Текст книги "Несравненное право"

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Глава 4

2229 год от В. И. 4–5-й день месяца Влюбленных

Арция. Окрестности Лаги

1

Дорога была в два ряда обсажена каштанами, защищавшими путников от неистового солнца, в котором так нуждались виноградники. Теперь вековым исполинам предстояло замедлить бег знаменитой таянской конницы. Если это удастся. Если наспех сколоченный отряд, который приходится считать армией, сумеет выиграть еще день, то… Дальше Луи не загадывал, он разучился думать о том, что будет послезавтра, через месяц, через год, с головой окунувшись в насущные хлопоты – где найти людей и оружие, в какой пригорок или овраг вцепиться, как уйти из-под удара, как и куда ударить самому.

Он почти не спал, ел урывками, сутками не слезал с седла, сам не замечая, как превращается в воина и вождя. Впрочем, теперь его такие мелочи, как репутация, не волновали. Сын Эллари еще раз осмотрел позицию и довольно усмехнулся. Годится! Чтобы идти дальше, Годою нужно завладеть дорогой – прорубаться сквозь виноградники, которые по местной традиции разделены широкими канавами, значит превратиться в пьяных черепах, к тому же рискующих из-за каждого куста получить по голове. Регенту позарез нужна дорога, и вот ее-то и нельзя отдавать. Нижняя Арция с ее редкими деревушками и городками осталась позади, Годой вплотную подошел к сердцу империи, где за каждым поворотом или большое село, или город.

Конечно, теми жалкими силами, которые удалось наскрести, такую орду не остановишь, но ее можно придержать, пока люди не укроются в Пантане, куда Годой вряд ли полезет, или не уйдут в Кантиску или Мунт, о которые, как очень хотелось верить принцу, узурпатор обломает зубы. Значит, будем держаться. Если все пойдет хорошо, подоспеет арцийская армия, и можно будет отбиваться, пока не подойдет Архипастырь, а затем еще и Мальвани, после чего с Годоя полетят его красно-черные перья. А пока держаться, держаться и снова держаться!

Луи не думал о том, что будет, если император струсит и затворится в Мунте. Это было слишком страшно для сотен Лошадок, лежащих на пути тарскийско-таянского войска. Если бы не дожди, на месяц задержавшие убийц, странные дожди, потому что на Среднюю Арцию не упало ни капли, империи бы уже не было… Но ливни прекратились столь же неожиданно, как начались, Хадна вошла в берега, дороги подсохли. Теперь на пути Михая Годоя остались только они… А арцийцы, похоже, не понимают, какая беда к ним идет, – ковыряются в своих виноградниках. Да и с чего бы верить дурным вестям, если они привыкли к хорошим? Хорошо хоть с «Котами» повезло.

Этот веселый полк за излишнее пристрастие к женскому полу, без которого стать полноправным «Котом» считалось невозможным, был выставлен с позором из столицы в провинцию. К счастью, командир «Котов» Жак-Здоровяк, прозванный так по канонам армейского острословия – после того как медикус вытащил из его спины атэвскую стрелу, Жак кашлял кровью и не мог обходиться без варева из каких-то вонючих трав, – был старым приятелем Матея и поверил всему, что тот рассказал.

«Коты» встали под знамена Луи еще до того, как Гийом с Толстяком привезли приказ маршала. Они и стали ядром маленькой армии, которой пока везло. Арцийцы уже неделю успешно кусали Годоя за пятки, всякий раз умело ускользая от удара. За это время сыну Эллари удалось поднять и несколько гарнизонов лежащих в стороне от Новой Таянской дороги городов, где дотягивали лямку поседевшие и погрузневшие отцовские сподвижники. Слух о том, что Луи с Матеем зовут «своих», не одного ветерана заставил вытащить из сундука ставший тесным мундир и отправиться навстречу стерве-судьбе. Луи не успел оглянуться, как под наспех сшитыми знаменами с нарциссами и его личной, довольно-таки глупой сигной – золотой дракон на черном поле – собралось около восьми тысяч. Это было невероятно много и до невозможности мало.

