Текст книги "Научи меня любить"
Автор книги: Вайолетт Бэкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Лоуренс молча смотрел на нее. Она сказала именно то, о чем он и сам уже подумал, хотя и пытался делать вид, что его это не трогает. Он не отводил невидящего взгляда от Элизабет. Перед ним стояло лицо Оливии, смотревшей на его палец, поглаживавший ножку бокала: он как бы вновь видел ее смущение и то, как она стыдливо отвела глаза, О Боже, что с ней? – подумал он, замирая от страха. В этот раз я перешел все границы. Грубое животное! О Боже, до чего же я бесчувственная скотина! Он вскочил из-за стола.
– Извините меня. Пожалуйста, не уходите. Я сейчас вернусь.
Он взбежал по лестнице, шагая через три ступеньки, но ее комната была пуста. Добежав до прохода в мастерскую, он заметил, что ключей на стене нет. Значит, она там, в мастерской. Двери были не заперты и свободно раскачивались на вечернем ветру. При лунном свете он увидел беспорядок в мастерской, сваленные на пол рамы и покровы, спутанные шелковые нитки и разбросанные там и сям блестки, опустевшие полки. Но Оливии не было и здесь. Захлопнув за собой дверь, он побежал в огород, а затем в гербариум. Она любит бывать там. Он метался по дорожкам, вглядываясь в серебрившуюся в лунном свете листву, словно оттенявшую мрачную черноту в душе. Сердце отчаянно колотилось. Никогда раньше он не испытывал таких чувств и хотел бы, о Боже, никогда не испытать их вновь! Оказавшись у внешней калитки сада, он увидел, что она приоткрыта. Замок был разбит, словно по нему ударили молотом. И никаких других признаков, кроме примятой по краям дорожки травы. Над садом висела глухая тишина.
Его возвращение в дом в тот вечер надолго запомнилось слугам и долгие годы повторялось в рассказах. Белое лицо хозяина поразило домочадцев еще до того, как он заговорил, и они уже все были на ногах, когда он скомандовал:
– Джон, Питер, Остин, Кент! Лошадей, быстро! Оседлайте Негра и еще одного коня для мастера Хартфорда, да чтобы был порезвей! Все на двор, быстро! Дик, захвати веревки. Тимоти, подай две шпаги, кинжалы. Ты с нами тоже поедешь.
На другом конце холла появился Арчибальд, встревоженный криками, и, только взглянув на белое лицо Лоуренса, на котором застыло ужасное выражение, бросился к нему.
– Что случилось?
– Ты мне нужен, Арчи. Ты поедешь со мной? – Он повернулся и отправился вон из холла, продолжая говорить на ходу: – Они захватили ее, Арчи. Эта свинья захватила ее!
– Конечно, я еду с тобой! Но объясни же мне, Лоуренс, что произошло?
Лоуренс остановился у самой двери и повернулся к мужу своей сестры и своему другу. Арчибальд никогда не видел такой муки на его лице.
– Эти мерзавцы! Негодяи! Она, должно быть, пошла в мастерскую, Арчи. Это все из-за меня… Боже, ну и дурак же я! – Он смотрел на Арчибальда, сжав в отчаянии кулаки. – Она, наверное, зашла в тот самый момент, когда они забирали…
– Толланд!
– Да, думаю, Он. Я уверен, что за всем этим стоит именно он! – Лоуренс прицепил шпагу, поданную ему Тимотти, знаком предложив Арчибальду сделать то же самое.
– Ты знаешь, где ее искать?
– Все, что я сейчас знаю, это то, что она в беде, и я верну ее! – В его голосе прозвучали ледяные, убийственные ноты.
Когда они садились на коней, Арчибальд подумал, что не хотел бы оказаться сейчас на месте их противников.
14
Оливия повернула голову, почувствовав что-то жесткое под своей щекой, и удивилась, почему это простыни такие грубые и противно пахнут. Надо спросить у слуг… Какие-то тени, словно в тумане, двигались вокруг нее, из тумана возникали лица и снова пропадали в темноте. Ее настойчиво потрясли за плечо. Господи, ну почему Лоуренс так груб с ней?
