Текст книги "Право быть"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Именно затем, чтобы знала: они есть, эти чувства, доселе не вторгавшиеся в жизнь сестры Королевского мага. Есть доверие, есть поддержка, которую оказывают, невзирая на твои человеческие качества, хорошие и плохие. Есть моменты, когда тебя закрывают от удара только потому, что ты не заслуживаешь безвременной смерти, как и любое живое существо. В первое мгновение такое чувство может оскорбить, но, когда возмущение пройдет, останется только теплое воспоминание, огонек свечи, которая была зажжена в твоей жизни раз и навсегда.

– А ну-ка, отворачивайся от стены и подставляй свое личико солнцу! У нас еще множество дел, которые не терпят плача.

– Дел? Каких? – Она вняла моему полусовету-полуприказу, сменив позу и опираясь теперь о стену в точности так же, как и я.

– Забыла про поручение Опоры?

– Как об этом можно забыть?! Но, честно говоря… Не представляю, что еще мы должны сделать.

– Давай подумаем. Тебе не показались странными отношения той троицы в герцогском доме?

Роллена приложила платок к уголку правого глаза.

– Странными? Да они там все помешанные! Брат, который убегает так, что пятки сверкают, хотя не услышал ничего особенного. Сестра, которая не делает вид, будто не замечает ласки герцога, но на самом деле не видит и не слышит его. И старик, бросающийся в драку, как юнец… Может быть, они наелись каких-нибудь ядовитых ягод?

– Или что-то выпили. Как думаешь, герцога могли приворожить чем-то вроде приворотного зелья?

– Если оказались так близко, чтобы добраться до его стола? Конечно, могли. Говорят, на стариков такие снадобья действуют намного сильнее, чем на молодых.

– Значит, нам нужно выяснить точно, было ли применено подобное зелье или нет.

– А как мы это выясним? – моргнули васильковые глаза.

– В Виллериме ведь наверняка есть рынок, на котором можно достать что угодно?

– Есть. Но то, о чем ты говоришь, карается изгнанием за пределы Западного Шема.

– И тем не менее, если будет спрос, будет и…

– Предложение, – вздохнула Роллена. – Только я не знаю, в каких лавках искать то, что нам нужно.

Еще бы ты знала! Тебе пока что не нужны сторонние средства, привлекающие внимание мужчин, а, может, статься, никогда не понадобятся.

– Тогда для начала отправимся туда, где торгуют целебными травами.

– В Травяные ряды?

– Куда сочтешь нужным, я слишком плохо знаю столицу. Девушка недоверчиво сузила глаза, но, сознавая, что нам

нельзя терять время на препирания по поводу осведомленности друг друга, спрятала платок между складками юбки и повела меня в сторону рынка.

Хождение от одного богатого сумасброда к другому заняло больше времени, чем можно было предполагать, и до рыночных кварталов мы добрались уже в пять часов пополудни, когда даже самые терпеливые торговцы благополучно разъехались или разошлись по домам, поэтому не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к сведущему человеку.

Староста Травяных рядов собственноручно распахнул перед нами дверь, но, видимо, сия прыть была приготовлена для другого посетителя, потому что благодушно-заискивающее выражение лица мгновенно сменилось недовольством и со-проводилось словами:

– Какого…

К счастью, остановленный вспорхнувшим прямо в лицо орлом, он не успел закончить заковыристое ругательство, а то к уже имеющейся дуэли прибавилось бы еще одно выяснение отношений, скорее всего, с помощью палок, поскольку торговый люд не имеет права носить кровопускающее оружие в пределах столицы.

– Именем короля, – с бесстрастностью, уже начавшей входить в привычку, произнесла наше обычное приветствие Роллена, а я продолжил:

– Нам нужны ответы на несколько вопросов. Староста подался назад, пропуская нас в дом, и невольно

потянулся рукой ко лбу, словно хотел проверить, в самом ли деле от корней волос вниз скользнули крупные капли пота или это ему только почудилось.

– Вопросы, конечно, с превеликой радостью… Чем я могу послужить Короне?

