Текст книги "Пока дремлют аспиды (СИ)"
Автор книги: Вера Петрук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Ламия на него не смотрела – не хотела видеть, как по стариковскому лицу текут слезы бессилия. Очевидно, поднявшийся ветер выбил их из старых глаз, оставив незаметными для гордого Крона. Хотя, чем дальше они отплывали от замка, тем правдивее казалась мысль, что настоящий Крон все-таки умер там в библиотеке, а развалина в ее лодке – лишь подобие, слабая тень великого мага.
– Вот именно, – хмыкнула она, – когда разберешься. А если этого не случится? Ты сам сказал, ни один маг раньше это заклинание не пробовал. Где гарантия, что ты победишь? Может, в тебе говорит тщеславие?
Ламия и не заметила, когда перешла с главным магом Альцирона на «ты». Впрочем, сейчас это было не важно. Ее переполняла злость, крепнувшая по мере того, как усиливалась боль в поврежденном запястье. От усилий и гребли рана растревожилась и снова закровоточила.
– Тщеславие? – дед аж поперхнулся от возмущения. – Думаешь, за четыреста лет, что я прожил, меня еще волнуют такие желания? Нет, во мне говорит не тщеславие, а надежда.
– Если миру остался всего месяц, я предпочту его провести рядом со своей семьей, – упрямо произнесла Ламия.
– Тебя там не помнят. Нельзя остановить Забвение.
– Ты не имел права так со мной поступать!
– Я импровизировал, – попытался защититься Крон. – Что мне еще оставалось делать? Кормак ведь так доходчиво все объяснил. Ему нужен был сильный маг, чтобы открыть портал в ад. Даже деревенская девушка должна понять.
– Хватит мне тыкать моей деревней, – взорвалась Ламия, – да, я деревенская, и горжусь этим. А ты не понять какой. Зачем было меня в это впутывать? Ты ведь главный маг! Собери армию, дай отпор.
– Это не война, – тяжело вздохнул Крон. – Такому, как Кормак, нельзя дать отпор. Когда он появляется в твоем мире, ты уже проиграл. Ни одна армия магов не способна ему противостоять.
– Кроме Крона, который захотел стать богом, – ехидно добавила Ламия. – Нельзя стать богом. Это кощунство!
– Ты права, – неожиданно согласился Крон. – Нельзя. Это просто выражение, которое выбрал создатель заклинания. Все маги мечтают о могуществе бога, но оно у меня и так было. Когда мы завершим четыре шага, я обрету силу, которая позволит мне спрятать Альцирон от Крона. Всего на несколько столетий, но за это время мы придумаем что-нибудь еще.
– У тебя уже были сто лет, и ты не очень-то подготовился.
– Кормак явился раньше. Я растерялся, – Крон повис на борту лодки и, свесив руку, задумчиво чертил пальцами по воде. Ламии захотелось, чтобы какая-нибудь подводная рыба, сцапала старика за руку, таким образом избавив ее от необходимости думать, что делать дальше. Но, видимо, с Кроном никто не хотел связываться даже в таком его беспомощном состоянии.
– «Четыре Шага к Богу» – об этом заклинании все маги мечтают, – вздохнул старик, – но слишком многим нужно пожертвовать, чтобы преуспеть, это отпугивает. Риск велик, шансы на победу ничтожны, а условия для первого шага – невероятно сложны. Во-первых, нужно быть при смерти. Во-вторых, добровольно обречь себя на забвение, и это не просто отказ от памяти. Это отказ от всего, что делало тебя прежним человеком: от власти, денег, статуса, и самое главное – от магических способностей. В-третьих, нужно иметь помощника, заклинание называет его Ангелом. К помощнику нет требований за исключением одного: этот человек должен быть связан с тобой эмоционально. Крепко связан. После первого пришествия Кормака я долго думал о том, как собрать все эти условия вместе, но там, в библиотеке, они сложились идеально. Кормак почти убил меня, а на заклинания безвременья и забвения ушли все мои силы. Если оставить все как есть, я вряд ли умру в ближайшие полвека, но магические способности ко мне уже не вернутся. Кормак знал, что делал. И последнее. Если бы остался в живых Крист, я бы сделал помощником его. Он достаточно меня ненавидел, чтобы закрепить эмоциональную связь между нами. Но Крист погиб, и только благодаря ему мы сейчас живы. Да, в зале веселились и пировали с десяток сильнейших магов, каждый из которых был бы в тысячу раз лучше деревенской девушки-посудомойки. Но у меня не было сил и времени связаться хотя бы с одним из них. Когда приходит Кормак… это все равно что, когда к тебе приходит смерть. Вроде бы ты к ней готов, но она все равно является неожиданно. Поэтому оставалась лишь ты. Когда я укусил тебя, твоя кровь подарила мне силы, чтобы завершить первый шаг, а еще она помогла мне понять, что ты в меня влюблена. И злишься за то, что я не помог тебе на Северной Башне, позволив это сделать Кристу. И да – за штраф тоже. Этих эмоций было достаточно для присвоения тебе статуса Ангела. К тому же, ты так похожа на ангела, Ламия. Помоги, я прошу не для себя. Для Альцирона.
