Текст книги "Эта девочка Моя (СИ)"

Автор книги: Вероника Царева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава восемнадцать

Выходя из закусочной, я думаю только о том, что она солгала подругам.

Диана лжет, она должна лгать. Мишан, жив… иначе просто не может быть. Тогда, три года назад с ним я расстался не очень хорошо и еще долго злился, но узнать, что мой бывший лучший друг может быть мертв это как удар по яйцам.

Своей ложью Диана заработала еще одну встречу со мной.

Я бегу через дворы, чтобы добраться до лаборатории быстрее. Мне нужно встретиться с ней прямо сейчас, и плевать, что у нее уже началось занятие.

Никто ничего мне не скажет, даже внимания не обратят. Я делаю, что хочу и когда хочу. Здесь все закрывают глаза на мои выходки, а вытворяю я много чего. Спасибо за это моему отцу, он оказывает не хилую финансовую поддержку этому месту и является членом попечительского совета.

Когда добираюсь до лаборатории, гнев распирает меня, я чувствую, что готов взорваться. Я распахиваю дверь и войдя внутрь, медленно сканирую аудиторию. Чувствую взгляды на себе, но они мне не интересны, меня волнуют только большие синие глаза, обрамленные светлыми локонами и я, замечаю их в последнем ряду.

– Зачем тебе врать о чем-то подобном? – я кривлю губы и топаю через аудиторию, направляясь прямо к ней.

Ее глаза становятся невероятно широкими, а ее лицо не выражает ничего, кроме замешательства. Всегда врет… всегда притворяется невинной. Однажды она пострадает за это.

– Почему ты говоришь людям, что твой брат мертв? Откуда эта больная фантазия? Какого хрена ты лжешь о таком? – у меня из ушей сейчас пар повалит, мне хочется разбить кулаком что-нибудь, разгромить комнату, перевернуть стол.

Эта девушка пробуждает во мне все самое худшее, абсолютное зло.

Она встает, собирает свои вещи, игнорируя меня, как будто я не кричу на нее перед аудиторией, наполненной людьми. Тихий шепот наполняет комнату, вижу, как все в недоумении переглядываются.

– Отвечай, – кричу я, ударяя кулаком по столу. Комната наполняется вздохами, краем глаза я замечаю, как преподаватель наблюдает за мной, но я знаю, что мне он ничего не скажет.

Диана начинает идти на меня, в этот момент приходится напоминать себе, что нужно успокоиться. Дышать. Не реагировать. Она проталкивается мимо и выходит из кабинета, я позволяю ей это сделать, боясь, что если схвачу ее сейчас, все может закончиться плохо. Следуя за ней, шаркаю ногами по тротуару.

Кем она себя возомнила?

Она делает меня обезумевшим, жаждущим, злобным. Я теряю свой чертов разум из-за нее. Мне не требуется много времени, чтобы догнать ее, и когда я это делаю, я не могу остановиться. Хватаю за плечо, мои пальцы так крепко обхватывают ее стройную руку, что я уверен, останутся синяки.

Я не хочу причинять ей боль, по крайней мере, физическую, но она сводит меня с ума. Она закрывает глаза, как будто не может смотреть на меня, но мне нужно, чтобы она, посмотрела. Мне нужно увидеть выражение ее глаз, когда она скажет мне правду.

– Открой свои гребаные глаза и скажи мне, зачем тебе лгать? Зачем тебе придумывать что-то подобное? Это перебор, – я встряхиваю ее маленькое тело, ее шелковистые белокурые локоны выбиваются из-за ушей, а ее большие глаза учащено моргают.

Ее взгляд встречается с моим, и тогда я вижу. Как боль, гнев и потеря – все это смотрит на меня. То, как она смотрит, разбивает сердце, и мне хочется притянуть ее в свои объятия, поцеловать и сказать ей, что все будет хорошо.

– Я не солгала, Миша мертв, – тихо произносит она, ее голос срывается на полуслове.

Я чувствую, как волна горя и печали нарастает, готовая обрушиться на меня и в этот момент, я трусливо отталкиваю ее. Я не готовый встретиться с этой болью лицом к лицу. Она пятится назад, и я почти решаю потянуться к ней снова, чтобы поддержать, но вместо этого засовываю руки в карманы, останавливая себя.

– Ты не думала, что я заслуживаю знать? Почему не сказала, что мой лучший друг мертв?

