Текст книги "Королевское зерцало"

Автор книги: Вера Хенриксен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла я.

– Олав умел сражаться. Но сомневаюсь, чтобы он мог править такой женщиной.

Я обиделась за Астрид. С какой стати кто-то должен ею править?

Я стала приходить в гости к Астрид без Харальда.

От нее я узнала, что при жизни Олав был не такой уж святой. Но меня это не удивило. Братья моего отца, Борис и Глеб – в Норвегии Глеба называли бы Гудлейв, – стали святыми только потому, что приняли мученическую смерть.

В ту зиму в Нидарос приехал Арнор Скальд Ярлов, он сложил по висе каждому из конунгов. А твоему отцу пообещал, кроме того, сложить о нем поминальную драпу, если переживет его.

Ранней весной конунги начали собирать ополчение. Они хотели двинуться на юг, в Данию, чтобы навсегда изгнать оттуда Свейна сына Ульва.

Но в поход они смогли отправиться только летом. Их взаимная неприязнь была так велика, что они почти не разговаривали друг с другом, Магнус был угрюм и раздражителен.

Он собирался взять в поход свою мать. Меня Харальд даже не спросил, хочу ли я идти с ним, это было решено раз и навсегда.

– Отец часто брал мать в походы, – вспомнил Олав. – Ей это не больно-то нравилось. Но он, наверное, привык, что ты всегда была рядом с ним.

– Может быть. Или просто не мог обходиться без женщины. А плодить детей без разбора ему тоже не хотелось, он сам говорил об этом. Не хотел, чтобы его сыновья передрались за власть после его смерти.

Она продолжала:

Мы двинулись в поход на кораблях конунгов и ополчения, пришедшего с севера и из Трондхейма. Кроме того, с нами шли лендрманны на своих кораблях и со своими дружинами. У нас собралась уже большая сила. Однако по дороге на юг наше войско продолжало пополняться в каждом фюльке.

Свейна сына Ульва мы в Дании не застали. Нам сказали, что он бежал в Сканей.

Харальд и Магнус разделились, и каждый со своим войском отправился на поиски Свейна, захватывая по пути новые земли.

Накануне дня святого Лаврентия [32]32
  10 августа.


[Закрыть] битва наконец состоялась – Свейну удалось собрать несколько кораблей. Перевес был на нашей стороне, и вскоре Свейн обратился в бегство.

Время шло – Магнус и Харальд созывали датчан на тинги, чтобы все было по правилам.

В Ёталанде оба конунга снова встретились и вместе отправились в Сьяланд.

Поход был закончен, но мы оставались там несколько дней.

Вскоре люди узнали, что Магнусу приснился вещий сон – он любил рассказывать свои сны, в которых почти всегда видел отца.

Так было и на этот раз.

Олав Святой явился ему во сне и предложил на выбор две судьбы: либо Магнус немедленно последует за ним, либо проживет долгую жизнь, станет могущественнейшим из конунгом, но совершит такой тяжкий грех, что вряд ли его когда-нибудь искупит. Магнус будто бы сказал во сне: реши ты за меня, отец. И Олав ответил: тогда следуй за мной сейчас.

Через несколько дней Магнус умер.

Все произошло очень быстро. Утром он проснулся больным, едва успел проститься с близкими, и все было кончено.

Узнав, что Магнус при смерти, Харальд кинулся к нему на корабль. Вернулся он очень скоро.

– Эйнар Брюхотряс сидит там, будто патриарх на пасхальной мессе, – сказал он. – Весь корабль залит слезами, того гляди, всплывут доски на палубе.

– В тебе больше злобы, чем скорби, – заметила я.

– Да, я зол, – согласился Харальд, – И попридержи свои слезы, а то у тебя глаза уже на мокром месте. Магнус завещал Данию Свейну, а не мне. Кроме того, за прошлый год он умудрился промотать все золото, которое я ему дал. Говорит, что роздал его своим людям. Я так и знал, что он это сделает.

– Харальд, – взмолилась я. – Ты же говоришь об умирающем.

– А с чего ты взяла, что я должен оплакивать Магнуса?

Не успел он это сказать, как протрубил рог, возвестивший о смерти Магнуса конунга.

В мою душу закралось подозрение.

