Текст книги "Слепой"

Автор книги: Вера Петрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Внимание! Внимание! Внимание! Слушайте все – на мастаршильдской площади в канун Дня Урожая разыгрывается добрая плетеная шляпа! По три человека с каждой стороны, до двух побед! И только честная игра до капли крови! Нет боя, нет шляпы!

От поднявшегося визга девиц, порскнувших во все стороны, едва детина начал кричать, у Регарди заложило уши. Все еще не понимая всеобщего возбуждения, он с тревогой взглянул на колокольню, но Магда продолжала спокойно мести, не обращая внимания на шум.

Между тем, парень в рубахе извлек кожаный ремень с огромной пряжкой и принялся размахивать им направо и налево, разгоняя всех в стороны. Вскоре посреди толпы образовался большой круг. Арлинга поведение деревенщины возмутило, но, видя, как все охотно расступаются и радостно кричат, счел за разумное отойти подальше.

– Ринг выбит! – громко прорычал парень, который, кажется, нормально говорить не умел от рождения.

Толпа зашевелилась, и в круг внесли массивное кресло с вплетенными в спинку зелеными ветками. Детина уселся в него с видом судьи. Тут же в центр выскочили два парня и принялись поспешно избавляться от одежды под радостные улюлюканья собравшихся. Арлинг понял, что один из них был не из Мастаршильда. Его поддерживала группа простолюдин в высоких коричневых шляпах. Сейчас они собрались вместе, и было видно, что они из одной деревни.

Завидев Битилию, Арлинг не удержался от вопроса.

– Что у вас здесь происходит? Соревнования?

– Это же мастаршильдский бой! – возбужденно пояснила девушка, не отрывая взгляда от творящегося на площади. – Ну… Обычай такой. Каждый год наши парни дерутся с парнями из Тараскандры. А в награду получают желтую плетеную шляпу, вон она на голове у Пертона, который в кресле сидит. Да ты лучше смотри, сейчас такое начнется!

Между тем, драчуны, оставшись в одних штанах, уже стояли рядом, осыпая друг друга ругательствами, которые, к удивлению Регарди, касались не личности противника, а всей деревни. Когда две девушки вынесли крепкие палки, Арлинг брезгливо скривил губы. Должно быть, пройдет еще не один век, пока цивилизация проникнет в такие заброшенные уголки Империи, как Мастаршильд. Благородный меч и справедливая шпага, на которых воспитывались лорды Согдианы, в провинциях проигрывали обыкновенной дубине.

Взглянув на Магду, которая еще мелькала на башне, Регарди принялся наблюдать за дерущимися, искренне не понимая, отчего так заводилась толпа. Среди зрителей была не только молодежь, но и взрослые сельчане. Заметив старосту, который взгромоздился на перевернутый бочонок, Арлинг решил, что собравшихся объединял не только азарт.

А тем временем, тараскандриец проигрывал. Бойцы отчаянно рубились, нанося удары и парируя атаки с невероятной ловкостью. Они кружили друг возле друга, не останавливаясь ни на секунду. Парень из Тараскандры уже несколько раз падал, а его ребра и плечи были покрыты не только синяками, но и алыми полосками лопнувшей от ударов кожи. Достаточно «изукрашен» был и мастаршильдец, однако держался он гораздо увереннее.

Подойдя к Влахо, Регарди потянул его за плечо, но староста был так увлечен зрелищем, что не сразу обратил на него внимание.

– А это вы, – вздрогнул он. – Добрый день вам, господин, добрый…

И хотя староста честно постарался изобразить радость при виде Арлинга, его голос прозвучал так, словно ему в рот затолкали лимон.

– Ну и сборище вы тут затеяли. А наместник знает о ваших игрищах?

– Это добрая старинная традиция, – заюлил Влахо. – Мы каждый год так собираемся.

– Знаю, уже рассказали. Чтобы выиграть желтую шляпу. Бред какой-то. Здесь крови уже на целое ведро пролили, хотя говорили о капле. Или у вас все по-другому считается?

– Господин Регарди, вы не понимаете, – занервничал староста. – Капля крови должна быть из головы, а в голову пока не попали.

