Текст книги "Теоретико-методологические основы истории психологии"

Автор книги: Вера Кольцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

1. Обусловленность места метода в структуре научной деятельности его сущностью как средства познания[1]1
  В научной литературе дифференцируются понятия «метод», «способ» и «средство познания». Способ познания определяется как познавательное средство, характеризующееся отсутствием строгой обоснованности, целевой направленности и четкой последовательности исследовательских процедур, как «стихийное, практически-эмпирическое средство познания». Средство познания – это наиболее широкое понятие, близкое по смыслу понятию метода, но, помимо него, включающее также логические операции и процедуры, научное оборудование и знаковые системы. Научный метод «представляет собой теоретически обоснованное нормативное познавательное средство» (Ковальченко, 2003, с. 39, 40).


[Закрыть] и «теоретического освоения действительности» (Эвристическая и методологическая функция философии в научном познании, 1980, с. 32).

2. Многообразие методов науки, общая структура которых определяет познавательный потенциал науки.

3. Системность метода – его использование в совокупности с другими приемами средствами познания; изменение функций метода на разных стадиях познавательного процесса, а также в зависимости от характера исследовательских задач; иерархическое строение системы методов, соответствующее уровням методологического исследования.

4. Сложное структурное строение[2]2
  В структуру метода входят следующие компоненты: «операция», «процедура», «методика», «техника исследования». Операция – простое исследовательское действие. Процедура – совокупность исследовательских действий. «Метод, несомненно, включает в себя соответствующие операции и процедуры, но не исчерпывается ими…» (там же, с. 39). Методика – совокупность приемов, процедур, операций, направленных на реализацию лежащих в основе метода нормативных требований и предписаний при решении конкретной исследовательской задачи. Техника исследования – аппаратурное обеспечение исследования.


[Закрыть] научного метода, включающего «последовательность действий, приемов, операций, выполнение которых необходимо для достижения заранее поставленной цели» (Рузавин, 1974, с. 21).

5. Связь метода и научной теории: «Теория является основой для выработки метода. Метод же, основываясь на результатах предыдущих исследований, можно считать средством получения нового знания, обогащающего и развивающего теорию» (Ковальченко, 2003, с. 40).

6. Реализация при разработке метода тех или иных общенаучных подходов[3]3
  Научный подход в науковедении связывается «с фиксацией определенной направленности, ориентации научного исследования» (Готт, Семенюк, Урсул, 1984, с. 148), общей стратегии решения поставленной задачи. Ковальченко называет следующие общенаучные подходы: абстрактный и конкретный, логический и исторический, индуктивный и дедуктивный, аналитический и синтетический, динамический и статический, описательный и количественный, генетический, типологический, сравнительный, системный, структурный, функциональный, информационный, вероятностный, модельный. Наиболее широкий и обобщенный характер носят два основных противоположных подхода – диалектический и метафизический. Подход определяется как одна из посылок, лежащая в основе и определяющая «самую общую особенность того или иного метода» (Ковальченко, 2003, с. 43).


[Закрыть], определяющих направление, стратегию познавательного процесса и нормативные требования (гносеологическо-методологическое содержание метода), в качестве которых выступает система методологических принципов, лежащих в основе исследовательской деятельности[4]4
  Принцип выполняет в познании двоякую функцию: является отражением действительности и средством ее познания и с этой точки зрения характеризуется как краеугольное основание метода, определяющее систему нормативных предписаний, регулирующих исследовательский процесс.


[Закрыть].

7. Критерии научности метода: (а) обеспечение возможности объективного отражения реальности и получения истинного знания; (б) адекватность сферы действия метода, определяемой пределами предметной области, в рамках которой он получил свое теоретическое обоснование; (в) эффективность метода, или «его проникающие возможности» (там же, 2003, с. 41); (г) валидность метода, его адекватность исследуемой реальности.

