Текст книги ""Лучший стих" Марины Цветаевой (СИ)"

Автор книги: Вера Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Астахова Вера Павловна
«Лучший стих» Марины Цветаевой

Вера Астахова

«Лучший стих» Марины Цветаевой

Были мы – помни об этом

В будущем – верно лихом! -

Я – твоим первым поэтом,

Ты – моим лучшим стихом

Марина Цветаева,

4 июля1918

1. Душа моей души – Марина Цветаева

Все повторяю первый стих.

Марина Цветаева

Марина Ивановна Цветаева – Великий Поэт. Она вне времени. Она – Поэт всех времен! И каждый приходит к ней своим путем. «Чтобы узнать Поэта, нужно посетить его страну», – говорил Гете. Мой путь к моему любимому поэту был нелегким, но сразу и навсегда!

Марина Цветаева – моя жизнь! Так говорю я всем, кому хочется сказать самое главное о себе, кому могу доверить эту тайную ниточку к моей душе. Почему тайную ниточку? Да потому, что, как сказала обо мне моя подруга – Татьяна Васильевна Скорикова: "...не все ее знакомые разделяют любовь к "сложной" Цветаевой...".

В августе 1965 года, когда мне было 14 лет, я вместе с мамой и братом отдыхала в Ялте у маминой сестры – Александры Ивановны Фесенец, которая жила на Дарсане. Как-то, гуляли мы по городу с тетей Шурой и, проходя мимо одного здания, она взяла меня за плечи, повернула к нему лицом и сказала: "В этой школе, когда-то гимназии, училась Марина Цветаева, Великий Поэт! Запомни, Верочка, это имя на всю жизнь!". И вот с этого момента моя жизнь неразрывно связана с этим именем, с судьбой этой удивительной женщины и Поэта.

Я-то запомнила имя, но где книгу взять и самой прочесть, как убедиться в том, что тетушка права? Кого ни спрошу – никто о ней не слышал. И вдруг, только в 1968 году, в знак доверия, как "подарок на одну ночь", мне дали маленькую серенькую книжечку стихов Марины Цветаевой. Я еще подумала тогда: "У Великого Поэта – и такая маленькая книжечка? Так мало стихов?". Открыла книжечку и – читаю:

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

–

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

–

У меня в Москве – купола горят.

После первых же строк чувствую – дух перехватывает! Прочитала еще несколько стихов. Вскочила, заметалась по комнате, выбежала на воздух: сердце выскакивало из груди, пульс стучал в висках, дыхание такое, что вот-вот в небо улечу, крылья за спиной растут, мало простора, мысль опережает мысль, в душе – ураган, будто не кровь в жилах течет, а шампанское играет... Что же это такое со мной происходит? Что за неожиданная радость?! Какие муки!

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Нет... она ... много написала... Да, да – много! Ведь для меня достаточно даже нескольких слов, чтобы прийти в такое состояние и думать, думать над написанным ею! Что же это за силища такая, что за мощь, что за чувство каждого звука?! А знаки препинания, особенно ее тире?! Они же, как живое существо – говорят со мной! А иногда даже кажется, что Цветаевой этих знаков не хватает, ей нужны еще какие-то, еще не придуманные человеком. Но они есть! И только она их видит! И только в ее творениях их слышит читатель! Знаки чувствуют меня, как будто подслушивают дыхание моей души, передавая малейшие интонации ее души – моей. Намного позже я нашла у самой Марины Ивановны, в ее поэме «Попытка Комнаты», ответ на свой, не дающий мне покоя, вопрос. Она писала: «Весь поэт на одном тире // Держится...». Я этого пока еще не знала...

А это доверие к читателю, т. е. ко мне, девчонке? Откуда она знала, что мне, начинающему читателю, понять ее формулы, увидеть недоговоренное будет легче, чем понять подробные описания и долгие, разъясняющие, вводящие в смысл стиха предложения? Никакой скидки на возраст! Сколько слов пропущено автором в расчете на то, что читатель до-со-творит вместе с ним. Господи, как просто, как гениально! Строки – мысли – формулы... Она разговаривает со мной не предложением, а каждой буквой!

