Текст книги "Наследницы"
Автор книги: Вера Кауи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Поль Ревери, – сказала Агата, перехватив ее взгляд.
– Тоже ваш отец купил?
Старая дама с гордостью кивнула.
Минин налила кофе.
– Из-за этого чертова артрита, чтоб ему пусто было, у меня руки не работают, – пожаловалась Агата. – Но до мозгов дело пока не дошло. – Снова зазвучал ее низкий смех.
Эта женщина сохранила поразительное присутствие духа и жизненную силу, которой позавидовал бы любой.
На лице – бронзовом, но не таком смуглом, как у Минни, – удивительно мало морщин. Орлиный профиль. Волосы, вероятно, крашеные, такие же черные, как у ее внука, и совершенно прямые. Высокий пучок скреплен испанским гребнем – из золота с красными и зелеными камнями. Кейт ни на секунду не усомнилась, что это рубины и изумруды. Одеяние Агаты Чандлер вполне заслуживало того, чтобы называться мантией: тяжелая парча с богатым золотым шитьем. Обруч на шее, который Кейт видела только на изображениях великих инков, буквально усыпан рубинами и изумрудами. Варварски роскошные серьги из тех же камней в золотой оправе свисали почти до плеч, но кольцо было одно – простое обручальное кольцо на левой руке. На Минни же было надето то, что Кейт с восторгом опознала как настоящую индейскую одежду, отделанную бисером и бахромой, из кожи цвета молодой пшеницы, такой же мягкой на вид, какой она, несомненно, была и на ощупь. Ее седые, лунного цвета, волосы тоже были собраны в пучок, но без всяких украшений. Она налила кофе для Агаты в специальную чашку с двумя ручками, в которые та смогла просунуть скрюченные пальцы.
– Хочешь добавить чего-нибудь в кофе? – спросила Агата.
Чувствуя, что лучше сохранить ясную голову, тем более что в ней еще слегка шумело от выпитого в машине бренди, Кейт отказалась, а первый же глоток кофе убедил ее в том, что она поступила правильно. Кофе был черен, как грех, и обжигал, как адское пламя.
Старая женщина словно прочла ее мысли.
– Это папа научил меня варить кофе. Иногда, если ему не удавалось ничего подстрелить, он целый день жил только на этом питье, и хоть бы что.
– Ничего удивительного, – выпалила Кейт, я Агата залилась смехом.
– Мой Мальчуган считает, что в тебе есть сила духа, во все-таки он мне позвонил. «Герцогиня, – говорит, – звони скорее этому Хобарту, пока он не разорвал беззащитную девушку на куски».
– Я вовсе не беззащитная, – возмутилась Кейт.
– Я вижу, но с Рольфом, когда он разойдется, никакого сладу нет. А Блэз, видать, за тебя побаивался. И я рада ему услужить. Он не часто меня о чем-нибудь просит, так что я сразу поняла – дело серьезное.
Кейт молча слушала и удивлялась. Какой странный человек, в смущении думала она. Казалось бы, ему до нее не должно быть никакого дела, а он нашел время позвонить бабушке. При этой мысли с ее языка невольно слетел вопрос:
– Как он вас называет? Герцогиня?
– Я именно ею и была, когда мы с моим Мальчуганом повстречались. В то время я была замужем за итальянским герцогом. У меня было их четверо – мужей-то, – весело продолжала она, – и я их всех пережила. Ну, а мой Мальчуган до сих пор зовет меня Герцогиней – только он один. Для всех остальных я Агата Чандлер. С этим именем я родилась, и оно для меня лучше всех прочих.
– Вы называете его Мальчуганом? – Человека, менее похожего на мальчишку, чем Блэз Чандлер, еще поискать надо, подумала Кейт.
– Когда мы познакомились, ему было всего девять лет.
Кейт изнывала от любопытства, и, почувствовав это, Агата Чандлер протянула свою чашку за новой порцией кофе и углубилась в семейную историю.
