355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вениамин Гиршгорн » БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН » Текст книги (страница 2)
БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:06

Текст книги "БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН"


Автор книги: Вениамин Гиршгорн


Соавторы: Иосиф Келлер,Борис Липатов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

4

31 мая 1918 года Челябинск был внезапно захвачен чехами.

Сначала не поняли как и почему. На самом деле, трудно было уяснить, почему из чешских эшелонов, ожидавших третьих звонков для отправления дальше на Восток, повыскакивали вдруг солдаты, прошли в комендатуру станции и арестовали всех там находившихся. Так же просто небольшими отрядами в городе были захвачены казармы, и никто сразу не понял, зачем это все. К вечеру появились приказы:


«Ко всем честным гражданам:

Наши доблестные друзья – чехо-словаки… иго комиссаров… взяв в руки оружие… Все на фронт…»

На Екатеринбург! На Екатеринбург! Ближе к Москве… Колокольный звон сорока сороков, салюты, благословение народа… И бело-зеленые сибирские освободители повалили на север.

Вперед! Вперед! Вперед! Впереди – Екатеринбург. В Екатеринбурге есть дом на углу Вознесенского проспекта и переулка того же названия… Ипатьевский двухэтажный дом принадлежал Ипатьеву, екатеринбургскому подрядчику, и теперь в этом доме, окруженном высоким, наспех сколоченным дощатым забором, будками часовых-красноармейцев, заточен самодержец всея Руси, его императорское величество государь император Николай II. Вперед, солдаты! Вперед, на Екатеринбург! Этот дом должен стать вторым Ипатьевским монастырем. Вперед, солдаты. Не обращайте внимания на каламбуры истории – вперед на Екатеринбург.

Пусть смяты красные. Пусть пали Кыштым и Касли, пусть из Уфалея, через оставляемый Екатеринбург, промчались последние отряды дальше на север, пусть это тяжелая неизбежность, но отступавшие обещали:

«Мы скоро вернемся-а!…»

И они вернулись через год.

И постановление о расстреле Николая Романова и его семьи, и несколько револьверных выстрелов, заглушённых шумом автомобильного мотора, – разве это не слишком запоздалое эхо залпов 9 января и Ленской бойни?

И.один обугленный палец и несколько драгоценностей в куче пепла, где-то на торфяном болотце, – разве это не достаточно суровое завершение трехсотлетнего траурного шествия «Ипатьевский монастырь – Ипатьевский дом»?

Вперед, солдаты! Вперед – на Пермь! Не обращайте внимания на злые каламбуры истории, вы в них все равно ни черта не понимаете…

Вперед за эту, как ее там, единую, неделимую, скажем. Вперед…

Год прошел…

Белые – на излете.

5

Мы привыкли, что почти каждый вечер Роман в своей полупустой комнате корпел над чертежным столом.

В это время вступ к Роману был закрыт и все наши попытки товарищеского общения безжалостно и энергично пресекались; на наши возмущенные протесты и демонстративную навязчивость Роман, с завидным лаконизмом, неизменно отвечал:

– Все равно ничего в этом не понимаете…

Вначале мы обижались, но потом привыкли и примирились со своей участью «лирических профанов»… В такие вечера мы, отвергнутые, собирались у Келлера или у Липатова для несложного дружеского времяпрепровождения.

Однажды Гиршгорн пришел взволнованный и рассказал, что Романа только что арестовали агенты контрразведки. Они перерыли чертежи Романа, его бумаги, его вещи в поисках большевистских прокламаций, инструкций какого-то фантастического Повстанческого Совета и хотя ничего не нашли – все же повели с собой нашего друга.

Этот день начался грозой. Роман вскарабкался под потолок, но нет, сквозь маленькое решетчатое окно в глаза Романа смотрело веселое безоблачное небо. Грозы не было, была далекая глухая канонада.

Роман в камере один, другие постепенно уходили. Кто-то сидел наверху в роскошном кабинете и занимался вычитанием, скромное арифметическое число людей превращалось по выходе в именованное – расстрелянных или отпущенных. Последних было немного, ирония случая вывела в числе их одного известного налетчика, который ухитрился во время сна Романа прихватить его ботинки и пиджак…

Канонада была грузна и требовательна. Ее отголоски проглотили топот ног и передвигание шкапов. Забота стирает память, человек наверху, занимавшийся вычитанием, потерял среди втиснутых в портфель бумаг последнюю единичку – за нее уцепилась жизнь Романа, спрятался он сам; портфель захлопнулся, как захлопнулась дверь подвала, стекла задребезжали еще раз, и человек вышел.