Если бы мы не поторопились с показом королевской печати, можно было бы прикинуться покупателями, но раз уж так получилось, что пути назад отрезаны… Попробуем с места в карьер?

– Жители Виллерима часто заказывают в Травяных рядах приворотные зелья?

Мужчина задержал дыхание, прежде чем ответить, дабы произвести впечатление законопослушного подданного, но взгляд все же пару раз прыгнул из стороны в сторону, придавая словам старосты пикантный оттенок:

– Приворот, а также любое иное посягательство на разум и душу человека строжайше запрещено и карается…

– Мы знаем законы, дуве, и не вынуждаем вас их нарушать. Всего лишь скажите, поступают ли просьбы о творении подобных зелий в гильдию, делами которой вы ведаете?

Он немного успокоился и осторожно кивнул:

– Люди слабы перед своими желаниями, и ничего удивительного нет в том, что…

– Время от времени их желания бывают удовлетворены. Верно?

Староста промолчал, отводя глаза.

– Разумеется, мало кто решается преступить суровый закон, но в любом стаде всегда найдется паршивая овца, не так ли?

Он подобрался и спросил, стараясь прогнать из голоса все возможные чувства:

– Вы обвиняете?

– Всего лишь спрашиваю. Считайте наш разговор своего рода дружеской и ни к чему не обязывающей беседой.

Моя попытка перевести беседу в русло, больше подходящее для получения сведений, потерпела неудачу:

– Тогда позвольте по-дружески заявить: в нашей гильдии никто не промышляет преступными делами.

– Вы поручитесь за всех?

Ответ последовал не мгновенно, но и не задержался настолько, чтобы выглядеть неуверенным:

– Поручусь.

Браво! Каким бы дурным или хорошим человеком ни был староста Травяных рядов, честь своего дела он защищал отменно. Я, признаться, ожидал несколько иного развития событий, думал, что загнанный в угол травник дрогнет и либо вовсе откажется отвечать, либо укажет на кого-нибудь, скидывая груз со своих плеч, а вышло иначе. Вполне может быть, что он защищает больше себя, нежели своих товарищей по цеху, но точно так же возможно, что староста действительно твердо уверен в их честности. Впрочем, любое из этих объяснений ничего не дает мне как дознавателю Опоры, поэтому придется раскрыть истинную цель задаваемых вопросов:

– Приятно слышать столь непоколебимые речи. Но мы ни в коем случае не подвергали сомнению верность гильдии королю, а всего лишь хотели узнать некоторые подробности о приворотных зельях из осведомленных уст.

Мужчина разочарованно сглотнул, поняв, что гордая поза стала препятствием на пути получения нескольких лишних монет за ценные сведения, но от своих слов не отступился:

– К сожалению, ничем не смогу помочь.

Ай-ай-ай. Если ты занимаешься составлением травяных сборов, ты не можешь не знать о способах и средствах приворота, потому что такими забавами грешат все ученики всех магов на свете, и можно было тебя поддеть на булавку укора в ограниченности знаний и умений, но… Зачем? Выбивать признания силой или хитростью, конечно, действенно, вот только результат получается, мягко говоря, не тот, который необходим, ведь заставить человека действовать можно лишь в том направлении, которое известно тебе самому, а я даже не знаю, за какую соломинку схватиться. Мне нужен совет.

«Прежде всего тебе нужен тот, кто не только много знает, но и пользуется своими знаниями».

Ты права, драгоценная. Но как и где мне искать умелого практика?

«Как? Разумеется, с помощью наводящих вопросов. А где… Подумай и ответь, что есть приворот?»

Вторжение в разум. Подчинение. Направление на…

«Некую тропинку, угодную подчиняющему или помогающую подчиненному уйти от душевных горестей».

Пожалуй. Но кто может нуждаться в подобных услугах?

«Люди, перепробовавшие все прочие способы».

Отчаявшиеся?

«И эти тоже. Но задумайся: чтобы пробовать, больше всего прочего необходимо что?» Возможности.