– Тебе наплевать на Альцирон, ты себя спасаешь, – вне себя от ярости заявила Ламия. Слова о том, что она в него влюблена, неприятно резанули слух, но возражать – значит, оправдываться. Поэтому лучше проигнорировать.
– Альцирон – это и твой дом. Дом твоей семьи, твоих любимых...
– Не надо давить, – перебила его Ламия. – Знаешь, я немаленькая, и конец света уже несколько раз переживала. Самый последний – в прошлом году, когда пришлый колдун из Хартума напророчил, что летом на нас упадет большая звезда с неба и всех раздавит. Лето прошло, в августе особенно красиво падали звезды, но ни одна из них до нас не долетела.
Крон закашлялся, и Ламия заметила, что его сильно трясет, но злость на мага по-прежнему владела ее чувствами.
– Чего ты хочешь? – откашлявшись, просипел старик. – Ты ведь не собиралась всю жизнь мыть посуду в замке? У тебя есть заветная мечта? Возможно, ты еще не поняла, но я могу стать исполнителем любых желаний, даже самых невероятных.
– Мне от тебя ничего не надо, – отрезала девушка и спрыгнула в воду, чтобы подтянуть лодку к берегу. Лето в этом году было ранним, и вода еще не нагрелась. Ноги обожгло холодом, и Ламия шумно втянула в воздух, не расслышав последние слова мага.
– Я женюсь на тебе, – заявил Крон с таким видом, словно принял тяжелое решение. – Все деревенские девушки мечтают выйти замуж за колдуна. Ты же станешь женой первого мага Альцирона. Не сопротивляйся чувствам. Знаю, ты любишь меня. Я тоже смогу полюбить тебя после того, как ты мне поможешь.
Ламия уставилась на старика, который предлагал ей руку и сердце с таким видом, словно делал одолжение. К счастью, на ответ времени не было, так как лодка уткнулась носом в прибрежную гальку, и девушке пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытащить ее на берег. Когда она закончила, мир стал слегка двоиться в глазах, и Ламия ухватилась за корму, чтобы не упасть. Больше всего на свете ей хотелось спать, но она знала, что, если закроет глаза, откроет их уже не скоро. Если вообще откроет.
– Деньги у тебя есть, – сказала она в ответ на полный укора взгляд Крона. – Прощай, маг.
Покидая берег, Ламия не обернулась. Сзади раздавался плеск воды, шорох гальки и стоны ветра, но не слышалось ни шарканья слабых ног, ни стариковского кряхтения. Крон упрямо оставался в лодке. «Ну, и дьявол с тобой», – выругалась про себя Ламия, запоздало подумав, что дьявола следовало заменить на Кормака.
В отцовской избе еще горел свет, который за секунды растопил всю злость и усталость Ламии. Дом был всегда. И когда она упала с утеса в Маро Озеро, сильно повредив шею; и когда ее подрал волк во время сбора хвороста две зимы назад; и когда ее бросил башмачник, а все подружки потешались над ее невезучестью. Он был рядом в самые трудные минуты ее жизни. Не должен был исчезнуть и сейчас.
