Текст книги "Дети неба"

Автор книги: Вернор (Вернон) Стефан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Видны были кости и высохшая плоть. Фу. Не приходится сомневаться, что прежний Свежеватель был чудовищем. Эти дыры были комбинацией подземной тюрьмы и склада. Свежеватель, а после него Булат делили пленника на составляющие элементы и каждый из них заталкивали в отдельную дыру. Им давали пищу и воду, физически мучили или просто оставляли сходить с ума в безмысленном заключении. Этот процесс Свежеватель называл «пересборкой», потому что когда отдельные элементы сходили с ума или впадали в ступор, их можно было собрать в «специально спроектированные» стаи, смешивая и сопоставляя с частями других пленников. Некоторые из этих пересобранных стай все еще бродили по Домену. В основном это были печальные умственно увечные уроды, несколько было припадочных психопатов. Пересборка была самым мерзким, самым идиотскимдостижением Свежевателя.

Наконец видеопоток двинулся дальше, и несколько точек съемки прошли мимо страшной дыры. В окошке под рукой Равны появилась схема текущего расположения элементов стаи с указаниями, какие поля зрения показаны на главном изображении. Как всегда, увечный элемент Свежевателя двигался впереди. Его уши с белыми кончиками показывались то там, то здесь почти на всех видах от других элементов. Белоухий был тормозом для стаи Свежеватель-Тиратект из-за перелома таза. Возили его другие элементы на тележке в подвеске из одеял.

В последние годы у Белоухого затуманилось зрение. Тело старело, а до лечения катаракты еще десятки лет должны были пройти. Поэтому зрение Белоухого первым показывало, что впереди, но изображение было еще более туманным, чем реконструкция «Внеполосного». И все же что-тобыло на пути стаи.

Равна переключилась обратно на синтез от всех элементов – впереди оказалась другая стая, на самой границе освещенной зоны. И это был Амди!

А где же Джефри? Равна внимательно всмотрелась во все окна. Ничего не было видно в темноте. Она отмотала несколько секунд обратно, проделала некоторый анализ образов… нет, Джефа и следа нет. Она подавила импульс повторить анализ, повысив распознаваемость человекоподобия.

Свет ламп постепенно выделил из темноты присевшего Амди. Тележка Белоухого подкатилась на удивление близко, и остальные элементы Свежевателя-Тиратект раздвинулись, встав вокруг Амдиранифани полукругом.

Снова застыл видеопоток. Окно диагностики сообщало, что задержка связана со слухом Свежевателя. До сих пор звук анализатор не уделял достаточно внимания звуковому каналу связи. Равна слышала стук когтей Свежевателя по камню, скрип тележки, но мыслезвук Свежевателя – ультразвук в диапазоне 40—250 к Гц – в основном игнорировался. Образы, свидетельствующие об удивлении или гневе, были бы опознаны и доложены, но детальный анализ потока мыслей был бы невозможен для «Внеполосного» даже в Крае.

Сейчас «Внеполосный» слышал аккорды и бульканье-шипение межстайной речи.

Еще через секунду пошло видео и синхронизированный звук – а внизу, титрами, давался наиболее вероятный, по мнению «Внеполосного», перевод.

СВЕЖЕВАТЕЛЬ-ТИРАТЕКТ:

УДЕЛЯЮ ТЕБЕ [ВРЕМЯ/ЛЮБОПЫТСТВО],

[МАЛЫШ/МАЛЫШИ].

ЗАЧЕМ ТЕБЕ ЭТА ВСТРЕЧА?

АМДИРАНИФАНИ:

Я [?] ОЧЕНЬ ГРУСТНО. Я [?] [?] БОЮСЬ.

ЧТО [?] МНОЙ [?]

Равна еще несколько раз прокрутила разговор. Сопоставляя догадки «Внеполосного» с тем, что знала сама, она часто могла понять речь Стальных Когтей. Последние слова Амди были очень ясны: «Что со мной будет?»