Этому ее научили в той самой школе? Доставай кусочки своей души, вставляй значения в ее формулы и получай результат – отражение своих мыслей в чужом стихе. Обнажила, раскрыла – мне же – мою душу! Да кто же она такая? Сколько ей лет? Ах, да, стихи-то написаны в начале века... Откуда родом? Вот бы побольше узнать о ее жизни! Что надо было пережить и что прочувствовать, чтобы так и такое написать, чтобы на листе бумаги появились такие откровения? Какая смелость! Кто еще, скажите, даже из мужчин, так раздевал свою душу перед читателем? Да разве женщине под силу так писать? Как она могла? Как сумела так глубоко проникнуть в мою душу, вывернуть ее наизнанку, наполнить ее кислородом, поднять до небес и при этом сказать: "Я тут ни при чем – это ты сама так захотела, сама выбрала путь – путешествие по стране моей души – души поэта. Не хочешь, закрой книжку, ложись спать, а хочешь – читай дальше, иди за мной... иди..."?! И, конечно же, я не спала – читала, и шла, как загипнотизированная шла за ней. Снова читала, еще и еще. Временами казалось – силы мои на исходе. Все! Больше не могу! Не вмещают легкие столько кислорода. И тогда закрывала книжку, но все равно не спала. Я поняла – ради чего стоит жить! Как воздушный шар, моя душа воспарила над телом, и осталось оно одиноко лежать, как ненужная по весне, сброшенная змеиная кожа. Лежало неподвижно, чтоб не мешать душе думать: о себе, о ней, о своей жизни, о ее жизни, о силе поэзии, о силе духа и мысли, о счастье, о любви и разлуке. Мне нужно было время, чтобы все осмыслить. Я сдалась... ей в плен... добровольно... Ах, как права была моя тетушка! Стало ясно, что без стихов Цветаевой, без ее способа выразить чувства и мысли, без ее души, без воздуха, каким дышит Марина я уже жить не смогу. И не смогла... Она вошла в мою жизнь! Марина Цветаева – мой Поэт! Она – душа моей души!

С тех пор изучаю ее жизнь и творчество, историю ее семьи, каждый человек в которой по-своему интересен и самобытен. Теперь у меня домашний музей Марины Цветаевой, и он состоялся во многом благодаря моему мужу – Астахову Валентину Алексеевичу, дочери Маргарите и маме Колубовой Надежде Кононовне, которые с большим пониманием относились к моему увлечению, вместе со мной отказывая себе ради Цветаевой даже в необходимом, а так же моим друзьям, добывающим и дарящим материалы. В нем собраны сотни книг Марины Ивановны, книги о ней и ее окружении (в том числе с автографами авторов). И еще огромное количество статей, альбомы, стенды, фотографии, значки, юбилейная медаль, вещи времен жизни Марины Ивановны, пластинки, аудио и видеозаписи, письма, корректуры и др. Мне посчастливилось общаться с талантливыми замечательными людьми, любящими и знающими творчество Марины Цветаевой и ее жизнь, это – писатели, литературоведы, биографы, исследователи – Ирма Викторовна Кудрова, Лев Абрамович Мнухин, Надежда Ивановна Катаева-Лыткина, Светлана Марковна Магидсон, Александр Васильевич Труханенко; сотрудники Московского Культурного Центра Дома-Музея Марины Цветаевой – Эсфирь Семеновна Красовская, Людмила Максимовна Шейн; исполнительницы стихов и прозы М. Цветаевой – Антонина Михайловна Кузнецова и Калерия Павловна Ольховская; создатели, хранители крымских музеев – Алла Алексеевна Ненада, Надежда Семёновна Садовская, Нина Николаевна Грин, Любовь Петровна Сорокина – Печерикина, Борис Петрович Полетавкин; а так же одна из создателей Музея Марины Цветаевой в Тарусе – Ольга Владимировна Хорошева; энтузиасты, знатоки и страстные собиратели культурного наследия Серебряного века – Сергей Александрович Алимов, Глеб Николаевич Маслов, Филипп Левичев; режиссеры, сценаристы и артисты – Андрей Михайлович Зинчук, Борис Николаевич Борисов, Георгий Владимирович Червинский, Виктор Васильевич Попов, Светлана и Владислав Лебедевы, Татьяна Мозоленко, Дмитрий Московцев; поэты, люди разных профессий, посвятившие свои стихи М.Цветаевой – Нина Георгиевна Козлова, Сергей Михайлович Катыхин, Галина Григорьевна Яковлева; и многие другие. А еще провожу вечера, устраиваю выставки, посвященные памяти М. Цветаевой. Собираю все, что можно найти. Вот так мои поиски привели меня во Львов.

