Текст книги "Легенды и предания о разбойниках, кладах и кладоискателях При- и Захоперского края"

Автор книги: Вениамин Апраксин

Глава 6
Легенды про Лохматый курган (бугор)

До настоящего времени Лохматый курган окутан тайной, про него ходят легенды.

Первую легенду я записал со слов уроженца и жителя х. Попов Валерия Георгиевича Шапрова, 1948 г. р., учителя: «После разгрома деникинской армии казак из х. Глухов жил с краю от х. Попов (по словам глуховского жителя Сысоева Николая, «…в Гражданскую войну эмигрировал за границу житель х. Глухов Василий Иванович Пономарев», – В. А.), вместе с эмигрантами попал в Турцию. Однажды на одном из базаров встретил нищего старика, который просил милостыню. Обличье и разговор выдавали в нем русского. Казак дал ему что мог, и тот поинтересовался, откуда он родом. Казак ответил, что он с Хоперского округа, из ст-цы Федосеевской, х. Глухов. Старик спросил: «Ты, сынок, наверное, знаешь Лохматый курган?» Получив утвердительный ответ, нищий сказал: «За твое доброе ко мне отношение я осчастливлю тебя на всю жизнь. Слушай, сынок, внимательно», – и он поведал ему следующую историю: Я помню места, про которые ты говоришь. Не знаю как сейчас, но в мое время это был лесистый край. В первой половине XIX века в районе Лохматого кургана располагалась ватага разбойных людей, вместе с ними был и я. Мы обирали купцов, которые ездили по Астраханскому шляху – это 20–25 км восточнее кургана. Частые грабежи беспокоили правительство. Против нас посылались карательные войска, но долгое время мы были неуловимы, так как случайно обнаруженные нами укрытия в Лохматом кургане позволяли нам надежно скрываться вместе с лошадьми. Кто сделал укрытия и когда – неизвестно, но я хорошо знаю, что тщательно замаскированный вход в курган был только в одном месте – в находящемся поблизости овраге возле большого дуба.

Войска не переставали нас тревожить, и мы были вынуждены уйти оттуда. Награбленное богатство мы взять с собой не могли, поэтому все лишнее спрятали в одном из тайников кургана. С большими потерями мы вырвались с тех мест, и лишь немногие из нас пробились за границу. Я вот доживаю свой век тут, назад, в Россию, мне уже не вернуться, а ты еще молод, и, может быть, удастся вернуться домой. Попробуй поищи клад. А для того, чтобы легче отыскать его, дай я тебе нарисую план…»

Под рукой бумаги не оказалось, и за неимением ее была использована 250-рублевая ассигнация, бывшая у казака. На ней старик иголкой выколол местоположение входа в овраге, укрытого в кургане, особо выделил место тайника. Прощаясь с казаком, предупредил: «Передвигаясь в кургане, надо держаться правой стенки, так как в середине некоторых переходов могут сохраниться ловчие ямы-колодцы, на дне которых песок-зыбун и заостренные вбитые колья. Опасайся этого, сорвешься вниз – считай пропал, а если и живой останешься, то все равно одному не выбраться оттуда».

Через некоторое время казак вернулся из эмиграции. По плану на купюре он не раз пробовал искать клад в кургане, но все попытки оказались тщетными. Крупный лес в овраге был вырублен на постройки и топливо, и на каком месте стоял большой дуб – неизвестно. Овраг же тянется на добрых полкилометра, и где находится в нем вход в укрытия Лохматого кургана – он так и не смог отыскать».

По слухам, 250-рублевую ассигнацию с планом казак хранил в псалтыре, но в 1976 г., когда у него побывал В. Г. Шапров, тот не нашел деньгу. В настоящее время казака в живых нет.

Вторую легенду я услышал от С. Н. Свинухова: «В 1906–1907 гг. в Польше в г. Бендене в 14-м полку служил глуховский казак Каехтин Григорий. Попался ему там старичок и спросил: «Откуда ты?» Каехтин ответил. «Ты должен знать Лохматый курган. Мы жили там и занимались грабежом. На кургане рос толстый дуб, а под ним зарыто золото».

Я сам слышал от него этот рассказ, но искал ли Каехтин золото – не знаю. Умер он перед Отечественной войной».