Но тут Амди переключился на самнорский:

– Можно мы будем говорить по-человечески, господин Тиратект? Мне этот язык больше нравится, а на межстайном мне трудно правильно сказать, в чем мое дело.

– Конечно, милый мальчик. Вполне можем по-самнорски.

Человеческий голос Свежевателя был, как всегда, сердечен – манера умного садиста.

Наверняка же Амди распознал насмешку в тоне Свежевателя? В конце концов, восьмерка эта знала Свежевателя-Тиратект еще с тех пор, как Свежеватель был в силе. Но сейчас они все восемь сбились в кучу и подвигались вперед по сантиметрам, почти ползя на брюхе.

– Я очень боюсь. Очень много печального. Если бы не так много, я бы справился, а так я просто глупец, предающийся жалости к себе.

Смех Свежевателя-Тиратект прозвучал почти ласково.

– Ах, бедный Амдиранифани! У тебя способности гения. Когда обычные стаи сталкиваются с несколькими бедами сразу, страдания у них не очень умножаются. Они дополнительной тяжести просто не чувствуют. А у тебя способность к страданию больше. Но даже при этом…

Окно диагностики показало серьезные проблемы с трансляцией. Очевидно, некоторые передающие устройства закрепились на вечерних светлячках, а этих насекомых становилось меньше, когда охлаждался вечерний воздух. Шли секунды, гипотезы «Внеполосного» не сходились. Наконец появился красный флажок, извещающий, что при таких принимаемых данных ясной картины сложить не удается.

Равна вздохнула и подняла уровень приемлемой неуверенности, потом махнула программам, чтобы продолжали анализ. Иногда эти наблюдения слишком напоминали волшебные сказки дотехнической эпохи: чародейка Равна склонилась над хрустальным шаром, пытаясь изо всех сил высмотреть истину в туманных пророчествах авгуров.

Через секунду «Внеполосный» показал свои вероятные предположения: картинки отдернулись назад на пару секунд и перезапустились. Свежеватель говорил:

– И все равно, мой мальчик, что за проблемы тебя беспокоят?

Амди придвинулся чуть ближе.

– Вы создали Булата, Булат создал меня.

Тихий смех.

– Конечно. Я создал Булата и в основном – из собственных элементов. А Булат тебя собрал из новорожденных щенков, рожденных от гениев. Он их покупал, крал и добывал разбоем на всем континенте. Ты редчайшая стая среди стай, рожденная вся сразу, вся из щенков. Как двуногие.

– Да, как человек. – Изобразительные средства «Внеполосного» показали слезы на глазах Амди. – И вот я умираю как человек, пусть даже люди не начинают умирать, пока они еще дети.

– Ах это, – сказал Свежеватель. Равна отметила, что Белоухий подал тележку вперед и вытянул шею в сторону Амди. Ух ты. Перекрывающиеся мыслезвуки должны быть достаточно громкими и сбивать с толку эмоции обеих стай. Но голос Свежевателя – представленный программами наблюдения, не забывай ни на секунду– был так же хладнокровен. – Мы же об этом уже говорили раньше? Одновременное старение – это трагедия, но твоим элементам все еще всего лишь четырнадцать лет. Неприятные времена ожидаются для тебя лет через двадцать в будущем, когда мои грандиозные планы наконец-то…

Амди перебил не совсем уместным:

– Я любил господина Булата. Но я не знал, конечно, что он чудовище.

Свежеватель пожал плечами:

– Таким я его сделал. Боюсь, это моя ошибка.

– Я знаю, но вы же ее искупили! – Амди запнулся и заговорил тише. – А тут вот еще и проблема у Джефри. Вы…

Равна подняла голову. Что там такое с Джефри?Но Амди не стал договаривать.

Помолчав минуту, Свежеватель сказал:

– Да. Я что смогу, сделаю по этому поводу. Но какая же тебя подстерегла новаяпроблема?

Амди издавал звуки человеческого плача, так плачет потерявшийся ребенок.

– Я узнал, что два моих тела – краткоживущие с Великих Равнин.