И вот новая встреча – целое открытие! Судьба преподнесла мне подарок.

2. "Открываю тебе и миру я..."

Этой встречи феерия...

Марина Цветаева

Бесконечно благодарна Жене Макаренко за то, что она ввела меня в свою семью, подарила мне новый мир. Она познакомила меня со своим отцом – Владимиром Андреевичем Макаренко. Узнала я еще и о бабушке Жени – Евгении Владимировне Савинич.

Я открыла для себя удивительную семью Савинич-Макаренко. Об этой семье практически никто не знает из исследователей Марины Цветаевой, а жаль. Их жизнь достойна не только внимания, но и изучения. Такие люди хотят, чтобы будущие поколения могли прикоснуться к творчеству великих поэтов, стали лучше, краше душой, понимали и ценили слово. "Полюбите моих любимых поэтов" – вот их девиз. И они сделали все, что было в их силах и возможностях – для сохранения памяти о Марине Цветаевой и ее семье.

Евгения Владимировна Савинич (1910-2004): родилась в интеллигентной семье. Ее отец, выпускник Санкт-Петербургского университета, педагог-естественник, увлеченный литературой, театром, погиб в блокадном Ленинграде. В школьные и студенческие годы Евгения много читала, размышляла, спорила. Любовью к поэзии она обязана кумиру тогдашней молодежи "живому" В.В.Маяковскому, о триумфальном выступлении которого в громадной аудитории Новочеркасского Политехнического института потом неоднократно рассказывала своим близким.

Евгения Владимировна училась в одном классе с будущим мужем – Андреем Григорьевичем Макаренко. Жена офицера, воевавшего с первых дней Великой Отечественной войны, дошедшего до Берлина и расписавшегося на Рейхстаге, сама участница боевых действий на Кавказе – была награждена медалью "За оборону Кавказа". Инженер по профессии и литературовед по призванию, Евгения Владимировна в послевоенные годы узнала и полюбила стихи "великолепной четверки": Пастернака – Цветаевой – Ахматовой – Мандельштама, произведения которых переписывались от руки или в "слепых" машинописных копиях Самиздата, а после стали появляться в первых журнальных публикациях. Они стали воплощением возрождавшейся духовности. После – поэты военного времени, а затем поэты-"шестидесятники", творчество которых живо и правдиво отражает жизнь и чувства современников. Слово Б.А.Чичибабина, Б.А.Ахмадулиной, Б.Ш.Окуджавы, В.С.Высоцкого, А.И.Солженицына и др. замечательных поэтов и прозаиков до сих пор будоражит умы и сердца вот уже нескольких поколений. Евгения Владимировна с 50-х годов прошлого столетия занималась изучением, сбором и распространением материалов о жизни и творчестве М.И.Цветаевой, А.С.Эфрон, Б.Л.Пастернака, Э.-М.Рильке, Э.О.Мандельштама, В.В.Маяковского, Б.А.Ахмадулиной, А.И.Солженицына, Б.А.Чичибабина, А.А.Тарковского и др. Она побывала во всех цветаевских местах – в Москве, в Тарусе и Елабуге.

Необычайно важным, незабываемым событием в жизни Евгении Владимировны были переписка и встречи с дочерью Марины Цветаевой – Ариадной Сергеевной Эфрон, речь о которой – еще впереди. Несколько посланий Евгении Владимировны были адресованы Анастасии Ивановне Цветаевой.

