Текст книги "Запечатленный труд (Том 1)"

Автор книги: Вера Фигнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

______________

** Н. К. Михайловский, Воспоминания, Берлин, 1906, стр. 12-13.

Не только Вера Фигнер – весь Исполнительный комитет "Народной воли" был исключительным по своей стойкости и преданности революционному делу, честности, моральной чистоте.

Современники стали свидетелями великого единоборства, "отчаянной схватки с правительством горсти героев" ***. Осень 1880 и начало 1881 года были {15} наиболее тяжелыми, но и самыми плодотворными для "Народной воли".

______________

*** В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, стр. 39.

1 марта 1881 года народовольцы привели в исполнение смертный приговор Александру II. Это был апогей их деятельности, ставший началом конца "Народной воли". Первомартовские события, безусловно, были ударом по самодержавию. Но единичный террористический акт не был поддержан и подкреплен широким народным движением. В решающий момент народовольцы оказались полководцами без армии и потерпели поражение при штурме самодержавия силами только своей организации.

3 апреля 1881 года в Петербурге на Семеновском плацу казнили главных организаторов и участников покушения: Андрея Желябова, Софью Перовскую, Николая Кибальчича, Тимофея Михайлова ****. "Они проявили величайшее самопожертвование, – писал В. И. Ленин о народовольцах, – и своим героическим террористическим методом борьбы вызвали удивление всего мира. Несомненно, эти жертвы пали не напрасно, несомненно, они способствовали прямо или косвенно – последующему революционному воспитанию русского народа. Но своей непосредственной цели, пробуждения народной революции, они не достигли и не могли достигнуть" 4***.

______________

**** 3 апреля был казнен и Николай Рысаков, участник покушения, ставший, однако, предателем своих товарищей.

** 4* В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 30, стр. 315.

После 1 марта, унесшего основные силы революционеров, и особенно с тех пор (лето 1882 года) как В. Фигнер осталась единственным членом Исполнительного комитета в России, ей принадлежит особая роль в борьбе народовольцев. Она щедро раскрывает все свои таланты в условиях, когда центр партии был разгромлен, товарищи и друзья казнены, осуждены или находились в ожидании суда, в воздухе висели продажность и предательство, торжествовали малодушие и трусость. Энергия В. Н. Фигнер была направлена к одной цели героической и несбыточной – собрать сохранившиеся революционные силы, воссоздать центр. "Буду подби-{16}рать порванные нити и концы связывать в узелки"5**, – говорит она, не понимая тщетности своих попыток.

______________

* 5* См. настоящее издание, т. I, стр. 355.

В последнем с воли письме В. Фигнер пишет родным: "Я не могу и не должна вам говорить о том, что я испытывала, переживала и переживаю вот уже год. Вся моя энергия уходит на то, чтобы скрыть свое внутреннее состояние и быть бодрой для других... Я чувствую себя несчастной, глубоко несчастной. Не подумайте, что меня одолевают какие-нибудь сомнения, разочарования. Нет. Я твердо убеждена и в правильной постановке нашего дела, [и] в неизбежности именно того пути, которым мы идем; с этой точки зрения не даром была пролита кровь стольких мучеников. Но в жизни каждой партии, каждой организации были кризисы, переживать которые мучительно... Я видела в прошлом и в настоящем людей, которые отступали под напором обстоятельств и убегали от всех и всего в такие тяжкие времена, другие гибли, исчезали со сцены. Я же существую и бежать не хочу. Если вы хотите добра мне, то пожелайте мужества и силы, чтобы с пользой прожить до момента, когда... партия снова начнет свое шествие вперед. Тогда можно с улыбкой идти и на эшафот..."6**

______________

* 6* Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI, стр. 13-14.

Но все начинания революционерки гибнут, сотни крупных и мелких неудач преследуют ее. Имена и приметы народовольцев давно известны полиции. Их ищут повсюду.