Она смеется, но это не радостный смех, это боль, густая, тяжелая боль.

– Когда именно ты хотел, чтобы я это сделала, Кирилл? Когда ты приказал мне не мешать тебе и вел себя так, будто мы не знаем друг друга, или, может быть, когда ты сказал не называть тебя, так как я называла тебя с пяти лет? Оооо, может быть, когда ты держал свои пальцы глубоко внутри меня или когда приказал оставить тебя нахуй в покое или будут последствия, когда? Пожалуйста, скажи мне, в какой момент я должен была это сделать?

Глава девятнадцать

Сжимаю челюсть до боли и слышу скрежет зубов, впервые в своей жизни я не знаю, что ответить.

Я не щадя бил ее словами, хотел чтобы она ощутила то, что чувствовал я, а в это самое время она страдала от потери своего брата, моего лучшего друга.

Потеря Мишана ощущается даже тяжелее, чем потеря Дианы, ведь он ушел навсегда.

– Он был моим лучшим другом… – говорю больше себе, чем ей.

– Да, я тоже, но ты, кажется, забыла об этом.

Она толкает меня в грудь, чтобы убрать с дороги, ее прикосновение пронзает насквозь, мое сердце пропускает удары, я стаю, не поворачиваясь, слушая ее шаги, пока она удаляется все дальше и дальше от меня.

Звук ее шагов такой же, как и три года назад. Стихая, они оставляют зияющую дыру в моей груди.

Мне требуется время, чтобы прийти в себя. Слезы выступают у меня на глазах. Я оглядываюсь вокруг, вытирая их.

Нет. Я ни хрена не плачу. Я думаю о Диане, о боли, которую причиняю ей, о своей мести, о своих эгоистичных потребностях. В своей жизни я любил только ее… ее и свою мать.

Диана теперь здесь… но могу ли я простить ее за то, что она меня бросила?

Еще никогда в жизни во мне не было столько противоречий… никогда я не был настолько неуправляемым.

Я не могу забыть про боль. Я не могу быть слабым, не могу поддаться ее прикосновениям, ее слезам, ее ангельскому лицу. Но мысль о том, чтобы снова причинить ей боль, вызывает у меня тошноту.

Я ненавижу себя за то, что поступил так с ней.

Глава двадцать

Диана

Я так устала, что едва могу переставлять ноги. Никогда не была так измотана, умственно и физически.

Прошлой ночью я не сомкнула глаз, а с утра не смогла заставить себя ничего съесть.

Последние двенадцать часов я провела в слезах, и сейчас уверена, что это, все еще видно по моему лицу. Именно поэтому, как мне кажется, все смотрят на меня с отвращением.

Я стараюсь игнорировать косые взгляды и шепот, но делать это становится все труднее, особенно, когда подхожу к пику нервного напряжения и шепот, начинает быть похожим на крик.

– Она солгала, что ее брат мертв… как так можно?

Я даже не поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто это говорит.

– Я слышала, что она сделала это ради сочувствия, чтобы пожить у подруг бесплатно.

Я должна была понимать, что произошедшее вчера в лаборатории, распространится по всему универу, со скоростью пожара. И для меня не должно быть сюрпризом то, что все считают меня плохим человеком.

Кирилл безответственный мудак.

Как он мог говорить такое перед аудиторией набитой людьми, даже не разобравшись.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я думаю о нем.

Нет, я не собираюсь снова плакать.

– Наверняка у нее даже брата нет… – шепчет кто-то позади меня, и почему-то от этого комментария больнее, чем от любого другого, который я слышала за сегодня.

Называйте меня лгуньей и обманщицей.

Называйте меня сукой или дурой, но когда кто-то говорит мне, что моего брата вообще никогда не существовало, это уже слишком.

Все, что у меня от него осталось, это воспоминания, и когда кто-то говорит, что они не настоящие, это оставляет зияющею рану в моей груди, которая болит так сильно, что я едва могу дышать.

Я встаю со своего места и выхожу из аудитории еще до того, как профессор заканчивает говорить.

Я чувствую, что на меня смотрят, это буквально заставляет мой желудок вздрагивать, изжога поднимается в горле с каждым моим шагом.

Мне все равно, если моя учеба пойдет под откос.

