Текст книги "Из тени в свет..."

Автор книги: Вера Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

9

Кену нравилось, как Ингрид вела себя на ложе любви. Ему нравилось ощущать на себе вес ее тела. Нравилось, как она время от времени постанывала, поднимаясь и опускаясь, словно на волнах прибоя.

Кен взял ее за плечи, перевернул на спину и высвободился из ее объятий. Ингрид сразу же активно запротестовала. Она громко вскрикнула, когда Кен, придерживая ее одной рукой, соскользнул с кровати. Но услышав, как он открывает ящик стола, как что-то падает на пол, она сразу же поняла, в чем дело.

Кен присел на корточки и начал шарить по ковру рукой, ища то, что уронил. Он тихо бормотал что-то, досадуя на свою неловкость. Ингрид выгнула шею, увидела то, что искал Кен, подобрала пакетик и подала ему. Кен вскрыл пакетик зубами, а потом они совместными усилиями натянули презерватив.

Он заставил ее снова лечь на спину и вошел в нее мягко и глубоко, одним плавным движением.

Соединенные вместе, они сразу замерли, ощущая, как их захлестывают сладостные волны. Ингрид почувствовала, как напряглось его трепещущее тело, услышала радостные восклицания, которые шли откуда-то из груди Кена. Он, вероятно, тоже чувствовал, как напрягаются и расслабляются мускулы внутри нее, как они обволакивают, держат, любят его. Его держали ее руки. Ее ноги. Его обнимало все ее тело. Они слились в бесконечном поцелуе. Пальцы ее перебирали его волосы. Их прерывистое дыхание слилось воедино.

Затем Кен сделал легкое движение назад, однако Ингрид испуганно вздохнула. Ее ноги еще плотнее обвились вокруг него. Его тело подалось вперед, и она приподнялась навстречу, принимая его. Глаза его были раскрыты, так что казалось, будто он смотрит ей прямо в глаза. В это мгновение Ингрид издала громкий радостный возглас, и Кен широко улыбнулся.

– Да! – сказал он, напрягая тело. – Да!

«Я люблю тебя… Люблю тебя… Люблю…» Эти слова звучали у Ингрид в сердце в такт движениям тела, по мере того, как поднимались и опускались сильные бедра Кена. Волна за волной ее захлестывала мощная энергия, так что она не могла удержаться от крика, а потом почувствовала, что вся горит как в огне. Затем мгновенно пришло избавление… Песней звенела кровь в жилах, да еще вздрагивало тело, испытавшее столь бешеное наслаждение.

В следующий раз, оказавшись возле церковного приюта, Кен уже не свалился с лестницы, а постучался в дверь классной комнаты. Ингрид открыла дверь. Он узнал ее по легкому приятному запаху. Изнутри не долетало ни звука.

– Что ты здесь делаешь? – шепотом спросила она.

– У твоих детишек тихий час? – также шепотом поинтересовался он.

Ингрид сказала, что действительно они спят, но лучше ему уйти, поскольку у нее срочная работа. Однако, говоря это, она втянула его за руку в комнату. Затем закрыла дверь, прислонила его к ней и тесно прижалась к Кену.

Кен обнял ее. Ему понравилось, как охотно она к нему приникла, словно всю жизнь только и делала это. Затем последовал поцелуй, от которого у обоих закипела кровь.

– Я по тебе соскучился, – сказал Кен, плотнее прижимая ее к себе.

В то памятное утро Кен проснулся и обнаружил, что Ингрид уже ушла. Учитывая его состояние, оставлять записку для него не имело смысла. Зато он обнаружил в кофейнике свежесваренный кофе. Значит, она о нем позаботилась.

– Ты считаешь это серьезным основанием, чтобы мешать мне работать, – прошептала она, крепко обнимая его за шею. Ингрид пригнула к нему голову и снова нежно поцеловала в губы.

Незадолго до шести часов Ингрид вывела детей на церковный двор. Перед этим она объяснила Кену, что будет здесь на свежем воздухе вместе с детьми дожидаться родителей. Кену же казалось, что они уже надышались всласть: ведь почти всю вторую половину дня они провели во дворе, пуская мыльные пузыри, загорая на солнышке и изображая из себя лошадок. Но откуда ему знать, как долго ребенок должен находиться на свежем воздухе?

