Текст книги "Сюрреалистическая любовь"

Автор книги: Василий Мелешко-Адамсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

НА ОДНОМ ДЫХАНИИ

20.11.2009.

– Привет дорогая, я сейчас на пляжике, а потом мне необходимо в отель, забыл в номере документы, права на авто.

– Здравствуй милый. С этим не шути. Хоть комфорт и на высоте, а бережёного бог бережёт.

Ей звонил муж, в данный момент она находилась в Москве. Ann очень любила Peter-а. Он звонил ей каждые три, четыре часа, она не могла жить без него. Но в последнее время Ann казалось, что он ей может изменить, и поэтому, совещание на заключение контракта с нефтяной компанией «Turcinbur» длилось, сегодня неимоверно долго.

Одна мысль внезапно поразила её. А что, если прямо сейчас, доверить дело моему адвокату, и немедленно вылететь самолётом в Испанию. Немедленно. Идея о поездке к Peter-у затмила всю её черепную коробку, и теперь её ничем оттуда не вышибешь. Так как она была человеком решительным, несколько нажатий на клавиши в ноутбуке, и билет приобретён.

В самолёте Ann успокоилась, может потому что она любила высоту, скорость. Чередой пошли воспоминания о горах, о том, как она познакомилась с мужем на лыжной базе: «Alpenglow». И первый проведённый с ним вечер у камина, только с ним наедине, почти в пустом мотеле, высоко в горах.

Заглянув в окошечко платинового мобильника, Ann, ещё раз взглянула на время звонка, что-то долго он не звонит. Вот он, лифт, сейчас поднимусь на пятый, а там направо, скорее всего он в том же номере, что и в прошлом году, не может быть иначе, он консерватор всем нутром.

Дверь была слегка приоткрыта, разгильдяй, и почему я его так люблю …

Номер двухкомнатный, Ann неслышно, как дикая кошка, вошла в комнату, но ведь могла и ошибаться чертовка, может в этом 88-м проживал абсолютно другой. Было уже поздно, очень тихо открыв дверь в спальню, Ann увидела то, о чём так мучительно думала в Москве. Да, да дамы и господа – ИЗМЕНА.

Перед Ann картина открылась омерзительная. Эта молодая девочка, сидела на нём, на её дорогом человеке. Её белые волосы так длинны, что касались его голого тела. Ann выскочила в залу, что же делать? Из спальни доносилось редкое постанывание, под музыку её любимого композитора, Бетховена. Музыка очень высокого качества, подумала Ann. У-у-у-у предатель, ничтожество. На глаза попался никелированный «Смит энд Вессон», его личное оружие. Ну, иди ко мне дружок и берегись растяпа. Холодная сталь рукоятки пистолета легла, как влитая в руку Ann. А дальше всё произошло автоматически, практически, на одном дыхании. Из отверстия во лбу этой молодой, ещё совсем «зелёной сучки» капля крови успела упасть изменнику на грудь. Тело блондинки мгновенно одеревенело. Peter, очнувшись, столкнул её с себя. Лицо его исказилось в ужасе, он даже потерял дар речи. Глядя на Ann огромными от испуга глазами, он ничего не мог произнести, только открывал и закрывал, свой чёртов, изящный рот.

Ann скатилась по стене на пол, ей хотелось так зареветь, но стиснув зубы, она смотрела в его бесстыжие голубые глаза. И Peter, как питон, постепенно затягивал её своим завораживающим взглядом. И опять ей захотелось сделать для него всё, да, да всё.

– Представляешь, огромная дырища у неё во лбу.

– Ну ладно, ладно, моя сладкая, всё позади, ты просто ревнивая девочка.

Peter крепко обнял Ann-у, и она, действительно, как маленькая девочка, разрыдалась. Размазала все свои девчачьи краски по прекрасному личику. Хотя, судя по рекламе туши и теней, фиксация должна была быть жёсткой.

Он отнёс и посадил её в кресло, сам сел напротив. Музыка, почему то, доносившаяся из спальни, мгновенно оборвалась. Ann, в ту же секунду, взяла себя в руки, зная его уже несколько лет, она приставила ствол револьвера к его виску, подвинула столик к его ногам, дала листочек и ручку. Да, ту самую ручку, которую он ей, когда то подарил. Ann этой ручкой подписывала всегда, очень важные документы. И произнесла строгим голосом, лишь, два слова: – Пиши кабель.