Равна не сразу смогла вспомнить. Краткоживущие с Великих Равнин? Расовая группа такая, не отличающаяся с виду от прочих Стальных Когтей, хотя имеют склонность к врожденному сердечному заболеванию. Редко живут более двадцати лет.

В других окнах кивали головы Свежевателя:

– Эти два твоих элемента испытывают боли в груди?

– Да, и зрение у них портится.

– Да, краткоживущие, – сказал Свежеватель. – Этои правда проблема. Я посмотрю… – Звуковая дорожка запнулась – очевидно, «Внеполосный» разбирался в вариантах, восстанавливая смысл. – Я посмотрю в записях Булата, но боюсь, что ты можешь оказаться прав. У псарей это известная дилемма: краткоживущие с Великих Равнин часто обладают превосходным геометрическим воображением. Но при всем при том это все же не одновременное старение.

Амдиранифани била дрожь.

– Когда эти два моих элемента умрут – я уже не буду собой.

– С этим каждой стае приходится иметь дело, мальчик мой. Если нас не убивают сразу, то замены – рутина нашей жизни.

– Для вас– может быть! Для обыкновенных стай. Но я появился в мире весь сразу, а раньше меня не было. Господин Булат установил равновесие, когда меня собрал. Если я потеряю двоих, даже одного потеряю, я буду…

– Псари Резчицы смогут подобрать что-нибудь подходящее. А может быть, ты почувствуешь, что шесть – как раз удобный размер для твоего разума.

Тон Свежевателя был открыто сочувственным, но – вполне в соответствии с его обычной манерой – в чем-то пренебрежительным, будто он отмахивался от собеседника.

– Нет, не надо! Стоит мне потерять одного из восьми, я тут же развалюсь, как арка без замкового камня. Умоляю вас, господин Тиратект! Вы создали господина Булата. Вы создали «Группу изучения катастрофы». Вы заставили Джефри всех предать. Среди этих чудовищных злодейств нельзя ли сотворить немного добрых чудес?

Равна смотрела, оцепенев, не пытаясь даже остановить поток или посмотреть на окно журнала. Сейчас, когда сцена перешла все границы правдоподобия, она разыгрывалась без малейшей задержки. Амди уже не говорил, слышался только звук людского плача. Это вроде как укладывалось в картину. Восьмерка распласталась в позе униженного отчаяния, реформированный Свежеватель тоже ничего не говорил, но «Внеполосный» показывал на дисплеях нечто невероятное: все пять тел Свежевателя-Тиратект подползали к Амди. Те двое, что принадлежали исходному Свежевателю, подталкивали вперед тачку Белоухого. Некоторые оказались меньше чем в метре от ближайших элементов Амди. Это было настолько неимоверно, насколько вообще бывает что-то неимоверным. Свежеватель-Тиратект был неприятно известен своим брезгливым, отстраненным поведением. Обычные стаи, дружественные, часто посылают одного-двух своих элементов поближе друг к другу для краткого обмена мыслезвуком. Это как у людей приветствие объятием или легким поцелуем. Свежеватель-Тиратект никогда не опускался до подобной фамильярности. Эта стая всегда держалась на дальнем конце стола или пряталась за самой толстой звукопоглощающей обивкой.

А в этом невероятном, фантастическом видеоролике Белоухий потянулся вперед и прижал два элемента Амди к своей шее. Несколько других были почти так же близко. Наивному человеку могло показаться, что две группы животных ласково утешают друг друга. В стаях Стальных Когтей это была очень глубокая близость.

И любое сходство с тем, что происходит на самом деле, чисто случайно!

Равна сердито выключила все дисплеи, погрузив их в черноту.

Она долго сидела, всматриваясь в уютную теплую темноту собственного кабинета. Слишком она увлеклась этим анализом. Попытка «Внеполосного» извлечь смысл из почти чистого шума была безумием. И все же… вряд ли программы корабля вставили определенные существительные без какой-то причины. Она понимала, что обречена возвращаться к этой сцене снова и снова, пытаясь отделить программные глюки от шума сигнала и от того, что открывается под ним. Может быть, что-то можно получить, начав с внешних неоспоримых фактов: например, что Джефри – не предатель.

