд.

– Вы уже посылали за ним?

– Намереваюсь в ближайшем времени.

– Я прошу вас о промедлении. Настоятельно прошу.

Инквизитор обошел охотника по кругу и встал за правым плечом.

– В чем причина твоей просьбы, брат мой?

Еще утром, глядя, как монах в серой сутане воскрешает павшую лошадь, Марк ясно понял, с кем его столкнуло провидение. И еще яснее осознал, что все его планы могли разрушиться вмиг, когда сквайр пустил первую стрелу из «шершня». Инквизиция никогда не упускала из своих рук добычу, если только ей не попадалась другая, более лакомая. И пожалуй, охотнику было что бросить в алчно раскрытую пасть церковной ищейки.

– Поручение, которое я исполняю.

– И конечно же ты не можешь открыть мне его суть?

– Зато могу открыть имя поручителя.

– И кто же он?

– Его святейшество, епископ Андерер.

Приступ дрожи, прошедший по телу инквизитора, Марку даже не надо было видеть, потому что его эхо проникло и в голос монаха:

– Сам епископ? И что же он?..

Охотник позволил себе улыбнуться, благо улыбка осталась незамеченной. Итак, старший брат проглотил наживку? Пожалуй, даже слишком глубоко, если так сильно затрясся. Знать бы еще, почему… А впрочем, какая разница?

– Ты ищешь ведьм?

Марк кивнул. Глупо было бы отрицать очевидное. Но инквизитор, похоже, был осведомлен куда больше, чем рассчитывал охотник, потому что спросил, чуть ли не затаив дыхание:

– А у ведьм ты ищешь… кольца?

Марк промолчал, невольно пожалев, что начал эту игру. Впрочем, другого выхода все равно не было: оставь он все как есть, и попытку добраться до Амменира можно было считать провалившейся.

– Такие невзрачные, простенькие кольца. Они совсем ничтожны с виду, но стоит надеть их на палец, и…

Ладонь инквизитора мягко легла на плечо охотника, словно желая уловить смятение духа и плоти, но Марк остался спокоен. Впервые в жизни он был близок к исполнению всех своих желаний, и прежние устремления казались ему сейчас жалкими и презренными. Только бы добраться до кольца Эрхог, и весь мир будет у его ног, даже не замечая, кому служит.

– Можно обратиться, к примеру, в волка. Большого седого волка со шрамами на лапах.

– И в волка, – согласно улыбнулся Марк.

Инквизитор зашел спереди, всматриваясь в безмятежное лицо охотника.

– Ты собрал много колец?

– Я отвечу. Отвечу на все ваши вопросы. Но вы должны обещать, что не станете преследовать сквайра. Хотя бы пока я не выполню последнее поручение.

– Оно настолько важно?

– Я связан присягой.

Инквизитор брезгливо скривился. В свое время он и сам приносил подобные клятвы, правда, исполнения их с него ни разу не стребовали по всей суровости, а вот те, кому не посчастливилось… Они кричали от боли, но не могли нарушить присягу. Легче было умереть.

Марк рисковал, упоминая о нерушимом обете, потому что от последней присяги Андерер освободил его, получив упомянутое волчье кольцо, а новый обет наложить не успел. Или забыл. По крайней мере, охотник честно ждал несколько дней в столице, пока его святейшество соизволит на что-то решиться, а потом потихоньку исчез, рассчитывая, что успеет закончить намеченное дело прежде, чем епископ измыслит новую пакость.

– Но ты знаешь, для чего твоему поручителю нужны кольца?

– Знаю.

– И подтвердишь это перед Советом?

– Да.

Он не колебался ни мгновения. Не колебался и Иоганн, уже предчувствовавший восхождение к самым высоким вершинам по так неожиданно открывшемуся пути.

Конрад опасался, что дознаватель вернется, но день завершился вечером, прошла ночь, наступило утро, а серой сутаны поблизости так и не появилось. Невинное же лицо Марка позволяло понять лишь то, что отпущение грехов завершилось вполне успешно. Да и вообще, новый работник выглядел вполне счастливым человеком, что было особенно непонятным, если учесть, куда он направлялся.