Он быстро подчинился ей и стал писать под диктовку:

Прощай моя дорогая, я был неверным мужем, прости, я ухожу из этой жизни, мы никогда не поймём друг друга.

Pet

– Подписал?

Ann выхватила листочек у него из-под рук, перечитала. Неплохо, теперь надо заставить его опять отправиться в эту злополучную спальню.

– Медленно поднимайся и тащи своё «грёбаное» тело к своей блондинке. Ann сама не ожидала от себя таких слов. Peter, то оглядываясь, то пятясь задом, побрёл в спальню.

– А теперь ложись рядом с ней, сукин сын.

Бетховен не обрывался, нет, музыка продолжала играть, этого концерта она ещё не слышала, похоже на Лондонский Филармонический Оркестр.

Он резким движением задрал её руку вверх, Ann выстрелила, пуля разбила зеркальный потолок. Peter выхватил пистолет. Теперь диктовать буду я, подумал он. У меня не «грёбаное» тело, и служил я в морской пехоте.

– Таааак.

Протяжно сказал он, и продолжил.

– Раздевайся, полностью раздевайся.

Она, молча, всё с себя сбросила.

– Как же, всё-таки, ты совершенна! Ложись рядом с ней, в постель, ближе, ещё ближе.

Этот выстрел был последним, в этом 88-м. Peter вложил пистолет в её руку, удалил все свои отпечатки пальцев и следы.

88-й номер был записан на 19-ти летнюю гражданку Франции, госпожу Michele Adjani.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК

Рассказ пойдет о молодом человеке сорока двух лет, может кто-то скажет, что он уже не молод или слишком стар, ну а для кого-то он будет интересным молодым человеком. И так, дело было поздней осенью, в одном замечательном городе, на Южном Урале, назовём его – город Ч. Этот молодой человек, в девятом часу вечера, сидел на вокзале, в ожидании поезда на Юг. Кресло было вполне комфортным, вокзал – чистеньким и опрятным. Не знаю почему, но к нему подошли, почти одновременно, трое: две женщины и мужчина. Молодой человек, опершись о боксёрскую грушу, стал внимательно слушать подошедших. Потому что все, по очереди, обращались к нему, да, да, именно к нему, им незнакомому. Первой заговорила женщина помоложе, посмотрев в глаза она сказала: – Мой отец тоже был боксёром, его убили, зарезали в драке, нанесли тридцать восемь ножевых ранений.

Тут в разговор вступила женщина постарше. Заняв свободное место напротив, она начала говорить очень быстро, сбиваясь, иногда повторяя слова: – А я, я, маму похоронила. Здесь в пригороде. Сама, сама, я нездешняя, живу в Узбекистане, а как мама, мама заболела, вот приехала сюда, вот. Ухаживала за ней полтора года и вот, недавно похоронила …

Молодой человек думал, если бы он был сейчас в Петербурге, то сидел бы уже в «Мариинке», или на худой конец, в каком-нибудь театре – смотрел спектакль. Но когда дошли до него слова, напротив сидящей женщины, симпатичной, уже тронутой сединой, но с невялым, слегка округлённым лицом, вспомнил свою маму, что она ещё, слава богу, жива, здорова, и скоро уедет в санаторий, по путёвке.

Мужчина, стоявший слева, вдруг неожиданно предложил купить у него книгу. В его правой руке были три книги, раздвинув их, как колоду карт, сказал: – Не желаете ли, приобрести.

Молодой человек заметил, что книги одного автора, в твёрдом переплёте. Прилично изданы, но не в суперобложке, две из них, с фотографией автора и автор кого-то напоминает, ну, конечно же, вот он стоит и продаёт свои же книги. Молодой человек опять посмотрел на женщину, та продолжила: – Когда мама умерла. Мне было неначем забрать её из морга, я пошла, спросила у соседки дачную тележку, уже собралась в больницу, но, видимо кто-то …

Молодой человек подумал, если бы писатель продавал классику: Бунина, Чехова, Достоевского, Булгакова наконец, то не мешало приобрести, а так…

По телевизору в это время показывали дочку Инны Чуриковой, она что-то о молодых исполнителях говорила, а в голове, почему-то крутился на перекладине гимнаст.