Кен блаженно закрыл глаза, закинув голову назад, ощущая, что на его лице непроизвольно появилась широкая улыбка.

– Сразу видно, что человек доволен жизнью, – послышался мужской голос.

Кто-то явно обращался к нему.

Кен рывком приподнялся с тахты, на которой полулежал, убрал ноги с низкого стула и поставил их на прохладный кафельный пол. Черт возьми, да он почти заснул. Что за манеры, бесшумно подкрадываться к совершенно незнакомому человеку и беспокоить его, когда тот отдыхает.

– Я отец Ралф, – сказал мужчина. – А вы?..

– Кен Рэнсом. Я жду Ингрид. Она отвезет меня домой, как только родители заберут детей. Если вы хотите ее видеть, она во дворе.

Иными словами, не лезь в чужие дела и ступай своей дорогой, отец, подумал Кен, но ему тут же стало совестно. Но не слишком.

– Торопиться некуда, – благодушно ответил отец Ралф.

Он опустился на дальний конец тахты, и под ним заскрипела пружина.

– Рад с вами познакомиться, мистер Рэнсом. Я пришел кое о чем попросить Инки. Днем ко мне зашла одна из сотрудниц бюро «Живые голоса» и предупредила, что сегодня вечером не сможет выполнять свои обязанности. Я знаю, что Инки сразу же придет на помощь. Она всегда так поступает. Поэтому я хочу пригласить ее поужинать. Она обожает пищу, приготовленную из даров моря. Моя же экономка сделала роскошный салат с креветками. Но если у Ингрид на вечер какие-то планы, пожалуй, не стоит ее просить подменить сегодня вечером миссис Мортовски. Что-нибудь придумаю… – Он похлопал Кена по колену своей огромной ладонью. – Если, конечно, у нее свои планы…

Последнее замечание отца Ралфа прозвучало, как своего рода завуалированный вопрос: «Занят ли у Ингрид сегодняшний вечер?»

Кен, однако, не знал, что собирается Ингрид делать вечером. Но это не имеет значения. У Кена есть свои планы, и они целиком зависят от планов Ингрид. Только бы она не вздумала никого заменять и отказалась ужинать со священником.

Если бы этот священник хоть на секунду мог представить себе, на что надеется Кен, имея в виду сегодняшний вечер, ему бы определенно стало нехорошо. Главное, чтобы Ингрид отвезла его, зашла вместе с ним в квартиру и забылась в его объятиях. И пусть горит все синим пламенем, включая какие-то там «голоса».

– Значит, миссис Мортовски работает в бюро «Любящие голоса»? – спросил Кен только для того, чтобы что-то сказать. Неловко сидеть и молчать, словно в рот воды набрал, предлагая собеседнику самому выкручиваться.

– Вы сказали… «любящие»? Э… это…

– Извините, конечно же, «Живые голоса». Я знаю…

– А сами вы не сотрудничаете в «Живых голосах»? – с надеждой в голосе спросил священник.

Странно, что он не знает, кто у него работает.

– Нет, – просто ответил Кен и тихонько постучал кончиком трости об пол. Почему он спрашивает, когда все предельно ясно… – Я слепой, отец.

– Вижу.

Однако Кену показалось, что священник все еще не понимает истинного смысла сказанных им слов.

– По-моему, один или двое наших сотрудников тоже кое-чего не замечают.

– В самом деле? – У Кена возникло странное ощущение, будто он должен оправдаться перед священником. – Не знаю, как у них обстоят дела, но я… для меня возможность работать в бюро «Живые голоса» исключена. Я же не могу прочесть данные, занесенные в картотеку.

– Данные, занесенные в картотеку? – несколько растерянно произнес священник.

– Такие карточки, содержащие самые разнообразные сведения, заполняются на всех клиентов, чтобы во время разговора в случае чего на них опереться. Ингрид объяснила мне в подробностях, как это все делается.

– Ага. Да. Ясно. Так что вы понимаете, насколько важна для нее работа в «Живых голосах». Дорогая Инки! Она готова помогать всем и каждому. И вы, конечно же, не откажете ей в помощи, поскольку вы ее друг.