Конечно, без Матея и Жака принц уже сложил бы свою красивую голову под каким-нибудь цветущим по случаю весны кустом, но ветераны знали, когда надо уходить, а когда держаться, и, глядя на них, Луи потихоньку начинал разбираться в военном деле. Смерти он не боялся, а вот не справиться, не дождаться поддержки…

– Сколько отсюда до Кантиски? – Он старался говорить спокойно.

– На день меньше, чем вчера. – Матей невесело усмехнулся. – Феликс придет, можешь быть уверен. Быстрее, чем это сделает он, не пришел бы и сам Датто. Но нам все равно не продержаться…

– Ты не ждешь Базилека? – Лицо Луи было почти спокойным.

– Франциск пишет, что его с места не сдвинуть. Разве что Феликс предаст придурка анафеме и уведет тех, кто захочет пойти. Нашим это, разумеется, знать не обязательно.

– Наверное… – Принц оглядел позиции и нарочито равнодушно обронил: – Как думаешь, скоро?

– Думаю, да. – Матей посмотрел на дорогу. – Главное, чтобы не побежали те, что слева…

– Тогда я к ним?

– Иди, – махнул рукой Матей, – дело хорошее. – Но когда принц, спешившись, легко зашагал к пикинерам, которым вскоре предстояло увидеть над собой оскаленные лошадиные морды и блестящих медью всадников, ветеран шумно вздохнул. Парень быстро учится, очень быстро, но успеет ли он стать тем, кем должен… Эллари тоже прочили блестящее царствование.

2

– Думаю, идти дальше не стоит. – Маршал с удовлетворением оглядел широкое Лагское поле. – Лучше не придумаешь!

– Не нравится мне тот холм… – Архипастырь с неодобрением махнул рукой в сторону Морского тракта. – Если они в него вцепятся, ложками не выскребешь…

– Годой и так задержался, – откликнулся Ландей. – Конечно, наступай мы, эта горушка была бы как кость в горле, но будь я проклят, если не заставлю их полезть первыми. Наше дело – оборона. Их меньше, хоть они и злее. Пусть прорываются, пока не надоест.

– А ты уверен, – Феликс с сомнением оглянулся на расцвеченный множеством сигн отряд имперских знаменщиков, – что наши любезные нобили удержатся от искушения?

– Я их удержу, – огрызнулся маршал. – Будут ждать как миленькие. Бароны, это что… Вот от Марциала любой пакости ждать и впрямь можно. Он меня раскусил, теперь держи ухо востро…

– Раскусил?

– Да. Я как-никак маршал Арции. Идет война, так что изображать из себя придурка я, знаешь ли, больше не могу. Ну да ладно, сначала разобьем Годоя, Марциал с его братцем подождут! Не до них сейчас, да и этот «мила-ашка», – Ландей попробовал придать своему рыку сюсюкающую игривость, – повел себя на удивление прилично… Даже по морде Бернару залепил при всей гвардии.

– И все же я на твоем месте спровадил бы его подальше. Резервом командовать, что ли. И приставить к нему кого-нибудь на всякий случай не мешает. Мальвани не подошел еще?

– В паре диа. Проклятые дожди его задержали… Над Лисьими горами море вылилось. Ни пройти, ни проехать… Хотя почему проклятые? Если б не это, Годой давно торчал бы у Мунта… Странные это дожди, кстати, были. Фронтеру и Нижнюю развезло, а южнее ни облачка, все на корню сохнет.

– Франсуа, – Архипастырь ласково потрепал по шее своего коня, – предоставь думать о чудесах моим клирикам, Проклятый их побери. Наше дело – война. Давай-ка лучше еще разок подумаем. Вроде бы все верно рассчитали, и все же…

– Ну, давай проверим.

Они проверили. Все было правильно. Арцийская армия была заметно больше войска Годоя, хотя в ней изрядную часть составляли сельские и городские ополченцы, не слишком преуспевшие в воинской науке. Зато с артиллерией и мушкетерами у империи дела обстояли много лучше, чем у захватчика. Если бы против Арции стоял покойный король Марко или его старший сын, несравненная таянская кавалерия уравняла бы шансы, но маршал знал, что уцелевшие «Серебряные» ушли в Эланд, а оставшиеся кавалеристы вряд ли горят неистовым желанием сложить головы за узурпатора. Нет, в том, что касается артиллерии и конницы, арцийцы впереди. Беспокоила пехота. Эти самые гоблины, о которых приходилось судить по письмам Максимилиана.