Третью легенду, чтобы не повторяться, я приведу дословно в 12-й главе. А далее расскажу, какие народы посягали на земли донских, хоперских, медведицких, бузулукских казаков, какие народы разбойничали в этом крае.

Глава 7
Незваный гость хуже татарина

Известно, что первоначально земледелия на Донщине в казачестве не было, более того, это даже преследовалось российским законом, дабы не отвлекать казаков от их прямой обязанности – военной службы. Помимо военной службы, охраны границ Войска, охраны своих станиц и хуторов, охоты за «зипунами», чем же они занимались? Волгоградский историк С. И. Рябов в своей книге «История родного края» пишет: «Основными отраслями хозяйства донских казаков в XVII – первой четверти XVIII вв., как и прежде, было скотоводство и рыболовство. Рыболовство получило наибольшее развитие в низовьях Дона, скотоводство на Среднем Дону. Но постоянные опустошительные набеги неприятеля сдерживали развитие скотоводства, и казаки вынуждены были пасти скот между лесом и болотом. Большие трудности испытывали казаки и в обеспечении скота кормом на зиму…»

Какого же «неприятеля» автор имел в виду? Ниже я рассужу, какие же народы посягали на земли донских, хоперских, медведицких, бузулукских казаков, какие народы разбойничали в этом крае. А начну я с татар, которые испокон веку были основным неприятелем не только Донщине, но и всей Руси.

История татар теряется в веках, от них, как считают ученые, произошли половцы, булгары.

Вкратце их история такова. Историческая литература рассказывает, что в XIII веке из степей Азии появляются кочевники-татары – народ магометанского вероисповедования, говорящий на нескольких тюрко-язычных диалектах. В 1223 г. татаро-монголы пришли на Русь. В 1242 г. в низовьях Волги и Дона, на р. Ахтубе, в Астраханской области они основали государство Золотая Орда. Столицей Золотоордынской империи стал Старый Сарай, или Сарай-Бату. В первой половине 14-го столетия хан Узбек решает перенести столицу, но произошло это при следующем хане, Берке. Новая столица возводилась на той же реке, только в окрестностях нынешнего села Царева Среднеахтубинского района Волгоградской области. Она получила название Новый Сарай, или Сарай-Берке. Население его достигало 100 тыс. человек, там жили разные народы: татаро-монголы, яссы, половцы, черкесы, византийцы, русские и др.

В 14-м столетии Хопер служил границей владений татарского ордынского ханства и Руси, в частности, Рязанского княжества.

В первой половине XV века Золотоордынское ханство фактически распалось на ряд самостоятельных ханств-осколков» – Астраханское, Казанское, Крымское, Ногайскую Орду и Большую Орду (последняя занимала территорию Нижнего Поволжья), существовавших, правда, недолго.

1480-й считался окончательным годом освобождения Руси от власти золотоордынских ханов. Ненавистное татаро-монгольское иго, длившееся почти 240 лет, было свергнуто. Но война русских с татарами на этом не закончилась. Отошедшие от Золотой Орды ханства-государства, обосновавшиеся на южных и юго-восточных рубежах от Руси, были еще сильны. Начиная с 1502 г. они продолжали разорять и опустошать ее пограничные области. Татарских набегов было бессчетно.

Прихоперский край с поселениями (в основном, казачьи станицы с возникающими хуторами) тоже не избежали татарских набегов. Б. С. Лащилин в своей книге «На родных просторах» (С. 88) приводит такие факты: «В 1644 г. крымские татары, во главе которых стоял царевич Кагла, пройдя степями и по рекам Дон и Хопер, разорили не только Прихоперье, но и большую часть Тамбовского края. Наиболее крупный из всех набегов совершили в 1717 г. кубанские и крымские татары. Они разграбили и разрушили ст-цу Урюпинскую и многие другие казачьи поселения на Хопре. Часть жителей попала к татарам в полон, была угнана и продана в рабство». «Всего кочевники в этот раз увели в плен 12 000 человек и 63 000 голов скота. Государству был нанесен убыток в 222657 руб. (цены XVIII в.)», – добавляет Гераклитов в «Указанном сочинении» (он использовал данные официальных донесений Петру I).