Та, что помоложе, заговорила вполне разборчиво, обращаясь к писателю: – А почему Вы не продаёте свои книги через магазин?

– Я не к Вам обращаюсь, а к молодому человеку.

Но дамочка оказалась настырной, выхватила одну книгу у писателя, и перелистывая, говорила очень тихо: – Стукач, Стукач…

Слышал её кто-то или нет, история умалчивает. Но лишь молодой человек заметил, что тираж был небольшим, и книга его уже заинтересовала, так как с обратной стороны обложки, на фотографии, стоял лётчик в унтах, на фоне самолёта.

– Видимо кто-то сообщил,– продолжала женщина с сединой на висках,– и пришла машина с прежнего места маминой работы, на похоронах были родственники на дорогих иномарках, но деньгами никто не помог, вот теперь еду домой в Узбекистан, там у меня всё есть: и машина, и гараж, и работа. Я бы купила себе такую книгу.

Молодой человек молча достал бумажник, и отдал купюру писателю, а женщине книгу. Писатель, обрадовавшись, убежал, а молодой человек молча встал, взял сумку и грушу, и пошёл к поезду, так как объявили посадку.

17.07.2005.

НИ СЛОВА О ЛЮБВИ

Когда Полина меня оставила, пролежал четыре дня: курил, смотрел в потолок …

Очнувшись, начал осознавать реальный мир, подумал, что надо продолжать этот замедленный прыжок в гроб.

Спустя четыре месяца увидел её в Академии. Она шла легко, но от той поступи дикой кошки, того дерзкого, немного грустного взгляда, не осталось и следа! Да, глаза блестели, но как-то особенно. Я понял – ОНА счастлива. Я догадался, для чего я был нужен ей целый год. Целый год мы были близки.

Познакомившись, уже на второй день, мы шли по проспекту, впереди возвышался Уральский Университет, на нас смотрели из проезжающих трамваев, автомобилей. Держа её за руку, я сказал: – Как хорошо с тобой, какой прекрасный летний день!

– Да! – коротко ответив, Полинушка сжала мою кисть крепче, и мне передалось душевное тепло и какая-то дьявольская искорка её молодого, очень красивого, изыскано-точёного тела.

Через неделю мы вялились на Шартажском пляже. Два стройных, загорелых и даже мускулистых, но не до безобразия, тела лежали на зелёной траве, светило яркое солнце и настроение было оранжевым, как охлаждённый сок Rich, в невыносимую жару. Моя девочка медленно, не спеша, сложив голову мне на грудь, начала рассказывать: «Я его знала со школы, заметил он меня в конце «десятого». Роман бурно развивался, через полгода мы поехали отдыхать за границу, он предпочитал всё дорогое. Мы шиковали в ресторанах, жили в номерах с видом на море, побывали во многих столицах Европы, мне казалось, что эта сказка никогда не кончится. Но, вернувшись из поездки, он позвонил мне домой и сказал, что нам не стоит больше встречаться. Всё мгновенно рухнуло, сказка оборвалась».

Да, да я понял, я был для неё лишь матерьялом, который она использовала для своей передышки, отдушиной, трамплином для следующего прыжка.

21.02.08.г.

Если кто попытается обвинить меня в плагиате, то я обвиню Чайковского. Его вальс в «Щелкунчике» напоминает мне Штрауса в «Прекрасном голубом Дунае».

27.12.2008.г.

Проза любви, этот случай, один из курьезов. Произошло это в 95-м, или в 94-м. Мы стояли около почты, рядом с «июльской 22», в Пионерском посёлке. Она что-то кричала мне в ухо, потом схватила за это ухо, развернула его на триста шестьдесят, не знаю, почему, может потому, что я её не слушал, нашла мои глаза: « Да я с самим Бутусовым спала, а ты кто такой? Дальше меня не провожай, понял?!». И убежала. Хорошо, что ухо оставила. Оно у меня и так оттопырено больше, чем левое. Вот сука, а ведь я рассчитывал на взаимность, вот тебе и красивое, милое создание, а как хорошо всё начиналось. Но тут я вспомнил Полину, как мы как-то ездили с ней на электричке за грибами. Да, благородный мой читатель, за обыкновенными грибами, Абабками, Рыжиками, Подберезовиками. И почему-то она привела меня на строе кладбище, показала могилу своего деда. Я тогда сильно расстроился, что могила не ухожена. Полина меня взяла за руку и быстро увела с кладбища.

