Текст книги "Сколько стоит любовь?"

Автор книги: Велла Манн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Неудивительно, что он хотел вернуть им то, что они давали ему.

Неудивительно, что он так беспокоился о их будущем.

Она выскочила из машины и бросилась открывать его дверцу.

– Мы счастливы приветствовать вас, сэр, – проговорила она с низким поклоном. – Надеюсь, путешествие было приятным, сэр.

– Сумасшедшая. – Грейндж вылез из машины, захлопнул дверцу и шагнул к ней. – Совершенно сумасшедшая.

Смеясь, Сирена попробовала улизнуть, но поскользнулась и тут же оказалась в его объятиях.

Ощущая надежность и тепло его рук, Сирена безмолвно благодарила снежные бури и текущие радиаторы.

Как только они вошли в дом, от ее прекрасного настроения не осталось и следа. Стол был накрыт, но и Гэллам и Герти стояли, склонившись над письменным столом в углу гостиной. Они не двигались – даже не повернули головы в их сторону. Сирена неуверенно попятилась.

– Случилось что-нибудь? – спросил Грейндж.

Его вопрос вывел Гэллама и Герти из транса. Герти первой обратилась к племяннику.

– Не хватает.

– Чего не хватает? – мягко спросила Сирена.

– У нас не хватает денег.

Грейндж обменялся взглядами с Сиреной, потом подошел к тетке и положил ей руку на плечо. Герти что-то проворчала, но не пыталась высвободиться.

– Мы знаем, что не можем изъять наши вклады до… До чего?

– До установленного срока, – подсказал Грейндж. Он подтолкнул тетю Герти к дивану, а Сирена сделала то же самое с дядей Гэлламом.

– Тогда не хватает. – Это были первые слова, произнесенные Гэлламом. Он был похож на человека, которого только что ударили в солнечное сплетение. Наконец он объяснил, что они с Герти подсчитали все, что у них есть в распоряжении, а также все расходы на обновление и переустройство. Две этих суммы оказались далеко не одинаковыми.

– Этого следовало ожидать, – простонал Гэллам. – Все всегда стоит больше, чем рассчитываешь. Я пытался урезать там и сям, и все равно ничего не получается. Я могу сэкономить на материалах, но тогда придется прибавить почти столько же на рабочую силу. Черт возьми! – Он взглянул на жену. – Я так замечтался, что даже не удосужился прикинуть минимальные затраты.

– А какие эти минимальные затраты? – спросила Сирена.

Когда Гэллам ответил, Сирена не могла удержаться и присвистнула. Между желаемым и действительным зияла непреодолимая пропасть.

Заговорила Герти. Теперь, когда она немного оправилась от удара, она пыталась найти какое-то решение. К сожалению, единственное, что она могла предложить, это модернизировать либо магазин, либо бензозаправочную станцию.

В комнате внезапно наступила полная тишина – слышно было, как тихонько тикают часы. Сирена не знала, что сказать. Что им теперь делать? Тянуть соломинки? Если дядя Гэллам не поставит еще несколько колонок и хотя бы один новый ремонтный бокс, он не выдержит конкуренции. С практической точки зрения имело больше смысла сконцентрировать усилия на станции. Но Сирена не раз видела огонек, загоравшийся в глазах тети Герти, когда она мечтала, что превратит свой магазин в нечто такое, что будет привлекать людей больше, чем катание на лыжах, что ее постоянные клиенты будут специально планировать на уик-энд поездку в «Дары Герти». Что с ней случится, если она останется в стороне и будет вынуждена наблюдать, как расцветает дело мужа, в то время как ее собственное постепенно приходит в упадок?

Вдруг Сирену словно током ударило. Она судорожно глотала воздух и думала, решала. Грейндж склонился над грудой бумаг на письменном столе. Гэллам и Герти смотрели в пол.

– Есть и другой выход.

Грейндж резко обернулся, и она перехватила его предупреждающий взгляд.

Он знает, что я собираюсь предложить.

Но теперь, когда эта идея уже так крепко в ней засела, она не позволит Грейнджу помешать.