Она снова проглядела данные, только сейчас не смотрела лгущий видеоролик. Вместо этого она обратилась к журналу программы наблюдения. Как она и подозревала, условия пере-дачи сегодня менялись от плохих до отвратительных. И все же они уже бывали такими, а ей удавалось получить разумные результаты. Она убрала журналы состояния сети и перешла к анализу, выданному программой, – то есть к деревьям вероятности, показывающим рассматриваемые варианты и их взаимосвязи. Четкое видео, которое смотрела Равна, было лишь наиболее вероятной интерполяцией, вытекающей из джунглей прямых и косвенных предположений. Например, Амди почти определенно заявил, что за «Группой изучения катастрофы» стоит вполне известная личность. Равна нашла этот узел анализа, развернула его – появились доводы и вероятности. Да, а Свежеватель был назван этой личностью просто из-за контекста и чего-то такого в позе Амди. Аналогично Амди, вероятнее всего, сказал, что «кто-то» предал «что-то», – но программа сгенерировала эти конкретные существительные из длинного списка кандидатов.

Забавно, что Джефри даже попал в этот список, не говоря уже о том, что наверх пробился. Так что же за логика его туда затянула? Равна посмотрела рассуждения программы, залезая в такую глубину, где не бывала раньше. Как она и предполагала, вопрос «почему “это” было предпочтено “тому”?» вызвал комбинаторный взрыв. Результаты можно разбирать веками – и ничего не понять.

Равна откинулась на спинку стула, завертела шеей, стараясь снять напряжение. Что же я упускаю из виду?Естественно, программа могла просто сломаться. Аварийная автоматика «Внеполосного» была заточена под работу в Медленной Зоне, но в программе наблюдения содержались фрагменты кода для Края, не входящие в список применимых утилит корабля. Просто так случилось, что она здесь заработала.

Но ведь если бы случилось что-то серьезное, были бы предупреждения? Равна небрежно посмотрела журнал регистрации ошибок. Высокоприоритетные сообщения были именно такие, как она ожидала: «Обработка неадекватных данных» – и дальше всякая ерунда. Она полезла в низкоприоритетные информационные сообщения. Как и ожидалось, в одном только этом вечернем сеансе ее работы их был буквально миллиард. Равна отсортировала их парой различных способов и какое-то время сосредоточилась на просмотре результатов…

И застыла в кресле, вытаращившись на этого притаившегося монстра:

442741542471.74351920 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140269471

442741542481.74351935 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140269369

442741542491.74354327 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140264373

442741542501.75434121 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140264313

442741542511.75434144 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140264265

442741542521.74351447 ТОЛЬКО ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ:

ЧИСЛО СРАБАТЫВАНИЙ ДАТЧИКА СВЕЖЕВАТЕЛЯ: 140264215

...24480242 СТРОК ОПУЩЕНО.

– Объяснение!

Собственный голос показался ей придушенным.

Появилось окно, определяющее соответствующие поля, указывающие на источник этих извещений, на анализ сенсорных устройств на каждом элементе Свежевателя-Тиратект.

Кратко говоря, эти извещения говорили именно то, что она подумала. Во всей стае Свежевателя осталось чуть меньше ста пятидесяти миллионов датчиков. Исходная инфекция измерялась триллионами, и даже этого было едва ли достаточно. Если степень заражения падала до пары сотен миллионов… то ее «наблюдение» превратилось в самообман!

Сколько времени уже это тянется?

Она вызвала интерполяцию и попросила три наилучших модели истории отказа. Их и оказалось три, но первая была почти достоверной: с первого дня ее наблюдения почти десять лет назад маленькие шпионы отказывали все больше и больше – пологий спад с временем полураспада меньше года. В Крае такая инфекция работала бы лет сто. Да и поддерживающие программы обладали бы достаточным интеллектом, чтобы сообщить ей, что она работает с мусором. Неудивительно, что эти устройства не попали в Манифест Утилит. Равна перехитрила сама себя.