Арлинг задумался.

– Как-то глупо. Разбивать голову из-за шляпы. А если насмерть?

– Все случается, – уклончиво ответил Влахо и добавил что-то еще, но Регарди его не расслышал из-за поднявшегося рева толпы.

Лицо тараскандрийца было залито кровью, которая обильно струилась по всему его телу. Какую-то секунду он еще шатался, пытаясь обрести равновесие, но все-таки рухнул в пыль под восторженные крики победившей стороны.

Жители Тараскандры восприняли поражение агрессивно, осыпая соседей ругательствами и забрасывая их мелким сором. Мастаршильдцы не давали себя в обиду, отвечая тем же. Дав сторонам вволю накричаться друг на друга, Пертон, до этого молча наблюдавший за толпой, громко объявил о втором поединке.

Тем временем, победитель из Мастаршильда раскланялся и, придерживаясь за бок, покинул площадку, уступая место другому бойцу. На какой-то момент обе стороны затихли, готовя новых кандидатов, но вот толпа селян в коричневых шляпах заволновалась, взбурлила и, наконец, разродилась громкими криками:

– Глобритоль! Глобритоль!

– Дьявол, – проскулил староста, вновь взбираясь на бочонок. – Мы же договаривались, что его в этом году не будет! Вот паскуды!

Заинтригованный, Арлинг вытянул шею, чтобы разглядеть, кого же так боялся Влахо, но понял, что напрягаться не стоило. Вышедшего на площадку детину было отлично видно со всех сторон. Плоский, перебитый во многих местах нос выдавал в нем опытного бойца, а лысый круглый череп и глубоко посаженные глаза создавали правильное впечатление не отягощенного интеллектом рубаки. Даже Пертон, который поразил Арлинга своим здоровым деревенским ростом, рядом с Глобритолем казался неоперившемся подростком.

Прошла минута, вторая, но добровольцев от Мастаршильда не появлялось. На площади повисла напряженная тишина, какая случается только перед грозой.

Поняв, что желающих нет, Влахо засуетился и выхватил из толпы вихрастого парня в щегольском белом костюмчике.

– Ты пойдешь, Секел. Ты обещал, что будешь биться за деревню, если я закрою глаза на твои проделки в курятнике.

– Влахо, ты спятил?! Да это же Глобритоль!

– Сам знаю. Но если сейчас не станешь драться, завтра из Мастаршильда можешь проваливать. Я тебя прикрывать больше не буду. Выбирай. Или пара синяков, или долговая яма у наместника. Его псы тебя быстро схватят, в округе ты уже со всеми полаялся.

Секел смерил старосту убийственным взглядом, но, видимо, аргументы были весомы.

– Давай, Секел, ты же самый ловкий! – подхватила стоящая рядом торговка, и тут уже все остальные мастаршильдцы принялись выкрикивать его имя:

– Секел! Секел!

Такому давлению парень сопротивляться не мог. Сердито сняв шляпу и сунув щегольскую трость старосте в руки, он направился к рингу. И хотя Секел шел с высоко поднятой головой и даже несколько раз стукнул себя кулаком в грудь, походка у него была такая, будто он собрался на собственные похороны.

– Ой, врешь ты, староста, – подозрительно протянул Арлинг, стягивая мастаршильдца с бочонка. – Где-то тут подвох, а Влахо? Зачем калечить людей из-за какой-то шляпы?

Староста попытался отпихнуться, но Регарди держал крепко.

– Шляпа – это честь деревни, – неохотно произнес Влахо. – Последние три года она находится в Тараскандре. Потому что у них Глобритоль. Он уже разбил двадцать голов, перекусывает гвозди пополам и готов драться за деньги хоть с родным братом. Мы пробовали перекупить, но они платят больше. А кроме шляпы победителю причитается Дальний Луг.

– Вот это звучит разумно. Спорная территория?

Влахо кивнул и тоскливо покосился в сторону ринга. Судя по крикам толпы и звукам побоев, Секелу приходилось не сладко.

