Текст книги "Слепой"

Автор книги: Вера Петрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Подавив дрожь, пробежавшую по спине, Арлинг заторопился на балкон второго яруса, где давно заметил скучающего Даррена. Судя по тому, как была заплевана шелухой семечек крыша охотничьего магазина внизу, Монтеро сидел на перилах балкона давно. «Неужели, экзамен завалил?», – с тревогой подумал Арлинг, направляясь к лестнице. Поверить в то, что Даррен не сдаст свой любимый предмет – «Основы военного управления» – было трудно, но в этом году случались странные вещи.

– Привет, дружище! – крикнул он, усаживаясь рядом и радуясь, что застиг друга врасплох.

– Ты откуда взялся? – пробурчал Даррен, недоверчиво оглядывая Арлинга с ног до головы. – И что это у тебя с лицом?

Регарди усмехнулся, потрогав рубец на переносице. Со времен драки в Мастаршильде прошло три недели, но от следов Глобритоля он так и не избавился. Если бы это случилось год назад, Регарди измотал бы всех городских хирургов до тех пор, пока ему не убрали бы шрам, но сейчас внешность волновала его в последнюю очередь. К тому же, Магда сказала, что горбинка на носу придавала ему загадочный вид.

– Да так, с лошади упал, – отмахнулся он, понимая, что Монтеро ему не поверил. Впрочем, Даррен никогда не был особо любопытным. Пожав плечами, он снова уставился вдаль невидящим взглядом.

– Эй! – возмутился Регарди. – Я здесь! Кстати, можешь поздравить меня с окончанием самого бесполезного периода моей жизни.

– Поздравляю, – безразлично протянул Монтеро. – Зачем сейчас-то явился? Если надумал сдавать экзамены, то немного опоздал. Последний закончился два часа назад. Если взятки давать, то ты и здесь опоздал. Комиссия уехала отмечать наш выпуск в Хрустальный Дворец.

– Смени тон, Даррен, или я врежу тебе, честное слово. Что с тобой? Баллов не набрал, что ли?

– А тебе какое дело? Ты целую неделю наслаждался жизнью со своей голубкой в Мастаршильде, даже не предупредив меня, что не явишься на сборы. Я устал врать, Регарди. И мне совершенно не интересно, что ты скажешь своему отцу, когда ему сообщат о твоем отчислении.

– Остынь, Монтеро, чего ты завелся? Лучше взгляни на это!

Арлинг осторожно извлек из кармана заветную красную бумажку и гордо помахал ею перед носом Даррена.

– Красная карта?!

Монтеро даже перестал щелкать семечки, с недоверием уставившись на Арлинга.

– Но… как ты подкупил старого Оганеса? Он ведь не берет взяток, сколько лордов уже пыталось.

– А ты даже не допускаешь и мысли, что я мог сдать экзамены честно?

– Не смеши меня, Регарди. Честность и ты – понятия разные. К тому же, тебя ведь ни на одном экзамене не было.

– Как племянник императора, я пользуюсь определенными привилегиями, – рассмеялся Арлинг, но, поняв, что злить друга дальше было опасно, неохотно признался:

– Не обязательно платить деньги, – поморщился он. – Сейчас это пошло и банально. Можно оказать человеку услугу. Например, вытащить из тюрьмы его дорогого брата. Между прочим, я с трудом отца уговорил. Брат оказался политическим – участвовал в мятежах и шпионил для принца Дваро. Лучше не вспоминать, что пришлось наговорить папаше, чтобы убедить его выпустить бедолагу.

– Ты ходишь по лезвию ножа, Регарди, – сердито пробурчал Монтеро, и Арлинг подумал, что давно не видел друга таким злым.

– Предлагаю прямо сейчас начать оказывать услуги для вступительной комиссии Академии. Там люди повыше сидят. Если не ошибаюсь, главным инспектором собираются пригласить твоего отца. Представляешь, что будет, если он согласится? Как ты намерен подкупать его? Хорошим поведением?