Знакомство, многолетняя переписка Евгении Владимировны, а затем и дружба с единомышленниками, интереснейшими личностями, живущими в разных городах, так же сильно и навсегда влюбленными в великую русскую культуру, внесшими в нее свой вклад – каждый по мере, а порой и сверх меры, своих сил и возможностей, объединенными интересом к жизни и творчеству Марины Ивановны Цветаевой: – это тема отдельной большой работы. Здесь же нельзя не назвать хотя бы некоторых прекрасных людей, дружба с которыми окрыляла, давала Евгении Владимировне силы для кропотливой работы. Среди них историк, педагог, автор учебника "История древнего мира" Федор Петрович Коровкин, его сестра – человек высочайшей духовности – Варвара Петровна Панова, ее сын Александр Петрович и невестка Марина Борисовна Панова, с которой Евгения Владимировна ездила в Елабугу и Тарусу. Вместе с искусствоведом и музыкантом, одним из создателей музея Марины Цветаевой в Тарусе и автором прекрасного лирического фильма об этом чудесном городке, Ольгой Владимировной Хорошевой Евгения Владимировна бывала в цветаевских местах Москвы и Тарусы. Будучи в Москве, она познакомилась, подружилась и затем переписывалась с Флорой Моисеевной Лейтес-Бархиной, видевшей Марину Цветаеву в Чистополе и говорившей с ней за два дня до ее гибели. Александр Иванович Пузиков, долгие годы работавший главным редактором издательства "Художественная литература", однажды познакомил Евгению Владимировну с Анной Александровной Саакянц, которая вскоре стала крупнейшим специалистом, биографом Марины Цветаевой. Анна Александровна часто писала Евгении Владимировне и присылала ей многие публикации, а однажды подарила корректуру цветаевского двухтомника, готовящегося ею к печати в 1988 году. Ада Александровна Шкодина-Федерольф – подруга Ариадны Сергеевны Эфрон – уже после смерти Ариадны Сергеевны гостила в Львове, жила в квартире снохи Евгении Владимировны, жены младшего сына Григория – Катюши Макаренко.

С Евгенией Владимировной переписывались многие: архитекторы Владимир Федорович Маркузон и Анна Ивановна Опочинская, приемная дочь семьи Рерихов – Ираида Михайловна Богданова-Рерих, Народный артист России, актер Казанского театра Вадим Валентинович Кешнер, Леонид Герардович Чехович – врач из Крыма (г. Саки), исследователь жизни и творчества Марины Цветаевой, Валентина Павловна Вайнштейн (г.Москва); семьи: князей Шаховских, Бент – преподавателей Пединститута (г. Елабуга), Ивановых-Майзель (Израиль), Филаретовых (г.Звенигород), Шеметовых (г.Таруса), а так же – Л.В.Вяхирева (г.Грязи), Г.В.Векшин (г.Москва), Е.А.Гевуркова (г.Москва), Е.С.Гуревич (г.Москва), Т.В.Соловьева (г.Тбилиси), Т.Соколова, К.Я.Заркевич (г.Томск). Со многими из них был знаком и сын Евгении Владимировны – Владимир.

Все эти и многие другие люди помогали Евгении Владимировне в ее поисках, разыскивали и переписывали необходимые материалы, дарили редкие издания, фотографии, щедро делились своими находками и открытиями.

Евгения Владимировна обменивалась с ними своими материалами, в переписке с ними написала сотни писем. Исписала более 30 общих тетрадей произведениями любимых поэтов и статьями о них. Множество огромных книг были сняты на фотопленку и отпечатаны на фотобумаге, копиями которых Евгения Владимировна обязательно делилась с друзьями.

В связи с этим Александр Иванович Пузиков (1911-1996) писал Евгении Владимировне в одном из своих писем в 1992г.:

"Дорогая Евгения Владимировна! ...(сокр.-А.В.П.) Для меня Вы человек необычайный. Я бы сказал о Вас – выдающийся читатель... (сокр.-А.В.П.)

Знаменательно, что именно Вы (а не критики) предугадали творческую судьбу таких поэтов, как Пастернак, Цветаева, Волошин и др. Сделать это было не легко в эпоху безвременья, когда было даже не безопасно увлекаться перечисленными поэтами. Гордитесь этим! Мне пошел восьмой десяток лет, но не унываю и продолжаю трудиться... (сокр.– А.В.П.)

Говорю это я к тому, чтобы и Вы не думали о возрасте и продолжали бы с той же молодой энергией собирать материалы о любимых поэтах, пропагандировать их творчество...(сокр.– А.В.П.) Ваш А.И. Пузиков ".

В это время Евгении Владимировне шел 83-й год.