В ее власти сделать сон явью.

– Что, если… – Она проглотила слюну, желая поддержки Грейнджа и зная, что это невозможно. – Что, если я дам вам денег?

Гэллам продолжал изучать ковер. Герти уставилась на нее, начиная постепенно постигать смысл услышанного.

– Нет, – прошептала она. – Мы не можем просить тебя об этом.

– Но вы и не просите. Это я предлагаю.

– Сирена!

Она была готова к реакции Грейнджа, но все равно почувствовала себя задетой.

– Послушайте, – заговорила она, – у меня столько… денег, что я не знаю, что с ними делать, а два человека, которые для меня очень много значат, нуждаются в деньгах. Неужели вы не понимаете, что для меня…

– Прекрати, – прервал ее Грейндж. – Не говори больше ничего, пока мы все не обсудим.

Пока ты не попробуешь меня отговорить.

Она хотела было сказать, что это касается только ее и Гэллама с Герти, но все было гораздо сложнее. Она занималась с Грейнджем любовью, спала с ним в одной постели. Из-за него она осталась в Сноу-Сити.

Не говоря ни слова, она встала и вышла на улицу. Было холодно, и она пожалела, что не захватила отцовский пиджак, но пока она размышляла, стоит ли возвращаться, на крыльцо вышел Грейндж, протягивая ей знакомую одежку.

– Прекрасный жест, – начал он. – Только не думай, что я тебе не благодарен. Это решило бы их проблемы. Текущие проблемы.

– Но… – подсказала Сирена.

– Но… – Грейндж пожал плечами. Он был одет в темно-синий пиджак, в котором его плечи казались особенно широкими. – Сирена, может быть, так и должно было быть. Может быть, недостаток денег – это знак, что им следут отказаться от этих планов.

– Ты сам веришь в то, что говоришь? Чего ты ищешь? – Она указала на небо. – Знамение свыше?

Грейндж посмотрел на звезды, слабо просвечивающие сквозь облака.

– Все мое воспитание было основано на логике. С точки зрения логики, если человек не может чего-то сделать без вмешательства благодетеля, то лучше этого не делать.

Сирена не понимала, почему он так говорит. Возможно, тому виной было воспитание на основе логики, которое подавляло его разум.

– Скажи мне, пожалуйста, – проговорила она, – какие у тебя возражения? Кроме того, что ты не хочешь, чтобы они брали у меня деньги.

– Я этого не говорил.

Сирена пропустила эту поправку мимо ушей.

– Грейндж, у моего отца была единственная мечта в жизни. Быть актером. А твои родственники хотят создать что-то собственными усилиями. Они не работали на какую-нибудь крупную корпорацию или правительство, потому что им хватало смелости полагаться на себя.

– Но ведь если ты дашь им денег, это будет не так.

Сирена снова не обратила внимания на его возражение. Ей очень не хотелось с ним спорить. Ей хотелось закрыть глаза в его объятиях… Нет. Она не могла видеть выражение обреченности в глазах двух дорогих ей людей.

– Ладно. – Она тяжело вздохнула. – Значит, если я дам им денег, то этим нарушу твою логику. По-твоему, предлагать помощь и принимать ее – преступление?

– Конечно, нет. – Он прошелся по крыльцу, снова вернулся к ней. – Ты же понимаешь, что я не это имею в виду. – Его глаза стали темными, слишком темными, и казалось, он пытается пронзить ее взглядом. – Сирена, ты импульсивный человек. Только импульсивный человек может купить дом, практически не видя его. Я просто пытаюсь заставить вас всех прислушаться к голосу здравого смысла.

– Забавно. Никогда в нем не нуждалась, пока не встретилась с тобой.

Он отшатнулся как от удара, и Сирена чуть не откусила себе язык. Но прежде, чем она успела попросить прощения, он снова заговорил:

– Я хочу, чтобы ты подумала о том, что это сулит дяде и тете. Допустим, они возьмут у тебя деньги и начнут расширять дело. А что, если они прогорят? Тогда они будут тебе должны и не смогут расплатиться.