– Безусловно, если бы я смог, отец, но… – Кен пожал плечами. – В настоящий момент от меня мало проку. Я все еще привыкаю к жизни слепого.

Возможно, что другие сотрудники бюро, даже на самом деле слепые, уже освоили шрифт Брайля, подумал он. Но разве данные, необходимые церкви, заносятся на специальные карточки, которые могут читать слепые? Ведь, черт побери, большинство лучших современных книг для них недоступно!

– Ах… – послышался извиняющийся голос священника, и это неприятно резануло слух Кена. – Вы совсем недавно ослепли, мистер Рэнсом?

– Несколько месяцев назад, – словно защищаясь, сказал Кен. – Но зрение может вернуться ко мне в любое время.

– Такое ожидание должно быть очень тяжелым. Могу я спросить, при каких обстоятельствах это произошло?

Кен не понимал, зачем отцу Ралфу это. Может, потому, что он священник… И ему не скажешь, что это не его дело… Кен рассказал о том, как на него обрушились строительные леса.

– Ах, какое несчастье! Я искренне сожалею о случившемся. Вы строитель, мистер Рэнсом?

– Нет. Я… – Кен вдруг почувствовал, как горло его сдавил спазм, но он справился с ним и продолжал: – Я был архитектором.

– Был? А кто вы сейчас? Я имею в виду, чем вы теперь занимаетесь?

Кен стиснул зубы.

– Ничего не делаю, конечно же. Что я могу делать?

– Мой дорогой мистер Рэнсом, есть много занятий, которые вполне вам доступны. Вы можете стать сотрудником «Живых голосов»… Это раз. С моей точки зрения, вы просто обязаны этим заняться. Тем самым вы окажете Ингрид неоценимую помощь. У нее имеется длинный список людей, которые желают, чтобы им звонили сотрудники «Живых голосов», но тех положительно не хватает. Именно поэтому ей приходится работать три вечера в неделю, – продолжал священник, – поскольку она пытается как-то поддержать всех жаждущих и страждущих. Ингрид сознает, какие страдания приносит одиночество… Я понимаю, что вы сейчас не видите, – скажем меня, – но ведь вы могли бы пользоваться специально изготовленным для вас на ленте магнитофона списком людей, которые нуждаются в помощи по телефону. Вы же справляетесь с кнопочным телефоном, верно?

– Конечно, но…

Священник не дал Кену закончить фразу.

– Да! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. – Замечательно! И это решит сегодняшнюю проблему, когда вечером нужно будет позвонить нескольким нашим клиентам. Не говоря уж о той помощи, какую вы окажете непосредственно Инки. Ее нагрузка уменьшится ровно наполовину. И в случае, если у нее что-то намечается на вечер, она сможет вовремя освободиться. Вообще-то она слишком много работает. Мне не хочется говорить ей об этом, но в конце концов кто-то должен это сделать. «Живые голоса» – ее детище, которым она дорожит и никому не позволяет ей мешать. Просто невозможно бывает уговорить ее хоть немного отдохнуть. Мы полностью полагаемся на нее во всем… Да, а что касается ужина… Вы, само собой, присоединитесь к нам.

– Я… ну…

– Прекрасно!

Пружины дивана заскрипели, и Кен понял, что священник встает.

– Передайте, пожалуйста, Инки то, что я вам сказал. Тем временем я позабочусь о магнитофонной ленте для вас. Недели через две, – продолжал отец Ралф, – наступит настоящее лето. И если вы будете работать в бюро «Живые голоса», мы пригласим вас на ежегодную встречу с теми одинокими людьми, с которыми мы поддерживаем телефонную связь.

– В самом деле? – спросил Кен и нахмурился, повернув голову туда, где, по его данным, находился священник.

Он вспомнил, почти услышал слова, сказанные Ингрид, когда он впервые попросил ее встретиться с ним. Она ответила, что таковы правила. То же самое повторилось, когда он уговаривал ее сообщить ему номер ее домашнего телефона.

– Как я понимаю, сотрудники «Живых голосов» и их подопечные могут даже обмениваться адресами и телефонными номерами? – спросил он священника.