– Вылазьте…

Голос был пуст и бесцветен. В нем была скучная обязанность, и только. Ни привета, ни иронии…

– Вылазьте…

Вышел один Роман – худой, обросший, полураздетый, грязный, со взлохмаченной головой – и на всякий случай сказал:

– Я американский подданный…

– Ладно уж там, подданный, вылазь кверху… Пошли…

Конвоир разговорчивости не проявлял, да и Роман не пытался говорить. О чем? Разве не убедительно плюхнулись выстрелы во дворе, когда они выходили из подвала?

– Торопитесь?

– А то как же, – мрачно сказал солдат, – дело ясное; неча миндальничать.

Вот и все.

Еще несколько шагов, небольшие формальности в комендатуре, а может быть, и совсем без них, и Роман подойдет к стенке и подумает: «Только сразу».

В конце коридора солдат остановился около двери, и только здесь Роман заметил, что у солдата гимнастерка без погон… Не понял.

– Сюда…

В углу стояло свернутое красное знамя, а за пишущей машинкой сутулился человек в шапке с красной звездой…


* * *

И вот Роман опять в своей полупустой комнате достает надежные старые документы, пролежавшие безработными год.

6

В начале марта 1922 года мы получили письмо:


«Послание к декабристам.

Дорогие мои, перестаю жить в Москве, перестаю пререкаться с домкомом дома № 14 по 2-й Тверской-Ямской за приспособление под собственный быт ванной комнаты, перестаю потому, что уезжаю.

Фактически я перестаю жить. Это не значит, что меня придется закапывать, и это совсем не значит, что я перестаю существовать. Мне очень хочется перескочить жизнь; жить в каком-нибудь 2000 году, но мысль, что я буду там самым отсталым человеком, удерживает меня.

Как вы живете, знаю из ваших писем. О себе писать нечего.

На днях уезжаю за границу, так как мне нужно закончить мою работу…

Если пропаду, возьмите мои вещи. Распорядитесь ими.

Не думаю, чтоб «до свидания».

Любящий вас Роман.

Москва, март, 22 г.

Сижу на Тверском бульваре, Александр Сергеевич смотрит, что я пишу».

Мы были встревожены, не знали, что предпринять; через четыре месяца мы получили второе и последнее письмо:


«Мои четвероногие друзья!

Когда вы будете читать эти строки, я – Роман Владычин, инженер-механик, электрик и проч. – уже буду находиться далеко от вас.

Продолжайте писать лирические стихи, диспутируйте о левом искусстве и иногда вспоминайте вашего старшего друга

Романа В. Берлин, 1922 г.

10 июля».

Мы открыли хранившийся у нас небольшой чемодан. Кучи тетрадей, свертки чертежей, газетные вырезки, книги. Разобраться во всем этом нам было невозможно. Не помогли никакие словари, никакие технические справочники.

Тогда мы осмелились обратиться к профессору Альберту Эйнштейну с просьбой просмотреть чертежи и записи Романа и дать о них отзыв.

Чрезвычайно любезный и скорый ответ профессора содержал подробный разбор работ нашего друга и кончался следующими словами:


«…теоретические выводы господина Владычина – блестящи, если не сказать гениальны. На очереди конструирование аппарата – труднейшая и ответственейшая задача предстоит г-ну Владычину.

Успешное разрешение ее осуществит наконец прекрасную мечту человечества о победе над временем».

Это письмо позволяет нам думать, что Роман Владычин находится сейчас вне времени, обозначенного ХХ веком, в котором живем и работаем мы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

…Полдюжины бравых наполеоновских канониров удивились, когда неожиданно и любовно оседлал Владычин гладкий ствол пушки.

«Ватерлоо!» – подумал Роман.

– Эй, молодчик, зря ты сюда забрался, – рявкнул канонир с закоптелой рожей и банником в руках, – у нас не так много орудий, чтобы на них кататься верхом!

Владычин, побуждаемый не столь окриком, сколь жжением в некоторой области, плохо защищаемой брюками, соскочил с пушки, и через секунду из дула ее с веселым свистом вырвалось ядро.

Ватерлоо!

Неуклюжие ядра носились в воздухе, бухали ружья, падали люди, вообще все было очень похоже на настоящее сражение.

Роман сделал несколько шагов ногами, обутыми в моднейший остроносый башмак ХХ столетия, ступил в разжиженную дождем глину.

Он попробовал сосредоточиться. Его растерянный вид и диковинный костюм уже привлекли любопытно-недружелюбные взгляды. Грянул новый выстрел, и Романа на мгновение обняли и ослепили клубы густого дыма. Роман зачихал, обстоятельно высморкался и окончательно пришел в себя.

