Текст книги "Лик Победы"

Автор книги: Вера Камша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

– Ваши цветы, – в кувшине темного стекла пурпурные астры выглядели изумительно. Словно поминальные огни…

– Агний, отпишите губернатору Сабве, что чрезмерная поспешность порой бывает неприличной. К тому же род Эпинэ еще не пресекся.

2

Герард был счастлив и все же не забыл ни мать, ни Селину, ни малышей. Какое чудесное письмо и какое разумное. Даже с планом сражения, чтобы все было понятно. Луиза словно бы видела сына: вот он сидит за столом, склонив голову набок, и рисует расположение галер и галеасов до и после сражения. Понять, куда кто плыл, было трудно, но Луиза в конце концов разобралась. Еще бы, ведь на этих кораблях дрались ее сын и синеглазый герцог! Создатель был к ним милостив, вернее, он был милостив к ней, ведь мужчины, настоящие мужчины, а не уроды вроде Арнольда огорчаются, когда заканчивается война. А женщины радуются. Она так счастлива, что все уже позади, а впереди – праздник и зима в теплом южном городе.

«…моряки сойдут с кораблей и будут плясать на площади среди костров , – объяснял Герард. – Перед морем все равны, поэтому офицеры снимают мундиры и надевают морские рубахи. Монсеньора пригласили на праздник, он возьмет с собой виконта Валме и меня. Город еще осаждают, но от этого все только больше веселятся. Я тебе обязательно напишу, как все было. Мастер Уголино говорит, что это очень интересно…»

Сын счастлив, но, если где-то хорошо, в другом месте будет плохо. Луиза с детства боялась больших удач, а неприятности считала сметаной для закатных кошек. Вылижут и уйдут, никого не тронув. Как-то к ним забрались воры, маменька с горя слегла, а Луиза с облегчением перевела дух. Платья, посуда, даже деньги – дело наживное, зато все будут живы и здоровы.

Когда она носила Герарда, то бросила в реку единственное любимое кольцо. Было ужасно жалко, но Герард родился здоровым и непохожим на папашу. Теперь им сказочно везет, но надолго ли? Или это плата за смерть Арнольда и Циллы? Что б она сказала, явись ей год назад Зеленоглазый и предложи за жизнь Циллы гвардию для Герарда, патент фрейлины для Селины и встречу с Рокэ Алвой для нее самой? Все, о чем она мечтала, в обмен на злую, уродливую девочку, которая наверняка бы выросла несчастной.

Луиза отложила письмо сына, глядя невидящими глазами в стену. Арнольда нет, но она его никогда не любила. А Цилла?! Как вышло, что она о ней почти забыла? Дениза говорит, что с родичами выходцев только так и бывает. Оплаканным мертвецам не открывают, а тут они вроде и не умирали.

Луиза сжала руками виски, отчаянно пытаясь вспомнить дочку, но не получалось. Она забыла все: лицо, голос, жесты, – словно ничего и не было. Арнольда помнит, а Циллу забыла!

– Сударыня, прошу простить мое появление.

Тессорий! Создатель, этому-то чего нужно? Луиза поднялась и сделала положенный по этикету реверанс.

– Ее величество у его величества.

– Я знаю. Я искал встречи с вами, прошу вас уделить мне несколько минут наедине. Даже если вы заняты.

Святая Октавия, зачем она графу Манрику? Рыжий тессорий если ее и видел, то не замечал. Катарина говорила, что его сын неравнодушен к Селине, но это сын.

– Сегодня несколько сырой день, сударыня…

– Совершенно верно, сударь.

Какое неприятное лицо, но он старается быть вежливым. Почему?

– Я вижу, вы читали письмо. Что пишет ваш сын? Он ведь состоит при персоне Первого маршала?

– Да, сударь.

Зря она принесла письмо Герарда с собой. В нем, конечно, нет ничего опасного, но лучше, чтоб его никто не видел.

– Сударыня, как поживает ваша очаровательная дочь?

– Благодарю вас, сударь. Все хорошо.

Пока тессорий не скажет, что ему нужно, она будет дурой. Вежливой, знающей этикет, но дурой. Но где баронесса Заль? Вышла на минутку и исчезла именно тогда, когда она нужна.

– Она очаровательна. Я не опущусь до лести, если скажу, что при дворе нет девушки прелестней Селины.