Она, наконец открыла глаза, что причинило ей страшную боль в висках. Оказалось, что ее тряс не Лоуренс, а Джордж – молодой подмастерье из их мастерской. Что он делает в ее комнате?
– Очнись! Очнись, миледи! Ну, давай же, приходи в себя! – Он продолжал ее трясти, пока она окончательно не пришла в себя.
– Джордж?
– Ну! Это я. Не кричи только.
Она наконец смогла разглядеть темную, грязную комнатку, и тут к ней начала возвращаться память: мастерская… пустые полки… она пытается бороться… темнота… Что с ней было и… откуда этот отвратительный запах?
– Джордж? – только и смогла повторить она.
– Ну-ка, давай, сядь. – Он взял ее за плечи и прислонил к стене. Ее тошнило, и каждое движение отдавалось в голове страшной болью. Она хотела потереть виски в надежде, что это как-то успокоит боль, но обнаружила, что ее руки связаны за спиной. Джордж исчез из поля зрения, и она услышала его шаги по деревянной лестнице. Откуда-то снизу раздались голоса, потом снова шаги – на этот раз они приближались, и она услышала неприятный, пронзительный мужской голос.
– Ну, миледи! Вот так приятная неожиданность!
Со своего места на полу она увидела человека, одетого в серое платье, среди мятых складок которого проглядывала алая подкладка. Вновь пахнуло тяжелым запахом немытого тела, и она невольно отвернулась, но он, грубо схватив ее за подбородок, повернул ее лицо к себе. Она сморщилась от этого прикосновения, этого отвратительного вида и запаха. У него были бесцветные, выпученные глаза, чуть не выскакивавшие из-под опухших век, обрюзгшие щеки, влажный рот и короткий толстый нос. От такого зрелища ее чуть не вытошнило.
– Леди Оливия Миддлвей! Знаменитая красавица, о которой мне так много рассказывали! Ну-ка, ну-ка! Посмотрим, что ты за штучка, миледи. – Он визгливо рассмеялся, вялые, бесцветные складки кожи, находившиеся на месте губ, раздвинулись, обнажив желтые зубы.
Она попыталась отвернуться от него, стряхнуть его жирные пальцы со своего подбородка, но он крепко держал ее, причиняя боль и поворачивая ее лицо то в одну, то в другую сторону, чтобы получше разглядеть.
– Ну что же, теперь я это вижу своими глазами. Ну и навар же нам попался, а, парни?
Наконец он встал и повернулся к Джорджу, рядом с которым стоял еще один, не знакомый ей парень примерно того же возраста и сложения.
– И товар добыли, и миледи прихватили. Недурно! Очень недурно! Уж им теперь будет, о чем подумать. – Он снова захихикал. – Раз уж мы тут, давайте-ка посмотрим, что вы принесли. Показывайте!
Они двигались по комнате, а у Оливии наконецто начало проясняться в голове, хотя пульсирующая боль в висках и мешала ей сосредоточиться. Но она должна была заставить себя думать. Этот человек, несомненно, – мастер Толланд, которого они с Элизабет встретили в городе накануне ее свадьбы. На нем было то же облезлое платье. Однако он тогда, скорее всего заметил только Элизабет: Оливия в тот момент стояла, окруженная группой горничных и слуг. Значит, он не знает, что Оливии известно, кто он. Может быть, это и поможет, подумала она.
Бледный рассвет уже начинался за окном, в которое вместо стекла была вставлена матовая серожелтая пластинка из рога. В этом тусклом свете она смогла разглядеть комнату. Свет с открытой лестницы отбрасывал отблески на низкие деревянные стропила, едва не касавшиеся голов троих мужчин, которые склонились над тюками, сваленными на столе у окна. С одной стороны стола лежали рулоны материи, штук двадцать или около того, и переливающиеся мотки ниток. Но, к удивлению Оливии, они смотрели не на ткани. Их внимание поглощал большой полотняный тюк, который Джордж положил на стол и не торопясь, развернул перед ними.
– Я не принес епитрахиль, – говорил Джордж. – Если бы вы подождали денька два, как я вам говорил, то ее бы успели доделать…
– Я сказал, что мне все нужно сегодня! – рявкнул Толланд. – Мы специально ждали этого праздника, чтобы вокруг были толпы народа, и на нас никто бы не обратил внимания. И ты это знаешь!