Дверь открыла мать, и Ламия едва сдержалась, чтобы не повиснуть у нее на шее. Так хотелось привычно уткнуться в мягкий материнский платок, вдохнуть запах родных волос, немного дать волю слезам, а потом рассмеяться от того, что все позади.
– Ты кто? – спросила женщина, и Ламия, наклонившаяся было вперед, застыла, словно ее заморозили. Так они и простояли, почти минуту молча разглядывая друг друга: девушка в грязном мокром платье и пожилая крестьянка, все еще сохранявшая следы былой красоты.
– Я... Ламия, – с трудом вымолвила Ламия и принялась отчаянно тереть щеки, решив, что мать не узнала дочь из-за грязи, осевшей на нее в тайных коридорах замка.
– Джан, – окликнула мать отца и перевела на Ламию встревоженный взгляд. – Подойди сюда. Тут девушка. Хочет чего-то, да я не пойму. Милая, что с тобой случилось? Ты откуда?
– Немая, что ли? – буркнул отец, оттесняя мать от двери. – Ты иди, я сам разберусь. Если денег хочешь, у нас нет, – хмуро заявил он Ламии. – Ты в церковь лучше ступай, там и накормят, и на ночь приютят. Давай, топай отсюда, нечего добрых женщин таким видом пугать.
И дверь захлопнулась, забрав вместе с собой полоску света и последнюю надежду. Какое-то время Ламия еще стояла на крыльце, не веря в то, что случилось, но тут из-за двери послышался голос Риналя, соседского мальчишки, который забегал полакомиться матушкиным пирогом по средам. Риналь всегда говорил громко и четко, поэтому Ламия без труда услышала его слова о том, что девица – ведьма, и надо бы ее поймать раньше, чем она наделает пакостей.
Так быстро Ламия никогда не бегала. Впрочем, помогли соседи. То ли они подслушали разговор, то ли им хватило ее оборванного вида, но, когда она услышала, как спускают с цепи Клыка, то припустила так, что забыла и про усталость, и про болезнь, и про обиду на весь мир. Если ее не узнали родные, то что стоило ждать от самой злобной псины в деревне?
Ноги сами принесли ее к берегу и лодке, на борту которой скорчился Крон, обдуваемый ночными ветрами. Старик дрожал так, что с трудом произнес:
– Ну что, пойдешь за меня замуж?
Лучше бы у него отказал язык, но, похоже, это последнее, что случится с главным магом Альцирона.
– Будет достаточно, если ты вернешь мне мою жизнь, – устало сказала Ламия, забираясь в лодку. – Только у меня условие: тебя в ней не будет.
Крон с усилием поднял руку и накрыл ее ладонь.
– Договорились. Когда я стану богом, думаю, мы сможем обойтись друг без друга.
Ламия кивнула и скорчилась на дне лодки, буркнув Крону, что ей надо поспать, а в Хартум они отплывут с утра. Дед недовольно закряхтел, но настаивать не стал. Съежился на носу и закрыл глаза, став совсем похожим на мертвого.
Ламия же еще долго не могла уснуть. Ворочалась, кутаясь в собственные объятия, тщетно пряталась от холода, думала о том, что неплохо было бы развести костер, и пыталась прогнать навязчивую мысль, от которой на душе становилось мерзко, а во рту горько. Крон выбрал ее не потому, что она была избрана, или обладала уникальными способностями, или потому что оказалась лучшей. Ее выбрали от безысходности. Потому что больше никого рядом не было.
ГЛАВА 6. Спящий на Дне
Ламия проснулась от того, что ее трясли за плечи. Она крепче зажмурилась и подивилась твердости кровати. И еще пронзительному холоду – стыло и на душе, и в теле. Потом пришло удивление запаху тины и плеску воды, а затем уже явились воспоминания: о пире, библиотеке, чудовище и, наконец, лодке. Вместе с памятью вернулась боль. Болело везде – в укушенной руке, в стоптанных пальцах ног, но сильнее всего в горле. Из носа текло, в костях ломило, и добровольно не хотели подниматься ни руки, ни ноги.
– Вставай, надо плыть, – скрипучий, старый голос Крона звучал омерзительно.