– Я не даю в долг. Я просто хочу помочь.

– Даже если для этого придется продать что-то оставшееся от отца?

Это был удар ниже пояса. Сирена чувствовала, что дрожит, и понимала, что зимний вечер здесь ни при чем.

– Да. – Ее голос снизился до шепота. – Даже если придется. Неудача – значит неудача. Грейндж, мама не выдерживала образ жизни отца, эти постоянные переезды. Но ей и в голову не приходило требовать, чтобы он стал другим человеком. У него была мечта, – она смахнула слезы. – Может быть, пришло время воплотить мечту.

– А если воплощение мечты свяжет дядю с тетей по рукам и ногам, и когда они очнутся, то поймут – слишком поздно, – что лучше было не брать на себя такую ответственность?

– Ты думаешь, что так случится?

– Так может случиться. Я был бы идиотом, если бы не допускал такой возможности.

Сирена снова задрожала. Она отчаянно желала, чтобы Грейндж никогда не произносил этих слов.

– Я прямо места себе не нахожу. Чтобы вы с Грейнджем ссорились из-за нас…

– Пожалуйста, перестаньте. – Сирена перешагнула через ящики, которыми был заставлен пол магазина, и обняла тетю Герти. – Я что-то решила. Грейндж с этим не согласен. Вот и все. Такова жизнь.

– И все же с самого первого раза, когда я увидела вас вместе, я всегда думала, что между вами не может быть никаких споров. Казалось, что вы созданы друг для друга.

Сирена старалась мысленно уцепиться за эту фразу, но она ускользала из сознания. Целых три дня после того, как они стояли на крыльце и не могли прийти к согласию, она безуспешно пыталась возродить в себе то состояние беспечности, в котором она когда-то пребывала. Грейндж уехал в Сан-Франциско, а она осталась здесь и заполняла дни тем, что репетировала и помогала Герти. По вечерам они с Герти и Гэлламом погружались в планы и сметы. Имя Грейнджа почти не упоминалось. Каждый раз, когда это происходило, тетя Герти устремляла на Сирену печальный взгляд и получала в ответ храбрую улыбку.

Она не говорила Герти о том, как бесконечно тянулись ночи.

Чтобы отвлечься, Сирена стала рыться в только что открытом ею ящике. Она извлекла оттуда черную бархатную шляпу с поникшим петушиным пером и водрузила ее на голову.

– Как вы думаете, – спросила она, – это я? – Прежде чем Герти успела ответить, она сняла шляпу и нахлобучила ее на лысую голову манекена. – Некоторые люди коллекционируют шляпы.

– Подумать только! – Герти подняла на всеобщее обозрение свою находку – связку старых книг без обложек. – Они не могут заставить себя ничего выбросить на помойку и сваливают все это ко мне. – Она поддала ногой ближайший ящик. – Куда, спрашивается, мне это девать? Места не хватает.

Сирена взяла у нее из рук книжки и отправила их в ящик для мусора.

– Вы же всем сообщили о том, что собираетесь арендовать склад. Вот люди и стараются сбыть с рук всякое барахло.

– Я знаю. – Казалось, Герти всецело поглощена ниткой, приставшей к штанине. – Просто…

– Просто что?

– Ах, дорогая, это же твои деньги пойдут на аренду склада. Мне так неловко…

Герти чувствовала себя неловко, потому что Сирена решила продать шахматы из резной слоновой кости с кожаной доской. Полученного за них должно было хватить на то, чтобы исполнились мечты тети Герти и дяди Гэллама и чтобы внести недостающую сумму за дом. Деньги были так безличны, с ними было так легко расставаться. А с королями и конями?

Герти, сама того не зная, подала ей сигнал к действию. Пора было начинать.

Сирена опустилась на колени и руками собрала в кучу обрывки бумаги. Не глядя на Герти, она сообщила, что внесет первый взнос за аренду завтра.

– Завтра поеду в Сан-Франциско, – сказала она, стараясь говорить безразличным тоном. – Туда и сразу обратно, потому что школу нельзя бросать надолго. Я уже договорилась с Брюсом. Он нашел покупателя.