Мантия недовольно вздохнула:

«Не только и не столько. Что ж, упрощу задачу. Вот представь, что тебе нужно опробовать клинок, чтобы установить, как долго, к примеру, его лезвие держит заточку… Что ты будешь делать?»

Работать с ним. Проводить поединки, хотя бы с куклами.

«И сколько ударов нужно будет нанести?»

Не менее тысячи, чтобы быть уверенным.

«А на каждый удар требуется что?»

Сила.

«Ох… – Мантия устало свернула крылья. – Время требуется, любовь моя. Время». К чему ты клонишь?

«Чем больше пройдет времени, тем больше всего ты сможешь сделать».

Время, время, время… Месяцы, а может быть, и годы. Значит, мне нужны люди.

«Прожившие большую часть своей жизни, только и всего. Они, как никто другой, нуждаются в душевном отдохновении».

– Благодарю за ваши ответы. И если позволите, небольшая просьба. Укажите нам хотя бы одного травника, что составляет целебные сборы для людей, чьи годы приближаются к завершению.

Староста удивленно хлопнул редкими ресницами.

– Это составит для вас труд?

– Нет, что вы, никакого труда… – Он с настороженным недоумением покосился в мою сторону, направляясь к столу, па котором лежала книга для регистровых записей. – Сейчас гляну.

Листы шуршали недолго, наверное, глава гильдии заранее разделил всех своих подопечных по видам занятий и тщательно придерживался собственных правил.

– Почти у каждого из травников есть в постоянных покупателях старые люди или их дети, но если вы желаете чего-то особенного… Вот. Есть одна знахарка, Иррун. Она готовит снадобья только для стариков.

Как думаешь, драгоценная, это то, что нам надо?

«По меньшей мере это наводит на размышления», – подмигнула несуществующим глазом Мантия.

– Благодарю еще раз. И если позволите, теперь мы…

Я хотел сказать «откланиваемся», но не успел, потому что староста ринулся открывать дверь и, как мне показалось, начал движение еще до того, как раздался звук первого тихого удара.

– Покорнейше прошу простить, у меня назначена встреча! Мы не собирались задерживаться дольше необходимого, потому тоже двинулись к выходу, чтобы как раз на пороге едва успеть разминуться с женщиной, появления которой, по всей видимости, так нетерпеливо и вдохновенно ждал наш недолгий собеседник.

Богачка, желающая прикупить новые притирания для сохранения белизны и гладкости кожи? Не иначе, раз прячет лицо под густым кружевом накидки. Ей, должно быть, невыносимо душно, ведь сейчас на дворе самые жаркие часы, когда воздух наполняется теплом не только от солнечных лучей, а еще и от дыхания камня, слагающего стены домов и мостовые. Да, ей непременно должно быть жарко, но кажется, будто за незнакомкой лениво тянется шлейф сырой прохлады. Как странно…

– Я немного задержалась, любезный. Неотложные дела требовали моего участия.

Голос негромкий, зато исполненный достоинства, успешно заменяющего грубую силу. Равнодушный? Бесстрастный? Не могу понять, да и не пытаюсь, потому что всего лишь три шага, все три шага, целых три шага, которые я делаю, переступая порог, мое тело мелко сотрясает непонятный звон, сквозь который пробиваются, как травинки сквозь корку тающего льда, слова:

…здравствуй-здравствуй-здравствуй-здравствуй… брат-мой-брат-мой-брат-мой… брат-мой?…

– Что с тобой?

Роллена поймала меня за рукав, дернула, узел шнуровки ворота развязался, и рубашка едва не съехала с моего плеча. Все-таки мне слишком далеко до размеров Борга, чтобы чувствовать себя уютно в его одежде, хотя не могу не сказать рыжему спасибо за одолженные вещи, потому что гардероб хозяина «Трех пчел» подошел бы мне еще меньше.

– Ничего.

– А почему ты шагаешь так быстро, почти бежишь?

– Тороплюсь закончить все дела до наступления сумерек.

– Да? Попробую поверить. Хотя мне кажется, что ты чего-то испугался, – заявила девушка, выравнивая чуть сбившееся дыхание.