– Я не собираюсь поступать в Военную Академию, – загадочно улыбнулся Арлинг и стащил у Регарди горсть семечек. Выводить Монтеро из себя было приятно

– Тогда зачем тебе красная карта? – ядовито спросил Даррен. – Зачем лишние усилия и трата времени, ведь их можно было потратить на девицу из деревни, а?

– Все ради нее, Монтеро, все ради нее, – задумчиво протянул Регарди, гадая, где Даррен достал такие мерзкие на вкус семечки.

– Я все продумал, – серьезно сказал он, – Помню, как мы вместе мечтали о военной карьере, но, извини, друг, по этой дороге тебе придется идти одному. В моей жизни теперь есть мир, понимаешь? Есть Магда. А эта красная карта – фундамент моего будущего дома. Как-то отец обещал мне за отличную учебу в школе исполнение любого желания. Звучит глупо, но хочу подловить его на слове. Вот я и попрошу Мастаршильд себе в подарок. Думаю, он не откажет. А после – тайно обвенчаюсь с Магдой. Мы поселимся в старом замке, поднимем заброшенные виноградные фермы, будем разводить породистых скакунов. Это будет новая жизнь, Монтеро! Я так давно ждал ее.

– Да ты не усидишь на одном месте и года, – рассмеялся Даррен. – Твоя жизнь состоит из бурь и штормов, а когда наступает штиль, ты поджигаешь мосты и начинаешь все заново. Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы поверить в твое деревенское счастье.

– А ты? Ты ведь тоже любил, Даррен. Я помню ту девочку из Ерифреи.

Лицо друга вдруг уподобилось каменной статуе, и Арлинг понял, что лучше было не наступать Даррену на больную мозоль. История с генеральской дочерью закончилась печально. Девица сбежала с мятежным офицером, забыв про благородные ухаживания Монтеро.

– Ты подал заявление в Академию? – спросил Регарди, чтобы сменить тему.

Губы Монтеро превратились в тонкую ниточку, почти исчезнув с лица, и Арлинг понял, что снова ошибся.

– Меня не допустили, – сообщил Даррен безразличным тоном. – Не набрал баллов. Историю завалил.

– Вот же дьявол…

Регарди было искренне жаль друга. В отличие от него Даррен болел военным ремеслом с детства. Зная нрав его отца, Арлинг не удивлялся, что военная карьера стала пределом мечтаний молодого Монтеро.

Отставной генерал Первого Полка времен Седрика Второго воспитывал детей в строгости. С тех пор как Герлан прочно устроился в государственном аппарате Гедеонов, семья Монтеро считалась одним из богатейших родов Согдианы. В отличие от Арлинга, который с детства был предоставлен самому себе и никогда не знал, что такое отсутствие денег на покупку нового стада племенных кобыл, Даррен со своими двумя братьями и единственной сестрой рос под бдительным присмотром строгих родителей и многочисленных родственников, которые с большим усердием занимались воспитанием детей. Среди них были и профессиональные педагоги, и священники, но больше всего было военных – от простых пехотинцев до командиров высшего звена.

Честь и нравственность ценились в семье Монтеро других добродетелей, а труд и дисциплина освещали жизнь членов рода с самого рождения. Даррену приходилось несладко. Он был старшим сыном и наследником и должен был служить примером для подражания не только родным братьям и сестре, но и дальним родственникам, которых было немало, так как семья Монтеро славилась плодовитостью.

Если бы не дружба Герлана Монтеро с Канцлером, Даррену вряд ли бы разрешили водиться с таким, как Арлинг, который, по мнению «воспитателей» молодого Монтеро, портил дело их жизни. В результате, из Даррена получился весьма странный представитель молодой аристократии – учтивец и любитель приключений с несгибаемым стержнем внутри.

– Я достану тебе красную карту, – уверенно заявил Арлинг, проникнувшись горем Монтеро. – После той «услуги», которую я оказал, Оганес готов был облизывать подметки на моих сапогах. Сделать еще одну карту для моего лучшего друга будет для него удовольствием. Не горюй! Я ведь стольким тебе обязан.