Ламия с трудом разлепила глаза и, поморгав, уставилась на мага. Вчера она думала, что хуже тот выглядеть не сможет, но, оказалось, что при свете дня Крон стал похож на живого мертвеца.
– Крон, – прохрипела девушка. – Кажется, я умру раньше тебя. И тогда Кормак меня волновать точно не будет.
Жесткие ладони бесцеремонно сдавили ее голову и развернули в сторону темнеющей полосы леса, за которой начиналась деревня. Среди темных стволов уже мелькали первые огни, но внимание Ламии привлек не свет в окнах. К ним спешила группа из пяти-семи решительно настроенных мужчин, они уже преодолели холм и уверенно спускались к берегу. Впереди выделялся силуэт мальчишки, в котором легко было узнать Риналя. Как и Ламии, парню не повезло родиться блондином, и его светлая голова белела в темноте, словно звезда. Риналь размахивал руками и указывал на их лодку. А еще вокруг стояла обычная утренняя тишина, и в этой тишине было отчетливо слышно, что у кого-то сдохла коза, и виновата, ясное дело, пришлая ведьма.
Силы взялись ниоткуда и обещали исчезнуть также быстро. Ламия неуклюже перевалилась через борт, окунувшись в ледяную воду по колени. Она и не заметила, как начался прилив. Вода в Маро Озеро была холодной в любое время года, но сейчас ей некогда было думать о том, что с ней станет после такого купания – нужно было спасать себя и Крона, чтобы потом он мог всех спасти. Ламия почти силой заставляла себя об этом думать, иначе тело отказывалось делать хоть что-нибудь для ненавистного мага.
Крон свесился было через борт, собираясь, видимо, тоже спуститься в воду, чтобы помочь ей толкать лодку, но она запихала его обратно. Не хватало еще потом вылавливать окоченевшего деда из озера. За спиной слышались яростные крики сельчан, которые увидев бегство противника, заметно прибавили скорость, и Ламия заскрежетала зубами от ярости, потому что веревка не хотела отвязываться от прибрежной коряги, а лодка то ли зацепилась за дно, то ли сговорилась с той самой силой, которая делала все в ее жизни наперекосяк. Мельком она поймала в воде свое отражение. От испуга сразу прибавилось сил. Она еще никогда не выглядела так плохо, и возможно, стоило пересмотреть выводы, кто из них больше походил на живого мертвеца.
Наконец, лодка сдвинулась, ее тут же подхватила высокая вода, и Ламии пришлось окунуться по шею, чтобы догнать их сомнительное убежище. Крон, помогая, схватил ее за юбку, и Ламия, сверкнув в воздухе голыми ногами, перевалилась через борт. Отобрав у старика весло, она принялась стремительно грести, чувствуя, как вместе с испугом к ней возвращаются силы. Бабуля рассказывала о таких состояниях, и Ламия радоваться не стала – после быстрого прилива сил обязательно случается упадок, а ей нужно было отгрести дальше от берега, прежде чем она свалится окончательно.
Крон вдруг захрипел, и девушка обернулась, испугавшись, что здоровье мага все-таки не выдержало груза четырехсот лет, однако дело было не в годах волшебника, а в преследователях. Мужчины не остались на берегу, а достав откуда-то лодку, уверенно гребли в их направлении. Запоздало Ламия вспомнила о рыбачьем причале, который находился неподалеку, но история появления у противника лодки сейчас не имела значения. Важно было лишь то, что у деревенских имелось восемь весел – по четыре на каждую сторону, и они гребли мощно и быстро.
Крон оценил ситуацию, сделал выводы и схватился за весло, устроившись позади Ламии, но силы больной девушки и древнего старика явно проигрывали энергии здоровых сельчан. Расстояние стремительно сокращалось.
– Больше не могу, – Ламия выдохлась и, опустив весла, перебралась на корму. – Попробую с ними поговорить.
Крон все еще пытался грести, но без Ламии его попытки были бесполезны.
– Эй, люди добрые! – крикнула она, приложив руки ко рту. Из лодки преследователей раздались выкрики, объяснившие ей, что она ошиблась – добряков среди них не было.
