Текст книги "Бальзам Авиценны"
Автор книги: Василий Веденеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Тревога! – срывающимся голосом заорал Кутергин, а через пролом на двор крепости уже влетали верховые на разгоряченных, покрытых пылью конях.
Из оконца глинобитного домишки грянул ружейный выстрел, и один из всадников кулем свалился с седла. Следом бухнул другой выстрел, и под вторым верховым рухнула лошадь. Наверняка палили привычные к отражению набегов казаки.
В ответ всадники выпустили по окнам с десяток стрел. Стукнуло несколько выстрелов. Натренированное ухо капитана уловило: били из нарезного оружия. «Вот они у кого, винтовки», – подумал он, схватил молодого шейха за руку и кинулся по темным переходам туда, где остались урядник и солдаты. Опасаясь, чтобы не подстрелили свои, Федор Андреевич окликал их по именам.
В каморке плавал пороховой дым, сизыми пластами тянувшийся в окно. Епифанов и Рогожин торопливо заряжали ружья, а Бессмертный, припав у оконца на колено, выцеливал нападавших. Кутергин схватил свои пистолеты, которые постоянно держал заряженными, и прицепил к поясу саблю. Торопливо сунул н руки Али-Резе ружье:
– Стрелять умеешь?
Молодой человек кивнул. Урядник повернул к ним потное лицо:
– К лошадям надо прорываться или в башню Может там отсидимся?
– Тут стены, – возразил Аким.
– Передушат тута, как хорек курей, – огрызнулся Кузьма. – Говно твои стены!
Словно в подтверждение его слов, в стену бухнули чем-то тяжелым и разом проломили ее, подняв тучу пыли, – древняя крепость уже не служила надежной защитой от врага.
– За мной! – Федор Андреевич побежал по темному переходу, за ним бросились солдаты. Али-Реза немного замешкался.
Еще один удар – и глинобитная стена каморки рухнула. Молодой шейх выстрелил в тучу пыли и бросил бесполезное ружье. Бессмертный выхватил из ножен шашку и, бешено вращая ею перед собой, кинулся навстречу врагам…
Увидев впереди неясные фигуры людей, слабо различимые в полутьме коридора, Кутергин спустил курки пистолетов и метнулся в сторону – там начинался другой коридорчик, но куда он вел, капитан не помнил. Бухнуло ружье Епифанова, потом раздался его матерный рев: наверное, унтер пошел в рукопашную. Разве поймешь, что происходило в этакой неразберихе?
Федор Андреевич успел сделать всего два или три шага и споткнулся – в темноте кто-то ловко подставил ему ногу. И тут же навалились сверху, жестоко заламывая руки за спину и задирая голову до нестерпимой боли в хребте. Ноги захлестнули петлей аркана, свалили и потащили во двор.
Там носились верховые, плавился от зноя песок, и ярилось на небе светило. Кутергин увидел, как металт ся Бессмертный, лихо отбиваясь от наседавших на него двух всадников. Внезапно урядник достал одного клинком и, резко дернув, скинул с седла. Не дав противникам опомниться, он птицей взлетел на коня и выскочил через пролом в пустыню. Вслед ему раздалось несколько выстрелов.
Больше капитан ничего не увидел – на голову ему накинули душную кошму…
Глава 4
Песчаная буря застала Денисова и его казаков в нескольких верстах от развалин крепости, когда они уже возвращались из разведки. Небо вдруг приобрело странный зеленоватый оттенок, вокруг солнца появился радужный ореол, и налетели резкие порывы ураганного ветра. Мелкие песчинки больно секли по рукам и лицу, лошади испуганно всхрапывали и приседали, отказываясь слушаться всадников, и норовили лечь.
Казаки забеспокоились. Им приходилось слышать о страшных черных бурях в пустыне, но никто из них никогда не попадал в них – русские редко забирались так далеко в дикие пески, где почти не было воды и корма для коней.
Ветер все усиливался, стало быстро темнеть, словно на землю внезапно опустились сумерки. Мутная пелена закрыла горизонт, и солнечный свет едва пробивался сквозь нее. Барханы задвигались, как живые: пески потекли, подобно волнам в бушующем море. Всадники беспомощно сбились в кучу. Одни матерно ругались, подбадривая себя крепким словцом, другие жарко молились, прося заступничества Богородицы от неведомой напасти.