Кейт узнала, что, несмотря на то, что у Агаты было четыре мужа, ребенок у нее был всего один – дочь Анна, мать Блэза. Анна выходила замуж четыре раза, как и мать, и Блэз был сыном ее третьего мужа. А сама Анна вместе с четвертым, и последним, мужем погибла на пути из Франции в Италию, когда их машина свалилась в пропасть во время сильной бури. У Блэза есть сводная сестра, ее зовут Консуэло, она дочь Анны от первого брака, ее отец – аргентинский жиголо, и сводный брат, Джеральд, сын Анны и ее второго мужа, английского виконта. По выражению Агаты, ни та ни другой гроша ломаного не стоили, но Блэз, которого Агата усыновила официально после гибели своей дочери и которому дала свое имя, был смыслом ее жизни.
– Он мой единственный наследник и получит столько, что и во сне не приснится, – с коротким смешком продолжала она. – У Консуэло было три богатых мужа, да и четвертый не бедняк, а Джеральду достались титул и поместье отца. Я их и вижу-то только тогда, когда им вдруг что-нибудь от меня нужно.
Под презрительной усмешкой Кейт разглядела боль и горечь, и Агата прочла это на ее выразительном лице.
– Ладно, будет обо мне, – отрывисто проговорила она. – Расскажи-ка ты мне лучше о себе. Справляешься с «Деспардс»?
– Не так хорошо, как хотелось бы. – По лицу Кейт промелькнула тень.
– Если бы твой отец не думал, что ты годишься для такого дела, он бы тебя в него не втравил. Он мне не раз говорил, что у тебя закваска что надо.
Кейт вся засветилась изумлением и радостью.
– Он говорил с вами обо мне?
– Да еще сколько раз. Не мог же он говорить об этом с женой, уж больно она старалась, чтобы он даже не вспоминал о том, что было до нее, а падчерица его – и вовсе дрянь. Ей в жизни ни до кого дела не было, кроме самой себя. А твой отец больше всего на свете хотел с тобой помириться. Как он горевал, когда ты отсылала обратно его письма… Но я-то точно знаю, что ты так поступала тоже с горя. Я сама так сильно любила своего отца, – продолжала она мягче, – что мне тебя понять нетрудно. Если бы он ушел и бросил меня, не знаю, что бы я сделала, может, умерла бы с тоски.
– Мне и казалось, что я умру, – невольно призналась Кейт этой удивительной женщине.
– А потом передумала?
Кейт помедлила. В конце концов, Доминик дю Вивье была замужем за внуком Агаты Чандлер. Наконец она решилась:
– Один человек открыл мне глаза. Я всегда смотрела на вещи только со своей колокольни, а когда попробовала взглянуть с чужой, то поняла, что сама себя загнала в тупик и надо из него выбираться.
Старая дама кивнула с мудрой усмешкой.
– Со мной так тоже бывало – раза два, а то и три.
Они улыбнулись друг другу, чувствуя себя так, будто знали друг друга уже много лет.
– Вы мне так помогли, – порывисто проговорила Кейт. – Спасибо.
– Так ведь это потому, что Блэз меня попросил. Ей-Богу, просто счастье, что он прилетел в Нью-Йорк одновременно с тобой. – Она вздохнула. – Мальчугану приходится слишком часто меня навещать. Он все смотрит, как я… Да ладно, что уж об этом говорить. Этот проклятый артрит меня в дугу согнул.
Кейт вежливо сказала:
– Я его поблагодарю, когда увижу в следующий раз.
Следующего раза долго ждать не пришлось. Она как раз смотрела на часы, удивляясь, что прошло уже столько времени, и собираясь прощаться, когда дверь открылась и появился Блэз Чандлер собственной персоной.
Он кивнул Кейт, быстро подошел к бабушке и склонился над креслом. Та подняла руку, чтобы погладить его по щеке, при этом на ее лице появилось такое выражение, что Кейт поспешно отвела глаза. Когда Блэз выпрямился, Кейт, кашлянув, чтобы избавиться от комка в горле, обратилась к нему:
– Спасибо, что пришли ко мне на помощь или, вернее, попросили бабушку.
– Значит, сработало?
– В жизни ничего подобного не видела – в одну секунду человек стал другим.
Блэз устремил на бабушку признательный взгляд.
– «Хобарт Энтерпрайзис» зависит от Корпорации.
Мы единственные поставщики некоторых жизненно важных для них материалов. А кроме того, Герцогиня всегда побеждала его в армрестлинге.
Агата хрипло засмеялась.