– О! – выдохнула Герти.

– Не надо, – Сирена поднялась с пола и привлекла ее к себе. – Не смейте из-за этого расстраиваться. Я жду не дождусь, когда увижу новые «Дары Герти». Вот о чем я думаю – о конечном результате.

– Да, но шахматы…

Сирене стало смешно, но она только улыбнулась. Она не смеялась по-настоящему с того дня, как уехал Грейндж.

– Что мне с ними делать, Герти? Я никогда не умела играть в шахматы.

– Не в том дело. – Герти вздохнула. – Дорогая, я сейчас сама не знаю, что говорю. Иногда, когда я думаю о том, что здесь скоро будет, я просто сгораю от нетерпения. Но потом я думаю… о жертве, которую ты приносишь. И о том, что из-за этого произошло между тобой и Грейнджем.

О том, что произошло между ней и Грейнджем, думала и Сирена, подъезжая к Сан-Франциско на следующий день. Когда он уезжал в воскресенье, он поцеловал ее на прощание, но в его коротком объятии чего-то недоставало. И она не пыталась вернуть ему больше, чем получила сама.

Не могла. Слишком по-разному они смотрели на вещи.

Может быть, она даже не даст ему знать, что приехала. Закончит дела с Брюсом и сразу же вернется в Сноу-Сити. А когда он узнает от Брюса, что она продала шахматы, пусть сам делает выводы.

Нет, так нельзя.

Но нарываться на очередную ссору тоже не хотелось.

Поэтому она позвонит ему и скажет, что не хочет его беспокоить, а просто собирается сообщить, как идут дела. Это, наверное, компромисс, полумера, трусость?

Так и не придя ни к какому решению, Сирена добралась до музея, сунула под мышку коробку с шахматами и вошла внутрь.

Спустя полчаса сделка была завершена. Когда она в первый раз продавала вещь из отцовской коллекции, ее преследовало ощущение нереальности. На этот раз чек, лежавший в сумочке, должен был превратиться в цемент, опорные столбы, доски – все, что было нужно для ремонта дома.

Еще не зная, каков будет ее следующий шаг, Сирена скользнула за руль и стала заводить мотор. Он коротко взревел и заглох. Она попробовала еще раз. Машина даже не пыталась сделать вид, что собирается заводиться. Она огляделась по сторонам – вид небоскребов действовал несколько устрашающе. Она была готова держать пари, что никто из хорошо одетых мужчин и женщин, спешивших по улице, не разбирался в машинах. Так что же делать?

В действительности, проблема не стоила выеденного яйца. Надо было просто-напросто заменить аккумулятор, но в этой части города такая простая вещь казалась невозможной. Можно было бы обратиться за помощью к Брюсу, но он уже уехал.

Оставалось лишь одно. Она вернулась в музей и позвонила Грейнджу.

– Где ты? – спросил Грейндж, когда она объяснила, что у нее сел аккумулятор и нет возможности его заменить. – Что ты там делаешь?

Можно подумать, ты не догадываешься.

– Добываю деньги для себя и твоих дяди с тетей. Если ты сильно занят и не хочешь отрываться от дела…

– Нет, нет, – перебил ее Грейндж. – Все в порядке. Послушай, ты уверена, что это действительно аккумулятор? Я мог бы захватить новый по дороге.

– Уверена, – ответила она, вдруг почувствовав слабость при мысли о том, что сейчас его увидит.

– Я буду здесь.

Людям, которые обладают искусством менять аккумуляторы, не поставив ни единого пятнышка машинного масла или ржавчины на рукава рубашки, надо выдавать медали. Сирена держала пиджак Грейнджа, а он вынул старый аккумулятор, поставил новый и удостоверился, что машина заводится. Все это время он говорил только о посторонних вещах. Сирена последовала его примеру и поддерживала разговор о гарантиях и ценах.