Надо заметить, что, по сведениям «Книги Большому чертежу» и проф. В. Н. Королева, для проникновения на захоперскую сторону татары (а также калмыки, черкесы и прочие разбойники) пользовались старинными «перелазами»: через Дон – в окрестностях Усть-Хоперской и ниже Казанской, а через Хопер – у Пристанского городка.

Но только с окончательным покорением Крыма (1739), Казани (1552), присоединением Азова (1769) набеги татарских кочевников навсегда прекратились, а в 1783 г. указ Екатерины II окончательно включает Крымское ханство в состав Российской Империи. Так спустя более чем пять веков закончилась героическая борьба русского народа против татаро-монгол и их последышей – татарских ханств.

Глава 8
Следы татар и легенды о татарских кладах

Всего более двухсот лет отделяют нас от золотоордынского времени, от последних татарских набегов на Русь, и это естественно должно сохраниться в памяти народа. Память – вещь цепкая. Действительно, на территории Кумылженского района, на при– и захоперской сторонах мною зафиксировано довольно много следов пребывания татар или каких-то родственных им народов золотоордынского времени.

Прежде всего это предания и легенды. К вышеописанному Лохматому кургану можно добавить, что в памяти народа он связан не только с разбойниками черкесами, но и разбойниками татарами. Об этом я уже приводил изустные сведения М. Ф. Саломатиной. О временах появления Федосеевского казачьего городка уместно добавить и сведения уроженца х. Долговский, а потом жителя х. Попов (оба в прошлом Федосеевского юрта, а ныне Кумылженского р-на) – Андрея Васильевича Молоканцева, 1892 г. р.: «Вокруг рыскали татары, когда казаки-разбойники, 12 семей, поселились в Займище, в низовьях Едовли, на Хорсеевом бугре и построили плетневую церковь».

Это татарские или тюрко-язычные слова, твердо вошедшие в казачий разговорный язык: атаман, есаул, юрт, улус, башлык, караул, басурман, товарищ, карга, толмач, деньги, кизяк, казан, ирян, ура и многие другие; пословицы про татар – незваный гость хуже татарина, как Мамай прошел, сидящего татарин берет.

Это географические названия местности: р. Бузулук, р. Елань, р. Кумылга, х. Чиганаки, х. Сарычи, станицы Букановская, Арчединская, Кепинская, Скуришенская, в низовьях Едовли озера Большая Татарка и Малая Татарка, балки Каргина в Первом (Филинском) Логу, Лохматый Темрюк и Голый Темрюк, в окрестностях х. Шакина.

Это случайные находки, зафиксированные по обеим сторонам Хопра – в частности, бронзовый божок из ст-цы Кумылженской; из нее же и х. Маноцкова (или Терсинцева) обломки металлических зеркал; из х. Шакина металлическая «тарелка» (от щита?); из ряда мест плосковидные стрелы, предметы конского снаряжения, остатки керамики, самодельные глиняные кирпичи, монеты и др.

Это остатки строений – мечети в ст-це Глазуновской и старом городке ст-це Титанской; остатки поселений ниже ст-цы Тепикинской, в окрестностях х. Ярской-1 (х. Чаплыженский), на Бурун-горе.

Это и захоронения. Так про вышеупомянутый Хорсеев бугор уроженец х. Саме кий, а потом житель ст-цы Слащевской Яков Семенович Земцов, 1910 г. р., говорил следующее: «По словам стариков, на нем когда-то у татар был наблюдательный пункт, а потом они в нем похоронили своего татарского полководца по имени Харсей».

По сведениям Кумылженского жителя Владимира Викторовича Перченко, 1963 г. р., «последняя глуховская жительница Кудинова Екатерина Павловна, 1925 г. р., говорила (и я это тоже слышал от нее. – В. А.), что в окрестностях Лохматого кургана, у барака была квадратная каменная стена, огорожа – по слухам, это татарское кладбище». По словам других старожилов, татарские кладбища будто бы были в ст-це Слащевской, в ст-це Федосеевской; в конце 20-х годов участники краеведческой экспедиции А. Ильиной и П. Шишкина отметили какое-то нехристианское кладбище возле х. Остроуховского.