– Да, конечно, – продолжал Джордж, – и я думал, что, может, она тоже к этому приложит руку, но она почему-то не захотела…
– Ты что, хочешь сказать, что она тоже это умеет? – спросил мастер Толланд, поворачиваясь к Оливии, и та быстро прикрыла глаза.
– Ну, она ведь не только его жена. Она еще и одна из его золотошвей. Ему и мастеру Хортфорду нужно было, чтобы она на них работала.
Значит, даже молокосос Джордж успел понять, что к чему. Теперь к боли в висках прибавилась еще и душевная боль, но тут она увидела то, что заставило ее забыть о своих переживаниях и широко раскрыть глаза от ужаса. В руках Толланда была митрa, расшитые детали которой Анет только что кончила сшивать. Яркие краски митры сверкали даже при скудном освещении комнаты. Оливия охнула.
– Вы не смеете это брать! – воскликнула она, и боль вновь прожгла ее виски, однако никто из троих мужчин не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
Они продолжали разворачивать другие предметы из того же набора епископского облачения – манипул и большую парадную ризу. Оливия была в ужасе, но Толланд захихикал от радости, а его маленькие жирные ручки крутили и мяли драгоценные вещи.
– Это, конечно, неполный набор, но и за это мы сможем выручить большие деньги!
Он надел митру на свою плешивую голову, при этом пряди его немытых, жирных волос торчали изпод нее, словно старая солома. Оливия застонала, подумав о том, что бы сказали Анет и Тоня при виде того, как этот непристойный шут обращается с плодами их многомесячного труда.
Джордж повернулся к ней и посмотрел на нее украдкой. Он не присоединился к общему ржанию, и ей показалось, что она уловила в его взгляде участие.
– Жаль, что ты не принес другую ризу, – сказал Толланд, снимая митру и ставя ее на стол, – но зато мы заполучили мадам и можем немножко ею попользоваться, перед тем как заключить сделку. Что думаете, а, парни?
Его гнусное хихиканье на этот раз прозвучало зловеще, и ее охватил липкий страх, заставивший задрожать с ног до головы. И снова Джордж повернулся к ней, на этот раз в его взгляде явно читались сочувствие и озабоченность, но тут заговорил второй молодой парень:
– Эй, это ведь я придумал взять ее с нами, помнишь? Так что первая очередь – моя!
Мастер Толланд схватил парня за шиворот.
– Цыц, ты, сопляк! Она моя, пока я не распоряжусь иначе. Понял?
– Тихо, – прошипел Джордж, вглядываясь в окно, – тише вы! Слушайте. Что там за шум?
Спор немедленно прекратился, и оба спорщика вытянули шеи, прислушиваясь к тому, что происходило на улице. Их разговор вверг Оливию в панику, ее грудь теснил тяжелый, удушающий комок страха. Она лежала и думала о том, что с нею теперь будет. Лоуренс, конечно, ее уже хватился. Наверное, он не захочет потерять ее так скоро, еще до того, как успел попользоваться всеми ее талантами. Пресвятая Богородица, молилась она, помоги мне выбраться отсюда, прежде чем… Она не могла даже думать об этом.
– Я думаю, это повозки для представления мистерий. Они выехали с Даун-стрит сразу как рассвело. – Толланд приоткрыл скрипучее окно и выглянул на улицу. В комнату ворвались звуки – голоса, цоканье копыт, скрип колес. – Да, это повозки. Они сейчас будут переезжать через мост.
Оливия наконец поняла, о чем они говорят. Это те же повозки, которые она видела несколько дней назад. Их еще только готовили к представлению. А Лоуренс тогда очень рассердился на нее за то, что она вышла из дома одна, без сопровождающих. Вспомнив, как он беспокоился о ее безопасности, она с теплым чувством облегчения подумала, что муж, конечно, уже ищет ее.