– Остановитесь, или хуже будет, – Ламия сменила тактику, решив, что уговоры не помогут. – А не то… – на ум ничего злобного не приходило, но тут ее взгляд упал не блестевшую в первых лучах солнца воду Маро Озера. – Не то я напущу на вас подводного ящера! Вот тогда точно пожалеете. И не трогала я вашу козу!
– Тише, – проскрипел дед и потянул ее за юбку. – Сядь и заткнись.
– Ты что делаешь? – изумленно спросила Ламия, глядя на то, как старик, перегнувшись через борт, ритмично шлепает ладонями по водной глади. Было похоже, что Крон совершенно спятил.
– Тсс, – зашипел маг и от негодования, что его не слушаются, даже попытался ее лягнуть. – Разве не видно? Ящера твоего вызываю. Если не хочешь, чтобы нас первыми слопали, заткнись.
– А я думала, что подводный ящер – это ты, ну, то есть, ты в виде дракона. Иногда по небу летаешь, а иногда под водой плаваешь.
– Делать мне нечего, – сердито прошептал Крон, – а теперь ни звука.
Ламия хотела было заявить, чтобы он не смел ей затыкать рот, когда ему вздумается, и что в сказки про ящера она не верит точно так же, как и те парни, которые подплыли настолько близко, что слышалось их яростное сопение, но тут вода вокруг лодок забурлила, и в темных глубинах озера заиграли золотые искры.
Миг – и гигантский фонтан брызг окатил людей, заслонив еще серое после ночи небо и розовое солнце. Голова змеи на длинной шее появилась из воды внезапно и тут же устремилась вверх, продолжая расти и обнажая чешуйчатое тело, раскрашенное серебром и золотом. Если бы солнце поднялось чуть выше, подводный ящер ослепил бы всех одним своим видом. В воздухе резко запахло тиной – той самой, слабыми отголосками которой воняло все Маро Озеро. А потом над водной гладью раздался протяжный стон, словно вздохнул проснувшийся великан, и длинная шея змеи начала сгибаться к крошечным лодкам, чтобы лучше разглядеть, кто ее разбудил.
Первыми закричали преследователи. Второй собралась быть Ламия, но мокрая ладонь Крона бесцеремонно зажала ей рот, а стариковское тело, хоть и слабое, все же сумело придавить ее ко дну лодки.
– Тише, девочка, – почти ласково прошелестел Крон ей на ухо, – если Гарситадус нас заметит, о Кормаке можно будет не волноваться. Мы – лодка. Брошенная, старая лодка, случайно отвязавшаяся от причала. Думай об этом, и может, нам повезет.
Ламии не нравилось ощущать на себе мага, не нравилось, что он продолжал сжимать ей рот жесткой ладонью, не нравился его взгляд, изучающий ее лицо с таким вниманием, словно перед ним была новая книга, которую он еще не читал. Но Ламии очень хотелось жить, поэтому она терпела и думала о пустой лодке, волнующейся на водах Маро Озера.
Они лежали так бесконечно долго. Уже и качка прекратилась, и звуки ломающейся древесины стихли, и голоса кричащих замолкли, и омерзительный запах тины исчез, а Крон все не двигался, не позволяя шевелиться и Ламии. Через его плечо виднелся кусочек розового солнца, который постепенно приобретал привычный ослепительный цвет. Сначала Ламия считала до тысячи, потом до трех тысяч, потом и вовсе сбилась. И только когда солнечный диск полностью скрылся за лысым черепом мага, Крон ее отпустил.
– Гарситадус попробовал человеческого мяса, – недовольно произнес он. – А значит, скоро вернется. В ближайшую неделю рыбакам из деревни лучше не выходить на озеро, раньше он вряд ли успокоится.
Ламия осторожно высунула голову из-за борта и с ужасом уставилась на кровавые разводья, кругами расплывающиеся по воде. Валяющиеся тут и там обломки, сапоги и шляпы молча говорили о разыгравшейся трагедии.
– Надо грести, – Крон сунул ей в руки весло. – За нами он тоже вернется, причем скоро.
– Они были хорошими людьми! – от потрясения Ламия не сразу смогла говорить. – Как ты мог скормить их своему ящеру?
– Всегда чем-то жертвуешь, – пожал плечами маг. – Либо они нас, либо мы их. И Гарситадус – не мой ящер. Он сам по себе, я просто позвал его.