Дискуссионным в научной литературе является проблема строения и уровней методологического знания. При ее рассмотрении выделяются два основных подхода.

Согласно первому, единой методологией научного познания является диалектико-материалистическое философское учение, включающее совокупность общих принципов и методов познания, распространяющихся на все области знания и специфическим образом преломляющихся в разных конкретных науках (Андреев, 1964).

Второй подход обосновывает многоуровневость методологического анализа, включающего как философско-гносеологический, так и конкретно-научные уровни методологического исследования, представленные совокупностью методологических принципов и методов, отражающих специфику конкретно-предметной области знания (Иванова, Симонов, 1984; Введение в философию, 1989; Ковальченко, 2003; Штофф, 1978; Швырев, 1984; Юдин, 1978). К. А. Абульханова-Славская подчеркивает, что для каждой конкретной науки характерен особый специфический способ взаимодействия с объектом, которым определяется ее конкретно-научная методология.

Философия составляет фундамент, на котором строится и развивается методология науки. Методологическая функция философии в единстве ее структурного строения (гносеологии, диалектики, онтологии, эпистемологии, логики) определяется тем, что она изучает универсальные законы, проявляющиеся на всех уровнях бытия, вскрывает сущность познания и его общие закономерности, выступая тем самым основанием конструирования всей системы методологического знания.

В качестве фундаментального основания методологии научного познания философия выступает одновременно и как теория научного метода, и как всеобщий метод познания. Рассматривая наиболее общие закономерности теоретической и практической деятельности, раскрывая понятие научного метода и способы его реализации при исследовании явлений различного уровня, философия выполняет функцию теории метода. Исследуя наиболее общие уровни бытия, она выступает как всеобщий метод познания. Методологическая функция философии реализуется в разработке основополагающих категорий, используемых в качестве важного структурного компонента методологического оснащения конкретных научных дисциплин. Наконец, методологическая функция философии проявляется в интегрировании и обобщении данных, полученных различными науками, что обеспечивает вписывание конкретно-научного знания в общенаучный контекст, установление междисциплинарного общения как основы проведения комплексных исследований, использования отдельными науками методов и подходов, разработанных в других сферах познания. Тем самым философия расширяет границы и стимулирует развитие исследований в частных научных дисциплинах, определяет общую стратегию их развития.

Следует отметить, что позитивистская трактовка методологии науки означает редукцию философско-методологического уровня анализа познавательной деятельности, проявляется в вытеснении философии из науки, ее замене логикой науки, очищенной от «метафизических» проблем. Особенно яркое выражение данная тенденция получила в логическом позитивизме, переносящем центр тяжести исследования с изучения сущностных характеристик познания, содержания познавательной деятельности на оперирование различными «атомарными» структурами языка по законам формальной логики. Игнорирование философского уровня методологического исследования существенно сужает границы познавательной деятельности, ее объяснительные возможности, препятствует созданию единой системы научного знания.

Процесс дифференциации научного знания как следствие расширения и углубления познания различных сторон реальности приводит к возникновению совокупности научных дисциплин, отличающихся объектами и предметами исследования, изучение которых предполагает разработку специфического научного языка, категорий и методов познания. Таким образом, на базе осмысления общефилософских принципов и подходов применительно к изучению различных классов явлений формируется иерархически организованная система научной методологии, включающая, в свою очередь, ряд соподчиненных уровней: общенаучную, специально-научную и конкретно-научную методологию. Согласно В. С. Тюхтину, способом реализации общефилософских законов и принципов в конкретных науках, изучающих определенные классы явлений, является применение общего через особенное (Тюхтин, 1968, с. 54). Причем речь идет не об одностороннем влиянии философии на конкретно-научную методологию, а об их взаимодействии: задавая общие ориентиры развития науки, философия, в свою очередь, осмысливает методолого-теоретические выводы, полученные различными науками, составляющие питательную почву для философско-методологического обобщения.