Матвей Иванович решил попытаться сделать то же самое, что делается обычно при снежном буране в степи – когда путника застанет кружная метель и не видно даже лошадиного хвоста, нужно спешиться, укрыть себя и коня, переждать непогоду, а потом продолжать путь.
– Слезай! – пытаясь перекричать неистовый вой ветра, подал он команду. – Закрывай лошадям головы, и в табор!
Казаки шустро спешились и начали закутывать лошадям головы кошмами. Стало трудно дышать, небо казалось низким – протяни руку и достанешь, и оно давило на человека как многопудовая плита, вжимая в раскаленный песок.
Коней согнали вместе, заставили лечь, и сами легли рядом, укрывшись попонами. В ушах звенело, кровь молотом стучала в висках, тело покрыла липкая испарина, вездесущая пыль забивала ноздри, скрипела на зубах. Хотелось скинуть попону, вскочить и бежать неведомо куда, раздирая рот в отчаянном, полном ужаса крике. Сорвать одежду, остаться нагим, как Адам, и пусть черная буря растворит тебя в себе, унося на крыльях ветра туда, где нет ни радостей, ни печали! А вокруг будто хохотали и бесились демоны пустыни, пригоршнями бросая песок и норовя заживо похоронить дерзких пришельцев, отважившихся проникнуть в сердце их владений. Тяжесть песка все нарастала, звон в ушах становился все пронзительней, и хорунжий потерял сознание…
Очнувшись, он поразился удивительной тишине. Было темно, как в могиле: ни единого проблеска света, только плавали и качались перед глазами радужные круги.
«Может, я уже умер?» – мелькнула паническая мысль, и Денисов отчаянно рванулся, пытаясь сбросить давившую на спину тяжесть. Вынырнув из наметенной ветром кучи песка, как из снежного сугроба, хорунжий застонал от боли в глазах, настолько ярким показался ему свет солнца. Оно безмятежно сияло на ясном, чистом небе, словно и не было совсем недавно черной бури. Недавно или давно? Сколько времени прошло? Судя по положению светила – не меньше часа.
Рядом зашевелилась другая песчаная куча, и показалась голова казака. Он изумленно озирался слезящимися глазами, видимо, еще не до конца веря, что остался жив в адской круговерти ветра, пыли и песка. Следом за хозяином появилась лошадь, и тишину разорвало ее ржание, приглушенное намотанной на голову кошмой.
– Слава те, Господи! – перекрестился хорунжий.
Начали вылезать и остальные. Подняли коней и первым делом проверили оружие. Потом прополоскали рты из походных баклаг и промыли глаза себе и лошадям. К счастью, песчаную бурю перенесли без потерь, если не считать, что неведомо куда делась одна попона да исчез запасной бурдюк с водой.
Немного оправившись, двинулись к развалинам крепости, определив направление по солнцу. Пустыня вокруг неузнаваемо изменилась, и все барханы будто бы повернулись – если раньше, до бури, они лежали поперек пути разведчиков, то теперь гребни песчаных холмов протянулись по направлению к лагерю экспедиции.
Денисов поторапливал товарищей, но лошади шли понуро и лишь версты за две до развалин побежали резвее Завидев казавшийся черным на фоне предзакатного неба палец сторожевой башни, станичники приободрились – там горячая пища, колодец и желанный отдых. Однако отчего не видно дымков кизячных костров, поднимающихся над остатками стен? Почему часовой, выставленный на башне, не подает сигнала, чтобы встречали возвращающихся разведчиков?
Хорунжий насторожился и дал знак приготовиться к бою. Казаки помрачнели и начали вытягивать из чехлов ружья. Подняв руку, Матвей Иванович приказал остановиться. Прислушались. Тихо, только шуршат песчинки да позванивают удилами кони. Что за притча?
Через пролом в стене, как через широкие ворота, осторожно вошли в крепость. Развалины встретили их гробовой тишиной и полным запустением – казалось, здесь никогда не было людей, а если и были, то ушли в незапамятные времена. Глинобитные стены, пустые каморки с темными щелями окон и все тот же проклятый, надоевший песок.