– Меня отец научил, – объяснила она. – Вон он. – Она кивнула на портрет, висевший над камином, который Кейт уже давно хотелось рассмотреть. – Черный Джек Чандлер – вот как его называли.
Это был человек лет сорока, с длинными усами, какие носили в конце прошлого века, в одежде из оленьей кожи и с ружьем на коленях. У него были темные волосы, яркие синие глаза и обветренное лицо человека, привыкшего проводить время на свежем воздухе. Кейт встала и подошла поближе. Потом неожиданно изменившимся голосом она сказала:
– Поправьте, если я ошибаюсь, но, по-моему, это Ремингтон.
Старая дама была очень довольна.
– Ты им всем сто очков вперед дашь. Сколько людей видели этот портрет, а художника узнали – раз, два и обчелся.
– Я знаю, что он редко писал портреты, но стиль, несомненно, его.
– Ты и американское искусство знаешь?
– Изучаю. Это мое хобби. Никогда не думала, что существует так много американских художников и что они так хороши.
– Там, у нас на ранчо, его работ полным-полно.
Отец дружил с Ремингтоном.
У Кейт голова пошла кругом. Даже одна картина Ремингтона стоила целое состояние.
– Там всего много: живопись, скульптура, индейские изделия. Да что говорить, есть один деревянный индеец – прямо как живой. Рука сама тянется проверить, на месте ли еще скальп.
Видя прямо перед собой эти сияющие золотистые глаза, живое заинтересованное лицо, на котором явственно читалось желание увидеть все эти чудесные вещи, Агата приняла одно из своих молниеносных решений:
– Знаешь, что я тебе скажу, Кейт, сегодня пятница, и я вечером возвращаюсь в Колорадо. Как ты смотришь на то, чтобы провести у нас уик-энд?
У Кейт вырвался восторженный вздох.
– А можно? – Потом благоразумие взяло верх. – Нет, мне надо поскорее вернуться в Лондон вместе с этой злосчастной подделкой.
– Зачем? Что тебе там делать в выходные? Пойди, позвони в Лондон и скажи, что вернешься в понедельник утром. Самолеты Корпорации только и делают, что летают взад-вперед через Атлантику. Мы тебя посадим на ночной из Денвера. Вот и скажи, что в понедельник в полдесятого ты будешь сидеть за своим столом. В конце концов, ты сама там теперь хозяйка.
Кейт не стала говорить, что она никак не может к этому привыкнуть. Ее охватило легкое безумие и приятное возбуждение. В конце концов, что она теряет?!
– Действительно А статуэтка лошади теперь у нас в руках…
– И можешь поверить мне на слово: Рольф Хобарт и пикнуть не посмеет, – пообещала Агата. – Мальчуган, проводи Кейт к телефону, чтобы она позвонила в эту свою контору.
Кейт взглянула на Блэза, который сказал: «С удовольствием», но таким тоном, что было непонятно, доволен ли он на самом деле. Все-таки он очень загадочный человек, снова мелькнуло у нее в голове. Сначала просит свою бабку таскать ей каштаны из огня, а потом ведет себя так, словно хочет, чтобы Кейт ела эти каштаны в одиночестве где-нибудь подальше отсюда. Ладно, Бог с ним, решила она, войдя в маленькую комнатку, так же заставленную мебелью и так же слишком жарко натопленную, как гостиная, которую они только что оставили.
«Все правильно, – подумала Кейт, – обстановка принадлежит к тому же времени, что и хозяйка. Обе эти комнаты можно было бы перенести прямо в музей, ничего в них не меняя: громоздкая мебель, картины в тяжелых рамах, папоротники в горшках…»
Она поговорила с Джеймсом Гривом, который испытал беспредельное облегчение.
– Он в самом деле больше ничего не хочет? – спросил он с тревогой.
– В самом деле. Он закроет дело. В итоге мы потеряли клиента, без которого сумеем обойтись, а доброе имя «Деспардс» осталось незапятнанным.
– Кейт, вы просто чудо! – воскликнул Джеймс. – Вы заслужили этот уик-энд. Сегодня вечером пойду и напьюсь. Я дорожку в ковре вытоптал, пока ходил из угла в угол и ждал вашего звонка. Здорово, просто здорово!
