Текст книги "Сколько стоит любовь?"
Автор книги: Велла Манн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Кажется, вы хотели рассказать мне о работе.
2
Теперь, немного согревшись, Сирена воспользовалась моментом, чтобы оглядеться в апартаментах, к которым вела такая шаткая лестница. Уж на что, на что, а на картинку из журнала «Дом и сад» квартирка не походила. Правда, мебель была в приличном состоянии, и пахло внутри так, словно дом только что проветривали, но сама постройка явно нуждалась в ремонте. Похоже было, что крошечный закуток, где помещалась кухня, пристроили позже. Сквозь открытую дверь она увидела маленькую спальню с широкой кроватью, комодом и письменным столом. Больше места там почти не оставалось.
Грейнджа интересовало совсем другое.
– Вы меня на слышите? – спросил он. Он сел и стал стягивать сапоги, не отрывая от нее взгляда. – Что у вас за работа?
– Была. Прошедшее время. Этот распутный подонок, который меня нанял, называл ее карьерой.
– Это для меня новость.
Сирена нахмурилась.
– Что именно?
– Называть то, чем вы занимаетесь, карьерой.
– О чем вы говорите? – Она подняла руку словно для того, чтобы стереть с его лица насмешливую ухмылку. – Вы же понятия не имеете, чем я занимаюсь.
Взгляд Грейнджа остановился на блестящем свитере, который не столько скрывал, сколько выставлял напоказ то, что находилось под ним, и Сирена вдруг поняла, о чем он говорит.
– Вы подумали… Господи, вы подумали..
– А что еще мне могло прийти в голову?
– Так вот – выкиньте это из головы. – Сию же секунду развернуться и… Но нет, никакими силами она не могла себя заставить снова выйти на мороз. Она попыталсь оттянуть свитер, чтобы он не так облегал тело. Отвалился еще один ярко-красный ноготь. Значит, вот на кого я похожа.
– Я не проститутка. Никогда не была и не буду.
– Но вы, наверное, понимаете, что мне было довольно легко впасть в заблуждение?
Подавив смешок, Сирена повернулась боком к нагревателю. Дрожь все не унималась.
– Чтобы расставить все по местам, я вам кое-что объясню, хотя вовсе не обязана этого делать. Меня всегда интересовал театр – особенно то, что происходит за сценой, постановка. В этом нет ничего удивительного, ведь мой отец был актером. Париж, Нью-Йорк, Лондон, Лос-Анджелес – он работал везде, где можно было найти работу. Я участвовала во всех школьных постановках, занималась освещением, костюмами, реквизитом – словом, всем, для чего не надо было появляться перед публикой.
– И что, нынче костюмерши вот в таком виде и расхаживают?
– Да нет. – Сирена присела на ручку дивана и начала безуспешное сражение со шнурками. – Ног совсем не чувствую. А что до вашего вопроса – на этом-то все и сломалось. Я думала, что Сеймор предлагает именно то, что он предлагал.
– Сеймор?
– Один так называемый режиссер, с которым мне пришлось расстаться сегодня утром. Мне сказали, что он работает над мьюзиклом. Ревю с сюжетом. Бездна смысла. Исследование человеческих отношений. Не смейтесь, – предупредила она. – Я действительно купилась.
– Разве я сказал хоть слово?
Он не сказал, но все можно было прочесть в его взгляде. «Легковерная дурочка» – вот что говорили его глаза.
– Ну, все равно. – Сирена пожала плечами и тут же пожалела об этом: свитер слишком обтягивал тело. Но больше надеть было нечего.