Она сгорбилась в полном отчаянии. Сегодняшний день – как моментальный снимок ее жизни за последние декады. Но если пересмотреть прошлые наблюдения, теперь уже зная им цену, понятно будет, насколько можно доверять Свежевателю.Она открыла глаза, смахнула слезы и посмотрела на повисшую в воздухе неумолимую кривую распада. Несколько лет назад система наблюдения содержала ровно триллион датчиков. За эти годы извещения об отказах накапливались, но на невидимых малоприоритетных уровнях. А тем временем более высокие уровни продолжали выдавать Равне – назовем вещи своими именами – фантазии. Она могла бы вообще этого не заметить, если бы реальные угрозы не сделались столь многочисленны, что фантазия стала выдавать дикое вранье.

Если я решу, что прошлые наблюдения тоже фальшивка… об этом придется сказать Резчице. Ага. И уничтожить то доверие, которое еще между нами держится.

На миг она потерялась в этих мрачных раздумьях. Случалось ли ей когда-нибудь так сильно запутаться? Нет. Бывало положение еще хуже?.. Ну, куда страшнее было наблюдать за Битвой на Холме Звездолета. А через несколько часов потерять Фама – это было еще печальнее. Но в смысле отчаяния – ничего не бывало хуже после уничтожения ее родной цивилизации на Сьяндре Кей.

Тогда я выдержала.

Тогда с ней был Фам.

Равна открыла глаза – только что миновала полночь. Внешние окна смотрели на темный ландшафт – давно уже в свои права вступила осень.

Но одну вещь она должна была сделать, как бы та ни была иррациональна. Она этого не делала уже больше года. Ее не поняли бы ни Дети, ни Стальные Когти, и у нее не было никакого желания поощрять суеверия. Но именно сейчас настал момент, когда необходимо было навестить Фама.

Глава 09

Кладбища – места жутковатые. На Сьяндре Кей таких мемориалов было несколько. Люди в Крае тоже в конце концов умирали. Смертность была сравнима с периодом полужизни соответствующих цивилизаций, которые в основном перемещались все выше и выше и в конце концов – если не делали какой-нибудь сверхглупости, как жадные глупцы Страума, – трансформировались в Силы.

Огромные кладбища существовали в малоподвижных цивилизациях, для которых прошлое значило больше любого настоящего. Равна вспоминала нечто подобное на территориях Гармоничного Покоя: кладбище постепенно превращало территорию в мавзолей с кое-где попадающимися живыми обитателями.

Кладбище на Холме Звездолета было идеей Равны – она придумала его, вдруг поняв, почему в историях Века Принцесс кладбища играют столь важную роль. Место она выбрала до того, как вокруг Нового замка вырос город с тем же именем. Участок в два гектара тянулся поперек верескового склона, и от него открывался вид на северо-западные острова до самого «Внеполосного» на юге. Но еще десять лет – и город может окружить кладбище со всех сторон, расширяться будет некуда. А если выйдет по-моему, – подумала Равна, – и нужды не будет расширять эту печальную территорию.

Дети иногда приходили сюда, но днем, когда тепло. А самые младшие вообще не понимали, что такое кладбище. Старшие не хотели понимать, но и друзей своих забывать не хотели.

Равна в основном приходила после наступления темноты и когда у самой на душе бывало всего темнее. Если из этого исходить, сегодня было самое время.

Она шла вдоль главной аллеи, и под ногами поскрипывал окостеневший от мороза мох. Ночь арктической осени даже здесь, где сказывались океанские течения, могла варьироваться от холодной до морозной. Сегодня еще было довольно умеренно. Тучи пришли на закате, наслаиваясь над землей глубже и глубже, удерживая дневное тепло. Бриз с холмов почти стих, ощущаясь лишь как едва заметное холодящее дыхание. «Внеполосный» сказал, что чуть позже начнется дождь, но пока что небо было темным и сухим, и воздух был прозрачен до самых вод внутреннего канала. Светились случайные огни на северной оконечности Скрытого Острова. Где-то совсем рядом иногда вспыхивали голубые огоньки – светлячки. Крошечные насекомые устраивали световые феерии лишь две-три ночи в году и обычно более ранней осенью.