Ну конечно, сегодня же праздник Тела Христова – день, когда по всему городу ездят громоздкие телеги, с которых члены всех торговых и ремесленных гильдий показывают мистерии. Процессия из сорока восьми повозок будет по очереди останавливаться на двенадцати площадках вокруг центра города, и с каждой из них на каждой площадке будут представлять свою пьесу – начиная от Истории сотворения Мира и кончая Страшным Судом. Как ей рассказывала Карина, последнее представление могут давать чуть ли не в полночь. Значит, вот что имел в виду Толланд, говоря, что все должно было свершиться именно сегодня! Ее надежды рассеялись как дым. Как Лоуренс сможет найти ее, когда весь город будет запружен праздничными толпами, а улицы будут перегорожены импровизированными сценами?
– Что-нибудь еще ты принес?
– Да. Я хотел это взять еще в прошлый раз, когда миледи заходила в мастерскую, и мне тогда пришлось схорониться. Я-то думал, что она приведет хозяина из-за того, что двери были незаперты. – Она увидела, как Джордж вытащил из тюка рулон пергамента. – Кажется, это то, что ты просил.
– Рисунки! Молодец, парень! Я знаю кое-кого, кто отдаст за это свою правую руку. А Миддлвей без них ничего не сможет! – И Толланд визгливо захохотал, радуясь тому, как ему повезло. – Давайте-ка, парни, заверните все это обратно. Сколько тут рулонов? Двадцать? И прямо из Флоренции? Уж мы на этом руки-то нагреем!
– Что ты собираешься делать с ней? – спросил второй парень, когда Толланд проходил мимо сжавшейся на полу Оливии. Все трое посмотрели на нее, оценивая грациозную фигурку и прекрасное бледное лицо с синяком на лбу.
– М-м, – улыбнулся Толланд. – Сначала, пожалуй, можно немножко поразвлечься. Ну а потом я знаю кое-кого, кто заплатит за нее хорошую цену.
Да она к тому же еще и золотошвейка! – Он погладил руками свой круглый живот. – Оставьте ее пока здесь, а мне нужно кое-что разузнать. Торопиться некуда. Пойдемте!
– Прошу вас… – Умоляющий голос Оливии заставил его остановиться. – Пожалуйста, развяжите мне руки. Мне нужно воспользоваться ведром, а я не смогу это сделать с завязанными руками. Пожалуйста!
– Я это сделаю! – Джордж быстро шагнул вперед, опередив остальных. – Я ее потом опять свяжу. Не бойся, – засмеялся он, увидев озабоченное выражение на лице Таиланда, – я ее не трону.
Когда Толланд и второй парень сошли вниз по лестнице, Джордж помог ей подняться на ноги.
– Повернись, миледи, – прошептал он.
– Джордж, прошу тебя, помоги мне, – взмолилась она, – не позволяй им…
– Стой спокойно. Ну вот, все. – Он развязал путы, стягивающие ее запястья. – Теперь послушай меня, госпожа. Мне очень жаль, но они скоро вернутся, если я не поспешу к ним. Быстро делай свое дело и слушай.
Она понимала, что сейчас действительно не время демонстрировать свою благовоспитанность. С дрожащими коленями и ватными ногами она скрючилась над грязным, вонючим ведром, стоящим в углу. От страшной вони ее чуть не вырвало, но другого выхода не было. В то же время Джордж шептал ей, отводя от нее глаза.
– Поверь, я не хотел, чтобы так получилось. Не хотел, чтобы ты пострадала. Это Питер, он ударил тебя по голове, и я не успел вмешаться. Я сделаю все, что смогу, но если они что-то заподозрят, то я… Скорее!
Снизу послышался пронзительный голос Толланда:
– Спускайся, мерзавец! Что ты там задумал?
– Иду, сэр. Только свяжу ее как следует.
– Нет, Джордж! Прошу тебя…
– Не беспокойся, я не стану. Только сделаю вид. И ты тоже притворись, что связана, миледи. – Сказав это, он свободно обмотал ее руки полоской ткани и затопал вниз по лестнице.
Оливия снова прислонилась к стене, сердце ее колотилось так сильно, что казалось, оно сейчас разорвется. Значит, Джордж на ее стороне. Пресвятая Богородица, снова взмолилась она, благодарю тебя! Хоть один из них не желает Мне зла. Ее голова все еще раскалывается от боли, Оливия тяжело дышала, хватая ртом отравленный вонью воздух, пытаясь сосредоточиться. Черные мысли вновь нахлынули на нее, и она прикусила губу, чтобы не расплакаться от боли и страха. Из того, что мастер Толланд говорил, она поняла, что дом, где ее держат, находится где-то в городе и выходит окнами на Бретонский мост, по которому сейчас двигалась внушительная процессия повозок. По городу плыл колокольный звон.