– Судимся уже полвека. Дело передали сначала в наместничий, потом в центральный суд, там все и затихло. Не знаю, кто эти бои придумал первым, но так хоть земля не пропадает. Может, с вашей точки зрения, господин, это и кажется глупостью, но для нас Дальний Луг очень важен. Мастаршильд сидит в лесах, и нам приходится гонять стада на выпас в соседние селения, а они берут плату, и не малую.

Видимо, Секелу все-таки удалось задеть великана, так как с площадки донесся рык, который мог принадлежать только Глобритолю.

– Если ты еще раз так сделаешь, я тебе кишки выпущу!

Последующие за этим звуки не оставили сомнений, что Глобритоль приступил к осуществлению угрозы, если не буквально, то очень близко к этому. Через миг все было кончено. Бездыханного Секела вынесли с ринга, а Пертон истошно закричал:

– Если в следующем, последнем, бою победит представитель той же стороны, шляпа уедет в Тараскандру!

На этот раз мастаршильдцы притихли надолго. Может, у кого-то раньше и возникали патриотические чувства, то после поражения Секела, они исчезли полностью.

– Если Мастаршильд не выставит бойца, я отдаю шляпу Глобритолю, – прокричал Пертон, но топа упорно молчала.

Молчал и староста, оглядывая ряды односельчан и понимая, что никакое давление с его стороны не может быть сильнее охватившего их страха.

– Итак, я отдаю шляпу, – разочарованно протянул Пертон, который, как показалось Арлингу, совсем не хотел вручать победу Тараскандре.

– Я поборюсь за Мастаршильд! – крикнул Регарди, передавая старосте пакет с мороженым.

В горле у Влахо булькнуло от неожиданности, но толпа уже начала расступаться, горя желанием рассмотреть храбреца.

– Еще чего выдумали, – зашипел опомнившийся староста. – Хотите, чтобы нашу деревню дотла спалили?! Глобритоль вас убьет.

– Не убьет, – отмахнулся Арлинг. – Он, конечно, крупный малый, но я подвижнее и ловчее. Вот увидите, в этом году Дальний Луг будет косить Мастаршильд.

– Господин, прошу вас, не вмешивайтесь, – взмолился Влахо, но его перебил крик мастаршильдцев.

– Пусть дерется, Влахо. А не то сам пойдешь!

Арлинг поклонился, чувствуя себя едва ли не победителем. Не обращая больше внимания на трясущегося старосту, он прошел к рингу.

– Ты не из Мастаршильда, – сурово сказал Пертон, нависнув над Регарди. – Ты не можешь биться.

– Могу, – уверенно заявил Арлинг, расстегивая рубашку. – Девушка из Мастаршильда скоро станет моей женой. А раз так, то я уже почти наполовину мастаршильдец. Влахо, подтверди!

Что ответил староста, он не расслышал, но толпа разразилась одобрительными возгласами:

– Это так! Он наш! Бой, бой!

Тем временем, болельщики из Тараскандры возбужденно зашевелились, решая, чем для них чревато появление нового бойца. Но, очевидно, внешний вид Арлинга не вызвал у них опасений, так как они тоже принялись кричать, чтобы бой поскорей начинали. Глобритоль же стоял абсолютно с безразличным видом, глядя на Регарди, как на будущую отбивную.

Бравада Арлинга кончилась, как только в одну руку ему сунули палку, а другую крепко привязали платком к спине. «Представь, что это деревянный меч», – попробовал успокоить он себя, понимая, что палочный бой не одно и то же с обычным фехтованием или уличной дракой. Палка лежала в ладони тяжело, а большой палец привычно опускался вниз, вдоль по лезвию, которого не было.

– Ты, – прохрипел Глобритоль, указывая на Регарди пальцем, величиной с его руку. – Я тебя сейчас отлуплю.

Арлинг осклабился своей самой наглой улыбкой и, выставив одну ногу вперед, направил кончик палки в грудь врага. «У тебя за плечами десять лет военной школы и занятия с лучшими фехтовальщиками Империи, – подбодрил он себя. – А этот детина, наверняка, дезертир из имперской армии, промышляющий мелким разбоем на трактах. Между вами разница, как между разбуженным весной медведем и охотником. У первого – природная сила и бездумная злоба, у второго – опыт и мастерство».