Незадолго до ареста тридцатилетняя Вера Фигнер написала младшей сестре Ольге письмо, в котором выражено по существу кредо Веры Николаевны, ее отношение к жизни и к людям, ее последнее напутственное слово остающимся на свободе:

"Всего больше надо иметь в виду личную свою выработку и надеяться главным образом на себя... Как ни грустно сознаться, между великими идеями и идеалами, которые живут в душе, и жизненной действительностью такая страшная пропасть, такое колоссальное несоответствие целей с результатами, грандиозности задач с мизерностью выполнимости, что истинное величие {17} в том-то и состоит, по-моему, чтобы твои глаза не перестали гореть энтузиазмом, а руки не лежали сложенными в бессилии при вполне критическом отношении к себе, к другим, к обстоятельствам, к постановке и обстановке дела, ко всей жизни, словом. Делать кропотливое дело, медленно продвигаться вперед... имея утешение лишь в перспективе, в истории, и сохранить при этом бескорыстную преданность идее, не поступиться идеалом, не изменить друзьям, нести жизнь, как крест, испытывать больше неудач, чем удач, много терять и остаться верным себе, не отступить...

Надо делать посильное дело, вмешиваться в жизнь, сталкиваться с людьми, чтобы болеть их болезнями, страдать их страданиями и делить их радости..." **

______________

** Вера Фигнер, Поля. собр. соч., т. VI, стр. 10, 12.

10 февраля 1883 года Фигнер, выданная предателем, была арестована прямо на улице в Харькове. С ее арестом уходила в прошлое эпоха "Народной воли".

В сентябре 1884 года В. Н. Фигнер судили по "процессу 14-ти" вместе с 13 народовольцами, главным образом военными.

Вера Николаевна, больная, измученная 20-месячным одиночным заключением, едва держалась на ногах. Недаром Катков в "Московских ведомостях" торжественно сообщил о "последнем градусе чахотки у знаменитой революционерки Фигнер".

Однако она собирает все силы, для того чтобы выполнить последний долг перед организацией, погибшими товарищами и произнести заключительное слово:

"...Я часто думала, могла ли моя жизнь идти иначе, чем она шла, и могла ли она кончиться чем-либо иным, кроме скамьи подсудимых? И каждый раз я отвечала себе: нет!"***

______________

*** См. настоящее издание, т. I, стр. 381.

Смелая речь Фигнер произвела сильное впечатление на присутствовавших. Защитник, выступая, отметил, что "его клиентка сделала все возможное для самообвинения, сказавши о себе все наиболее тяжелое..." ****.

______________

**** Галерея шлиссельбургских узников, стр. 272.

Суд приговорил Веру Николаевну Фигнер к смертной казни через повешение. {18}

Девять дней ждала она смерти. На десятый объявили о "царской милости" замене казни бессрочной каторгой.

**

*

Фигнер приговорили к смертной казни, но не казнили – слишком памятна была еще всем Софья Перовская. Фигнер не казнили – просто посадили в самую страшную каторжную "государеву" тюрьму – Шлиссельбург и во всем уравняли с мужчиной: кандалы на руках при перевозке, суконный арестантский халат с желтым тузом на спине, грубые коты на ногах, "глазок" в дверях камеры, обыски, карцер.

"Когда часы жизни остановились" – так много лет спустя Вера Николаевна назовет вторую часть "Запечатленного труда", посвященную Шлиссельбургу.

О шлиссельбургской каторге писали и до Фигнер ее товарищи по заключению Л. А. Волкенштейн, М. Ю. Ашенбреннер, М. В. Новорусский, Н. А. Морозов и др. Ценность "Запечатленного труда" не в новых эпизодах или деталях тюремной жизни, хотя В. Фигнер рисует наиболее полную картину. Она передает внутренний мир, психологию узника, замурованного на многие годы в камеру, показывает, как постепенно настроение, близкое к отчаянию, сменялось стремлением к борьбе, как медленной шлиссельбургской казни революционеры противопоставили свою волю, протест.