Некое количество Васильков, Ромашек,

Кукушкиных Слёзок,

И всё это среди белых и тонких берёзок,

Тропинка ведёт, за холмом вижу крестик,

Когда ты вернёшься?

На берёзе два среза,

Вороненый металл – из стального железа,

У одних крестик вырастет – в храм

Превратится,

У других он с погоста, деревянным крестом,

Совьётся с венком.

Только солнце сквозь листья лучиком бьётся,

И в обед, в этот день, тень почти разобьётся.

Земляника, малина, и грибы помню эти,

Ты их всё собирала и бросала в лукошко.

Ну а я, психовал, попадись хоть маслёнок,

Хоть опяток немножко.

Надо мной не смеялась, а смотрела пытливо,

Развела нас дорожка, и ещё одна стёжка.

Я пытался понять, почему в электричке,

Ты взяла мою руку,

Целовала на ней указательный палец,

За окном всё тянулась лесная поляна,

А напротив сидящая зрелая дама,

Уже не читала жёлтый журналец,

Удивлённо на нас так глядела, глядела …

Зашёл за мной Сева Яхонт, архитектор, говорит, пойдём на флэйт, там четыре девочки зовут в гости, ведь рождество, чего дома сидеть. Даже раздумывать не стал, зашли в киоск, набрали выпивона с закусем, что же мы хуже татар что ли. Квартира огромная, по тем временам, девчата уже накрыли стол, ждали. Познакомились, они все студентки, на геологов учатся, разговор завязался сразу, и гитара, и песни, компанейские девочки. Не люблю политику и политиков, такие лгуны все абсолютно, враньё – их хлеб, их работа. Девчата в музыке подкованы, в нашем роке, просто превосходно беседа шла. И про «Сфинкс», и про «Пряник», что около САИ (Архитектурный институт на Либкнехта). Настеньку Полеву похвалили. Ну и о моей любимой группе НАУ. Я «Nautilus» впервые в январе восемьдесят седьмого услышал, в Челябинске. Друг закадычный Вадим Глазунов привёз с Екатеринбурга, поставил кассету, в общаге, в ЧПИ (политехнический институт). Нас было пятеро, или шестеро в комнате. Кто-то вякнул: «Ты чего там засунул в хавальник «Маяка»?». Вадим: «Погоди, прослушай вначале». Послушали раз, другой, и пошёл кайф. Да, да, я считаю, что Бутусов с Умецким, это как Lennon с McCartney, «Битлы» наши.

Мне кажется, она преувеличила, для эффекта, ни с кем она не спала, замужняя скорей всего, поэтому рано и ушла с флэйта. А осадок горький остался, вот и думай после этого случая, любят они – нас, или …

РУСЬ БЕСКОНЕЧНАЯ

Слева пребывала «Площадь пятого года», перед лицом «Европейский Салон», на право дорога в будущее. Двое сидели на лавочке аллеи и спорили. Богу было интересно смотреть сверху на город Екатеринбург, на эти два экземпляра, тем более об одном из них он знал точно, что его зовут Воланд. Про второго он узнавал по проистеканию их диалога. Бог знает всё? Нет. Бог знает то, что ему интересно.

– Реку Урал назвали в честь батыра. Это я Вам заявляю, совершенно точно. О его подвигах сочинено несколько историй, причем в одной из них рассказывается о его гибели. Да, да и не улыбайтесь, пожалуйста. Прошел как-то слух, что на землю башкирскую идут вражеские войска, и отправил хан Урал-батыра на разведку. Долго ехал Урал-батыр и однажды ночью увидел вдалеке свет костра, горевший на берегу реки. Подобравшись поближе, он услышал о коварных планах врагов. Но когда батыр стал отступать, он нечаянно наступил на ветку дерева, которая своим хрустом выдала его. Вражеские воины, узнав Урала, набросились на него, и как он ни сражался, их численное превосходство было налицо. И вот пронзил меч врага сердце батыра, и как только он испустил последний вздох, его тело превратилось в камень. Этот камень был назван

именем батыра, а поскольку камень находился на берегу реки, люди прозвали реку Уралом.