– Я нанялась к нему, чтобы узнать побольше об освещении. Предполагалось, что средства на постановку не ограничены, звуковое оформление по последнему слову техники и все такое… – Она оторвала последние оставшиеся ногти, которые только мешали развязывать мокрые шнурки. – А вместо этого я влипла в кордебалет, где надо было задирать все, что задирается. Сеймор сказал, что это только на несколько дней, пока они не наберут достаточно девушек. Несколько дней вылились в неделю, потом в две. Платили неплохо, но… – Она не отвела взгляда. В конце концов, она не делала ничего, чего следовало бы стыдиться. – Думаю, мне не стоит объяснять, что должны были делать девушки, чтобы получать эти деньги. Самое трудное было увиливать от лап Сеймора.
– Я так понимаю, что вам мало что удалось узнать об освещении?
– Вы угадали. В конце концов я поставила вопрос ребром – или он перестает меня эксплуатировать, или я ухожу. – Сирена озабоченно уставилась на свои кроссовки: пожалуй, она раньше замерзнет, чем из них вылезет. – Ну, и ушла.
– И попала прямо в снежную бурю на неисправной машине. А я-то еще думал, что у это меня денек выдался паршивей некуда. Дайте-ка я вам помогу, а то как бы мне не остаться с хладным трупом на руках.
С этими словами он присел на корточки, обхватил ее лодыжку сильными теплыми пальцами и поставил ее ступню себе на бедро. Несмотря на двойную матерчатую преграду, она почувствовала восхитительное тепло, идущее от его тела. А его пальцы на щиколотке… Нет, не смей об этом думать.
Но не думать об этом было очень трудно.
Когда Грейнджу наконец удалось стащить кроссовку, ее закоченевшая нога осталась на прежнем месте, и она не стремилась ее убрать. Его живое тепло было лучше любого обогревателя.
– Итак, вы уволились. А что теперь?
Теперь? О чем мы говорили?
Грейндж медленно стянул с ее ноги носок, так же медленно прошелся пальцами по ступне. Опасный массаж, но как же это было приятно!
– Теперь я найду какую-нибудь другую работу, – наконец пробормотала Сирена, отводя глаза от его насмешливого взгляда.
– Какую?
– Какую угодно. Этому я тоже научилась у отца: когда надо заработать на жизнь, берись за любое дело. Я работала у юриста, у продавца подержанных автомобилей, у помощника шерифа, продавала недвижимость. Это было очень скучное занятие. Еще я помогала двум архитекторам, вела переписку у дизайнера и даже работала с человеком, который угодил в тюрьму за уклонение от налогов.
– Столько всего?
Сирена кивнула.
– У одной дамы была фантастическая компьютерная программа, которую она пыталась продать. Мы с ней понимали, что это произведет настоящую революцию в страховом деле. Только из-за волокиты с патентом ничего не вышло. А потом я решила попробовать что-нибудь новенькое.
– Вы пытаетесь установить мировой рекорд по количеству мест работы?
– Я понимаю, что складывается именно такое впечатление. Отец, в конце концов научился делать то, что ему нравилось, и при этом платить по счетам. Он даже умудрялся заниматься своим хобби – собирать коллекцию. Я пока еще не достигла такого успеха, но когда-нибудь…
– А тем временем вы хватаетесь за что придется?
Сирене не очень понравилась такая формулировка.
– Не вижу тут ничего плохого. Папа был цыганом, и я цыганка.
– Ну какая же из вас цыганка?
– А что?
– Цыганки черноволосые, по крайней мере в фильмах.
– Нельзя верить всему, что показывают в фильмах. Это порождает иллюзии. Хотя мой отец всегда жил иллюзиями и меня тем же заразил.
Грейндж разминал ей пальцы. Потом он мягко и сильно нажал большими пальцами на подъем, и каждая клетка ее тела откликнулась на это нажатие. Надо его остановить…
Но было уже поздно. Его пальцы поползли вверх. Она почувствовала их на щиколотке, потом на икре. Он тщательно массировал каждый дюйм ноги, поднимаясь все выше, пока не добрался до колена. Сирена закрыла глаза. Электричество, подумала она. У него электрические руки.
– Я вас усыпил?
Сирена с усилием выпрямилась.
– Нет, нет, я просто задумалась.