И ты права. Я снова слышал чужие мысли. Нет, не так. Мое участие в происходящем сводилось лишь к бесправному наблюдению, покорному слежению за собственным сознанием, вдруг сменившим или попробовавшим сменить хозяина, назначенного с рождения, на непонятного, но могущественного пришлеца.

Они снова проникли внутрь меня, не спрашивая дозволения и не обращая внимания на преграды. Собственно, никаких преград и не было, не знаю, что вообще способно остановить гулкие звуки, слагающиеся в странные слова, но мне это точно не под силу! Правда, на сей раз угрозы не чувствовалось, скорее в звоне слышалось радостное удивление и безграничная ласка, словно владелец наполняющих меня мыслей действительно встретил своего родича, давно потерянного и горячо любимого. Но откуда тогда снова возник страх? Чего я испугался?

Того, что голосов было два. Да, именно два, я ясно понял это по смене интонаций, волнами всколыхнувших сознание. Узнавание, интерес, настойчивость, удивление, расцветившие целую беседу. Беседу, занявшую лишь несколько мгновений… О чем они разговаривали? И кем они были?

Голоса, звучащие внутри меня и не принадлежащие мне. Голоса живые, мыслящие, наделенные собственной волей, понимающие друг друга с полуслова, а мне оставляющие жалкие огрызки фраз. Наверное, точно так же чувствует себя меч, выдернутый из ножен, чтобы скреститься со своим братом-врагом, а потом вновь вернуться в тесную темницу, помня лишь звуки ударов.

Та женщина, прячущая лицо. Это она разговаривала… Нет, не со мной. Конечно, не со мной, ведь для меня ей было бы довольно и голоса. С кем же она перекинулась парой слов? Кто еще делит со мной мою плоть? Серебряный зверек. Выходит, она разговаривала с лунным серебром? Она…

Уж не с наследницей ли второй ветви рода Ра-Гро я столкнулся лицом к лицу? Но разве ее умения не простираются на одну только воду? Хотя струи Лавуолы несут в себе серебро, и, стало быть…

Мантия молчит, значит, тревожное эхо чужой беседы долетело до меня одного. Добиться мудрого совета от моей вечной спутницы? Попросить, чтобы она переговорила с серебряным зверьком? Не сейчас. Позже. Или вообще никого ни о чем не спрашивать, а…

Вернуться? Найти, догнать, сорвать покрывало тайны? Но зачем? Даже если она рассмеется мне в лицо и открыто признает все свои деяния, смогу ли я стать палачом? Найду ли я в себе силу и право покарать… Убийцу? Но она, в отличие от сошедшего с ума некроманта, не потравила половину населения Вэлессы, а всего лишь пробовала свести счеты с родственником, следуя правилу кровной мести. Потом под удар попал я и мои случайные попутчики, хотя утверждать причастность дамы под вуалью пока невозможно. И ведь никто не умер… Забавно. Мне даже нечего предъявить ей в качестве обвинения, ни одного прямого удара. Она, несомненно, заслуживает наказания, только кто станет судией? И кто опустит меч на ее шею?

Мысли скачут, как полоумные зайцы, путаются сотнями узелков. Такой шанс одним ударом взять и уничтожить опасность, грозящую многим! Такая возможность! Но пальцы не хотят ни сжиматься, ни разжиматься, застыв скрюченными птичьими когтями. Друзья, враги, справедливость, преступление – как много слов вдруг лишилось прежнего смысла…

Твердо я уверен лишь в одном: мне не хочется приближаться к этой женщине.

Я испугался?

– Может быть.

– А я думала, ты ничего не боишься.

– Разве я похож на смельчака? Роллена пожала плечами:

– Вызвать герцога на дуэль мог только или смельчак, или подлец, заранее уверенный в победе. А вот на подлеца ты совсем не похож!

Методом исключения уверимся в том, что нам приятно?

Почему бы и нет. Я, пожалуй, тоже пообещаю себе, что справлюсь со всеми бедами. И с той женщиной. Не сейчас. Когда придет время. Потому что, как бы ты ни убегал от судьбы, рано или поздно наступает день, когда у тебя просто не остается иного выбора, как принять бой.