Джордж принес ей кусок темного хлеба и кружку эля. По крайней мере, умереть с голода ей не дадут. Джордж не мог задерживаться, он только успел прошептать ей:
– Держись!
Вскоре что-то заслонило свет, падавший с лестницы, и Оливия с замирающим сердцем поняла, что один из них идет к ней. Показалась голова мастера Толланда. Она с усилием поднялась на ноги и отскочила к столу. Он гнусно ухмылялся в предвкушении удовольствия, оправляя жирными маленькими ручками складки нечистого платья.
– Ну-ка, красотка, нам с тобой надо поговорить.
Ах, если бы она смогла заставить его именно говорить, то, может быть, и отвлекла бы от того, ради чего он пришел. Все, что угодно, только не…
– Ты сказал, что знаешь кого-то, кому нужна золотошвейка, сир?
Это Толланду понравилось. Она назвала его «сир», как если бы он был очень важной персоной. Да, это ему определенно понравилось. Он подошел к ней поближе.
– У меня, дорогуша, повсюду есть связи с вышивальщиками, – сказал он с важным видом. – Это ремесло в наши дни в большом ходу.
– Я это знаю, сир. А знаком ли ты с лондонскими мастерскими?
Он уже стоял рядом с ней, и ей некуда было от него спрятаться. От него волнами исходил ужасный, нездоровый запах, его лицо, усыпанное каплями пота, придвинулось уже совсем близко, так что ей были видны красные прожилки в его выпученных глазах. Он обхватил ее талию, засунув руки в низкие проймы её сюрко. Она подумала, что ее сейчас стошнит, но сумела побороть себя, вспомнив слова Джорджа о том, что ей необходимо притворяться. Вот что ей надо сейчас делать – притворяться.
– Лондонскими? Да и с лондонскими тоже. Но для тебя у меня есть кое-что другое. Может, Фландрия или Рейнские земли. А может, и Италия. – Его голос звучал почти ласкающе, а руки потянулись к ее груди. – Но покамест я должен хорошенько узнать, что за товар я предлагаю покупателям, не так ли, дорогуша? Ну-ка, миледи, давай-ка посмотрим, что у тебя там… – И он больно сжал ее грудь своими маленькими, но сильными руками, так что она даже вскрикнула от боли. Однако вместо того, чтобы отклониться назад, она собрала всю свою смелость, упала вперед и тяжело повисла на нем, закрыв глаза и подогнув колени. Потеряв равновесие, он отнял свои руки и шагнул назад, а она рухнула на пол со вполне убедительным грохотом. Ее голову при этом опять пронзила жуткая боль, и она почти потеряла сознание.
– Что за?.. Черт побери! Мерзкая дура! Оливия почувствовала сильный пинок ногой в спину, затем он снова ухватил ее за подбородок, а потом злобно отбросил назад. Она неподвижно лежала на полу, притворяясь бесчувственной, и он молча ушел, скрипя половицами. Внизу послышался его сердитый пронзительный голос, поднявшийся почти до визга, так что она даже могла разобрать отдельные слова.
– Питер… делайте с ней, что хотите… оставайся тут!
Внизу хлопнула дверь. Она медленно села и оперлась о ножку стула, дрожа от ужаса и боли. Лоуренс, о, Лоуренс, молча звала она, мой дорогой, мой любимый! Лоуренс, я люблю тебя. Из глаз ее покатились слезы, и она прикусила губу, чтобы унять дрожь.
– Услышь меня, Лоуренс. Пожалуйста, услышь меня, – прошептала она.
Голоса затихли, и где-то на другой половине дома заскрипела и хлопнула дверь. Неужели они ушли? Оливия с усилием поднялась и пошла к лестнице, и в этот момент снизу появилась чья-то макушка. Это был Питер, второй парень, и он шел к ней! Охваченная волной ужаса, она бросилась к столу. Он появился в комнате, в руках у него была кружка с элем.