– Разумеется, если они до этого не успели ими обменяться. А это часто происходит. Ведь главная цель при создании бюро «Живые голоса» состоит в том, чтобы дать возможность одиноким людям избавиться от одиночества. Встречи с нашими клиентами мы проводим здесь, в этой самой комнате. Они положили начало многим очень прочным знакомствам. Мы даже отпраздновали одну свадьбу: невесте было семьдесят лет, жениху – шестьдесят восемь. Оба в свое время овдовели и передвигались в креслах на колесиках.

– Понятно, – сдержанно сказал Кен. Мало того, что он ничего не видел, но, как выяснилось, он еще многого и не знал.

– Значит, именно Ингрид создала бюро «Живые голоса»?

И она же установила правила, обязательные для сотрудников, подумал он.

– Да, – подтвердил отец Ралф. – Сама идея была весьма удачной, то же самое можно сказать и относительно ее осуществления. И работа успешно продолжается. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю тот день, когда Инки пришла ко мне с предложением организовать бюро. Она готова была посвятить этому все свое время и взять на себя самую трудоемкую часть работы, включая набор желающих работать в бюро и аренду вот этого самого помещения для занятий с детьми дошкольного возраста. Она заверила, что арендная плата не будет высокой.

– Значит, все это сделала Ингрид?

– Да, все с начала до конца. Она – удивительная женщина, мистер Рэнсом… Господи, с какими трудностями ей пришлось столкнуться. Однако она все преодолела. Впрочем, что это я, ведь вы же ее друг и прекрасно знаете, как и что. Итак, вы готовы к нам… присоединиться?

Кен заколебался, затем изобразил на лице улыбку. Она была натянутой.

– Да, отец. Я готов к вам присоединиться. В качестве сотрудника, а также остаться на ужин, если этого хочется Ингрид.

– Хорошо, хорошо. – Отец Ралф потер руки. – Так я пойду позабочусь о магнитной ленте.

В этот момент открылась входная дверь, и из-за нее выглянула Ингрид. Снаружи сияло солнце, и, чтобы адаптироваться к полумраку комнаты, Ингрид часто заморгала.

– Вот и я, Кен, – сказала она. – Ты готов?

Отец Ралф выступил вперед.

– Инки, дорогая, – начал он. – Я только что познакомился с твоим другом. Мы с ним прекрасно побеседовали. Я приглашаю вас обоих на ужин. У вас есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?

Уныние сразу же охватило Ингрид. Ее планы. Конечно же, они есть и целиком и полностью зависят от человека, который сидит сейчас на тахте, повернув к ней голову. Его мрачное лицо не предвещает ничего хорошего. Кен встал и уверенной походкой направился к ней, словно видел ее. Казалось, он смотрит ей прямо в глаза, а в его глазах она ясно читала недоумение, а может, и гнев. Да… Но почему? О чем таком они «прекрасно побеседовали»?

– Нас приглашают на салат с креветками, – сказал Кен. Он положил руку ей на плечо, удерживая ее на месте. – Отец Ралф говорит, что ты любишь разную морскую живность… Я тоже.

– П-п-правда?

Ее смущал пристальный взгляд отца Ралфа и его натянутая улыбка.

– Конечно. Очень люблю. Так что ты скажешь? Я объяснил, что поскольку ты согласилась отвезти меня домой, то я подчиняюсь всем твоим желаниям.

Рука Кена, лежавшая на ее плече, казалось, была сделана из железа. Похоже, это она должна подчиняться всем его желаниям. Ингрид хотелось знать, какие мысли скрываются за непроницаемой маской его лица.

– Т-т-ты х-хо-чешь ос-тать-ся?

Скажи «нет», беззвучно молила она его. Скажи, что я должна как можно быстрее отвезти тебя домой, ибо у тебя важная встреча или еще что-нибудь… вызволи меня из этой ситуации.

Кен снова улыбнулся. Эта улыбка, видимо, предназначалась для ее успокоения, но вызвала у Ингрид странный эффект, ибо в ней явственно проглядывали неприязнь и отчуждение.

– Да, я хочу остаться, – ответил он холодно. – Если ты не против.

Все еще придерживая рукой за плечо, словно опасаясь, что она сделает попытку убежать, Кен подвел ее к священнику, словно не он, а она была слепой. Ингрид не сопротивлялась, как будто действительно ничего не видела. Голова у нее кружилась, сердце готово было выскочить из груди.