Дом Иррун располагался в самом конце Травяных рядов, но если взглянуть с другой стороны, то он оказывался ближе всего к жилым кварталам, то бишь ближе к людям, а подобная близость весьма успешно настраивает на доверительные отношения.

На стук долго никто не открывал, а когда дверь все же распахнулась, стала ясна причина промедления: знахарка, как и се постоянные посетители, сама была немолода.

Прямые, все еще жесткие волосы, проседью превращенные из иссиня-черных в пегие, гордая осанка прямой спины, темные вишни глаз, прячущихся в складках век, и доброжелательный покой на морщинистом, но удивительно уютном лице, какое бывает только у бабушек, окруженных многочисленными внуками. Небеленое полотно простого платья, украшенное лишь тонкой строчкой вышивки по вороту, усыпано веснушками капель травяного сока, лучше всего свидетельствующими о роде занятий хозяйки дома.

– Чем могу помочь молодым людям?

Голос с хрипотцой, не сказать чтобы ласковый, но не отталкивающий собеседника, а, наоборот, настраивающий на искренний разговор.

– Ответами на вопросы, дуве.

– И только? – всплеснула она руками. – А я-то уж подумала, у ваших родителей что-то стряслось! Но раз уж все хорошо, отчего бы и не поговорить? Проходите, а я пока посмотрю, чем бы вас угостить, на улице ведь и вздохнуть нечем…

Знахарка захлопотала у стола, радующего глаз пучками разноцветной зелени, а мы с Ролленой примостились на лавку, которая уместее выглядела бы в деревенской лачуге, но никак не в столичном торговом доме.

– Сами меня нашли или кто подсказал?

Вопрос прозвучал слишком невинно, чтобы всерьез и намеренно задумываться над ответом. Я и не задумался:

– Староста Травяных рядов.

Знахарка вслушалась в произнесенные мной слова целый вдох, словно они значили много больше, чем описывали, потом кивнула то ли мне, то ли самой себе и разбавила водой травяной отвар, выбранный для угощения гостей.

– Ну-ка вот, испробуйте! И горло освежите, и усталость прогоните.

Прозрачная жидкость еле уловимо пахла летним лугом, а на вкус оказалась приятно горьковатой, и Роллена, выпив за один присест едва ли не половину чашки, удовлетворенно выдохнула:

– Вкусно!

– А разве ты ожидала другого, девочка? Снадобья, что в рот не взять, делают только те лекари, которые больше умеют нос задирать, а не людей исцелять. Мол, так оно действеннее, а если напиток сладок да приятен, никто его и за лекарство не примет. Только глупость это, потому что лечит не трава, а руки, что ее собирали, да сердце, что о больном пеклось… Так что вы спросить-то хотели?

Показать этой женщине королевскую печать? Боюсь, тогда мы перестанем самих себя уважать, и Роллена со мной согласна, потому что смущенным взглядом уступает право вести беседу. Ох, девочка, так ты слишком быстро привыкнешь оставаться в тени, а научиться-то надо совсем другому… Ну да ладно. В конце концов, эту тропинку я выбрал сам и толкать кого-то впереди себя не стану.

– Как можно приворожить человека?

Знахарка посмотрела на меня взглядом, выражающим нечто вроде сожаления, только оставалось неясным, о чем она горевала больше: о моей глупости или неизбежной потере собственного времени.

– Молодым да сильным нет нужды в таком подспорье, как приворотные зелья. Или скажешь, тебя девушки не любят?

Еще как любят! Одна точно влюблена. До смерти. Причем моей.

– Не скажу. И ничего не попрошу приготовить. Есть мужчина, немолодой и неглупый, неожиданно влюбившийся в женщину, и я хочу знать, произошло сие по воле случая или по чьей-то злонамеренности.

Узкие губы знахарки дрогнули в печальной улыбке:

– А чем я могу тебе помочь?

Рассказом. О том, что случается в жизни само собой, и о том, чего люди добиваются специально.