Общенаучная методология – те общенаучные принципы, подходы и методы, которые распространяются на многие сферы научного знания. Предмет общей методологии включает рассмотрение соотношения разных уровней (эмпирического и теоретического) и форм (научного и обыденного) познания, функций и норм научного исследования.

Специально-научная методология включает осмысление общенаучной методологии применительно к ряду наук. Очевидно, например, что по-разному строятся исследования в гуманитарной и естественнонаучной областях, в сферах изучения реальных и идеальных объектов, при исследовании генезиса и развития явлений, в уже сложившихся, теоретически развитых науках и в тех, теоретическое оформление которых еще не завершено.

Наконец, конкретно-научная методология охватывает те области методологического анализа, которые относятся к конкретным объектам определенной отрасли знания.

На уровне конкретных наук философские проблемы, касающиеся определения их объекта и предмета, преобразуются в методологический принцип данной науки – в способ выявления предмета ее исследования (Абульханова, 1973). Применительно к психологии это положение убедительно демонстрируется в методологических исследованиях С. Л. Рубинштейна, К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинского, Е. В. Шороховой, Л. И. Анцыферовой, Е. А. Будиловой, Б. Ф. Ломова и многих других ученых. Так, например, уровневое строение методологии социальной психологии обосновывается в работах Г. М. Андреевой, Е. В. Шороховой, К. К. Платонова и др. (Андреева, 1988; Шорохова, 1977; Платонов, 1972).

Соответственно уровням методологического анализа выделяется следующая совокупность методов научного исследования: (1) философско-гносеологические методы, носящие всеобщий характер и распространяемые на исследование любых явлений действительности (диалектико-материалистический и метафизический методы); (2) общенаучные методы и принципы исследования, использующиеся специфическим образом в различных науках (анализ и синтез, индукция и дедукция, системно-структурный и комплексный подходы, описательные и количественные методы, метод восхождения от абстрактного к конкретному, абстрагирования, моделирования и т. д.); (3) специально-научные методы, применяемые в той или иной науке или цикле научных дисциплин (например, методы гуманитарных и естественных наук); (4) конкретно-предметные методы, ориентированные на исследование конкретных объектов в определенной области знания (Ковальченко, 2003).

Перспективы развития методологии науки связаны с дальнейшим осмыслением ее соотношения с гносеологией, социологией науки и науковедением, рассмотрением связи общенаучных и конкретно-научных принципов и методов исследования.

В отечественной истории научной мысли XX века в соответствии с ее идейной общемировоззренческой направленностью в качестве философского уровня методологии выступала материалистическая диалектика. Она рассматривалась как философская теория, метод и общая методология научного познания, определяющая нормативные основания исследовательского процесса и пути получения объективного знания. Таким образом, реализовывалось триединство функций материалистической диалектики – теоретическая, мировоззренческая и методологическая.

Анализ философской литературы (Лекторский, 1980; Копнин, 1973; Оруджев, 1973; Алексеев, Панин, 1987; Швырев, 1984, и др.) позволяет выделить ключевые общеметодологические положения материалистической диалектики, рассматриваемые в качестве основы понимания природы процесса познания и организации теоретической деятельности:

• материалистическое решение вопроса об отношении мышления к бытию;

• обоснование роли общественной практики как основы процесса познания: источника знания и сферы его применения, основного стимула и цели познания, критерия истинности его результатов;

• понимание познания как социального по своей природе, исторического процесса, обусловленного особенностями предметно-практической деятельности, а также уровнем развития материальной и духовной культуры общества;

• утверждение исторического характера познания, динамики логической структуры знания в связи с социально-культурным развитием общества;

• признание возможности получения объективного знания о действительности и развитие учения о диалектике абсолютной и относительной истины;

• обоснование социально-исторической опосредованности деятельности познающего субъекта, ее обусловленности опытом познания, созданными в истории человечества формами и способами исследовательской практики – материальными (техника исследования) и идеальными (язык, логические категории и т. п.);