– Отец Ралф должен тебя поставить в известность кое о чем. Дело касается одной из ваших сотрудниц, – сказал Кен.

– Это не срочно, – заметил отец Ралф. – Ужин через полчаса, мои дорогие гости. Ты успеешь навести здесь порядок, Инки?

Ингрид неохотно кивнула. Она просто не могла произнести ни звука. Ужин с отцом Ралфом и с Кеном? Но нельзя же все время молчать? Что же ей делать? Чем объясняется странное поведение Кена? Что ему мог сообщить отец Ралф?

– Мне тоже нужно кое-что тебе сказать, – начал Кен. Она снова взглянула ему в лицо. – Я твой новый сотрудник в бюро «Любящие голоса».

– «Любящие голоса», – повторил отец Ралф, обращаясь к остолбеневшей Ингрид, которая не могла вымолвить ни слова. – Знаете, а мне это название очень даже по душе. Хм… в самом деле. «Любящие голоса». В этом что-то есть…

10

Слова отца Ралфа растаяли в наступившей тишине. Дверь за ним закрылась. Кен отпустил руку Ингрид. Она смотрела, как он устроился на тахте, положив ногу на ногу. Он весь подался назад, вперившись в нее взглядом.

– Почему ты сказал, что ты мой новый сотрудник? – спросила Ингрид, опускаясь на низкий стул, стоявший вплотную к тахте.

– «Любящие голоса» – твое бюро, верно? Ты его придумала, ты наладила работу и сделала его, так сказать, рентабельным, если верить отцу Ралфу. Значит, сотрудники – твои… А также правила придуманы тобой, Ингрид. И поставленные цели. Верно?

– Кен…

– У тебя нет привычки нарушать правила, – сказал он. – У тебя все направлено на достижение поставленных целей. И данные тобой обязательства ты никогда не нарушаешь. Но, как мне кажется, ты иногда лжешь.

Ингрид встала. На этом стуле она чувствовала себя нашкодившим и теперь кающимся ребенком. К тому же совершенно невыносимо сидеть под этим испепеляющим взглядом, который принадлежит человеку, внешне совсем не похожему на слепого.

Ингрид сделала несколько шагов, ступая как-то неуверенно, к противоположному краю тахты.

– Я лгу?

– Цели, – напомнил он ей. – Правила… Ты не имела права сообщать мне номер своего телефона. Не могла встретиться со мной. Это противоречило правилам. Мешало поставленным целям.

– Какая разница, кто установил правила и определил цели? Да, их разработала я. От этого они не стали хуже.

– Они стали хуже, поскольку применялись только в отношении меня. Скажи мне, Ингрид, имел ли я право, как клиент «Любящих голосов» быть приглашенным на ежегодную летнюю встречу? Если да, то мы бы все равно встретились с тобой лицом к лицу, ведь так?

Ингрид сделала глубокий вдох.

– А мы с тобой уже встретились лицом к лицу. Иначе бы мы сейчас не вели этот разговор.

– Значит, вся эта ложь насчет правил и целей понадобилась только для того, чтобы я уверовал, что ты «нарушила» их ради меня?

– Нет! Нет! – простонала Ингрид. – Все было не так.

Кен весь подался вперед.

– А как оно было, Ингрид? Объясни мне это… Пожалуйста.

– Я позвонила тебе только из-за Джанет, – шепотом начала она. – Мне этого вовсе не хотелось, но Джанет умеет заставить человека сделать то, что ей нужно… Ну вот я и согласилась позвонить, но мне не хотелось с тобой встречаться. Тогда я придумала правила и цели, чтобы ты на меня не обиделся.

– Ага, понятно. Ты не хотела со мной встречаться. Ты с самого начала была настроена против меня.

– Ты был настроен… – Ингрид смолкла. Кен не знал, что женщина, с которой его хотела познакомить Джанет, дочь сенатора. – Но…

– Но?

Ингрид показалось, что глаза Кена чуточку потеплели. И потому она с некоторым облегчением произнесла:

– Но после того как мы несколько раз поговорили по телефону, я поняла, что нет причин относиться к тебе предвзято. И все же… я чего-то боялась… – Голос ее осекся и стал едва слышен: – Я боялась, что когда мы встретимся… я могу тебе не понравиться.