Иосиф Лукашевич, отсидевший в Шлиссельбурге 18 лет, писал Вере Фигнер, прочитав "Запечатленный труд": "Как поразительно верно воспроизведен Вами психологический анализ наших настроений и переживаний. Многое, уже померкшее и стушевавшееся в моей памяти, вновь ярко ожило для меня" **.

______________

** Центральный государственный архив литературы и искусства (далее ЦГАЛИ), ф. 1185, ед. хр. 564, л. 75.

Другой революционер-народник, известный "чайковец" Н. А. Чарушин, не менее восторженно оценил "Когда часы жизни остановились": "Изобразить так ярко и в то же время с полной объективностью психологию и жизнь заживо погребенных наших лучших людей, как это сделали Вы, едва ли доступно еще {19} кому-нибудь. Честь Вам и слава, дорогая Вера Николаевна!" ***

______________

*** ЦГАЛИ, ф. 1185, оп. 1. ед. хр. 817, л. 9.

В Шлиссельбург привозили не для того, чтобы жить. "Это самое сильное и неприятное наказание"****,– признался царь, направляя в крепость очередную партию революционеров. Тюремщики же прямо говорили узникам: "Отсюда выносят, а не выходят".

______________

**** Е. Е. Колосов, Государева тюрьма Шлиссельбург, М., 1930, стр. 19.

"Мы были лишены всего, – пишет В. Н. Фигнер, – родины и человечества, друзей, товарищей и семьи; отрезаны от всего живого и всех живущих" 4**.

______________

* 4* См. настоящее издание, т. II, стр. 12.

Где-то там, за стенами крепости, за часовыми, в другом мире, продолжалась история. Сменялись правительства, образовывались новые партии, выходили книги, подрастали дети. В Шлиссельбурге все тихо и неподвижно. Десять, пятнадцать, двадцать лет тишины. Одиночество, праздный ум, праздные руки. "Вы узнаете о своей дочери, когда она будет в гробу" 5**,– ответил сановник матери Фигнер.

______________

* 5* См. там же, стр. 14.

Многие не выдерживали.

Михаил Новорусский, осужденный по процессу Александра Ульянова в 1887 году, подсчитал жертвы Шлиссельбургской крепости за 22 года, с августа 1884 по январь 1906 года:

Казнено – 13 человек.

Умерло – 15 человек.

Покончило жизнь самоубийством – 3 человека.

Сошло с ума – 5 человек.

Покончило самоубийством после освобождения – 4 человека.

Умерло вскоре после освобождения – 2 человека.

________________________________________________

Всего 42 человека.

Вышли из тюрьмы 24 человека, из них 19 просидели в Шлиссельбурге 10 и более лет. Срок заключения шлиссельбуржцев за эти годы составил в совокупности 477 лет! 6** {20}

______________

* 6* См. М. Новорусский, Записки шлиссельбуржца. 1887-1905, М., 1933, стр. 311-313.

История знает немало случаев героической борьбы заключенных.

Томмазо Кампанелла, итальянский мыслитель, один из представителей утопического коммунизма (1568-1639), пробыл в тюрьме 27 лет. Зверские пытки, одиночество не сломили его. В заключении он написал полную оптимизма книгу "Город Солнца" и в ней изобразил коммунистическое общество будущего.

Феликс Эдмундович Дзержинский, отбывавший заключение в тяжелые годы столыпинской реакции, когда многими овладело уныние, проявил огромную силу духа. В тюрьме вырабатывалась тактика: выдержка, углубленная работа над собой. Силы и нервы не растрачивались на мелкие индивидуальные протесты по незначительным поводам, их сохраняли для принципиальных коллективных выступлений, для грядущих боев.

Вера Фигнер как бы предвосхитила эту тактику: "Я решила – терпеть в том, что стерпеть можно, но, когда представится случай, за который стоит умереть, я буду протестовать – и протестовать насмерть" 7**.

______________

* 7* См. настоящее издание, т. II, стр. 44.

