Текст книги "Желтое облако (с илл.)"
Автор книги: Василий Ванюшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
5
В дверь постучали, резко, словно в номере жил глухой.
– Войдите, – сказал Руис.
Через порог молча переступил санитар из клиники Шкубина – Руис видел его, когда ходил проведать бывших своих компаньонов, и запомнил этого долговязого парня с дурацким лицом.
Санитар поклонился, подал письмо и небольшой пакет. Руис разорвал конверт.
«Сэр!
Я добился того, чего вы хотели, – можете посмотреть образец. Хотите – через неделю представлю тонну, только не могу понять, зачем вам это?..».
Подписи не было.
– Идите, – сказал Руис санитару.
Парень своими длинными, сильными руками показал, что нужен письменный ответ.
«Странный немой, – подумал Руис, – слышит, но говорить не может. Хороший посыльный для таких дел».
Он ничего не написал, выпроводил немого и только теперь дал волю своему восторгу. Он потирал руки, смеялся, грозил, топал ногами и, останавливаясь перед зеркалом, гордо закидывал голову. В уме он подбирал самую короткую фразу, которая выразила бы все, она останется в веках: «Я один уничтожу созданное миллионами… Я – против миллионов…»
Он радовался тому, что Шкубин лишен фантазии и практической мысли. Прохаживаясь от зеркала к двери и обратно, Руис разрабатывал свой план.
За оградой, на территории «Ордена», ближе к горам он построит под землей небольшой завод, компактно смонтированный и полностью автоматизированный. Завод будет работать месяц, два, три, может быть, год, пока не заполнятся громадные баллоны жидкостью. Эти баллоны, спрятанные также под землей, будут соединены, и от них будет проведена сцементированная труба к одной из горных вершин.
Когда неведомого людям оружия накопится достаточно, произойдет неожиданное – в горах начнет действовать вулкан. Да, люди подумают, что это просто извержение желтоватых паров. Они будут наблюдать и не подумают вмешаться, смысл совершившегося придет слишком поздно. Сыроватый коричневый туман окутает землю, и разрушится все, созданное людьми. Это будет месть. И достаточно иметь небольшую группу верных солдат, которые получат в руки надежно припрятанное огнестрельное оружие, как власть окажется в руках одного человека.
Для осуществления этого плана нужны деньги. Руис решил пригласить своих бывших компаньонов, которые жили до сих пор в отдельных виллах на курортах и в коттеджах Шкубина.
К четырем часам в отель стали съезжаться гости. Это были хилые старики, худые, с отвисшими животами, с дряблыми подбородками, болтающимися, как салфетка. Руис выглядел среди них молодцом.
Когда-то вот эта горстка людей грозила миру термоядерной войной. Потом они бежали из своих стран, придумали себе десятки разных болезней, поселились на курортах и в санаториях. Продуманные болезни скоро сами влезли в их потрясенные души, и судить больных никто не решался. Они сознавали свою беспомощность и были озлоблены до отчаяния.
Собравшись вместе, старики приободрились. Все было как раньше – солидно, грандиозно. Почтительно назывались имена. Гордо вскидывались головы. Блестели лысины и проборы. Звенела посуда, всюду булькало и шипело, слышались звучные глотки, чмоканье и кряхтенье. По залу бесшумно летали официанты в белом и черном, почтительно склонившись, застывали у столов.
Разговор становился все громче. За одним столом группа экс-президентов давно забытых компаний сошлась на том, что оставшимися капиталами ни в коем случае нельзя рисковать – надо подождать перемен. И все же каждому из них хотелось поскорее затеять прибыльное дело. Как и раньше, для них проблемой № 1 оставалась прибыль – пусть она извлекается из войны, холеры или космических полетов. Один из них утверждал, что самый верный путь к захвату экономической власти – иметь больше держателей акций. Это доказывал человек, жить которому, по всем признакам, оставалось не более года.
Отдельно сидел почти в полном составе совет директоров «Атлантик-компани». Директора с гордостью смотрели на Пата Руиса и потирали руки, преисполненные уверенности, что после долгих лет подлинного прозябания дело их сдвинется с мертвой точки и получит новый размах. До их слуха доносился оживленный разговор бывших генералов, разместившихся за соседним столом. Там речь шла о том, что уж если делать ставку на новую войну, то с применением водородных бомб самого крупного калибра. В этом случае невозможна эффективная защита, и небольшая армия, имея достаточно ракет и ядерных зарядов, может угрожать столицам крупнейших государств и подчинить себе весь мир. Только весь мир! Ведение войны с ограниченными целями ушло в прошлое.