– Спасибо, – поблагодарила Кейт. Она решила до своего возвращения не рассказывать о вмешательстве Агаты Чандлер. – Вы не знаете, Ролло еще не вернулся?
– Я его не видел. Если хотите, могу узнать.
– Нет, не стоит. Просто, если вы его увидите» скажите, где я.
– Конечно. Желаю вам приятно провести время, – с искренней теплотой ответил Джеймс. – Точно знаю, что свой уик-энд я проведу как следует. Еще раз, благослови вас Бог, Кейт.
– Ну как? – спросила старая дама, когда Кейт вернулась в гостиную.
– Все в порядке! Я могу остаться! – радостно воскликнула Кейт. – А где находится ранчо?
– В долине Ревущего Потока, – ответил Блэз и, увидев, что название не произвело на нее никакого впечатления, добавил:
– Вы слышали об Аспене?
– Это лыжный курорт? Конечно, кто же о нем не слышал?
– Аспен находится в начале долины.
У Кейт заблестели глаза.
– Ты катаешься на лыжах? – спросила Агата.
– Никогда не каталась, но обязательно попробую.
– Ну, посмотрим, как у нас будет со временем. Насчет одежды не беспокойся, у нас полно всякого барахла как раз на тебя. А верхом ездить умеешь?
– О, да! – Подвижное лицо Кейт засветилось от радости.
– У нас три теннисных корта и два бассейна – один под крышей, а другой на улице. – Старая дама повернулась к внуку. – Мальчуган обожает спорт.
– И я тоже, – весело согласилась Кейт.
«Странно», – думал в это время Блэз. Совсем недавно он считал, что Кейт Деспард вряд ли что изменит. Но если бы Блэз не знал, кто сейчас перед ним, он ни за что бы не поверил, что та угрюмая, язвительная, вызывающе небрежно одетая девица и эта умная, живая, привлекательная женщина с густыми волосами, блестящими, как только что очищенный от скорлупы каштан, одно и то же лицо. Ее одежда говорила одновременно и о вкусе, и о чувстве стиля Ясно, что кто-то над ней как следует поработал. Интересно, кто?
– И ты сможешь как следует посмотреть на все эти штуки, – с воодушевлением говорила Агата. – Мой отец был что твоя сорока – что ему приглянется, то непременно купит. – Она пошарила на каминной полке, заставленной старыми, коричневатыми фотографиями в таких же старинных рамках, и нашла скрывавшиеся за ними часы. – Надо слегка перекусить, а в три выезжаем.
Мальчуган, надеюсь, ты с нами позавтракаешь?
– А зачем я тебе, если ты уже заполучила слушателя?
Агата хмыкнула.
– Ладно, тебе это даром не пройдет.
Кейт подумала, что бабушка и внук очень привязаны друг к другу. Когда Блэз называл бабушку Герцогиней, в его глубоком голосе звучала мягкая усмешка, за которой скрывалась искренняя и глубокая любовь.
Ленч был накрыт на столе, за которым могли бы усесться, по меньшей мере, полсотни человек, в столовой того же стиля, что и весь дом – конца прошлого века.
Эту роскошную мебель красного дерева Кейт с радостью выставила бы на любой аукцион в «Деспардс». Блюда подавали типично американские: сначала свежую форель с изысканно-пряными приправами – «Это из Ревущего Потока, – сообщила старая леди, – мы привезли ее с собой». За ней последовал бифштекс («теленок с нашего ранчо») немыслимого размера и необыкновенно нежный на вкус. К нему полагался печеный картофель, щедро залитый сметаной с жареным диким луком. А после сладкой кукурузы и песочного печенья, только что вынутых из духовки, на десерт подали яблочный пирог.
Покончив с едой, Кейт тяжело вздохнула.
– Надеюсь, мы полетим в Колорадо на грузовом самолете, любой другой меня просто не поднимет. Если вы это называете «слегка перекусить», то обед даже страшно себе представить.
– Ерунда! Мне нравится, когда человек ест с аппетитом. А тебе не помешает нарастить немного мяса на кости.
Ты, верно, не поверишь, но когда-то я сама была как молоденькая ива. Не то что нынче – нынче я смахиваю на целую рощу вековых дубов. – Агата принимала свои размеры как должное, без пустых сожалений и нытья, так же, как и все остальное в жизни.