– Это не жертва, это убийство!
– А разницы нет, – сердито заявил Крон и стукнул ее по коленям вторым веслом. – Или ты гребешь, или можешь прямо сейчас прыгать в озеро. Ящер еще не далеко отплыл.
– Но Риналь был совсем ребенком! Я его с пеленок знала, – отчаянию Ламии не было конца.
– Крист тоже был далеко не взрослым мужчиной, – отрезал Крон. – А когда Кормак откроет в моем животе портал, каждый ребенок, которого ты знала – с пеленок или с каких других моментов, – сгорит в вечном огне, а душа его, бессмертная и чистая, будет несправедливо кипеть в адовых котлах, потому что вряд ли дьявол добровольно откажется от такого большого улова свежих душ. А пока разберутся, кому ад положен, а кому рай, пройдет вечность, знаешь ли. Если мы закончили с твоим жалким состраданием, которое не к месту и не ко времени, бери весло и греби до Хартума.
Ламия задохнулась от возмущения и на миг подумала о том, чтобы выкинуть старика за борт, предварительно отлупив его всем, что попадется под руку, но тут в глубине озера промелькнули золотые искры, и она больше не разговаривала. Схватила весла и принялась грести так, словно это было ее последнее дело в жизни. Может, так оно и было.
К полудню она распласталась по дну лодки, решив, что ей все равно, как умереть. Крон еще какое-то время греб, но потом пристроился на носу, скорчившись и став похожим на большой гриб, покрытый плесенью.
– Почему оно такое огромное? – сказала Ламия, глядя на солнце. Вода озера заманчиво блестела, предлагая утолить жажду, но девушка осторожничала. Отпугивал резкий запах тины, а еще рассказы бабули о тех храбрецах, которые глотнули озерной водицы, добровольно отдав себя в услужение водяному королю. Если бы пару часов назад Крон не вызвал из озера ящера, Ламия непременно напилась бы из озера, но теперь ее одолевали сомнения. А вдруг вообще все мифы и легенды – правда?
Она уткнула подбородок в колени, тихо ненавидя мага, сидящего напротив. Ей хотелось пить, есть, а еще помочиться, но если первые желания можно было как-то преодолеть, то последнее было почти невыносимым. Однако она скорее сдохнет, чем попросит его отвернуться.
Это были ее первые слова после долгого молчания, и Крон зашевелился, решив, что настал удобный повод для примирения. По правде, Ламия собиралась молчать до самого Хартума, но потом решила, что собственный рассудок дороже. Плыть в постоянном ожидании золотых искр под водой было тяжко. Давно скрылся из вида гигантский замок Крона, еще утром напоминающий палец великана, торчащий из прибрежных скал, исчез в легкой дымке родной берег с деревней, испарились даже очертания гор, которые раньше всегда висели над горизонтом. Сейчас, куда ни глянь, повсюду виднелась одна вода. Темная, тяжелая, пахнущая тиной, спокойная, как лицо покойника.
– Маро Озеро – самый большой водоем не только в Альцироне, но и во всем Годэленде, – проскрипел маг. – Чтобы пересечь его с востока на запад требуется...
Крон не договорил, потому что Ламия резко вскочила, едва не перевернув лодку, и принялась размахивать руками, радуясь, что у нее не пропал голос:
– Сюда! Люди добрые, сюда!
ГЛАВА 7. Честные ответы
Потом, конечно, маг отругал ее за поспешность, но Ламии было плевать. Им повезло встретить рыболовецкую баржу, и такую удачу упускать было нельзя.
Их подняли на борт не сразу, потому что дряхлый старик с девушкой в потрепанном платье были странной компанией. Помогло красноречие Крона, который, наверное, мог уговорить мертвого.
– Меня зовут Гарет Норк, – представился маг капитану, поклонившись так изящно, что Ламия даже заподозрила, будто все это время старик искусно имитировал немощь, а на самом деле, всегда был полон сил и энергии. – Я королевский картограф, путешествую с дочерью по восточным землям по поручению Первого королевского географического общества. Сегодня утром случилась ужасная трагедия – на наши лодки напал огромный ящер с золотой чешуей, выжили только мы с Ламией. Пожалуйста, доставьте нас в Хартум, и мы в долгу не останемся.