Но вместо того, чтобы обрадоваться, Даррен посмотрел на Регарди, как на сумасшедшего.

– Нет, – твердо заявил он, внезапно побледнев еще больше. – Никогда.

– Да брось, Даррен, – теперь настал черед Арлинга злиться. – Не дури. Если не поступишь в Академию, отец у тебя из спины ремни вырежет. Никто ведь не узнает. Оганес в жизни не проболтается, иначе не только его братишка, но и сам он в тюрьму сядет.

– При чем тут отец? Пойми, моя семья на твою не похожа. А вот ремни будут из тебя резать, если правду узнают. Меня отец пальцем не тронет. Зачем ему меня бить? И так понятно, что это позор, честь битьем не восстановишь.

– О, боги! – простонал Регарди, закатывая глаза.

– Я заново все сдам. Можно взять еще один курс.

– Но ты потеряешь целый год!

– Арлинг, я не собираюсь идти по твоей дороге. На ней слишком грязно.

Регарди открыл рот от возмущения, но Даррена уже было не остановить – наболевшее выплескивалось из него ядовитым потоком.

– Да ты оглянись вокруг! – зашипел он, почему-то указывая в небо. – Обман сегодня считается признаком ума и блестящего интеллекта. Лорды из знатных родов с удовольствием причисляют себя к беднякам, лишь бы платить меньший налог, устраивают фиктивные пожары и притворяются смертельно больными – опять же, чтобы не платить! При этом многие погорельцы продолжают жить в якобы сгоревших домах и получают налоговые льготы, когда настоящие бедняки протягивают ноги, потому что вовремя не смогли получить справку о том, что они бедны! А взятничество? Оно цветет, словно сорняки на навозе! Чтобы поступить в школу, платят взятку, чтобы не выгнали за прогулы занятий, платят взятку, и даже чтобы ее закончить, тоже платят взятку! Сегодня нетрудно стать лордом – достаточно заплатить! Мы с тобой всегда гордились тем, что не похожи на других. Еще совсем недавно честь и справедливость были для нас не пустыми словами. Но не прошло и года, как все изменилось настолько, что мне уже не верится в то, что когда-то мы мечтали служить родине не потому, что нам навязали эти мысли родители, а потому что это казалось нам единственным верным способом найти себя в жизни. Я сам спокойно смотрю, как мой лучший друг тонет во лжи, и даже помогаю ему в этом. Ты преступник, Арлинг, потому что взятки – это не легкий способ решения проблемы, а преступление! Твой отец столько лет борется с коррупцией в стране, а ты, его сын, так бездумно позоришь его работу.

Регарди ошарашено уставился на друга, стараясь понять, когда это Монтеро стали интересовать такие вещи, как коррупция и укрытие от уплаты налогов. Определенно, он что-то упустил, пока пытался завоевать сердце прекрасной Магды из Мастаршильда. Сейчас лучшим способом не разругаться с Дарреном, было ему подыграть. Чтобы друг не заметил усмешку на его губах, Арлинг поспешно отвернулся в сторону. Пусть Монтеро думает, что он раскаивается.

– Мы все воруем. Только одни больше и заметнее других. Кстати, как поживает Тереза?

Это было последней попыткой сменить тему. Уж очень беспокойный получался разговор.

Арлинг все еще надеялся, что Тереза влюбится в какого-нибудь лорда и успеет выйти замуж до того, как Канцлер вспомнит о своих планах. В последнем разговоре с отцом, Регарди отчаянно врал, что он крепко подружился с дочерью Монтеро, и им просто нужно еще немного времени, чтобы лучше узнать друг друга. В душе Регарди лелеял надежду, что когда Элджерон увидит, каким серьезным и порядочным стал его сын, то отстанет от него со своими политическими играми и позволит спокойно жить в Мастаршильде вместе с Магдой, о браке с которой все равно когда-нибудь станет известно.

– Она всегда спрашивает о тебе, – уже более спокойно ответил Даррен. Задумавшись, Арлинг не сразу понял, о ком идет речь.