Впрочем, сквайру было некогда раздумывать над странностями чужого поведения: целые сутки поместье жило без присмотра, и неизвестно, что могли учудить другие работники, особенно после воплей селян о мертвяке.

– Нам сюда, – сказал Конрад, сворачивая на развилке с мощеной дороги на утоптанную, но ничем не покрытую тропу.

– Как прикажете, – пожал плечами Марк, присматриваясь к явно меняющемуся окружению и заблаговременно вспоминая, что если уж назвался истребителем живых мертвецов, то не должен более ничему удивляться.

А удивиться хотелось, да еще как. Тропа, свернувшая под полог леса, вдруг захрустела под ногами сухими листьями. Только не осенними, как во владениях эльфов, а похожими на зеленую труху, сохранившую цвет, но лишившуюся всех соков. А потом зелени вокруг не осталось и вовсе.

Дневной свет менялся постепенно, и только пройдя несколько сотен шагов, Марк понял, что еще до полудня очутился в сумерках. Впрочем, они давали возможность разглядеть стволы деревьев, крошащиеся при малейшем прикосновении, нити паутины, густо свисающие с каждой голой ветки, бесчисленные хороводы чахлых поганок и белесые пятна обглоданных костей. Не нужно было спрашивать, чтобы понять: тропа вела в земли, до сих пор принадлежащие нежити.

– Ходячих трупов тут нет, – словно услышав незаданный вопрос, сказал Конрад. – Ну, если не считать моих работников.

– И что же они делают здесь? Не поля же возделывают?

– Собирают урожай, – коротко ответил сквайр, сворачивая на еще более узкую тропинку.

А спустя немногим более четверти часа Марк и сам увидел, чем занимаются работники амменирского поместья.

За частоколом кустов, похожих на решетку, простиралось болото, черное и безмолвное. Даже люди, стоящие по колено в воде и, согнувшись, что-то собирающие в непрозрачной жиже, казалось, не дышали, потому что не было слышно ни единого звука. Правда, когда один из работников выпрямился, оглядываясь на пришедшего хозяина, стало понятно отсутствие явных вдохов и выдохов: лицо каждого человека закрывала плотная повязка, видимо предназначавшаяся для защиты от ядовитых болотных испарений.

– Доброго дня, мылорд, – промычал работник из-под повязки.

– Доброго. Как вчерашний прошел?

– Да мимо вроде, надолго не задерживался.

– У вас будет новый охранник. Взамен Теда.

– Благодарствуем, мылорд, – безо всякой радости ответил работник и вернулся к прерванному занятию.

– Охранник? – переспросил Марк.

– Да. Но если желаешь, можешь идти к ним.

Охотник сделал вид, будто пропустил щедрое предложение мимо ушей.

– А от кого ж здесь охранять? Вы же сами сказали, что…

– Обратно пойдем – увидишь, – пообещал сквайр.

И Марк увидел. Стоило приблизиться к границе, разделяющей мертвую и живую земли, как в доселе тихом лесу поднялся птичий гвалт, а тропу перегородили волки. Они скалились, взрыкивали, показывая, что не позволят пройти тем, кто несет на себе следы вечной смерти. И даже выстрела, сбившего с ног одного из вожаков, не хватило, чтобы отпугнуть стаю. Потребовалось рассечь шкуры еще четверым озлобленным зверям, только тогда остальные расступились, пропуская возвращавшихся с черного болота людей. Но каждый из шедших по тропе еще долго чувствовал на себе пристальный взгляд недобрых желтых глаз.

– Что с ними? – спросил Марк, когда под ногами вновь оказалась мощеная дорога.

– Чувствуют смерть.

– И сами норовят умереть?

– Кто знает, что творится в головах у волков? Но мертвецов они не любят. И тех, кто все время ходит к мертвецам, тоже.

– Так происходит каждый раз?

– Это как повезет, – признал Конрад. – Чаще они ведут себя поспокойнее. Но если поблизости и верно начал шататься кто-то из мертвяков – жди нападения все время.

– Может, легче его выловить, и все снова успокоится?

– Может быть, – согласился сквайр. – Только ловить-то некому. Селяне трусят, а у меня егерей и так по пальцам пересчитать можно.

– Так вот же, инквизитор прибыл. Пусть он ловит.