Все, чего я хочу, это свернуться калачиком в своей постели и выплакать всю боль. Я не хочу быть рядом с этими людьми и слушать их жалкие сплетни.

Мне не нужно много времени, чтобы вернуться домой, но как только я вхожу в дверь, все становится еще хуже.

Глава двадцать один

– Нам нужно поговорить, – глядя на меня с призрением, говорит Аня.

– Ань, пожалуйста, не сейчас, – вздыхаю я и проталкиваясь мимо нее.

Я иду в свою комнату, надеясь, что она не последует за мной, но, конечно же, мне не везет.

– Послушай, я думаю, тебе лучше найти себе другую квартиру.

Я борюсь со слезами, пытаясь сдержать их. Весь этот день был дерьмовым, а теперь я прихожу домой и слышу вот это.

– Хорошо, я соберу свои вещи, – коротко отвечаю я, надеясь на то, что ей этого достаточно.

Закрываю дверь своей спальни прямо перед ее носом, опускаюсь на кровать, накрыв лицо подушкой.

Слезы катятся и катятся, конца им не видно.

Как у одного человека может быть столько слез?

– Диана! – Кирилл выкрикивает мое имя. Я слышала смех в его голосе. – Выходи, – мое сердце вырывается из груди.

Я никогда не пряталась так долго.

– Ты уже нашел ее? – спрашивает брат.

– Нет… нигде не вижу ее, – его слова заставляют меня улыбнуться.

В конце каждого дня я возвращалась домой со щеками, которые болели от улыбок. Звук ломающихся веток неподалеку подсказывал мне, что мой брат уходит искать в другое место.

Я закусываю нижнюю губу и с затаенным дыханием жду шагов Кирилла. Через несколько минут я нахмуриваю брови и высовываю голову из-за дерева, за которым пряталась последние десять минут.

Как только я это делаю, то замечаю Кирилла, его большие зеленые глаза ослепительно сверкают в лучах летнего солнца.

– Нашел! – кричит он, от чего я надуваю губы.

– Я бы выиграла, если бы ты просто ушел. Я знала, что не должна злиться, ведь они частенько поддавались мне и позволяли выиграть, но в этот раз я была так близка к тому, чтобы сделать это самостоятельно. Если бы только у меня было больше терпения.

Кирилл быстро преодолевает разделявшие нас несколько сотен метров, его руки инстинктивно тянутся ко мне. Он всегда защищал меня, лелеял меня, и я считала бы его еще одним братом, если бы не представляла, как целую его.

– Если это поможет, я понятия не имел, где ты прячешься. Я просто знал, что не могу оставить тебя здесь одну. И вот, я больше не расстраиваюсь из-за проигрыша.

Я облизываю губы и заглядываю в глаза Кирилла.

– Похоже, ты снова проиграла, – дразнящий голос Миши наполняет мои уши, и Кирилл отстраняется, словно зная, что мой брат надерёт ему задницу за то, что он дотронулся до меня.

Такое уже случалось, пару раз они ссорились из-за шуточек, которые, как они всегда говорили, меня не касаются.

– Заткнись, Миш, – недовольно бурчит Кирилл, а я лишь усмехаюсь.

Я уверена, что в тот день, я любила Кирилла Цепова больше чем когда-либо.

Воспоминания о том дне, как и все другие счастливые воспоминания, кажутся какими-то не реальными как будто из другого мира или из другой жизни, которая угасает с каждым днем.

Я склоняюсь с края кровати и достою коробку из-под нее. Положив ее на кровать, я несколько минут готовлюсь, прежде чем открыть крышку.

Я чувствую себя разбитой, Кирилл, забрал последние целые кусочки меня и раздробил своим вчерашним нападением.

Я открываю коробку и смотрю на фотографию, лежащую сверху. Я долго смотрю на нее, чтобы прочувствовать воспоминания о том дне.

На ней Михаил в свой последний день рождения, он улыбается в камеру, он такой беззаботный. Его улыбка заразительна, ярка, и он выглядит счастливым, я бы даже сказала сверхсчастливым.

Его голубые глаза блестят, и я никогда не забуду, что он сказал мне в тот вечер. Он обнял меня, поцеловал в макушку, как делал всегда. Если бы я знала, что это будут мои последние объятия, мой последний разговор с ним, я бы продлила их хотя бы еще немного.

Я говорю себе снова и снова, что не могла знать, что это последняя фотография, которую мы когда-либо сделаем с ним. Или последний раз, когда я увижу его живым.