Франциск помнил, что при Анхеле Светлом именно пехота добывала победу, другое дело, что теперь чванливые бароны предпочитали держать кавалерию…

– Вся беда в том, что мы давно не воевали по-настоящему, – проворчал маршал.

– Так ведь и Годой не воевал, – отозвался Архипастырь.

– Ты уверен, – для Франциска Феликс, какие бы одежды он сейчас ни носил, оставался другом юности, от которого можно не таиться, – что все решит оружие? Я о том, что пишет Матей.

– Мне кажется, да. Эти дожди, если в них и было что-то странное, помогли нам, а не им.

– Так-то оно так, но все равно как-то не по себе.

Феликс промолчал. Не признаваться же, что и у него на сердце лежит большая холодная жаба. Хуже нет, чем делиться перед боем дурными предчувствиями. И что это нашло на Франсуа?

– Сам не знаю, что на меня нашло, – пробормотал маршал. – Старею, что ли…

Неприятный и непонятный разговор прервал Генрих, сообщивший, что из выдвигающегося в направлении Морской дороги авангарда доносят: впереди идет бой.

– Неужели все-таки Мальвани? – быстро спросил Феликс.

– Не похоже. Думаю, Матей.

– Против целой армии? Он не самоубийца.

– Правильно. Поэтому они до сих пор и живы. Что ж, воспользуемся подарком судьбы. Авангард поддержит сражающихся. Чтоб до завтрашнего утра ноги Годоя здесь не было. А мы пока укрепим вон ту высоту. Пригодится…

3

– Ты все понял? – Времена, когда подобный вопрос в устах Матея вызывал у Луи желание схватиться за шпагу, давно канули в небытие. Принц развернул карту и со страстью отлично знающего урок студиозуса принялся рассказывать:

– Вот здесь, на холме, у нас укрепленный лагерь с самыми большими пушками и самыми глупыми ополченцами, подкрепленными мушкетерами и конным полком «Ловцов жемчуга», за лагерем в овраге находятся резервы под командованием этой сволочи Марциала. Они вступят в битву после того, как Годой прорвет, если прорвет, первую и вторую линии обороны.

– Лучше бы до этого не дошло, – проворчал Матей. – Лично я думаю, паршивец увязнет во второй, ну да береженого и судьба бережет.

– А береженый конь первым с копыт и валится, – дерзко тряхнул темно-каштановой головой принц, но злости и раздражения в его голосе не слышалось. Скорее желание слегка поддразнить, но Матей в пикировку не вступил.

– Ты лучше скажи, кто начинает.

– Начинают они, – охотно ответил Луи, – мы будем в обороне, пока они не начнут выдыхаться.

– И запомни – вперед пойдем только по приказу!

– Да запомнил я, это уже и сорока бы затвердила. – В голосе наследника Эллари на мгновенье мелькнула прежняя задиристость, но он быстро справился с собой и, чтоб не продолжать неприятный разговор, зачастил: – На передней линии у нас мушкетеры и легкая артиллерия, которые должны встретить атакующих прицельным огнем. Скорее всего, те также начнут с перестрелки, но потом пустят вперед пехоту, чтобы сломать нашу оборону. Тут главное, как ты и сказал, устоять. «Гончие Арции», «Райские птицы» и «Старые быки» стоят справа за второй линией, слева – бароны и тому подобные графы. Да, в центре второй линии – ополченцы, слева наемная пехота, но без Марциала, а на правом фланге – церковники. Тарскийцы попытаются взломать нашу оборону, которая начнет поддаваться в центре.

– Ландей устроит все в лучшем виде, – подтвердил ветеран.