– Ты не рассказывал мне, что вы с ней вместе ездили на острова, – добавил Монтеро, и в его голосе послышалось любопытство.

Видимо, лицо у Регарди приняло слишком странное выражение, потому что Даррен поспешил добавить.

– Да весь двор уже знает, что вы частенько отдыхаете на вилле нашей тети в Гиленпессе. Тереза сказала, что ты тайно обучаешь ее там фехтованию, а для всех вы придумали легенду, будто неравнодушны друг к другу. Все бы ничего, да только меня смущают два обстоятельства. Во-первых, почему она не попросила об уроках фехтования меня, своего брата. И, во-вторых, когда это ты нашел время оторваться от своей возлюбленной в Мастаршильде, и учить мою сестру в отнюдь не близком Гиленпессе.

Арлинг поперхнулся залетевшей в горло шелухой, и долго кашлял, радуясь, что у него появилось время на продумывание ответа. Тереза затеяла смелую игру, но, учитывая, что когда-нибудь его долгие отлучки из столицы станут известными, она была кстати.

– Да, ты знаешь, было дело, – неохотно признался Регарди, гадая, к чему приведет очередная ложь. Успокаивало, что не он был ее зачинщик.

Даррену его слова не понравились.

– Предупреждаю тебя, Арлинг, что если ты тронешь мою сестру хоть пальцем, я проткну тебя шпагой.

– Я понял, – серьезно кивнул Регарди. – Тереза не лжет, мы действительно занимаемся фехтованием. Она очень боялась, что это может повредить ее репутации, поэтому просила не рассказывать даже тебе. Вот. Это правда, честно.

Даррен смерил Арлинга подозрительным взглядом и снова облокотился на перилах, хмуро уставившись на центральную площадь.

Сегодня там собралось на редкость много народа. Людские потоки плавно вливались с примыкающих улиц, превращая площадь в гигантскую колыхающуюся массу. Если бы не количество собравшихся, Регарди решил бы, что началась очередная забастовка ремесленников. Когда же он разглядел несколько помостов, возведенных у памятника Седрика Первого, то сразу почувствовал атмосферу азарта, густо разлитого в воздухе. Народ пришел развлекаться.

– Сегодня какой-то праздник? – спросил он Даррена, не особо надеясь на ответ. Все вело к тому, что им было легче подраться, чем пытаться дальше продолжать беседу.

– Ага, религиозный, – скептически ответил Монтеро и сплюнул на полированную гранитную плиту балкона.

Арлинг наморщил лоб, стараясь вспомнить название праздника и не было ли у него каких-либо поручений от отца по этому поводу, но в голову ничего не приходило. Тем временем, на одном из помостов заплясали языки пламени. Толпа тут же оживилась, зашаталась и хлынула к центру. Заинтригованный, Регарди перегнулся через перила, но площадь была слишком далеко, чтобы в пестром хаосе людских тел можно было разглядеть что-то подробнее.

– Казнь, – процедил Даррен, презрительно глядя на беснующуюся толпу. – Что еще может так завлечь чернь? Педер Понтус с благословления Канцлера и монаршего согласия наконец-то добился своего. Нам говорят – смерть единственное искупление за высший грех перед Богом, а я говорю – у церкви кончились деньги, и борьба с еретиками лишь средство пополнения церковной казны. На прошлой неделе казнили лорда Вигсона за связи с аптуагинскими сектантами. Имущество, конечно, конфисковали. Он приходил к нам на открытие года, помнишь? Между прочим, ветеран войны. Связался с Дваро, за что и поплатился. Церковь, конечно, его земли интересуют. Там одних деревень не меньше десятка будет. В них тоже провели чистку, лишних людей убрали. Вчера вот казнили одну ведьму из Тараскандры, так столько народу явилось, словно сам император выступать собрался. Девица совсем молоденькая была, все плакала. Когда узнал, что ее резать раковинами будут, я бежал с площади так, словно это меня сейчас пытать будут.

Арлинг слушал друга, затаив дыхание. Краска давно исчезла с его лица, уступив место смертельной бледности, которая не осталась незамеченной Дарреном.

