Текст книги "Авантюристы на стезе любви"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Конец Синей Бороды

Со временем Ландрю значительно «упростил» процесс и стал чаще менять женщин, чего, наверное, требовала его пресыщенная сексуальными «изысками» натура. Желавшие вновь создать семью и жаждавшие плотских наслаждений женщины не могли устоять перед чарами внушавшего им необычайные эротические фантазии Ландрю. Они с радостью отдавали ему «руку и сердце».

Синяя Борода женился на своих потенциальных жертвах под чужим именем, быстренько, не теряя драгоценного времени, урегулировал с ними имущественные вопросы – естественно в собственную пользу, – потом торопливо срывал «цветы удовольствия» первых жарких ночей и неизменно увозил каждую новую «жену» за город. Чаще всего он ехал на виллу в местечке Гамбэ, неподалеку от Парижа, чтобы там уединиться с возлюбленной.

– Мы проведем чудный «медовый месяц», – заверял он каждую жертву, и ему охотно верили.

Некоторое время после приезда на вилле действительно царило безумство изысканной эротики и сумасшедшего, всепоглощающего, безудержного секса, полного неописуемых извращений. А потом молодой супруг… хладнокровно убивал новую жену, по-прежнему наивно ждавшую и жаждавшую дальнейших сексуальных наслаждений.

Убивал свои жертвы «мэтр» по-разному. Одних он умерщвлял ударом тяжелой кочерги от камина по черепу, других душил шелковым шнурком или скрученным шарфом или наваливался с подушкой и ждал, пока жертва перестанет дергаться. Реже перерезал несчастным горло ножом или опасной бритвой. Но чаще всего расправлялся с жертвой, сильно и точно ударив тяжелым предметом в висок или по затылку.

Дело в том, что Анри, как нередко случается среди преступников на сексуальной почве, был эротоманом и фетишистом – он тщательно хранил некоторые вещи своих жертв: нижнее белье, чулки, парики и прочее. Они приводили его в сексуальное неистовство и доставляли наслаждение. А кровь могла испортить эти предметы. Поэтому сразу же после расправы Ландрю быстро раздевал жертву, умело расчленял тело, а кухонную печь своего имения использовал как крематорий.

– Наиболее удобная печь была в Гамбэ, – позднее признался он на следствии. Туда же, в огонь, отправлялись и все улики, за исключением вещиц, которые он признавал своими фетишами.

Следы крови Анри тщательно замывал и потом возвращался в Париж, старательно фиксируя в записной книжке все расходы и доходы, связанные с каждой жертвой. Потом эта книжка стала важной уликой. В период с 1914 по 1919 г. Ландрю «женился» более десяти раз, но точное число его жертв так и не установлено: война!

По следу убийцы пошел инспектор криминальной полиции Белен. К чести Белена и его коллег, им удалось выйти на Ландрю и арестовать маньяка-убийцу. Правда, при том уровне развития криминалистики доказать виновность Анри оказалось очень сложно, даже при наличии многих улик. Известно, что тогда криминальные полиции многих стран уже «изобрели» и широко использовали прием интенсивного допроса под условным названием «карусель» – подследственному не давали спать, а допрашивавшие его полицейские постоянно сменялись, задавая перекрестные вопросы. Говорят, Ландрю выдержал и это! И все же его вину доказали.

Маньяка судили в 1921 г. в Версале, и впоследствии его дело даже включили в изданную во Франции «Энциклопедию преступлений». Общество пребывало в шоке: слишком уж кровавыми, безжалостными и необычными показались французским буржуа похождения новоявленной Синей Бороды.

Тогда еще никто не подозревал, что позднее появятся такие жуткие монстры, как Лопес, Людке, Чикатило…

Ах, Айседора!..

Она стала великой танцовщицей, посвятив практически всю свою жизнь сложному искусству танца. Можно даже с уверенностью сказать: она стала его Великой Жрицей, заставив рукоплескать и восхищаться людей во множестве стран мира. Восхищаться ею и ее танцами.