Вера Николаевна, человек скромный, лишенный мелкого тщеславия, естественно, не пишет о своей исключительной роли в тюремной жизни и в борьбе узников с тюремщиками. Объективная оценка этих 22 лет жизни революционерки содержится в словах ее товарищей и врагов.

Вот что пишут шлиссельбуржцы.

Герман Лопатин: "Вера принадлежит не только друзьям – она принадлежит России"**.

______________

** См. там же, стр. 18.

Сергей Иванов: "Есть натуры, которые не гнутся, их можно только сломить, сломить насмерть, но не наклонить к земле. К числу их принадлежит Вера Николаевна..." ***

______________

*** Галерея шлиссельбургских узников, ч. I, стр. 293.

Михаил Ашенбреннер: "Лучший, любимый, самоотверженный товарищ, нравственное влияние которого было так спасительно для изнемогающих..." ****{21}

______________

**** М. Ю. Ашенбреннер, Шлиссельбургская тюрьма за 20 лет. От 1884 по 1904. "Былое" № 1, 1906, стр. 96.

Вот выдержка из рапорта полковника Каирова:

"Арестантка № 11 составляет как бы культ для всей тюрьмы, арестанты относятся к ней с величайшим почтением и уважением, она, несомненно, руководит общественным мнением всей тюрьмы, и ее приказаниям все подчиняются почти беспрекословно; с большой уверенностью можно сказать, что проявляющиеся в тюрьме протесты арестантов в виде общих голодовок, отказывания от гуляний, работ и т. п. делаются по ее камертону" 4**.

______________

* 4* См. М. Новорусский, Записки шлиссельбуржца. 1887-1905, стр. 407.

Борьба с врагами-тюремщиками лучше всего поддерживала силы и дух узников.

Но нужна была и гимнастика для тела: физические упражнения каждый день и помногу. Вера Николаевна вышагивала по крохотной камере из угла в угол до 10 верст в день, за 20 лет – путь, равный окружности экватора. Нужна и пища уму – упорные, систематические занятия. "Если я писательница, – сказала как-то Фигнер,– то меня сделал ею Шлиссельбург".

Победа Веры Фигнер над 22 годами одиночного заключения принципиально важна не только для нее. Героическое прошлое революционерки, исключительно мужественное и стойкое поведение в тюрьме создали ей огромный моральный авторитет, превратили ее при жизни в легенду.

В 1932 году, через 28 лет после освобождения В. Фигнер из Шлиссельбурга, в потоке поздравительных адресов в связи с 80-летием революционерки было письмо от землячества бывших шлиссельбургских узников: "Когда после разгрома революции пятого года нас ввергли в оставленные народовольцами одиночки Шлиссельбургской крепости, когда слуги реакции обрушились на нас своими притеснениями и издевательствами, когда царские тюремщики хотели убить в нас честь революционера, мы всегда вспоминали Вас, Вера Николаевна, и Ваших товарищей. Ваш энтузиазм, Ваша смелость и выдержка, Ваша вера в конечное торжество идеалов, за которые десятки и сотни Ваших друзей шли {22} на виселицу и на каторгу, вселяли в нас огромную бодрость, будили в нас готовность к борьбе" 5**.

______________

* 5* ЦГАЛИ, ф. 1185, оп. 1, ед. хр. 117, л. 27.

Имя Веры Фигнер стало широко известным, с нее "делали жизнь" тысячи людей. За славу и всеобщее признание Фигнер заплатила дорогой ценой, ибо трагедия этой выдающейся женщины не кончилась гибелью "Народной воли" и Шлиссельбургом.

Вторая книга "Запечатленного труда" завершается освобождением В. Н. Фигнер из крепости в сентябре 1904 года.

**

*

Освобождение, однако, не принесло радости: освободили по царской "милости" в ответ на просьбы умиравшей матери; товарищи оставались в тюрьме... Главное же то, что Фигнер называла "страхом жизни",– полная неприспособленность к ней: "Разве не понятно, что после 22-летнего отрыва, брошенная в общий поток, я не смогла слиться с ним, не могла найти свое место в жизни?"6**

______________

* 6* Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. III, стр. 6.