– Ингрид… дорогая, иди ко мне. – Он обнял и прижал к себе, пресекая возможные попытки освободиться. – Мы встретились, – сказал он, беря в ладони ее лицо, – мы встретились, и ты мне понравилась. Ты понравилась мне даже раньше, чем пришла ко мне. А потом ты стала нравиться мне еще больше. – Кен ощутил слезы у нее на щеках и стал осушать их поцелуями. – И ты мне не просто нравишься, солнышко. Я тебя люблю.

Она протестующе замотала головой и как-то напряглась.

– Кен…

– Молчи. – Он прижал палец к ее губам. – Настала моя очередь. Сначала выскажусь я, а потом уж будешь говорить ты.

Ингрид немного расслабилась и кивнула головой. Пальцы Кена скользнули вниз, вдоль ее шеи, затем остановились на плече.

– Еще до того, как ты в тот первый день пришла ко мне домой, я уже любил твой голос. А стоило тебя поцеловать, как мне сразу же захотелось тебя как женщину, хотя я еще не знал, что любимый мною голос принадлежит тебе. Пришедшая ко мне женщина оказалась моей Ингрид, реальным воплощением мечты. Это открытие поразило меня. И день тогда не успел еще кончиться, а я уже понял, что влюбился в тебя. Любовь, однако, явилась для меня неожиданностью, это не то, к чему я стремился, – продолжал Кен. – Я ей даже не слишком обрадовался, потому что мне нечего было тебе предложить, Ингрид. У меня нет никаких оснований думать, что все может перемениться.

Теперь руки, державшие ее, ослабили свою железную хватку, так что при желании она могла встать и уйти.

– Все переменится, Кен! Совершенно точно. Джанет сказала…

– Джанет сказала то, на что рассчитываем мы все: врачи обнадежили, что произойдет перемена к лучшему. Однако… это должно было случиться еще несколько месяцев назад, и теперь надежда становится все призрачнее. И во всем виноват я сам. Не знаю, как и почему, но я сам препятствую возвращению зрения.

– Нет, нет… Это опухоль. Когда она уменьшится…

– Нет. – Кен отрицательно покачал головой. – Ты повторяешь то, что сказал тебе я. Но я не сказал, что мой зрительный нерв не получил серьезной травмы, и слепота не носит необратимый характер. От удара в мозгу возникла опухоль, но опухоль – явление временное, могущее лишить меня зрения на непродолжительный период. Эта опухоль уже начала уменьшаться, и зрение должно было ко мне вернуться. Но этого не случилось. Тогда меня направили к психиатрам, а те дали заключение, что не вижу я только потому, что чересчур напуган. Вообразил, что никогда больше не буду видеть.

– Но это же полнейшая чушь.

– Да, это чушь, но только потому, что мое несчастье во мне самом. Мне нужно перестроиться и выбросить из головы все страхи. Нужно заставить себя расслабиться и не стремиться изо всех сил видеть. Но я не знаю, как это сделать. Я архитектор, и не могу работать, ничего не видя. Не могу быть тем, кем был всегда. Причина трагедии кроется в моей голове, Ингрид. Я ненормальный. Я… – Он смолк, но потом продолжил: – Не знаю, почему говорю тебе все это. Но может случиться так, что положение мое никогда не изменится. И когда я говорю, что мне нечего тебе предложить, я знаю, что говорю. Я могу предложить тебе только свою любовь.

Несколько минут Ингрид оставалась неподвижной, затем оцепенение медленно начало с нее спадать. Кен убрал руки, позволяя ей свободно двигаться.

В тех местах, где Ингрид касалась его тела, осталось ощущение холода и пустоты. Она поднялась. О, как бы ему хотелось видеть ее! Тогда по выражению лица, по глазам он мог бы догадаться, о чем она думает. Где она? Почему молчит? Неужели она ушла, оставив его здесь?

Внезапно он вздрогнул от неожиданности: холодные пальцы Ингрид коснулись его голых ступней.

Кен выпрямился.

– Что ты делаешь?