Первым помощником Евгении Владимировны, единомышленником, человеком энциклопедических знаний и феноменальной памяти, был ее старший сын Владимир Андреевич Макаренко. Работал он инженером на заводе. А все свое свободное время отдавал любимому занятию – его душа стремилась к познанию великой поэзии. Он, досконально знающий творчество: М.И.Цветаевой, О.Э.Мандельштама, Г.В.Иванова, А.И.Солженицына и многих других поэтов и прозаиков, разделял взгляды и все пристрастия Евгении Владимировны, помогал ей перепечатывать на пишущей машинке тексты, создавая Самиздатом целые книги. Еще писал свои стихи, которые его старшая дочь Оля, освоив компьютер, превращала в маленькие книжечки тиражом в несколько экземпляров.

Евгения Владимировна – мужественная сильная женщина: будучи на протяжении 5-ти лет совершенно слепой, продолжала работать – писала письма по трафарету, как Николай Островский, или диктовала их Владимиру. Любящий сын, он готов был сделать все, что требовалось, и чего только желала его мама, был для нее духовной и физической опорой. Он ухаживал за Евгенией Владимировной, не отходя от нее, выполнял все работы по дому и все ее поручения, был ее глазами: читал ей вслух книги, письма, без которых она не мыслила своей жизни.

Мать и сын – были неразлучны в жизни, в любви к литературе, к поэзии, к творчеству Марины Цветаевой. Анна Александровна Саакянц (1935-2002), прислав в подарок свою книгу, в дарственной надписи писала: "Евгении Владимировне – другу прекрасных поэтов" и еще, ей же: "Вы большой молодец, что умеете жить своим внутренним богатством. Значит, Вы счастливы".

В 1998, в г. Дрогобычи состоялась конференция, посвященная 105-летию со дня рождения Марины Цветаевой, к которой Евгения Владимировна подготовила свои воспоминания. Сборник докладов был издан тиражом всего в 100 экземпляров и стразу стал библиографической редкостью. На этой же конференции Владимир выступил с устным докладом, который, из-за сверхскромности Владимира, нигде никогда не печатался, а был лишь послан в частном письме А. А. Саакянц. Хотелось бы, чтобы его исследование стало знакомо широкому кругу читателей и исследователей.

3. "День был субботний – Иоанн Богослов"

Владимир Макаренко

Все врут календари.

Старуха Хлёстова

В различных публикациях о Марине Цветаевой называются разные даты ее рождения в переводе на новый стиль: 8 октября, 9 октября и даже 9 сентября – последнее, впрочем, явная опечатка.

Казалось бы, какие могут быть сомнения? И Краткая Литературная, и Большая советская Энциклопедия единогласно сообщает точную дату рождения: 26 сентября / 8 октября 1892г. Но есть и другая точка зрения, и достаточно авторитетная...

Известно, что сама М.Цветаева предпочла пользоваться старым стилем, (она звала его русским, с этого начинается множество ее писем). "Как я могла родиться – нового?! – дважды, как факт и как суть, – строки из ее письма к Ю.Иваску от 12. 5. 1934г.,– Неужели Вы думаете, что я могу снизойти до перевода, прибавки тринадцати дней – и ради того, чтобы оказаться рожденный по ненавистному мне не моему календарю, которого тогда и в помине не было, а в моем помине, (помине обо мне) и не может быть и не смеет быть" И далее в том же письме: "Родилась я ровно в полночь с субботы на воскресенье (26 на 27), у меня об этом есть стихи:

Между воскресеньем и субботой

Я повисла, ветка вербная,

На одно крыло серебряная,

На другое – золотая.

М. 1920

Но я приобщила себя к субботе, кануну, концу – невольно, конечно, только сейчас осознала, как спор колоколов".

В письме, адресованном А. Штейгеру и помеченном "12 сентября 1936г., суббота..." разрешение спора объясняется несколько иначе: "...суббота мой любимый день – и день моего рождения: с субботы на воскресенье: в полночь. Мать выб[рала] субботу, т.е. назад... ".

Итак, и М. Цветаева, и ее мать М.А. Мейн выбрали субботу, 26 сентября 1892г. Эту же дату называет М. Цветаева в ответе на анкету 1926г. В автобиографиях 1922 и 1940г.г. Старый, юлианский календарь – он был упразднен декретом СНК РСФСР от 24.01.1918г. вводившим в обиход новый календарь – григорианский.