Это и родословная связь кое-каких казачьих семей. Так, по словам вышеупомянутой М. Ф. Саломатиной, «В х. Ольховка уличная кличка Ульяновых (Митрошиных) была Мамаи – это потому что будто бы они произошли от татар, были дикие». Филинский житель Емельян Иосифович Чекменев, 1909 г. р.: «Слышал, что мои хуторяне Федосовы (по-уличному Крячи) ведут свою родословную от татар». Скулябинский старожил В. В. Рвачев: «Говорят, наши хуторяне Лопуховы и Филипповы ведут свой род от татар».

Это и позаимствованные у тюркских народов, широко распространенные в старину в казачестве изготовление войлока, отопительной трубки, своеобразная (напоминающая юрту) конструкция так называемых «погребиц» над погребами и старинными ледниками.

Что касается песенного жанра, то даже в самых старинных песнях нашего казачьего края я не нашел упоминания о татарах, за исключением одной короткой песни-колядки, записанной мной в 80-х годах в х. Попов и ст-це Федосеевской:

 
Мы лошадей справляли,
На лошадях за татарами гоняли,
За языки их цепляли…
 

Зато в Алексеевском районе, в дошедшем до нас изустном фольклоре цепкая людская память насельников из поколения в поколение сохранила и донесла до нас отголоски легенд и преданий о татарских кладах. Их концентрация в основном – Второй (Лутковский) Лог, который, как известно, является (одним из трех) левосторонним притоком Едовли (Первый Лог – Филинский и Третий Лог – Ольховский). Правду таят в себе эти легенды аль вымысел – кто знает, главное, они дошли до наших дней и, что интересно, татары в них чаще всего представляются разбойниками.

Легенда первая. Прямо на правобережье Второго (Лутковского) Лога, примерно в километре или полутора от бывшего х. Лобачи (в прошлом он относился к Зотовской ст-це) находилась Котловина (по-народному Котлина) с водой. По словам уроженца бывшего х. Голенкова, а потом жителя х. Скулябного Трехложанского сельсовета (оба хутора находились недалеко от х. Лобачи) Владимира Яковлевича Кузьмина, 1907 г. р.: «Население близлежащих хуторов этот водоем называли то Полынная музга, то Татарским, то Разбойничьим озером. Диаметром этот водоем был метров сто, берега несколько крутые, кругом росла сплошная полынь. До революции (да и после) ребятишками мы часто ходили купаться туда, воды там было в колено, местами – в пояс. А старики нам говорили, что раньше воды в этой музге было столько, что дна не доставали. Возле водоема хуторяне сажали огороды, коноплю. С коллективизацией в результате распашки степей Полынную музгу начало затягивать землей с ближних полей, и она стала пересыхать. Ныне от нее осталась падина 1,5 м глубиной, в которой растут две большие, уже обомшелые вербы. С весны в падине еще стоит паводковая вода, а летом все пересыхает».

«Название музги Полынная – понятно, а вот что значит два других названия – Татарское и Разбойничье?» – поинтересовался я у В. Я. Кузьмина.

«От стариков я слышал, – ответил он, – что на дне этой музги лежит бочонок с деньгами, который бросили туда разбойники, жившие здесь и обиравшие людей. Мой дед Кузьмин Григорий Васильевич (умер в революцию в 70 лет) с местными жителями пробовал искать щупом, копать на берегу и на мелководье, но ничего не нашел».

Вторую легенду про эту же музгу, в частности про название Разбойничья, мне поведал другой голенский уроженец, а ныне житель х. Скулябный Алексей Тимофеевич Чуреков, 1904 г. р. Вот его рассказ: «У нас в семье часто рассказывали, да я и сам помню такой случай. Примерно в 1910 г. заехали в х. Голенков и попросились ночевать к нам два татарина. Поговорили с моим отцом, а потом и спрашивают: «В вашем Логу ниже хутора Лобачи Полынная музга цела?» – и точно объяснили ее местонахождение. Дед говорит: «Цела, а что такое?» – «Я от своих дедов слышал, – начал один татарин, – что давным-давно наши предки шли военным обозом, нагруженные ценным добром». (Чем именно не сказали, но намекали, что «добра» много было. – В. А.). В наших местах татар стал нагонять неприятель, и, чтобы облегчить себя, они весь обоз сгрузили в эту музгу. Мы хотели покопаться в ней, но начальство не разрешало».