– Инквизитор… – Конрад хмуро скривился. – Сдается мне, ему живых людей ловить прибыльнее.

«Правильно понимаешь, – подумал Марк. – С мертвяков какой спрос? Да и просители в лучшем случае лишь словесно поблагодарят, потому что с давних пор нечисть и нежить отданы под длань церкви, провозгласившей себя защитницей. А то, что при этом они попались в собственную ловушку, церковные владыки поняли уже много позже, когда охота на нежить стала приносить одни убытки. Вот тогда главной целью инквизиции стало искоренение ереси среди живых, которые, в отличие от мертвых, обладали хоть каким-то, да имуществом».

– Может, мне позволите? У меня сноровка в этом деле есть.

– Почему не позволить? Доведешь людей до дому и свободен до следующего дня. Только учти – платить за отлучки не буду.

– Да я ж не за плату, – широко улыбнулся Марк. – Мне в охотку.

– Ну, как знаешь.

Что ж, все сложилось как нельзя кстати. Можно будет вдоволь шататься по окрестным лесам в поисках места упокоения. А потом, как только оно найдется… Впрочем, дальше Охотник свои действия еще не продумывал.

Некогда вокруг амменирского поместья стояла высокая ограда, но, видно, во время давнего штурма и после него, когда имперская гвардия боролась со скверной, каменную кладку разметали в разные стороны, и теперь то тут то там поднимались поросшие мхом холмики. А расчищена была только главная дорога, по которой работники сквайра возвращались на ночлег.

Во дворе царило запустение, но если поместье близ Аартена, где Марк настиг последнюю ведьму, буйно заросло зеленью, то тут остерегались расти даже кусты, словно памятуя о нечистом прошлом. Чахлая трава, едва доходившая до щиколотки, проминалась под ногами до самой земли и, казалось, неспособна была вновь распрямиться.

Дом с наглухо закрытыми ставнями был черен, словно его пытались сжечь, но только и смогли что опалить огнем, и чудилось, что в воздухе все еще висит запах гари. Похожими на обжитые места выглядели только дворовые пристройки, судя по всему, сколоченные уже много позже выселения нежити: именно туда и направились работники, негромко переговариваясь друг с другом о долгожданном обеде. Сквайр же продолжил бы путь прямо к дому, если бы его не остановил скрипучий оклик:

– Доброй ночи, сынок!

Конрад остановился, медленно обернулся и сурово спросил:

– Что забыла здесь, старая?

– Дык это мы позвали, мылорд, – вступился за седоволосую женщину в пожелтевшем от времени полотняном платье один из работников, имени которого Марк не запомнил при представлении, а лица у всех болотных собирателей были одинаково зелеными и мрачными. – Пусть расскажет, как от мертвяков хорониться, а то не приведи Всевышний…

– От мертвяков только в могиле и схоронишься, – буркнул сквайр, и старуха расхохоталась:

– Ой, верно говоришь, сынок, ой, верно!

– Видели же на селе покойника, что смерть от упыря получил, – начал оправдываться работник. – А вдруг тот и к нам забредет?

– Ну и что ты им присоветуешь? – спросил Конрад оставляя без внимания жалобу.

– Да на болото поменьше ходить.

– Ты бы лучше зверей своих попридержала.

– Так не мои они, – улыбнулась беззубым ртом старуха – Здешние. Лесные. А лес умирать не хочет.

– Потому своих детей вечно на смерть посылает?

– А ты тут что, по собственной воле оказался? – лукаво прищурились водянисто-голубые глаза, и сквайр помрачнел еще больше.

– Шла бы ты…

– И пойду. Пойду, пока ноги держат.

– Матушка, ты уж не уходи так сразу-то! – взмолились работники. – Расскажи, сделай милость! Вразуми!

Конрад сплюнул через плечо, быстрым шагом пересек двор и скрылся в доме. Старуха проводила хозяина поместья то ли хитрым, то ли жалостливым взглядом и повернулась к просителям:

– Кто ж на пустой желудок разговоры-то водит?

Второй раз повторять не пришлось: котел с похлебкой закипел в одну минуту, и вскоре рассевшиеся за длинным столом бродяги приготовились вкушать вместе с обедом заемную ведьмину мудрость. А то, что старуха была ведьмой, Марк не сомневался: ему довольно было смежить ресницы, чтобы уловить дрожание воздуха, окружавшего пришелицу. Морок ведь наводит, мерзавка. Только непонятно, против кого и чего ворожит.