– Нужно добиться, чтоб Годой бросил в бой таянскую кавалерию, думая, что наступает переломный момент. Тогда маршал резко отойдет вправо, где за перелеском можно спокойно перестроиться, а таянцы окажутся под обстрелом из лагеря. В это время с двух сторон нанесет удар регулярная кавалерия, и маршал спустит с цепи наших дорогих графов с их конными дружинами, которые большей частью будут ждать в лесу. Правильно?

– Правильно, – подтвердил Матей. – А что делаем мы?

– А мы стоим на этом дурацком пригорке и прикрываем южан, вместо того чтобы драться, – ворчливо сообщил принц.

– Не волнуйся, – отрезал его собеседник, – драки на твой век хватит. Только помни, если убьют меня, убьют только меня, а вот попав в тебя, попадут во всю Арцию.

– Глупости, – отмахнулся принц, – ничего с нами не будет. И вообще пришло время спросить с них за Лошадки…

– Ты, я вижу, решил мстить по всем правилам. – Ветеран кивнул на розовую девичью ленту, повязанную на эфес шпаги.

– Да, – коротко кивнул Луи, – по всем правилам и до конца.

Глава 5

2229 год от В. И. 5—6-й день месяца Влюбленных

Арция. Окрестности Лаги

Седое поле

1

– Е сли тут бывать колодец, его нужно искать. – Криза умоляюще смотрела на Романа. – Мы искать одна сутка. Только.

– Хорошо, – кивнул эльф, – отчего бы не поискать… Днем больше, днем меньше…

– Мне не нравится твоя мысля. Ты не делать, что хотел. Но ты не виноватый. Просто все не так.

– Это ты правильно сказала, все действительно не так. И это мне очень не нравится! Ладно, – Рамиэрль поправил заплечный мешок, – пошли искать твой колодец.

– Он не мой, нет, – запротестовала орка и легко побежала за Романом вниз по пологому склону, сверху поросшему сочной травой, сквозь которую чем дальше, тем чаще пробивались странные серебристые стебли.

Горы захлебывались поздней весной, щебетом птиц, звоном ручьев, дурманящими запахами черемухи и диких нарциссов, а здесь по-прежнему пахло полынной горечью, и седые шелковистые травы медленно сгибались и разгибались под порывами неощутимого ветра. Сердце эльфа вновь сжалось от боли, еще более острой, чем в первый раз. Волна горечи захватила и понесла его куда-то. Роман не понимал, что с ним творится, все мысли куда-то делись, остались одни чувства, ощущение невосполнимой утраты, тоска по несбывшемуся и еще ощущение непонятной вины.

– Я не виновен перед вами, Древние, – эльф сам не осознавал, что говорит вслух, причем на староэльфийском, который меньше всего подходил для того, чтобы разговаривать с мертвыми богами Тарры, – я оплакиваю ваш конец и сожалею о нем. Всем, что мне дорого, клянусь, что сожалею. В наш мир пришла беда, мы перед ней как дети в лесу. А вас нет, наши боги ушли, и мы одни перед лицом Ройгу…

Криза молча следила за своим спутником. Таким она его еще не видела. Эльф стоял на озаренном ярким предвечерним солнцем склоне и что-то говорил на непонятном языке, хоть некоторые слова и казались смутно знакомыми. Временами Роман надолго замолкал, словно выслушивая ответ, но, кроме Кризы и него самого, здесь не было ни души. Ни птиц, ни зверей, ни водившихся в изобилии в этих краях каменных ящериц и золотистых горных кузнечиков.

Криза устала и присела на теплый камень. Она и раньше не сомневалась, что Роман – волшебник, а значит, умеет говорить с духами. Интересно, скажут ли ему духи Седого поля, где находится колодец Инты? Неужели его кто-то засыпал?

…Жалобный тягучий крик вырвал орку из задумчивости; крик, казалось, раздавался отовсюду, словно кричало само поле. Криза ошалело завертела головой и увидела стаю птиц. Они приближались с запада, против солнца, и потому одновременно казались черными и обрамленными сверкающим серебряным ореолом. Девушка вспомнила, что прошлый раз они видели эту же стаю, – издавая щемящий, надрывающий сердце клич, она медленно проплыла над головами и исчезла за пятиглавой вершиной Великого Деда.[18]18
  Великий Дед (гобл.) – у людей «Пятиглавец» – одна из самых высоких вершин Большого Корбута.


