Текст книги "Осада дворца"

Автор книги: Вениамин Каверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Вокруг него столпились– красногвардейцы.

– Кто здесь у вас начальник в отряде?

– А вот стоит в воротах. Товарищ Кривенко!

Кривенко с досадой оттолкнул пулемет, убедившись в том, что сегодня стрелять из него все равно не удастся, и вышел.

– Вы начальник этого отряда?

– Да, я!

– Есть тут у вас в отряде артиллеристы?

Кривенко поднял голову и с усилием наморщил лоб.

– С арсенальных мастерских есть ребята. Еще пулеметчики.

– Нет, не пулеметчики, а артиллеристы?

– Кроме меня, в отряде, артиллеристов нет.

Человек в очках взбросил очки, на лоб и пристально посмотрел на Кривенко.

– Вы —моряк?

– Нет, не моряк... Я служил в артиллерии.

– В Петропавловской крепости какая-то путаница с орудиями, – быстро заговорил человек в очках. – Нужно немедленно начать артиллерийский обстрел Зимнего. Вам придется наладить это дело. Передайте кому-нибудь отряд и поезжайте со мною.

– Слушаюсь, – коротко ответил Кривенко.

Автомобиль остановили только один раз – у Троицкого моста. Давешний огромного роста моряк, передававший резервам распоряжение Военно-Революционного Комитета, направил внутрь автомобиля карманный фонарь.

Человек в очках зажмурил глаза от неожиданного света, с усилием открыл их и назвал моряка по имени.

– Ну да, да! В крепость!

Автомобиль поехал дальше.

Немного погодя спутник Кривенко, задремавший было, встрепенулся, спросил у Кривенки, как его зовут, и снова пробормотал что-то насчет того, что в Петропавловской крепости с артиллерией неладно.

Больше он ничего не сказал.

Он не сказал ни слова о том, что нужно было не только уметь стрелять из орудий, но также уметь жертвовать жизнью за революцию для того, чтобы открыть огонь по Зимнему дворцу из орудий Петропавловской крепости. .

Он не сказал ничего о том, что в Петропавловской крепости было сколько угодно артиллеристов, умеющих отлично стрелять из орудий, но они не желали жертвовать жизнью за революцию. А. те, которые готовы были пожертвовать жизнью за революцию, не умели стрелять из орудий.

Он ничего не сказал. Он сидел, забившись в угол автомобиля, надвинув шляпу на лоб, выглядывая из-под очков донельзя утомленными глазами.

ПЕРВЫЕ ОРУДИЯ РЕВОЛЮЦИИ

Старший крепостного патруля остановил автомобиль, спросил пропуск.

Кривенко тронул своего спутника за плечо.

– Приехали, кажется.

Тот, еще не очнувшись окончательно, схватился за револьвер, лежавший в кармане пальто, однако тотчас же пришел в себя и сонным движением руки пытался отворить дверцу автомобиля.

Усталость схватывала его. время от времени, как судорога.

Они оставили автомобиль у ворот и пошли пешком. Во дворе были те же лужи, бродили туда и назад солдаты, кое-где тускло горели фонари, с крепостных стен россыпью, видимо не целясь, стреляли из винтовок.

За те полчаса, которые прошли со времени получения ложных сведений о сдаче Зимнего, за стенами крепости не изменилось ничего. Только чей-то веселый звучный полос неподалеку от крепостных ворот пел песню:

Цыганочка черная,

Ты нам. погадай!

Это было так необычно, до такой степени не сходилось с пугливым светом фонарей, с этим коротким треском винтовок на крепостных стенах, что и Кривенко и человек в очках остановились и с удивлением посмотрели друг на друга.

Человек, певший про цыганочку, шел в нескольких шагах впереди них. При свете фонаря мелькнул ворот голландки и круглая матросская шапка, сдвинутая на затылок.

Цыганочка черная...

Он вдруг оборвал, посмотрел назад себя и остановился.

– Братишки, где тут комиссара найти?

– Должно быть, здесь, – ответил человек в очках, проходя мимо и указывая головой на двери гарнизонного клуба.

– Счастливо!..

Матрос захохотал беспричинно, сделал налево кругом и побежал вверх по лестнице.

На лестнице он обернулся и быстро заговорил:

– Здорово жарят, а! Никакого срока не дают жарят и жарят. Мы им в лен, они нам в капусту!