– О чем?
– Я подумала, что завтра мне надо добраться до мамы. – Сирена высвободила ногу, но, когда он наклонился и взялся за другую, не остановила его. – После развода она снова вышла замуж. Он адвокат, и неплохой. А у мамы агентство по продаже недвижимости. Когда мать с отцом развелись, мне было тринадцать. И никто даже не подозревал, что у нее такие деловые способности.
– Гмм. – Грейндж медленно стащил с пятки вторую мокрую кроссовку. – Значит, тринадцать лет вы путешествовали вместе с родителями. Жизнь на колесах?
Трудно было понять, одобряет он это или порицает.
– Можно сказать и так. Если я правильно помню, я сменила одиннадцать начальных школ и шесть средних после развода родителей. Я бегло говорю по-испански, по-французски и по-немецки, и если надо, могу сойти за австралийку.
– А вам накогда не хотелось пустить корни?
Мать тоже не раз задавала ей этот вопрос.
– Когда как, – ответила Сирена, в то время как Грейндж начал массировать вторую ногу. Надо каким-то образом скрыть, какое впечатление это на нее производит. – Если бы у меня был такой вот дом, как этот, может быть, и захотелось бы.
Грейндж рассмеялся.
– Это квартирка для прислуги. А я здесь всего два дня и не собираюсь задерживаться больше, чем будет необходимо.
– Необходимо?
Грейндж водил подушечками пальцев по щиколотке, затем по икре, закатывая вверх промокшие слаксы. Почувствовав, что она вот-вот начнет извиваться от этих прикосновений, Сирена стиснула зубы.
– Я здесь потому, что мой дядюшка Гэллам старый упрямец и у него сейчас грипп.
Сирена хотела послушать про дядю Гэллама и про то, что заставило человека из Сан-Франциско поселиться в старой квартирке над захудалой станцией. Ей хотелось узнать также, чем он зарабатывает на жизнь, один ли он сюда приехал и нельзя ли попросить его не выпускать ее ногу из рук всю оставшуюся жизнь. К несчастью, именно в этот миг ее пустой желудок во всеуслышание объявил, что завтрак был давным-давно.
Грейндж засмеялся.
– И я чувствую точно то же самое. Кроме того, я же обещал вам горячий шоколад.
Сирене еще были нужны горячий душ и чистая сухая одежда. Желание избавиться от мокрого тряпья перечеркнуло последние сомнения относительно того, стоит ли ей здесь оставаться.
– Здесь есть горячая вода?
– Слава Богу, да. Еще утром я принимал душ. А почему вы спрашиваете?
Неужели это так трудно понять?
– Да потому, что я готова отдать все на свете за горячий душ. – Сирена оглядела себя. Черт возьми, она все равно что голая. – Горячий душ и что-нибудь надеть. – Она взглянула в ближайшее окно. Судя по тому, что она там увидела, снегопад не прекратился. – Проклятье! Все мои вещи в багажнике.
– Не стоит беспокоиться. Я сейчас что-нибудь подыщу, – сказал Грейндж и отпустил ее ногу.
– Да нет, это необязательно.
– Обязательно. Иначе одному из нас придется вылезать наружу. Сражаться с вьюгой, надевать мокрую обувь. – Он покосился на свои разбухшие от воды сапоги. – Знаете что, полезайте-ка в ванну, а я тем временем состряпаю какую-нибудь еду.
Плачевный опыт общения с Сеймором подсказывал Сирене, что в этом предложении может таиться нечто подозрительное. Но она так вымоталась. Машина все равно была не на ходу. Она не могла добраться до своих вещей, не выходя на мороз. А здесь было так тепло и сухо… и Грейндж уже открывал холодильник.
– Вы уверены, что с моей «тойотой» ничего не случится?
– Абсолютно. Вряд ли воры рискнут высунуть нос на улицу в такую ночь.
– Надеюсь. Все мое достояние лежит в этой машине.