– С твоими связями я бы за Магду не беспокоился, – уверенно заявил Монтеро. – Она, конечно, странная, но комиссия ее вряд ли тронет. Во-первых, в деревне, как я понял, ее любят и никто в колдовстве не обвиняет, во-вторых, та девица, которую казнили, была любовницей Вигсона, а в-третьих, ты с Педером в хороших отношениях, верно?

– С Понтусом даже мой отец предпочитает не связываться, – прошептал Арлинг онемевшими губами. – Не знаешь, где сейчас эта комиссия?

– На той неделе была в Тараскандре. Эй, постой, ты куда?

Но Регарди уже не слушал друга, быстрым шагом направляясь к выходу.

– Мне нужно ехать, Даррен! Ведь Мастаршильд сразу за Тараскандрой!

Даррен равнодушно пожал плечами.

– Магда юродивая, таких в деревнях любят. Не думаю, что ее выдадут Педеру. Сельские верят, что сумасшедшие приносят удачу.

Регарди промолчал и, кивнув другу на прощанье, покинул школу.

Даррен, конечно, не мог знать об их разговоре со старостой, который состоялся, когда Арлинг поправился достаточно, чтобы вновь приехать в деревню. Влахо долго трясся и мямлил, прежде чем сумел выдавить из себя решение общины. Их встречи с Магдой должны прекратиться, так как под угрозой благополучие всей деревни. Ожидавший, как минимум, извинения за то, что его оставили лежать на ринге, Регарди вскипел и схватил Влахо за ворот, велев выбирать, чего тот боится больше – гнева Канцлера, который далеко и, возможно, никогда не вспомнит о существовании Мастаршильда и Влахо, в частности, или его, Арлинга, который рядом и очень злопамятен.

Потратив на разговор со старостой больше двух часов и заставив его угрозами и обещаниями золотых гор молчать об их встречах, Регарди не смог избавиться от предчувствия – времени у них с Магдой осталось мало.

В Мастаршильд пришла осень, осыпав мягкие холмы золотом побуревшей листвы. По ночам случались заморозки, оставляя после себя иней и тонкие корки льда на лужах, но дни стояли сухие и теплые.

«А в прошлом году в это время уже лежал снег», – подумал Регарди, глядя на низкие деревенские дома, уже погрузившиеся в тени сумерек. С крыши старой часовни, заброшенной после того, как наместник отстроил новый храм, была видна вся деревня – крошечный мирок его личного счастья в огромном мире бесконечных вопросов.

На потрескавшийся от старости подоконник тяжело плюхнулась толстая сонная муха, но Арлинг безжалостно скинул ее вниз. Выглянув в узкое чердачное окно, он проследил взглядом за черной точкой, пока та не растворилась за пределами света масляной лампы. Странно, но насекомое даже не пыталось взлететь, покорно утонув в ночном сумраке.

Арлинг запоздало оглянулся на Магду, испугавшись, что она разозлится на него из-за мухи, но девушка занималась тем же, чем и в последний час – выдергивала травинки из кучи соломы, которая сушилась в углу чердака, и сплетала их в загадочные узоры. Регарди она почти не замечала и лишь изредка просила его достать дальние, но, несомненно, очень нужные соломинки.

По мере того как на землю опускалась ночь, на крыше часовни становилось заметно холоднее. Они забрались сюда посмотреть осенний звездопад, который, как считала Магда, должен был случиться в полночь. Арлинг предпочел бы оказаться в другом месте, но спорить с любимой не стал. Он до сих пор не мог простить себе, что опоздал на ее день рождения. Единственный прямой тракт перекрыли из-за внезапного обвала в Совином Ущелье, а так как с Регарди был целый обоз фейерверков, то пришлось искать обходную дорогу, из-за чего он добрался в Мастаршильд только к вечеру.