[Закрыть] На этот раз птицы вели себя по-другому. Сильно и ровно взмахивая огромными сверкающими крыльями, они направлялись прямо к путникам.

Кризе стало страшно. Она позвала Романа, сначала вполголоса, потом громко, потом отчаянно закричала, но чуткий от природы эльф, поглощенный своим непонятным разговором, даже не обернулся.

Птицы все приближались, и девушка, не соображая, что делает, схватила лук и пустила стрелу в вожака. Промахнуться она не могла – странные, похожие одновременно на огромных лебедей и орлов крылатые создания были уже совсем близко, а орка запросто сбивала белку в прыжке. Но стрела так и не попала в цель. Она вообще никуда не попала, а просто исчезла. Та же судьба постигла и вторую стрелу. Криза невольно вскрикнула и, как в раннем детстве в ожидании наказания, сжалась в комок, прикрыв руками голову в ожидании удара. Крылья зашумели прямо над ней, птичьи крики стали короче и резче – стая напала на Романа, за которого она десять тысяч раз была готова умереть, но ноги не желали сходить с места. Что-то древнее, могучее и властное велело орке оставаться там, где она есть. Девушка боролась, но с таким же успехом можно бороться с приливом или стрелять против сильного ветра.

Наконец ей удалось поднять ставшую неимоверно тяжелой голову. Хлопанье крыльев и крики к этому времени стали глуше, отдаленней. Открыв глаза, Криза ошеломленно смотрела, как подгоняемый стаей Роман быстро шел, почти бежал в сторону гор. Белоснежные крылья, спины и шеи в солнечных лучах сверкали тем же расплавленным серебром, что и трава под ногами. Девушка облегченно вздохнула: опасность ее другу не грозила, просто птицы куда-то его вели, объясняя дорогу доступным им способом. Слегка поколебавшись, орка поглядела на брошенное снаряжение и побежала за эльфом.

Криза всегда считала себя хорошей бегуньей – быстрой и выносливой, правда, она ни разу не пыталась бегать наперегонки со Светорожденным. Роман обогнал ее настолько, насколько она обогнала бы человека, и вскоре пропал в серебристом мареве. Казалось, бард шел не по земле, а по воздуху, во всяком случае все попытки Кризы убедиться в том, что она взяла верное направление, были безуспешными – она не встретила ни примятой травинки, не оброненного пера. И все-таки орка упрямо шла вперед, да и что ей оставалось делать?

2

Было жарко и душно, и граф Койла никак не мог заснуть. Впрочем, дело было не в жаре и не в первых в этом году комарах, а в кошмаре, в который превратилась жизнь арцийца. Он прекрасно осознавал, что делает, но проклятое тело предпочитало исполнять все прихоти Михая Годоя. Регент графа превратил в любимую игрушку, с которой делился своими планами, смаковал вещи, о которых Фредерик предпочел бы забыть, а иногда, находясь в особенно игривом настроении, заставлял графа проделывать то, чему Фредерик предпочел бы смерть. Увы! Умереть он не мог и продолжал развлекать своего мучителя.

Оказавшийся в таком же положении епископ забавлял тарскийца намного меньше, хотя иногда Михай требовал к себе и его, заставляя совершать по очереди те перечисленные Церковью грехи, на которые старик был еще способен. Тот, впрочем, воспринимал свое положение чуть ли не с удовольствием, что укрепило Койлу во мнении, что святые отцы в мыслях, а иногда не только в мыслях не прочь согрешить. Самого же Фредерика Койлу его положение доводило до исступления еще и потому, что он любил Арцию. Хуже всего было знать о замыслах Годоя, но не иметь возможности что-то предпринять. Завтра будет бой, и он, Фредерик, мог бы оказать неоценимую услугу маршалу Ландею, рассказав о вражеской армии. А вместо этого будет гарцевать на коне рядом с узурпатором с этой раз и навсегда приклеенной молодеческой улыбочкой.