– Достояние?
– Я говорю о вещах, которые коллекционировал мой отец. Если с ними что-нибудь случится… – Она не закончила фразы.
– Все будет в порядке, поверьте моему слову. Если верить синоптикам, метель продлится всю ночь.
– Вы правы, – сказала она более для себя самой, нежели для него.
Кто-то – возможно, сам Грейндж – постарался привести ванную комнату в соответствие с гигиеническими нормами. Старомодная ванна сияла, а в воздухе стоял запах чистящих средств. На полу лежал новый пушистый коврик, огромные купальные полотенца были неправдоподобно мягкими на ощупь. Прикрыв за собой дверь, Сирена поспешно стащила одежду, бросила ее на пол и снова была приятно удивлена, обнаружив новый наконечник на старом, но исправном душе.
Грейдж сказал правду: в горячей воде недостатка не было. Представляя себе, как она сейчас выльет на голову целый флакон шампуня, а на застывшее тело хлынут горячие струйки, Сирена отодвинула пластиковую штору и шагнула в ванну.
Десять минут спустя, после того, как она вымыла шампунем голову, щедро намылила тело и с наслаждением плескалась под горячим душем, дверь в ванную открылась. Ее глаза расширились, и она отпрянула от занавески.
– Что вы здесь делаете? Я же закрыла дверь.
– Успокойтесь. Я просто подумал, что вы заснули. Вот вам одеяло.
– Одеяло? – Она всмотрелась в расплывчатый силуэт за занавеской. Он стоял с протянутыми руками и смотрел на нее.
– Вместо одежды. Ту, что вы сняли, надеть нельзя. Не представляю, что с ней делать. Моя тетя Герти обещала постирать. Может быть…
– Эти тряпки все равно уже никуда не годятся, – поспешно проговорила Сирена, направляя душ на занавеску, чтобы укрыться за водой. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы тетушка Грейнджа стирала ее усыпанный блестками свитер. – Пусть пока полежат.
– А белье? Что вы с ним собираетесь делать?
Сирена подумала о своем бюстгальтере, состоявшем больше из кружева, чем из материи, и о крошечных трусиках. Она не сомневалась, что Грейндж теперь увидел все, и это касалось не только ее белья, но и ее самой.
– Это уж моя забота – постираю и высушу.
– Ну как хотите. Вам что-нибудь еще нужно? Может быть, потереть спину?
– Нет, спасибо. Послушайте, вы не хотите удалиться?
– Не знаю. Не так уж часто у меня в ванной оказывается обнаженная женщина. С юппи этого обычно не случается.
– А вы юппи?
– Дядя Гэллам говорит, что да. В его устах это звучит как комплимент.
Если бы она не слышала смеха в его голосе и не видела, что он отошел подальше, к самой двери, она бы запаниковала.
– Юппи не пялятся на женщин, стоящих под душем. Что тогда о них станут говорить в клубе?
– В клубе наверняка захотят узнать, как это мне так повезло. Сирена, похоже, вы плохо знакомы с юппи. И с клубами.
– И не имею намерения знакомиться ближе. Будьте добры, выметайтесь отсюда.
Грейндж шумно вздохнул.
– Вам только бы лишить человека удовольствия. Обед на плите. Поторапливайтесь.
Он ушел. Сирена должна была бы почувствовать облегчение. Она и почувствовала. Но неужели он нашел ее настолько неинтересной, что предпочел удалиться на кухню? Возможно, признала она. Впрочем, что взять с мужчины, который мог предположить, что она будет рада весь вечер проходить, завернувшись в старое колючее одеяло.
Однако Сирене пришлось изменить свое мнение, когда она поняла, что сделал Грейндж. Да, он оставил для нее старое армейское одеяло, но под ним скрывалась стопка одежды. Там были мягкая фланелевая рубашка, толстые носки и хлопчатобумажные спортивные брюки. Не самое роскошное одеяние, но в ту минуту ей казалось, что лучше ничего и быть не может. Одеяло было всего лишь еще одним свидетельством его чувства юмора. Юппи? Возможно. Но не только.