Старуха усмехнулась и вернулась к столу перебирать травы, бормоча под нос:

Корешки, стебельки, листочки да цветочки… Иногда нет нужды ни собирать их вместе, ни теребить по отдельности. Потому что даже простую ключевую воду можно заговорить, если знать заветные слова, а уж кто той воды выпьет, других слов может больше и вовек не услышать…

Про воду я уже наслышан, благодарствую. Рэйден Ра-Гро, к примеру, умеет усмирять безумие, поселяющееся в сознании каждого живущего на берегах Лавуолы, именно беседуя с водой. Некромант, едва не погубивший целый город, взрастил орудие своих злодейств в водяной купели. Оба эти умельца использовали прозрачную текучую жидкость для сообщения своих устремлений и желаний другому… будем считать, существу. Но вода служила проводником и исполняла свою роль, лишь пока говорящий не замолкал, достигнув искомого результата либо отказавшись от продолжения опытов.

– Вовек?

– Не верится? И верно, не нужно верить россказням выжившей из ума старухи… Одних слов маловато будет, еще и уши потребны, способные услышать, да мимо не пропустить.

– Разве не любого человека можно приворожить? Знахарка улыбнулась и неопределенно качнула головой,

пи подтверждая мое предположение, ни отрицая его.

– Есть мягкие да податливые, как глина, а есть твердые, словно скалы… Из одних легко вылепить что душе угодно, а вторых ломать себе дороже, потому что скорее прахом рассыплются, чем чужой воле поддадутся.

– И как их различить?

– А никак. – Женщина отложила в сторону очередной перевитый толстой нитью и готовый к сушке пучок пушистых травинок. – Вид-то людской обманчив, и бывает, что от одного и того же зелья слабая женщина бровью не поведет, а гордый мужчина падет на колени… Пока не испробуешь, не узнаешь.

Означает ли это, что Кружева разных людей по-разному отвечают на влияние приворотного зелья? Есть наделенные магическим даром, есть неспособные к постижению чародейских таинств, и их легко отличить друг от друга, взглянув на Кружево внутренней Силы, в чем я не раз мог убедиться. Но зелье… Оно ведь всего лишь вода, чистая или настоянная на травах. Как вода может замедлить или ускорить бег мыслей по Кружеву Разума, ведь она соприкасается только с плотью?

С плотью и…

Кровью.

Кружево Крови, как я мог упустить его из вида! Узор, состоящий из тонкостенных ручейков, по которым тоже течет жидкость. Алая и бесцветная, они смешиваются вместе с первого же глотка, переплетаются струями, обмениваются беззвучными словами… Кровь говорлива, это я тоже успел узнать, но своевольна, а потому разве она может подчиниться чужому влиянию без помощи магии?

– Значит, есть люди, неподвластные силе приворотного зелья?

– Есть только время, ничего кроме времени, бегущего или ползущего, торопящегося или выжидающего, времени, которого каждому из нас отпущено в достатке… Время можно потерять, если держаться за него не слишком крепко, время можно отнять, если знать, чем его подманить…

Голос знахарки вдруг изменился, речь стала похожей на песню, заунывную и неприятную для слуха, но на следующем же вдохе я понял, что не могу избавиться от ритма, проникшего в тело и, казалось, заставляющего мое сердце биться в такт чужой воле.

– Время можно подчинить, но часы и минуты каждого человека сращены с его плотью, и, завладев временем, овладеваешь и душой.

То, о чем она говорит… Оно неправильно! Оно не может быть правильным, потому что сознание восстает против услышанного! Вернее, старается восстать… Безрезультатно. Или женщина использует не те слова, что следовало бы, или сама толком не понимает, что творит, но уверена в успехе, и у нее нет причин для сомнений, потому что мой пульс становится все больше похожим на тягучий ритм заунывного речитатива.