Там, на корабле, я не решилась сказать ни слова, нас могли услышать.

Но это мучительное подозрение не покидало меня.

Я уходила в укрытие под палубой, где меня никто не мог потревожить. Там я плакала и над умершим Магнусом, и над жестокостью Харальда, и над собственной слабостью.

Олав пришел на другой день, хотя это было Сретенье [33]33
  Великий церковный праздник, 15 февраля.


[Закрыть]. И Эллисив продолжала рассказывать.

Перед смертью Магнус послал сообщить Свейну сыну Ульва, что оставляет ему в наследство Данию. Харальд поручил своим людям перехватить гонцов Магнуса, но опоздал. Теперь следовало ждать, что датчане захотят собраться под властью Свейна.

Тем не менее Харальд отказался признать волю Магнуса и созвал воинов на тинг.

Он сказал, что Дания, так же как и Норвегия, по наследству должна достаться ему. Поэтому он намерен созвать датчан на тинг, чтобы они признали его конунгом. Потом он отправится в Сканей и изгонит оттуда Свейна сына Ульва. И тогда норвежцы уже вечно будут господствовать над датчанами.

Кое-кто крикнул «да», но это были редкие выкрики.

Наконец вперед вышел Эйнар Брюхотряс.

Он сказал, что предпочитает последовать за мертвым конунгом Магнусом, чем за живым конунгом Харальдом. И вместо того, чтобы поддерживать Харальда в его дальних походах, где тот собирается завоевывать земли, принадлежащие другим конунгам, он намерен отвезти прах Магнуса в Трондхейм и похоронить его там рядом с его святым отцом.

Эйнар Брюхотряс говорил так хорошо, что многие захотели присоединиться к нему. Кончилось тем, что с ним уехали все тренды, а также люди из земель севернее Трондхейма и еще многие другие.

Харальд ничего не сказал на это. Но те, кто его хорошо знал, видели, как он разгневан.

У Харальда не осталось достаточно войска, чтобы подчинить себе Данию. Кроме того, было опасно позволять Эйнару Брюхотрясу самому распоряжаться в Норвегии – Харальду следовало спешить, а то он рисковал вернуться в страну, охваченную бунтом.

Главные силы Харальда находились в Вике и дальше по побережью до самого Стада. Все люди из этих мест примкнули к нему, самыми значительными из них были могущественные сыновья Эрлинга из Соли. Харальду, как он сказал мне, было неважно, что ими движет, любовь к нему или ненависть к Эйнару.

Самое главное было собрать такое войско, чтобы Эйнар не посмел вступить в открытое сражение.

Мы подняли паруса и повернули на север, в Вик.

Что касается меня, все это время меня донимали мысли, которые я упорно гнала прочь, С тех пор как мы прибыли в Данию в первый раз, я стала замечать за Харальдом поступки, которые не могла одобрить. Прежде всего – это его измена Свейну сыну Ульва, прикрытая к тому же клеветой на него. Потом его мошенничество с выплатой Магнусу половины золота, его мстительность, жадность и мелочность.

Я все видела и в то же время закрывала на это глаза. Иногда я, правда, пыталась спорить, но быстро отступалась.

Однако теперь, со смертью Магнуса, дело зашло слишком далеко.

Я больше не могла не замечать, что Харальд, которого я любила до безумия, – лжец, предатель, человек, который не задумываясь нарушает данное слово, если ему это выгодно, и который не пощадит никого, чтобы сделать по-своему.

Мне снова вспомнилось все, что в детстве мои наставники говорили мне о честности, доброте и любви к ближнему. Я поняла даже, что именно поведение Харальда толкнуло меня к Магнусу, другу моего детства.

И все-таки я не могла разлюбить Харальда. Я говорила себе, что он все же не такой, отказывалась верить дурному.

Я видела, как человека разрубали надвое ударом меча. Таким ударом меча стала для меня смерть Магнуса. А разрубленной оказалась моя душа.

Самое умное было держать язык за зубами и притворяться, будто мне нравится все, что делает Харальд. Но это было бы предательством по отношению к нам обоим. Мне была бы грош цена, если б я избрала этот путь.

И потому я решила поговорить с Харальдом при первом же удобном случае. А там будь что будет. Думаю, у меня была надежда, что он изменится ради меня, ведь он любил меня.