Кривенко и его спутник молча прошли мимо; он посмотрел на них с недоумением, придержал дверь ногой, с размаху вскочил в комнату и остановился, оглядывая всех находившихся в комнате выпуклыми голубыми глазами.

Он миновал патрульного красногвардейца, видимо только-что принесшего пакет и рассматривавшего с огорченным видом измотанные вдрызг сапоги, и остановился глазами на человеке, сидевшем за письменным столом; на столе не было ничего, кроме кольта,—справа и недопитого стакана чая, в котором плавала папироса,– слева.

Матрос двинулся было к столу, но человек в очках пересек ему дорогу и подошел первый.

– Известие о сдаче. Зимнего оказалось ложным.

– Да. Мне звонили. Спутали со штабом. Это штаб взяли.

Человек в очках указал на Кривенку.

– Вот... это для вас, товарищ Лобачев, – сказал он неопределенно, – объясните ему, пожалуйста, в чем дело. Он – артиллерист.

Лобачев поднялся и вышел из-за стола на середину комнаты.

– Вы говорили ему о том, что...

– Я ничего не говорил, – нехотя отозвался тот и сердито вытер мокрую щеку ладонью, – это уж вы будьте добры объяснить товарищу, что от него потребуется.

Лобачев обратился к Кривенке:

– В двух словах...

Он не окончил. Матрос сделал два шага вперед и со щегольской выправкой остановился перед комиссаром, мотнув по воздуху клешами и звонко щелкнув каблуками.

– Прислан с морского полигона в ваше, товарищ комиссар, распоряжение!

– Хорошо, – коротко ответил Лобачев, – так вот, значит, вы и этот товарищ...

Он вытащил из кармана мундштук и принялся прилаживать к нему толстую самокрутку.

– В двух словах: нужно возможно скорее открыть огонь по Зимнему. Здешние артиллеристы из крепости отказываются стрелять... Дело в том, что...

Он остановился, втиснув наконец самокрутку в мундштук и шаря по карманам за спичками.

– Дело в том, что орудия, по их словам, неисправны. То есть не только по их словам... Я обязан предупредить, – объяснил он, вдруг поднимая голову и вопросительно взглядывая на человека в очках.

– Разумеется, это ваша обязанность, – нетерпеливо проворчал тот.

– Орудия по видимому действительно неисправны. Здешние артиллеристы указывают на то, что некоторые части заржавели и с этими ... как их... с компрессорами тоже что-то неладно. Одним словом, стрельба из этих орудий сопряжена с большим риском. Так вот... если вы решаетесь, – закончил он и, найдя наконец спички, выпустил изо рта огромную струю вонючего дыма.

Губы у него чуть-чуть вздрагивали от волнения, которое он напрасно старался умерить.

– Нужно сперва орудия осмотреть... Может врут, что испорчены? – хмуро проворчал Кривенко.

Матрос без всякой причины подмигнул на него человеку в очках, встретившему это довольно равнодушно, и, делая серьезное лицо, спросил у Лобачева:

– Товарищ комиссар, орудия полевые или крепостные и какого калибра?

– Нолевые трехдюймовки.

– Ах ты дьявол! – вдруг удивился матрос,– из полевых ни разу не приходилось стрелять. Ну да ладно... Справимся.

– Справимся, а? – весело спросил он у Кривенко.

На дворе стало еще темнее. Шел дождь. Сильная ружейная перестрелка слышалась со стороны дворца, изредка, как швейная машина, начинал строчить пулемет.

Неподалеку от «лагерей» Кривенко спросил у матроса:

– Как тебя зовут?

– Спирькой! – весело ответил матрос.

– Да не Спирька, а фамилию скажи, – хмуро поправил Кривенко.

Матрос смешливо посмотрел на Кривенку и свистнул.

– Спиридон Матвеевич Голубков, моряк Второго Балтийского экипажа, по профессии комендор, по образованию – большевик!

Огромные голые ветлы показались за крепостными стенами, за кучами мусора торчали неуклюжие дула орудий.

Несколько солдат бродили возле них и, против всех артиллерийских законов, курили самокрутки.

В течение пятнадцати минут Кривенко и матрос с помощью солдат, державших фонари и лампы, готовивших пыжи,– протиравших тряпками каналы стволов, осматривали орудия.

Вслед за тем между ними произошел короткий разговор:

– Предохранителей нет, – сказал матрос.

– Ладно, нужно будет не сразу открывать затвор, – отвечал Кривенко.

– Выбрасывателей нет...

– Ладно, выбьем пробойником.