Хорошо хоть занятый своими делишками Годой сейчас пленника отпустил. Иногда регент уединялся даже от гоблинских охранников. Койла подозревал, что герцог занялся колдовской подготовкой к завтрашнему дню. Граф мысленно пожелал тарскийцу сломать наконец шею. Хотя проигрыш Годоя для него, Фредерика Койлы, означает смерть. То, чем он занимался в лагере регента, не утаить, да и как жить с таким грузом на совести? Интересно, тот парнишка… как бишь его звали, сын одного из фронтерских баронов. Удалось ли ему убежать? Граф очень надеялся, что да.

3

Горы стали черными, словно нарисованными кангхаонской тушью на темно-синем бархате, куда в придачу кто-то бросил пригоршню крупного жемчуга, зато седые травы засветились мягким матовым светом. Кризе казалось, что земля и небо поменялись местами и под ногами у нее рассветные облака, а над головой ночная земля. Усталости она не чувствовала, только неодолимое желание идти дальше да смутное беспокойство, вызванное то ли отсутствием Романа, то ли рождающейся в голове странной мыслью, которая никак не хотела принять законченные очертания.

Орка давно уже не думала, куда идет, ноги сами несли ее, а перед ней с левой стороны плыл хрупкий лунный серп. Старая примета гласила, что одинокая девушка, увидевшая слева от себя нарождающуюся луну, отдаст сердце распутнику, но Кризе было не до этого. С той поры, когда она тайно покинула дом отца и отправилась на поиски опозоренной матери, она не задумывалась о глупостях, которым ее ровесницы придают столь большое значение.

На Романа орка наткнулась, когда почти потеряла надежду. Эльф неподвижно сидел на земле, опустив голову, и светящаяся трава закрывала его по грудь. Девушка, оробев, осторожно подошла к нему, стараясь не шуметь, хотя топочи она, как стадо кабанов, бард вряд ли обратил бы на это внимание. Он был не один! Рядом лежал на спине кто-то, кого Криза никогда в жизни не видела. Коренастый и немолодой, он не был орком, но и на соплеменника Романа не походил, и Криза догадалась, что перед ней – человек. Он был мертв, но жизнь, казалось, покинула его совсем недавно. Рядом с покойником валялся видавший виды дорожный кожаный мешок.

Криза растерянно затопталась на месте. С одной стороны, горе достойно уважения и не любит чужих глаз, с другой – дорожные товарищи несут груз радости и беды совместно. Отправляясь в путь, она поклялась в этом Вечной Дороге, назвав Романа-эльфа своим Спутником. Поколебавшись, Криза присела на корточки и положила ладошку на плечо эльфу. Тот вздрогнул и очнулся.

– А, Криза… Хорошо, что ты меня нашла.

– Правда, ты радый? – Она не скрывала облегчения. – Я идить весь вечер и уже ночь. Он быть твой друг?

– Да, он мой друг, – подтвердил Роман, – его зовут… звали Уанн. По крайней мере я знал его под этим именем, хотя, возможно, были и другие.

– Как он сюда приходить и как он умирать?

– Он дрался и погиб. А вот как он оказался тут, не представляю, – Роман вздохнул и поднялся на ноги, – но похоронить его мы должны. Тут хорошее место. И, волчонок, вот он, твой колодец… В двух шагах.

Колодец был узким и глубоким, и на дне его была вода, потому что в ней дрожали и отражались звезды. Рассмотреть что-то еще в ночной глубине не получалось.

– Что мы сейчас делать? – осведомилась Криза. – Копать?

– Да, – подтвердил Рамиэрль, вытаскивая нож и принимаясь споро срезать дерн.

4

Полог палатки отдернулся, и внутрь просунулась голова гоблина. Граф узнал его – один из телохранителей регента и даже вроде какой-то их командир. Странно, но диковатые горцы со своим волчьим оскалом и рысьими глазами в последнее время казались Койле куда менее отвратительными, чем многие люди.

Гоблин, убедившись, что граф один, вошел и заговорил на довольно правильном арцийском языке:

– Почему ты тут? Твой император сражается, ты должен быть с ним.

– Как? – с горечью отозвался арциец. – Годой меня держит.