«Ты – второй», – зачем-то уточнил Регарди и приготовился к бою.

С самого начала Арлинг решил занять оборонительную позицию, чтобы скорее измотать противника. О том, что выбранная тактика ошибочна, он догадался, когда Глобритоль всего через пару секунд после начала поединка нанес ему сокрушительной удар по бедру. Не выдержав, Регарди упал на колени, но тут же поднялся, успев увернуться от рубящего удара в висок. Впрочем, едва он успел занять позицию, как получил ощутимый тычок в живот, за которым последовала серия ударов по ногам.

Очутившись на земле во второй раз, Арлинг начал злиться. Со злостью и болью пришло понимание ошибки. Глобритоль не стремился занять какую-либо стойку, а постоянно двигался, держа палку на уровне бедра и не стараясь направить ее на противника.

«Что ж, с мастерством у тараскандрийца, похоже, все в порядке», – признал Регарди и выполнил сложный финт, чтобы неожиданно атаковать противника в голову. Но вместо скорой победы он получил мощный тычок в грудь, который предназначался в челюсть. Снова оказавшись на земле, Арлинг освоил новое правило: никаких ложных выпадов, только удары по самой краткой траектории с максимальной силой и скоростью.

Подняться с земли оказалось не просто. Глобритоль заставил его изрядно покататься по рингу, прежде чем ему удалось вскочить на ноги. Заметив в толпе пестрый платок Магды, Регарди воодушевился и провел серию удачных ударов, приведя тараскандрийца в ярость. Уклонившись от контратаки, Арлинг торжествующе закружил вокруг Глобритоля, удвоив натиск и непрерывно вращая палку.

Он уже собирался атаковать врага по глазам, когда тараскандриец внезапно сжался, как тигр, и выпрыгнул вперед, нанеся удар в правое колено Арлинга, которое оказалось неприкрытым. С криком Регарди рухнул на землю. Но мысль о том, что на него смотрела Магда, оказала животворное влияние. Поддев носком здоровой ноги горсть пыли, он метнул ее в глаза Глобритолю, выиграв время, чтобы подняться.

Поединок затягивался.

Очень скоро дыхание у обоих стало хриплым и прерывистым. Арлинг заставлял противника менять защиту, парируя удары то высоко, то низко, выгибал тело, как мог, стараясь отыскать у тараскандрийца дыру в защите, но все было тщетно. Глобритоль отражал все атаки, с невероятной ловкостью разрушая замыслы Регарди.

Удача все-таки оставила Арлинга. Не выдержав очередного удара противника, его палка с громким треском сломалась. От неожиданности Регарди растерялся, не зная, положено ли ему новое оружие или придется драться обломком. Увидев, что победа близка, Глобритоль налетел на него, словно шторм на заплутавшую в чужих водах шхуну. Никто не поспешил Арлингу на помощь, из чего он сделал вывод, что новое оружие ему не дадут.

Регарди пришел в ярость. Его тело превратилось в один большой синяк, а плечи покрывал узор из выступивших каплей крови. Замахнувшись обломком, Арлинг со всей силы двинул Глобритоля в челюсть рукоятью бывшего оружия. В цель он не попал, зато получил неожиданный удар ногой в пах, который заставил его согнуться пополам и уткнуться лбом в пыльную землю.

– Это нечестный прием! – просипел он, стиснув зубы и мечтая не потерять сознание. Боль раскаленными волнами прошлась по телу, заглушив крики толпы и раскаты грома на горизонте. Кажется, приближалась буря.

– Конечно, нечестный, – хриплый голос Глобритоля донесся издалека, но подействовал освежающе.

«Если ты сейчас не соберешься, осколки твоего черепа разлетятся по площади», – подумал Регарди, и, заметив, что Глобритоль сделал к нему шаг, быстро перевернулся вправо, намереваясь зацепить ногу врага, чтобы повалить его на землю. Но старый, отработанный в шуточных драках с Дарреном прием почему-то не сработал. Глобритоль с легкостью увернулся, и Регарди почувствовал, что его тянут за волосы вверх.