В соответствии с декретом счет времени в советской республике передвинулся сразу на 13 суток вперед. Любопытно отметить, что в результате февраль 18-го получился у большевиков укороченным почти вдвое: после 31 января настало... 14 февраля. "В чертову дюжину календарь!", и вскоре после десяти дней, которые потрясли мир, – чертова дюжина дней, которых вообще не было. Невольно вспоминается гоголевское "никоторого числа. Месяца тоже не было. Было, черт знает что такое". Предсказанная классиком чертовщина проявилась, кроме всего прочего, в той путанице, которая по сей день сопровождает давнюю календарную реформу.

Далеко не всем известно, что 13-дневная прибавка – разница между старым и новым стилями – действенна лишь для ХХ столетия. В XVI и XVII в.в., когда григорианский календарь внедрялся в Западной Европе, она составляла 10 суток, в XVIII в. – 11, в XIX в.– 12. Эта «плавающая» разница непременно должна учитываться при календарных расчетах, что в научном мире обычно и делается. Именно поэтому, например, день рождения А.С.Пушкина, 26 мая 1799г., мы празднуем 6 июня (плюс 11 суток), а день его смерти, 29 января 1837г. отмечаем 10 февраля (плюс 12 суток).

На бытовом уровне дело, к сожалению, обстоит иначе. "Распалась связь времен", и в сознании большинства современников утвердилась поправка на 13 суток безотносительно к веку, что за частую приводит к досадным недоразумениям. Так, художник М.В. Нестеров, родившийся 19 мая 1862г., в послеоктябрьский период праздновал свой день рождения не 31 мая, как следовало бы при разнице для XIX в. В 12 дней, а 1 июня – снова прибавка все тех же злополучных 13-ти суток.

Это заблуждение получило чрезвычайно широкое распространение. Не избежала его и М.Цветаева. В её письме к А.Тесковой от 9 сентября 1928 читаем: "Але на днях (5/18-го) исполняется 15 лет... А мне – тоже скоро (26-го сентября – 9 октября) – 34...". Но если для Али, Ариадны Сергеевны Эфрон, родившейся в 1912г., поправка в 13 дней правильна, то в отношении себя Цветаева допускает ошибку, ибо 9 октября нового стиля соответствует не 26-му сентября старого, субботе, "кануну", "серебряно╛му крылу", "назад", а 27-му, воскресенью, "вперёд", "золоту", которого она физически не переносила: "Хуже золота для меня – только платина".

А.С.Эфрон тоже считала днём рождения матери (и отца, Сергея Яков╛левича) 9 октября – свидетельства тому содержатся в её письмах, а сестра поэта А.И.Цветаева была настолько уверена в правильности имен╛но этой даты, что в одном из последних своих интервью резко высказала недоумение, даже возмущение: "Я не понимаю, каким образом могли назна╛чить днём её рождения 8 октября. Она родилась в день Иоанна Богослова – 26 сентября по старому стилю, 9 октября по новому... И Марина всегда в этот день отмечала свое рождение. Она и в письмах много раз писала об этом. Мне, как её ближайшему человеку, сестре, непонятно это самоуправство. Оно должно быть немедленно исправлено". ("Литературная газета", 30.0З.1992г. ╧ 40).

Самоуправства, однако, не было. При всём уважении к А.И.Цветаевой приходится признать, что, не будучи специалистом по календарным расчетам, здесь она ошиблась. Себя, кстати, она тоже считала на один день моложе, чем было на самом деле, и никто из окружающих этого не заме╛тил – мы, окружающие, так мало замечаем...