– Федор Андреич! – позвал Денисов. Никто не откликнулся. Тогда он гаркнул во всю глотку: – Кузьма! Ты где?
Крик хорунжего тихо угас среди развалин, немых, как могильные камни. Часть казаков спешились и рассыпались по двору, надеясь отыскать хоть какие-то следы: ведь были же повозка, люди, лошади! Где они? Не могла же черная буря слизнуть их языком ветра и унести с собой: крепость-то осталась!
– Чертовщина! – Один из казаков сплюнул набившуюся в рот пыль и подошел к колодцу. Заглянув в него, он отшатнулся и закричал: – Сюда!
Вместе с остальными Матвей Иванович подбежал к колодцу и обомлел: глубокий, выложенный камнем ствол был забит обломками повозки, окровавленными останками людей и лошадей. Не желая поверить в самое страшное, хорунжий кинулся шарить по темным переходам строений, держа в одной руке наскоро смастеренный горящий факел, а в другой – заряженный пистолет.
– Федор Андреич! Кузьма! Епифанов! – звал он срывающимся голосом, заглядывая в каждый закоулок. Вот и каморка капитана: стена обрушена, все покрыто слоем пыли и ни одной вещи, ни одного следа! Неужели они все в колодце?
Денисов горестно застонал: беда! Пропали бумаги капитана, нет его самого, нет шейха и его сына, нет тех кто остался с ними. Но и тем, кто вернулся из разведки, грозит неминуемая гибель – колодец забит трупами людей и животных, воду из него теперь брать нельзя, а как в пустыне без воды?! Того, что осталось в бурдюках и походных баклагах, не хватит даже для лошадей а без них не дойти до другого колодца! Какой же лютый вражина побывал здесь?
В отчаянии Матвей Иванович дернул себя за серьгу, и пронзившая ухо острая боль немного отрезвила: теперь он здесь самый главный и ему решать, как спасти жизни оставшихся казаков. Может быть, еще не все потеряно? Хотелось бы верить, но…
– Уходить надоть, – глядя себе под ноги, тихо сказал Попов, пожилой станичник, пользовавшийся уважением за рассудительность и холодную расчетливую отвагу в бою. – Загинем здеся!
– Самый ближний колодец в двух дневных переходах, – поддержал его другой казак. – Уходить надо, Матвей Иваныч!
Остальные молчали, но хорунжий чувствовал, что они готовы немедленно покинуть развалины крепости, чтобы, пока в баклагах и бурдюках осталась вода, попытаться дойти до известного им колодца на древней караванной тропе.
– Нельзя нам сейчас сняться и уйти. – Денисов обвел глазами лица станичников. – Мы должны все осмотреть, носами песок пропахать, но отыскать следы. Колодец вычистить, останки товарищей похоронить и убедиться, что их больше нет на свете. А ну как их хивинцы увели, а нам глаза отводят, чтобы мы в догон не пустились? Когда вычистим колодец, выпарим воду!
Казаки немного оживились: выпарить воду – это дело! На дрова для костра пойдут обломки повозки, а для холодного котла, на котором будет конденсироваться пар, используют оставшуюся воду. На том и порешили. Одни начали вытаскивать из колодца обломки, а другие обшаривали развалины сажень за саженью. Не забыли и выставить часовых, опасаясь повторного нападения.
Первыми достигли результата те, кто обшаривал развалины. Правда, найти им удалось не так уж много: орленую пуговицу от мундира капитана и винтовочную гильзу. Матвей Иванович жадно схватил ее, порылся в сумке и достал полученный от Масымхана патрон – гильзы были одинаковые! Помрачнев, он зажал их в кулаке и подошел к колодцу.
Там уже вытянули все обломки повозки и поднимали наверх останки погибших. К удивлению станичников, первыми вытащили семь трупов неизвестных азиатов. Трое из них погибли от пули, один от штыкового удара в грудь, один был с проломленным черепом, двое зарублены.
– Кузьма, – показал на последних Попов. – Он так пластает.