• определение познания как особого вида теоретической деятельности, процесса духовного производства;

• требование всестороннего и целостного рассмотрения исследуемого явления во всем многообразии его свойств и связей, выявления причин его возникновения и развития, присущих ему закономерностей, места и функций во взаимодействии с другими явлениями действительности;

• понимание познания как развивающегося процесса, движения от незнания к знанию, от его донаучных форм к научным, вплоть до высшего научно-теоретического уровня осмысления действительности;

• рассмотрение человека как носителя социальной формы движения материи, раскрытие общественно-исторической обусловленности его бытия.

Указанные положения выступали в качестве основополагающих принципов организации познавательной деятельности, вводящих науку в мировоззренческую парадигму диалектического и исторического материализма. Соответственно мировоззрение рассматривалось как предпосылка и основание методологии: «…вся система методологического знания непременно включает в себя мировоззренческую интерпретацию оснований исследования и его результатов» (Спиркин, Юдин, Ярошевский, 1990, с. 360).

Наличие единой парадигмы, согласно Т. Куну, выступает основой «нормального», высокоэффективного развития и функционирования науки. В советской науке в качестве такой парадигмы выступало единство философско-методологических оснований, что являлось предпосылкой ее организационного строения как целостной системы знания. Ведущей тенденцией развития науки в СССР являлась не плюралистичность и «конкуренция теорий» (П. Фейерабенд), характерные для зарубежной науки, а ориентация на консолидацию коллективных усилий в разработке тех или иных проблем. Общность методологического основания стимулировала осуществление творческого поиска, доказательством чего выступало многообразие теоретических подходов и дискурсов, научных школ и направлений.

Вместе с тем оборотной стороной развития науки в СССР являлись ее чрезмерная идеологизированность, закрытость и отгороженность от мировой научной мысли, искусственное сужение научного пространства из-за отторжения идей, не отвечающих духу господствующих идейно-философских позиций. Причины указанных негативных тенденций кроются, по-видимому, не столько в сущности диалектико-материалистической философии, составляющей базис развития науки, сколько в ее догматическом понимании и трактовке, в ортодоксальности «марксистского мышления», а также в неадекватных методах проводимой государством научной политики.

Проявлением методологического ригоризма в психологии являлась аксиоматизация многих положений и принципов науки, превращение их из проблем научного обсуждения и исследования в незыблемые и непреложные постулаты. Задачу преодоления данной тенденции В. П. Зинченко видит в конструктивной критике догматических принципов и определении границ их влияния, а также в выдвижении разумных оппозиций сложившимся подходам (Зинченко, 2003, с. 99–100).

Иллюстрацией реальных противоречий в развитии познания в советской науке выступает историко-теоретический анализ разработки проблемы личности в отечественной психологии, проведенный К. А. Абульхановой-Славской. Она раскрывает системную детерминированность исследований проблем личности, их обусловленность совокупностью факторов, различным образом проявляющихся на разных этапах развития психологической науки. В числе этих факторов выделяются социальные и логико-научные условия развития психологии, проявляющиеся в наличии различных школ и направлений, диалектике соотношения методологического, теоретического и эмпирического уровней исследования, в специфике социально-политической истории общества. Подчеркивается идеологическая заданность многих теоретических построений, обусловленная необходимостью изучения не реальной, а идеализированной личности – особого «нового типа человека», что представляло, по мнению автора, вид «социальной утопии личности» (Абульханова, 1997а, с. 271). В то же время отмечается, что «отечественные теории личности не свелись к чисто спекулятивным, а напротив, приобрели черты глубины, оригинальности в силу… того, что в психологии в целом существовало несколько основных школ (и ряд менее глобальных направлений), между которыми время от времени происходили теоретические дискуссии. Тенденции идеологизации, которая грозила заменить психологическую теорию личности социологической схемой, противостоял своеобразный плюрализм подходов к личности разных отечественных психологов. Наличие в советской психологии разных школ (хотя их дискуссии и приобретали идеологически окрашенный негативный характер), разнообразие теорий личности и взглядов на нее в целом явилось тем позитивным обстоятельством, которое определило теоретическую глубину отечественной теории личности» (там же, с. 271–272). Резюмируя данные положения, К. А. Абульханова-Славская пишет: «Можно сказать, что теории личности развивались, разрабатывались в контексте единой психологической науки, а само это единство поддерживалось и на организационном, и на методологическом, и на научном уровнях (в отличие, скажем, от структуры психологической науки в США и других странах, состоящей из отдельных лабораторий в университетах разных штатов). В советской психологии в разработке проблемы личности преобладал методологический уровень, но благодаря методологическому единству взглядов существовала возможность сопоставления и выявления различных точек зрения на личность, что в целом содействовало развитию теории личности» (там же, с. 272).