«Богиня танца», – как ее часто называли газетчики, – была еще и пылкой любовницей, очень влюбчивой, красивой женщиной, милостей которой искали множество молодых и старых, бедных и богатых, красивых и откровенно уродливых мужчин. Сначала Айседора оставалась великой девственницей, затем стала великой грешницей. Но при всем этом она была глубоко несчастной женщиной, с трагической судьбой Великой Танцовщицы и Великой Любовницы…

Обет безбрачия

Айседора Дункан родилась в 1878 г. в Америке, в знаменитом своими огромными бойнями и безжалостными гангстерами Чикаго. Еще с ранних, детских лет на нее часто обращали внимание мужчины:

– Какая очаровательная и соблазнительная мордашка!

Позднее Айседора сама стала интересоваться представителями противоположного пола, однако все это было совершенно не серьезно, на уровне чисто детских платонических увлечений.

Первым ее серьезным чувством стало увлечение рыжим и кучерявым поляком-эмигрантом Иваном Мироцким. Ему уже исполнилось сорок пять лет, он имел семью, и его все знали как абсолютного неудачника-бессребреника, никем не признанного бесталанного поэта и художника. И не наблюдалось никаких признаков того, что ему все-таки удастся когда-нибудь добиться славы, известности и денег.

Тем не менее юная девушка влюбилась в неудачника, считая, что Иван – самая великая любовь в ее жизни. И он ответил ей со всей силой сумасшедшей страсти зрелого мужчины, не на шутку увлеченного юной прелестницей. Они часто совершали долгие совместные прогулки, сладко целовались при луне, но… Конечно, в это очень трудно поверить, однако их любовь оставалась чисто платонической, хотя поляк не раз предлагал Айседоре выйти за него замуж.

– Я разведусь, оставлю семью, будь моей, кохана! – в отчаянии заламывал он руки.

– Нет! – игриво, но очень твердо отвечала юная чаровница. – Я дала обет: никогда не вступать в брак!

– Но отчего? – искренне недоумевал Мироцкий. – Разве ты католический священник? Разве ты ксендз и даешь обет безбрачия – целибат?! Ты молода и красива, тебя ждет любовь!

– Брак унижает женщину, – не по годам мудро ответила Айседора, и поляк умолк, не найдя, что ей возразить.

Дункан училась танцевать и подавала большие надежды, но в Чикаго, по ее мнению, пробиться «наверх» было совершенно невозможно: этот город мало интересовался искусством, особенно хореографией. Его прельщали деньги, мясо, кулачные бои и многое другое, не имевшее ничего общего с романтическим настроем юной леди. К тому же у нее имелась семья: мать, брат и сестра. Всем им нужно что-то есть, что-то надевать на себя и где-то жить.

– Ты слышала, в Чикаго гастролирует труппа Огастина Дейли, – как-то сказала Айседоре одна приятельница.

У Дункан немедленно созрела дерзкая идея попытать счастья в Нью-Йорке. Сделать это далеко не просто, особенно без гроша в кармане, но у будущей звезды давно прорезалась некоторая авантюрная жилка. И она отправилась прямо к самому Дейли, хотя пробиться к нему оказалось совсем не просто: известный в то время антрепренер и режиссер практически никого не принимал. Но Айседора пробилась и произнесла перед ним неповторимый монолог об обожаемом ею искусстве танца.

– Вы одержимая, – окинув ее оценивающим взглядом, буркнул Дейли и… предложил ангажемент в Нью-Йорке. – Посмотрим, чего вы стоите.

Прощание с Мироцким оказалось тяжелым. Поэт впал в глубокую депрессию, а будущая мировая звезда танца утешала Ивана и клятвенно обещала ему: как только она сумеет покорить Нью-Йорк – а он обязательно окажется у ее ног! – они непременно снова будут вместе. И жарко клялась в вечной любви, легко бросаясь такими словами, истинной цены которых еще до конца не понимала. Конечно же расстались они навсегда.