Создатель, да что же такое творится? Молью траченному лису до девушек нет никакого дела и, похоже, давно.

– Благодарю вас, сударь.

– Вы весьма немногословны. Молчаливая женщина – это такая редкость.

Рокэ Алва считает так же, но приплетать маршала она не будет. Луиза глупо потупилась и еще глупее хихикнула.

– Хорошо, сударыня, я раскрою карты. Баронесса Заль скоро вернется, я не могу позволить себе долгий разговор.

Это он устроил, чтобы баронесса вышла. Зачем?! Луиза подняла глаза на Манрика. Подслушивает ли баронесса? Очень даже может быть. А может, не только она. Значит, нужно и кошек напоить, и молоко уберечь.

– Я вся внимание, сударь.

– Рокэ Алва всегда разбирался в людях, – чопорно произнес тессорий. – Жаль, его сейчас нет в Олларии, а его высокопреосвященство в последнее время нездоров.

– К счастью, его высокопреосвященству есть на кого положиться, – Луиза кокетливо раскрыла и закрыла веер. Это выглядело отвратительно, сам веер тоже был отвратительным. Она нарочно выбрала такой…

– И не только его высокопреосвященству. Сударыня, если вам что-либо понадобится, обращайтесь ко мне так же, как если б на моем месте был Первый маршал.

– Разумеется, сударь, но ее величество ко мне и моей дочери очень добра…

– У вашей дочери уже есть жених?

– Еще нет… Ваше величество!

– Что вам угодно, граф, – Катарина Ариго, как и положено вечной страдалице, была грустна и смиренна.

Святая Октавия, даже не знаешь, радоваться приходу королевы или злиться. Тессорий что-то хотел, но лучше б он хотел этого в другом месте. Там, где не подслушивают.

– Ваше величество, я осмелился явиться сюда в надежде встретить одну юную особу.

– Кого же? – все так же тихо произнесла королева.

– Селину Арамона. Я хотел бы сказать ей нечто важное.

Создатель, что нужно тессорию от девочки? Почему он ходил вокруг да около?

– Мы позволим вам поговорить с девушкой лишь после того, как узнаем, в чем дело, – Катарина подняла глаза на Манрика, – мы отвечаем перед Создателем за наших фрейлин и должны знать, что происходит.

Она была дрянью, шлюхой, лгуньей, но она защищала Селину, это Луиза понимала. Если б Манрик хотел добра, он бы не юлил. Этот человек не может хотеть добра никому, кроме себя.

– Ваше величество, это личное дело, – с нажимом произнес Манрик, – очень личное.

– Здесь мать девушки. Здесь мы, ее покровительница, – Катарина Ариго умела отказывать, в этом Луиза и раньше не сомневалась, но почему она бросилась в бой из-за Селины? – Говорите при нас.

– Ваше величество, уверяю вас…

– Граф, – руки королевы теребили край вуали, но голос был твердым, – мы виделись с маршалом Савиньяком, мы все знаем, и мы не позволим вам говорить наедине с неопытной девушкой.

При чем тут Лионель? Луиза видела белокурого маршала всего несколько раз и ни разу с ним не говорила, а Селина тем более.

– Ваше величество, – лицо Манрика стало красным. Как же он ненавидел королеву, королеву и… Селину! – я прошу вас разрешить мне переговорить с девицей Арамона в вашем присутствии и в присутствии ее матери.

– Хорошо, – кивнула Катарина. – Селина, дитя мое, граф Леопольд Манрик хочет сказать вам несколько слов. Идите сюда и не бойтесь, мы сумеем вас защитить.

Бледная Селина вынырнула из-за спин фрейлин и придворных дам. Но не одна. Айрис Окделл встала рядом с подругой, с вызовом задирая голову.

– Айрис, – негромкий окрик королевы заставил сестру Ричарда вздрогнуть, – отойдите. В Талигой… В Талиге, благодарение Создателю, достанет честных людей и доблестных шпаг, чтобы защитить женщину. Мы слушаем вас, граф.

– Дитя мое, – Манрик говорил с трудом, словно его держали за горло, – мой младший сын Леонард полюбил вас с первого взгляда и просит вашей руки!