Наконец она получила исправную машину, а Грейндж снова обрел облик преуспевающего банковского служащего. Если бы на нем была старая футболка или рубашка, которую она ему купила, она, наверное, не удержалась бы и сбросила маску холодности и безразличия. Грейндж вынул носовой платок и вытер руки, хотя, по ее наблюдениям, в этом не было большой необходимости.

– Ты понимаешь, что этот аккумулятор переживет твою машину?

Сирена уже раньше пришла к тому же выводу.

– По крайней мере когда она сломается в следующий раз, я буду знать, что дело не в нем.

– Это один взгляд на проблему. Другой – избавиться от машины, пока ты не застряла на ней где-нибудь в районе Золотых Ворот.

Ей не хотелось ни выслушивать наставления, ни вступать в спор.

– Спасибо за помощь, – в третий раз поблагодарила она Грейнджа, надеясь увести разговор в сторону. – Чего не хватает в этой части города, так это магазина запасных частей.

– Вечно ты ищешь запасные части. Так что ты собираешься сейчас делать?

– Хороший вопрос, – улыбнулась Сирена. – Уже достаточно поздно, и если я сейчас выеду, то не попаду в пробку.

– Выедешь? Ты собираешься ехать домой?

Домой.

– Собиралась.

– Нет, – попросил Грейндж. – Не сегодня.

– Но пьеса…

– Если ты завтра выедешь пораньше, то как раз успеешь на репетицию, разве не так?

Спорить с этим было трудно.

– Грейндж, я не хотела тебя затруднять, ломать тебе день. Ведь ты должен вернуться на работу.

Он посмотрел на часы, поморщился.

– К сожалению. Но я освобожусь около шести. Сирена, подождешь у меня дома?

Да.

– Ты уверен?

– Уверен. Нам надо поговорить.

Когда Грейндж вошел в дом, Сирена готовила обед, а в холодильнике уже стояло вино. Он протянул ей слегка помятый букет мелких белых цветочков с папоротником, улыбаясь во весь рот, как двенадцатилетний мальчишка. – Я не виноват, что эти – как их там называют – в таком состоянии, – объяснил он. – Магазин закрывался. Мне еще повезло.

Сирена закусила губу, чтобы не расплакаться. Изобразив на лице подобие улыбки, она взяла цветы и сунула нос в букет. Он ничем не пах. Сирена чуть было не совершила ошибку и не сказала, что не надо было их покупать, но не стала его огорчать.

– Ты меня портишь, – сказала она, когда он принес вазу.

– Ты этого заслуживаешь.

Все, что она сегодня сделала хорошего, – так это оторвала его от работы и заставила возиться с аккумулятором.

– Это мне следовало дарить тебе цветы. – Они стояли слишком далеко друг от друга, но в то же время и слишком близко. – После всего, что ты для меня сделал…

– Это ничто по сравнению с тем, что сделала ты.

Сирена замолчала. Рис закипел, и она с облегчением отвернулась к плите, сняла кастрюльку с конфорки. Грейндж подошел поближе и стал наблдать, как она аккуратно снимает пену. Она никогда не думала, что его может так интересовать кулинария.

– Мне надо было позвонить тебе.

– Зачем? Я и так знала, когда ты придешь. Ошиблась всего на несколько минут.

– Я не про сегодня. – Он взял кастрюльку у нее из рук и поставил на включенную конфорку. – Раньше. Чтобы поблагодарить.

– О! – Сирена понимала, что это не самый умный ответ, но что еще можно было сказать, пока она не поняла, о чем идет речь? – За то, что ты сделала для дяди с тетей.

Такое заявление возмутило и обрадовало Сирену. Пока она старалась примирить эти противоположные чувства, Грейндж обхватил ее руками за талию и привлек к себе.

– Они… Они замечательные люди, и я их люблю, – пробормотала Сирена.

– Я тоже. Только иногда я об этом забываю.

Сирена все еще не понимала, в какую сторону может повернуться разговор, но сейчас, когда их с Грейнджем разделяли дюймы, а не футы, это не имело значения. Она попыталась вспомнить, что чувствовала, когда не могла решить, сообщать ли Грейнджу о своем приезде. Но не сумела. Потому что Грейндж улыбался.