Первой нашей остановкой был Сарпсборг, и Харальд созвал на тинг всех местных жителей.

Пришли многие, их даже не потребовалось долго уговаривать, они единодушно признали Харальда конунгом всей Норвегии.

Мы жили в большом доме, построенном Олавом Святым – он часто зимой жил в Сарпсборге. Там было отдельное помещение, которое он использовал как спальные покои, это помещение мы и заняли.

И там я попыталась поговорить с Харальдом.

Мне не хотелось начинать издалека, и я сразу приступила к делу.

– Харальд, это ты убил Магнуса? – спросила я.

Я уже лежала, а он еще раздевался. Он быстро повернулся ко мне.

– Магнус захворал и умер, – сказал он, – Его святой отец приходил к нему во сне и призвал его к себе.

– Даже Эйнар Брюхотряс этому поверил, но я-то не столь простодушна, как твои соотечественники.

– И что же ты думаешь по этому поводу?

– Думаю, что в Царьграде ты кое-что узнал о ядах.

– По-твоему, я способен на такую низость? – Он рассердился. – Может, я постоянно ношу с собой мешочек с ядом на случай, если он мне понадобится?

– Может, и так, – ответила я. – Бывший любовник царицы Зои вполне мог пройти обучение у знатоков этого дела.

– А сон Магнуса?

– Я думаю, Магнус не предполагал, каким соблазном станет для тебя этот глупый сон. Или невольно предоставил тебе случай, которого ты давно ждал.

– И как же я сумел дать ему этот яд? – презрительно спросил он. – Я даже не был там поблизости в то утро.

– Зато вечером накануне вы вместе пили, – сказала я. – Есть такие яды, которые действуют не сразу. А если человек уже успел немного выпить, как Магнус, он не заметит горького привкуса. Или тебе помог кто-нибудь, кто утром подмешал ему этот яд.

Харальд прищурился.

– Тебе, а не мне следовало пожить при дворе в Царьграде, – сказал он. – Самое подходящее для тебя место.

– Значит, ты не отрицаешь! – воскликнула я. – А ведь ты дал моим родителям страшную клятву, что будешь защищать и поддерживать Магнуса!

Вот тогда Харальд ударил меня, от ярости он потерян рассудок, и удар был такой сильный, что я упала без чувств.

Когда я пришла в себя, он уже ушел, я лежала одна в постели Олава Святого. Перед глазами у меня все плыло, лицо и голова болели. Я так и осталась лежать. А что я еще могла сделать среди ночи? Но теперь и я рассердилась не на шутку.

Утром я встала, и день начался, как обычно: по заведенному порядку я села рядом с Харальдом.

Он посмотрел на меня краем глаза, но ничего не сказал. Представляю себе, на кого я была похожа.

Я заговорила о погоде, как будто ничего не случилось.

Он отвечал мне в том же духе. И потому все окружающие вели себя так, будто не видели, что половина лица у меня опухла и посинела.

– Что случилось? – спросил меня Халльдор уже позже.

– Налетела на дверь, – ответила я.

– И эту дверь зовут Харальд? Надеюсь, она не захлопнулась перед тобой?

Эллисив замолчала; она не успела продолжить рассказ – пришел Транд священник.

Заговорили о другом.

Эллисив удивилась, как легко эти двое нашли общий язык, ей казалось, что для дружбы у них нет никаких причин.

Прошло несколько дней, прежде чем Олав пришел снова и Эллисив смогла продолжить свой рассказ.

Мы плыли на север, была уже поздняя осень.

По пути мы часто останавливались, и Харальд созывал людей на тинг, и повсюду его провозглашали конунгом.

Но возле Стада нас остановила непогода, и нам пришлось три дня прождать на острове Сэла, прежде чем мы смогли продолжить путь.

Там я первый раз услышала рассказ о святой Сунниве. А когда мы поплыли дальше, Харальд показал мне ее церковь, которая смутно виднелась на склоне горы.

Он сказал, что там, на Сэле, живут несколько монахов.

В то утро пошел снег, он уже припорошил весь остров. И хотя я успела привыкнуть к виду камня на родине Харальда и к тому, что норвежцы живут в суровых условиях, ничего похожего я еще не видела. С монахами на Сэле можно было сравнить разве что печерских монахов в Киеве.