Когда пришло время уезжать, Блэз бережно накинул бабушке на плечи соболью накидку, при виде которой у Кейт захватило дух, и положил ей на колени маленькую кожаную коробку. Потом она обратилась к Минни на незнакомом Кейт языке, звучавшем как набор хриплых нечленораздельных звуков и щелчков, и та ей что-то ответила спокойным, безмятежным тоном. Наконец кресло было поставлено на настил, покрывающий лестницу и ведущий прямо к дверце огромного автомобиля. Теперь Кейт поняла, зачем у него такая широкая дверца. Блэз взял бабушку на руки и осторожно посадил ее на заднее сиденье. Кресло сложили и убрали в багажник, Минни уселась рядом с шофером, а Кейт с Агатой.
Старая дама взглянула на внука.
– На этот раз сделаешь, как я велела, насчет «Анаконды»?
– Разве я не всегда поступаю, как ты велишь?
– Ха! Ты только и делаешь, что поступаешь наоборот, – фыркнула Агата Чандлер. – Мне ли не знать: ты говоришь мне одно, а потом идешь и делаешь другое. – Но когда Блэз наклонился к ней, чтобы попрощаться, она крепко обняла его за шею. – Береги себя, – хрипло сказала она.
– Я тебе позвоню сегодня вечером.
– Не забудь.
– Желаю приятно провести время, Кейт.
– Спасибо, Блэз, за… за все, – проговорила Кейт.
Блэз улыбнулся, отступил на шаг, захлопнул дверцу, и машина медленно тронулась.
Интерьер автомобиля отличался изысканностью: серая замша и темный орех. В машине было так же жарко, как и в доме, но Герцогиня – Кейт поймала себя на том, что стала называть ее именно так, – зябко куталась в мех.
Блэз успел объяснить Кейт, когда они ненадолго остались наедине, почему в доме так жарко.
– Бабушка страдает редкой болезнью крови, и ей все время холодно, – сказал Блэз. – Из-за недостатка тепла она может умереть. Поэтому она и летает в Нью-Йорк на обследование, а вовсе не из-за артрита. Так что потерпите, если можете.
– Мне совсем не жарко, – беззаботно ответила Кейт и почувствовала себя странно польщенной его ответной благодарной улыбкой.
Агата обернулась, чтобы помахать внуку на прощание, и Кейт увидела, что, несмотря на пронизывающий холодный ветер, Блэз стоял на мостовой, пока машина не свернула за угол. Агата удовлетворенно вздохнула.
– Вот каков мой Мальчуган, – сказала она с гордостью.
Они проехали в дальний конец аэродрома, предназначавшийся для частных самолетов, и сели в «Грумэн Гольфстрим» цвета меди с эмблемой Корпорации на хвосте.
Агату Чандлер пересадили в кресло и ее инвалидную коляску закатили в багажное отделение, а Кейт поднялась по трапу и оказалась в просторном салоне, выдержанном в кремовых и бежевых тонах – от ковров на полу до штор на иллюминаторах, перед которыми стояли удобные кожаные кресла. На столиках лежали кипы свежих журналов, освещенные светом настольных ламп. Их приветствовала улыбающаяся стюардесса.
– Ну, последний перегон, и все, – с облегчением вздохнула Герцогиня, освобождаясь от накидки. – Всего-навсего три часа до Аспена и полчаса до ранчо. Будем там к шести. По горному времени, – объяснила она Кейт, удивленной тем, что было уже четыре. – Там время отстает на два часа.
Конечно, напомнила себе Кейт, Америка – огромный материк, а не маленький остров.
– Поездка была удачной? – спросила стюардесса.
– Так себе. Как дела дома?
– Прекрасно. Когда мы утром вылетели из Денвера, погода была чудесная – солнце и мороз.
– Я слышала, у нас там снегопады.
– Да, снег шел всю неделю. Это очень хорошо для Аспена. Лыжники довольны.
– Надо думать, – согласилась Агата. – Кейт, это Глория. Она присматривает за мной, когда я езжу в Нью-Йорк. Глория, это мисс Деспард. Она проведет у нас уикэнд. Она еще ни разу не была в Колорадо.