Дрожащими руками я беру стопку фотографий и раскладываю их на кровати. На большинстве из них мы с Мишей, но есть несколько фотографий, на которых мы все трое, а на других только я и Кир. На одной из них мы лежим в траве, мы смотрим друг на друга с любовью. Я помню, что я чувствовала в тот день, эмоции бурлили в моих венах.

Я думала, что буду с ним вечно. Я думала, что он будет моим первым, моим последним, моим навсегда. На этих фотографиях мы выглядим как разные люди, и это не только потому, что мы выросли с тех пор. Скорее всего, то, что с нами произошло, изменило нас.

Изменило, наши чувства и мысли… изменило наш взгляд на мир.

Глава двадцать два

Я не знаю, как долго я смотрю на эти фото, всем сердцем желая вернуться в те дни, сделать так чтобы они не были просто воспоминанием.

Я бы хотела снова увидеть своего брата, снова увидеть Кира… того Кира, которого я знала… того, который любил меня и заботился обо мне. Боже, как бы я хотела, чтобы он был тем же самым человеком. Я не хочу признавать это, но он мне нужен. Он так нужен мне сейчас.

Стук в дверь вырывает меня из мира фантазий. Вот черт.

Я поднимаю глаза, как раз в тот момент, когда дверь распахивается и входит Аня. Тыльной стороной ладони я вытираю слезы, текущие по моим щекам, надеясь, что это заставит их исчезнуть, но нет любой, у кого есть глаза, увидит, что я плакала и заметит то, что я на грани нервного срыва.

– Я думала, ты собираешь вещи… – ее слова застревают у нее в горле, когда она смотрит на фотографии, разложенные на моей кровати.

Ее зеленые глаза расширяются от замешательства или возможно, даже от небольшого шока, и на мгновение она просто уставляется на них с открытым ртом.

– Это…? – она закрывает рот и моргает, как будто не может поверить в то, что только что собиралась спросить, или в то, что видит.

– Ань… я никогда не хотел причинить тебе боль. Я знаю, что он тебе нравится… трудно не влюбится в него, но поверь мне, я люблю Кирилла с тех пор, когда мы были еще детьми… в то время, когда я еще не знала, что такое любовь.

– Вы знакомы с самого детства? И у тебя действительно был брат?

Я киваю головой в ответ.

– Эти фотографии были сделаны, когда мы росли. Мы были соседями. Он был лучшим другом моего брата и моим. Было время, когда я даже представить себе не могла, что их не будет в моей жизни, а теперь у меня нет ни одного, ни другого.

– Что случилось? – ее вопрос, как нож в сердце, я чувствую, как начинаю глотать воздух, ищу слова, чтобы ответить на ее вопрос, ищу чертову причину, почему все разрушилось.

А есть ли вообще ответ на этот вопрос?

Я всегда смотрела на это как на жизненный урок. Я не могла остановить развод родителей, работу матери или переезд отца. Я не могла помешать нашей дружбе или нашей любви разлететься на куски. Я буквально ничего не могла сделать, чтобы спасти нас, и я думаю, он тоже это знал. Знал и поэтому причинил мне боль, прежде чем я смогла причинить боль ему.

– Я просто переехала, – таков короткий ответ. – Про брата расскажу как-нибудь в другой раз, – я грустно улыбаюсь ей.

Я не смею упомянуть о том, что уход матери Кирилла усугубил эту ситуацию. Она предпочла алкоголь своим детям, и больше всех от этого пострадал Кирилл, потому что в их семье ни кто не верил, что она поправится, а он верил. Он верил настолько, что думал, что сможет сделать ее лучше, думал, что сможет ее исправить… но, в конце концов, не смог, это оставило глубочайшую рану в его душе.

– Ну, это многое объясняет, – ее тон говорит о том, что в ее словах есть что-то еще, и я не могу не задать вопрос.

– Что ты имеешь в виду?

Глава двадцать три

Она смущенно смотрит на меня.

– Ну, Кирилл написал мне вчера, что хочет встретиться. Я подумала, что он хочет потусоваться, но он только и говорил о тебе. И да он мне нравится, но это всего лишь легкая влюбленность, но я не люблю его.

Когда я молчу, она начинает говорить:

– Мне очень жаль, я не заметила всего этого раньше.