В настоящее время в нашей стране на фоне кардинальных преобразований во всех сферах жизнедеятельности общества, качественного изменения традиционных мировоззренческих подходов создается особая ситуация в развитии методологического знания. Этому в немалой степени способствует активное включение отечественной науки в контекст мировой научной мысли со всеми ее позитивными достижениями и противоречивыми тенденциями. В связи с этим возникает ряд новых направлений методологического поиска.

Серьезного методологического анализа требует, в частности, активно дискутируемая в зарубежной науке проблема соотношения научной деятельности и социально-этических ценностей[5]5
  Представление о науке как средстве решения социально-значимых проблем не ново: оно восходит к XVII веку – к периоду формирования науки Нового времени и отражается в работах Ф. Бэкона, Б. Спинозы и других мыслителей гуманистической ориентации. Так, Спиноза писал: «…я хочу направить все науки к одной цели, а именно к тому, чтобы мы пришли к высшему человеческому совершенству… Поэтому все то, что в науках не продвигает нас к нашей цели, нужно будет отбросить как бесполезное…» (Спиноза, 1957, с. 324). Энтузиастом технического прогресса был и Ф. Бэкон, ставящий задачу реформирования науки, ее постановки на службу человеку. Он утверждал, что наука призвана преобразовать условия человеческой жизни; она не только не чужда этическим ценностям, а, наоборот, является инструментом, сконструированным человеком для достижения всеобщего блага и прогресса.


[Закрыть]. Несмотря на растущее осознание социальной роли и последствий научных исследований, ответственности ученого перед обществом, по-прежнему важные позиции в мировоззрении научного сообщества принадлежат идее ценностной нейтральности науки, отвергающей этические научные ценности и рассматривающей науку исключительно с точки зрения познавательных критериев. Обсуждая проблему связи науки и ценностей главным образом в контексте обеспечения достоверности и свободы научной мысли, сторонники данного подхода определяют попытки привнесения в процесс познания каких-либо иных ценностей как попрание идеалов научности. Этические ценности рассматриваются как вид субъективных влияний на развитие науки, относятся к сфере идеологии; утверждается их деформирующее воздействие на цели и процесс научного познания. В связи с этим ставится вопрос о противодействии влиянию «практических требований или моральных убеждений» в целях обеспечения максимальной чистоты научных фактов (Frankel, 1976, р. 26). Предельно четко идея этической нейтральности науки была высказана известным математиком Анри Пуанкаре: «Не может быть научной морали… наука в равной степени является ни безнравственной, ни нравственной» (Пуанкаре, 1983, с. 506).

Как справедливо отмечает П. Рихте, по сути, идея этической найтральности науки освобождает ее от ответственности за то, кто и в каких целях использует достижения научного прогресса (Richta, 1977). Это приводит к игнорированию тех сторон социально-культурной и духовной жизни, которые не поддаются научной рационализации, к абсолютизации идеи «чистой истины», утрате целостности и фрагментации человеческого знания. Наука рассматривается не как часть цивилизационного процесса, а как самоцель, по сути, отвергающая человека с его интересами и культурными потребностями. «Если первобытный человек погибал из-за недостатка научных знаний и технических средств, то ныне люди гибнут также и от избытка научных знаний» (Pulparampi, 1977, р. 14).