Вытеревшись и подсушив полотенцем волосы настолько, что их стало можно уложить в некое подобие прически, она оделась. Она уже собиралась выйти из ванной, но вдруг остановилась, закатала повыше штанины и завернулась в одеяло так, чтобы казалось, что под ним больше ничего нет.
В кухне стоял запах жареного лука. Сирена остановилась на пороге и стала наблюдать. Насколько она могла понять, Грейндж пытался приготовить соте. Но конфорка перекалилась, и все уже подгорало.
– Давайте я вас сменю, а вы примите душ, – предложила Сирена. – Горячая вода еще осталась.
Грейндж обернулся. Он даже не вытер волосы, теперь они падали на лоб и словно нуждались в женской руке, которая бы откинула их назад. Отросшая щетина придавала ему мрачноватый и таинственный вид, а глаза были воспалены от резкого ветра. Он стоял на полу босиком и, что хуже всего, успел снять рубашку.
Грейндж вовсе не был худым, как показалось вначале Сирене. Конечно, он не дотягивал до чемпиона мира по бодибилдингу, но пожаловаться было не на что. Под кожей вырисовывались выпуклые мышцы. У него была широкая грудь, слегка поросшая темными мягкими курчавыми волосами, и тонкая талия, которую с радостью обвила бы руками любая женщина. Неудивительно, что он еще держался на ногах после того, как несколько часов подряд разрывался на части, выполняя требования обезумевших клиентов. В теле, о котором так заботятся, должен быть большой запас сил.
Эта мысль подействовала на Сирену не хуже горячего душа: по телу пробежала теплая волна.
– Мне надо закончить, – ответил Грейндж.
Сирена уловила носом запах горящего масла. Она подошла ближе.
– Давайте я это сделаю. Пожалуйста.
Грейндж застыл на месте, открыв рот от изумления. Она накинула на себя это старое одеяло, которое он в шутку принес в ванную. Мысль о том, что под ним нет ничего, кроме голого тела, была интригующей, но ему еще никогда в жизни не приходилось делить такую маленькую квартирку с обнаженной незнакомкой. Каковы в этом случае правила игры? Что бы посоветовала по этому поводу Мисс Хорошие Манеры?
– А цыганки умеют готовить? – наконец выдавил он из себя.
– Приходится.
– А вот я полный профан. Может быть, мне следовало бы посвятить себя искусству кулинарии, а не давать консультации по финансовым вопросам. – Грейндж протянул ей деревянную ложку. Сирена потянулась за ней, так что из-под толстой ткани одеяла показалась обнаженная рука. – Какое изысканное одеяние.
– И я так думаю. – Поскольку Грейндж не сводил с нее глаз, Сирена решила проверить, многому ли она научилась, наблюдая за игрой отца. Она сделала вид, что с трудом удерживает одеяло.
Глаза Грейнджа расширились.
– Я ведь оставил вам одежду.
Сирена пожала плечами, и при этом движении одеяло едва не соскользнуло.
– Правда? А я подумала, что одежда для вас.
– Гмм. Вам удобно?
– Ну, как вам сказать… Вообще-то, как только я достаточно согреюсь, мне тут же придется от него избавиться. Оно такое колючее.
– Колючее? Да-а. Серьезная проблема. Хотите, я буду помогать вам его держать?
Сирена оценила шутку.
– Я думаю, отвечать не стоит. Как это называется? – Она указала подбородком на плиту.
– Скорее всего, никак. Я просто решил подогреть все, что нашел в холодильнике. Ну что ж, если, по-вашему, горячей воды еще достаточно… – Он подмигнул и вышел из комнаты.