– Я не виню тебя, ты не знала, и я не жду, что ты поймешь. Я просто не хочу, чтобы ты думала, что я пыталась увести его у тебя из-под носа. Я не такая. Единственная причина, по которой я ничего не сказала, заключается в том, что, скорее всего, мы с Кириллом никогда не будем чем-то большим, чем просто врагами. Он ненавидит меня, и он очень близок к достижению своей цели – заставить меня ненавидеть его в ответ.

Аня хмурится.

– Насколько я знаю, все время пока он тут учится, он потерянный и злой на весь мир. Иногда он действительно милый парень, но только когда ему что-нибудь нужно, обычно это секс, но если он не хочет тебя трахнуть, то вообще не желает иметь с тобой ничего общего.

– Я знаю. Я поняла это сразу. Я совершила ошибку, обняв его в первый день. Он видимо не любит, когда к нему прикасаются…

– Глядя на эти фотографии, кажется, что он не всегда был таким. На многих снимках он обнимает тебя и держит за руку, – она делает паузу, улыбается мне, и я понимаю, что мы снова на одной волне.

– Я не знаю, правда ли это, но ходят слухи, что он никогда не целует девушек, с которыми трахается. Может быть, это как-то связано с тобой?

Она вопросительно поднимает брови, как будто я могу дать ей ответ.

У меня в животе завязывается нервный узел. Я сомневаюсь, что то, что она говорит, правда. Как можно заниматься сексом и не целовать своего партнера, никогда?

Поначалу мне кажется, что такое просто невозможно, но потом я вспоминаю его реакцию на мой поцелуй, сначала он был таким холодным и безответным.

Я подумала, что это из-за того, что он не хотел меня целовать, но возможно, это из-за чего-то другого.

– Как можно не целоваться все время, пока занимаешься сексом?

Аня ухмыляется, и я чувствую, что мой вопрос выдает, что я все еще девственница.

– Очень просто, он делает это в одной и той же позе. Всех девушек он берет сзади. Все это конечно слухи, но они не взялись на пустом месте, и я не знаю ни одной девушки, которую он поцеловал, зато знаю многих, с кем переспал.

Я не говорю это вслух, но это кажется таким жестоким, таким неправильным. И хотя у меня нет опыта, но я не могу понять, почему он выбрал такую манеру поведения.

– А может он просто эгоист, думающий только о своих желаниях? – бормочу я, собирая фотографии и складывая их обратно в коробку.

Я рада, что Анька снова мой друг, человек, которому я могу довериться.

– Ну, Кир тот еще засранец, и, очевидно, он совсем не похож на человека, которого ты знала раньше… и что-то подсказывает мне, что он не изменится только потому, что ты появилась снова в его жизни.

Ей не нужно говорить мне об этом.

– Я знаю, поверь мне, я знаю. Я уверена, что мальчик на этих фотографиях, мальчик в которого я влюбилась, всего лишь угасающее воспоминание, которое, в конце концов, будет заменено жестоким человеком, и в том, что он стал таким, он винит меня.

– Не позволяй ему обвинить тебя. В конце концов, мы сами делаем свой выбор. Он выбрал стать тем, кем он является сегодня, и, несмотря ни на что, он не может переложить эту ответственность на тебя. Жизнь продолжается, но очевидно, что он все еще живет прошлым.

– Я стараюсь, но ему трудно противостоять, – с грусть улыбаюсь ей.

– Тебе не нужно съезжать, если ты не хочешь. Я была такой стервой, но я не хочу, чтобы ты съезжала. Нам с Викой нравится, что ты здесь.

– Спасибо, – тихо шепчу я.

Переезд обратно к матери был бы не очень хорошим вариантом, но мне бы пришлось это сделать, если бы мне некуда было идти.

– Можешь жить у нас столько, сколько тебе нужно, и если ты захочешь о чем-нибудь поговорить, ты знаешь, где моя комната. Еще раз прости, за мое поведение. Мне нравился Кирилл, правда, нравился, но после всего, что я узнала, понимаю, что у меня нет шансов.

Она ободряюще улыбается мне, а затем выскальзывает из спальни, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Я должна сказать ей, что у меня тоже нет ни единого шанса с ним.

Кирилл больше не мой друг, не мой белый рыцарь. Теперь он человек, окутанный тьмой, тонущий в водах своего прошлого, и если я не буду осторожна, то он утянет меня за собой.