– Уходи, – посоветовал гоблин, – сейчас все готовятся к бою. За тобой никто не следит.

– Но… – Граф осекся на полуслове: он ответил горцу не задумываясь. И язык послушался его, хотя должен был выговорить что-то вроде того, что он счастлив находиться рядом с великим Годоем.

– Что? – Руки графа начали трястись. – Что?! Я… Я могу идти?! Меня отпускают?

– Знаю, – неожиданно сочувственно вздохнул гоблин, – господарь водит тебя на незримой цепи. Торопись. Когда он занят тайным, он отпускает всех, кого держит. Иначе ему не хватит сил на то, что он делает…

Как же он сам не догадался! Годой не может все время думать о нем, у него есть другие дела. Это он сам вбил себе в голову, что побег невозможен, а на деле можно было сбежать десятки раз, когда регент бывал занят. Койла торопливо набросил плащ. Скорее отсюда! У него будет возможность честно погибнуть в бою. Может быть, он даже найдет, кому излить душу. Говорят, новый Архипастырь – мудрый человек и многое повидавший. Он поймет…

Гоблин смотрел на Койлу загадочными раскосыми глазами, и граф, сам не понимая почему, протянул ему руку, которую тот охотно пожал. Выскользнув из палатки, Койла, внутренне холодея, направился к коновязи, где мирно стоял его жеребец. Его не задержали. Годой был уверен, что окончательно сломил волю своих жертв. Ну, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Граф с улыбкой – с настоящей улыбкой! – вставил ногу в стремя. Главное – не подавать виду, что происходит нечто необычное, его столько раз видели рядом с регентом, его пропустят… Только бы Ландей поверил и оставил в армии. Кем угодно… Только бы драться. Завтра, послезавтра, до конца войны. Он станет искать смерти и найдет, а если… Если придется выжить, когда все кончится, вступит в эрастианское братство.

5

Корни у седой травы были совсем коротенькими и уходили в глубину не больше, чем на треть длины клинка, да и почва оказалась мягкой и податливой, копать такую – одно удовольствие.

Орка и эльф трудились не покладая рук, и когда черный силуэт Пятиглавца окружил малиновый утренний ореол, могила была готова. Роман завернул тело Уанна в старенький плащ и с помощью отыскавшейся у него же в мешке веревки бережно опустил на дно. Криза, всю ночь не щадя рук помогавшая спутнику, скромно отошла в сторону: прощание с другом – дело мужское, а Рамиэрль смотрел и смотрел вниз, не решаясь бросить в могилу первую горсть земли. Теперь либер знал, кто погибал, когда он пил рябиновое вино у старого Рэннока. Вот почему в Рыжем лесу не нашлось следов Уанна – старик не дошел туда. Однако не похоже, что он встретил свою смерть здесь, на Седом поле, хотя и ходил малопонятными даже Эмзару тропами… Скорее он приполз сюда умирать. На теле старого мага не было ран, он казался погибшим вчера, но бард не сомневался: Уанн погиб давно. Погиб в страшном магическом противостоянии, когда борющиеся питают заклятия собственной жизнью. Но кто был противником Уанна, самого могущественного из Преступивших? Одолеть мага-одиночку мог лишь кто-то, обладающий не просто огромной силой, но и великими познаниями в Недозволенном! И вряд ли это был Примеро.

Роман еще раз вгляделся в умиротворенное лицо, лицо человека, сбросившего наконец неимоверно тяжелый груз и готового вкусить долгожданный отдых. Нет, не походил Уанн на побежденного, скорее – на победителя. Он сделал то, что должно, но на большее сил у него не осталось.

– Что ж, прощай, эмико! – вслух пробормотал эльф. Пора было забросать могилу землей и продолжать свой путь, потому что его долг еще не исполнен, но Роман не мог просто так взять и уйти. На могиле Мариты он заставил расцвести шиповник, погибшая девочка стала его вечным упреком. Уанн был болью. Решение пришло неожиданно. Эльф вспомнил об обычае маринеров, про который ему рассказал Рене.