Успех ждал ее, и Айседора вскоре без сожалений рассталась с Дейли, решив зарабатывать деньги самостоятельно: она танцевала в залах и великосветских салонах, привлекая публику неожиданной смелостью выступлений. Дункан могла танцевать под любую музыку, и это завораживало. И не менее завораживало ее роскошное тело – она танцевала практически обнаженной, а легкая туника не столько скрывала, сколько подчеркивала ее соблазнительные формы.

Заработки заработками, но и авантюры приносили успех: Айседора ловко сумела собрать с великосветских нью-йоркских львиц достаточно денег, чтобы обеспечить проезд на пароходе в Англию себе, матери, брату и сестре. Ее манила Европа!

Родену девственница не досталась

По прибытии в Лондон Айседора вновь проявила свои недюжинные авантюрные способности и устроила семейство в приличную гостиницу, наговорив с три короба небылиц управляющему Их даже накормили завтраком, перед тем как, выспавшись в хорошем номере, семейство Дункан бесследно исчезло из отеля, не заплатив ни пенни!

Однако вскоре все нормально устроилось, и целую зиму Айседора провела в Лондоне, а с наступлением весны ее потянуло пересечь Ла-Манш и попасть в город искусств – Париж! Как раз в этот период там проходила всемирная выставка, множество знаменитостей съехалось в столицу Франции, и Айседора справедливо рассчитывала на новый большой успех. И хорошие заработки.

Мужчины тоже не оставляли молодую танцовщицу своим вниманием. Поэт Дуглас Эйнслай развлекал ее своими декламациями, пожилой художник Чарльз Галле нудно волочился за Айседорой, впрочем без особого успеха. Его сменил племянник Чарльз Нуффлар, а за ним появился писатель и эстет Андрэ Бонье – бледный, низкорослый, толстый и подслеповатый. Зато умный. Но, как очень скоро выяснилось, он оказался гомосексуалистом.

В автобиографической книге «Моя жизнь» Дункан потом вполне откровенно признавалась: «Я всегда жила больше рассудком. Многочисленные любовные приключения, руководимые рассудком, мне совершенно так же дороги, как и сердечные».

Удивительно, что все эти многочисленные любовные приключения соблазнительной секс-дивы были чисто платоническими!

В Париже произошла встреча Айседоры с Роденом: она, совершенно очарованная его работами, сама приехала в студию великого скульптора. Он показал ей свои творения, а потом взял кусок глины, размял его в сильных пальцах, и неожиданно на его ладони оказалась… женская грудь. Совсем как живая, полная неги и страстного призыва. Это было колдовство великого искусства!

Дункан решила в ответ показать Родену свое искусство и пригласила в собственную студию. Там она танцевала перед ним, а потом стала объяснять собственную теорию танца, но маэстро прервал ее на полуслове. Впрочем, здесь лучше дать слово самой Айседоре и вновь процитировать ее книгу:

– «…Его руки заскользили по моей шее, груди, по бедрам, по обнаженным коленям… Он начал мять мое тело, словно оно было из глины. Он излучал жар, опалявший и разжигавший меня. Меня охватило желание покориться ему всем существом. Но… остановил испуг! Как жаль!» Да, еще миг – и… Но трепещущая от страсти Айседора вдруг вырвалась из его объятий, накинула платье и довольно грубо выставила гениального скульптора за порог своей студии. Потом она не раз жалела, что не отдала девственности этому великому мастеру, однако больше никогда никаких отношений между ними не возникло.