– Ты же не можешь идти на ужин к отцу Ралфу босиком, – ласково, с упреком в голосе сказала Ингрид, словно Кен был одним из ребятишек в ее классе. Она надела носок на пальцы его правой ноги, натянула на пятку, потом расправила на ноге.

– Левую, – сказала она, похлопывая его по лодыжке.

От волнения у Кена перехватило горло.

– Ингрид! – сказал он хрипло.

Она обняла колено его левой ноги, поставила ступню к себе на бедро и натянула второй носок. Затем он почувствовал, как она всовывает в ботинок одну его ногу, затем – вторую. Встав на ноги, он наклонился и нащупал ее руки. Кен крепко ухватился за них и потянул ее вверх.

– Ты так и будешь молчать? – спросил он. – Никак не отреагируешь на мои слова?

– Мне что-то не верится, что отец Ралф действительно привлек тебя для работы в «Живых голосах», – ответила Ингрид высоким и каким-то напряженным голосом. – Но если тебе этого хочется, Кен, я – за. Как ты понимаешь, нет такого правила, по которому все звонки по телефону должны делаться из церкви.

Кен встряхнул ее за руки.

– Ингрид, я же сказал, что люблю тебя. И поведал всю правду о своем здоровье. Что ты на это скажешь? Конечно, как поступить в такой ситуации, дело твоей совести. Я не имею права тебе указывать. Но ты тоже должна высказаться. Похоже, ты презираешь меня после всего того, что я на тебя вывалил. Я могу не знать, что творится в моей сумасшедшей голове, но что в сердце – знаю точно. Ради Бога, скажи, что подсказывает тебе сердце, и что ты думаешь об этом. Но, что бы ты ни думала, это нужно обсудить вместе.

Кен почувствовал, как содрогнулось ее тело. Она прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди. Ее начала бить сильная дрожь. Кен крепко обнял ее, пытаясь унять эту дрожь.

– Я люблю тебя, – со стоном произнесла она. – Я очень сильно тебя люблю, Кен! Но мне страшно. О Боже, как я боюсь!

– Боишься того, что я слепой?

– Да! – Она вскинула голову, качая ею из стороны в сторону. – Я хочу сказать, нет!.. Не знаю. Я боюсь твоей слепоты только отчасти. Но, возможно, будет еще хуже, когда ты снова сможешь видеть… Отпусти меня! Я не могу об этом говорить. Не могу справиться с этим сейчас!

Ингрид высвободилась из его объятий, подала ему трость и взяла его под руку.

– Отец Ралф уже ждет нас, – охрипшим голосом проговорила она. Так мы идем ужинать?

Кен удивился: она говорила таким тоном, словно они шли на эшафот.

Кен снова вернулся к жизни, какой бы ограниченной она ни была. Они оба лежали в постели: Ингрид на нем. Ее волосы падали ему на лицо. Он чувствовал ее прерывистое дыхание.

Их близость осталась позади. Кен обнял Ингрид и повернулся набок, укладывая ее рядом с собой. Мягким движением он отвел ее волосы себе со лба.

– Я кое о чем забыл, солнышко.

Ингрид медленно подняла голову, лежавшую у него на плече. Пока что она не была настроена на разговор с ним.

– О чем забыл?

Наконец ей удалось приподнять веки. Кен лежал с открытыми глазами, и лицо его имело сосредоточенное выражение.

– Я забыл про презерватив.

В течение пятнадцати дней, с момента их первой близости, Кен был необыкновенно осторожен, что иногда огорчало ее. Она ведь приходила в такой экстаз от его ласк! Она так распалялась, что не могла ждать!

Ингрид улыбнулась и снова опустила голову ему на плечо.

– Эта неделя не опасная.

Кен глухо рассмеялся.

– Ты знаешь, как называются женщины, которые так говорят? – И, не давая ей ответить, выпалил: – Матерями, Ингрид. Матерями.

– Это я слышала, – сказала Ингрид и отстранилась от него.

Сама не понимая зачем, она потянула на себя простыню за уголок и прикрыла ею грудь и бедра.

– Не волнуйся, – сказала она. – Я никогда не рожу мужчине ребенка, которого тот не желает.

Странно, подумала она. За минувшие две недели я впервые подумала о возможности материнства. Ей казалось, что вполне достаточно того, что она любит Кена, а он любит ее. И так проходили дни… и ночи.