Пат Руис ходил от стола к столу, прислушивался к разговору гостей и радовался. Рискуя, он поступил правильно. Эти люди – все до единого – тоже готовы рискнуть в последний раз, чтобы вернуть свое могущество.
Изумленное солнце пялилось во все окна – казалось, оно тоже радовалось и светило только сюда. По стенам между окнами поднимались лепные стебли эдельвейсов, и цветы их сияли на потолке белыми звездами. Гости попросили Руиса сказать речь. Он одернул черный пиджак, вскинул седую голову и начал говорить. Это была туманная речь. Руис обещал своим гостям господство над всеми и намекал насчет финансов, которые нужно объединить.

Гости не знали планов Руиса, но аплодировали ему, и думали о его речи по-разному.
– Он мудрый, – говорили одни.
«Он выжил из ума, – считали другие. – Кто из нас сможет вторично довериться ему?». Но вслух вторили:
– Да, мудрый, дальновидный. Вот увидите, он будет президентом, и все пойдет по-старому.
Руис догадывался, о чем думал каждый из гостей. Он мысленно сортировал их: одним можно довериться, с другими надо встретиться еще не раз, прежде чем сказать главное, стоит повозиться, потому что богаты; слишком старых и мало состоятельных тут же вычеркивал из памяти.
Гости разъехались, и Руис пошел отдохнуть. Открывая дверь, он глянул вниз и увидел в фойе молодого человека с курчавой головой, разговаривавшего с портье. Руис узнал корреспондента, весьма надоевшего ему въедливыми вопросами у памятника космонавту. Этот кучерявый и сейчас был с фотоаппаратом и еще с каким-то аппаратом, вероятно, с магнитофоном. Руис прислушался. Разговор шел о нем. Портье поклонился корреспонденту и побежал наверх, скользя рукой по балюстраде.
Руис поступил по-дурацки: он зашел в комнату и захлопнул дверь на замок. Портье стучал, звонил, снова стучал и так настойчиво, что пришлось открыть.
6
Когда Киджи шагнул в открытую дверь, Руис отвернулся.
– Я не принимаю корреспондентов.
– Я пришел к вам не как корреспондент, а как ваш родственник, – спокойно сказал Киджи.
– Вы – родственник? – удивился Руис и сделал шаг вперед. – По-моему, вы просто наглец.
– А это мы сейчас выясним. Разрешите сесть?
– У меня нет времени для разговора, – сказал с раздражением Руис.
– Я пришел ненадолго. Впрочем, это будет зависеть от вас. Так вы не признаете меня за родственника?
Руис отвернулся, он стоял, заложив руки за спину. Киджи присел к столу и коротко рассказал свою родословную.
– Вы хотите материальной помощи? – спросил Руис.
– Нет. Я хочу, чтобы вы признались в убийстве моего отца.
Руис так круто повернулся, что едва не упал. Он посмотрел на Киджи с гримасой старческого бессилия и долго ничего не мог сказать. Только теперь он сел.
– Как видите, я не обманщик, – хмурясь, проговорил Киджи.
– Что вам нужно от меня? – выдавил Руис.
Киджи повторил. Руис молчал, у него побелели губы. Лео сунул руку в карман брюк. Известковая бледность залила лицо Руиса.
– Вы хотите стрелять?
Киджи, усмехаясь, выпростал из кармана скрученный в трубку журнал.
– Стрелять – это был бы для вас лучший выход. Еще подумают, что вы погибли героем, как ваш сын. Нет, вам придется отвечать. Но почитаем сначала вот здесь кое-что. – И Киджи, полистав страницы, начал читать. Он читал свою статью из журнала «Космос». Руис взял себя в руки.
– Сказки для детей, молодой человек, – сказал он пренебрежительно. – Трагическая история с моим сыном породила тысячи фантастических рассказов, я знаю.
– Но у вас действительно работал радистом Киджи, мой отец. И он погиб. И причину его смерти никто не объяснил. Я требую от вас объяснений. Это случилось тогда, когда ваш сын с преступной целью…
– Не смейте глумиться над памятью моего сына-героя! – загремел в негодовании Руйс. – Выйдите немедленно вон!
Киджи, с трудом сдерживаясь, сказал:
– Сэр, черт бы вас побрал! Вы, я вижу, занялись устройством торжественных обедов. Для чего бы это, а? Что вы задумали опять? Но сейчас я не буду задавать вам слишком много вопросов. Пока мне хотелось бы одного – признания в убийстве моего отца.