Проповедница свободной любви

Первым настоящим любовником Айседоры стал Оскар Береги, венгерский актер, гениально игравший в шекспировских пьесах. Дункан уже исполнилось двадцать пять, и она кинулась с упоением наверстывать некогда упущенное – с Береги они уехали в деревню, где он специально снял дом с широченной старинной кроватью, служившей им ложем любви. Танцовщица настолько увлеклась сексуальными играми, что потом едва могла держаться на ногах, а о танцах не было и речи. Однако пылкий Ромео оказался ветреным донжуаном и быстро изменил своей прекрасной американке. Для него самой большой любовью оставались театр и великий Шекспир!

Расстроенная и разочарованная Айседора подписала контракт с известным импресарио Александром Гроссом, обещавшим ей хорошие гастроли в Берлине, Вене и России.

Да, Айседора приезжала с гастролями в Россию еще задолго до революции и здесь познакомилась со Станиславским, которого откровенно пыталась соблазнить. Однако все, чего она добилась, – только несколько поцелуев. Американка была раздосадована и сердита: неужто Станиславский то же самое, что и Андрэ Бонье? Но этот довольно скользкий вопрос остался для нее невыясненным: благоразумный и осторожный господин Алексеев, взявший сценический псевдоним Станиславский, старательно избегал встреч с сексапильной и сексуально агрессивной танцовщицей, и более никогда не решался заходить после спектакля в ее гримуборную.

В 1905 г. Айседору неожиданно подкараулило новое искушение – театральный режиссер и художник Гордон Крэг. Он дерзко похитил танцовщицу, увез ее в свою берлинскую студию и овладел ею на голом, угольно-черном лакированном полу, усыпанном лепестками роз. Две недели они никому не открывали дверь и отрывались друг от друга, только чтобы немного утолить голод. Это был поистине сумасшедший секс, скрывая который, импресарио Айседоры объявил, что у великой танцовщицы внезапный приступ тонзиллита: сильно воспалились миндалины!

Через девять месяцев Айседора родила девочку, которую назвали Дердри, что в переводе означает «возлюбленная Ирландии». Но связь с Гордоном стала совершенно невыносимой: он то появлялся, то исчезал, и вскоре его место занял другой любовник, из высших слоев общества, сопровождавший Айседору в новой поездке по России…

Любовь и смерть

Великая танцовщица обладала и великой душой – на свои средства она воспитывала сорок сирот, содержала танцевальную школу и щедро помогала родственникам и бедствовавшим знакомым. Вполне понятно: надолго ее финансов хватить не могло, и в 1906 г. Айседора оказалась на краю самой глубокой пропасти в мире – финансовой.

Спасение пришло к ней неожиданно, почти волшебным образом, словно в доброй рождественской сказке. Судьба свела ее с сыном «короля швейных машинок» Парисом Зингером. Он оказался давним поклонником таланта и красоты американки и легко прекратил падение в финансовую пропасть – появились яхта, сверкающие лаком автомобили, драгоценности, роскошная вилла. Конечно же они стали пылкими любовниками.

– Я могу профинансировать твои новые гастроли в России, – обещал Зингер.

– Великолепно! – цвела от счастья Дункан.

Вскоре ей прозрачно намекнули, что беременность заметна невооруженным глазом не только с первого ряда: Айседора упорно продолжала танцевать, и когда под сердцем заворочался ребенок, Зингер остался очень доволен:

– Мы назовем нашего сына Патриком!

Все рухнуло вместе с автомобилем, в котором ехали дети – Дердри и Патрик: избежав столкновения с такси, он рухнул с набережной Сены в глубину вод. Детей не спасли. Вместе с их смертью кончились и семь счастливых лет, которые судьба подарила Айседоре с Парисом.

Танцовщица металась. От связи с пианистом-аккомпаниатором она кинулась в объятия поэта Габриэле д’Аннунцио, потом поэта Анри Батайля, которого сменил какой-то богач, а затем молодой итальянский скульптор. Айседора родила третьего ребенка – от кого, осталось тайной, – но вскоре после рождения его не стало…

«Прощайте, я иду навстречу славе»

Более десяти лет Айседора не могла прийти в себя после трагедии, отнявшей у нее детей, – она перепробовала все, чтобы забыться: алкоголь, работу до полного изнеможения и даже брак с известным русским поэтом Сергеем Есениным, к которому относилась почти как любящая мать. Впрочем, ничего удивительного: ей уже исполнилось сорок четыре, а ему еще только двадцать семь.

В Советскую Россию Айседора приехала в 1921 г., по приглашению Луначарского, обещавшего открыть школу для одаренных детей. С Есениным они встретились в богемном салоне художника Георгия Акулова. Ей налили полный стакан водки, она выпила и прилегла на кушетку. В этот момент и появился красивый, как молодой античный бог, Сергей, сиявший золотыми кудрями.

Зачарованная и пьяная, она поднялась и танцевала для него всю ночь, а он, тоже пьяный, читал ей стихи. А утром они поехали к Дункан на квартиру, на Пречистенку Есенин заставил ее нарушить обет, который Айседора дала в молодости: никогда не выходить замуж!

Рассказывать о совместной жизни Сергея Есенина и Айседоры Дункан – дело очень неблагодарное: об этом написано множество книг и статей. Известно, что их брак закончился полным крахом, и о нем написано и сказано много всякого, в том числе и грязной лжи.

– А знаешь, она баба добрая. Чудная только какая-то, – однажды вполне откровенно сказал Есенин близким друзьям.

Конечно, хорошо известны его многочисленные пьяные выходки, в том числе за границей, но он всегда только холодно улыбался, когда ему в глаза говорили:

– Женился на богатой старухе!

«Изадора прекраснейшая женщина, – писал Есенин из-за границы, – но все ее банки и замки, о которых она пела нам в России, – вздор. Сидим без копеечки…»

Они расстались. Узнав о смерти поэта, последовавшей 23 декабря 1925 г., Дункан написала в парижские газеты:

– Между мной и Есениным никогда не было ссор. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием.

Она надеялась еще вернуть былую славу, создать свою школу. В роковой день гибели она собралась посетить концерт пианиста, которого намеревалась пригласить в аккомпаниаторы. Стояла осень 1927 г. За Айседорой приехал молодой поклонник, синьор Бугтатти. Она вышла, накинув на шею и плечо длинный пурпурный шарф с вытканной на нем солнечной птицей и голубыми цветами.

– Прощайте, друзья мои! Я иду навстречу славе! – это были последние слова Дункан.

Небольшой гоночный автомобиль резво рванул с места. Шарф соскользнул с плеча Айседоры, полетел за нею, словно птица счастья хотела догнать танцовщицу, потом ткань при торможении скользнула вниз, намоталась на колесо и резко дернула за шею, сдавив горло. Все кончилось в одно мгновение.

Тело Айседоры с силой выдернуло из машины и несколько десятков метров протащило по мостовой. Птица счастья так и не догнала великую танцовщицу…

Тайный агент ОГПУ-НКВД

Судьба известной русской певицы и великой любовницы загадочна, таинственна и трагична. Ее постоянный успех на сцене и у поклонников-мужчин казался просто ошеломляющим – не менее ошеломляющим и впечатляющим, чем ее тщательно законспирированные шпионские похождения. Некоторые эксперты склонны называть ее еще одной «русской Мата Хари».

«Курский соловей», – называл ее император России Николай II, ей аккомпанировал композитор Рахманинов, дуэтом с певицей выступал легендарный тенор Леонид Собинов. Она имела все, но ее жизнь полностью перевернули страшные социальные катаклизмы октября 1917 г. Но при всех перипетиях жизни она оставалась чарующей соблазнительницей…

От монастыря до царского дворца

В январе 1884 г. в семье крестьянина из деревни Винниково Курской губернии Василия Винникова родился двенадцатый ребенок – девочка. Ее окрестили Надеждой. Естественно, фамилию она получила родительскую – Винникова.

До двенадцати лет Надюшка росла в родительском доме, а примерно в 1897 г. мать отвезла ее на воспитание и обучение в Троицкий женский монастырь. И то сказать – шутка ли, дюжина душ в избе! Надо же всех обуть, одеть, накормить. Поэтому Надежду решили определить в монашки. Согласия девочки-подростка никто не спрашивал: ей следовало просто покорно выполнять родительскую волю. В монастыре юную тринадцатилетнюю послушницу стали обучать церковному пению, обнаружив в ней музыкальные способности и хороший голос. Вскоре девочка уже пела в хоре, радуя мать-игуменью. Однако житие в женской обители Надежде совсем не нравилось – ей там казалось ужасающе скучно, еда скудная, строгий устав, множество обязанностей, постоянно ты под присмотром множества глаз, и вообще, как она вскоре решила, монашеская жизнь совсем не по ней.

Когда девушке исполнилось пятнадцать, она решилась на побег, благо монашеского сана она еще не принимала и постриг не проходила. Оказавшись на воле практически без средств, Надежда задумалась: что делать дальше? К родителям возвращаться нельзя, но и не болтаться же в побирушках? Изменчивая судьба, которая потом еще не раз сыграет с ней в опасные игры, ставя на край пропасти и заставляя выбирать, привела девушку в бродячий цирк-шапито.

Из монастыря – и в цирк? Впоследствии в жизни Надежды Винниковой случалось еще и не такое! А пока она начала с чисто крестьянской сметкой и старательностью осваиваться на новом месте. Тренируя тело, училась акробатике и осваивала приемы вольтижировки: к лошадям девушка привыкла в хозяйстве отца. Выполняла любые номера и всегда была на подхвате. Такая у бродячих артистов жизнь. Но петь в цирке не приходилось.

– Так и будешь с нами всю жизнь болтаться? – грубовато поинтересовалась однажды у девушки одна из циркачек. – Вон, на тебя уже наши парни пялятся: долго ли до греха? Куда ты потом с дитем в подоле? Да и что за жизнь в шапито, никакого будущего. Это нам уже деваться некуда.

Надежда серьезно задумалась над ее словами. Действительно, рассчитывать найти здесь, в бродячем цирке, приличного мужчину просто невероятно. А то, что ею интересуются как женщиной, это она и сама уже давно смекнула. Что же, прощай цирк, как не столь давно она простилась с Троицкой обителью? Но куда податься, где искать приличное, денежное место и состоятельных мужчин?

– Приличная публика ходит в рестораны и театры, а не в балаганы на ярмарках, – просветила ее все та же циркачка. – Там деньги, милая моя, они бал правят!

Надежда давно поняла: деньги решают практически все в жизни, и без них, как пели цыганские хоры, «ты червяк!». А что, хор, пожалуй, это выход – только не церковный, не цыганский, а в каком-нибудь приличном заведении, типа кафе-шантана, куда приезжают богатые купцы и состоятельные чиновники отдохнуть и поразвлечься. Долго раздумывать девушка не привыкла и решительно оставила цирк.

Не зря говорят: кто ищет, тот всегда находит. Вскоре Надежда уже пела в хоре кафе-шантана. Несомненно, она отлично отдавала себе отчет, какого рода это заведение, где состоятельные клиенты часто приглашали «артисток» в отдельные кабинеты. Практически каждая хористка имела своего постоянного поклонника, а многие и по нескольку. Из кабинетов они возвращались только утром, а то и на следующий день, зато с деньгами и подарками – дарили даже золотые браслеты и дорогие кольца. Фактически шантан являлся завуалированным публичным домом, однако прямо говорить об этом не было принято.

Надежда осталась в хоре. Вскоре и ее стали приглашать в кабинеты. Она не отказывалась. Неизвестно, – а сама певица, впоследствии добившаяся широкой известности, даже в своих мемуарах не распространялась на эти темы, – случались ли у нее интимные связи с мужчинами до шантана и с кем она «крутила любовь» хористкой. Можно только предположить, – при простоте нравов и бродячей жизни, – женщиной она все-таки стала еще в шапито…

– Надо не зевать и успеть определиться, – постоянно говорили товарки по сцене.

«Определиться» – означало заполучить состоятельного содержателя или хотя бы пристроиться замуж и продолжать, пока молода и соблазнительна, активно сколачивать капиталец «на старость», посещая кабинеты и ублажая богатых клиентов. Надежда решила использовать все возможности одновременно.

Как отмечали биографы певицы, в Киеве, куда занесла ее артистическая судьба, Надежда Винникова выступала в балетной труппе.

Там у нее возникла связь с танцовщиком-поляком Эдмундом Плевицким. Это, пожалуй, первый официальный мужчина певицы, о котором многое хорошо известно.

Эдмунд, по всей вероятности, оказался человеком бесхарактерным, и бойкая, разбитная Надежда быстро его окрутила: надела хомут мужа и стала госпожой Плевицкой, покрыв польской фамилией все грехи своей молодости. Эдмунд молчал.

– Я не хочу больше здесь болтаться и прозябать, – однажды заявила ему супруга. – Киевом мы уже сыты по горло!

– Чего же ты хочешь? – недоуменно поднял брови Плевицкий.

– Поехали в столицу! В Санкт-Петербурге денег куда больше можно заработать, чем в провинции.

Как многие не обремененные твердыми моральными принципами провинциалки, нахрапистая и уверенная в собственных силах новоиспеченная госпожа Плевицкая намеревалась завоевать столицу. Муж покорно согласился, и они отправились в Петербург, где Надежда стала активно искать себе место в приличном ресторане: деньги там, это она уже знала точно!

На Крестовском острове судьба свела Плевицкую с неким господином Минкевичем, который выступал в роли антрепренера, подбиравшего труппу актеров для работы в столичных ресторанах и шантанах. Вопреки расхожим легендам о каких-то случайных благодетелях-купцах, именно он надоумил Надежду Плевицкую стать исполнительницей русских народных песен. Скорее всего, это было связано с «пустым местом» в репертуаре, которое требовалось срочно заполнить, а бывшая шантанная хористка своей статью и голосом вполне могла подойти на данное амплуа.

Как оказалось, предложение Минкевича открыло Надежде дорогу к широкой известности, богатству и славе. Вскоре публика всех сословий уже валом валила на концерты Плевицкой. Выпускали граммофонные пластинки с ее записями, на ярмарках и в магазинах продавали портреты популярной артистки, охотно раскупаемые поклонниками, сам государь-император присылал за певицей, которую теперь уважительно именовали Надеждой Васильевной, собственную карету с черными царскими двуглавыми орлами на дверцах, чтобы пригласить ее выступить в Зимнем дворце. Приглашали петь и в Царское Село, и в резиденцию в дивной Ливадии. Конечно же множество мужчин с тугими кошельками искали благорасположения Плевицкой, и она не отказывала в нем, но… скрытно, очень скрытно!

Вскоре бедного Эдмунда безжалостно выставили за дверь: чтобы не путался зря под ногами и не мешал заниматься серьезными делами. Надежда Васильевна не только увлекалась мужским обществом, но и старательно сколачивала капитал из щедрых гонораров и подарков поклонников. Вскоре певица уже построила в родном селе Винниково практически барскую усадьбу с липовой и еловой аллеями и задумалась об устройстве личной жизни.

Нашелся ей и жених – дворянин, блестящий гвардейский офицер, поручик кирасирского полка Шангин. Скорее всего, он прилично промотал родительское состояние и готов был хоть черту душу заложить, а не то что жениться на такой известной и богатой, но… крестьянке. К тому же повидавшей разные виды. Однако еще в Древнем Риме сказали: деньги не пахнут!

После венчания Плевицкая сохранила фамилию первого мужа, с которой добилась известности…