– Нет, – сказал Воланд: – Урал, это русский богатырь и Иисус Христос существовал, – лицо Воланда стало абсолютно серьёзным, и он продолжил: – А легенда твоя пришла в народ в 1910-м году, чувствуешь разницу – начало нашей эры и двадцатый век? Некий исследователь, неважно когда, предложил вариант названия, связанный с финно-угорской этимологией: оно – название, молодой человек, связано с мансийским словом «ур-ала», которое в переводе на русский означает «вершина горы». Еще одна гипотеза возникла в XVIII веке и была связана не с финно-угорским, а с тюркским происхождением. Например, татарское слово «урал»,

означающее «пояс», – эта версия тоже достаточно распространена. В качестве дополнительной версии относительно происхождения названия можно принять предположение некоторых ученых о связи слова Урал с кетским ур– «река». Как известно, Уральские горы славятся обилием рек и родников. Когда-то давно через Урал протекала не одна, а сразу несколько больших рек, – здесь рассказывающий, многозначительно поднял указательный палец вверх, – за что

местность и получила название «речная». Старое русское название Уральских гор – Аральтовы горы – может послужить еще одной причиной возникновения их современного звучания. Кроме того, древняя народная легенда повествует о том, что Уральские горы вышли со дна Аральского

моря. Прошу Вас, молодой человек пройти со мной, к одному знаменательному месту и я приведу Вам доказательства о русском богатыре.

Оба встали и пошли по аллее в сторону площади. Молодой человек размахивал руками и горячо спорил, но Господь их уже не слушал. Бог знал, куда они собрались, и лишь дал указание одному из своих архангелов присмотреть за спорщиками.

Воланд молча, слушал оппонента и лишь иногда указывал путь рукой. На мизинце руки время от времени сверкало золотое кольцо, и так как день был на редкость солнечным и жарким, пять гранатов по карату, вправленные в кольцо, мерцали сплошной красно-коричневой полоской.

Они прошли площадь, мост через реку, слева, позади, остался почтамт, кинотеатр. Повернув два раза, они подошли к необходимому месту.

– Тут когда-то продавали виниловые пластинки, находился на этом самом месте огромный магазин «Мелодия», а перед входом покупателей встречали меломаны, можно было обмениваться музыкой. – Воланд развёл руками: – Ах уж это советское ретро – безусловно, великолепно! Но нам не сюда, а к «Чёрному тюльпану», давайте присядем где-нибудь рядом, в ногах правды нет.

Устроившись вдвоём поудобней, выдержав значительную паузу, Воланд продолжил: – Вот здесь, в этой точке города, Вы должны меня понять, здесь пересекается множество линий-судеб, поймите, это центр от которого испускаются, как волны от камня, брошенного в реку, бесконечные невидимые метафизические круги, они открываются не для всех. И если закрыть глаза и представить себя над «Чёрным тюльпаном», то твоя душа воспарит. Круги волн понесут тебя к твоему вопросу, и ты узришь и познаешь ответ …

ЛАСТИК

Ей вчера исполнилось пятнадцать. Она сидела в школе, на подоконнике, опёршись о коленку подбородком, и водила ластиком по стеклу. Откуда-то пришло непонятное томление в груди, это ощущение было новым и, довольно, приятным.

И это движение – её изящной бархатной руки, подобно ящерице на оконном стекле, лёгкие прикосновения и чувство теплоты.

Он шёл по той стороне улицы, «Новенький» из девятого «Б», сейчас войдёт в школьный двор. Резко развернувшись и спрыгнув на носочки, она разломила ластик напополам. Ластик в форме сердечка, с дырочкой посредине поддался легко, или это, только, показалось.

Когда он будет проходить мимо, по длинной фиолетовой ковровой дорожке, она протолкнёт половинку сердечка в щелочку его портфельчика. Она так решила.