Впрочем, его усилия оказались напрасны. Каким-то образом узнав о сюрпризе – Арлинг подозревал болтливого старосту, – Магда стала умолять его не будить страшные огни, в результате, обоз с искрящимися фонтанами, золотыми шарами и разноцветными звездами так и остался пылиться у Влахо в сарае. Ну и пусть Арлингу пришлось продать двух лучших кобыл, чтобы достать деньги. Деньги давно перестали иметь для него значение.

Он хотел устроить праздник для всей деревни, а вместо этого они уединились на крыше старой часовни в ожидании чудесного звездопада, который непременно должен был случиться, несмотря на то, что все небо еще в обед затянули тяжелые грозовые тучи. И хотя Магда всегда была странной, в последние месяцы ее поведение было особенно необычным и даже пугающим. Она стала серьезной и молчаливой, почти не ходила в лес и не улыбалась. Регарди даже предположил, что девушка заболела, но Магда не хотела слушать ни о каком лечении.

Разглядывая ее в полумраке чердака, Арлинг заметил, как сильно она похудела. Маленькое лицо в черном облаке волос казалось почти детским, если бы не большие темные глаза, которые смотрели слишком серьезно. Худые запястья и выпирающие ключицы волновали его все сильнее. Впервые ему хотелось заботиться о ком-то больше, чем о себе.

Оглядываясь назад, он не мог не признать, что первые встречи с Магдой были местью отцу. Продуманное Канцлером будущее – с супругой из семьи гранд-лордов, высшим офицерским званием в командных кругах драганской армии и далекой перспективой на императорской престол после устранения наследных принцев – уже не казалось ему таким манящим и желанным, как раньше. Власть, богатство и слава – он успел насытиться ими задолго до того, как почувствовал их истинный вкус.

Магда была странной, но сейчас Арлинг уже не мог представить, что когда-то в его жизни будет другая женщина. Именно с Фадуной он впервые захотел стать обычным согдарийцем, погруженным в свое маленькое личное счастье.

Она была пленительно красива. В жизни Регарди было много красивых женщин, но Магда, не обладая самыми длинными ногами, самой лучшей кожей и самой прекрасной фигурой, превосходила их всех. Словно фея из сказки, она была слишком неземной, чтобы стать частью его смертной жизни. Если бы Монтеро догадался, что всегда нетерпеливый Арлинг после года дружбы с девушкой до сих пор не узнал своей возлюбленной, он поднял бы Регарди на смех.

Заставив себя отвернуться от Магды, Арлинг с силой сжал края подоконника, отдернув руку тогда, когда почувствовал, что вогнал под кожу занозу. А ведь еще полгода назад жизнь казалась легким и приятным приключением.

– Тебе не холодно?

Они заговорили одновременно и смущенно замолчали, встретившись взглядами. Регарди покраснел и отвернулся к окну, за которым уже почти стемнело. Ночь в Мастаршильде наступала удивительно быстро.

Все пошло не так с тех пор, как он попытался дать взятку церковной комиссии Педера Понтуса. Священники деньги взяли, но в деревню приехали полным составом, оштрафовав старосту за невыполнение обязательных ритуалов и забрав с собой невезучего Секела, который, перебрав в местном трактире, затеял драку с охраной столичных гостей. Магда же, по словам ее отца, всю неделю пребывания комиссии в Мастаршильде вела себя очень набожно, посещала утренние и вечерние службы, сменила брюки на юбку и прилежно молилась, не вызвав ни малейшего сомнения священников в ее благочестии.

Гром грянул в один прекрасный день поздним летом. Вернувшись от Магды, Регарди неожиданно застал дома отца, который должен был находиться в очередной поездке по бунтующим южным территориям. Не став вдаваться в подробности, Элджерон разобрался с ним быстро, в два приема. Так Бархатный Человек расправлялся с повстанцами и приспешниками своего личного врага – принца Дваро.