Чем дальше шла Равна, тем чаще становились голубые вспышки. Чтобы осветить ей путь, их было слишком мало… но все равно приятно было смотреть.

По обе стороны главной аллеи кладбища шли ряды могил, и на каждой – надгробный камень с вырезанным именем и звездой. Внешний вид выбрали по картинке, найденной в архиве человеческой классики на «Внеполосном». Четырехконечные звездочки – это был древний религиозный символ, вероятно, наиболее часто встречающийся в историях человечеств, хотя и не очень ясный в подробностях. В этих четырех рядах насчитывалась сто пятьдесят одна могила – почти все население кладбища. Полторы сотни Детей, от неполного года до шестнадцати, убитые в одну летнюю ночь, сожженные прямо в спячке. Пустошь к югу от города называлась Лугами Резни, но на самом деле поле убийства лежало под центром Нового замка, в центральном его зале, где до сих пор стоял над обугленным мхом посадочный модуль.

Равна никого из этих Детей не знала. Когда они погибли, она не знала даже об их существовании.

Она замедлила шаг. Здесь могло бы быть и больше мертвых Детей: многие из уцелевших гибернаторов пострадали от огня. Оживление Тимора позволило узнать, что можно делать без риска. Лишь немногие из прилетевших ребят еще спали под замком в гибернаторах плюс еще четыре выкидыша из нового поколения и две жертвы несчастного случая. Когда-нибудь она их всех пробудит. И Тимора тоже когда-нибудь вылечит.

Как бы это странно ни звучало, на кладбище покоились и несколько Стальных Когтей. Изначально это были всего двенадцать стай, полностью погибших в Битве на Холме Звездолета. В последние годы это стало меняться из-за организованного Джоанной Фрагментария для старых элементов – к большой досаде фракции красных курток.

И еще была тринадцатая стая, похороненная прямо рядом с могилой Фама: шесть небольших знаков, каждый с именем своего элемента, и знак побольше, означающий всю группу – Джа-ке-рам-а-фан, и взятое стаей имя – Описатель. Описателя Равна тоже не знала, но знала его историю от Странника и Джоанны: Описатель, доблестный и глупый изобретатель, убедивший Странника подружиться с Джоанной. Стая, которую Джоанна оскорбляла и поносила, которая была убита за свои усилия. Равна знала, что и Джоанна по ночам иногда сюда приходит.

Всего десять лет – и столько ушедших в память. Сьяна и Арне Олсндот. Наездник Синяя Раковина.

И еще сюда приходят несколько стай, среди них Амди. Естественно, вместе с Джефри.

Равна дошла до огромного ледникового валуна, отмечающего конец тропы. Надгробие Фама образовывало плечо вершины, закрывая могилы детей от северных ветров. Но сегодня воздух был почти недвижен. Светлячкам даже не было нужды прятаться в вереске. На самом деле они гуще всего держались в воздухе возле могилы Фама, и много их пульсировали синхронно. Каждые несколько секунд молча вспыхивало голубое, омывая Равну приветственным приливом. Столько их она видела только однажды – и тоже возле этой могилы. Наверное, дело в цветах, которые она здесь посадила, теперь разросшихся. Дети вместе с Равной посадили цветы и вокруг могил своих товарищей, но те так не принялись, как здесь. И это было странно, учитывая открытость могилы Фама с севера.

Равна свернула у конца тропы, обошла камень вокруг, направляясь к облюбованному месту сбоку от него. Странная штука – религия. В Верхнем Крае религия – вещь опасная и практичная, создание богов и обращение с ними. Здесь, в Медленной Зоне, откуда пошел род человеческий… здесь религия – естественно возникшая смесь, в основном подчиненная местной эволюционной биологии.

Но забавно, как быстро слабость возвращает нас на старые пути.