За 22 года вынужденной изоляции Фигнер Россия сильно переменилась. Выросли фабрики, банки, железные дороги. Поднялась и окрепла многотысячная армия пролетариата. Крестьянство все больше расслаивалось на кулачество и бедноту.

И революционное движение изменилось. Вслед за "молодыми штурманами будущей бури" – разночинцами, народниками – наступила сама буря – массовое движение пролетариата и крестьянства.

Еще в год ареста В. Фигнер, в 1883 году, Г. В. Плеханов в Женеве создал первую русскую марксистскую группу "Освобождение труда". Через 12 лет, в 1895 году, В. И. Ленин возглавил петербургский "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". В 1898 году состоялся Первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии. {23}

Россия стояла в преддверии первой революции: забастовки, выступления целых городов, промышленных районов, могучие демонстрации. Все это прошло мимо узников Шлиссельбурга, все это предстояло осмыслить, прочувствовать, пережить.

После тюремной мертвечины и узкого мирка Шлиссельбурга многое изумляет, радует и восхищает Фигнер. Россия представляется ей "прекрасным юношей, полным сил, но одетым в платье, из которого он вырос... и вот он поведет плечом, шевельнет рукой, и платье рвется и разлезается то тут, то там: по швам и по целому..."**.

______________

** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI. стр. 254.

Но она сама по-прежнему в стороне от живой жизни. После освобождения из Шлиссельбурга В. Фигнер две недели держали в Петропавловской крепости, а затем выслали в посад Нёноксу, в 70 верстах от Архангельска, под бдительный надзор полиции ***. Опять вынужденное безделье, тяжелый груз мыслей, все ухудшавшееся здоровье – острая форма ревматизма, цинга, постоянная простуда. Годы тюрьмы не ушли – они были в ней. Вера Николаевна отвыкла от жизни, от людей. Поэтому всякие встречи, разговоры, даже самые радостные, были ей просто не по силам, утомляли до полного изнеможения. В первое время она не могла быстро ориентироваться в пространстве, иногда не отличала воду от суши, если долго сидела в комнате, стены и потолок приходили в движение. В памяти образовался временный провал.

______________

*** В начале 30-х годов школьники Нёноксы прислали Вере Николаевне письмо, в котором рассказывали, что их родители знали ее и тепло вспоминают о ней.

"...Все мои мысли и чувства, в сущности, находятся в страшном хаосе,писала В. Н. Фигнер Людмиле Волкенштейн,– и я вся похожа на фортепиано, по клавишам которого ударили плашмя, обеими руками, – все во мне гудит... и все в какой-то дисгармонии" ****.

______________

**** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI, стр. 258.

Как жить? Чем жить? Для чего жить? "И сгладятся ли следы заключения, чтоб стать хорошим работником и сделать что-нибудь в жизни ...Куда примоститься, чтоб создать что-нибудь, и как сбросить ту {24} едкую накипь, которая, слои за слоем, ложилась в течение целых 22 лет!" 4**

______________

* 4* Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI, стр. 300.

В третьей книге воспоминаний – "После Шлиссельбурга" (не вошедшей в настоящее издание) В. Н. Фигнер рассказывает о своих тяжелых переживаниях и упорных поисках места в жизни.

В июне 1905 года после долгих хлопот брата Николая ей разрешили поселиться на родине, в Казанской губернии, но по-прежнему под строгим полицейским надзором.

В родном краю Фигнер ищет ответ на свои вопросы.

Казанская деревня встретила бывшую народницу бедностью, голодом, попрошайничеством. "В политическом же отношении, – пишет Вера Николаевна, в этом уезде, можно сказать, вполне девственная почва. Земство бездеятельно и бесцветно; учительский персонал смирен и принижен. Одни земские начальники представляют торжествующую свинью. Впрочем, – добавляет Фигнер, – я слыхала, что есть сознательные, развитые крестьяне... Вообще край, по-видимому, далеко отстал от передовых, и я еще не видела ни одной черточки, которая указала бы на прогресс сравнительно с 70-ми годами" 5**.