– Если бы в аду было холодно, он был бы похож на Сэлу, – сказала я.

– А кто такие печерские монахи? – спросил Олав.

– Несколько монахов вырыли себе за Киевом пещеры и поселились в них, – объяснила Эллисив. – В пещерах темно и сыро, и монахи живут там, чтобы искупить свои и чужие грехи.

И она снова начала рассказывать.

Отношения у нас с Харальдом были такие, что мне казалось, будто я сплю и вижу тяжелый сон.

Мы разговаривали друг с другом, как прежде, Харальд спал со мной, но мне казалось, что это уже не мы, а какие-то почти незнакомые мне люди.

И все-таки одна надежда у меня была. Я подозревала, что забеременела. Но не хотела говорить об этом Харальду, пока у меня не будет твердой уверенности. Во время нашей поездки мы остановились на острове Гицки, это единственный раз, когда я была там. На Гицки я впервые увидела Тору дочь Торберга, твою мать.

– Какая она была? – спросил Олав.

– Очень красивая и высокомерная.

И я заметила, что Харальд, который даже не глядел на других женщин с тех пор, как мы с ним поженились, обратил на нее внимание. Я понимала, что при наших отношениях в этом нет ничего удивительного, не сегодня завтра он должен был завести себе наложницу, и эта мысль причиняла мне боль.

Незадолго до нашего приезда на Гицки из торгового посада в Нидаросе вернулся твой дядя Эйстейн Тетерев – там, в посаде, Эйнар Брюхотряс с почестями похоронил Магнуса. И Эйнар, конечно, воспользовался случаем, чтобы всячески опорочить Харальда.

Тем не менее Эйстейн не проникся враждой к Харальду, как мы опасались, он гостеприимно принял нас. Конечно, нам помогло, что с Харальдом был родич Эйстейна Аслак. Вскоре выяснилось, что ни Эйстейн, ни его родичи никогда не были особенно близки к Магнусу.

– Брюхотряс никого не подпускал к нему, – сказал Эйстейн.

И никто из сыновей Арни не простил Магнусу, что он без достаточных оснований изгнал из страны их брата Кальва.

Харальду стало ясно, что ему представляется случай переманить на свою сторону могущественных потомков Арнмода. Он в этом очень нуждался – они могли обеспечить ему власть в Трондхейме, их поддержка была бы настолько весомой, что Харальд, пожалуй, без боя подчинил себе всю страну.

Эйстейн Тетерев был не из тех людей, которых можно купить богатством, и он знал себе цену.

Харальд обещал сделать его лендрманном. Но Эйстейн пока не дал ему окончательного ответа.

Я устала с дороги, а еще больше от беременности.

И ушла спать.

Наутро я проснулась, не ожидая беды.

У нас с Харальдом был отдельный покой, красивый, но очень холодный. Стуча зубами, я вылезла из постели, чтобы одеться.

Харальд остался в постели, он был не такой, как всегда. Он лежал на боку, положив ладонь под щеку, потом приподнялся на локте и посмотрел на меня. Что-то в его взгляде мне не понравилось, у меня сжалось сердце.

Неожиданно он произнес:

– Я решил взять себе еще одну королеву.

– Ты хочешь сказать, наложницу.

– Нет. Королеву. И она будет выше тебя.

Я села на остывшую постель, но больше не ощущала холода.

– Объясни, что ты задумал. Я не понимаю тебя.

И он объяснил мне, что договорился с Эйстейном Тетеревом, что женится на Торе и она станет королевой, первой королевой в стране.

– Это все правда, что ты говоришь? – Впервые Олав выразил сомнение в правдивости ее рассказа.

– Сам подумай! Иначе каким образом в Норвегии в ту зиму оказалось две королевы?

Он помолчал.

– Я тебе верю. – Голос его звучал жестко. – И что же ты сделала? Заплакала?

– Нет. Не заплакала. Я как будто окаменела и была невозмутима.

– Ты так не сделаешь, – сказала я. – Никому, даже конунгу Норвегии, не положено иметь двух жен.

– Когда я стану конунгом Норвегии, я сам решу, что мне положено, а что нет, – ответил он.