– Если уж на то пошло, то и в Америке тоже, – удрученно вздохнула Кейт. – Но я приеду снова.
– Очень приятно, что Америка вам понравилась, – улыбнулась Глория, нисколько не сомневаясь, что иначе и быть не могло. – Вам что-нибудь принести?
– Нет, спасибо.
– Мы выпьем чайку, когда взлетим, – сказала Герцогиня. – Минни, ты не забыла мой чай?
Минни, постоянное безмолвие которой все время заставляло о ней забывать, показала коробку лучшего «Ассама», – Если вам что-нибудь понадобится, позвоните, – сказала Глория. – Звонок справа от вашего кресла.
Кейт родилась если не в роскоши, то в достатке. У них был большой, хорошо обставленный дом в Холланд-парке, она никогда не испытывала денежных затруднений, но прирожденная бережливость матери воспитала в Кейт почти пуританский ужас перед расточительностью.
По ее меркам – а по сути дела, по меркам огромного большинства людей, – Чандлеры принадлежали к сверхбогачам. Ролло говорил, что они богаче Креза, и с того момента, как за ней прислали машину к зданию «Хобарт Энтерпрайзис», Кейт поняла, что вступает в мир, где с миллионами обращаются так же, как она обращается с сотнями.
Не потому ли Доминик и вышла замуж за Блэза Чандлера? Разумеется, если не считать его собственной бесспорной привлекательности. В основе их богатства лежала медь. Черный Джек нашел баснословные залежи в том месте, которое стали потом называть Счастливый Доллар, но теперь Корпорация стала международным предприятием и добывала не только медь, но и олово, вольфрам, ванадий и даже молибден. Она также производила свинец и уголь. Ей принадлежали нефтяные скважины.
А еще «Чандлер Банк», сеть отелей и огромное количество другой недвижимости. Пароходная линия… Все это Кейт почерпнула из статьи в «Форбс» – журнал лежал в комнате, из которой она звонила в Лондон. Теперь, оглядев кипу журналов, она увидела среди них тот же номер.
Значит, она сможет не торопясь дочитать статью.
Взревели реактивные двигатели, но самолет пока не трогался с места. В дальнем конце салона открылась дверь, и человек среднего возраста, очень загорелый, с седыми волосами наклонился, чтобы пройти в салон из рубки, одновременно сняв фуражку.
– Ну как, Джейк? – обратилась к нему Агата. – Устроишь нам хорошенький спокойный полет?
– Постараюсь, мэм. Между нами и Денвером ничего опасного нет – только облака, и то немного.
– Ладно, ладно… Это Джейк Ларсен, мой пилот.
Уж сколько лет меня возит…
Летчик улыбнулся Кейт.
– Добро пожаловать на борт, мэм. Если вам что-нибудь понадобится, только слово скажите. Мы вот-вот взлетим, но я всегда сначала захожу взглянуть, как там миссис Чандлер и не желает ли она чего.
– Лети прямо и не болтайся туда-сюда, больше мне нечего желать, – пробормотала Агата. – Все-таки насколько лучше себя чувствуешь, когда возвращаешься домой. Обо мне не беспокойся. Похоже, с тобой поговорил мой внук. Когда он поблизости, со мной все обращаются, будто я хрустальная.
Джейк ухмыльнулся.
– Не дай Бог подвернуться под руку мистеру Чандлеру, если с вами что-нибудь случится.
Агата что-то проворчала в ответ, но было видно, что ей приятно это слышать. Ей явно нравилось, что внук так заботится о ней, и вовсе не потому – Кейт не сомневалась в этом ни секунды, – что он ее наследник.
Пилот вернулся в рубку, и почти в тот же миг самолет плавно покатил вперед. Пока он набирал высоту, Минни, выпрямившись в кресле, не поднимала глаз от работы – она вышивала что-то бисером, а Агата уткнулась в утренний выпуск «Денвер пост». Только когда машина выровнялась – на высоте 38 000 футов , как показывал альтиметр над дверью рубки, – Кейт обратила внимание, что рука, державшая газету, слегка дрожит, и Агата это заметила.
– Никак не могу привыкнуть отрываться от земли, – ворчливо объяснила она. – Но я не могу тратить время на поезд, а об автомобиле и речи нет, так что, когда меня должны разглядывать под микроскопом, приходится летать. Блэз говорит, чтоб доктора сами ко мне приезжали, но куда это годится – таскать все их приборы через всю страну.