Для специалиста по постановочным эффектам получилось не так уж плохо, подумала Сирена, сбрасывая одеяло на спинку ближайшего стула. Роль соблазнительницы сыграна с блеском. Она взялась за дело, пытаясь догадаться, что собирался приготовить Грейндж. Кое-как добившись того, чтобы безымянная масса стала пригодной к употреблению, Сирена вспомнила слова Грейнджа. Консультант по финансовым вопросам? Она с трудом представляла себе его в этой роли, и само название наводило скуку. Чем, собственно говоря, занимаются консультанты по финансовым вопросам? Помогают людям считать деньги? Вот ей никогда не требовались такого рода услуги. Лишние деньги появились у нее всего один раз в жизни, две недели назад – когда она выиграла сто долларов у «однорукого бандита». Она потратила их на новые покрышки.
– Здесь нет никакой тайны. – Грейндж надеялся, что Сирена не ждет от него комплиментов по поводу смеси риса и овощей. Она сидела напротив него и казалась полной сил и здоровья в этой тонкой хлопковой рубахе, мягко облегавшей полную, упругую, ничем не стесненную грудь. С трудом отведя взгляд, он решительно ткнул вилкой в еду. Кто бы там ни говорил, что холодный душ снимает возбуждение, это полная чепуха. Он считал, что и так уже выбился из нормальной колеи, сражаясь с дядей и тетей, а тут еще в городок занесло Сирену Айсом – женщину, совершенно непохожую на других. – Я работаю в банке в Сан-Франциско и помогаю людям планировать бюджет – от платы за обучение детей до надежной пенсии. Банк сейчас разработал очень удобную систему СВ. И конечно…
– Стоп, стоп, – засмеялась Сирена и подняла руку. – Я уже запуталась. Что такое СВ?
Грейндж сконфуженно улыбнулся.
– Извините, я слишком увлекся. СВ – это «срочный вклад», – объяснил он и продолжал: – Не скажу, что в этом случае капитал растет так же быстро, как если был бы вложен в золотые прииски. Но ведь инвестиции в иностранные предприятия довольно рискованны. Я всегда советую своим клиентам держаться от них подальше. А если они настаивают на том, чтобы вложить деньги в предприятие, находящееся вне сферы деятельности банка, я предлагаю ограниченное партнерство и…
– Ограниченное партнерство? Это не то же самое, что быть немного беременной?
– Что?
– Это шутка.
– Я так и подумал. Так вот, вам бы я рекомендовал…
– Не беспокойтесь. Сегодняшние чаевые и остатки того, что мне заплатил бывший босс, – вот все, чем я располагаю.
– Извините.
Сирена нахмурилась.
– Извините? Почему вы извиняетесь?
– Потому что одинокий человек, вроде вас не должен рассчитывать только на чековую книжку. А если вы заболеете и не сможете работать?
– Я не собираюсь болеть. Знаете, я высоко ценю вашу заботу, но не могу следовать вашим советам. Ведь до сих пор все обходилось.
– Хотелось бы верить. – Грейндж взял в рот кусок, пожевал и проглотил. По крайней мере, попытался проглотить. Что ни говори, с ним происходит что-то странное. Подумать только, он, Грейндж Ланкастер, заливает бензин и ютится в квартирке размером с его кабинет, только потому, что тетя и дядя упорно не желают прислушаться к голосу разума. Но самое удивительное, что он почему-то не имеет ничего против… пока эта цыганка с серебристыми волосами согласна делить с ним его заточение. – Похоже, что вопросы инвестиций вас мало занимали.
– То, что они меня никогда не занимали, не означает, что я слишком глупа, чтобы в них разобраться, – отпарировала Сирена. – Ну хорошо, если у меня появятся лишние деньги, что бы вы посоветовали с ними сделать?
– Но у вас их нет?
– Предположим, что есть. Я просто хочу услышать, что вы мне ответите. Как насчет этого самого ограниченного партнерства?