______________

* 5* Там же, стр. 331.

Это письмо написано В. Фигнер в августе 1905 года, когда в России шла на подъем первая революция. Уже пронеслась гневная январская волна после Кровавого воскресенья, уже весь мир говорил о "Потемкине", лодзинских боях, Ивановской стачке. В словах В. Н. Фигнер была правда, но далеко не вся. Действительно, Тетюшский уезд был не из передовых. Крестьяне в массе своей были темными, монархически настроенными. Да и по всей России крестьянство еще только раскачивалось. Наивысшая волна выступлений в деревне поднимется в 1906 году.

Однако в 1905 году и в этом отсталом краю мужик начинал пробуждаться. Об "аграрных беспорядках" в соседних имениях Вера Николаевна слыхала: в одном месте крестьяне добивались прощения порубок, в {25} другом – льгот по аренде, в третьем – требовали у помещика земли... Более того, Вера Фигнер сама стала свидетелем этих "беспорядков": крестьяне спалили старую усадьбу, принадлежавшую ее деду. Крестьяне начинали выступать за свои классовые интересы и права, правда еще стихийно, неосознанно. Времена изменились, но Фигнер не могла понять колоссальных сдвигов в русском обществе.

Вместе с тем Вера Николаевна не могла и сидеть сложа руки, когда вокруг в стране все кипело. При каждой возможности пыталась беседовать с крестьянами, рассказывала им о различных партиях, о Государственной думе. К ее удивлению и даже возмущению, крестьяне весьма скептически относились к разговорам о Государственной думе: "Жили без думы и дальше без нее проживем"; "хорошего ждать нечего: та же канитель будет"; "те же пройдохи: старшины, волостные писаря да кулаки – в депутаты пройдут" **. При всей своей неразвитости мужик инстинктивно нащупывал правильный путь: не через думу, а собственными руками добиться земли!

______________

** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. III, стр. 82.

А Вере Николаевне трудно было понять его – контакта, кровной связи с крестьянином у нее нет. В былые годы она жила "в народе" как равная с равными. Теперь же живет в имении брата. "Я так далека здесь от населения, что нельзя и сравнить с Нёноксой. Живешь на отскоке, собаки злые не пускают ко двору, и население не привыкло ходить в усадьбу. Даже нищие ходят по беднякам, а в барский дом не заходят" ***. "Никогда я не чувствовала того, что испытываю здесь, – пишет Вера Николаевна товарищу по революционной работе Спандони.– Лежа в покойной, чистой постели, в просторной комнате, в бессонный час невольно приходит в голову, что тут же сотни людей валяются кое-как на старых тулупах, и представляешь себе психологию этих людей... Едешь в экипаже на паре и встречаешь телегу, и является отвратительная мысль, что едешь не по праву... что для того, чтобы качали {26} рессоры, кому-нибудь необходимо трястись в телеге, и т. д. Ну, словом, я чувствую себя достаточно несчастной, только вы не показывайте никому этого письма и не рассказывайте..." *****

______________

*** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI, стр. 345-346.

***** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. VI, стр. 387.

Разлад "внутреннего настроения" и "внешней жизни" был настоящей трагедией для Фигнер. "Пока мы жили и после, когда были в тюрьме, у меня было назначение в жизни, а теперь я потеряла его. И мне кажется так ужасно жить без этого!"4** – признается она в письме М. Ашенбреннеру в сентябре 1905 года.

______________

* 4* Там же, стр. 340.

И если бы только были силы, здоровье – ни часу не осталась бы здесь, в деревне: "...я уехала бы, чтоб быть на улицах и площадях и участвовать со всеми в том, что со стороны представляется каким-то опьянением свободы" ушла бы в революцию5**.

______________

* 5* Там же, стр. 345.