Вопреки мрачным ожиданиям, тел капитана, урядника и солдат в колодце не оказалось. Не было там и шейха с сыном, но зато обнаружились изуродованные тела двух казаков, оставшихся в крепости. Одного басурманы взяли стрелой, другого срубили.
Разложили костер, поставили выпаривать розовую от крови воду – хоть лошадей ею напоить, чтобы донесли к другому колодцу. Начали рыть могилу, собираясь предать земле, вернее песку, тела своих и чужих. Солнце садилось, и Попов попросил разрешения выехать из крепости и поискать следы: он надеялся, что косые лучи заходящего солнца ему помогут. Хорунжий не стал его удерживать.
К удивлению Матвея Ивановича, казак вернулся быстро. Он опустился на корточки рядом с лежавшим на песке Денисовым и сообщил:
– Заметали они след. Видал я однажды такие штуки из конских хвостов: их привязывают к лошади и метут песок как помелом.
– Сколько их? – Хорунжий нервно теребил серьгу в ухе.
– Не меньше полсотни сабель. Пошли к Хиве.
– Мы пойдем за ними!
– Охолони, Матвей Иваныч, – тихо, чтобы не услыхали остальные, урезонил его Попов. – Куда нам? Выпарим водицы, напоим коней и айда к колодцу. Иначе не сдюжим.
Понимая, что он прав, Денисов только крякнул с досады и уставился на языки пламени, с треском пожиравшие остатки повозки. Знать бы, где сейчас Федор Андреевич, где Кузьма Бессмертный, где солдаты и остальные казаки? Где, наконец, слепой шейх и его сын?..
Уходили азиаты очень быстро. Капитана ужасно мотало: его бросили поперек седла, и на полном скаку он бился головой и коленями о бока лошади. Наконец, на коротком привале его посадили верхом. Кошму с головы не снимали, руки стянули впереди, а ноги привязали к путлищам стремян. Так, не ведая куда и зачем, скакал он, подчиняясь чужой воле, несколько часов кряду, горько думая, что сам собирался сесть в седло только через сутки, не раньше, однако капризная Судьба распорядилась иначе.
На следующем привале кошму с головы сняли, но определить, где он находится и куда лежит путь захвативших его людей, Федор Андреевич все равно не смог: уже наступила ночь. В темном небе сияли холодные незнакомые звезды, под лунным светом серебрились барханы. Кругом, куда ни кинь взгляд, – пески. По ним, призрачными тенями, в полном молчании, скакали вооруженные всадники. Вскоре их догнала еще одна группа верховых и, уже без привалов и отдыха, они гнали коней по пустыне, пока на востоке не заалела полоска зари. По ней капитан определил – ехали на юго-запад. Дневали у небольшой рощицы саксаулов, в глубине которой прятался колодец с чистой, холодной водой. Азиаты сноровисто натянули пологи, разожгли костры и занялись приготовлением пищи.
Пленника сняли с коня, немного ослабили путы, чтобы восстановилось кровообращение. Воды дали напиться вволю – посмеиваясь и перекидываясь непонятными фразами, азиаты наполняли пиалу столько раз, сколько хотел пленник. Справить нужду отвели за бархан. Кутергин заметил сидевших в стороне шейха и Али-Резу, а поодаль увидел Епифанова, Рогожина и двух казаков: их согнали в одну кучу. Боже, что же их всех ожидает? Кто их захватил – неужели фидаи Имама, о которых рассказывал Мансур-Халим?
Азиаты начали совершать намаз. Федор Андреевич приметил, что один, рыжебородый, в желтом шелковом халате и такого же цвета сапогах, молился в отдалении от остальных. Он ездил на рыже-золотистом высоком породистом жеребие, и другие всадники относились к «желтому халату» с большим уважением и слушались его беспрекословно. Наверное, он был их главарем.
Пленных накормили, не развязывая рук: просто набили им рот и дали выпить по пиале воды. Выставив караулы, азиаты улеглись спать. Постепенно сон сморил и Кутергина. Поначалу он пытался сопротивляться наваливающейся дреме, надеясь дождаться, пока все утихомирятся, и найти хоть какой-то способ освободиться от пут, но на биваке царил почти армейский порядок, и часовые бдительно наблюдали за пустыней и пленниками.