Первой воспитательной мерой стал жесткий выговор за неявку на вступительные экзамены в Военную Академию, второй – постыдная порка на конюшне за мошенничество в школе и растрату семейного бюджета на непонятные пока для Элджерона цели. Арлинг поспешил признаться, что спустил все деньги на пьянство и разгул, за что получил дополнительную порцию плетей от старшего конюха. Его пороли, как проворовавшегося слугу, но настоящее чувство боли и стыда он испытал, когда отец пообещал наказать еще и старшего сына Герлана Монтеро, ведь ложь – самое недостойное, что могло быть в будущем гранд-лорде. Заверения Арлинга, что Даррен тоже стал жертвой его обмана, Канцлера не убедили. После подобной выволочки Регарди неделю отлеживался дома, пока Элджерон решал вопросы о его зачислении в Военную Академию и устраивал помолвку сына с Терезой. На саму церемонию Арлинг не явился, сославшись на сильную простуду, но его присутствия никто и не ждал. Весь двор с удовольствием обсуждал подробности будущей свадьбы, которая должна была стать главным развлечением грядущей зимы – ведь молодых согласился повенчать сам император.

Именно тогда Арлинг понял, насколько иллюзорны были его надежды о том, что он изменился и стал хозяином своей жизни. Все осталось по-прежнему. Отец пригрозил отправить его к монахам из Делвара, где ему придется до конца дней молиться и пасти свиней, потому что он, Элджерон, сделает все возможное, чтобы его сын получил достойный урок и раскаялся в непослушании. Перспектива сгнить в монашеской келье на краю мира серьезно напугала Арлинга. Он, как никто другой, знал, что отец не бросал угрозы впустую. Бархатный Человек всегда выполнял обещанное – за это его любили и ненавидели. Перед страхом потерять Магду Арлинг пообещал выполнять отцовскую волю, затаив глубокую обиду на Элджерона и всех свидетелей его унижения: гранд-лордов из Совета, с которыми Канцлер был дружен настолько, что делился с ними проблемами воспитания сына, льстивых слуг и друзей из придворной свиты, ряды который заметно поредели, с тех пор как младший Регарди перестал сорить деньгами отца и появляться на каждом светском балу столицы, и, конечно, Терезу, которая стала символом его несвободы. Арлинга тошнило от напыщенного вида согдианской знати, и он с удивлением обнаружил, что ему больше не приносит радости упоминание его родства с императором.

Жизнь Арлинга превратилась в серую ленту, в которой иногда встречались вкрапления света – редкие встречи с Магдой. Передвижения Регарди ограничились Военной Академией, куда его сопровождал Холгер с телохранителями, а все свободное время он посвящал изобретению планов побега из Согдианы в Мастаршильд. Тайно приезжать к Магде становилось все труднее, и если бы не Даррен, который остался последним, кому он мог доверять, их встречи были бы невозможны.

Несмотря на то что Монтеро лишили карманных расходов и запретили до зимы выезжать из столицы, Даррен стал помогать Арлингу даже с большим энтузиазмом. Перемена случилась из-за откровенного разговора с другом, на который Регарди решился после официальной помолвки с Терезой. У него ушло немало сил, чтобы убедить Даррена в том, что они с Терезой – лучшие друзья, которые попали в ловушку придворных игр и никогда не собирались становиться семьей. Следующей порцией лжи был рассказ о тайном возлюбленном Терезы, честном, но бедном парне из квартала ремесленников, в которого она влюбилась примерно так же, как Арлинг влюбился в Магду. Доверие Даррена возрастало по мере того, как Регарди напоминал ему о поведении Терезы в последние месяцы, ее счастливом, «влюбленном» виде и частых отлучках из дома под предлогом занятий фехтованием с Арлингом, которые, на самом деле, были свиданиями с бедным Равилем-сапожником. Доверившись Арлингу, Тереза клятвенно умоляла его не рассказывать тайну даже брату, и вот теперь Регарди стал клятвопреступником и надеялся на понимание Даррена. Ведь, он, его лучший друг, оказался точно в такой же ситуации, как и его любимая сестра. Единственное, что у них осталось – надежда на милосердие друзей, которые не осудят и не отвернутся. Им же, Арлингу и Терезе, ничего не оставалось, как играть в навязанную им любовь, чтобы не подвергнуть опасности жизни своих возлюбленных.