Очевидно, что идея этической нейтральности науки носит антигуманистический характер и выражает ослабление общественной регуляции и контроля над ее развитием, так как только на уровне общества обеспечивается разрешение противоречий между рациональностью научного прогресса и социальными ценностями человеческой жизни, задаются морально-ценностные требования и нормы развития научной мысли. Острота проблемы ценностной нейтральности науки обусловлена ее кардинальной противоположностью идеалам отечественной науки, традиционно постулировавшей направленность научной мысли на служение обществу, прогрессу, формирование новых потребностей, общественных целей и ценностей человеческой жизни.

Второй тенденцией, отчетливо проявляющейся в современной мировой науке, является растущий нигилизм в оценке интеллектуальных возможностей знания, определяемый А. В. Юревичем как «кризис рационалистической методологии». Утверждается, что научное знание лишено «подлинной объективности» и истинности, обосновываются релятивистские представления о зыбкости, ненадежности, текучести научных построений; само понятие «научная истина» либо устраняется (К. Поппер), либо переводится из сферы ее соотношения с объективной реальностью в область интерсубъективных отношений познающих субъектов и трактуется как установление согласия между учеными (Т. Кун, Б. Барнс). Так, Б. Барнс определяет науку как чисто общественный институт, не имеющий оснований в объективной реальности. Ее субъекты действуют в особом мире, где господствует механизм «временных соглашений», консенсуса. Соответственно разум рассматривается не как инструмент познания мира, а как средство объединения представителей научной дисциплины. М. Роче характеризует данную тенденцию как «эпидемию антирационализма» в мировой науке (Roche, 1977, р. 74).

В современной науке также возрастает вес дезинтеграционных моделей ее развития, ярким образцом которых выступает концепция «методологического анархизма» П. Фейерабенда, абсолютизирующая плюрализм подходов и методов, а также принцип безграничной свободы в выборе критериев науки, что чревато утратой специфики научной деятельности.

В русле постмодернизма возникают «декадентско-нигилистические идеи и взгляды, черпающие вдохновение из нисходящих, разрушительных процессов социокультурной жизни… В своих крайних, предельных формах, демонстрируемых отдельными представителями постмодернизма, нигилистическая критика высших ценностей цивилизации и культуры оказалась возведена в ранг своего рода “философии антифилософии”» (Канке, 2000, с. 6). Эти и другие процессы, происходящие в мировой науке, требуют серьезного методологического осмысления.

Важной методологической проблемой является оценка современного состояния психологической науки. Правомерно ли его определение как кризисного? И если да, то каковы причины и проявления кризиса психологии?

Ответ на этот вопрос опирается на анализ состояния кризиса в мировой психологии конца XIX – начала XX века в работах К. Бюлера, В. Кёлер, Н. Н. Ланге, С. Л. Рубинштейна, Л. С. Выготского, П. Я. Гальперина, А. Н. Ждан, М. Г. Ярошевского, А. Н. Леонтьева, Л. И. Анцыферовой и других отечественных и зарубежных ученых. Большинство исследователей усматривают проявления кризиса в отсутствии целостности психологии, ее «атомизации», разделении на ряд противостоящих конфронтирующих друг с другом течений и научных школ. Наряду с этой внешней стороной кризисного состояния выделяются и его сущностные внутренние причины – недостаточность глубины теоретико-методологического рассмотрения природы психического и способов его объективного изучения. Так, характеризуя состояние психологии конца XIX – начала XX века, Н. Н. Ланге отмечал отсутствие «общепризнанной системы», теоретическую разобщенность, неопределенность в трактовке психологических категорий, понятий и терминов (Ланге, 1914, с. 110).