Характерно, что про клад в этой музге сохранилась еще одна легенда, правда, к татарам не относящаяся. О ней мне рассказал уроженец и житель х. Блинковского Иван Александрович Дьяконов, 1910 г. р., а также житель х. Кузнечинский Митрофан Илларионович Спиридонов, примерно 1910 г. р.: «В хуторе Кривском жила богатая семья по фамилии Махалины. В Гражданскую войну, отступая от красных, они (или их сын офицер) бросили в Разбойничий водоем бочонок или с деньгами, или с золотом. После люди пробовали искать эти богатства, но безрезультатно».

Рассказчик А. Т. Чуреков помнит еще один случай, происшедший в вышеупомянутом бывшем х. Лобачи. Этот рассказ я тоже записал и ниже привожу его полностью.

«Хутор Лобачи находился выше упомянутой Полынной, или Разбойничьей музги, на левобережье Второго (Лутковского) Лога.

Приблизительно летом 1916 г. в поместье Привалова, расположенного на косогоре, сделался провал земли. «Провалья» имела диаметр метров шесть, а глубину – дна не видать было. Мы, ребятишки, сбросили туда со стены-огорожи штук 50 камней (иные с ведро) и ни от одного не слышали стука падения. Яму тут же хуторяне обгородили и вызвали с Хоперского округа ученого чиновника. Он приехал, помню, был в форме, на фуражке кокарда и какая-то эмблема. По веревочной лестнице он спускался вниз, но достал ли дна или нет – не знаю. Выбравшись наверх, он сказал, что это ствол шахты, а может быть, вход в подземное убежище. А вырыли его ранее жившие тут татары. Они чего-то добывали под землей (может, руду какую, может, серебро, а скорее всего, что-то прятали там). Вход, по-видимому, был заложен дубовыми слегами. Как только они сгнили, так сразу же обрушились. «Ничего опасного нет, но чтоб люди и скот не срывались и не падали в яму – завалите ее», – сказал так чиновник и укатил.

По указанию хуторского атамана четыре хутора – Лобачи, Кривский, Голенков и Безымянка (ныне их нет) – в ближайших байраках срубили и спустили в яму возов тридцать леса, вдобавок сверху забутили ее навозом. В настоящее время на месте этой провальи неглубокая ямка».

Хутор Лобачи, как я писал, расположен на правобережье Второго (Лутковского) Лога. Но что интересно, аналогичный случай произошел ниже этого хутора, а точнее, на левобережье этого Лога, с левой стороны Заичкина оврага примерно в середине 70-х гг. прошлого века. В результате образовалась яма до 10 м в диаметре и глубиной до 15 м. «Смотреть туда жутковато, – вспоминает житель х. Сомский Константин Федорович Дегтярев, 1921 г. р. – По-моему, провал этот не что иное, как карст, т. е. пустота, возникшая в результате действия грунтовых вод на залегающие породы. А основными породами здесь – судя по выходу в Заичкином овраге – являются меловые известняки. Обращает на себя внимание такой факт, когда едешь по дороге, то примерно напротив карста под колесами создается глухой звук. Неужели под дорогой есть пустота?»

Как видим, «провальи» в Лобачах и возле Заичкина оврага засвидетельствованы в народе, но вот имеют ли эти явления какое отношение к татарам, или они обязаны своим происхождением природным процессам – вопрос спорный, и ответить на него могут только будущие научные исследования.