Пока охотник присматривался к нежданной гостье, старуха дочиста выскребла похлебку из поднесенной миски, вкусно закусила горбушкой и сыто выдохнула:

– Ай, благодарствую, люди добрые!

Несколько десятков человек выжидающе уставились в морщинистое лицо, и ведьма не стала дожидаться новых увещеваний:

– Одни говорят, с подветру заходить надобно, другие наоборот, а я вот что скажу вам, родненькие. Ежели мертвяк рядом с вами в двух шагах окажется, то тут уж будет все равно, откуда ветер дует. Нельзя их к себе подпускать близко, вот и весь сказ. А будете вокруг осматриваться – всегда убежать сумеете. Мертвяки-то бегать не умеют, особливо недавно восставшие. Вот старые, вылежавшиеся, те другое дело. Те и бегать, и летать могут сподобиться.

– Летать? – охнула одна из работниц, побелев лицом.

– По-птичьи, – кивнула старуха. – На крыльях. Только крылья у них бесперые, гладкие, как перепонки на лягушачьих лапах. Огромные, да еще с шипами. От тех крыльев уберечься трудно, ежели на земле с мертвяком таким схватиться придется. Тут уж надо смотреть, чтобы узко было вокруг, чтобы даже плечам собственным было тесно, вот тогда побороть вражину можно.

– А амулеты какие если сделать? Не помогут?

Ведьма хихикнула:

– Ваш хозяин-то, даром что молодой, а дельные вещи говорит. Ну какие амулеты от мертвяков? От яда могу сделать. От чумного дыхания тоже могу. Не спасет совсем, но хоть неминуемую смерть прочь отгонит. Это живым можно глаза отвести, а мертвым… У них и глаз-то у многих нет. Вытекли.

Раздался новый вздох, теперь уже с другой стороны стола, и Марк еле удержался от улыбки. Вот ведь люди, от войны сюда прибежали, наверняка видели смерть не единожды, а как заходит разговор о мертвецах, все равно пугаются. Ведьма же правду говорит нет у мертвых глаз. Да и зачем им глаза, если есть острый нюх?

– Как же они без глаз-то душегубствуют?

– Как, как… – Старуха отщипнула кусок хлеба от новой краюхи. – Нос их ведет. Как учуют поблизости живую плоть, так и идут за ней, пока со следа не собьются. Голодные же… Вот как вы и как я.

– Да как же они едят? У иных и животов-то не остается!

– А мясо им и ни к чему. По первости, конечно, могут и зубами вгрызться, да только основательно переродившемуся другое от живых надобно. Дыхание ваше живое. Потому ко рту и норовят присосаться, чтобы до капли всю жизнь выпить.

За столом зашептались, вспоминая, что умерший селянин был отмечен как раз следами яда вокруг рта.

– Так что близко не подпускайте и убережетесь, – произнесла старуха еще раз на прощание, встала с лавки, небрежно смахнув в широкий рукав остатки хлеба, и неспешно двинулась к лесу.

Работники если и остались недовольны советами, то виду не показали, а с удвоенной силой накинулись на еще теплую похлебку. Марк тоже отведал хозяйского угощения и признал, что хоть вкус у варева был совсем не изысканный, если не сказать хуже, но густота и сытность искупала все прочие огрехи. Жить можно, как говорится.

– Тебе в каком углу постелить, красавчик? – спросила одна из работниц, как видно почитавшаяся здесь за старшую по хозяйственным надобностям.

– А сколько здесь углов-то?

– Да много. Выбирай любой. – Женщина улыбнулась так, будто приглашала к чему-то, но сама была больше похожа на упыря, нежели на живого человека, бледная, изможденная, с кожей, покрытой крохотными, но частыми язвочками.

– Я сегодня во дворе заночую. Осмотрюсь заодно.

– Ну, как знаешь… – Она подмигнула и ушла, покачивая тощими бедрами.