– Но твои епископы не допустят этого, – сказала я.

– В таком случае я найду более покладистых епископов.

– Но есть еще архиепископ. Ты забыл об этом?

– Кто станет с ним считаться?

Больше мне нечего было возразить.

– Хорошо, бери себе новую королеву, – сказала я. – Только меня с моим приданым отошли обратно в Гардарики. И считай наш брак недействительным, если хочешь.

Он как-то загадочно глянул на меня.

– Этого я не хочу, – сказал он.

– Еще бы! – презрительно сказала я. – Разве ты расстанешься с моим приданым?

– И с ним тоже нет, – сказал он.

Это «тоже нет» долго висело в воздухе, я ничего не понимала.

– Чего же ты тогда хочешь? – спросила я. – Ты думаешь, что между нами все будет как прежде, просто у тебя будет еще одна жена и ты посадишь ее за столом выше меня?

– Этого я еще не решил, – ответил он, и первый раз в его голосе послышалась неуверенность. – Но в одном не сомневайся: ты не уедешь из Норвегии.

Я заставила себя собраться с мыслями.

– Ты заключил союз с Эйстейном Тетеревом при условии, что Тора станет королевой. Но королева у тебя уже есть, значит, ее нужно отстранить. И, пожалуйста, не рассказывай, что по вашему договору ты не можешь отпустить меня в Гардарики.

Неожиданно меня поразила одна мысль:

– Это твоя месть за то, что произошло между мной и Магнусом?

Он жестко засмеялся:

– Может, и так. Мы с Магнусом были два конунга на одну королеву. Пришло время, чтобы на одного конунга приходилось две королевы.

– Только имей в виду, что я знать тебя не захочу на таких условиях.

– Я не собираюсь спрашивать тебя, чего ты захочешь, а чего нет.

– Ну, если ты намерен изнасиловать меня, другое дело.

– Изнасиловать тебя? Да ты сама придешь и будешь молить об этом, когда поживешь без мужчины. Уж я-то тебя знаю.

– Еще неизвестно, так ли хорошо ты меня знаешь, – медленно сказала я. – Ты слышал когда-нибудь, чтобы я о чем-то просила или молила?

– Нет, – признался он.

Я снова задумалась.

– Должна тебе сказать еще кое-что. Я думала обрадовать тебя, но теперь какая уж радость. По-моему, у меня будет ребенок.

Он уставился на меня.

– Елизавета! – Лицо у него смягчилось, на мгновение он поднял руки, словно хотел протянуть их ко мне.

Но вот лицо его снова стало жестким, даже злым.

– Кто же отец ребенка, Магнус или я? – спросил он. Я не сразу нашлась что ответить.

– Молчишь? – Это прозвучало презрительно. И я услышала отзвук своих слов, которые произнесла вечером в тот день, когда умер Магнус.

– Я не думала, что должна отвечать на такой вопрос. Конечно, отец ты, и ты это знаешь.

Он приподнял бровь и издевательски усмехнулся.

– Откуда я могу это знать? – спросил он. – И почему я должен верить тебе?

Я поняла, что дальнейший разговор бесполезен.

От меня уже ничего не зависело. Мне нужно было многое обдумать, постараться понять то, что случилось.

Эллисив замолчала и долго глядела на свои руки.

Вдруг она почувствовала, что Олав обнял ее.

Молча он прижал ее к себе и погладил по волосам. И она покорилась – уткнулась лбом в его плечо и судорожно глотнула воздух.

– Ты плачешь? – В его голосе слышалась нежность.

Она подняла голову.

– Нет.

Он взял ее лицо в ладони, посмотрел прямо в глаза, в его взгляде было участие.

Потом он быстро поцеловал ее в щеку и отпустил.

Они обменялись несколькими незначительными словами, Олав выглядел смущенным.

Вскоре он ушел.

Прошло несколько дней, прежде чем Олав снова пришел к Эллисив, он ни словом не обмолвился о том, что произошло между ними.

Эллисив продолжала свой рассказ.

В Нидарос мы вернулись уже после Рождества. Кроме Эйстейна Тетерева за Харальдом в Нидарос последовали сыновья Арни, Финн и Арни, а также его внук Йоан, который был женат на дочери Сигурда с Бьяркея, на севере страны Сигурд считался весьма влиятельным человеком.