– Убирайтесь вон!
– Так, хорошо, – спокойно сказал Киджи. – Мне не хотелось ускорять событий. Но не зря же я пришел к вам. Интересно знать, что вы скажете после этого… – Он открыл футляр магнитофона. – Сейчас вы услышите голос Стебелькова. Да, того самого, перед памятником которому вы произнесли лицемерную речь.
– Глупая шутка, – сказал Руис, не зная, как выпроводить нахального корреспондента.
Не отвечая, Киджи включил магнитофон.
Руис рассмеялся и спросил, при просмотре какого спектакля сделана эта запись. Не получив ответа, он расхохотался.
Однако наигранное веселье покинуло Руиса, когда Стебельков (если это был его голос) заговорил о том, что было тайной Руиса и еще четырех человек, – но тех давно не было в живых, оставался только Шкубин.
КОСМИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
…После разговора с Кайболом я много думал об атомных взрывах на Альве, о трагедии на планете Рам и о таинственной силе «желтого облака». Отчего разрушаются металлы? Это – не взрыв и не коррозия, а нечто другое. Ядерная физика на Земле вступила в новую фазу своего развития – открыто множество элементарных частиц. Альвины знают, конечно, больше. Один наш профессор сказал: «Задача изучения этих частиц столь же трудна, как и познание далеких глубин Вселенной». Если альвины могут легко преодолевать громадные космические пространства, то они глубже познали материю, им известно большее число элементарных частиц, а именно на этом пути открывается тайна «желтого облака».
Я пытался представить себе, как разрушается металл.
Атомы металлов и их сплавов расположены в геометрически правильном порядке и создают так называемую кристаллическую решетку. Внешние электроны их слабо связаны с ядром и могут переходить на внешние орбиты других атомов. Эти свободные электроны создают вместе с кристаллической решеткой особый вид связи – металлическую связь.
Но как бы ни был идеально строг порядок расположения атомов, все же в решетке встречаются свободные места – вакансии, их больше всего около поверхности. Надо полагать, «желтое облако» создает новую, необыкновенную для металлов внешнюю среду. Неизвестные элементарные частицы врываются в вакансии, раздвигают атомы, перемещают их. Орбиты свободных подвижных электронов неимоверно растягиваются, как бы рвутся. Металлическая связь нарушается. Вместо кристаллической решетки – хаотическое расположение атомов. Вместо металла – порошок, напоминающий золу.
Объяснение очень примитивное. Я понимал, что спрашивать об этом не следует. Да и зачем мне нужен секрет альвинов, зачем Земле «желтое облако»?
Кайбол часто приглашал меня к себе. Я заметил, что магистр стал выглядеть лучше, цвет лица изменился, как у больного, который, поборов свой недуг, быстро пошел на поправку. Движения стали энергичными. Если он раньше разговаривал сидя за столиком, то теперь часто вставал и прохаживался по лаборатории. Я подумал, что это, возможно, сказалось действие моих биотоков, но разумеется и словом не обмолвился.
Я поражался страшной работоспособности Кайбола, его необыкновенной памяти. Как-то он пригласил меня для очередного разговора, и я убедился, что сказанное магистром о возможности читать приказы, которые находятся в военных штабах на Земле, не было пустым словом.
Кайбол сидел окруженный приборами, на которых вспыхивали, мерцали, гасли и снова вспыхивали огненные точки, похожие на его глаза. Эти приборы по приказанию магистра могли двинуть на Землю такую силу, которая изменила бы там жизнь. Я смотрел на приборы и ждал, что скажет магистр.
– Последнее время я думал, не послать ли предупреждение Земле. Без угроз. Скорее, как совет, – медленно проговорил Кайбол.
– Не все поверили бы, – усомнился я.
– Мы сделали бы это вдвоем.
Я промолчал: это был бы новый для меня шаг, и нельзя решиться на него сразу.
– Но я отказался от этой мысли, – продолжал Кайбол. – Не надо, и я не могу вмешиваться в чужую жизнь. Кроме того, опасаюсь безрассудной попытки захватить нашу базу. Но мы решительно встанем на защиту человеческих жизней, как только упадет первая бомба, не так ли? Посмотрите сюда! – Кайбол поднял голову, высоко на стене засветился большой экран.
Я увидел Землю, задернутую голубоватым покрывалом, с едва заметным контуром материков. Земной шар медленно поворачивался, как глобус, только без линий параллелей и меридианов.
– Хотите получше увидеть свою родину? – предложил Кайбол.
– Еще бы!