Выпив чаю, она заметно приободрилась, и Кейт поняла, что полет пройдет под знаком откровений старой дамы. Агата любила поболтать и постоянно перескакивала с одной темы на другую. Таким образом Кейт узнала, что та не одобряла женитьбы внука, что мать Доминик просто хорошенькая пустышка, к тому же непомерно ревнивая, что между Доминик и бабкой Блэза нет и следа взаимной симпатии, что для нее, Агаты, отец тоже был кумиром, что ее мать, чистокровная индианка из племени шошонов, умерла родами, когда Агате было всего пять лет, и что ее очень тревожит, что станется с Блэзом после ее смерти, коль скоро его держит на крючке такая женщина, как Доминик.
– ..отбою от женщин не было с тех пор, как он вырос из коротких штанишек. Он любил их и уходил от них, потому что эти женщины были созданы для того, чтобы от них уходить. Я-то знала, что со временем он остепенится, но кто ж мог подумать, что Блэза Чандлера захомутает женщина, с которой он пропадет, если, конечно, не одумается. Это единственное, на что я надеюсь – что в один прекрасный день он прозреет и станет таким, как прежде.
Иногда старая дама просто бурчала себе под нос, словно говорила сама с собой, но все же достаточно громко, чтобы Кейт могла слышать. Щеки у нее горели от смущения. Ролло велел бы ей навострить уши и впитывать каждое слово, но она не обладала его способностями и не любила выведывать чужие тайны. Кроме того, она понимала, что Блэз Чандлер пришел бы в ярость, если бы слышал, что говорит его бабка. Теперь Кейт поняла, почему он не был в восторге от приглашения Агаты. Правда, следовало отдать ему должное – вмешиваться он даже не пытался.
– ..конечно, он работает, как мул. Только дома на ранчо ему и удается по-настоящему отдохнуть. Он любит дом – так же сильно, как я. Как первый раз попал сюда, когда был еще совсем мальчишкой, так и влюбился навек. Сначала сидел на лошади, как какой-нибудь паршивый французишка, только мы сразу же посадили его в пастушье седло, и он не слезал с коня часов по восемь, а то и больше. Так навострился, что участвовал в родео в Колорадо-Спрингс. Теперь ездит, будто родился в седле.
Совсем как мой отец. Вот уж был наездник так наездник.
Но если в жилах есть индейская кровь, то это выходит само собой.
– Ваш отец тоже наполовину индеец?
– Его мать была настоящая индианка из племени «черноногих». Блестящая Вода – вот как ее звали. Ее взяли в плен, а мой дед ее спас. Отец родился в горах – в самый разгар битвы между правительственными войсками и племенем «черноногих». Дед говорил, что бабка и звука не издала во время родов.
Агата кивнула, улыбаясь самой себе, я все с той же улыбкой погрузилась в глубокий сон.
Кейт тяжело вздохнула и вдруг заметила, что Минни за ней наблюдает. Когда она встретила ее взгляд, лицо Минни посветлело.
– Я стара, говорили ее глаза. И одинока. И заслуживаю любви. Кейт кивнула. Минни снова занялась вышивкой, а Кейт некоторое время смотрела в иллюминатор, погрузившись в собственные мысли, пока не вернулась к журналу, который оказался настоящим кладезем полезной информации. Она читала статью, ошеломленная суммами, которыми ворочала Агата Чандлер, – такие суммы обычно звучат, когда в палате общин обсуждается правительственный бюджет. Не миллионы, а миллиарды. И все началось с того, что уроженец Диких гор вместе со своей скво случайно напали на главную жилу богатейшего медного месторождения.
Агата проснулась и продолжала разговор с того места, на котором остановилась. Словно она не спала, а на мгновение задумалась. Ее слова оказались странным образом созвучны мыслям Кейт:
– Чандлеры были исконными горцами, когда впервые поднялись по Снейк-Ривер полтора века назад. Мы плоть от плоти Запада. Старого Запада. Такого, как я его помню, да нынче-то уж мало что осталось – железная дорога его прикончила. Мой отец в юности мог бродить по несколько месяцев и не встретить ни единой живой души.