Создатель, этого не может быть! Один из первых вельмож, богач и проныра, влюбился в Селину?! Влюбился до такой степени, что предлагает руку и сердце. Если б это был кто-то… Кто-то вроде виконта Валме или Ричарда Окделла, она могла бы поверить, но Леонард Манрик! И уж тем более его отец не стал бы просить руки бесприданницы. Он бы попробовал откупиться или запугать. Может быть, он пришел именно за этим? Но тогда почему остался, почему согласился на разговор в присутствии королевы?

– Селина, дитя мое, – голос Катари был мягким, как алатская шаль, и таким же теплым, – граф Леонард просит тебя стать его женой. Каков будет твой ответ?

Селина вздрогнула, ее взгляд стал затравленным. Достаточно одного слова, и дочка перенесется через пропасть, которую мало кто может перейти. Но этого слова не будет. Селина еще ничего не сказала, но Луиза уже поняла: графиней Манрик девочка не станет ни за какие сокровища мира.

3

Забавно, как языческие обычаи проползли в эсператизм. Куда ни копни – или переписанная легенда, или перекрашенный обряд. Что это, отсутствие воображения у первых иерархов или за сходством кроется нечто большее? Взять ту же эсперу с ее четырьмя длинными лучами…

Теологические изыскания его высокопреосвященства прервал приход маршала Савиньяка, и Сильвестр предусмотрительно отодвинул манускрипт. Лионель – прирожденный политик, он не только смотрит, но и видит. Не хватало, чтоб маршал по примеру Ворона и кардинала принялся рыться в старье в поисках то ли вчерашнего дня, то ли завтрашней ночи. Кардинал чем дальше, тем больше приходил к выводу, что старые тайны ничего хорошего не сулят, и все-таки их следовало раскрыть. Хотя бы для того, чтоб не остаться в половодье без лодки.

– Ваше высокопреосвященство, – поклонился Лионель, – вы хотели меня видеть?

– Граф, – с Савиньяком можно говорить почти откровенно, – что это за история с дуэлью?

– Ничего особенного, ваше высокопреосвященство. – Черные глаза бывшего капитана королевской охраны смотрели прямо и спокойно. – Леонард Манрик оскорбил девушку, находящуюся под покровительством моего друга.

– Весьма близкого друга, – не упустил возможности вставить шпильку его высокопреосвященство.

– Да, – охотно подтвердил Лионель, опровергая расхожее утверждение, что у Ворона друзей нет и быть не может.

– И вы думаете, что я вам поверю?

– Нет, – покачал льняной головой Лионель. Любопытная все же вещь фамильные черты. Кажется, нет ничего более несовместного, чем северные волосы и южные глаза, а в роду Савиньяков раз за разом рождаются черноокие блондины.

– Лионель, я бы предпочел, чтоб вы продырявили Манрику плечо и выехали в Надор на смену Симону Люра.

– Это приказ? – Савиньяк улыбнулся почти так же ослепительно, как Алва.

– О нет… Духовное лицо в Талиге не может приказывать лицу светскому.

– В таком случае я намерен защищать честь девицы. – В черных глазах мелькнула горячая искра. – До смерти… Леонарда.

– А что вы станете делать после похорон? Конечно, Манриков меньше, чем Приддов. Даже вместе с Колиньярами, но вряд ли все они примутся оскорблять дам.

– Не все Манрики командуют Личной охраной его величества!

Ого! Молодец! Ты свою должность не зря занимал.

– Вы полагаете, Леонард не справляется со своими обязанностями?

– Экстерриор недавно рассказывал притчу о лисе, взявшемся охранять курятник.

Его высокопреосвященство этой притчи не помнил, быть может, граф Рафиано ее и рассказывал, а быть может, и нет.

– Вы полагаете, лиса не сможет устеречь каплуна? Но, возможно, она устережет кошку.

– Охранять курятники должны собаки, – сообщил Лионель Савиньяк. – Эти животные равно не расположены и к лисам, и к кошкам.

Можно и дальше ходить вокруг да около. Можно, но не нужно. Иначе Лионель будет действовать сам, а он хороший игрок, и он не желает видеть у трона Манриков. Как и Рокэ. Его высокопреосвященство вздохнул и слегка задержал дыхание, проклятая одышка.

– Граф, – шадди бы сейчас, но нельзя, – что вам больше нравится: гражданские войны или дворцовые перевороты?