Все эти люди очень поддержали Харальда, когда он выступил на тинге в Эре, его поддержали также несколько хёвдингов с юга, пользующихся большим уважением.

Эйнар Брюхотряс явился на тинг с многочисленным ополчением. Но, увидев, кто поддерживает Харальда, он не произнес там ни единого слова, Я слышала, что Харальд на тинге сказал много хорошего о своем брате конунге Олаве Святом. Это был первый, но не последний раз, когда он воспользовался именем Олава для достижения своих целей.

Вряд ли в этом была нужда. Ни один человек не протестовал, когда его провозгласили конунгом всей страны.

Итак, Харальд стал конунгом Норвегии, но меня это уже не касалось. Тора тоже приехала с ним с Гицки. Теперь он проводил ночи у нее, и их свадьба должна была состояться при первой возможности, ее собирались отпраздновать с большой пышностью.

Я пошла к епископу Авраамию, которого Харальд привез с собой из Гардарики и который был епископом его дружины с тех пор, как Харальд приехал в Норвегию.

Я хотела, чтобы он помог мне с Марией бежать в Швецию к конунгу Энунду и королеве Гуннхильд. Я была уверена, что они примут меня. А оттуда мы уже могли бы вернуться в Киев. Я предпочитала терпеть позор из-за того, что отвергнута Харальдом, и потерять приданое. Все было лучше, чем жить так, как распорядился Харальд.

Епископ Авраамий был согласен со мной. Мы поговорили со Свейном, лендрманном, которого отец послал с нами из Гардарики. Он сказал, что тоже готов уехать.

Однажды поздно вечером, несмотря на снег и стужу, мы отправились в путь – Свейну удалось раздобыть проводников. Мы намеревались ехать на север в Стьорадаль, а оттуда повернуть на восток.

Нас было не так уж мало: епископ, два его священника, Петр и Стефан, Свейн, его воины из Гардарики, мои служанки, Мария и я. Ехали мы на санях.

Но проводники Свейна нас выдали.

Не успели мы проехать Стьорадаль, как Харальд в сопровождении дружины догнал нас.

Завязалась битва, Свейн и его люди защищали меня. Они бились до последнего человека и положили много воинов Харальда. Сам Харальд был ранен в руку.

– Упрямая ведьма! – сказал он, когда мы оказались лицом к лицу. – Ты тоже будешь драться?

– Только не мечом! – ответила я. К нам подошел епископ Авраамий.

– Конунг Харальд, – сказал он, – тем, что вы сейчас делаете, вы погубите свою душу.

Но Харальд только засмеялся.

– Ты, епископ, и твои священники – мои пленники, – сказал он. – И ты провинился перед конунгом Норвегии. А за свою душу я сам отвечу.

Мы переночевали в одной усадьбе в Стьорадале. Харальд хотел спать со мной.

Я сказала, что не хочу этого, но сопротивляться не стала, он был как будто разочарован этим.

Всегда, когда я спала с Харальдом, даже в тот раз, я испытывала наслаждение. Но я постаралась не показать этого. Я лежала вялая и безучастная, как наложница, предоставив ему делать все, что он хотел.

Он безуспешно пытался разжечь меня, чего только он не придумывал. Но добился лишь того, что распалился сам. В конце концов он совсем обезумел от страсти и собственной беспомощности, на раненую руку он не обращал никакого внимания.

Все было кончено, я молчала. Только наблюдала за ним при свете жирового светильника. Он стиснул зубы.

– Чертовка! – процедил он.

– Вот как?

– Я тебя еще проучу, – сказал он. – Будь уверена!

– Можешь даже ударить меня!

Он не ударил. Зато встал и ушел.

Несмотря на то что была середина зимы, Харальд отправил епископа Авраамия и его священников через море в Исландию. Пусть будут благодарны, что остались в живых, сказал он.

Моих служанок он отдал в жены своим воинам, всех, кроме Предславы. Меня же держал в усадьбе как пленницу.

Я раздумывала, что мне теперь предпринять. Но мои возможности были очень ограниченны.

В один прекрасный день ко мне пришел Халльдор.