Методологическая природа кризиса глубоко раскрыта С. Л. Рубинштейном. Согласно его мнению, сущность кризиса состоит в отсутствии целостного онтологического понимания объекта и предмета психологического исследования, расчленении «реального сознания и реальной деятельности живого человека как конкретной исторической личности» (Рубинштейн, 1973, с. 23). Психический мир человека оказался «разорванным» и фрагментарно исследуемым различными направлениями психологии: интроспективная психология ограничивается изучением психики в ее непосредственной данности сознанию, игнорируя все объективные опосредствования психического; поведенческая психология рассматривает деятельность, поведение в их отрыве от сознания; «психология духа» выдвигает в качестве предмета психологии явления субъективного духа. Соответственно выход из кризиса Рубинштейн видит в преодолении ограниченности атомистических подходов в психологии – не путем их механического слияния[6]6
  Именно такой путь преодоления кризиса отстаивали К. Бюлер, К. Н. Корнилов.


[Закрыть], а посредством качественного преобразования понимания и сознания и деятельности. «Путь для разрешения кризиса, выражающегося в борьбе этих направлений, может быть только один: только радикальная перестройка самого понимания и сознания и деятельности человека, неразрывно связанная с новым пониманием их взаимоотношений, может привести к правильному раскрытию предмета психологии» (там же, с. 24).

На методологическую природу кризиса психологии указывает Л. С. Выготский, отмечая, что «психология в своем фактическом продвижении вперед, в свете требований, предъявляемых ей практикой, переросла возможности, допускавшиеся теми методологическими основаниями, на которых начинала строиться психология в конце XVIII и начале XIX в.» (Выготский, 1960, с. 474). Прослеживая развитие новых направлений психологии, выдвинувших собственные программы, альтернативные тем или иным положениям концепции В. Вундта, Выготский доказывает бесперспективность предпринимаемых ими попыток разработки универсального подхода, создания общепсихологической теории, «их внутреннюю ограниченность и невозможность выйти за пределы кризиса». Он делает вывод, что «круг этого кризиса очерчен таким образом, что он вытекает их самой природы того методологического основания, на котором развивается психология на Западе; поэтому внутри себя он не имеет разрешения… построение единой психологии на почве старых психологических дисциплин невозможно. Самый фундамент психологии должен быть перестроен» (там же, с. 480, 481).

Согласно П. Я. Гальперину, «подлинным источником кризиса буржуазной психологии был и остается онтологический дуализм – признание материи и психики двумя мирами, абсолютно отличными друг от друга» (Гальперин, 1980, с. 3).

Таким образом, основная причина кризиса психологии, согласно рассмотренным воззрениям, состоит в недостаточной разработанности теоретико-методологических основ психологии, а также в несоответствии существующих подходов потребностям развития науки и практики.

Осуществляя системный анализ проблемы кризиса психологии, А. Н. Ждан выделяет совокупность условий, предопределивших возникновение и развитие кризиса психологии 10–30-х гг. XX века: (1) общественно-исторические условия, связанные с обострением социальных противоречий в буржуазном обществе; (2) распространение антирационалистических и мистических течений в культуре, идеологии, философии и науке, развитие позитивизма и волюнтаристических идей; (3) внутренние противоречия в самой психологической науке. Последние состояли в том, что «в обстановке бурного развития экпериментальной психологии, накопления богатого фактического материала, не соответствующего старым догмам о сознании и психофизическом параллелизме, психология подошла к кризису своих исходных позиций, и прежде всего концепции сознания. Надо было менять эти исходные позиции, эти исходные представления. Основным содержанием периода открытого кризиса было возникновение новых психологических направлений, оказавших и продолжающих оказывать большое влияние на современное состояние психологии» (Ждан, 1980, с. 11).