Человек, который умел так улыбаться, заслуживал поцелуя.

Человек, который умел так целовать, заслуживал награды.

Он прижался губами к ее губам, и от этого прикосновения по всему ее телу начал расходиться жар. Сначала она ощутила его в голове, потом в шее, руках, груди, потом… Значит, он знал, как ей трудно ему противиться, значит, он взял верх. Ну и что?

Она не могла понять, кто сделал движение, от которого их тела соединились воедино, – он или она. Когда-нибудь она спросит его об этом. Когда-нибудь она посадит свои эмоции под замок и сможет изучить его реакции. Когда-нибудь.

Он запустил пальцы в ее волосы, крепко прижал ее к себе – так, что она не могла шевельнуться.

Она и не пыталась сопротивляться.

Что-то было сказано о благодарности, о любви к родственникам…

Она подумает об этом завтра.

Его пальцы уже оставили ее волосы и теперь расстегивали пуговицы блузки, тянулись к застежке бюстгальтера.

Кастрюлька с рисом снова закипела. Грейндж дотянулся до плиты и выключил конфорку. Прежде чем она успела осознать, что произошло, его руки уже вернулись к прерванному занятию.

Она забыла сказать… Забыла сказать, что еще не почистила кальмара.

Потом.

Он вел ее из кухни – не в светлую гостиную, а в полумрак спальни. Она прижималась к нему, спотыкаясь, когда переплетались их ноги. Ее бюстгальтер и блузка потерялись по дороге – остались в кухне или в холле.

Почему ей не холодно? Грейндж оставил открытой одну из секций застекленного потолка, и по спальне гулял морской ветерок. О, понятно, почему – он сжимал в руках ее груди и согревал их своим дыханием.

Она почувствовала прикосновение языка к уже затвердевшему соску, подалась к нему навстречу. Потом он мягко сжал ее грудь зубами.

В животе у нее что-то сжалось, сладко заныло. Все ее живое и горячее тело было готово к любви.

Грейндж не стал говорить, что каждый раз, когда они собираются обедать, мешает одно и то же, хотя, наверное, надо было сказать что-нибудь в этом роде, легкомысленным тоном. Тогда она засмеялась бы и тоже ответила бы шуткой, а потом уже можно было бы не говорить ни о чем, кроме риса и кальмара.

Но он не ожидал, даже не смел мечтать, что увидит ее на этой неделе. Она приехала, и он не мог не говорить о том, как много она для него значит.

Несмотря на блаженную усталость, которая владела всем его телом, он помог Сирене с обедом и даже собрал грязную посуду и отнес ее в раковину. Теперь они лежали на диване, и Грейндж изо всех сил старался не смотреть на ноги Сирены, торчавшие из-под его рубашки. Это была та самая рубашка, в которой он сегодня ходил на работу.

– Я так хотел сказать тебе «спасибо».

Сирена пошевелилась и крепче прижалась к его боку.

– Ты уже сказал. А цветы ты купил тоже в знак благодарности?

Цветы он купил просто потому, что хотел сделать ей приятное.

– Может быть. Отчасти. Я звонил дяде Гэлламу вчера вечером. Разве он тебе не сказал?

– Нет, не сказал.

Грейндж удивился, хотя дядя Гэллам никогда не отличался особой интуицией и мог даже не подозревать о том, что у них что-то неладно. Но тетя Герти должна была это знать. Наверное, она велела мужу помалкивать.

– Дядя Гэллам помолодел лет на десять, – сказал он. – До сих пор все его планы были всего лишь туманной мечтой, а он слишком практичен от природы, чтобы увлечься тем, что нельзя потрогать руками. Но мысль, что им придется выбирать между его делом и делом жены, оказалась для него настоящим ударом. Я в первый раз в жизни видел чуть не плачущего дядю Гэллама.

– Я знаю. Мне говорила тетя Герти.

– Правда? – Сирена не ответила, и он продолжал: – Вот за что я хотел тебя поблагодарить. Если бы не твое предложение, им стало бы незачем жить, по крайней мере некоторое время.