– Как ты не побоялся прийти сюда? – спросила я.

– Вряд ли настанет такой день, когда я побоюсь проведать своих друзей, – ответил он.

Мы не могли говорить откровенно, потому что были не одни. Но я сказала, что мне хотелось бы взглянуть на раку конунга Олава. И спросила, не передаст ли он мою просьбу Харальду.

– Зачем тебе это? – поинтересовался он.

Я рассказала ему, как Сигват скальд; который был скальдом конунга Олава и служил у него в дружине, приходил на наш корабль, когда мы стояли у Сэлы.

Харальд тогда хотел взять Сигвата с нами. Но Сигват сказал, что он болен и предпочитает остаться на Сэле до конца своих дней. Он сочинял поминальную драпу об Олаве Святом и думал закончить ее там, где Олав впервые сошел на берег, когда вернулся в Норвегию, чтобы завоевать власть и державу. Сигват надеялся, что закончит драпу до того, как умрет.

Я разговорилась с ним и от него в первый раз услышала о святой Сунниве. Кроме того, я расспрашивала его об Олаве Святом.

– Какой он был, Сигват скальд? – спросил Олав. – Я много слышал о нем, и мне он кажется сказочным великаном.

– Нет, великаном он не был, он был не выше среднего роста. А когда я его видела, он был уже слаб и у него болели ноги, вскоре после этого он умер.

Больше всего в Сигвате меня поразили его глаза. Они светились жизнью. Когда он что-нибудь рассказывал или произносил висы, люди слушали его как зачарованные.

Харальд тоже любил слушать его, и те три дня, что мы стояли у Сэлы, Сигват провел у нас на борту.

Все это я рассказала Халльдору и прибавила, что после рассказов Сигвата о святом конунге мне захотелось пойти в церковь святого Климента, чтобы еще раз взглянуть на раку Олава.

Халльдор, не мешкая, передал мою просьбу, и в тот же день меня отвели к Харальду.

– Хочешь пойти в церковь святого Климента? – спросил он. – Что тебе там понадобилось?

Его подозрительность рассердила меня. Я объяснила Халльдору, почему мне хочется в церковь святого Климента, и это была чистая правда.

– Молиться за твою душу, господин, – ответила я.

Он вздрогнул и посмотрел на меня тяжелым взглядом. И первый раз не нашелся что ответить.

Я получила разрешение пойти в церковь святого Климента, но в сопровождении стражи. Больше он мне не доверял.

Когда мы пришли, вечерня уже началась, я преклонила колена в самом конце церкви, по бокам стояли два вооруженных стража.

В церкви было несколько священников, а также епископ Бьярнвард, который был епископом в дружине Магнуса.

Я молилась, не обращая ни на кого внимания.

Меня радовало, что я могу молиться за душу Харальда. Там, в церкви, я вдруг вспомнила то, чему меня учили в детстве.

В человеке борются две воли – одна божественная, которая заставляет его стремиться к свету и к Богу, а другая – земная, которая толкает его на грех. Я поняла, что только земная воля могла заставить Харальда поступить так, как он поступил. Ему нужна Божья помощь, чтобы он смог спасти свою душу.

А ведь прежде я молилась за него совсем по-другому!

Кто-то остановился передо мной, и я подняла голову. Это был епископ Бьярнвард.

Он перевел взгляд с меня на моих стражей.

Я хотела встать, но он сделал знак, чтобы я осталась коленопреклоненной. И там, в церкви, он благословил меня:

– Да благословит и сохранит тебя Господь! Да пребудет с тобой милость Господня, да осенит тебя его лик! Да обратит на тебя Господь око свое и ниспошлет мир душе твоей!

Все это он произнес по-норвежски, а не на латыни. Ему хотелось быть уверенным, что я его поняла.

Вскоре я узнала, что Харальд разгневался на Халльдора за то, что тот посетил меня и передал ему мою просьбу.

Халльдор лишился прежнего почета и уважения в дружине Харальда.

Зато Ульв, который никогда не перечил Харальду, стал лендрманном и получил лен в Трондхейме, он поддерживал Харальда в его борьбе с Эйнаром Брюхоторясом. Кроме того, конунг сделал его своим окольничим. Говорили, что Ульв должен жениться на Йорунн, сестре Торы, и стать зятем конунга.