Пробудился офицер от громких криков: в лагерь прискакали несколько верховых. Видимо, их прибытие означало нечто хорошее для азиатов: они оживленно загалдели, начали сворачивать пологи, наполнять бурдюки водой и седлать коней. Солнце перевалило за полдень, стояла удушающая жара, песок, казался раскаленным, как сковорода на плите, но басурман это нисколько не смущало. К удивлению капитана, они согнали пленников вместе и разделили их на две группы. В первую попали слепой шейх, его сын Али-Реза и сам Федор Андреевич. Вторую составили солдаты и казаки.
Когда капитана бросили на песок рядом с Али-Резой, слепой Шейх настороженно поднял голову и сын шепнул ему, что рядом русский. Мансур-Халим грустно улыбнулся:
– Ты попал в большую беду из-за своего благородства. Но не поддавайся отчаянию: все равно несчастья не избежать никакими ухищрениями. Лучше научись находить радость в каждой минуте жизни и гони от себя уныние и злобу. Это единственный способ преодолеть беду.
– Философия, – буркнул Кутергин. – Я предпочел бы свободу, коня и оружие.
– Я слышал, что русские не пошли за нами в пустыню, – негромко сообщил Али-Реза. – У них почти не осталось воды, а колодец в крепости забросали трупами. К тому же Желтый человек приказал запутать следы: сначала мы шли к Хиве, а теперь повернули.
– Откуда ты знаешь? – Федор Андреевич с трудом повернулся на бок, чтобы видеть лицо молодого шейха.
– Слышал, как они говорили. – Али-Реза показал глазами на караульных. – Сегодня нас догнали те, кто оставался следить за русскими. Они боятся твоих людей.
Он ободряюще улыбнулся капитану и замолчал: заметив, что они разговаривают, один из караульных пригрозил плетью. Когда стражник отвернулся. Федор Андреевич шепотом спросил:
– Кто такой Желтый человек?
Ответить Али-Реза не успел. Под тяжелыми шагами заскрипел песок, и на пленников упала тень. Подняв глаза, капитан увидел главаря в желтом халате. Подтянутый, крепко сбитый, он стоял, широко расставив ноги, и с холодным любопытством разглядывал русского, положив жилистую руку на эфес красивой кривой сабли.
– Что тебе нужно в пустыне? – обратился он к Кутергину на арабском. – Зачем ты пришел сюда со своими людьми?
Капитан молчал, не желая вступать в переговоры с разбойником или фидаи Имама. Суть одна. Но, вдруг переменив решение, Федор Андреевич ответил вопросом:
– Почему вы напали на нас? По какому праву захватили в плен? Вам придется ответить за это!
– Я отвечаю только перед Аллахом, – засмеялся главарь. – Разве ты Аллах? На тебе одежда воина из чужой страны. – Он показал плетью на грязный мундир Кутергина с оторванным погоном. – Ты вторгся в мои владения и заслуживаешь смерти!
Главарь отошел и остановился над слепым шейхом, с притворным сожалением покачивая головой и сокрушенно цокая языком.
– Аи, как нехорошо получилось! Ты не захотел встретиться со мной и пришлось заставить тебя сделать это. Я сожалею, что причинил тебе неудобства, но теперь ты в моей воле.
– Нет! – Мансур-Халим упрямо сжал губы.
– Э-э. – Главарь присел перед стариком на корточки и заглянул в его незрячие глаза. – Жаль, ты слепой и не увидишь, к чему приводит глупое упрямство. Однако у тебя еще есть слух, и ты услышишь! Давай договоримся по-хорошему?
– Лучше смерть!
– Ну да? – Главарь легко выпрямился. – Сказать – умереть и не сказать – умереть. Так скажи и умри! Тогда ты уйдешь с легкой душой и Аллах простит твои грехи.
– Разве ты Аллах, что говоришь от его имени? – язвительно заметил слепец.
– Думай, – усмехнулся «желтый халат». – Завтра поговорим по-другому!
Он бросил отрывистое приказание на непонятном языке и ушел. Караульные тут же начали поднимать пленников, сажать их на коней и привязывать к седлам. Через несколько минут тронулись в путь. Улучив момент, Али-Реза сказал:
– Ты сейчас видел Желтого человека.