Становится все ближе и ближе…

Приближается…

– Чем зачаровать человека, чем поймать его время в сети? Только словами, простенькими и маленькими, но их сила в единении, великая сила… Тук-тук, стукнут слова в ваши головушки, тук-тук, и вы не сможете не пустить их на порог, даже зная, что открываете двери самому опасному врагу. Так уж устроен человек, что слышимое наделяет большим доверием, чем видимое и осязаемое, потому что каждый звук, как порыв ветра, поднимает волну в крови, а волна обязательно ударится о берег, рано или поздно, наткнется на берег разума и засыплет его песком или отхлынет, унося с собой выбитые из тверди осколки…

Кровь? Только она одна в ответе? Нет, не все так просто, не может быть… Волны в крови расходятся не сами по себе, ими управляет сердце, а сердце в свою очередь подчиняется непышкам в Кружеве Разума. Знахарка лукавит или попросту не знает истинной природы своего… Колдовства? Нет, ни малейших следов магии, ни крошечки, иначе я бы давно стряхнул с сознания липкую кисею заговорных слов. Вода, настоянная на травах и корешках, – это первопричина, несомненно. Что-то такое мы с Ролленой допустили в свою плоть, что-то, заставившее нас покорно внимать старой ведьме.

– Аюшки-баюшки, детушки мои, закрывайте глазоньки, забывайте сказанное… Тук-тук, стучатся мои слова, тук-тук, открываются ваши дверки, гости старые восвояси убираются, гости новые на их место садятся…

Еще немного, и сознание уйдет. Вернее, оно останется на месте, но какое-то время будет принадлежать не мне, и кто знает, что еще натворит полоумная старуха? И как с ней справиться? Как прогнать из крови назойливый ритм? Я ничего не могу сделать. Ничего. Оно внутри меня, оно плоть от плоти моей, но я не хозяин сейчас собственному телу! А скоро потеряю власть и над душой…

Если бы я был драконом не на словах, а на деле, то никогда бы не стал игрушкой в руках знахарки, а значит, во мне больше человеческого, чем можно было предполагать. Человек… Люди слабы и в то же время могущественны, и даже немощная старуха способна подчинить себе всех, до кого дотянется своими словесными сетями. Подчинить. Оказаться в чем-то сильнее всех остальных. Сильнее людей. Вот только что мне за дело до всех живых существ мира, если знахарка… Сильнее меня.

Я не могу позволить ей одержать победу. Чего бы ни добивалась эта женщина, я не хочу отпускать сознание кормиться на ее луга, не хочу… Не хочу чувствовать себя слабым. Не сейчас. Никогда.

Но что же остается? Если не хватает собственных сил, молят о заемных, но мне некого молить, кроме… Человеку ведь не к кому обращаться, кроме…

Пресветлая Владычица, на милосердие твое уповаю!

– Тук-тук, стучатся мои слова, тук-тук…

Тук-тук-тук. Серия коротких ударов, остановившая плавные завывания знахарки. Замедлившая, но не разорвавшая, хотя и на том спасибо. Спасибо за передышку, кто бы ты ни был, постучавший в дверь дома Иррун. Горстка минут, отвоеванная у… Смерти ли? Наши жизни старухе ни к чему, но жить, повинуясь ее словам… Это было бы хуже небытия.

– Что стряслось, малышка?

– Беда у меня, бабуля. Беда бедовая, горе горькое. Серебряные монетки сухо шуршат, потирая друг о друга

бока. Во всем мире есть только один такой голос. Один на весь мир.

– Что за беда?

– Братик мой заболел, старшенький. Уж так заболел, что не знаем, останется жив или помрет в одночасье.

Тук-тук-тук-тук. Кровь, казалось бы, надежно прирученная песней знахарки, взволнованно вздрогнула и метнулась из стороны в сторону.

Тук-тук-тук-тук. Туки-тук. Один ритм умолк, зато другой, словно в насмешку, меняется с каждым вдохом, бесшабашно взлетая и тут же отчаянно падая, сложив крылья. Туки-тук. Хочется повернуть голову и посмотреть, с кем беседует старуха, хочется встретиться взглядом с темными очами, такими же вечно скучающе-недовольными, как и голос Эны, хочется спросить…

Почему ты пришла?

Потому что ты попросил.

Но ты не должна выполнять все людские просьбы, долетающие в синюю вышину.

А ты не должен глупить больше необходимого, но разве кто-то из нас во всем следует своему долгу?