Звякнули шпоры, и молодой офицер отчаянно закричал над самым его ухом:

– Qu'est ce que vous faites ici, monsieur? Repondez, alors! [1]1
  Что вы здесь делаете, месье? Отвечайте же! (фр.) (Здесь и далее примеч. ред.)


[Закрыть]

– Мне нужен император! Немедля проведите меня к императору!

– Но кто вы такой?… Откуда вы взялись?…

– Я спрыгнул с монгольфьера. Шар летит сейчас в сторону англичан. Но мне нужно к императору!

– Смею вас уверить, сударь, что вы увидите императора – немедленно! – иронически сказал офицер.

Двое рослых гренадер, повинуясь категорическому знаку, с категорическими лицами подошли к Владычину.

– В штаб! К императору!

– Который час, сударь? – спросил Роман.

– Первый, вероятно; но, сударь, вас ждут.

«Гм! – подумал Роман. – Значит, Ней уже без артиллерии. Надо поспешить на помощь Наполеону».

Ему подвели лошадь.

Цокали копыта, и навстречу росла группа деревьев с белым пятном – палаткой императора.

2

– В чем дело?

Роман вскинул глаза. Раззолоченная, забрызганная грязью фигура рыжеватого маршала показалась знакомой.

«Даву!»

– В чем дело, лейтенант? – скрипуче произнес Даву.

Офицер объяснил.

– Шпион… Расстрелять! – Даву повернулся, чтобы уйти.

Роман загородил ему дорогу:

– Имею я честь видеть маршала Даву? Маршал, у меня дело к императору. Мне необходимо видеть императора! Я спрыгнул со снизившегося воздушного шара – у меня важное сообщение, и я тороплюсь… Я очень тороплюсь, маршал.

– Но кто вы, сударь? Почему на вас такой странный костюм?

– Я из Америки, маршал. Я спрыгнул с воздушного шара. У меня срочное сообщение о расположении неприятеля.

– Хорошо. Я попытаюсь вам поверить. Идемте!

Пасмурный день лег в палатке скупым отсветом, брезентовые стены намокли от вчерашнего дождя, были они сырые и тяжелые, и, почти сливаясь с ними, тускло яснели в полумраке мундиры генералов.

Взволнованный и бледный, смотрел Роман на этих людей, что шли сквозь жизнь под наполеоновскими знаменами от победы к победе, бряцая оружием и славой что давно уже умерли и сгнили в тесной, тяжелой земле и что вот сейчас, сейчас стоят перед ним, стоят и смотрят пристально и пытливо…

И Владычин увидел кандидата на Св. Елену.

Классическая поза.

Быстрый взгляд.

Знак говорить.

И Роман, протянув Наполеону браунинг, сказал:

– Ваше величество! Вот мое оружие! Прикажите всем оставить палатку. Всего две минуты, но величайшей важности! Вы проиграли сражение, ваше величество!…

Наполеон недоумевающе вертел браунинг.

– Уйдите! – махнул он генералам.

Ветер кромсал и рвал палатку.

– Ну! – бросил Наполеон.

– Выше величество! – сказал Владычин ровным и серьезным голосом. – Ваше величество, приготовьтесь к великому для вас удару – вы проиграли все: битву, империю, свободу. Через полтора часа вам в тыл зайдет Бюлов, а за ним и Циттен. О да, да, я знаю, вы ждете, конечно, Груши – увы, ваше величество, он уже отрезан от вас. Пруссаки заняли дефиле и спешат к Сен-Ламберту! Я видел все с аэростата. Немедля пошлите две дивизии и захватите дефиле с этой стороны; топкие дороги не позволят пруссакам свернуть. Усильте наступление на центр англичан, бросьте туда всю вашу гвардию и отдайте Нею приказ не наступать так густо – у англичан убийственный огонь…

Император опустил голову.

Томительное молчание.

– Рустан! – крикнул Наполеон.

Громадный араб откинул полог палатки.

– Рустан! Возьми этого человека и…

– Ваше величество! – упругим прыжком очутился Владычин около Бонапарта и взволнованно зашептал ему на ухо: – Нельзя медлить!… Верьте, я единственный, кто знает сейчас точно все обстоятельства битвы.

– Рустан! – сказал Наполеон. – Возьми этого человека и обращайся с ним хорошо; очень может быть, что через два часа я его прикажу расстрелять! Введи генералов.

Роман передернул плечами.

Наполеон усмехнулся:

– Что ж делать, сударь? Ведь я всем рискую!

Генералы столпились у входа. Выражения лиц были подобающие моменту – несколько озабоченные, но отнюдь – отнюдь! – не безнадежные. О, наполеоновские генералы – крепкие люди!