ПЕРВОМАЙСКАЯ №1

«Не убоимся во имя Прекрасного и будем помнить, что насмешка невежества лишь толчок для подвига. Отрекшись от эгоизма, если будем не только сами стремиться по пути Прекрасного, но и будем всемерно открывать его близким, мы уже будем выполнять ближайшую задачу осветления Культуры, – восхождения духа». Так говорил великий художник Николай Рерих, я вспоминал его слова, когда смотрел на обратную сторону компакт-диска «Навигатор», альбома Бориса Борисыча Гребенщикова. Почему-то отражение золотого цвета, тогда CD только входили в обиход российского гражданина.

Мы вдвоем с архитектором случайно попали на эту улицу, на Первомайскую, как будто провалились во времени. Я – дизайнер, и мой друг: Одуванчик-архитектор очень любим музыку, особенно рок семидесятых годов. Janis Joplin, Simon and Garfunkel, Led Zeppelin – о них мы узнавали по ауди-кассетам, таким прямоугольным коробочкам, толщиной сантиметр и длинной, около десяти сантиметров. Так вот, поднимаемся по лестнице на второй этаж. А, нет, вначале нам сказали расписаться в каком-то журнале, видимо, в журнале посетителей. Поднявшись на второй этаж, нас заставили разуться и обуть тапочки. «Интересный магазин» – подумал я. Мы вошли в небольшой зал, около окна слева стоял большой кожаный диван, из высококлассной черной кожи. Телят растят на фермах, где присматривают за ними электро-сторожа, заборчики с проводами под напряжением, чтобы не повредить кожу молодых телят, никаких колючек. Только отборные сорта трав, специально высеиваемые для элитных пастбищ. Усадили продавцы нас на диван, а перед нами классные хайэндовские «усилки» (звуковые усилители), эквалайзеры, колонки различных калибров.

– Что вам поставить, какую музыку предпочитаете? – спросил продавец-консультант. Одуванчик долго соображал, я вообще помалкивал, и наконец, выпалил, нам «U2» или «Aerosmith». Я высоко поднял голову и гордым видом начал разглядывать ручки на аппаратуре. Потом спросил, можно ли заказать позолоченные ручки громкости, продавец ответил: – Хоть золотые, аппаратура делается на заказ, в Англии. И тут, вы не поверите, входит Шахрин, солист рок-группы «Чайф». Владимир Шахрин, собственной персоной, без Бегунова, один. Протягивает мне руку и так запросто произносит: «Здорова мужики, мне тоже здесь нравиться бывать.» И садиться рядом со мной. У меня челюсть отвисла. Одуванчик с ним о чем-то заговорил, потом его пригласили, появился откуда-то парень, круто прикинутый, и позвал Володю хлебнуть пивка. Видимо, они старые знакомые. Придя в общагу, я рассказал всё это своей Татьяне, она крепко обняла меня и прошептала на ушко: «Мог бы и автограф взять, дубинушка». Автограф я не взял, но написал стихотворение:

Соловей старого времени,

Или нового – пел.

И орел вернулся,

С неба синего – сел.

Отнесли Гуру – на гору,

На высокую,

Низошли восхода ждать,

И когда из-за туч пробилось,

Ясно солнышко,

То достал, из семерых один,

Ножик отточенный,

Перерезал Ему – горлышко.

Как мачете, ножик острый,

Да, большой,

Искромсал всё тело,

Да, по склону,

Разбросал – с душой.

Сердце – на зеленую,

На травушку,

А череп на снег – холодный,

И покатились по горе – камушки.

Орел созвал,

Сородичей – голодных,

И клювы острые,

добычу – рвали,

А орлята,

косточками – играли.

Так хоронят в Гималаях,

It’s good karma – называя!

Кто «Гуру» в этом стихотворении, а кто «орлята», вам решать уважаемые читатели. И куда же делся дух?

СИРЕНЬ ЗА САДИКОМ

На самой большой глубине, самого большого океана, родилась маленькая бактерия. И захотела увидеть солнце, стала продвигаться через молекулы солёной воды, через толщи океана вверх. Пока продвигалась, неосознанно подросла, их стало несколько в одном сгустке. Это уже была не бактерия, это уже было мыслящее существо, и у него появились плавники и пасть. Да, да, как это не жестоко звучит, не ротик, не клюв, а пасть, что бы питаться, неважно чем, только бы добраться до солнца, до яркого света, узнать, как он выглядит этот свет. Не тот, а этот. Тебе ещё не страшно? А я, уже боюсь, потому что прочитал, точнее, прослушал аудиокнигу Фёдора Достоевского: «Легенда о великом Инквизиторе». И там сказано, что нет греха, значит, нет и наказания, а есть только, голодные. Вы представьте себе – греха нет.