– Ну-ну, что-то не похоже, что тебя надо приводить в чувство, миледи.
Последние слова были произнесены с таким выражением, что у нее не осталось ни малейших сомнений относительно его намерений. Поставив кружку с элем на пол, он медленно двинулся к ней. Джордж! – молча взывала она. – Джордж, Бога ради, помоги мне!
– Ну, иди ко мне, – произнес он, глядя в ее полные ужаса глаза.
Он был молод и полон сил, и ударил ее уже в мастерской, и еще ударит, если понадобится. Это она хорошо понимала.
– Давай, я могу быть с тобой грубым или мягким, как захочешь. Но только долго не раздумывай…
Он протянул к ней руку и схватил ее, всем телом прижав к столу, и, ослепленная паникой, она закричала:
– Джордж, Джордж! Помоги!
Позднее Оливия поняла, что в тот момент Джордж уже, должно быть, был там, потому что хватка парня немедленно ослабла. Джордж схватил его сзади и с силой повернул к себе. Цепляясь за стол, чтобы не упасть, Оливия увидела, как Джордж нанес ему страшный удар в челюсть, швырнувший его через всю комнату.
Парень с грохотом ударился об стенку и рухнул на пол.
– А теперь убирайся вон! Убирайся! Она моя, я тебе сказал!
Парень, прижав руку к своему окровавленному рту, злобно посмотрел на Джорджа, а потом на Оливию.
– Ты лжешь, – проговорил он, морщась от боли, – грязный, вонючий лжец! Ты к ней не прикоснешься. Она ведь жена твоего хозяина. Не посмеешь!
– Убирайся, пока я дух из тебя не вышиб! – ответил Джордж, и парень проковылял вниз по лестнице, держась за стенку. Джордж подождал немного, а потом вернулся к Оливии.
– Кричи! – одними губами проговорил он. Оливия с удивленным видом смотрела на него…
– Кричи, – прошипел он и подтолкнул ее назад к куче мешков.
– Джордж, что ты! Не надо!
– Громче, миледи! О Господи…
Он обхватил ее и повалил на мешки. Прежде чем она смогла понять, в чем дело, он просунул руку под ее платье, и она отчаянно закричала. Ее крики наполнили комнату, смешиваясь с веселым шумом на улице. Она дралась и царапалась, словно демон, вырвавшийся из ада. Джордж пытался справиться с ней, но не в силах остановить ее крик иным способом, закрыл ей рот поцелуем. Его поцелуй возымел желанный эффект, и она обмякла под ним, слабая, испуганная и измученная.
– Тише, тише, миледи. Я не причиню тебе зла. Со мной ты в безопасности, обещаю тебе, – прошептал он. – Я не собираюсь тебя насиловать. Мы просто притворяемся.
Смысл его слов, наконец, начал доходить до ее измученного сознания, и она расслабилась, слушая, как он шепчет ей прямо в ухо. Что он говорит? Что он имеет в виду? Притворяемся? Жаркая волна облегчения накатила на нее, горячие слезы хлынули из ее глаз, и из груди вырвались рыдания. Она плакала, выла как ребенок, из-за всего, что случилось и что не случилось, плакала по всему, о чем мечтала и чего, как она считала, у нее уже не будет никогда, по тому, кого она любила, и чьи руки не обнимали ее сейчас. Наконец ее рыдания смолкли и она затихла.
Джордж отвел волосы с ее лба и вытер последние слезинки, оставившие следы на ее раскрасневшихся щеках. Он посмотрел поверх ее головы на лестницу, а потом улыбнулся ей с выражением восхищения и участия.
– Джордж? – прошептала она.
– Все в порядке. Лежи тихо, – прошептал он ей в ухо. – Не забудь, что мы притворяемся. Все должно выглядеть так, будто мы… ну, ты знаешь!
– Что будет дальше, Джордж?
– Говори тише, миледи, или так, чтобы твой голос звучал сердито или умоляюще. Я не знаю, что будет, кроме того, что он пошел искать своего дружка – капитана итальянского корабля. Тому-то и нужны вышивки. Но Толланду понадобится некоторое время, чтобы пробраться через толпу, и потом он вообще может его не найти.
– Но ты сильно рискуешь, да, Джордж?