– Ни то, ни другое, хотя гражданская война – дочь неудачного переворота.

– Иногда. А мир часто сын удачного переворота. Я говорю «удачный», а не «успешный».

– Ваше высокопреосвященство, вы полагаете, Манрики способны на что-либо удачное?

– Они способны вычистить конюшни, не запачкав других. Вам никогда не приходило в голову помечтать о моей смерти?

Удивился. И даже возмутился. Слегка… Лионель Савиньяк и в самом деле не желает смерти Квентина Дорака. Трогательно.

– Я бы ответил на этот вопрос, задай его кто-нибудь другой.

– Вы и так на него ответили. Лионель, кто станет кардиналом после меня?

– Я не вижу никого, – ответил быстро, не колеблясь, значит, раз за разом перебирал всех олларианцев и не нашел никого стоящего. Правильно, не нашел.

– Никого? – Пусть разовьет свою мысль.

– По крайней мере из тех, кого я знаю. В свое время называли епископа Бонифация, но вы отправили его сначала в Багерлее, потом в Варасту.

Бонифаций в молодости отличался честолюбием, приближать такого было опасно. Тогда так казалось. Может быть, его высокопреосвященство был прав, а может, и нет, но блестящего молодого богослова обвинили в связях с дриксенскими агентами. Связь, впрочем, была самой настоящей, другое дело, что Бонифаций знать не знал, кто оплачивает туалеты его любовницы. Бабенка от денег млела, а мужчины млели от нее. В конце концов ее зарезал какой-то влюбленный юнец, но Бонифацию от этого легче не стало…

– Можете при случае передать вашему другу, что он оказался прав, когда вытряс из Фердинанда помилование. Бонифацию тоже не мешает узнать, кому он обязан свободой. Но мы отклонились от темы. Кто станет кардиналом Талига?

– Это знаете только вы, – Савиньяк задумчиво погладил эфес, – я такого человека не вижу.

– И я не вижу, хотя умираю.

Эмиль бы завопил и замахал руками, Ворон бы поднял бровь и попросил шадди, Лионель промолчал. Все правильно, первому быть маршалом, второму – королем, третьему – кансилльером. А кардиналом станет Агний. Он для этого достаточно послушен.

– Вы удивлены, граф, не так ли? Но вы мне верите.

– Верю, но уверены ли вы?

– Уверен… Мне осталось больше года, но меньше трех. Именно поэтому я намерен очистить столичные конюшни.

– Руками Манриков?

– Сначала да. Потом – вашими. Когда вернетесь с севера, вам придется заняться Манриками, Колиньярами, Залями и прочими «навозниками». Повод будет, и посерьезней, чем мнимое оскорбление, нанесенное безродной девице. Вам что-то не нравится?

– В том, что Манрики своего не упустят, я не сомневаюсь, – Лионель схватывал на лету, полезное свойство для кансилльера, – и на место их я поставить смогу, но что дальше? Король без кардинала – это ножны без шпаги.

– Кардиналом станет Агний. Когда Арно Савиньяк сможет стать капитаном Личной охраны его величества?

– Лет через пять, не раньше. И то, если его взять ко двору.

– Пяти лет у нас нет, Лионель, а вы мне нужны в другом месте.

– Тогда сын Рудольфа Ноймаринена.

– Мне следовало бы самому о нем вспомнить, мы ведь немного родственники.

– Ваше высокопреосвященство, капитан Личной охраны – руки, но не голова. Я уважаю вашего помощника, но он…

– Не сможет править Талигом? Не сможет. Но он не станет мешать его величеству.

– Его величеству?

– Да, его величеству Рокэ Первому.

Теперь посмотрим, падают ли Савиньяки в обморок. И если падают, то как.

– Алва не согласится.

Нет, с кансилльером он не ошибся. Из всех возможных возражений – единственное нужное.

– Не согласится, если его спросят. Но выбора у него не будет.

Глава 6
Фельп. Оллария

«Le Dix des Bâtons & Le Deux des Bâtons & Le Cing des Deniers» [46]46
  Десятка Посохов, Двойка Посохов и Пятерка Динариев.


[Закрыть]

1

Марсель Валме по праву считал себя неплохим танцором, он не чурался даже самого развязного вольта, не говоря уж о гиронне [47]47
  Бальные танцы, считающиеся несколько фривольными.