При слове «ящер» на барже зашумели и засуетились, видно было, что к народным легендам эти люди относятся серьезно. Ламия кинула на Крона сердитый взгляд, так как ей не понравилось, что себе он придумал другое имя, а для нее поленился. Но потом им бросили трап, и все эмоции растворились в предвкушении долгожданного отдыха.
Капитан оказался хорошим человеком. Накормил, напоил и предоставил угол в трюме, велев загородить его одеялом от любопытных глаз команды. Трюм был забит бочками с соленой рыбой, и дышать там можно было разве что ртом, но к тому времени Ламии было все равно, что попадало в ее легкие. Она даже не осилила похлебку, которую принес с камбуза Крон. Забравшись в отведенный им угол, она скорчилась на груде одеял, щедро выделенных капитаном, и собралась не двигаться до самого утра, пока баржа не подойдет к Хартуму. Сон навалился тяжело и внезапно, обещая кошмары и бред наяву. Ламия провалилась в него с полной уверенностью, что тонет в темных водах Маро Озера.
Она очнулась от того, что ее трогали. Собравшись закричать, Ламия с трудом разлепила глаза и поняла, что не может двинуть ни рукой, ни ногой. Даже рот не открывался, чтобы возмутиться. Силы закончились там – на Маро Озере. Все тело горело, и еще не открыв глаз, она поняла, что обнажена. Это было хорошо, потому что от жара, терзавшего ее тело, могла сгореть любая одежда. Она все-таки разлепила глаза и молча уставилась на Крона, который методично обмакивал губку в миску с холодной водой и опускал ее на разгоряченную кожу Ламии. Иногда грубая ладонь старика неприятно задевала тело, но сами движения были нежными и даже заботливыми. Вот Крон провел влажной губкой по ее груди, опустился к животу и принялся за бедра, а Ламия подумала, что ей стоило сказать хоть что-нибудь, чтобы сохранить честь и гордость, но прикосновения холодной губки были настолько приятными, что она промолчала.
Сам Крон изменился. Маг по-прежнему выглядел дряхлым, но он умылся и переоделся, став хоть немного похожим на обычного человеческого деда, прожившего слишком долго. Крон расстался с пусть изорванным, но слишком богатым камзолом хозяина замка, сменив его на простую одежду рыбака. Ламия покосилась на груду тряпья у ее изголовья, в которой угадывались рубашка, жилет и штаны. Похоже, он решил переодеть и ее. Ходить в мужской одежде в родной деревне считалось дурной приметой, но что могло быть хуже того, что с ней уже случилось.
Встретившись глазами с Кроном, девушка отчаянно покраснела и попыталась закрыться руками, но маг, не обращая внимания на ее попытки, поднял голову Ламии и поднес к ее губам чашку, воняющую сырой рыбой.
– Выпей, – ласково произнес он. – Это лекарство. Нельзя, чтобы помощник умирал до первого шага.
«А после можно?», – подумала Ламия, но тут в горло скользнула похлебка Крона, и она надолго закашлялась, пытаясь восстановить дыхание и не исторгнуть «лекарство» из желудка немедленно.
– Это что? Рыбьи потроха?
– Запас чудодейственных снадобий на простой рыболовецкой барже, сама понимаешь, ограничен, – философски заметил Крон. – Но обладая некоторыми знаниями можно сотворить лекарство из обычного хариуса, смешанного со смолой, тиной и...
Маг сидел близко, поэтому Ламия смогла вовремя дотянуться до его лица и закрыть ему рот рукой – иначе ее бы тут же вырвало. Какое-то время она смаковала собственную смелость. Еще сутки назад Ламия и представить не могла, что сможет заткнуть рот главному магу Альцирона. А потом она провалилась в сон и спала на этот раз долго и без сновидений.