Между медленными импульсами голубого света было темно как в погребе, но Равна знала, где она. Протянув руку, она тронула знакомую выпуклость гладкого гранита. До чего же он был холодным… пока она не согрела камень теплом ладони. Что-то такое было и в самом Фаме. Вполне возможно, что он вообще никогда не существовал, но примерно год она была с ним знакома. Вполне возможно, что Сила создала Фама в шутку и начинила ложными воспоминаниями о героическом прошлом. Как бы там ни было на самом деле, а в конце Фам повел себя как истинный герой. Иногда она приходила сюда, чтобы молиться заФама. Но не сегодня – сегодня была одна из ночей отчаяния. Хуже того, сегодня для отчаяния была объективная причина. Но Фаму случалось справляться и с худшим.

Она молча прислонилась к камню и какое-то время стояла так.

А потом услышала хруст шагов на главной аллее. Она отвлеклась от надгробия, посмотрела в ту сторону, вдруг очень обрадовавшись, что не плакала. Вытерла лицо и надвинула чуть глубже капюшон куртки.

Приближающаяся фигура на секунду закрыла какой-то огонек из Нового замка, и Равна подумала на миг, что это Джефри Олсндот. Потом дружно засветились светлячки, голубой туман открыл ей иное. Не Джефри. Невил Сторхерте не совсем того роста, и – со всей откровенностью – совсем не так красив.

– Невил?

– Равна? Я… я не хотел застать тебя врасплох.

– Ничего страшного. – Она не знала, то ли смутиться, то ли радоваться сочувственному лицу, вдруг возникшему из пустоты. – Чего тебя сюда занесло?

Невил тревожно потер руки, посмотрел поверх Равны на массивный валун. Свет потускнел, и остался только его голос:

– Я на Лугах Резни потерял лучших друзей. Леду и Джоси. Мне все мои одноклассники дороги, но эти были особенно. Ну, я иногда прихожу… вроде как к ним.

Иногда Равне приходилось себе напоминать, что Дети – уже не дети. Иногда они сами ей об этом напоминали.

– Понимаю, Невил. Когда дела плохи, я тоже люблю сюда приходить.

– А дела плохи? Я знаю, что есть много о чем беспокоиться, но твоя идея с грузовым трюмом оказалась чудесной.

Естественно, он не мог знать о гневе Резчицы и тем более об ужасном провале особого наблюдения за Свежевателем.

Невил продолжал озадаченным голосом:

– Равна, но если есть проблемы, ты не должна о них молчать. У нас же для того и создан Исполнительный Совет.

– Знаю. Но боюсь, что в этом случае…

Я так напортачила, что меньше всего я могу об этом говорить с некоторыми членами Совета.

Светлячки снова замигали, Равна увидела вопросительное и разумное лицо Невила. С тех пор как Джоанна и Невил вместе – а это как раз с тех пор, как Невил вошел в Совет, – ей редко случалось с ним беседовать, кроме тех случаев, когда он был вдвоем с Джоанной. Где-то в самой глубине души она боялась, как бы Джоанна не истолковала ее интерес превратно. Сегодня она от этой мысли чуть не засмеялась.

Сейчас у меня проблемы куда серьезнее всего, о чем я привыкла волноваться.

– Есть вещи, которые никак нельзя выносить на рассмотрение всего Совета.

Сейчас ей не было видно его лицо. Осудил бы он ее за действия за спиной Совета? Но голос у него был сочувственный:

– Кажется, я понимаю. У тебя очень трудная работа. Я могу подождать, пока ты расскажешь…

– Я не об этом. У тебя минутка найдется, Невил? Я бы рада… мне действительно нужен совет.

– Конечно, найдется. – Он засмеялся застенчиво. – Хотя не знаю, чего может стоить мой совет.

Импульс света.Как будто вдруг они оказались в поле голубых цветов; такого огненного представления светлячков Равна никогда не видела – так ярко горело оно на большом валуне почти до самого верха. Равна забралась на полку, которую нашла много лет назад, и показала Невилу на место, почти столь же удобное. Невил кивнул и полез вверх в гаснущем свете. Мальчик – то есть мужчина – поднимался уверенно. Он залез на камень, на полметра ниже Равны и почти на метр в стороне. Вот и хорошо. Рыдать у него на плече она будет разве что метафорически.