– Затворы испорчены...

– Ничего... сойдёт!

– У этих двух сорвана резьба.

– Ну и что, что сорвана! Пустяки!.....

– У этой трубка ударника раздута.

– Не беда!

Наконец матрос произнес самое страшное:

– И насчет компрессоров тоже... Не соврали!

Кривенко замедлил ответом.

– Да... Мало масла. Ну, что ж...

Матрос подошел к нему ближе и сказал негромко:

– Разорвет?.

Кривенко поднял на него глаза, – у матроса было серьезное и бледное лицо.

Он ответил сухо:

– Не знаю...

– Э, была не была! – высоким голосом закричал матрос. – Заряжаем!

Он открыл затвор первого орудия. -Кривенко-уже подносил к каналу ствола снаряд.

Так начался штурм.

ШТУРМ

В грохоте орудий и непрерывной сухой дроби пулеметов не слышно было топота шагов, Звона» оружия, слов приказа, которыми ротные и взводные командиры пытались внести хоть какой-нибудь порядок в движение солдатской массы.

Как черная река, заполняя всю улицу, шли солдаты.

В густой темноте отряд Кривенки вошел под: ’ арку на Морской и впервые за весь день увидел Дворцовую площадь.

Весь отряд на одно мгновение подался назад.

Площадь была озарена бледным, затуманенным светом; со всех сторон, со всех прилегающих, улиц неслись, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, цепи -солдат, красногвардейцев матросов.

Окна Зимнего были освещены; в этом свете-у баррикад видны были броневики, облепленные темной массой людей.

Без одного слова команды, без возгласов и без пения отряд продвинулся под аркой, вышел на открытое место и вдруг побежал вперед, пересекая Дворцовую площадь.

Высокий матрос стоял перед баррикадой и размахивал ручной гранатой. Трупы солдат валялись вокруг высоких штабелей дров.

Отряд не останавливаясь ни на одно мгновение, начал молча взбираться по скользким, вымокшим бревнам, падая и снова поднимаясь, крепко держа в руках свои винтовки.

Яркий свет лился из окон дворца, у главного входа возились с пулеметом, высокий, полный офицер бежал к баррикаде, размахивая рукой, вооруженной револьвером. Отряд, разбрасывая бревна, перекатываясь через штабеля, бросился к подъезду.

Здесь, на лестнице первого и второго этажей, солдаты теснили юнкеров стрелявших сверху.

Юнкера отступали все дальше и дальше вглубь дворца; стрельба прекращалась, только время от времени еще щелкали одиночные ружейные выстрелы.

И вдруг на, лестнице, среди беспорядочной толпы, началось какое-то движение; снизу отхлынули назад, сверху подались вперед,—толпа шпалерами расступилась вдоль перил.

Невысокого роста человек в очках и в фетровой шляпе торопливо шел, почти бежал по этому живому коридору.

Худощавый моряк, начальник кронштадтского

отряда, выбежал навстречу ему и, протолкавшись сквозь толпу, окликнул его по имени.

– Где Временное правительство? – спросил человек в очках.

– Во втором этаже, через три комнаты от Малахитового зала... Там еще...

– Что?

– Там еще юнкера... Не сдаются!

Они скрылись в толпе.

Небольшая колонна юнкеров – последняя гвардия Временного правительства—неподвижно стояла в караульной комнате, у дверей, за которыми тринадцать министров, с упорством, достойным лучшего применения, все еще играли свою пьесу, не замечая, что занавес уже давно опустился. Вся колонна держала винтовки на изготовку и ни одним словом не отвечала на бешеные крики, которыми толпа, втиснувшаяся вслед за человеком в очках в караульную комнату, встретила это последнее препятствие,

И вдруг все смолкло. Человек в очках поднял руку. ^;

– Товарищи! Не нужно крови! Сопротивление бесполезно! Положите оружие! Временное правительство здесь?

Один из юнкеров за спиною своих товарищей открыл дверь в кабинет и вытянулся на пороге во фронт.

– Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство!

Он молча, взяв руку под козырек, выслушал ответ и, повернувшись, прошел сквозь колонну.

Человек в очках, подняв голову, смотрел ему в лицо, сощурив глаза, положив руку на кобуру револьвера.

– ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ПРОСИТ СООБЩИТЬ, ЧТО ОНО УСТУПАЕТ СИЛЕ И СДАЕТСЯ!

notes

1

Ультиматум – последнее решительное требование.