Глава 9
«Аллахов» народ – турки

Разбойничьи шайки татар были не одиноки. Помимо них нападения на Донщину, Запорожскую сечь (т. е. на южные окраины России) совершали другие известные враги христиан – турки. Что это за народ? Вот что об этом пишут в «Казачьем словаре-справочнике» (Сан-Ансельмо, Калифорния, США. 1969. Т. 2. С. 179): «Турки – народ, начавший движение из-за Каспийского моря в Малую Азию и Аравию в конце XI в. Вначале европейцы знали его под именем сельджуков, именем же Т. безраздельно наделяли угро-финнов, которых и скандинавские саги называли торкьярами и торкытами. Город Або сами финны называли именем Турку. У Константина Багрянородного Т. те же угро-финны, мадьяры. Сельджуков начинают называть турками, очевидно, во времена крестовых походов. С этим новым именем в 1356 г. Т. утверждаются в Галлиполи; в 1389 г. они подчиняют себе Сербию; в 1453 г. занимают Константинополь. После этого образуется Турецкая империя, раскинувшаяся от Ирана и Малой Азии и по всему Балканскому полуострову до границ Австрии и Венгрии.

В 1475 г. Т. появляются на Сев. Кавказе, а в 1492 г. торжествуют в Крыму и на всем Черноморском побережье. В нижнем течении Дона и Днепра их власть формально сохраняется до 1774 г. Эти земли они потеряли по мировому договору с Россией в Кучук Кайнарджи.

Будучи магометанами, Т. воспитывались в ненависти к каждому «неверному», и поэтому их продвижение повсюду сопровождалось насилиями и резней инаковерующих. От турецкой армии и следующих за ней фанатичных толп в 1486 г. сильно пострадал Сев. Кавказ и казачье население Черкасии. У казаков это отразилось в непримиримой ненависти к туркам. Ордынские казаки уходили от ханов, как только те признавали масть или покровительство турецкого султана, они присоединялись к вольным казачьим общинам и всеми силами вредили туркам. Так разорвали служилые отношения с татарскими владетелями перекопские и белгородские казаки. Они ушли от хана Мегли Гирея сразу после того, как он примирился с властью султана. Это и были первые запорожцы. Началась долгая эпоха их кровавой борьбы с турками. Много бед нанесли магометанам и донцы. Все это было результатом ненависти, родившейся после первой встречи с фанатическими мусульманами в стране Черкасии. И несмотря на это, султан принимал в свои границы всех казаков, которые по политическим или религиозным причинам должны были покинуть родную землю. Казаки пользовались этим неоднократно, жили в Задунайской Сечи, и Добрудже, и на озере Майнос».

К сожалению, материалов о турецких разбойных нападениях на земли донских казаков и, в частности, на хоперских в моем распоряжении нет. Единственное, чем я располагаю, это сведения профессора А. Н. Скрипова.

В своей книге «На просторах Дикого поля» (Ростов н/Д.: изд-во Рост, ун-та, 1973. С. 42) он пишет: «В XV–XVII веках русское государство подвергалось постоянным нападениям со стороны многочисленных врагов. Самыми непримиримыми и опасными из них были крымские татары и турки. Они систематически совершали набеги на окраины русских земель, грабили и уводили в плен население этих районов. Особенно часто разбойничьи орды кочевников появлялись на просторах донских степей. Но здесь они встречали всегда сокрушительный отпор со стороны казачьей вольницы».

«8 сентября 1684 г. турки проникли на Хопер и разорили три казачьих города. Женщин и детей увели в плен. В погоню за турками были посланы два казачьих отряда, которые настигли неприятеля между реками Торсью и Еланью. Произошел бой. Убитых и раненых турок оказалось 260 человек, в плен попало 48. У казаков раненых и убитых было 9 человек». (Там же. С. 62.)

В настоящее время на территории Кумылженского и Алексеевского районов всякая память о разбойных нападениях турок, легенды, слова, пословицы, географические названия, связанные с ними, а также намеки на клады (если они были) начисто выветрились из памяти народа. Единственное, что мне удалось записать, это сведения уроженца ст-цы Федосеевской, а потом жителя х. Попов – Виктора Павловича Усенкова, 193 0 г. р.: «Федосеевские жители братья Симоновы – Николай Ионович и Пимен Ионович – ведут свой род от турок». И еще. По сведениям уроженца х. Сарычи, а также жителя х. Попов Василия Евгеньевича Макарова, 1966 г. р.: «У моего деда – Макарова Иосифа Васильевича самым крепким ругательством были слова: „Ух ты, турок!"».

Кроме того, заслуживает внимания тот факт, что всякое представление о тяжелой работе у нас, в казачестве, ассоциируется со словом «каторга». Но мало кто знает, что на самом деле каторга – это турецкое судно XVI–XVII вв., где работали гребцами прикованные пленные.