Да и что, в самом деле, один день? Вернемся к уже цитировавшему╛ся письму к А.Тесковой: в 1928г.: М.Цветаевой исполнилось не 34 года, как она пишет, а 36 лет, Але – не 15, а 16! Что это – описки? Но и ранее, в письме к той же А.Тесковой от 28 ноября 1927г.: "Мне осенью исполнилось 33, выгляжу на 23, а Аля, которой 14, на 16. Путаница". Действительно, путаница: 33 вместо 35, 14 вместо 15 – непонятно. Ошибки не на день, уже – на годы. А если не ошибка, то – что же? Попытка бун╛та против всесильного Хроноса? Попытка "...обманом взять? Выписаться из широт?" – на этот раз временных "Время! Я тебя миную"? Еще из того же письма: "...тысячелетняя я. "Сколько Вам лет?" – "Час. – Старше камней". Человека, который бы не улыбнулся в ответ, полюбила бы с первого ра╛за. Но – отвлекаюсь – моим годам – вообще – суждено смущать...". Нет, тут не до улыбки, за всем этим угадывается что-то не случайное, что-то очень важное. "Хронология, – отмечала М.Цветаева, – дорожный посох". Хронологическая путаница имеет, видимо, свои, пока неясные нам, причины.

Примечания

1. Римского папу, чьим именем назван ненавистный М.Цветаевой календарь, прославившегося еще и неподдельной радостью при известии о Варфоломеевской ночи, звали Григорием Тринадцатым. Бог – или чёрт? – шельму метит!

2. А.С.Эфрон писала из Туруханска 28.03.1955г.: "...мой год рождения нужно исправить (у меня везде 1913)." Похоже, исправить было нелег╛ко: в автобиографии, датированной 23.07.1961г., всё еще читаем: "Я родилась в 1913г.", и только в автобиографии 1963 г. год рождения – 1912.

3. "Быть современником – творить свое время, а не отражать его". Поэт – и в письмах – поэт. Творческое наследие поэта, выражаясь языком научно-практических конференций, автоматически обретает постоянную прописку в ноосфере, где погрешность в день или год – из области бесконечно малых величин.

г. Львов

4. Спасибо вам

Дата лжет календарная...

Марина Цветаева

Итак, этот доклад и копии писем Ариадны Сергеевны, адресованных Евгении Владимировне и Владимиру Андреевичу в 1974-1975г.г., были посланы Анне Александровне Саакянц. Получив и прочитав их, Анна Александровна в мае 1998г. писала Евгении Владимировне: «Рада, что у Е.В. (Евгении Владимировны – А.В.П.) есть такой замечательный сын, – не просто опора, но опора духовная! Сердечно благодарю за все присланное. С Вашей работой, Владимир Андреевич, насчет даты рождения МЦ (Марины Цветаевой – А.В.П.) по „новому стилю“ – я совершенно согласна...» И дальше упомянула о том, что все, кто считает не 8-е, а 9 октября днем рождения Марины Цветаевой "неправы, разумеется; но переубеждать всех бессмысленно; я тщетно пыталась...Евгения Владимировна! Меня очень порадовали Ваши воспоминания...Огромное Вам спасибо за письма Ариадны Сергеевны... Еще раз благодарю за все... Самого, самого вам обоим доброго!

Ваша Анна Саакянц".

5. Долг дочерний

Высоко горю и горю до тла,

И да будет вам ночь светла.

Марина Цветаева

О Марине Цветаевой можно говорить бесконечно. Сотни людей изучают ее жизнь и творчество, желая прикоснуться к ее душе, заглянуть в ее самые потаенные уголки; чтобы разгадать, как и какая стихия родила такого Поэта; чтобы увидеть, откуда черпала она ту невероятную силу души, поступков и слова; чтобы через мир ее души – понять себя. Стихи, стихия... Столько уже написано, исследовано, и еще не одно поколение будет биться над этим, будет, читая ее, со-творить вместе с ней, будет задумываться над вечными вопросами: о жизни и смерти, о грехе и святости, о правде и лжи, о верности и предательстве, о великой любви, о «безмерности души в мире мер».

Частичкой ее души была ее дочь, Ариадна Сергеевна Эфрон (1912-1975).