Кайбол нажал синюю кнопку на пульте – Земля осветилась. Я догадался, что он включил оптический генератор.
Земной шар надвинулся, он не умещался в рамки экрана, вращение его стало еще медленнее. Поплыли темно-зеленые массивы дальневосточных лесов. Байкал засветился, как зеркало, – в нем отражалось солнце. Потом показались желтые степи Казахстана.
– Это пески? – спросил магистр.
– Нет. Пшеничные поля. Хлеба созрели… Пустыни коричневые. Смотрите, их осталось совсем мало – отдельные пятна.
Уходил за экран Уральский хребет. Сейчас покажется Москва. Интересно, что можно увидеть? Неужели одну точку?
Угадав мое желание, магистр еще приблизил изображение. Москва выросла и заполнила весь экран. Я увидел Кремль, здание университета, голубую ленту реки, арену стадиона в «Лужниках» – все в миниатюре, но настолько четко, ясно, что казалось, мы летим над Москвой в пассажирском самолете, который, накренясь, делает вираж.
Москва отдалилась и поползла вправо. Я мысленно провел западную границу Родины. Через некоторое время засинел океан…
Кайбол выбрал крупный город, расположенный недалеко от побережья, и стал приближать его. Город расползался во все стороны, распадался на кварталы, я видел отдельные дома. Кайбол нацелился на высокое здание. По экрану сверху вниз пробежали ряды окон.
– Скоро начнут совещаться, – сказал магистр.
Одно из окон увеличилось до размеров экрана. Я увидел человек двадцать военных – это были генералы, и по их форме я узнал, в чей штаб мы с Кайболом заглянули. Видимость была плохая. Генералы двигались в полумраке, что-то пили у столика, потом уселись за длинным столом, и один из них, высокий, сухой, с множеством орденских ленточек, разложил перед собой бумаги, поднялся и начал говорить. Голоса мы не слышали. Кайбол повернул регулятор на пульте. Свет на экране собрался в одно пятно. Оно легло на листы бумаги, мы могли читать, что было написано там: буквы выступали отчетливо.
Генерал говорил быстро – листы один за другим переворачивались, и я не успевал прочитывать их. Но все-таки мне стало ясно, о чем докладывал генерал.
Он излагал план войны с применением нового оружия – «лазеров». Предполагалось создать на Луне базу с батареей квантовых генераторов, сбить пущенной отсюда мощной ракетой астероид с его орбиты, затем, корректируя с Луны квантовыми лучами его полет, заставить упасть на территорию Советского Союза. Подготовленный в глубокой тайне и нанесенный внезапно удар будет расценен народами как божье наказание стране коммунистов. По словам генерала, лучше, конечно, выбрать астероид побольше, взять Цереру или Палладу – тогда удалось бы уничтожить почти все живое и все созданное на европейской части Советского Союза. Но в этом случае надо считаться с опасностью, что удар крупного астероида может сбить с орбиты Землю и она уйдет от Солнца. Ученые должны изучить этот вопрос…
– Насколько реален план использования астероидной бомбы? – спросил Кайбол.
– Думаю, что пока он нереален, – ответил я. – В руках этих генералов пока нет столь мощных «лазеров», чтобы можно было регулировать полет астероида.
– Однако в их план входит использование Луны и космического пространства, даже целой небольшой планеты, как оружия. Я не могу смотреть на это безучастно.
Кайбол оставил совещавшихся генералов, он приблизил другой город, заглянул в один дом, другой третий…
– Никак не удается отыскать штаб «Атлантик-компани», – сказал магистр. – Очень хотелось бы знать планы ее президента.
Он устало откинулся на спинку стула, посмотрел на меня и улыбнулся.
– Очень неприятная работа, но необходимая. Куда интереснее это…
Кайбол опять взялся за ручку на пульте, и я снова увидел Москву. Я различил здание библиотеки имени Ленина. Одно из окон ее, надвинувшись, стало как бы экраном.
В большом зале, склонившись над книгами, сидело множество людей. Светлое пятно луча побежало по открытым страницам. Вот луч выбрал нужное, остановился, приблизил книгу. Я прочитал сверху «В. И. Ленин». Кто-то сидел над раскрытым томом Ленина, читал доклад о войне и мире на седьмом партийном съезде. Открытая страница начиналась словами:
«…наше триумфальное шествие по всей России, сопутствуемое стремлением всех к миру. Мы знаем, что односторонним отказом от войны мы не получим мира…».