Бонапарт отдавал приказания.

«Эге! – подумал Владычин торжествующе. – Эге! Послушался небось меня. Правильно, товарищ Наполеон!»

– Гвардию поведу я сам! – сказал Бонапарт.

– Ваше величество, по окончании сражения мы должны укрепиться в Льеже… Мы…

– Мы?! – оборвал Наполеон. – Я, хотите вы сказать… Молчите, если вас не спрашивают!

Но… после паузы Бонапарт произнес глухо:

– Действительно, необходимо укрепиться в Льеже… Генерал Монтен, вы слышали? Вы возвратитесь по Старо-Льежскому дефиле!

Генералы переглянулись.

Роман, взяв со стола браунинг, подошел к Наполеону.

– Ваше величество, в случае прямой опасности стрелять надо вот так…

Роман передернул ствол и нажал гашетку. Пуля впилась в землю.

– И так далее, – добавил Владычин, – нужно только нажимать.

Император покровительственно сунул револьвер в карман необъятного сюртука и, окруженный генералами, вышел.

– Прошу за мной, сударь! – проворчал Рустан. Они перешли в соседнюю палатку.

– Эй, черномазый страж! – сказал по-русски Роман и прибавил по-французски: – Я голоден, Рустан!…

Тот быстро достал из угла корзину.

«Бордо и холодная баранина! Неплохо!» – подумал Роман и приступил к своей первой закуске за восемьдесят лет до собственного рождения.


* * *

Плотно закусив и выпив, Роман раскинулся в широком кресле. Роман устал…

Необычен и прекрасен был этот день…

Совсем недавно, несколько часов назад, в предместье Брюсселя из гостиницы «Золотой лев» вышел человек с каким-то аппаратом под мышкой. Человек дошел до Ватерлооского поля, сел на камень и задумался. Дышал он глубоко и часто, как будто запыхался от быстрой ходьбы. Но это было не так… Путь еще только предстоял ему… Человек тронул что-то в своем аппарате…

И вот…

Битва при Ватерлоо!… Маршал Даву!… Наполеон!…

Роман задремал.

«Черт возьми, ведь я забыл заплатить по счету в отеле!… А Рустан совсем не такой, как у Сарду в „Мадам Сан-Жен“. Что будет завтра в газетах о Советской России?…»

Он заснул…

Спал он без снов… Какой лучший сон мог ему присниться, чем тот, который он видел наяву?…

3

Бюлову удалось сломить наполеоновские дивизии, но когда он прорвался к Сен-Ламберту, ему сообщили о полном разгроме Веллингтона, а через час поредевшие ряды немцев были атакованы победоносной гвардией. С тыла наседал вовремя извещенный Груши… Настроение Бюлова испортилось – и как назло ни Циттена, ни Блюхера.

Через несколько часов Бюлова уже допрашивал император французов.

Битва при Ватерлоо была выиграна. Новые лавры вплелись в триумфальный венец Наполеона. И, вопреки законам небесной механики, с первыми лучами рассвета взошла над миром звезда Романа Владычина…

18 июня Владычин переступил порог маленького крестьянского домика – нового штаба Наполеона.

Из-за стола, заваленного бумагами, радостный и возбужденный выскочил Наполеон и экспансивно заключил Романа в объятия.

– Вы молодец, сударь, – без вашего полета и ценных указаний я очутился бы в незавидном положении.

«Шар сыграл свою роль», – подумал Владычин.

– Однако я не знаю даже вашего имени… Роман назвал себя.

– Влядичии-н?! – переспросил Бонапарт. – Это русское имя?… – Император нахмурился.

– Да, ваше величество, я русского происхождения, но жил преимущественно в Америке… Я бонапартист, ваше величество…

– Бонапартист? Отлично! Вы, конечно, понимаете, месье Влядичин, что я не особенно симпатизирую русским… обстоятельствам!… И мне кажется, вам было бы удобнее называться… князь Ватерлоо!

Роман, желая скрыть улыбку, низко поклонился: рука императора потянулась к нему, и, не поднимая головы, Владычин увидал болтавшийся в петлице крестик Легиона.

– Это вам за смелый прыжок! – проговорил император, а группа маршалов дружно и сыгранно прокричала «виват!».

– Вы можете идти, – обратился к ним Наполеон. Император удержал за рукав новоиспеченного князя.

– Побудьте и расскажите мне ваши приключения… Садитесь, князь.

Роман сел.


* * *

– Расскажите мне о себе, князь. Все это необыкновенно интересует меня, князь! Садитесь, князь.