Они встречались уже около месяца. Тем летом июльские ночи были, как никогда, хороши. Каждое свидание, они всё больше познавали друг друга. Вот и этим вечером, встретившись, когда уже стемнело и посвежело после знойного дня, решили заглянуть в детский сад «Василёк». Сторожа, к счастью, не, оказалось, зашли в деревянную беседку. Внутри, стены были расписаны персонажами из различных сказок.

– Колобок, колобок, я тебя съем. – Сказала Валя Егорке, разглядывая рыженькую лисичку с колобком на носу, и кверху задранным, пушистым хвостиком. Егор, не отвечая, подошел к Вале поближе, разглядел медленно её брови, ресницы, заглянул глубоко в глаза. Столб с фонарем стоял поодаль, поэтому падающий издалека свет, не сразу давал возможность полностью разглядеть её слегка округлое, ещё девичье лицо, серо-голубые прекрасные глаза, слегка улыбающиеся губы с ямочками по бокам, вздёрнутый носик. Легкое прикосновение их губ, и он сразу почувствовал, обнимая правой рукой за талию, как Валя вздрогнула, бывает, так реагируешь, когда неожиданно стая голубей вспорхнёт с крыши. Егор смелее притиснул её к себе, губами обжал её губки, и нежно и крепко впитал её в себя. У Валентины закружилась головка, она обвила руками Егоркину шею, и полностью закрыв глаза, вся растаяла, как первая снежинка на теплой ладони.

Егор решил действовать, подумал, сейчас разверну её, сниму с неё трусики и наклоню от себя. Но Валя не поддалась, она сопротивлялась всем своим молодым, упругим телом. Потом прошептала:

– Егор, не надо. – Взяла его крепко за руку и повела. Они прошли мимо детского садика. Мимо игровой площадки. У Егора пронеслось в голове, как он, как-то маленьким ходил в этот детсад и зимой в солнечный морозный день, гуляя с ребятишками, лизнул вот эту крашеную «железяку», часть качелей. Как он молчал и терпел, начал плакать. Слёзы текли по щекам ручьем, увидели рядом играющие мальчики, позвали воспитательницу. Та прибежала с кипятком в чайнике и поливала, и отливала его от качелей.

Валя тянула его всё дальше вглубь сада. Вокруг было очень темно, и, похоже, шли по грядкам или по газону с цветами. Что-то топтали ногами, но пробирались дальше за садик к складу. Кажется, там был склад когда-то со старыми кроватями, тумбочками. Рядом со складом росло несколько больших кустов сирени, высоких, как деревья, и очень густых. Валя затянула его туда, между кустов, опутала руками его худую, длинную шею, и они вместе повалились на травку.

Егор лежал рядом с Валентиной и через листья сирени, смотрел на звёздное небо. В образовавшемся кругу, вокруг веток открывалась удивительная картина звёздного купола.

– А может там, кто-нибудь живет и так же смотрит на нас.

–Боже, нет там никого, и не было никогда.

– Неужели мы одни во всей вселенной, нет, такого быть не может. Возможно, вот именно в этот момент, в эту секунду зарождается, где-то на далекой планете, абсолютно новая, ни кому неизвестная жизнь.

– М-гм… – Многозначительно произнесла Валентина, одной рукой взявшись за кисть Егора, а другую, положила на свой животик. Егор думал о своем. Где-то от кого-то он слышал, что если долго и пристально смотреть на одну звезду, то всё хорошее обязательно к тебе вернётся. Вот и сейчас он увидел большой овальный камень, на камне, теплом от летнего солнца, сидит мальчик и играет на тростинке. На им самим, срезанной тростинке, насвистывает мелодию. Ему подыгрывает июльский ветерок, шевеля камышиками, пролетающая птица прокричала в такт, тоненьким голоском. Перед мальчиком река, не буйная, не горная, нет. А тихая и спокойная река, река времени. Она уносит всех, но никто об этом не догадывается.