Увлекшись, я стал читать дальше. Страница перевернулась. Скосив глаза, я посмотрел на Кайбола. Мне показалось, что он прочитывал на каждой странице всего лишь несколько фраз и ждал следующей страницы. Почему он не читает все подряд? Это меня заинтересовало. Кайбол понял невысказанный вопрос.
– Если бы я читал так, как вы, мне понадобилось бы очень много лет, чтобы узнать ваших мыслителей и писателей.
– А как же иначе?
– Я вижу сразу всю страницу, выбираю главное и это главное прочитываю. Можно, разумеется, и сфотографировать. В этом зале сидит около ста человек, я читаю сразу несколько десятков нужных мне книг. Пока новая страница не открыта, я заглядываю в другие книги.
– Значит, я вас задерживаю?
– Признаться, да, – улыбнулся Кайбол. – Пока вы читали, я не мог перевести фокус света на другой стол.
– Я читал эти книги раньше. Не задерживайтесь из-за меня.
Кайбол погасил экран.
– Этим я займусь, когда останусь один. – Кайбол помолчал и сказал, довольный:
– Да, у вас был великий человек. Он видел далеко. Ленин! – произнес он, прислушиваясь к собственному голосу и стараясь, видимо, по-своему понять, как звучит это имя, и повторил: «Ленин!»
– А кто из писателей вам больше нравится?
– Этого еще не могу сказать, – ответил Кайбол. – Я читаю больше Ленина. Но знаю многие страницы Льва Толстого. Он интересует меня как мыслитель.
– Чем же именно?
– Он сказал, я вспоминаю почти с точностью: железные дороги, телефоны и другие принадлежности цивилизованного мира, это все полезно, хорошо. Но если бы стоял выбор: или вся эта цивилизация – и для нее не сотни тысяч гибнущих людей, а только одна жизнь, которая должна неминуемо погибнуть, – или не нужно цивилизации, тогда бог с ней, с этой цивилизацией, с этими железными дорогами, телефонами, если они непременно обусловлены гибелью человеческой жизни!
Кайбол посмотрел на меня вызывающе. Я догадывался, к чему он поведет разговор, и молчал.
– Бог с ней… – это выражение я понимаю как «лучше не надо цивилизации». Так ли это?
– Так.
– Человеческая жизнь дороже любой самой сложной машины, ракеты, дороже высокого дома и даже большого города. Все это можно построить заново, но нельзя вернуть жизни. Я на стороне тех, кто ценит человека превыше всего.
– Это верно, – согласился я. – Но я отдал бы свою жизнь, если бы ценой ее удалось спасти город, в котором живет моя мать.
– Вы говорите так потому, что это невозможно. Борьба такая, что нельзя защитить город хотя бы и ценой жизни. Это жертва бессмысленная. Вы плохо цените себя или… – Кайбол остановился.
«Или это пустая фраза, бахвальство», – закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:
– Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.
Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.
– Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?
– Правда.
– Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?
– Нет, – ответил я и, подумав, добавил: – Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина – нет.
– Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?
– Но Стебельков – это совсем другое: я обыкновенный.
– Откуда вы знаете? – с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами. – Я вижу, вы плохо читаете своих мыслителей. Назову опять же Толстого. Он говорил о сложности жизни, о том, что в ней все устроено в высшей степени мудро и поэтому невозможно сказать, зачем именно эта индивидуальность живет… Может быть, она окажется впоследствии великой?
– Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники – будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь! – Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: – Не научились вы еще ценить жизнь. Война – это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее – столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?
– Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.
– Вот видите! – снова воскликнул Кайбол. – Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, – это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.
Магистр говорил долго. Кажется, он хотел подготовить меня к тому, чтобы скорее заняться делами Земли. Конечно, судьба человечества Земли волновала его не так, как меня. И по-своему он прав: опасность войны есть, вмешательство будет оправдано. Но согласиться мне на это сейчас было трудно. Ответственность ответственности – рознь…
Выходило так, что я не мог здесь целиком положиться даже на Кайбола, несмотря на его искреннее желание защищать человеческие жизни. О земных делах я знал больше магистра, я мог бы спорить с ним. Борьба не обходится без человеческих жертв, и тот, кто хочет во что бы то ни стало спасти свою жизнь, просто трус и шкурник. Кайбол, конечно, не трус. Он просто не совсем понимает сути этой борьбы, она для него – слишком далекое прошлое, странное и почти забытое.
Но спорить я не стал и сказал только:
– Мы договорились действовать вместе. У нас принято не отступать от своего слова. Я сдержу его.
– Разумеется… – сказал Кайбол, – мы будем действовать вместе.