Последнее, что он помнил, была голова Глобритоля, неумолимо приближающаяся к его лицу. Потом раздался хруст, и мир поглотила тишина. «Кажется, мне сломали нос», – подумал Арлинг, проваливаясь в спасительное забытье.

Сколько он пролежал на ринге, Регарди так и не узнал. Очнулся он того, что кто-то неистово молотил кулаками по его избитому телу, но ему, как ни странно, было приятно. Прошло еще некоторое время, прежде чем Арлинг сообразил, что плавал в луже воды, а сверху его поливал дождь.

С трудом подняв тяжелую голову, он оглянулся, но разобрать что-либо в темноте разыгравшейся непогоды было трудно. Никогда он еще не видел столь ярко выписанной картины земного хаоса. Дождь лил стеной, ветер оборвал ленты и цветы с прилавков и стен часовни, разметав их по площади печальными лоскутами несостоявшегося торжества, а единственный чудом уцелевший фонарь был похож на глаз зверя, свирепо вращающего белками во мраке. Все вокруг ухало, стонало и грохало, будто он оказался в самом центре побоища славных времен Гедеонов-завоевателей. Глобритоль, Влахо и зрители исчезли, словно их сдуло порывом ветра.

Дотронувшись рукой до лица, Регарди поморщился. Нос опух, превратившись в сплошной комок боли, глаза раскрывались с трудом, разбитая губа сочилась кровью. Но хуже всего была злость, которая медленно нарастала в нем подобно просыпающемуся вулкану. Какой-то солдат одолел его, искалечил ему лицо и посмел скрыться, думая, что победил. Это был нечестный бой, и Глобритоль – покойник! Арлинг найдет способ ему отомстить. Нет, он не станет марать об него руки. Пусть тараскандрийца отправят в армию смертников – откуда не возвращаются. Пусть сражается с кармокарами принца Дваро на южных территориях! Эти дикари всегда брали в плен живого противника, чтобы принести в жертву своему кровавому богу. Другой кончины Глобритоль не заслуживал. Или пусть отправят мерзавца на каторгу! В рудники Иштувэга, где не выдерживают и месяца, харкая кровью и умирая в страшных мучениях. А с ним и всех мастаршильдцев во главе с подлым Влахо, который бросил его здесь, испугавшись гнева Канцлера за то, что Арлинга забили до смерти. Ну, староста, берегись! Гнев Регарди будет ужасен.

Звон в голове, беспокоивший его с момента пробуждения, вдруг стал нестерпимым. Он нарастал до тех пор, пока не лопнул гигантским пузырем, окропив сознание Регарди новой мыслью. Магда!

– Магда, где ты? – беспомощно крикнул он, понимая, что его голос тонет в реве разыгравшейся бури.

– Магда, отзовись!

Льющаяся с неба вода превратила мир в сумрачное царство призраков, в котором даже собственное тело казалось чьей-то тенью. С трудом поднявшись, Арлинг заметался по площади, но все вокруг чудесным образом изменилось, превратившись в незнакомое место. Часовня и редкие прилавки, устоявшие против ветра, обрели пугающие очертания, слившись друг с другом и дождем в хаотичное месиво.

Ее здесь нет, вдруг понял он, поскользнувшись на мокрой глине. Она тоже бросила его. Падение отразилось глухой болью во всем теле, напомнив о драке. Шлепнув кулаком по грязи, Регарди глухо застонал. Каким же дураком он был! Только теперь ему вспомнилось выражение глаз Магды, которое в разгаре боя, он принял за радостное сверкание. Предчувствие беды почти ощутимо повисло в воздухе.

Где-то поблизости заржал Дарсалам, который первый заметил хозяина. Хоть кто-то о нем помнил… «Надо скорее найти Фадуну», – думал Арлинг, почти вслепую пробираясь к тому месту, где оставил коня. Тревога подхлестывала его, оставляя куда более болезненные следы, чем удары Глобритоля. Наконец, руки наткнулись на мокрый бок коня. К счастью, Дарсалам был не из пугливых и не сорвался с привязи. Кое-как успокоив дрожащее животное, Арлинг вскочил в скользкое седло, молясь, чтобы с девушкой ничего не случилось.