Я же ломала голову над тем, как мне поговорить с епископом Бьярнвардом.

Все оказалось проще, чем я думала.

Харальд уехал на тинг в Фросту, и, как только он покинул пределы посада, епископ прислал за мной.

Не знаю, кто распорядился, чтобы меня отвели к епископу, хотя и под охраной. Но епископ Бьярнвард умел заставить людей повиноваться себе, такие, как он, не терпят возражений.

Он хотел говорить со мной наедине, и воля его была исполнена.

Мы долго беседовали.

Я рассказала ему все, что случилось, в том числе между мной и Магнусом, – все, кроме моего подозрения, что Харальд виновен в смерти Магнуса.

– Дочь моя, – сказал епископ, когда я кончила свой рассказ, – вас гнетет вина за то, что случилось с конунгом Магнусом?

Я была удивлена и подумала, прежде чем ответить.

– Да. Мне кажется, что я виновата в его смерти. Я думаю, что тот великий грех, от которого Олав Святой предостерегал Магнуса во сне, состоял в том, чтобы убить Харальда и взять меня в жены.

Мне вдруг многое стало ясно: я поняла, что не только рассказ скальда Сигвата заставил меня прийти к раке Олава Святого в церкви Климента, ведь там был похоронен и Магнус.

Епископ кивнул.

– Мне хочется, чтобы вы поняли: вы действовали бездумно, и это обернулось бедой. Но греха вы не совершили.

Он как будто пропорол кожаный мешок с водой. Из глаз у меня брызнули слезы. Я даже не подозревала, что все это мучило меня после смерти Магнуса.

–Но конунг Харальд совершает не меньший грех, чем тот, который мог бы совершить конунг Магнус, – сказал епископ, когда я успокоилась.—Я пытался предостеречь его, однако он не желает меня слушать. Во имя Господа мы должны помешать ему погубить свою душу.

Вы останетесь у меня. И я распоряжусь, чтобы Марию, вашу дочь, тоже привезли сюда.

– У меня будет еще ребенок, – сказала я епископу.

– Конунг Харальд знает об этом?

– Да, я сказала ему.

– Помилуй его, Господи! – вздохнул епископ.

В усадьбе епископа все были очень добры и заботливы. На другой день туда приехала Мария и Предслава.

Хорошо, что у епископа была своя дружина. Он сумел заставить моих стражей вернуться домой без меня и забрать оттуда Марию. К возвращению Харальда с тинга епископ выставил вокруг усадьбы дозоры, и люди его были готовы к бою.

О чем говорили Харальд с епископом, я не знаю. Но Харальд не стал нападать на усадьбу епископа.

Вскоре после этого я узнала, что Харальд отпраздновал свадьбу с Торой, свадьба была очень пышная, как он и хотел. К негодованию Харальда, ни один епископ не согласился обвенчать их и благословить их союз. Обвенчал их какой-то захудалый священник, вынужденный к этому угрозами Харальда. А я возблагодарила Святую Троицу и Пречистую Деву Марию, что нахожусь у епископа, а не в усадьбе конунга. Там бы Харальд наверняка заставил меня присутствовать на свадебном пиру.

Но вот однажды – дело шло к Пасхе, после свадьбы Харальда прошла не одна неделя – он явился ко мне один.

Уже было видно, что я ношу ребенка.

– Когда ты родишь? – без обиняков спросил он.

– В конце августа, ко дню святого Варфоломея [34]34
  24 августа.


[Закрыть], – ответила я.

– Значит, ты понесла уже после смерти Магнуса, – сделал он вывод. – Магнус умер раньше дня святых апостолов Симона и Иуды.

Я промолчала.

– Я хочу тебя, – неожиданно сказал он.

– Тебе мало твоей наложницы?

– При чем здесь она? – рассердился он.

– Я к услугам моего господина и супруга. Где мне лечь, на скамье или на полу?

Он потер лоб, в этом движении было что-то растерянное.

– Елизавета, – сказал он. – Ну почему ты такая непокладистая?

Мне вдруг захотелось смеяться, как смеются иногда люди, потерявшие разум, однако я сдержалась. Я сидела на скамье и смотрела на Харальда.