– Кто он? – допытывался Кутергин. – Главарь фидаи Имама?
– Не знаю, – мотнул головой Али-Реза. – Он называет себя предводителем вольных всадников. Еще его зовут Мирт. О нем идет дурная слава: он жесток и коварен.
– Чего он добивается от твоего отца?
– Не знаю. – Лицо молодого шейха помрачнело, и Федор Андреевич прекратил расспросы.
Качаясь в седле, он раздумывал, какая тайна связана с Мансур-Халимом и его сыном? Только ли религиозные разногласия или нечто большее? Хотя кто поймет восточных людей – для них зачастую крайне важно то, на что европеец даже не обратит внимания, сочтя сущим пустяком. Пока ясно одно: лишь только речь заходила о причинах бегства слепого шейха, и сам Мансур-Халим и его сын немедленно замыкались, и даже клещами из них не вытянешь ни слова.
Оглянувшись, капитан увидел в десятке саженей позади Епифанова, Рогожина и казаков. Подскочивший охранник зло ошерил зубы, перетянул русского плетью по спине и выкрикнул что-то угрожающее – оглядываться не дозволялось!
Горячая волна гнева захлестнула Федора Андреевича: как смеет разбойник-азиат поднимать руку на русского офицера?! Кутергин неистово рванулся, пытаясь разорвать веревки – только бы освободиться, а там как Бог даст! Спускать такое басурманам никак нельзя! Краем глаза он заметил, что к нему подъезжает еще один караульный, распуская длинную плеть, похожую на бич которым погоняли скот.
– Уймись, – не поворачивая головы, прошипел Али-Реза. – Они могут забить до смерти!
И капитан вынужденно смирился. Молодой шейх прав: пытаясь разорвать путы, чего добьешься, кроме ударов плетью? Но придет час! Даже если ему суждено погибнуть, азиатские разбойники и работорговцы все равно на своей шкуре узнают, каковы русские штыки!.. Уже не опасаясь погони, вольные всадники двигались значительно медленнее и еще до наступления сумерек разбили лагерь у очередного колодца. Запылали костры, едкий дым потянулся к темнеющему небу. Разбойники гнусавыми голосами затянули молитвы. Желтый человек вновь совершал намаз в одиночестве.
Пленников сняли с лошадей и швырнули на песок. Каждому дали только по половине лепешки и немного воды, но слепого Шейха и его сына накормили как следует, насильно запихивая им в рот куски мелко нарубленного мяса. Федору Андреевичу хотелось подать хоть какой-то знак своим солдатам и казакам, ободрить их, поддержать, однако такой возможности не представилось. Лежа на спине, он долго смотрел на мерцавшие звезды, пока не заснул.
Утром подняли до рассвета. Быстро собрались и пошли в пески. Старый Шейх выглядел хмуро. Али-Реза мрачно молчал. Капитан разглядывал местность, пытаясь определить: где они находятся и куда направляются? В Хиву разбойники явно не собирались – их путь лежал совсем в другую сторону, но куда? Что ждет пленников в конце этого пути?
Когда солнце поднялось достаточно высоко и началось сущее пекло, к Мансур-Халиму подъехал Мирт.
– Что ты решил? Время раздумий истекло, и мое терпение истощилось.
Слепец молчал, понуро опустив голову на грудь. По его загорелой, морщинистой щеке скатилась мутная слезинка. Али-Реза нервно покусывал нижнюю губу и бросал на отца встревоженные взгляды. Капитан с интересом наблюдал за происходящим: может быть, сейчас хоть что-то выяснится? Правда, пользы от этого все равно никакой, но так уж устроен человек, что до последнего издоха стремится к познанию.
– Хорошо! Запомни: это сделал ты, а не я! – Мирт повернул жеребца и поскакал к пленным солдатам и казакам.
Кутергин обернулся, желая увидеть, что там происходит К его удивлению, охранники этому не препятствовали Желтый человек выкрикнул приказание, и одного из казаков, кажется Самсонова, сняли с лошади. Федор Андреевич с удивлением наблюдал, как пленнику разрезали путы.