Наполеон явно подчеркивал свое благоволение к Владычину. Роман импровизировал:

– История моя необычайна и невероятна, как несравненны ваши подвиги, ваше величество, как изумительна та эпоха, в которой мы живем…

Ваше величество! Не удивитесь и не сочтите меня хвастуном, если я скажу, что в настоящее время я представляю собой совершенно исключительную техническую и научную силу… Вы поражены, сир? Я вижу недоумение на вашем лице!… О, ничего волшебного, ничего фантастического!… Сейчас я все разъясню.

Сир! Во время беспощадных европейских войн, в эту героическую и страшную пору, группа серьезнейших ученых – среди них был я, еще раз прошу простить мне мою нескромность, – образовала тайное общество адептов прогресса… Что? Вы не сторонник тайных обществ, сир? Но ведь это было совсем другое!… Да, да! Я продолжаю… Так вот… Мы удалились на один из Антильских островов – Пикатау. Там в спокойной и подобающей обстановке мы и работали… Важнейшие открытия, величайшие изобретения – вот результаты нашей, к несчастью кратковременной, жизни на Пикатау.

Однажды, когда я вернулся… простите, сир, я очень волнуюсь… Однажды, когда я вернулся из научной командировки, меня ждала ужасная новость – остров Пикатау оказался поглощенным океаном… Вулканическое происхождение!… Отчаяние мое было безгранично… Но что делать. Надо быть мужественным, не так ли? Я замечаю, сир, что и вы взволнованы участью моих несчастных коллег. О, я знал, что так будет.

У меня имеются записи всех моих работ и многих работ моих погибших друзей. Я жажду и могу отдать их человечеству и… вам, сир! Лишь с вашей помощью они найдут надлежащее применение.

За этой-то поддержкой я и обратился к вам, осмелился вас побеспокоить… И я счастлив, что попал так удачно и мог сообщить вам расположение фронта…

Моя участь в ваших руках, сир!

Роман замолчал.

Наполеон с минуту помедлил в кресле, потом с шумом поднялся и протянул Владычину руку…

«А здорово наворочено!» – подумал Роман.

4

– Разрешите, ваше величество, дать вам несколько практических советов, – осторожно сказал Владычин.

Наполеон посмотрел вопросительно.

– Я имею в виду осуществить победный маршрут Гамбург – Берлин – Вена, затем назад в Париж.

– Увы, это невозможно, князь, у меня нет армии для такой обширной экспедиции.

Роман непочтительно рассмеялся.

– Вот что, ваше величество… Вы не потеряли огнестрельную штучку, которую я дал вам?

Наполеон выдвинул ящик стола и достал браунинг.

– Прочтите, ваше величество, – сказал Роман.

Наполеон посмотрел надпись на стволе.

– Льеж! Как, он сделан в Льеже?!

– Гм! Но я предполагаю именно там организовать производство для нужд армии, – пробормотал Владычин. – Это конструкция одного из моих коллег – инженера, погибшего на Пикатау. Пистолет называется браунинг.

Роман вынул обойму и объяснил устройство.

– Не правда ли, какой прыжок от шомпольного пистолета, ваше величество!

– М-да!… Но ведь такой крошечный пороховой заряд мал, – скептически и лукаво заметил император.

(О, что касается оружия – он достаточно искушен!)

– У этих патронов снаряжение не пороховое, а динамитное, ваше величество…

– Дина…

– Динамит, ваше величество!

– Динамит… А… что это за динамит? – смущенно спросил Наполеон.

Роман поверхностно рассказал.

– У меня, – продолжал он, – приблизительно следующий план: я осмеливаюсь вам предложить обосноваться с армией в трех опорных пунктах – Намюр, Льеж, Маастрихт…

И Роман, вынув из кармана карту Европы, испещренную значками и цифрами, стал показывать:

– Здесь немцы, вот тут англичане, русских здесь столько-то, род оружия такой-то… (Точнейшие данные, выбранные Романом в 1922 году в Париже из ученых стратегических исследований, из исторических архивов – все было к услугам озадаченного корсиканца.)

«Конечно, Владычин может ошибаться, – думал Наполеон, – но у него чертовский нюх…»

Ординарец, потный от быстрой езды, протянул Наполеону пакет.

– Донесение! – закричал Наполеон. – Блюхер бежал к голландской границе, Веллингтон застрелился!… Это был храбрый воин, но все же… неуместный противник…

У Бонапарта своеобразное джентльменство.

– Ваше величество, обстоятельства нам благоприятствуют, – обратился к нему князь Ватерлоо, – поэтому…

Наполеон кашлянул.

– Я согласен, – сказал он.

«Как по маслу», – подумал Роман.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю