Текст книги "ТОЛЬКО НЕ В ЭТОТ РАЗ"

Автор книги: Василий Боярков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Нет. Если честно было не до того.

– Тогда нам бы его пригласить в комнату для допросов, – тоном не подлежащим сомнению, высказал Киров.

– Без проблем, – согласился сговорчивый следователь, – я пойду и распоряжусь.

Через пятнадцать минут напарники находились в помещении, где из мебели были: только привинченный к полу деревянный прямоугольно-протянутый стол, обладающий металлическими прочными ножками, и точно такие же пара стульев, располагавшиеся возле стола точно друг против друга. Через минуту завели уже почти трезвого Глебова. Не снимая наручников, его усадили ближе к двери. Спиной к «зарешоченному» окну уселся молодой новобранец таким удобным для себя образом, что они оказались с преступником напротив, причем физиономия Глебова отлично освещалась, сам же «опер» находился в некотором полумраке. Сбоку от него, оставался стоять, скрестив на груди обе руки, его старший товарищ Роман. Какое-то время сослуживцы внимательно изучали представшего перед ними предполагаемого убийцу.

Человек огромного роста с широченными плечами и словно квадратным торсом, он внушал некий страх и невольное уважение. Его мощные руки напоминали две большие кувалды, с приделанными к ним мощными ручками, способные, без сомнений, дробить огромные камни. Не удивительно, что Кирову никак не получалось сбросить его со спины, когда они нещадно боролись в его зеленоградской квартире. Станиславу только-что исполнилось двадцать девять лет с половиной. Он работал слесарем на одном из Московских заводов и, как оказалось, имел слабость к водочке и наркотикам. Его квадратная звероподобная «рожа» ничего абсолютно не выражала, хотя пробегавшая по его телу еле заметная дрожь предвещала о начинающихся пост-пьяных ломках. Серо-карие глаза, еще недавно имевшие «остекленевшее» выражение, сейчас излучали тоску и удрученность. Не сказать, что во взгляде его не было рассудительности, но большой ум и эрудированность там точно отсутствовали. На фоне этого мужчины также выделялись громадные торчащие уши и, довольно, крупный вздернутый кверху нос.

Если судить о его натуре, то по представленной участковым характеристике – это был своенравный, неуравновешенный человек, легко провоцирующий скандалы, и способный подчинять себе более слабых. Из-за его вздорного и вспыльчивого характера, с Глебовым мало кто контактировал, предпочитая держаться от этого «верзилы» подальше. По всем показателям, этот человек подходил не только на роль наркомана, но и отъявленного убийцы. Поэтому внимательно изучив характеризующие его особенности и элементы, оперативники перешли к основной части этой недружественной беседы.

Роман взял на себя труд задавать вопросы, предоставив своему воспитаннику документировать суть изложения. Для начала прошли стандартную процедуру, предназначенную на занесение в протокол сведений о личности испытуемого. Затем потихоньку стали подбираться к самой сути проблемы.

– Как же ты дошел до такой отвратительной жизни? – спросил первым делом майор, подходя к подозреваемому несколько ближе, и становясь возле него.

– В смысле? – переспросил Глебов.

Тут последовал мощный удар кулаком ему в правое ухо, и он закачался, едва, не упав со своего прибитого к полу стула. Оперативник тут же зашел к нему со спины и, как только преступник восстановил свое равновесие, он сразу же стал объектом очередного воздействия – одновременного смыкания ладоней Романа у его огромных ушей. В голове Станислава, как будто что-то «взорвалось» и зашевелилось. Зашумело так, словно через его башку проезжал скорый поезд и одновременно, при этом, надсадно гудел. Глаза сами собой округлились и непонимающе смотрели на сидящего перед ним молодого сотрудника. Лишь только в голове его стало чуть-чуть проясняться, беседа вернулась в прежнее русло.

– Ну, как? – приостановив активную часть допроса, поинтересовался полицейский по фамилии Киров, – Теперь дошло, в чем ты должен покаяться? Или экзекуцию продолжать?

– Не надо, – взмолился подозреваемый, сделав умоляющее выражение своей звериной физиономии, – но я правда не понимаю, чего от меня хотят, ведь все, что знаю, я уже рассказал.

– Что все? – не понял опытный оперативник, недоумевая такой отчаянной наглости, – мне ничего не передавали, напротив сказали, что даже не говорили с тобой на нашу тему.

– Как не говорили? – чуть не плакал здоровенный мужчина, оказавшийся в застенках Российских правоохранительных органов, где его страх еще и «подогревался», уже входящими в первую стадию ломками, – я уже все наркотики выдал. Чего вам еще от меня надо узнать?

– Да, «обосрать» мне твою наркоту, – придав лицу гневное выражение, начал терять терпение старший товарищ, – тебе разве не сообщили, что с тобой будут беседовать сотрудники «убойного» отдела из МУРа? Или ты думаешь, что нам интересна, какая-то там, конопля?

– А что? Что вам, тогда, надо? – причитал бедолага, не понимая, чего от него на самом деле хотят, или искусно делая вид, что не подозревает о чем все-таки смысл этой жесткой беседы.

– Ну, во-первых, – попытался успокоиться и придать своей физиономии выражение, явно вызывающее доверие, – я спрошу тебя об одном: «Где находится твоя супруга – Марина»?

– Да откуда я могу знать? – не унимался Глебов, успешно маскируясь в своем – толи настоящем, толи искусственном – недопонимании, – Два дня назад мне передали, что ее видели в машине с каким-то никому не знакомым хлыщом. Они сидели, мило беседовали и загадочно улыбались. С тех пор от нее – ни слуху, ни духу. Я же все это время безостановочно пью, ожидая, когда она соизволит вернутся. Честно скажу: если бы она только «нарисовалась», я бы не знаю, что только с ней сделал.

– Вот, наконец-то, мы и подошли к основной части нашей «приятной» беседы, – воскликнул оперативник, энергично потирая руки, предчувствуя, что дело близится к тому, чтобы сдвинуться с «мертвой точки». – Ник (почему-то так он решил обратиться к напарнику), ты все успел записать?

– Да, – ответил молодой новобранец, исправно заносивший в протокол все, что здесь говорилось (физическое воздействие на подозреваемого, естественно, исключалось).

– Хорошо, – произнес Роман, «пробежав» глазами по записям, – продолжай все в том же духе, – и, уже обращаясь к подозреваемому, стал пытаться «вывести его на чистую воду». – А теперь, Стасик, просвети нас: как ты жестоко убивал свою бедную супругу Марину?

– Как убил? – искренне вытаращил глаза здоровенный мужчина, и заплетающимся со страху языком продолжал, – Я нет… Я не мог…, – тут он обхватил руками огромную голову и, отчаявшись, зарыдал, – Я ничего не помню.

– Это очень плохо и скверно, – сделал сострадательное выражение на лице опытный сыщик, – когда человек совершает преступление, а потом говорит: «Я не помню», – это только усугубляет его вину, и приговор суда, в этом случае, оказывается намного более строгим, нежели когда человек признается в совершенном им преступном деянии, в настоящем случае жестоком убийстве, и, искренне раскаиваясь в содеянном, активно сотрудничает со следствием. Вот так, «братец»: тебе дается возможность подумать и сделать свой выбор – будешь ли ты седеть полный срок, либо тебе немного скостят.

Тут все замолчали и в наступившей почти гробовой тишине можно было услышать, как бьются сердца этих троих совершенно разных людей. Киров специально взял эту паузу, давая Глебову возможность переварить в голове все услышанное и прийти к какому-нибудь определенному выводу. Через пару минут, не дождавшись ответа, он вернулся к своему монологу:

– Ну что? Что-нибудь вспомнил? Или может тебе помочь и вкратце напомнить суть и основные моменты, а детали потом ты нам сам до-расскажешь?

Подозреваемый молча кивнул головой, проявляя таким образом готовность выслушать, что же ему инкриминируется. Роман, получив согласие оппонента, и предупредив новобранца, чтобы он ничего не упускал и все усердно записывал, начал разворачивать свою версию:

– Я думаю, что дело случилось так. Ты узнал, что твоя жена тебе изменяет, что привело к сильнейшему нервному потрясению. На этой почве, ты сильно напился, а заодно и «пыхнул» наркотиков, что, скорее всего, покажет из взятых у тебя на экспертизу анализов. Немного не рассчитав, ты впал в невменяемое состояние, и, когда вернулась с гулянки твоя неверная женщина, ты, увидев ее, мгновенно пришел в ярость, схватил нож и стал наносить ей множественные удары. Успокоился ты только тогда, когда она уже не подавала признаков жизни. Тогда ты и полоснул ей ножом по горлу, сделав надрез – «от уха, да уха». Убедившись, что она умерла, ты погрузил ее на свою машину и увез на противоположную сторону города, где отнес в лесные насаждения – подальше и вот там же и бросил. Судя по твоим физическим данным, ты вполне бы смог это сделать. Сам же вернулся домой и принялся справлять по ней лихие поминки.

Оперативник хотел добавить еще вопрос: «Так ли все было»? Однако, сделать этого не успел, так-как его рассуждения, внезапно, были прерваны фразой напарника:

– А как же адреналин?

– Причем тут на «хер» адреналин? – не понял Киров, что имеет в виду Никита.

– Ну, ей сначала вкололи этот лекарственный препарат, – несколько смущенно проговорил молодой сотрудник, – если помнишь, так сказала девушка-криминалист, производившая осмотр места происшествия, сказав, что в первых двух случаях убийца действовал, тем же самым проверенным способом, а установление этого факта результатами экспертизы – это лишь вопрос недолгого времени.

– Кстати, – вдруг, вмешался в рассуждения «оперов» подозреваемый Глебов и, полу-дрожащим голосом виновато проговорил, – машины у меня тоже никакой не имеется.

– Это ничего не меняет, – презрительно «фыркнул» опытный «опер», отметив про себя напарника, который напомнил ему столь немаловажную и очень значительную деталь, – просто вина Стасика этим значительно утяжелится – только лишь и всего. Получается, что он хотел ее мучить и видеть страдания. Таким образом, вколол ей сильнейший из стимуляторов и, нанося ей ранения, наблюдал за ее страшными муками, а потом, вдоволь насладившись своей безжалостной местью, убил ее, перерезав ей глотку. Потом договорился с кем-то из лучших друзей, имеющим в своем личном ведении какой-нибудь транспорт и вывез труп подальше – туда, где его потом обнаружили. Ну как теперь, так ли все было?

– Нет, – уверенно возразил Глебов, отчаянно пытавшийся «взять себя в руки», не смотря на то, что дрожь «отходняка» продолжала колотить все его тело, – такого точно быть не могло. Я мог забить ее кулаками до смерти. Здесь да, каюсь, я бы бесповоротно признался. Но чтобы пытать? Тут вы ребята что-то напутали. Это – сто процентов – не моя «делюга». Да, и друзей у меня нет вообще, а тем более с автомашиной.

Здесь преступник даже нашел в себе силы презрительно усмехнуться, понимая, что версия «ментов» не больно-то «склеилась». Киров, пораженный такой безудержной наглостью, рассвирепел не на шутку. Он направился к выходу из комнаты, предназначенной для допросов, успев бросить, на ходу, новобранцу: «Ознакомь его с нашими доказательствами и осмотром его квартиры, и все это сделай непременно под запись. Я скоро вернусь».

Глава VIII. Смерть Федосеевой

Оставшись наедине с подозреваемым, Никита решил воспользоваться предоставленной ему возможностью и блеснуть своей эрудицией. Он начал с того, что решил описать место происшествия. Он еще не набрался такого бесстыдства, как его умудренный напарник, поэтому задавал вопросы довольно вежливо:

– Скажите, пожалуйста, Станислав Станиславович, как получилось так, что в Вашей квартире, а именно в спальной комнате, присутствуют активнейшие следы борьбы, перемежающиеся обильным крове-пусканием?

– Нет ничего проще, – спокойно отвечал Глебов, испытывая перед молодым сотрудником много меньшего страха, чем перед его более зрелым наставником: ему даже удалось почувствовать, как невольно уменьшилась колотившая его дрожь. – Узнав об измене жены, я, как следует, выпил и стал крушить и раскидывать, в нашей комнате все, что только попадалось мне под руку. Таким образом я вымещал свою злобу. И кровь – это моя. В пылу своего гнева, я поранил ладонь в районе большого пальца, оттуда она и текла.

В доказательство своих слов он предъявил на обозрение Бирюкова имевшуюся у него в вышеупомянутом месте свежую рану. Это обстоятельство вполне могло быть правдой и ставило жирный крест на версии Кирова. Никита решил попробовать решить еще один волновавший его немаловажный нюанс:

– Тогда объясните, гражданин Глебов: как в вашей квартире оказалась обувь, с рисунком подошвы, идентичным отпечаткам, оставленным в месте обнаружения трупа?

– Тут мне ответить нечего, – честно признался подозреваемый, – эти ботинки у меня уже совершенно давно, и я никак не могу взять в голову, как так получилось. Хоть убивайте меня, но я, ей-Богу, не знаю ответа на этот сложный вопрос.

Тут вошел, а скорее, как вихрь, влетел Киров и сражу же, схватив протокол допроса, внимательно изучил последнюю часть, занесенных в него аккуратным почерком записей. Читая документ, в руке он сжимал небольшую зеленую сумку, в каких, обычно, сотрудники правоохранительных органов хранят служебные противогазы.

– Значит по хорошему не хотим? – заорал он диким голосом, извлекая наружу предмет, предназначенный в идеале, для защиты органов человеческого дыхания, но у сотрудников полиции имеющий еще и несколько иные не традиционные функции.

– Подержи его, – отдал Роман распоряжение своему молодому напарнику.

Тот встал со своего места и, обойдя подозреваемого сзади, схватил его за широкие плечи. Старший оперуполномоченный, против его воли, стал пытаться надеть на огромную голову этот необычный «намордник». Глебов активно сопротивлялся: вертел головой из стороны в сторону, пытался подняться и отстраниться от своих мучителей. Если бы не наручники, сдерживающие его мощные руки ладонями за спиной, то он, принимая во внимание свою неимоверную силу, легко бы раскидал полицейских. Однако, металлические браслеты значительно сокращали его сокрушительно-нестандартную мощь.

В конечном итоге, его все же удалось повалить на пол и, уже там, удерживая с обоих сторон, оперативникам удалось надеть на его лицо противогазовый препарат. Его так и оставили в лежачем положении. Опытный сотрудник МУРа взял на себя обязанность по проведению пытки. Периодически зажимая «хоботок», он, таким образом, перекрывал доступ воздуха внутрь. Станислав отчаянно сопротивлялся, но, как нетрудно догадаться, сделать ничего так и не смог. Постепенно, не получая кислорода, необходимого для дыхания, он впал в состояние, близкое к обмороку, и, именно в этот момент, Киров ослабил нажатие на воздушный шланговый проходной «провод». Глебов сделал мощнейший вдох, и постепенно начал приходить в себя, осознавая происходящую вокруг обстановку. Затем процедура повторялась неоднократно.

Проделав свои попытки около десяти раз, Роман, наконец, дав подозреваемому более или менее очухаться от перенесенных страданий, вкрадчивым тоном спросил:

– Ну ты как? Готов говорить?

– Да, – словно бы из бочки ответил преступник, и энергично закивал головой в знак согласия.

– Ты убил жену? – задал вопрос полицейский не снимая намордника.

– Нет, – впадая в истерику, заорал внезапно овдовевший супруг.

– Не правильный даден ответ, – зло сжав зубы, прошипел беспощадный оперативник.

Далее процедура пытки продолжилась, прекращаясь лишь на короткие промежутки, чтобы «испытуемый», вдруг, «не отбросил копыта». Все велось к тому, чтобы тот проявил сознательность и, отвечая, дал положительное согласие на дачу признательных показаний.

«Допрос» продолжался уже четыре часа, и время близилось к девятнадцати – вечера. Наконец, подозреваемый не выдержал оказываемого на него давления и заорал так, что по рукам Кирова, удерживающего «хоботок», пробежала колеблющаяся вибрация:

– Да! Это я убил! Я все скажу! Только прекратите надо мной издеваться!

– Наконец-то, – облегченно вздохнул самопровозглашенный «палач», снимая с жертвы ставший ненужным противогаз, – а то я начал уже уставать.

Обильно вдыхая спертый тюремный воздух, показавшийся Глебову самым чистым, какой-только может быть на планете, он, вдоволь надышавшись, провозгласил:

– Я подпишу все, что угодно. Пишите, как вам надо. Я согласен на все.

– Это, не разговор, Стасик! – чуть было не обрадовавшийся Роман, снова стал впадать в неописуемую безграничную ярость, – Нам нужны все подробности!

– Да не помню я, никаких там подробностей, – рыдая обильными слезами, клялся преступник, – сказал же – я убил – как, не помню. Придумайте чего-нибудь, а я подпишу. У самого у меня, сейчас, башка не работает. «Отходняк» начинается. Уже торкает, и вот-вот «башню» накроет.

– Пусть будет так, – внезапно, словно по команде, «остыл» старший оперуполномоченный, – нам всем здесь необходим небольшой отдых и короткая передышка, а также время, чтобы все, как следует «взвесить» и надо-всем поразмыслить. Тем более, что уже поздно, и все очень устали, а как говорят у нас на Руси: «Утро – вечера мудренее». В общем, Стасик, тебе дается на раздумье одна только ночь, а завтра мы будем заниматься с тобой плодотворно: весь день и – по полной программе.

После этих слов, глаза Глебова округлились от ужаса, очевидно, он, за один мгновенно прокатившийся миг, еще раз пережил весь сегодняшний день и сопровождавший его неописуемый ужас. Роман в это самое время вызвал конвой, чтобы те увели подозреваемого в его камеру. Оставаться в этом отделении больше было бы не зачем, и напарники, выйдя на улицу, направились каждый к своей машине, чтобы следовать на «Петровку», где необходимо было представить подробный отчет о проделанной ими работе.

К начальнику они прибыли в одно и тоже самое время, так-как ехали друг за другом – след-вслед. Зайдя в кабинет к офицеру Кравцову, они обстоятельно рассказали о том, чего смогли добиться, беседуя с Глебовым, точнее о том, что не достигли совсем ничего. Руководитель внимательно ознакомившись с протоколом допроса, сделал немаловажное заключение:

– Похоже, что этот человек сказал правду.

– То есть? – не понимая к чему клонит Виктор Иванович, поинтересовался Роман.

– А то – что пришли результаты сделанной экспертизы, – разъяснил начальник «убойного» подразделенья, – согласно которым группа крови, обнаруженная в квартире у Глебова, не соответствует группе его покойной жены. Обувь, изъятая из его жилища, идентична, но не является совершенно искомой. Наиболее вероятным орудием пыток и последующего убийства является медицинский скальпель, а не кухонный нож – это следует по каким-то там особым отличительным признакам. Добавление в организм адреналина, и половая связь с трупом, также наводят на мысль, что убийство было совершенно не по пьяной лавочке, а обстоятельно и целенаправленно, для достижения какой-то определенной непонятной нам пока цели. Кроме того, из вашего допроса следует, что у подозреваемого нет машины. Вы проверяли этот факт по сведениям ГИБДД?

– Конечно, – отвечал молодой сотрудник, успевший во время пути проконтролировать и эти важные сведения, «пробив» их по мобильной связи, через дежурную часть, – у него, действительно, нет автотранспортных средств.

Роман недовольно посмотрел на своего воспитанника, выражая таким образом свое отношение к его самовольным действиям, хотя, в глубине души, отдавал ему должное, ведь сам он, совершенно выбросил из головы эту очень значимую особенность. Кравцов, между тем, продолжал:

– Совершенно справедливо, лейтенант Бирюков. Пока вы там занимались выбиванием из подозреваемого признательных показаний, и, я не сомневаюсь, что он уже готов был их дать, мы здесь также не сидели без дела и проверили эту информацию, а заодно, провели поквартирный обход дома, где проживает семья Глебовых. Из него обстоятельно следует, что он не имеет никаких автотранспортных средств – ни по доверенности, ни по какой-либо другой существующей надобности. Из-за взрывного характера, друзей у него нет вообще. Таким образом, тот факт, что он смог перенести свою жену через весь город, вызывает большие сомнения. Также, из опроса соседей, мы смогли установить, что за последние два дня он никуда из своей квартиры не отлучался, так-как обычно, если он пьет, то любые его передвижения по подъезду сопровождаются невероятным шумом и криками. В общем так, дорогие ребятки, на этого человека у нас ничего не имеется – значит, что-то мы не доработали и углубились в неправильном направлении.

– Черт, – выразил Киров свое недовольство, не забыв чертыхнуться, – сколько сил и времени впустую угроблено.

– Да, это так, – согласился руководитель, оставаясь невозмутимым, – но мы пока не Нострадамусы и предсказывать ничего не умеем, поэтому нам приходится много и кропотливо работать. Да, где-то мы ошибаемся, но отрабатывая всевозможные версии, постепенно приходим к одной единственной, которая и бывает той единственной правильной. Так что сегодня, учитывая тот факт, что вы уже на ногах не первые сутки, пожалуйста, отдыхайте, а завтра продолжим и начнем все сначала. Только теперь на легкий результат не надейтесь: ищем маньяка, а не «бытовуху». И, Рома, не забудь зайти в суд – это приказ.

Указание было отдано достаточно ясно, а главное вполне своевременно, поэтому напарники – ни тот, ни другой – не замедлили им воспользоваться и поспешили прочь из этого кабинета. Наскоро попрощавшись, они отправились по домам, так-как время было уже далеко за девять часов вечера. На улице давно потемнело, и на отдых оставалось не так уж и много личного времени, поэтому они старались спешить.

Но не только сыщики задержались на службе в тот злополучный тяжелый день. Эксперт-криминалист Федосеева Люба, в силу объявленных усилений рабочего времени, также была вынуждена покинуть свое отделение только после девяти часов вечера, уже в самое темное время суток. На сей раз она проделала весь путь без неприятного «сопровождения», но ее не покидало чувство: как будто что-то должно с ней случиться. Предусмотрительно, в нарушении всех инструкций, она в этот день не стала сдавать табельное оружие и посчитала возможным оставить его при себе.

Поставив транспортное средство, где и обычно, ей снова необходимо было миновать кустарниковую аллею. И на этот раз, девушка не смогла этого сделать, как всегда напрямую, и проделала весь путь обходным маневром, так-как ее не оставляло чувство витающей над нею опасности. Оказавшись в подъезде, она, поднимаясь по лестнице, чтобы иметь большее расстояние для обзора, взбежала наверх и, только оказавшись у входной двери, ведущей в квартиру, несколько успокоилась. Не забывая вращать головой из стороны в сторону, она отперла надежный замок.

Девушка, как можно быстрее забежала вовнутрь, и захлопнула за собой железную пуленепробиваемую преграду. В жилище было темно. На какое-то время Любовь остановилась, прижавшись спиной к дверной мягкой обивке, распложенной с внутренней стороны. В ее груди бешено колотилось готовое выпрыгнуть сердце. Страшное предчувствие тяготило ее воспалившийся разум. Как и накануне, она находилась на грани погружения в обморок. Немного совладав со своими внезапными страхами, девушка потянула руку, чтобы поднести ее к выключателю и – тут… Нашлась разгадка всем ее страхам: пальцы наткнулись на положенную поверх выключателя тыльную сторону ладони, одетой в тонкую кожаную перчатку.

Любонька непродолжительно вскрикнула и, тут же, получила сокрушительный удар кулаком в переносицу. Очнулась она минут через пятьдесят. Прямо перед ней стояло чудовище, одетое в черную сплошную одежду. На голове его находилась, уже известная резиновая желтая маска, похожая на созревшую тыкву с располагавшейся сзади шнуровкой. Сквозь неровные прорези глаз, она видела безжалостный не выражавший совершенно никаких состраданий «испепеляющий» взгляд.

Девушка попыталась кричать, но из груди ее вырвался только приглушенный полный страдания стон, а губы пронзила нестерпимая боль. Как оказалось, они были, на «живую», зашиты тонкой металлической ниткой медного провода. Пошевелиться также не получалось: руки и ноги были крепко зафиксированы липкой клеящей лентой. В руках мучитель держал небольшую средних размеров сумку. Заметив, что жертва постепенно приходит в себя, он порылся в своей ноше и, опуская ее на пол, извлек изнутри острозаточенный медицинский скальпель.

Как оказалось, за то время, что Федосеева находилась без чувств, представшее перед ней чудище полностью раздело ее до гола, и она лежала на своей кровати, без какой-либо верхней одежды. Девушка с нескрываемой мольбою в глазах и спускающимися по щекам обильно-выделяющимися слезами, своим наполненным ужасом взглядом просила пощады, не забывая дублировать его через рот, но через пришитые друг к другу губы проникало лишь-только глухое шипенье, больше напоминающее змеиное, чем человеческое.

Убедившись, что мученица сильно напугана, изувер приступил к куда-более активным действиям. Делая все молча, он взял с тумбочки, установленной возле кровати, заранее приготовленный шприц, наполненный какой-то лекарственной жидкостью. «Адреналин», – подумала про себя опытная в подобных делах девушка-криминалист. Действительно, после укола, она почувствовала невероятный «прилив сил», но использовать их не могла: путы оказались достаточно крепкими.

Закончив все приготовительные процессы, страшилище начало разрезать мягкие ткани на теле отчаявшейся полицейской. Делал он это очень профессионально, надрезая лишь те места, где не происходит обильного выделения крови. Поворачивая туловище девушки – то кверху, то книзу лицом – тиран нанес ей не менее двухсот мелких ранений, длина которых не превышала трех-пяти сантиметров, а ширина полутора-двух сантиметров. Не забыл он и про лицо, изуродовав его так, что оно превратилось в одну сплошную слабо-кровоточащую рану, полностью исключив свою узнаваемость.

Обильного крове-выделения из каждой конкретной раны не происходило, но в купе всех нанесенных порезов, светлое покрывало постепенно пропитывалось бурой жидкостью, растекавшейся по периметру. Любаша настолько была измучена, что уже слабо отдавала себе отчет в том, что же в действительности с ней происходит. Она вот-вот уже готова была «отдать Богу душу». Заметив это, истязатель страшно занервничал и стал бешено трясти мученицу за хрупкие плечи, пытаясь вернуть ее к ужасной действительности, но та уже ни на что не реагировала. Вконец разъярившись, он бросил ее тело на большую кровать и по очереди полоснул скальпелем по обеим сонным артериям. Из них брызнули два кровавых фонтана, постепенно унося жизнь из тела этой ни в чем неповинной молодой девушки.

Пока она дергалась в предсмертных судорогах, чудовище возбудилось и, достав из своей сумки презерватив, после того, как удалило с ног непрозрачную липкую ленту, закончило свое грязное дело, вступив с истерзанным трупом в половое сношение, чуть сдвинув мертвое тело с окровавленного им места.

Глава IX. Расследование заходит в тупик

Ночь была уже в самом разгаре. Стрелки часов перевалили за два часа. Оставаться в этой квартире дальше было уже совершенно бессмысленно. Маньяк, собрав все свои вещи в дорожную сумку, довольно легко, взвалил себе на плечо мертвое тело и направился к выходу. Выйдя в подъезд, он запер за собой дверь в принадлежавшую покойной квартиру (Федосеевой не показалось. В тот день, когда она осталась без чувств и лежала в подъезде, в ее сумке, действительно, усердно порылись и сделали слепок с ее ключей). Завершив все свои действия, он стал спускаться по лестничной клетке.

Выйдя на улицу, где царила полная тишина и было абсолютно безлюдно, убийца, не торопясь, направился, напрямую к машине, предусмотрительно поставленной им, чуть ранее, по ту сторону протяженной аллеи в полностью не освещаемом месте. Подойдя к транспортному средству, он, открыв багажник, бросил туда бездыханную девушку на расстеленный по нижней части корпуса целлофан.

Спокойно садясь за руль, он расположился в кресле, также накрытом полиэтиленом. Это исчадие ада совсем не подозревало, что за ним зорко наблюдает загулявшийся пятнадцатилетний подросток. Он находился на расстоянии, не превышающем десяти метров от этих необычных событий. Присев на корточки, возле кустарниковых насаждений, слившись худощавой фигурой с окружавшей его темнотой, и замерев так, что не возможно даже было расслышать дыхания, парень смог оставаться невидимым. Используя эту особенность, он мог прекрасно различать очертания двух людей и машины. Больше всего ему запомнилась, наполнив душу сверхъестественным ужасом, выделяющаяся в темноте тыквенная маска на том человеке, который двигался возле машины. Второй, как уже говорилось, был безвольно загружен в багажник.

Автомобиль давно уже тронулся с места и скрылся из виду, когда, наконец, юноша смог позволить себе пошевелиться и поднялся, выпрямившись во весь свой непродолжительный рост. Он поспешил выйти под фонари и, достав из кармана аппаратик мобильного телефона, принялся названивать в дежурную часть местного отдела полиции. У него получилось дозвониться лишь-только с восьмого раза, так-как линия постоянно была занята. Заплетающимся от страха голосом, он принялся пересказывать то, что увидел и то, что смог объяснить:

– Здесь… Сейчас… Человек, с тыквой на голове, загрузил в свою машину какое-то тело.

Назвав адрес, он тут же отключился от связи, не называя своего имени. Молодой человек попал в дежурную часть отдела, расположенного по соседству с отделением, где служила уже мертвая девушка. Как и полагается в таких необычных случаях, на место была выслана патрульная группа, состоящая из двух полицейских. Прибыв на указанный в сообщении ориентир, сотрудники полиции не обнаружили ничего, что могло бы быть подозрительным. Результаты своих наблюдений, они отметили подробными рапортами, и происшествие, не найдя своего подтверждения, после оформления надлежащей документации тут же отправилось на архивные полки.

Утром в Московском уголовном розыске, а именно в «убойном» отделе, как принято в последние дни, в виду усиления режима рабочего времени, в восемь часов проходило оперативное совещание, и намечались планы на текущий служебный день. Когда все основные задачи были рассмотрены, начальник, адресуясь к оперативнику Кирову, непринужденно заметил:

– Послушай, майор (так он всегда к нему обращался, когда хотел выказать свое недовольство) сегодня перед тем, как появиться в суде, вернитесь к товарищу Глебову и обстоятельно уточните: кто ему передал печальную весть, что видел его жену вместе с любовником? Основательно допросите этого человека, только без фанатизма, и выясните подробное описание того, с кем она могла бы встречаться. Может здесь и будет таиться разгадка. А теперь вперед – все за работу.