Дождь хлестал с неимоверной силой, застилая ленту дороги серой пеленой. Регарди покинул площадь с облегчением, но вскоре остановился, не зная, куда ехать дальше. Буря превратила окрестности Мастаршильда в унылый мокрый пейзаж, смешав воедино дома, огороды, поля и постройки. Разумно было предположить, что Магда отправилась домой, но что-то подсказывало Арлингу – девушки там нет. Если она убежала в леса, то ее не удастся отыскать даже в хорошую погоду, потому что никто не знал здешних мест лучше, чем дочь Ёсифа Фадуны.

Уткнувшись лбом в мокрую гриву коня, Регарди принялся размышлять, не обращая внимания на град, боль в голове и недовольное топтание Дарсалама, которому совсем не нравилось стоять под проливным дождем. А что если Магда на старом мосту? Ему вспомнилось, как она расстроилась из-за смерти старой соседской телки и убежала к Сизой Речке, не дождавшись его приезда. Решив не гадать, он развернул коня, направившись к едва заметному подлеску, за которым протекал небольшой, но глубоководный приток реки Кары. Мастаршильдцы называли его Сизым за мутную воду и скверный характер.

Предчувствие не обмануло. Еще издали он заметил призрачную фигуру, которой могла быть только Магда. Сердце подпрыгнуло и замерло. Арлинг не верил глазам. Каким-то чудом ей удалось пробраться на середину полуразрушенного моста, от которого остались только опорные столбы и одинокая прогнившая балка, когда-то соединяющая два берега. Ветер раскачивал остатки моста, словно люльку младенца, опоры тревожно скрипели, жалуясь на бурные воды Сизого, готовые вырвать их с корнем. Магда ни за что не держалась, пригибаясь под порывами ветра. Казалось, еще миг, и она рухнет в ревущую реку, навсегда исчезнув в мутном потоке.

– Магда! – позвал он ее, соскальзывая по глинистому берегу к подножию моста, который вблизи оказался еще более ветхим и хрупким. Тронув балку, Регарди понял, что прогнившая древесина ни за что не выдержит его веса. Магда же была слишком далеко, чтобы он мог ее схватить.

– Магда! Посмотри на меня!

Он принялся махать руками, пытаясь привлечь ее внимание, но девушка на него не глядела. Ее взгляд был прикован к взрывающейся под ударами града воде, и Регарди с трудом удержался, чтобы не прыгнуть в реку самому.

– Я был не прав! Послушай, это была ошибка! Мне жаль, Магда, честно!

В этот момент грянул гром, и слова Арлинга утонули в грохоте, которым наполнился мир. Схватившись за волосы, Регарди заметался по берегу, со страхом осознавая свое бессилие. Он ненавидел быть слабым. Он всегда знал, что и когда надо делать. Но сейчас в его мокрую больную голову не приходила ни одна здравая мысль. Похоже, что Магда сильно напугалась, и у нее начался тот самый припадок, о котором рассказывал Фадуна. До этого момента Арлинг не верил, что недуг его возлюбленной столь серьезен. По словам Есифа, во время сильных приступов девушка замыкалась в собственном мире и переставала замечать все вокруг. Она могла сутками сидеть на одном месте, никого не видя и не слыша, отказываясь от пищи и ни на что не реагируя.

– Спускайся оттуда немедленно, или я сломаю этот чертов мост! – не выдержал он, тут же пожалев о том, что сорвался. Впрочем, скорее всего, его не услышали. Буря играла с ним, заглушая любые звуки.

– Я люблю тебя, Магда! Если ты прыгнешь в воду, я прыгну следом!

Магда грустно посмотрела на него и повернулась в другую сторону, едва не сорвавшись со скользкой деревяшки.

– Сумасшедшая упрямая девчонка! – Регарди уже не сдерживал злость, за которой искусно прятался самый большой страх в его жизни. – Я приказываю тебе слезть сию же минуту! Слышишь? Если ты не спустишься, я передавлю всех головастиков в твоих бочках, растопчу твою клумбу и даже лес сожгу, поняла? Ты думаешь, я лгу? Ни черта! Я тут самый главный, и как захочу, так и будет! А ну иди сюда!

Поперхнувшись залетевшей в рот крупной градиной, Арлинг закашлялся и принялся ожесточенно тереть лицо – ему показалось, что вода стала соленой на вкус. Но крови на руках не было. Запоздало до него дошло, что он плачет.

– Магда! Если ты спустишься, я клянусь тебе, что никогда больше не возьму в руки оружия! Никогда никого не ударю! И даже ругаться не буду! Тебе ведь это не нравится, правда? Проклятая девчонка! Что ты со мной сделала!

Только сейчас Арлинг осознал, насколько сильно изменилась его жизнь, с тех пор как он встретил Магду в болотах мастаршильдской тайги. Она показала ему, что мир состоял не из одних интриг, придворных скандалов и быстрых наслаждений. Он упивался властью, которую дарило ему положение отца и родство с Императором, не понимая, что добровольно обрек себя на пожизненное заключение. В то время как Элджерон укреплял стены его тюрьмы, Арлинг беспечно наслаждался вседозволенностью, играя в бога в окружении слуг и льстивых друзей. Даррен, конечно, был исключением. Похоже, он оставался последним человеком в Согдарии, способным честно сказать, что Арлинг – себялюбивый гордец, который в каждом человеке видит еще одного слугу и считает, что весь мир можно купить за деньги. Но если раньше Регарди добродушно посмеивался, слушая друга, то сейчас впервые в жизни ему захотелось стать другим.

Он всегда жил одним днем. Дуэли до первой крови с придворными и драки до выбитых зубов и сломанных конечностей на ночных улицах Согдианы, роскошные балы, красивые женщины, как правило, дорогие и легкодоступные, редкие встречи с отцом с неизбежной ссорой в конце, скачки и породистые скакуны, на которых он тратил деньги так же легко, как на женщин, воскресные обеды с Императором, где рекой лились редкие вина из погребов Седрика Третьего и хвалебные речи во славу династии Гедеонов – время текло так быстро, что он не всегда успевал заметить, что уже наступило завтра, пребывая в сладостной дремоте вчерашнего дня. Будущее казалось скучным и расплывчатым. Оно ничего не могло ему дать, кроме того, что он уже видел и испытал. Военная школа и дальнейшая учеба в Императорской Академии нужны были лишь для того, чтобы поток отцовских денег продолжал течь так же свободно и беспрепятственно. Карьера при дворе Императора, семья и неизбежная власть представлялись очередным блюдом, которое подадут на смену предыдущим без всякого участия с его стороны. Так повар вносит десерт после того, как гости расправились со вторым и закусками. Но сейчас Арлинг знал, что новые деликатесы ему были не нужны. Фадуна предлагала нечто иное. Это была свобода – манящая и терзающая его с первых дней их встречи.

Из-за дождя он не сразу понял, что она смотрела на него. Магда повернула голову и внимательно слушала, будто различая его слова сквозь рев и свист бури. Схватившись за последнюю соломинку, он рухнул на колени и закричал так громко, как мог:

– Это правда, милая! Хочешь, я выброшу в реку свою шпагу? Она мне больше не нужна, ведь у меня есть ты! Только любовь, Магда! Только любовь!

Когда девушка опустилась на четвереньки и поползла к берегу, осторожно огибая прогнившие участки, он не поверил своим глазам. А когда поверил, Магда была уже на берегу.

Крепко схватив ее за плечи, Арлинг с трудом заставил себя разжать пальцы. Ему хотелось обнять ее, расцеловать и … убить. Последнее желание обжигало сердце, причиняя невыносимые страдания тем, что было искреннее.

– Совсем замерзла, – прошептала Фадуна, дрожа всем телом.

– Ты… – начал Регарди, но понял, что ничего хорошего сейчас сказать не сможет.