[Закрыть], но от того, что с дикими выкриками носилось по площади Сирены, виконт старался держаться подальше. Танец должен быть танцем, а не безумием, но поди объясни это подвыпившим морякам! Матросы, гребцы, канониры, офицеры, капитаны смешались в сумасшедшем хороводе, то и дело выталкивая в круг отличившихся в битве. Теперь посреди площади скакал, именно скакал, другого слова Валме было не подобрать, Лука Лотти, тот самый канонир с «Влюбленной акулы», что первым пристрелялся по учебным телегам и подбил больше всех «дельфинов».

Раскрасневшийся артиллерист прыгал на месте совершенно не в такт, но старательно. Бедняге в детстве явно наступил на ухо кто-то внушительный, но какое это имело значение для моряков, празднующих свои Андии! Жуткий обычай. Столько не пьют и столько не пляшут!

Сам Марсель, тщательно одетый и еще более тщательно причесанный, стоял рядом с музыкантами и ждал маршала, загулявшего с морскими волками. Вчера виконт с большого ума пообещал Софии привести Ворона, а за свои слова приходится отвечать. Если б не опрометчивое обещание, Валме уже держал бы очаровательную пленницу за ручку. Хорошо, что кисок сразу отделили от драных кошек, можно не любоваться на Зою и других жутких баб, но какой же он дурак! Разве можно обещать, когда речь идет об Алве! Марсель с трудом отыскал герцога в разноцветном колесе. Первый маршал Талига мчался по кругу, обнимая за плечи каких-то моряков, и, судя по всему, чувствовал себя преотлично.

Конца этому, с позволения сказать, празднику не предвиделось. Музыканты вконец очумели, танец становился все бешеней. Сменивший Лотти высоченный абордажник уступил место Дерра-Пьяве. Коротышка оказался отменным плясуном, его кульбиты сделали бы честь любому акробату. После особо прихотливого коленца капитан лихо взмахивал шейным платком и, вихляясь, словно под ним были не каменные плиты, а качающаяся палуба, вопил что-то залихватское. Хоровод отвечал такими же криками, короткими и резкими. Моряки, не прекращая стремительно перебирать ногами, резко поворачивали головы то влево, то вправо. Перед Марселем мелькнул профиль Ворона, герцог, неистово мотнув черной гривой, отвернулся, понеслись незнакомые лица, затем мелькнул адмирал Скварца, обнимавший самозабвенно вопящего Лотти.

Хоровод несся все стремительней, потом распался на четыре цепи, которые сплетались и расплетались, проходя друг сквозь друга. Дерра-Пьяве еще разок подпрыгнул, что-то проорал, разорвал цепь танцующих между Рокэ и его соседом и вытолкнул Ворона на середину. Алва, ничуть не растерявшись, стремительно перекувырнулся назад через голову.

Будь герцог оборотнем, на его месте оказался бы черный зеленоглазый кот, благо на небе сияла полная луна, но Алва остался Алвой, хотя то, что он вытворял, без сомнения, было ересью. Валме не знал, созерцает ли он кэналлийскую пляску или Рокэ набрался прыжков и пируэтов у своих козлиных приятелей, но Дерра-Пьяве был посрамлен. Герцог почти падал на спину, отталкивался от земли то одной рукой, то двумя, взлетал вверх, переворачивался в воздухе и при этом ни разу не сбился с ритма, умудряясь попадать в такт ошалевшим литаврам и барабанам. Судя по воплям в толпе, такой пляски славный город Фельп еще не видел. Хотя что он вообще видел, кроме птице-рыбо-дур?!

Напоследок Алва с разбега крутанул тройное сальто, по-кошачьи приземлился на обе ноги и исчез среди танцующих, выдернув из хоровода Муцио, но показать, на что он способен, адмирал не успел. Музыканты вновь сменили ритм, над площадью Сирены закружилась новая мелодия, неистовая и отрывистая. Хоровод окончательно распался, моряки орали здравицы вожакам и подбрасывали их к хохочущей луне. Это было почетно, но Марсель ни за какие деньги не пожелал бы оказаться на месте чествуемых – он не для того причесывался, менял рубашку и полчаса завязывал шейный платок, чтобы кто-то его хватал и подкидывал!