– Теперь – да. Если бы этот дурак не назвал меня по имени тогда, в мастерской, ты бы никогда и не узнала, что я в этом замешан, правда?
Она молча кивнула. Ей бы и в голову не пришло заподозрить этого приятного юношу, который всегда был таким вежливым и услужливым.
– Ну а когда ты узнала, что это был я, нам пришлось захватить тебя с нами. Но я не хотел, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Господи, как все теперь запуталось!
– Тебе теперь придется бежать, да, Джордж? Уехать из Корнуэлла?
– Да. Но сначала мне надо придумать, как тебя отсюда вытащить. Я еще не знаю как, но помни – я на твоей стороне. Просто подыгрывай мне, будь сейчас безутешной – ему это понравится, грязной свинье. Ах, черт! – воскликнул он, напрягшись при звуке отпираемой двери. – Это он!
– Спускайся, Элвуд, с тебя хватит!
На лестнице раздались шаги, и Джордж вдруг задрал ей юбку и положил руку на обнаженное бедро. Инстинктивно сопротивляясь, она разрывалась между притворством и реальностью, с одной стороны, понимая необходимость продолжать игру, а с другой – страшась, куда может завести Джорджа эта игра. Когда над уровнем пола появилась голова Толланда, Джордж подмигнул ему и с усмешкой сказал:
– Сейчас приду, сэр! Дай мне еще одну минуту, сэр! Это все, что мне нужно.
Толланд засмеялся и повернул обратно, бросив Джорджу через плечо:
– И это все, чего ты добился? Да того времени, что ты с ней провел, хватило бы десяти мужикам! Ах ты, молокосос! Поторопись. Ты мне нужен.
Шаги стихли.
– Да, сэр.
Оливия лежала, не в силах унять дрожь. Глаза ее былц широко открыты и потемнели от усталости, в них застыло выражение полной беззащитности перед парнем, который пообещал не причинять ей зла. Может ли она доверять ему? А есть ли выбор? Но у нее не было времени подумать, потому что рука, лежавшая на бедре, потянулась выше, и он добился того, чего ждал – ее пронзительный крик разнесся по всему дому, и те двое внизу тоже должны были его услышать.
Через мгновение крик был остановлен тем же способом, что и раньше, но на этот раз Джордж поцеловал ее по-настоящему. Это награда за то, что я спасу ее, подумал он. Неважно, что с ним будет потом, пусть он ее больше никогда не увидит, но у него останется память о прекрасном мгновении на всю жизнь. Только один поцелуй, и больше ничего. По тому, какими нежными были его губы, она поняла, о чем он думал, и хотя не ответила на его поцелуй, но и не сопротивлялась ему. Но когда его рука коснулась ее живота, она вырвалась и закричала так громко, как только могла:
– Джордж, нет! Пожалуйста, не надо больше! Джордж!
В ее голосе явственно звучали панические ноты. И они услышали их. Все трое.
С печальной, словно прощальной улыбкой он встал, поцеловал кончик своего пальца и дотронулся им до ее носа. Он продолжал улыбаться, спускаясь по лестнице, приглаживая свои кудрявые волосы и делая вид, что затягивает шнурки у пояса штанов.
– Уж ты не торопился, да, парень? – сказал Толланд.
Второй сидел молча, с распухшей губой и синяком на скуле. Это тебе за то, что ты ударил мою леди, подумал Джордж, не глядя на него.
Вечерний звон колоколов большого собора и маленьких церквей плыл над городом Корнуэллом, но ни он, ни возня Толланда и его молодых помощников с тюками, не могли разбудить измученную Оливию, забывшуюся тяжелым сном. После возвращения мастера Толланда парни были заняты тем, что перетаскивали тюки и заворачивали в тряпки, не бросающиеся в глаза, рулоны драгоценной материи. Ткани они разносили по лавкам, находящимся в разных концах города, в обмен на звонкие золотые богатых купцов, которые не интересовались происхождением товара. И только когда на столе перед мастером Толландом начала расти кучка денет, он наконец почувствовал, что почти расквитался с одним из тех, кто засадил его в тюрьму. С другим он намеревался посчитаться вскоре после наступления темноты, как только придет капитан.