Не то чтобы Марк брезговал женским вниманием, однако насмотревшись на молодящихся ведьм, стал, пожалуй, излишне разборчивым. Конечно, он понимал, что красота нечестивиц тесно переплетена с самыми черными чарами, но глаза радовались, глядя на плавные линии и пышные формы, а вместе с глазами радовалась и душа.

Будь на то воля охотника, он не убил бы ни одной из чаровниц, только обуздал бы их, ослабил силу, тем более что у инквизиции на сей счет имелось множество всяческих средств. И все же страх был сильнее. Страх того, что однажды ведьма сможет вырваться из-под навязанной ей власти и натворить бед. Убивать было хоть и намного опаснее, зато надежнее. Жаль только, что со смертью ведьмы в большинстве своем теряли силу ее заклинания. Хотя… Как оказалось, кольца избегали печальной участи стать простыми безделушками. Марк смутно помнил по проведенным в библиотеке часам, что пущенное по кругу заклинание надолго остается действенным, но поверил, лишь увидев собственными глазами. Глазами, которые сейчас норовили закрыться сами собой в преддверии прихода ночи…

Нет, спать еще рано. Вначале нужно найти пригодное для ночлега место и убедиться, что никакая нечисть не сможет подобраться близко. Караул, конечно, выставили, да только охотник мало доверял местным егерям, особенно после того, как увидел их раскрытые рты, когда ведьма рассказывала про мертвяков. Не видели они в жизни ничего, селяне эти. Рослые, здоровые, сноровистые, а стоит того же упыря встретить – истуканами застынут. Но хоть от лесных зверей защитят, и то славно.

Марк прошелся по двору, шурша сухой травой. Жуткое все же место… Мертвое. Кажется, что воздух стоячий, как болотная вода, ни вздоха, ни дуновения. Понятно, почему сквайр сестрицу свою подальше от поместья держит. Непонятно, почему сам не уходит. Мог ведь в Тарне околачиваться, а сюда только за оброком наезжать время от времени. Или вовсе нанять управителя, а самому зажить припеваючи. Но держит его что-то здесь. Крепко держит. И хочется узнать причину, да только к чему? Донести инквизитору? Пусть сам роется в здешнем прахе.

Наступившая ночь принесла с собой стужу, напомнившую гномьи зимы, и Марк понял, что околеет до утра, если останется на дворе. Но стучаться в пристройки было уже поздно, да и означало угодить под насмешки той женщины, что предлагала позаботиться о новичке. Оставалось только зайти в дом и попытаться там найти теплый уголок.

Охотник повернулся, чтобы исполнить свое намерение, но лунный свет, мертвенно-белым саваном окутавший двор, вздрогнул полуденным маревом, а вслед за тем в пустоте неподвижного воздуха вдруг возникла полупрозрачная, но отчетливо видимая фигура женщины в платье с длинным шлейфом. Она двинулась прямо на Марка величавой походкой императрицы, и только остающаяся невредимой трава указывала на то, что пришелица – бесплотный призрак.

– Годы стекут, как вода в песок, прах порастет быльем, камешком в горле встанет глоток, если вино прольешь…

Она напевала, покачивая головой в такт словам, и шла, словно не замечая человека, находящегося на ее пути, а Марк во все глаза разглядывал призрачную женщину, удивленно осознавая, что с каждой новой попыткой всмотреться в белесый туман видел все больше.

Она наверняка была молодой, когда умерла, потому что черты лица и изгибы фигуры завораживали своим изяществом и тонкостью. И была богата, ведь даже посмертный наряд сверкал отблесками драгоценных камней, вился лентами и пушился мехами, окружающими узкие плечики.

– Ищет дорогу только дурак, ищет замок лишь вор, ищут, пока не придет пора смерти под булавой…

Марк никогда не слышал эту странную песенку, но чувствовал, что она не настолько проста, как кажется. Было в невинном смешении слов что-то донельзя крамольное, никак не позволяющее схватить себя за хвост или хотя бы рассмотреть поточнее. А женщина, оказавшись в шаге от охотника, вдруг посмотрела ему прямо в лицо. Черными как ночь, но отнюдь не пустыми глазами.

– Позднее время вы избрали для прогулок, сударь. – Ее голос звучал, как шелест песка в сухом речном русле, но, несомненно, принадлежал женщине томной и страстной, даже несмотря на ее призрачное состояние.