Однажды, в середине 80-х годов прошлого ХХ-го века, когда я жила в г. Шевченко (теперь г. Актау), прекрасная женщина, светлая душа, мой духовный Учитель – Тамара Михайловна Павленко, ставшая талантливой писательницей – Поэтом в прозе, в мои жаждущие руки вложила слово Ариадны Сергеевны – книгу "Ариадна Эфрон. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери", тем самым, открыв для меня еще одну уникальную личность. Прочитав книгу, я поняла, каким разносторонним даром обладала дочь Марины Ивановны, какой харизматической личностью была Ариадна Сергеевна Эфрон – богатейшей души человек, писательница, переводчица, художница. Любовь к родителям и брату, острая наблюдательность, художественное восприятие мира дали возможность Ариадне Сергеевне в мельчайших живых подробностях описать трагическую судьбу матери и всей семьи – в воспоминаниях и своей обширной переписке. Ее эпистолярное наследие, особенно переписка с Борисом Пастернаком, имеет большую художественную ценность. Стихи маленькой Али Марина Цветаева включила в свой сборник стихов. А в 1919 г. Марина Ивановна писала: "Аля, это моя скрытая (выявленная) гениальность. – Как мои сны. – Сама я так никогда бы не решилась выявить себя в жизни". Переводы Ариадны Сергеевны стоят в ряду с переводами других известных переводчиков. Прожив тяжелую жизнь, побывав в тюрьме, на каторге и находясь много лет в ссылке, пережив потерю всех своих родных, она не сломилась, и, как и ее мать, "одна – за всех – противу всех" работала и боролась за сохранение памяти о матери – М.И.Цветаевой, являвшейся, по словам И.Бродского и, по моему глубокому убеждению – "первым Поэтом ХХ-го века". Как писал мне Владимир Макаренко: "Ариадне Сергеевне таланта было отпущено, по крайней мере, не меньше, чем ее матери и жизнь ее просится в серию "ЖЗЛ". Да! Я с ним полностью согласна. И не только таланта, но и души – Ариадна Сергеевна максимально выполнила свой дочерний долг. Жизнь ее состоялась!

В 1995г. на страницах парижской газеты «Русская мысль» (╧ 4059 – 4062) в большой подборке писем Ариадны Сергеевны, Анной Саакянц (в ╧ 4062) были опубликованы с сокращениями эти письма – А.С. Эфрон к Е.В.Савинич. При этом Анна Александровна ошибочно посчитала и написала в статье, что знакомство Ариадны Сергеевны и Евгении Владимировны было заочным. Нет. Они встречались – два раза – в Москве и в Тарусе.

Евгения Владимировна говорила: "Думается, что полный текст и история этих писем (Ариадны Сергеевны – А.В.П.) небезынтересны для изучающих творчество Марины Цветаевой, воскрешенное для нас самоотверженным титаническим трудом дочери, которая была, как писала сама Марина Цветаева, ее – и в этом нет никаких поэтических преувеличений – "лучшим стихом". А для меня, как, уверена и для всех, кому повезло встретиться с Ариадной Сергеевной, – не только была, но и есть, и навсегда останется".

6. Письма Ариадны Эфрон

Савинич Е.В.

Так писем не ждут,

Так ждут – письма...

Марина Цветаева

Как самое дорогое, я храню два письма и открыточку от дочери Марины Цветаевой – Ариадна Сергеевны Эфрон.

Весной 1974 года я прочитала "Страницы воспоминаний" А.С.Эфрон, опубликованные за год до того в третьем номере журнала "Звезда". Ничего подобного раньше мне не встречалось. Перечитав воспоминания, я давала их читать друзьям, вместе мы искали и находили нечастые еще, но уже начавшие появляться у нас публикации М.Цветаевой и о ней.

Вскоре, приехав в Москву, я в справочном бюро узнала адрес Ариадны Сергеевны и, преодолев робость, отправилась к ней: хотелось поблагодарить за то, что она делает и, может быть, хоть чем-то помочь.

На скамейке перед домом – несколько женщин, но Ариадны Сергеевны, кажется, среди них нет. Поднялась лифтом, позвонила – никого. Возвращаюсь к женщинам на скамье,

"А.С.Эфрон, не знаете – скоро ли будет?" – "Да, – отвечают, – живет, но сейчас, кажется, в отъезде". Кто-то добавил, что раньше ее навещала тетка, а теперь никто не ходит, и когда вернется – неизвестно. Что было делать? На нескольких страничках я написала о своем огромном интересе к творчеству М.Цветаевой, о впечатлениях от воспоминаний Ариадны Сергеевны, благодарила за них, спрашивала о продолжении. Письмо опустила в почтовый ящик на двери Ариадны Сергеевны.