Я не нужен тебе, ведь так?

Но я нужна тебе, не правда ли?

Сейчас – да.

А потом – нет? Я не знаю.

Я знаю. Мы оба знаем, но каждый лишь свое. И это прави-льно, потому что понимать всех на свете – вредно. Но я понимаю.

И понимая, позволяешь себя убивать? И понимая, разделяю желание убийцы. Ты не принадлежишь миру. И мир не принадлежит мне. Не забывай этого. Не забуду. Мир свободен. И я свободен?

Решай сам. Но ты не видел еще всех ликов свобода. Всех? Их много?

Столько же, сколько сторон у зеркала, которое ты разбил. И что будет, когда я узнаю все три стороны свободы? Тогда ты ответишь на свой вопрос. На который из многих?

Он сам выберет время и место своего рождения. А до той поры… Прощай. Кого?

Своих обидчиков. Только помни: простить не значит смиренно подставить шею под нож. Прощение славно тем, что никогда не приходит без приглашения.

Значит, эту старушку…

Прощай.

На сей раз слово, небрежно оброненное Эной в мое сознание, могло означать что угодно, поскольку вслед за ним наступила тишина и внутри, и вовне. Знахарка закрыла дверь, вернулась к столу, взялась за новый пучок травинок и продолжила заговор:

– Тук-тук, старые гости уходят прочь, гости новые на порог сту…

– А разрешения хозяина эти новые гости спросили?

Женщина вздрогнула всем телом. Обернулась. Посмотрела на меня с тем выражением, которое я так не люблю и сам в себе, и вокруг. Со страхом.

– Как ты…

– Это не имеет значения. Я пришел, чтобы спрашивать, а не отвечать. И я жду ответов.

Она стиснула пальцами край стола.

– Ответы? Какие…

– Как делается приворот?

– В Травяных рядах не занимаются…

– Это я уже слышал. От старосты. И он ведь не просто так направил нас сюда? Он знал, что вы поступите угодным ему образом, верно? Он знал, что вы… А что вы, собственно, пытались сделать?

Знахарка отвела было взгляд, но по некотором, приятно недолгом размышлении благоразумно решила, что человек, избежавший ее чар, не удовольствуется одним лишь молчанием.

– Между нами и правда есть договоренность. Я помогаю старосте отваживать нежелательных покупателей, но не покушаюсь на их жизни! – Последним словам женщина уделила больше чувства, чем всей предыдущей беседе. – Я не убийца!

– И как именно вы отваживаете таких, как мы?

– Зачем спрашиваете, вы же сами все…

– Видел и испытал на себе?. Да. Но мои ощущения – лишь одна сторона монеты, а я хочу знать, что изображено на другой.

Она могла отговориться тем, что мне будут непонятны знахарские чудачества, могла наплести с три короба, могла… Но согласилась уступить силе.

– Все зависит от голоса. У кого-то он гулкий, у кого-то звонкий, у кого-то мягкий, у кого-то иссушенный. А к голосу уже подбирается и настой.

– Вы говорите о…

– О таких, как я, – сказала Иррун, то ли насмешкой, то ли горечью выделив слово «таких». Она повернулась ко мне, опираясь на стол. – Подчинить волю другого человека можно, если только он на некоторое время станет жить так же, как живете вы, если его кровь будет течь так же быстро или медленно, как течет ваша. Есть травы, ускоряющие кровоток, есть те, что его почти останавливают, и каждый из нас знает, какие травы подходят к его голосу.

– Каждый из вас… А кто же вы такие?

– Сказители. Хотя раньше, когда-то давным-давно, нас называли Повелителями душ. Но те времена прошли.

Значит, Повелителей можно встретить где угодно, но саму встречу вряд ли сможешь запомнить. Так, драгоценная?

«Ты решил вздремнуть посреди бела дня?…»

Нет. Глаз не смыкал. Почему такой странный вопрос?

«А почему такой странный ответ? Несколько минут назад твое сознание вело себя так, будто ты спишь и видишь сон…»

Сон? Так вот на что все это было похоже…