Обменявшись оружием с живым, эландцы становятся братьями. Обменявшись оружием с мертвым, принимают на себя все его долги и клятвы. Эльф вынул из ножен шпагу, поцеловал и положил на землю, поискал старенький клинок Уанна, не нашел и ограничился охотничьим ножом с роговой рукояткой, а затем, судорожно сглотнув, взял полную пригоршню земли и бросил вниз.

Это послужило сигналом. Криза тут же оказалась рядом. Вдвоем они быстро забросали яму, аккуратно уложив на место снятый дерн, а в ногах могилы Роман воткнул шпагу клинком вверх. Теперь можно было уходить, но оба медлили. Бард рассеянно следил, как розоватые утренние лучи играют на стальном острие, а Криза отошла к колодцу. За ночь вода поднялась, она бурлила вровень с краями; девушка удивилась и, поколебавшись, опустила в колодец руку. Ничего не произошло, она просто ощутила холод подземного источника, не более того. Немного робея от собственного кощунства, орка ополоснула руки и лицо и только сейчас поняла, как ей хочется пить. На вкус вода тоже оказалась водой. Ледяной и необычайно вкусной.

– Роман! – Он вздрогнул и обернулся. – Иди пить вода! Вода хороший!

Эльф подошел к краю колодца, удивленно приподнял бровь, но воды зачерпнул, а потом, как и Криза, долго не мог оторваться от источника. В скромном хозяйстве Уанна, которое путники, решив не возвращаться за собственным снаряжением, по молчаливому соглашению стали считать своим, нашлась фляга, в которую Роман набрал родниковой воды. Теперь уж точно можно было идти, но колодец Инты не желал просто так отпускать своих гостей. Знакомое хлопанье крыльев возвестило, что птицы возвращаются.

Стая сделала широкий круг над колодцем, но спускаться не стала.

– Пошли, – решил Роман. – Мы им мешаем…

– Они здесь живут, – согласилась орка. – Здесь нет другой вода. Они хотят пить. Ходим.

Орка изловчилась-таки первой ухватить мешок Уанна и, предупреждая протесты спутника, бодро зашагала к горам. Эльф, невольно усмехнувшись, двинулся следом, но не тут-то было. Птицы, возмущенно крича, бросились наперерез, оттесняя путников назад к колодцу. В какую бы сторону они ни двигались, стая бережно, но настойчиво отгоняла их назад.

– Им что-то нужно. – Роман задумчиво потер лоб. – Но что? Они привели меня к Уанну.

– Они хотеть, чтобы мы идить к Дед, – высказала предположение Криза. – Им не нравить, как мы хотеть ходить.

– Возможно, что ж, пойдем к твоему Деду.

Но пройти к Деду тоже не удалось. Птицы не пропустили. Эльф и орка переглянулись и, не сговариваясь, уселись на землю. Думать.

– Смотреть! Так не бывать. – Криза затормошила Романа, но тот и сам увидел огромный водяной столб, поднявшийся из колодца. Чудовищный фонтан рвался в ослепительно-синее небо, а над ним сверкала и переливалась удивительно яркая двойная радуга.

Птицы, призывно крича, рванулись к бурлящему холодному гейзеру и закружились вокруг. Затем вожак кинулся вперед, пролетел сквозь радужные ворота и исчез, за ним последовали еще три птицы, а остальные вернулись к путникам, недвусмысленно подталкивая их к кипящему водяному столбу.

– Так вот в чем дело! – прошептал Роман. – Это дверь! Вот как пришел сюда Уанн! Что ж, раз зовут, надо идти.

– Туда? – вздрогнула Криза. – Там вода, мы умирать! Вода нельзя жить.

– Ничего с нами не случится, – заверил ее Роман, хотя вовсе не был в этом уверен. – Впрочем, ты права! Они звали только меня. Кто знает, что будет с тобой. Иди домой! Отсюда дорогу ты найдешь. А я, если все будет хорошо, к вам обязательно приеду.

– Нет! – выкрикнула орка. – Если мы терять друг друг, терять навсегда! Я идить с тобой!

– Но… – Договорить он не успел, девушка, подхватив их пожитки, стремительно бросилась вперед и исчезла в радужном сиянье.