Как же жить? Какое найти себе место в жизни? Какую работу? Политическая и даже культурная деятельность исключена для человека, вышедшего из Шлиссельбурга, – бдительные стражи самодержавия не допустят. Медицинская практика запрещена, да и Фигнер отстала от науки. Остается материальная помощь нуждающимся. Ведь горя и страданий вокруг через край.

Редакция журнала "Русское богатство" 6** передала Фигнер 800 рублей для голодающих. "Только пустота и бесцельность жизни", по признанию Веры Николаевны, заставили ее взяться за филантропию. Вместе с благотворительностью пришли еще большие беды.

______________

* 6* Ежемесячный журнал, издававшийся с 1876 года до середины 1918 года. С начала 90-х годов стал органом либеральных народников. В журнале сотрудничали С. Н. Кривенко, С. Н. Южаков, Н. К. Михайловский и др. В литературном отделе журнала печатались прогрессивные писатели В. В. Вересаев, Д. М. Горький, А. И. Куприн, Г. И. Успенский, В. Г. Короленко и др.

С 1906 года журнал стал органом полукадетской партии "народных социалистов" – энесов.

"Начались тяжелые впечатления и встречи, приносившие разочарование и досадное сознание, что я делаю непоправимое, безобразное дело, которое лишит меня {27} расположения деревни и отнимет у меня ее, – отнимет ту любовь, которая до тех пор была у меня к ней"**.

______________

** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. III, стр. 115.

Крестьянин в жизни оказался значительно сложнее и противоречивее придуманного народниками идеализированного "шоколадного мужика".

Помощь голодающим была первым неудавшимся практическим действием Веры Фигнер после крепости. Крушение – и опять пустота, неудовлетворенность жизнью.

В ноябре 1906 года после долгих хлопот брата Николая ей дали заграничный паспорт.

Еще раньше, в Нижнем Новгороде, Вера Фигнер вступила в контакт с эсерами: ей казалось, что именно они – преемники народнических идей. С истинными наследниками лучших революционных традиций – большевиками она была в сущности незнакома: пролетарская партия – авангард рабочего движения сложилась и развилась за те годы, что Фигнер и ее друзья были оторваны от жизни. Поэтому за границей на вопрос члена ЦК партии эсеров Гершуни: "Так вы хотели бы стать членом партии?" – Фигнер ответила: "Да".

Она не несла определенных обязанностей по партии и по существу наблюдала деятельность эсеров со стороны. Много занималась литературной работой – в основном писала биографии жертв Шлиссельбурга.

Уже в то время в революционных кругах за границей ходил упорный слух о том, что один из лидеров партии эсеров, член ЦК и руководитель боевой организации Азеф, – провокатор, оплачиваемый царской охранкой. Веру Николаевну как революционера-ветерана и человека, глубоко уважаемого всеми, пригласили в третейский суд. Обвинение казалось ей чудовищно неправдоподобным, к тому же главным разоблачителем Азефа выступал бывший охранник. И Фигнер – человек беспредельно честный и чистый – не поверила обвинениям. Вскоре, однако, поступили новые доказательства. Разоблаченный провокатор трусливо скрылся.

Вера Николаевна, потрясенная тем, что в центре партии с момента возникновения ее находился прово-{28}катор, униженная собственным легковерием и возмущенная бегством Азефа, порвала с эсерами.

Вторая попытка найти место в жизни также кончилась неудачей.

Как раз в это время из России прислали Фигнер материалы о политических ссыльных. Цифры показывали громадные перемены в политической жизни страны: заключенные считались не десятками (как во времена Фигнер), а сотнями, тысячами, среди них преобладали рабочие, крестьяне.

Мысль об использовании своего опыта и воспоминаний для помощи новым борцам приходила и ранее. Фигнер решает взяться за то, что ей было доступно: агитировать в пользу заключенных, организовывать им материальную помощь. С этой целью она едет в Англию. 23 июня 1909 года в Лондоне в присутствии 700 человек Вера Фигнер впервые рассказала о Шлиссельбургской тюрьме. Она говорила ровным тоном, без повышения голоса, без малейшего жеста, без тени напыщенности или театральности. Сама очень простая, серьезная, с гладко причесанными седыми волосами, с прекрасным лицом, в скромном и строгом платье. Выступление Веры Николаевны произвело громадное впечатление. Собранные на митинге деньги были отосланы в Петербург в пользу политзаключенных.