– Найди в себе силы, – шепнул Али-Реза.
Капитан сначала не понял, о чем он, однако вскоре все стало ясно – конные двинулись дальше, бросив пленника среди раскаленных песков. Это была жуткая и жестокая казнь: оставить человека в пустыне без воды вдалеке от жилья и колодцев. Что же творят эти изверги?! Кто дал им право так поступать с людьми иной веры, принадлежавшими к другой цивилизации?
– Молчи! – предупредил Али-Реза. – Ему все равно ничем не поможешь, зато накликаешь беду на себя.
Подскакал Мирт и, вертясь на горячем коне около слепого шейха, крикнул:
– Это первый! У тебя еще есть время передумать.
Мансур-Халим, не слушая главаря разбойников, громко читал молитву, прося Аллаха спасти несчастного и простить ему невольные прегрешения. Желтый человек ускакал туда, где над головами передовых всадников покачивался пыльный бунчук. Проводив его глазами, Али-Реза жарко зашептал:
– Не осуждай моего отца, урус! Он не может преступить законы чести.
Федор Андреевич криво усмехнулся: понятия о чести у каждого свои. Наверное, оставленный в знойной пустыне казак предпочел бы с честью погибнуть в бою, чем заживо иссохнуть от палящих лучей. Капитан не раз уже слышал, как сводила с ума жажда – человек срывал с себя одежду, начинал есть пригоршнями песок, жадно набивая им рот, пытался пить собственную мочу, но все равно не находил спасения! Денисов как-то говорил: в пустыне, кроме воды, не менее важна соль. Она помогает задержать влагу в организме, а теряя с потом соли, путник быстрее слабеет. Тогда Кутергину это показалось диким и странным. Теперь он так не думал.
Примерно через час, когда прошли еще несколько верст, азиаты разрезали путы на другом казаке и бросили его на песок. Более не заботясь о судьбе несчастного, вольные всадники отправились дальше. Да что там забота о судьбе – станичника скинули с лошади на ходу даже не остановившись: он остался лежать темным холмиком на белом, как снег, песчаном покрывале великой и страшной пустыни.
Сердце Кутергина сжалось от боли и отчаяния – чего бы он только сейчас не отдал, чтобы очутиться в маленьком форте на краю огромной Державы в обществе коменданта Тученкова, подслеповатого отца Иоанна и бесшабашного Денисова. Уцелел ли Матвей Иванович во время песчаной бури? Если разбойники опасались погони, значит, казаки живы. Однако чем они могут помочь, когда даже не подозревают, куда занесло капитана и их односумов?
Прошел еще час, и бросили Прокофия Рогожина. Тот ошалело вскочил, упал сгоряча, снова вскочил, кинулся бежать за уходившими конными, но один из верховых ударил его плетью и сбил с ног. Новый холмик обмякшего человеческого тела застыл на белом песке.
Али-Реза шепотом сообщал отцу о происходящем. Мансур-Халим беспрестанно молился. Желтый человек больше не подъезжал к ним и только издали зорко посматривал на шейха, как бы оценивая: готов ли тот сдаться?
Слепец оказался пророком: Федор Андреевич проклял тот день, когда они наткнулись на караван, в котором везли шейха и его сына; не случись этого, не произошла бы и трагедия в развалинах крепости, не оставляли бы в пустыне ни в чем не повинных простых русских людей. Господи, дай силы все вынести и достойно принять конец!
– Не проклинай нас, – словно подслушав его мысли, неожиданно сказал Али-Реза. – Никто не знает, что ждет впереди. Ты рожден свободным, а свободный человек не может просто так умереть. Ты сильный и смелый, если тебя бросят, иди на север!
Охранники равнодушно взирали на них, покачиваясь в седлах: они не понимали по-арабски. Кутергин удивился, отчего ему разрешили говорить с молодым шейхом, но вскоре все разъяснилось: бросили Епифанова. Вот почему их не кормили и почти не давали воды! Мирт все предрешил заранее и уже знал, как поступит с пленниками. И тут капитан похолодел: ему тоже не дали пищи и воды! Значит, скоро настанет его очередь остаться посреди раскаленной пустыни?..