Кроме того, ныне мало кому известно, что распространенное слово «курган» тоже турецкое и означает «крепость».

И наконец, упоминание о турках я нашел в фольклоре, точнее – в песенном жанре: три старинные казачьи песни, записанные мною на территории Захоперья, я привожу дословно.

* * *

 
Под местечком было Журжею[1]1
  Турецкая крепость Журжа на Дунае взята русскими войсками под командованием генерал-поручика Штофельна 4 февраля 1770 г.


[Закрыть]
Ярославской было земле,
Там стояла Шат – высокая гора,
Еще дюжая гора.
Как под этой горою
Долинушка широкая,
Как на этой на долинке
Березочка стояла,
Как под этой под березкой
Могилушка глубокая,
Как во этой во могилке
Там сосновый гроб стоял,
Как во этом во гробке
Тело белое лежало.
Тело белое, нетленное
Дундукова казака.
Он не убит, не зарезан,
А свинцовой пулей скрозь прострелен,
Его верная берданка
При боку лежит,
Его добрый конь
В головах стоит.
«Вставай, вставай, мой хозяин,
Из турецкой земли,
Все наши товарищи
На Дон тихий поушли,
Отцу-матери родным Печаль-горе понесли».
 

Песня записана 14.03.78 г. со слов М. И. Сиволобова, 1904 г. р., х. Ольховка

* * *

 
Просветил месяц
Долго, с вечера до полуночи,
С полуночи до белой зари,
Со белой зари до красна солнышка.
Не дает мне, младу,
Коня оседлать
И из гиена убежать,
Из туретчины.
 

Песня записана 15.06.81 г. со слов А. Т. Чурекова, 1904 г. р., х. Скулябный

* * *

 
Погиб, погиб аул Кавказа,
Погибли два брата родных,
Мой лук тугой,
Мой конь-орел крылатый,
Один, один остался я,
Один остался я на древе,
Как будто серый воробей.
Там хищный сокол летал над полями,
Как будто стая сизых голубей,
Не раз, не два в боях случалось,
Стрелял в меня донец,
Колол копьем –
Древко его ломалось,
Не раз пущал он свой злой свинец.
Скажи, султан, где панцирь делся,
Его ведь снял с меня донец,
Да ничей булат его не брал,
Насечка его была золотая,
А булат блестел, как в море волна.
 

Песня записана в 1978 г. со слов И. Т. Патрина, 1907 г. р., х. Попов, А. А. Ульянова, 1908 г. р., А. И. Петровой, 1899 г. р. х. Филяты

Мне кажется, приведенные старинные казачьи песни никакого отношения к разбойным турецким нападениям на наши края не имеют и возникли во времена русско-турецких баталий, в которых всегда участвовали и казаки.

После некоторых раздумий я решил включить в эту главу предание, которое поведал мне уроженец х. Блинков, а ныне житель х. Попов Александр Иванович Ульянов, 1936 г. р.

«Такое предание я слышал от своего дяди Ульянова Антона Федоровича, примерно 1914 г. р., когда он жил на восточной окраине х. Попов. Дядя слышал его от своего прапрадеда, а тот – от своего прапрадеда, так что это было давно, лет 200–300 назад, когда казаки несли дозоры, заслоны на южных границах Донской области. Ко всему прочему казаки тогда занимались разбоем: лошадей, скот угоняли у кавказцев (а они – у нас), жен воровали. Того первого прапрадеда звали вроде бы Федор Ульянов, родом он был из нынешней Ольховки, жил примерно на поместье Черкесова Ивана Тихоновича.

Так вот, когда этот прапрадед ехал с нарядом казаков по границе, увидел турчанку с кувшином на голове. Федор схватил ее, посадил с собой на коня и привез в свою Ольховку. Турчанка была очень красивая. Русский язык она не знала. Все хуторяне учили ее разговаривать. Она быстро все схватывала. Федор взял ее в жены, у них пошли дети. От того брака и пошел весь род Ульяновых. Их много потом разошлось по хуторам Кузнецы, Попов, Ольховка. Все были трудолюбивые, поэтому и зажиточно жили».