Взяв лицо Магды в ладони, он долго смотрел в ее глубокие черные глаза. Злость на Глобритоля и Влахо, стыд за поражение и боль от ударов утонули в них, уступив место блаженству и спокойствию. Неожиданно для себя Арлинг наклонился и поцеловал ее, крепко удерживая рядом до тех пор, пока не понял, что вместе с ней потерял разум и он.

Императорская военная школа для мальчиков занимала половину Алхисидского Собора, принадлежавшего опальному Братству Святого Алхидия. Полвека назад братия была уличена в фальшимонетчестве, после чего большая часть ее состава сгинула в катакомбах центральной тюрьмы Согдианы, а послушники подверглись гонениям. Когда на престол взошел Седрик Третий, отличавшийся мягким нравом и религиозным равнодушием, монахам разрешили вернуться в Собор, но с условием выплаты ежемесячной ренты, сумма которой была немалой.

Соседство со школой ничего хорошего для Братства не принесло, а регулярные акты вандализма, совершаемые учениками, оставались безнаказанными. В основном, школу посещали дети знатных горожан и даже гранд-лордов, и полиция Согдианы с ними не связывалась. Но экзотическое учение сумело пустить прочные корни в пресыщенной удовольствиями столице, и монахи кое-как перебивались, существуя на пожертвования и сборы с паломников, приходивших к Собору со всех окраин Империи.

Школа была основана еще в годы активной военной экспансии согдарийских императоров. И хотя среди столичной знати до сих пор считалось, что настоящий лорд должен быть воином с самого детства, все больше грандов предпочитали устраивать детей в торговые классы. Отдав сына в военную школу, Элджерон Регарди в первую очередь думал о возрождении традиции, чем о будущей профессии Арлинга. Сам же молодой Регарди после десяти лет обучения до сих пор не мог понять, интересовало ли его военное дело, или весь срок обучения он просто старался не слишком злить отца, чтобы тот не мешал ему бездельничать. До недавнего времени ему было абсолютно все равно, что он будет делать в будущем.

Глядя на то, во что превратилась святыня в эпоху Седрика Третьего, Арлинг подумал, что последователи учения Алхидия должны были быть очень терпеливыми людьми. Странно, что раньше он сам не замечал, как величественное здание времен его детства стало хаотичной смесью архитектурных стилей. Некогда строгое сооружение, образец изящества и симметрии, превратилось в пугающий симбиоз религиозно-светского творчества.

С одной стороны, собор окружали часовни, капеллы и башенки, утопавшие в каменном кружеве и цветных барельефах. Многочисленные фигуры святых, изящные витражи в стрельчатых окнах и высокий купол из золотого стекла довершали картину общего благочестия и добродетели, которые пропитывали атмосферу Братства вместе со сладким ароматом мраморных лилий. Круглый год прекрасные белые цветы благоухали в аккуратных клумбах, украшавших двор собора, периодически подвергаясь набегам со стороны студентов.

Но северная сторона здания давно утратила религиозный облик, превратившись в брата-близнеца, попавшего в дурную компанию. Магазинчики, кофейни и лавки ремесленников облепили высокие стены собора, словно чумные пятна тело больного, разрушив древние фрески и росписи, созданные мастерами много веков назад. Полосатый школьный флаг нелепо развевался над золочеными шпилями, а стеклянная мозаика со сценами присяги и героических подвигов императорской армии, налепленная поверх монументальной резьбы фасада, выглядела дешево и безвкусно.

И только главный вход сохранил прежний облик, по-прежнему внушая страх и смирение. Очевидно, рука строителей, которым было поручено переделать собор в школу, не смогла подняться на главный символ алхидийцев, до сих пор украшавший центральный портал школы. Огромная голова кобры с раздутым капюшоном поднималась из каменной стены, застыв в немом бешенстве над головой входящего. Большинство студентов предпочитало пользоваться другими тремя входами, минуя центральный.

Но больше всего Регарди нравилась надпись, которая была выбита под каменной змеей. Он и сейчас остановился под ней, перечитывая знакомые слова: «Человек может делать все, что хочет, но не должен забывать о последствиях».