Долго ждать не пришлось. Примерно через час рыже-золотистый конь принес Желтого человека к оставшимся в живых трем пленникам.
Федор Андреевич ожидал увидеть хоть какой-то проблеск чувств на лице Мирта, но оно оставалось равнодушно-неподвижным, как маска из красного дерева. Главарь молча показал плетью на русского.
– Спаси тебя Аллах! – выдохнул слепец и уронил голову на грудь. Его сын зажмурился и отвернулся.
Один из охранников схватил под уздцы лошадь, к седлу которой был привязан капитан, и поскакал в хвост каравана. Выдернув из ножен саблю, он разрезал веревки на ногах Кутергина, толкнул его в плечо и выбросил из седла. Федор Андреевич увидел над собой потное брюхо коня с широкой подпругой. Потом между его связанных запястий скользнул тонкий острый конец клинка, и руки стали свободны.
– Ая-ха! – Азиат огрел коня плетью, и в лицо капитана брызнуло песком, выброшенным из-под копыт.
Сбросив остатки разрезанных пут, офицер встал и поглядел вслед каравану. Среди пестрых одежд разбойников светлыми пятнами выделялись накидки слепого шейха и его сына. Вот конные перевалили за гребень высокого бархана и скрылись из виду. Вместе с ними ушли в неведомое шейх Мансур-Халим, Али-Реза, все бумаги капитана, драгоценная шкатулка и рукописная книга. Федор Андреевич провел ладонями по лицу, стряхивая с потных, заросших щетиной щек налипший на них песок. Что теперь делать? По крайней мере, надо хотя бы не оставаться на месте, а бороться за жизнь до конца, отыскивая воду. Кажется, Али-Реза говорил: колодец на севере? Но удастся ли дойти до него ослабевшему одинокому путнику? Однако неподвижность – верная смерть, поэтому – вперед!
Еще не до конца зажившую рану припекало. Кутергин осторожно потрогал шишку на голове кончиками пальцев и горько усмехнулся: ах, собаки! Проклятые азиаты сорвали с него шапку! Капитан снял мундир оторвал от него рукава и смастерил подобие чалмы – без головного убора.под палящим солнцем пустыни долго не прошагаешь. Утопая ногами в сыпучем песке, он направился назад, держась ясно видного следа каравана – надо попытаться отыскать Епифанова. Найти остальных нечего и думать, а вдвоем с унтером поваднее добираться до колодца.
Солнце стояло высоко, до заката оно успеет спалить дотла. Взбираясь на гребни барханов, Федор Андреевич из-под руки вглядывался в колеблющееся марево жаркого воздуха, надеясь увидеть темную точку далекой человеческой фигуры: Акима Бог ростом не обидел, сразу приметишь. Но вокруг простирались все те же до одурения надоевшие безжизненные пески. Чтобы отвлечься, капитан принялся считать шаги, добрался до десятка тысяч, сбился и бросил это занятие. Мелькнула мысль: не тратить зря времени и немедленно повернуть на север. Но он отбросил ее: может быть, уже за следующим песчаным холмом случится долгожданная встреча?
Спускаясь с очередного бархана, Кутергин оступился, ноги заплелись, и он кубарем покатился вниз, тщетно пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться руками. Ему удалось замедлить падение, зарывшись растопыренными пальцами в песок. Съезжая на животе, Федор Андреевич неожиданно почувствовал, как пальцы наткнулись на твердый предмет. Камень? Нет, что-то гладкое. Лихорадочно разбрасывая песок, он откопал желтый лошадиный череп и хотел плюнуть с досады, однако плюнуть оказалось нечем – во рту пересохло. Капитан обессиленно рухнул рядом с черепом и вдруг заметил, что от него тянется полуистлевший ремень упряжи. Сам не зная зачем, Кутергин потянул за него. Шипя, как рассерженная змея, песок неохотно расступился и показал Край такого же ссохшегося., как и ремень, кожаного мешка. Заинтересовавшись, офицер стал рыть дальше и наткнулся на человеческие кости. Он брезгливо отодвинул их в сторону и вытянул из ямы мешок, завязанный витым шелковым шнурком. Может быть, в мешке сохранилась баклага с водой? Каких только чудес не случается!