Секунду они помолчали. Потом Невил спросил:

– Дело в «Группе изучения катастрофы»?

– Началось с нее. На этом месте я впервые поняла, как я тотально напортачила.

– Это напортачили мы с Джоанной. Мыдолжны были держать тебя в курсе, что делают наши…

– Да-да, я знаю. Джоанна уже себя за это ругает. Но ГИК – это было только начало.

И тут Равна неожиданно для себя рассказала обо всем, что ее гнетет. И так это было хорошо, и не только потому, что появилась возможность рассказать то, что она никому не говорила. Дело еще и в том, что Невил задавал разумные вопросы и у него возникали идеи – почти готовые решения. Он тут же понял, почему Резчице так не нравится превращение грузового трюма в место встреч.

– Новый зал встреч – это одно из лучших новшеств за последние годы, Равна. Но я понимаю, о чем ты. У Резчицы впечатление отрицательное, но это только повышает важность задачи: не отменить Новый зал, но превратить его в нечто такое, что Резчице будет приятно.

Именно об этом Равна уже думала, но приятно было услышать такие слова от него. Когда он договаривал, она успела заметить выражение его лица. В Невиле Сторхерте всегда была какая-то дерзкая скромность, и сейчас Равна поняла, откуда это противоречие. У мальчика есть харизма.Даже неотработанная и неосознанная, она просто из него сочилась.

– Твоя мать была главным администратором в Верхней Лаборатории?

– Вообще-то это был папа. Мама была его заместителем – и замещала, когда бывала на него зла.

Равна о страумской Верхней Лаборатории была низкого мнения. В лучшем случае это были добрые намерения, приведшие к космического масштаба катастрофе. Но эта Лаборатория была вершиной цивилизации Страума. Это была умопомрачительная гордыня, но с другой стороны, там собрались самые лучшие и талантливые представители этой цивилизации. Очень может быть, там были и другие герои, кроме родителей Джоанны и Джефри.

– Наверное, твой папа был суперзвездой-управленцем.

Лидер более талантливый, чем все прочие представители этого бедного мира.

Невил смущенно засмеялся.

– Был, конечно… пройдя такой суровый отбор. Помню все обручи, через которые родителям приходилось прыгать все мои школьные годы. Но папа говорил, что это не важно, что в Лаборатории столько гениев, что «администрировать» ее – это как кошек пасти… ты знаешь, что это? На Сьяндре Кей кошки были?

Равна улыбнулась в темноте:

– Конечно. Кошки куда старше, чем Сьяндра Кей.

У Невила Сторхерте остались только школьные воспоминания, но он вырос посреди настоящих лидеров. И очевидно, в нем самом была эта магическая искра. А я дура, предающаяся жалости к себе и не замечающая ресурсов, которые все время со мной.Сделав глубокий вдох, она резко перешла от дружеского доверия к полной откровенности в самом главном:

– Знаешь, Невил, самое важное дело на всей планете – а может быть, даже в этой части Галактики – успеть поднять цивилизацию и встретить флот Погибели.

– Согласен.

– Но появление ГИК заставило меня понять, насколько наша перспективная цель отвлекла меня от повседневной жизни. И я, боюсь, столько наделала ошибок, что мы можем проиграть главную битву еще до ее начала.

Ответом ей было молчание, но в мгновенном бледном свете она увидела, что молчание это задумчивое и внимательное, и продолжала речь:

– Невил, я пытаюсь исправить свои ошибки, но все, что я пока пытаюсь сделать, дает нежелательный побочный эффект.

– Реакция Резчицы на Новый зал встреч?

– В частности.

– Может быть, в этом я могу помочь. У меня нет личного канала связи с Резчицей, но у Джоанны точно есть. И я ручаюсь, что мы с друзьями придумаем такие перемены в Зале, которые убедят Резчицу в нашем уважении ко всему Домену.