Кену безошибочно удалось определить, где она держит руки. Он схватил их и сорвал с нее простыню, которую она прижимала к груди. Затем положил ее голову к себе на грудь и заставил лежать так, придерживая одной рукой за спину. Ее волосы снова упали ему на лицо. Он отвел их, и уставился невидящими глазами ей в лицо.

Его нижняя челюсть была напряжена и выдавалась вперед, губы плотно сжаты, глаза сверкали металлическим блеском.

– Если женщина от меня забеременела, – сказал он, – то, значит, я хочу этого ребенка. Если ты родишь от меня, я буду богатым. Это богатство выразится во множестве чувств, которые я смогу испытать: гордость, радость, уважение к самому себе. И это еще не все… если ты окажешь честь носить моего ребенка и выйти за меня замуж. Но, к сожалению, я ничего не могу предложить такой женщине, не смогу достойно содержать семью, обеспечить ее в финансовом отношении. И пока все обстоит подобным образом, я предпочитаю, чтобы ты не беременела.

Ингрид почувствовала себя униженной. Ей было стыдно своих собственных слов. Она тяжело вздохнула.

– Ладно, – едва слышно проговорила она.

Кен положил ее на спину и поцеловал. Она увидела, что он снова возбужден, почувствовав, как его тугая плоть уперлась ей в ногу.

– Если ты когда-нибудь решишь что-то важное, касающееся наших отношений, например о моей беременности… словом, я согласна, чтобы ты стал отцом моего ребенка.

Кен сделал глубокий, продолжительный вдох.

– Отцом детей, – поправил он ее. – Во множественном числе.

Ингрид кивнула и снова зарылась лицом ему в грудь. Они надолго застыли в такой позе, плотно прижавшись друг к другу, предаваясь собственным мыслям. Затем Кен заговорил снова:

– Можно сделать вывод, что мы предложили друг другу вступить в брак?

– Думаю, что так, – прошептала Ингрид.

Кен рассмеялся, касаясь губами ее волос:

– Ты как будто чего-то боишься, дорогая.

Я действительно боюсь, хотелось ей сказать, но стараюсь этого не показывать. Она любила Кена сильнее, чем он ее. Как сложатся их отношения, когда он узнает о ней всю правду? Трудно поверить, что он ничего не замечает. Взять хотя бы ужасный ужин у отца Ралфа… Неужели он не обратил внимания на ее заикание? Но ничто, однако, не повлияло на его аппетит.

Вспоминая этот ужин, Ингрид крепко стискивала зубы. Отец Ралф беседовал с Кеном беспрерывно. Как выяснилось, у них нашлось немало общих интересов. Оба они неоднократно пытались втянуть ее в беседу, но она отделывалась односложными замечаниями. В конце концов они оставили ее в покое, и она сидела молча, правда, не получая от этого никакого удовольствия.

– Она устала, – сказал отец Ралф, стремясь найти оправдание ее непонятному молчанию.

Ингрид улыбнулась, но что-то в лице Кена заставило ее насторожиться. Очевидно, он подозревал, что за этим нежеланием говорить кроется нечто серьезное.

– Может, Ингрид опасается, что вы откроете мне какие-то страшные тайны, касающиеся ее, – проговорил Кен.

– У-ж-ж-асно боюсь, – ответила Ингрид и заулыбалась.

Оставшуюся часть вечера она держалась напряженно, опасаясь, что Кен обвинит ее в том, что она намеренно уходит от разговора. Имелась и другая опасность. Не подумал бы Кен, что она пытается выдать себя совсем не за того человека, которого все привыкли в ней видеть. Однако Кен ничего такого не подумал, и это лишь усилило в ней чувство вины оттого, что она не сказала ему правду.

Когда они приехали к Кену, то сразу же легли в постель. Он нежно ее целовал, гладил по голове, крепко прижимая к себе.

– Устала, бедняжка, – ласково шептал Кен. Сегодня я дам тебе возможность выспаться. Спи. А я буду держать тебя в своих объятиях.

Она вспомнила все, что было за ужином, и крепко, даже с каким-то отчаянием, прильнула к нему.

– Я люблю тебя, Ингрид Бьернсен. Люблю так, что это трудно выразить словами.