К утру ей стало легче. Девушка проснулась до рассвета и долго приглядывалась к сумеркам трюма, оценивая себя и окружающий мир. С ней на удивление все было неплохо. Боль в горле и жар прошли, а в теле просыпалась еще робкая, но уже сила. Она была одета в ту самую одежду, которую приметила накануне у изголовья, и укутана в одеяло. Что касается мира, то в нем по-прежнему было темно. В борту баржи имелось подобие окна, и сквозь неплотно прикрытые круглые створки виднелась темная, неприветливая вода Маро Озера да полоска светлеющего горизонта. Догорающая свеча теплилась рядом с Кроном, который сидел рядом и с увлечением разглядывал тряпицу на своих коленях. Подняв глаза, он кивнул ей:
– Спи, я тебя разбужу. До прибытия еще три часа.
Как не похоже это было на того Крона, с которым она бежала из замка и плыла на лодке по Маро Озеру. Заботливо и даже по-отечески. Но вспомнив, как он «лечил» ее, обтирая губкой, Ламия не смогла удержаться от смущения. Наверное, эта процедура теперь всегда будет висеть между ними. И хотя она чувствовала себя хорошо и должна была сказать магу спасибо, на Крона по-прежнему хотелось злиться.
– Что это? – спросила она, кивнув на тряпицу. Молчать было тягостно, а спать не хотелось. Чего Ламии сейчас было нужно больше всего, так это оказаться дома, в их большой на пять человек кровати, где она обычно делила ночлег с другими сестрами. Выбраться бы до рассвета из теплой постели, прошлепать босыми ногами на кухню, встретить там мать, которая уже завела тесто на оладушки, обняться, спросить, как спалось. Но она лежала здесь, в вонючем трюме рыболовецкой баржи и спросить о снах могла разве что у Крона. Однако судя по взбудораженному виду главного мага, ночью тот вообще не спал.
– Это наша карта, Мия, – заявил Крон и подмигнул ей. Фамильярное сокращение своего имени она не одобрила, но ругаться с магом не было ни сил, ни желания.
– Карта указывает первый шаг заклинания, – терпеливо пояснил он, поднося тряпицу ближе к ее лицу. В тусклом свете свечи Ламия с трудом разглядела полосы, штрихи и точки, хаотично разбросанные по всему полотну. Ей не приходилось видеть настоящих карт, но что-то подсказывало, что те выглядели иначе.
– Нам повезло, – продолжал, тем временем, Крон. – Иногда карте требуется до месяца, чтобы определить нахождение первого шага, но удача с нами. Видишь эту точку? – он ткнул скрюченным пальцем в бурое пятно посередине. – Это Хартум. Первый Шаг там. Надеюсь, что, когда мы причалим, карта покажет детали, потому что в том городе нет древних кладбищ, все захоронения сравнительно молодые – лет триста-четыреста. Впрочем, понятие «кости древнего мага» весьма относительно. Что значит «древнего»? Для тебя седая древность – это прошлый век, а для меня – не меньше тысячи лет назад. Кстати, ты была в Хартуме?
– Нет, – буркнула Ламия и отодвинула карту от своего лица. – А эти кости нужно взять обязательно у мертвого древнего мага? Хартум большой город, там, наверное, много разных колдунов, в том числе, древних. Тебе знать лучше.
Крон уставился на нее, словно у нее выросли рога.
– А ведь ты права, – признал он. – Вдруг заклинание требует убить мага? Хотя нет, не будем выдумывать. Подобные заклятия обычно не отличаются головоломками. Там все так, как есть. Если нужны кости – то это должны быть именно кости. Их не надо извлекать из человека, вываривать и тому подобное. Они должны быть сразу готовыми. А я на секунду даже напрягся. Понятия не имею, как мы бы с тобой убивали древнего мага в нашем состоянии.
Ламия равнодушно пожала плечами. Ей было все равно, какие там кости искал Крон. В отличие от него у нее не было выбора.
– Ну, а что с ними делать, с костьми этими? – подавив зевок, спросила она.
Крон увлекся разглядыванием карты и ответил не сразу.
– С костьми? Как что? Съесть. Все надо съесть, что в заклинании указано – кости древнего мага, глаза нечистой силы, сердце побежденного короля и кровь проклятой души. С последним я еще не определился. Имеется в виду живой проклятый человек или мертвый? Но на разгадку, к счастью, время есть. Как только найдем первый шаг, будет легче, сама увидишь.