– Все зависит от того, сколько вы можете вложить, – объяснял Грейндж – многолетняя практика взяла свое. – Кабельное телевидение. Складские помещения.
– Что?
Грейнджу нравилось смотреть, как Сирена открывает и закрывает глаза. Особенно теперь, когда ее веки избавились от груза чудовищных фальшивых ресниц.
– И то и другое – вполне надежное помещение средств, даже если его предлагает не сам банк.
– Очень интересно.
Однако в эту минуту Грейнджу не было никакого дела до финансового потенциала кабельного телевидения.
– Вы хорошо готовите, – сказал он, стараясь не смотреть на ее грудь. Надо было дать ей другую рубашку. Совсем неудивительно, что тот слизняк, как бишь его зовут, хотел использовать ее на сцене, а не как мастера по свету. Сирена излучала какое-то сияние, все в ней говорило о том, что она любит жизнь, здоровье, свободу, саму себя.
Свобода. Свобода ехать куда хочешь и когда хочешь. Закрыть за собой дверь. Расстаться с костюмом-тройкой…
– Я не понимаю, – ворвался в неожиданные размышления Грейнджа голос Сирены. – Вы занимаетесь тем, что советуете людям, как им лучше распорядиться деньгами. Так, значит, вы должны неплохо распоряжаться своими собственными.
– Да.
– Тогда почему вы здесь? Что случилось? Землетрясение или цунами?
Грейндж не пытался сдержать улыбку. Пока она смотрит ему в глаза, он готов отвечать на вопросы хоть всю ночь напролет.
– Я знаю, как заставить деньги работать на себя. А почему я здесь… Это довольно сложно.
– Если вы не хотите об этом говорить…
– Не в том дело. Я просто не хочу вас утомлять. Конечно, если вы желаете послушать малозанимательную историю, да еще с риском, что я выйду из себя…
– Да, желаю.
Ее улыбка. Разве можно сосредоточиться, если она собирается и дальше так улыбаться? Но поскольку Грейнджу приходилось иметь дело с десятками деловых женщин, сиявших купленной красотой, он заставил себя отгородиться от потока чувственности, который исходил от мягкой ткани рубашки и брюк, скрывавших прекрасное тело.
– Это все мои дядя с тетей. Они похоронили себя в этом городишке. Я стараюсь убедить их, что пора перестать ждать и надеяться на то, что никогда не случится, и предпринять что-нибудь, чтобы обеспечить старость. Я приехал сюда неделю назад, до зубов вооруженный аргументами и предложениями. А потом дядя Гэллам подцепил грипп, и мне пришлось вместо него вкалывать на этой бензоколонке.
– А больше никто не мог этого сделать?
– Я сам хотел. Мой отец умер, когда мне исполнилось шестнадцать, и дядя Гэллам взял меня под крыло. Вернул к нормальной жизни.
Сирена прижала салфетку к губам, а в ее глазах вдруг появилась печаль.
– Каким образом?
Слегка обеспокоенный переменой в ее настроении, Грейндж сосредоточенно изучал солонку. Она говорила, что ее отец умер. Может быть, он коснулся слишком болезненной темы?
– Не знаю, что бы со мной стало, если бы не дядя Гэллам. Когда отец умер, я почувствовал, будто у меня из-под ног выбили почву. Я был близок к отчаянию, хотел бросить школу, потому что рядом больше не было отца, с которым я мог поговорить, который заботился обо мне.
– А ваша мать?
– Она старалась как могла, но смерть отца и на ней сказалась очень тяжело. Я думаю, именно поэтому она скоро вышла замуж – не могла вынести одиночества. Сирена, у меня три младших сестры, я должен был стать главой семьи. Такую ответственность нелегко вынести. – Грейдж остановился, смущенный тем, что он только что сказал. Он никогда не говорил об этом ни с кем, кроме дяди.
– Значит, вам надо было делать вид, что вы переносите смерть отца как мужчина?
– Что-то в этом роде.