Талигоец, на всякий случай отступив в тень, глядел на взлетающих над толпой адмиралов, капитанов, канониров, абордажников, мастеров. Моряки, конечно, молодцы, а победа вышла полной и красивой, но ночь святого Андия – это слишком! И когда, во имя Леворукого, они уймутся?! На носу – полночь, их ждут прелестные женщины, а он торчит среди одуревшей толпы и любуется, как фельпские матросы качают кэналлийского герцога. Ужас!

2

Селина была ужасающе серьезна и необыкновенно хороша. Луиза почти поверила, что рыжий генерал и впрямь влюбился. Хотеть он мог, и наверняка хотел, но женитьба – это немыслимо! Госпожа Арамона улыбнулась дочери.

– Ты чего-то хочешь?

– Мама, ты очень сердишься?

На что? На то, что она отказала сыну третьего человека Талига? Может, и сердилась бы, если б считала Леонарда и его отца хорошими людьми, а предложение искренним, да и то… Женщина имеет право на любовь, а красивая – и на то, чтоб быть любимой.

– Селина, а что ты сделала? Неужели порвала синее платье?

– Мама, – голубые глаза стали еще больше, – ну… Я про генерала… Я…

– Ты все сделала правильно, – весело сказала Луиза, – не стоит выходить за первого встречного. Ты слишком молода. Вернется Герард, к этому времени мы наконец переедем. У нас будут бывать молодые офицеры, выберешь того, кто тебе понравится.

Селина вздохнула и покачала головой:

– Я замуж не выйду.

Не выйдет она! Луиза с подозрением посмотрела на дочь. Та опустила глаза. Все ясно! В семнадцать лет говорят «никогда», только если «уже». А она-то хороша: дочка влюбилась, а мать ни сном ни духом.

– И что ты собираешься делать?

– Буду жить с Айрис, – объявила Селина, – и помогать ей воспитывать детей. Она согласна.

– Вот как? – спросила Луиза, чтобы спросить хоть что– нибудь.

– Да, – серьезно кивнула Селина, – у герцогини должны быть компаньонки. Герард и Ричард будут с монсеньором, а я – с Айрис.

– Селина, а Айри не предлагала тебе Ричарда? – поинтересовалась Луиза, стараясь сохранить спокойствие. Сейчас все станет ясно, хотя вообще-то ясно уже теперь.

– Говорила, – заверила дочь, – но я не хочу.

– Ты хочешь монсеньора или никого, – очень спокойно произнесла Луиза.

– Да, – выпалила дочь, – мама, ты не понимаешь!

Луиза не должна была смеяться, ни в коем случае не должна, но она не выдержала. Она не понимает?! Она!!! Разрубленный Змей, что ж такое творится?! Три дуры на одного герцога! Создатель, что будет, когда кэналлиец узнает, что без него не только его женили, но и наследников завели…

– Мама, – на ресницах дочери задрожала слезинка, – я… Ты не скажешь Айрис?

Луиза только руками замахала. Ей было жаль: себя, Айри, Селину, – но остановиться она не могла. Леворукий и все кошки его, сколько ж по Талигу баб спят и видят синеокого красавца?

– Не скажу, – выдавила наконец госпожа Арамона, – но… Вы подвенечное платье, часом, еще не заказали?

– Нет, – удивилась дочь, – мы же не знаем, когда они вернутся.

Луиза закусила губу, чтоб снова не разоржаться, и пулей вылетела из комнаты. Клин придется вышибать клином, а где такой возьмешь? Да и Айрис… Это смешно, пока не дойдет до Катарины, тогда это станет опасным. Змеюка Рокэ не отпустит, тем более к Айрис Окделл. Союз Ворона и Вепря для нее конец, а поверить влюбленной дурочке королева может. Еще как может, и не только она, а вдруг уже поверила? Потому и оставила Айрис при себе, а потом с девочкой что-нибудь случится… А если обойдется сейчас, как ей жить, когда замок окажется воздушным, а нарисованное счастье лопнет, как мыльный пузырь? Даже не знаешь, что хуже.

3

Облака последний раз прыгнули навстречу и вернулись на место, под ногами вновь был камень, а над головой – небо.

– Ура Джильди! – надрывалась площадь. – Ура Алве! Ура Дерра-Пьяве! Ура Скварце! Ура! Ура! Ура!..