Поверил ли Даррен ему до конца, Арлинг так и не узнал. Во всяком случае, Монтеро смягчил свое отношение к Магде и больше не называл ее деревенской наложницей Регарди.

Но, несмотря на помощь друга, выбираться в Мастаршильд получалось все реже. За последний месяц Арлинг видел Магду только два раза. Необходимость перемен осознавалась острее по мере того, как он встречался с ее грустным взглядом, который она тщательно прятала за густую челку.

Вот и сейчас Магда делала вид, что смотрела на соломенный венок в руках, а на самом деле постоянно косилась в его сторону. Где-то рядом лежал их путь, но пока он не видел даже обочины. Ничего, он будет искать лучше. Ведь время еще есть, пусть и совсем немного.

– Арлинг, – позвала она, и Регарди вздрогнул. Магда редко называла его по имени.

– Да, милая?

– Зачем приезжаешь каждый вторник? Можно в новую луну. Или в старую. Или вообще не приезжать. У тебя много дел. Серьезных и важных. А я только, вот, бусы плету.

Магда протянула ему дрожащую руку, на которой покачивался аккуратно сплетенный ободок из соломы.

– У меня ведь ничего нет для тебя, Арлинг. Я больная. Все так говорят. Зачем ты ко мне ездишь?

Она старалась сдержать слезы, но они чувствовались в ее голосе.

– Ты моя жизнь, Магда, – прошептал Регарди, обнимая девушку. Он и сам не заметил, как оказался возле нее.

– Ты будешь моей женой.

Тысячу раз он продумывал то, как скажет ей это, но получилось неожиданно и странно. «А ведь ты не спросил, – усмехнулся он про себя, – ты просто сообщил ей об этом».

Магда молчала, погрузившись в свои мысли.

Может она не услышала? Или не поняла?

– Гроза будет, – наконец, задумчиво произнесла она. Регарди не сразу понял, что девушка говорила о погоде.

– Мы переживем любую непогоду! – уверенно заявил он.

Первая капля дождя нашла дыру в старой черепице часовни и, ловко просочившись в нее, грузно шлепнулось Арлингу на макушку, скатившись ледяной дорожкой на шею. Регарди вздрогнул и крепче обнял Магду. Не нравилось ему это место. И осень ему тоже была не по душе. Он должен увести ее отсюда. Туда, где нет холода, который сможет выстроить между ними ледяную стену.

Робко постучав по крыше костяшками пальцев, дождь подумал и забарабанил сильнее. В старой часовне оказалось на удивление много дыр, которые с радостью пропускали капли, а местами и целые струйки холодной воды осени.

– Проводи меня домой, – прошептала Магда, пряча озябшие руки у него на груди. – Папа один, скучает.

«Я тоже один», – захотелось крикнуть Арлингу, но слова застряли в горле противным комом. Кажется, он начинал понимать, что такое страх. Его короткий мир с самим собой рушился слишком быстро.

Поняв, что Магда сильно дрожит, он заторопился. Может быть, она заболела? Тогда ее поведение легко объяснялось. У больного человека свои причуды. Регарди даже захотел, чтобы она действительно заболела, но правда лишь усмехнулась ему в лицо.

– Меня не будет на той неделе, – сказала Магда, закрывая за ним ворота. – И на следующей тоже.

А он и не знал, что она тоже умела лгать. Фадуна опустила глаза, и, просунув пальцы сквозь доски забора, коснулась его руки. Впрочем, тут же ее отдернув, словно его кожа была раскалена.

– Хорошо, – кивнул Арлинг, удивившись собственному спокойствию.

Он не будет настаивать, а приедет позже, гораздо позже. А когда вернется, то заберет ее с собой. Пусть даже против ее воли.

Когда Дарсалам уже почти завернул за угол, Регарди не выдержал и обернулся. Магда все еще стояла у ворот, а ее лицо странно блестело в свете фонаря.

«Хорошо, что идет дождь», – подумал он, слизнув соленую влагу с губ. До самой Согдианы он больше не оглядывался.