– Только… – Сирена потянулась через стол и легко коснулась кончиками пальцев руки Грейнджа. – Только в душе вы оставались ребенком.
У Грейнджа перехватило дыхание. Он чувствовал себя так, будто его лягнули сразу два мула. Один, появившийся, когда она прикоснулась к нему, ударил в низ живота. А второй, вызванный к жизни ее словами, угодил прямо в сердце. Он не знал ни того, на каком из этих ощущений сосредоточиться, ни того, можно ли попытаться не обращать на них внимания. После короткой внутренней борьбы, ничем не закончившейся, он заставил себя продолжать: – Это было давно. Мама живет в Вашингтоне, но у нас прекрасные отношения. Ее второй муж оказался как раз той самой каменной стеной, в которой она нуждалась. Да, я говорил, что начал было скатываться с рельсов. Этого не случилось. У меня слишком развито чувство ответственности.
– Разумеется. Иначе вы позволили бы вашим дяде с тетей самим принимать решения. – Сирена провела рукой по все еще влажным волосам. – Извините, мне не следовало этого говорить.
– Действительно, не следовало. Вы же видели станцию. Ее никак нельзя назвать современной. Здесь многого не хватает.
– Например, радиаторов.
– В том числе и радиаторов. – Грейндж бросил взгляд на руки Сирены. Ему хотелось, чтобы она снова коснулась его. – Это все потому, что дядя сейчас старается вложить в дело как можно меньше, потому что ждет, пока откроется лыжный курорт. И вот тогда он приведет станцию в порядок, по крайней мере так он говорит. А у тети то же самое с ее антикварным магазинчиком. Он кое-как окупается благодаря туристам, которые едут на озеро Тахоа, но она выбивается из сил в расчете на будущее.
– На лыжный курорт?
Грейндж кивнул
– Слухи ходят уже много лет. Ей-Богу, весь городок живет в ожидании каких-то состоятельных инвесторов, которые должны купить вон ту гору и устроить лыжный курорт. Но этого не случится. Я и приехал уговорить родственников смириться с этим и не ждать у моря погоды.
Сирена кивнула.
– И долго вы еще здесь пробудете?
– Не знаю. Температура у дяди упала сегодня утром, но он еще слишком слаб и не может напрягаться. А мне надо сесть перед ними и заставить себя выслушать.
– Надеюсь, он скоро поправится. – К ее отцу болезнь подкралась незаметно, и, прежде чем она поняла, что происходит, он умер. Сейчас ей не хотелось об этом говорить. По правде говоря, ей никогда не хотелось говорить о смерти человека, которого она любила всем сердцем.
– Я тоже. Я так люблю этого старого упрямца. – Грейндж поднялся. – Уже почти десять. Я хочу послушать новости бизнеса по Си-эн-эн, а потом нам надо бы поспать.
Сирена смотрела, как он собирает посуду и складывает ее в раковину. Под тонкой рубашкой перекатывались мускулы.
– Нам?
– А что, цыганки не спят?
– Терпеть этого не могут.
– Только не говорите мне, что вы не устали, ладно? После такой работы вы должны с ног валиться. Устраивайтесь в спальне, а я лягу на кушетке.
Сирена открыла было рот, чтобы сказать ему, что так не пойдет, но тут же закрыла. Если бы она не умела быстро принимать решения, она все еще вкалывала бы для Сеймора. Теплой одежды у нее не было, и в машине спать было нельзя. Дядя и тетя Грейнджа доверяли ему, и она тоже решила на него положиться. Она встала и отнесла в кухню все оставшееся от обеда.
– Давайте, я вымою посуду, – предложила она.
– Ни в коем случае. Это самое меньшее, что я должен сделать для человека, который несколько часов подряд гнул на меня спину, да еще спас обед.
Сирена взглянула на Грейнджа, пожалев о том, что не может взмахнуть накладными ресницами.
– На кушетке лягу я. Вы там не уместитесь.