Ф. М. Степняк-Кравчинская (жена революционера) пишет 26 июня 1909 года Вере Николаевне под впечатлением ее первого публичного выступления: "Последние дни живу воспоминаниями Вашего митинга. Скажу откровенно, не ожидала, что Вы окажетесь таким прекрасным лектором. Голос звучный, манера говорить превосходная, и сама лекция по содержанию и по форме не оставляет желать ничего лучшего. Она врезывается в память своей скульптурностью, и мне казалось, что я могла бы повторить ее вслед за Вами целиком" ***.

______________

*** ЦГАЛИ, ф. 1185, оп. 1, ед. хр. 508, л. 1.

С тех пор начались выступления Фигнер в разных городах Европы. Она говорила на русском, английском и французском языках, на митингах, в частных домах, на студенческих собраниях. И всюду ее рассказы о {29} политическом застенке в Шлиссельбурге, преследовании в России лучших людей, трагическом положении политических заключенных возбуждали возмущение и ненависть к царизму.

То, в чем Фигнер видела только прошлое, личное, стало нужным, современным революционным делом. Ее рассказы как бы скрепляли преемственность разных революционных поколений в России.

В начале 1910 года по инициативе Фигнер был организован Парижский комитет помощи политкаторжанам. Комитет ставил своей целью привлечь общественное мнение Запада в защиту политических заключенных в России и одновременно оказать им материальную помощь. Комитет проводил работу во многих европейских странах: во Франции, Англии, Бельгии, Голландии, Швейцарии. Денежные взносы поступали из Гамбурга и Бухареста, из Неаполя и Чикаго.

Вера Николаевна написала в это время брошюру "Русские тюрьмы", которая неоднократно переиздавалась на нескольких языках. Разумеется, все доходы от продажи также шли в пользу политкаторжан.

Несомненно, известия о заграничной деятельности Фигнер быстро дошли до царского правительства. В 1911 году в официозе "Россия" появилась статья "Революционные басни" против брошюры Фигнер. Российские власти стали мешать передаче денег заключенным. Связи обрывались. Фигнер с горечью писала: "Я находила удовлетворение в заботах о неизвестных мне товарищах по революции, но правительство вырывало у меня из рук это дело" **.

______________

** Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. III, стр. 393.

Но поиски своего места в жизни не могли не дать плодов. Вера Фигнер приступает к тому, что считает своим революционным долгом. Начинает писать знаменитые воспоминания – единственное, что не могли у нее отнять ни время, ни враги. В предисловии к первому изданию воспоминаний В. Н. Фигнер писала:

"В безрадостные дни бездействия меня утешала мысль, что есть общественное дело для меня – издание книги, которая запечатлела бы опыт той полосы революцион-{30}ного движения, в которой я принимала личное участие" ***.

______________

*** См. настоящее издание, т. I, стр. 40.

В разгар работы вспыхнула первая мировая война. Вера Николаевна рвалась на родину. Большую часть рукописей оставила в Швейцарии, справедливо предполагая особый интерес к ним царских властей.

На границе ее арестовали и после долгого и тщательного обыска под охраной отправили в Петербург, в департамент полиции, где припомнили все: и связи с эсерами, и деятельность в пользу политзаключенных. В итоге Фигнер отпустили, но под негласный надзор полиции и с запрещением жить в столичных и университетских городах. Проездом (и самовольно) Вера Николаевна остановилась в Москве. Здесь в присутствии десяти крупнейших литераторов того времени – В. Брюсова, А. Толстого, И. Бунина, В. Вересаева и других она прочла несколько глав своих воспоминаний. Слушатели были потрясены.