Обобщая различные точки зрения на определение кризиса психологии, А. В. Юревич выделяет следующие его «симптомы»: «отсутствие единой, общеразделяемой теории; разобщенность на психологические “империи”, такие, как когнитивизм, психоанализ, бихевиоризм и т. п., каждая из которых живет по своим собственным законам; отсутствие универсальных критериев добывания, верификации и адекватности знания; его некумулятивность, объявление каждым новым психологическим направлением всей предшествующей ему психологии набором заблуждений и артефактов; раскол между исследовательской и практической психологией; расчлененность целостной личности на ведущие какое-то странное самостоятельное существование память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции; различные “параллелизмы” – психофизический, психофизиологический, психобиологический, психосоциальный, которые психология осознает как неразрешимые для нее, говоря словами Т. Куна, “головоломки”» (Юревич, 2003, с. 349).

В последние годы, по мнению автора, особенно остро проявляется «кризис рационалистической психологии», состоящий в «легализации и институционализации парапсихологии, в появлении откровенно мистических школ и направлений»[7]7
  К числу мистических направлений, как пишет автор, «экстремальных вариантов гуманистической психологии», он относит христианскую психотерапию. Непонятно, почему это направление, складывающееся и существующее в многотысячелетней практике русской истории, а также нашедшее подтверждение во многих современных подходах (например, в логотерапии В. Франкла), получило столь резкое определение.


[Закрыть]. Причину этого явления он видит в общем кризисе рационализма в современном мире, а также в «позитивистском перенапряжении» психологии, выражающемся в «неспособности следовать позитивистским стандартам, оформившимся в результате неадекватного обобщения опыта естественных наук» (там же, с. 350).

А. В. Юревич делает вывод, что в основе трактовки состояния психологии как кризисного лежат, в первую очередь, не когнитивные, а психологические предпосылки – неадекватность «самовосприятия» психологической науки как якобы принципиально отличной от естественных наук, допарадигмальной, а потому незрелой и ошибочной. Соответственно путь преодоления «перманентного кризиса психологии» он видит в ее «рациональной методологической терапии», ориентированной на избавление психологии от ее методологических комплексов.

Экстраполируя результаты проведенного анализа на оценку состояния современной российской психологии, следует выделить и рассмотреть ряд положений.

Прежде всего, требует уточнения само понятие кризиса науки. В научной литературе под кризисом понимается «перерыв в функционировании какой-либо системы с позитивным для нее или негативным исходом» (Политология, 1993, с. 148). Соответственно кризис науки можно охарактеризовать как прекращение нормального функционирования сложившейся на определенном историческом этапе научной системы. Именно так определяется кризис науки в концепции научных революций Т. Куна, в которой данная проблема разработана наиболее полно. Кун отвергает кумулятивистскую модель развития науки, представляющую научный прогресс как постепенный прирост знания и накопление научных открытий. В его трудах обосновывается новый образ науки как системы, развивающейся посредством коренного преобразования своих базовых основ и последовательного перехода от одной парадигмы к другой в ходе научных революций. Центральным в концепции Куна, таким образом, является понятие «парадигма», определяемая как общепринятый образец научной деятельности, «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (Кун, 1977, с. 11). Именно наличие парадигмы, согласно автору, является признаком зрелости любой науки и конституирует ее наиболее эффективное, «рабочее состояние», именуемое им как «нормальная наука». Следствием «нормального развития науки» выступает создание гомогенного профессионального сообщества, объединение исследователей вокруг признанных преобладающим большинством его членов научных достижений. «Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки, т. е. для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления исследования» (там же, с. 29). Эффективно функционирующая парадигмальная научная система, согласно Куну, отличается углубленным и детальным изучением рассматриваемых явлений. Она представляет собой «единый монолит», «в высшей степени кумулятивное предприятие, необычайно успешное в достижении своей цели, т. е. в постоянном расширении пределов научного знания и в его уточнении» (там же, с. 76, 79).