В те времена пропасть в горах ничего не стоило, хотя заблудиться-то и сейчас можно, если дороги не знаешь.
– А какое у вас ранчо? Большое?
– Ну, сейчас не так чтоб очень большое. Сорок тысяч акров, а когда-то было четверть миллиона. Но сейчас в самый раз, чтоб присматривать за землей. У нас ранчо не для показа, у нас люди работают. А кроме того, высота три с половиной тысячи метров. По ночам холод страшный, и снегу много бывает. Потому и летаем на вертолете, а то раньше, бывало, снегом заметет, и сиди, пока не растает.
Глория, которая всегда была начеку, появилась в салоне, чтобы узнать, не нужно ли чего миссис Чандлер.
Агата попросила бурбон с водой, а Кейт предпочла кофе, почувствовав, что ее неодолимо клонит в сон. От жары в салоне, выпитого утром вина и монотонного голоса Агаты Кейт казалось, что веки у нее вот-вот закроются: в отличие от самолета они никак не могли преодолеть силу тяжести.
Когда Кейт наконец сморил сон, Агата улыбнулась и дала знак Глории, которая накрыла девушку легким одеялом. «Какое милое дитя, – думала Агата. – Полная противоположность Доминик». Она тяжело вздохнула.
Ей не нравилась жена любимого внука, и поведения ее она не одобряла. «Оранжерейный цветочек, – фыркала Агата про себя. – К ранчо никогда и близко не подходила. Морщит нос, услышав слово „скот“, а на лошадь садится только для того, чтобы покрасоваться в этих модных штанах и шляпах. И не то чтобы у нас не хватало комфорта, без которого она жить не может. Да мой папа первым в Скалистых горах завел ванную! – Она тяжело вздохнула. – Мне наплевать, что они все болтают о современном браке. Ясно одно – мой Мальчуган получил совсем не то, что заслуживал».
Они приземлились в Денвере около половины седьмого, потому что в конце пути самолет летел против сильного встречного ветра, вздымавшего над Скалистыми горами снежные вихри, от чего очертания гор терялись в белесоватом тумане. Кейт еще не проснулась как следует, но порадовалась, что на ней плотное пальто, защищавшее от пронизывающего холода. Они побрели по рыхлому снегу, который непрерывно убирали снегоочистители, к огромному автофургону, доставившему их к вертолету.
Внутри было так же удобно и жарко, как и в самолете.
Уже стемнело, и Кейт ничего не могла разглядеть в иллюминатор, кроме дальних гор, снежные вершины которых сияли в свете молодого месяца.
– Скалистые горы? – оживленно обратилась она к Герцогине.
– Точно, – весело подтвердила та.
Они приземлились на ярко освещенной посадочной площадке, и Кейт с удивлением увидела невдалеке силуэт огромного трехэтажного дома. Она ожидала увидеть каркасный или бревенчатый дом, а это сооружение было кирпичным и чем-то напоминало Версальский дворец.
Они прошли, скрючившись, потому что мороз пробирал до костей, по вымощенной кирпичом тропинке и оказались в жаркой, насыщенной влагой и испарениями тропических растений оранжерее, словно попали прямо в дебри Конго.
– Ну вот так-то лучше, – удовлетворенно пробормотала Герцогиня, сбрасывая свои соболя. – Я вижу, опять был снегопад.
– Снег пошел незадолго до полудня, но прогноз на следующие два дня: солнечно, без осадков, – ответил мужчина, кативший кресло.
– Хорошо, хорошо… Не хочется, чтобы нашу гостью прямо с первого раза занесло снегом. Кейт, это Фрэнк Крамер, мой… Мой кто, Фрэнк?
Фрэнк – человек средних лет, с лицом, изборожденным морщинами, – снял ковбойскую шляпу и задумчиво поскреб седую коротко остриженную голову.
– Ну, думаю, можно так сказать: я выполняю почти все, что вы попросите.
– Секретарь и доверенное лицо? – улыбнулась Кейт, пожимая протянутую руку.
– А это вот Кейт Деспард, – представила ее Герцогиня. – Она только что из Англии и в Америке никогда не бывала. Фрэнк, мы должны ей показать настоящее американское гостеприимство.