ПЯТЫЙ ПОРТРЕТ

«По дороге разочарований,

Снова очарованный пройду.»

Константин Никольский

Этот портрет мне очень нравился, с него глядела молодая девушка, с широко раскрытыми глазами. Вообще-то, это уже пятый портрет. Первый, мной написан был давно, даже не помню когда. Помню только, что заказала его мне землячка, вот так пришла и попросила: «Напиши мне портрет тети, небольшой такой.»

– Какой – небольшой?

– Ну, как, фотография 9 на 12, можно побольше.

Или нет, началось всё не так.

– Ты художник, да? А ты можешь написать портрет?

– Могу, а какой тебе?

– Ну, как вот эта карта, что на стене.

– Она, примерно, метр на полтора. Это будет очень дорого, ведь краски масляные дорогие, да и, кисти. Кисти бывают разные, колонок, собака или синтетические. Да ещё, что бы написать портрет надо много кистей, различных размеров, фланец или ммм..эээ.. круглая, допустим.

– Хорошо, тогда напиши мне маленький портретик, моей тетушки. У неё скоро день Рождения, хочу сделать ей подарок.

– Ладно, принеси фотографию, лучше несколько, фаз и профиль, что бы я почувствовал объем. Ах, да и одну цветную, желательно.

Цветной, говоря точнее, полихромной фотографии не нашлось, пришлось расспрашивать, какого цвета у неё волосы, какого глаза.

Я нашел кусочек ДВП, это такой толстый картон, прессованный, из древесных волокон. Купил рамочку для фотографий, примерно под формат А5. Вырезал под рамочку картонку, и начал писать, женщина получилась огненно-рыжая. Глаза? А черт его знает, не помню, какого цвета. Я подумал, что темно-зеленый фон подойдет. И действительно, портрет получился неплохой. Пришла она, землячка. Показал ей свою работу. Она очень обрадовалась.

– Я тебе рыбы принесла, Рипус – свежая, килограмма два будет.

– Спасибо, я даже не думал, что рыбки принесешь, будет, что бросить на сковородку, сегодня.

Это был мой первый портрет, за тем, второй. О втором у меня разговор особый. Эх, если бы знал, что он за человек, никогда бы его не писал. Дорогой читатель, но если нет на фоне отрицательных персонажей, то блекнут и положительные герои. Будь он проклят, этот «башкирский тапочек».

Почему-то никак не могу вспомнить одно слово, у Николая Рериха, в одном из его рассказов. Рассказ о сказках, и вот там говорится о Василисе Прекрасной из русской сказки, и слово, не то тритомия, не то трифамина. А, сказание о терафиме. Терафим, да, да, терафим. Там говорится о мосте взаимопонимания между народами. И рассказ так и называется «Сказки».

А этот – пятый портрет я решил делать крупно, композиционно крупные глаза, крупное лицо, губы. Но от образа уходить нельзя, должна быть похожесть с персонажем, задача не легкая, я вам скажу. И ещё, решил добавить гроздь винограда, и листочки.

Мы познакомились с ней на винзаводе, на полуострове Таврида. Я учился в Челябинском Политехническом институте и поехал летом, на втором курсе, в стройотряд, в Крым. На винзаводе мы мыли бочки из-под вина. Такие огромные, эмалированные. Внутри стоишь в полный рост, а до потолка не достать, и длинной метров шесть или восемь. Проходил мимо девушки в халате, после обеда, «Привет!», «Привет!», ну, и разговорились. Её звали Оксаной, спросила, откуда мы, я в ответ, мол, из Челябинска.

– О, земляк, значит, хочешь, угощу тебя вином? Я дегустатор-лаборант на винзаводе, разрабатываю новые марки вин, иди за мной.

Я не ожидал такого поворота событий, но пошел следом за землячкой. Оксана завела меня в подвал, довольно уютненький и чистенький. Мы прошли в помещение, где стояли горизонтально деревянные бочки. Но Оксана достала резиновый шланг и вставила его в горловину металлического боченка, двухсотлитрового, стоявшего вертикально, отдельно от всех. Рядом на столах стояли колбочки, бутылочки. Мне было интересно попробовать, что она набирала в фужер. Да, уважаемый читатель, из резинового, черного шланга в изящный, на длинной ножке, фужер. Я отпил глоток.