Как все меняется… Или все как раз остается прежним, а меняемся мы сами? Год назад сын адмирала частенько воображал, как ликующие моряки качают молодого героя, а он, совершивший великий подвиг, оказавшись на твердой земле, улыбается и хлопает по плечу восхищенных соратников. Какой только дури не вообразишь, а она, эта дурь, имеет обыкновение происходить на самом деле, и тебе становится стыдно, мерзко и безнадежно.

Луиджи громко рассмеялся и хлопнул по спине абордажного теньента. Зачем обижать людей в праздник, зачем их вообще обижать? Кому будет легче, если кругом узнают, что капитан Джильди убит на «Морской пантере», а то, что ходит, говорит, ест, пьет, пытается улыбаться, – не более чем тень. В том, что случилось, никто не виноват, отец счастлив, команда счастлива, счастливы все… Еще бы, такая победа! С флота смыто позорное пятно, от бордонов осталось мокрое место, убитых и раненых всего ничего… Кто вспомнит погибшую девушку с вражеского галеаса? Подруги – и те забыли…

– Луиджи! – Марсель Валме, сияющий, раздушенный, словно только что от куафера… Вот уж у кого все в порядке! И хвала Создателю, талигоец – славный малый.

– С праздником, Марсель.

– Взаимно. Ты не видел маршала?

– Был с отцом и Уголино..

Маршал о Поликсене не знает. И отец не знает. Они выиграли войну, они рисковали своей головой, и как рисковали! Отец полез на брандер, хотя мог послать кого угодно. Рокэ дрался впереди всех. Ни у того, ни у другого ни единой царапины, а несчастную девочку разорвало в клочья, и еще кто-то говорит, что на все воля Создателя.

– …так ты идешь?

Куда? Чего от него нужно Марселю?

– Иду.

Уж лучше скоротать проклятый праздник с талигойцами, благо они все равно уезжают. Отец, Муцио, Дерра-Пьяве заметят, что с ним что-то не так, а с Валме они почти незнакомы, хоть и могли вместе умереть, но умерла Поликсена.

– Отлично, – расплылся Марсель, он был счастлив и доволен и имел на это полное право. Если кто-то умирает, мир не обязан погружаться в траур. Талигоец подхватил Луиджи под руку:

– Надо отыскать герцога. Без него нас и на порог не пустят.

Герцога так герцога. Маршал Луиджи нравился чем дальше, тем больше. Талигоец не походил на человека, который пускает в душу кого попало, но и сам в чужие души не лез. Жаль, Алва вернется к своему королю, и им на шею опять влезут Титус с Кимарозой! Может, отпроситься сопровождать купцов? На берегу он долго не выдержит, в море легче.

– Вот они! – Луиджи протянул руку к высокой белой колонне, у которой толпа была гуще всего. – Там всегда стоят адмиралы и старшие мастера.

– Вижу, – кивнул Марсель, – попробуем похитить.

Луиджи невольно хмыкнул – Марсель Валме никоим образом не походил на человека, способного похитить Кэналлийского Ворона. Странно, почему маршал держит при себе щеголя и мальчишку?

Сквозь толпу они пробрались сравнительно легко: Луиджи знали в лицо, да и Марселя многие помнили. Моряки охотно расступались, шутили, махали руками.

– Вот и ты, – обрадовался отец. После боя он помолодел на десять лет, а может, это не отец помолодел, а сын состарился, – мастер Уголино приглашает.

– Отец… Мы с Марселем хотели…

– Оставь их, Фоккио, – пророкотал Дерра-Пьяве, – пусть идут. Себя вспомни…

– Дело холостое, – улыбнулся горбун, – не стоит гневить святого Андия.

– Рокэ, – засмеялся Варчеза, – а вы святого гневить станете?

– По-видимому, – кивнул маршал. – А что для этого нужно?

Талигоец, как и Дерра-Пьяве, еще не отошел после пляски: черные волосы липли ко лбу, глаза весело блестели.

– Отправиться с нами и побеседовать с бутылками, по– нашему, по-стариковски.

– А если ты решишь Андия порадовать, – встрял Дерра-Пьяве, – отправляйся к женщинам!

– Какой странный святой, – пожал плечами Алва.