– Но… я не понимаю. Ты же не хотел, чтобы я дала им деньги.

Он тяжело вздохнул и пробормотал:

– Не хотел. Знаешь, я-то с самого начала знал, во сколько обойдутся их начинания, но не хотел совать нос не в свое дело. Нет, – поправился он, решив быть честным до конца, – не потому. А потому, что не хотел оказаться тем человеком, который нанесет им смертельный удар.

– Ты боялся?

– Да, боялся. Я боюсь всего, что может причинить им боль.

– Это замечательно, – прошептала Сирена. Она погладила его по груди, и в этом прикосновении он ощутил не чувственность, а нежность и понимание. Он сжал ее руку.

– Замечательно? Ничего замечательного тут нет. Это просто трусость. Я помню, как мне было больно в тот вечер, как я был готов на что угодно, лишь бы стереть с его лица это выражение обреченности. Конечно, всегда существует возможность занять денег, но мой дядя ни разу в жизни не влезал в долги. Начинать в пятьдесят девять не так-то просто.

– Да, это не для него.

– И тогда… – Почему было так трудно это произнести? Но он хотел найти слова, хотел, чтобы она знала. – И тогда ты предложила выход и вернула им мечту. Спасибо.

Она отодвинулась, чтобы увидеть его лицо. Он чувствовал гипнотизирующий призыв ее глаз и не знал, что ему делать – сопротивляться или подчиниться.

– Спасибо? – повторила она. – Но тогда ты говорил другое.

– Я знаю. У меня были опасения, серьезные опасения, что они увязнут в делах как раз тогда, когда им надо подумать об отдыхе, освободиться от ответственности. И я до сих пор боюсь. Но… – Он ничего не мог с собой поделать. Было просто необходимо тут же поцеловать ее. – Но они хотят именно этого – жить полной жизнью, работать. И ты дала им такую возможность.

Ее глаза округлились от удивления.

– Значит, ты считаешь, что я поступила правильно?

– Я сам не знаю, – признался он. – Если честно, то у меня и сейчас сосет под ложечкой, когда я думаю, в какую авантюру они ввязались, какую жертву ты приносишь.

– Жертву?

– Продаешь вещи, как ты только что сделала.

Внезапно у нее задрожали губы, но она сразу же овладела собой и улыбнулась Грейнджу.

– Люблю изображать из себя Санта-Клауса. Грейндж, тебя все еще беспокоит то, что они делают?

– Да. Независимо от твоего мнения это рискованное предприятие. – Он не хотел больше об этом говорить. Он хотел понять, почему она вдруг переменилась в лице. – Что ты продала сегодня?

После продолжительного молчания Сирена пожала плечами, потом снова прижалась к нему.

– Вещь, – прошептала она. – Я просто продала вещь. Ты не представляешь, как я рада, что оказалась здесь.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты оказалась здесь.

– Как ты хорошо это сказал.

Да, может быть.

– Где ты будешь жить, когда вернешься? У дяди с тетей?

– Не уверена. Возможно, к концу недели будет готов мой дом. Тогда я начну переезжать.

– Твой дом. – Он помолчал, пока не услышал того, что хотел услышать, – глубокого вздоха. – Ты чувствуешь, что он твой?

– Мой. – Она еще раз вздохнула. – Тебя это удивляет?

На этот вопрос трудно было дать простой ответ.

– Меня просто поражает, что каждый раз, как ты открываешь рот, я узнаю что-нибудь новенькое.

– Большой рот и громкий голос?

Он подмигнул.

– Рот, который так хорошо целовать. – Он подумал, что, кажется, выкрутился.

Очевидно, ему это действительно удалось, потому что она изящным, волнующим движением приблизила к его губам тот самый рот. От ее поцелуя кружилась голова, но он не возражал.

Боже мой, подумал он – и эта мысль исчезла так же быстро, как появилась, – он влюбился в очень-очень богатую женщину, и на ней нет ничего, кроме его мятой рубашки.