Глава двадцать четыре

Кирилл

Проворочался в постели всю ночь и так и не сомкнул глаз, а теперь еле сижу на парах, которые кажутся бесконечными.

Весь день я высматриваю Диану, ищу ее за каждым углом и когда сижу с ребятами в столовой, но, похоже, она сегодня не придет.

С тех пор как она поцеловала меня, я не могу избавиться от ее вкуса на своих губах. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я чувствую ее мягкое тело, прижатое к моему, мои пальцы глубоко внутри нее.

Мне нужно увидеть ее, убедиться, что она все еще моя, и я все еще могу мучить ее.

Это глупо, я знаю, ведь я ненавижу ее и все такое, но не могу контролировать реакции своего тела на нее.

Следующая пара сегодня это английский, как только я вхожу в аудиторию то сразу же ищу ее.

Когда нахожу, то самодовольно ухмыляюсь, энергия начинает бурлить внутри меня, грозясь, выплеснутся наружу. Сердце начинает бешено биться, воздух вокруг становится тяжелым, затрудняя дыхание.

Я занимаю место позади нее и принимаюсь нервно постукивать ручкой по тетради. Сегодня я не намерен обращать ни малейшего внимания на преподавателя.

Я здесь только ради Дианы. Моя нога начинает подпрыгивать вверх-вниз, когда в комнату вваливается все больше учеников, и Маша опускается на стул рядом со мной.

Когда Ди сказала мне, что ее брат умер, я был очень расстроен. Миша был одним из моих самых близких друзей, он и Ди. После ее признания я не могу ни спать, ни есть.

Я чувствую себя не в своей тарелке, для меня это ненормально, так как мне, наплевать на всех и вся.

– Привет Кир, – приветствует меня Маша, опираясь рукой о мое бедро.

Я сдержанно киваю ей, но все так же не свожу глаз со светлых кудрей Дианы. Хотел бы я снова увидеть ее лицо, как в тот день, когда она была в моих объятьях.

Нет. Черт нет, не хочу. Я не хочу видеть ее счастливой.

Но… Мое сердце и мой мозг ведут войну с моим телом, и я, блин, не знаю, кто победит.

– Я скучала, ждала, но ты так и не написал, – хнычет Машка мне на ухо.

– Прости, я замотался, – улыбаюсь ей, хотя и чувствую раздражение.

Я хорошо умею скрывать свои эмоции и за счет этого, получаю то, что хочу.

– Все в порядке… я прощаю тебя, – она закусывает нижнюю губу и наклоняется к моему лицу.

До того, как Диана появилась здесь, все, что было для меня важно, это найти с кем потрахаться или кто отсосет мне, но сейчас меня раздражает присутствие Маши, я совершенно не возбужден.

Пальцы Марии двигаются по моим джинсам, пока она не добирается до моего члена.

Я не останавливаю ее, какой смысл. Если она хочет прикоснуться ко мне, то отлично, главное чтобы держала свой гребаный рот на замке.

– Я хочу пососать твой член, Кир, – мурлычет приставучая девка.

Но все, что я слышу, это как Диана сердито стучит ручкой по тетради. Она слышит Машу, и я готов поспорить на что угодно, что это раздражает ее до смерти.

Ранит. Ломает. Эти слова заполняют мое сознание.

– Давай не сейчас. У меня нет настроения, – обрубаю, не желая продолжать разговор, она мне не интересна.

– Что? Да больно надо. Пошел ты Цепов, – фыркает недовольно Машка и пересаживается на соседний ряд.

Пускай валит.

– Диана, – шепчу я, наблюдая, как ее спина выпрямляется, когда она слышит мой голос.

Она слышит меня, я знаю, что слышит, и мне интересно, о чем она думает. Интересно, что чувствует. Делаю ли я ее такой же безумной, как она меня? Хочет ли она одновременно ударить меня и поцеловать.

Поцеловать меня? Усмехаюсь своим мыслям. Нет. Никаких поцелуев. Даже с ней.

– Диана, – дразню ее еще раз. Я знаю, ты меня слышишь…

Наблюдаю, как ее маленькая ладошка сжимается в кулак. Хорошо… так чертовски хорошо.

Непроизвольные реакции ее тела делает мой член твердым.

Я продолжаю дразнить ее, не обращая внимания на занудного профессора.