– Просто вы родились не в Фельпе, – уточнил Уголино, – к сожалению. Имейте в виду, что в ночь святого Андия холостяки и вдовцы идут к женщинам, мужья – к женам, а старики пьют и вспоминают молодость.

– Что ж, – хмыкнул Алва, – первый раз в жизни я не намерен сердить святого, если он, разумеется, святой. Муцио, а куда лежит ваш путь?

– Я женат, – улыбнулся красавец-адмирал.

– И, между прочим, по любви, – уточнил Джильди.

Да, по любви. Когда Муцио взял в жены Франческу Гампана, все удивились, но они счастливы. Именно поэтому Луиджи Джильди после боя ни разу не был у друга. Он не завидует, совсем не завидует, просто чужое счастье сдирает с раны присохшие повязки.

Валме переминался с ноги на ногу, как застоявшийся конь, ему не терпелось куда-то идти. Рокэ что-то шепнул мастеру Уголино, горбун затрясся от хохота, в разговор немедленно влез Дерра-Пьяве, отец пожал руку талигойцу… Закатные твари, кто-кто, а Ланцо с Уголино вряд ли закончат ночь в своих кроватях! Талигоец еще раз кивнул мастеру и повернулся к Валме:

– Марсель, надеюсь, мы идем не к птице-рыбо-девам?

– Что вы, – возмутился капитан, – мы идем к вашим пленницам. Между прочим, с вашей стороны весьма невежливо ни разу их не посетить.

– Судя по всему, – заметил Ворон, – вы меня с успехом заменили.

– Я старался, но, увы… София жаждет видеть вас, и только вас…

Леворукий и все его кошки! Они идут к пленницам с «Морской пантеры», к подругам Поликсены. Можно было и догадаться, Марсель своих подвигов не скрывал.

– Луиджи, тебя кто-то укусил? – участливо поинтересовался Дерра-Пьяве.

– Все в порядке, – капитан Джильди торопливо подхватил Валме под руку. – Я готов.

4

Даже правда может быть полезной. Иногда и не всем, но может. Во всяком случае, на Савиньяка она подействовала благотворно. Маршал перестал упираться, честно продырявил Манрику предплечье и умчался на границу с Каданой. Теперь Яков Каданский вряд ли полезет в Надор даже за все павлинье золото!

– Агний, тессорий здесь?

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Подайте нам шадди и можете быть свободны до утра.

– Благодарю, ваше высокопреосвященство.

Еще б не благодарил. Когда такие зануды влюбляются, у них весь мир дыбом встает. Франциск был прав, разрешив клирикам жениться, а то девять из десяти были бы грешны плотью, а десятый – мыслями, что еще хуже.

Влюбленный секретарь, однако, о своих обязанностях не забыл. Все нужные документы и книги были приготовлены, равно как и присланные лекарем тинктуры. Какая все-таки гадость, но куда ж без них! Его высокопреосвященство стоически проглотил сладкую жижу, прикрыл записки Ремигия Паванского картой Торки, величаво опустился в кресло у камина и взял отчет из адмиралтейства. Как раз вовремя! В кабинет вплыл тессорий, следом Агний нес поднос с дымящимися чашечками.

– Садитесь, граф, – Сильвестр кивнул на второе кресло, – и грейтесь. Сегодня прохладно, но, к счастью, сухо. Надеюсь, Савиньяк доберется до Надора благополучно. Благодарю, Агний.

Секретарь поклонился и вышел. И это будущий кардинал! Хотя сам виноват, защищал свою власть, вот и дозащищался. Змей нет, но и орлов тоже, сплошные лягушки да воробьи.

– Граф, шадди следует пить горячим.

Тессорий торопливо схватил чашечку.

– Ваше высокопреосвященство. – История с дуэлью почти превратила Манрика в человека. Как ни странно, он любил сына, кто бы мог подумать! – Я должен… Мы должны выразить вам свою признательность.

– Пустое, – махнул рукой Дорак, – у бывшего капитана Личной королевской охраны возникли определенные сомнения насчет своего преемника. Ему не нравилась замена проверенных полков новыми, причем набранными на деньги, изысканные отцом нового капитана. Мне пришлось его успокоить.

– Благодарю, ваше высокопреосвященство, – Манрик снова был сам собой: хитрый, настороженный, скрытный.