Текст книги "Дело о светящихся попрыгунчиках (СИ)"

Автор книги: Василий Щепетнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

10

Искать каждый может. Другое дело – найти.

Вернуться в Кремль? Положим, ему дадут мандат на допросы и обыски вождей – что, впрочем, маловероятно. Но где обыскивать и кого допрашивать?

Кажется, ответ ясен – Богданова. Но… Товарищ Богданов себе на уме. Товарища Богданова и прежде допрашивали, при царском режиме. Товарища Богданова голыми руками не возьмешь. А возьмешь – так без рук останешься.

Богданов будет отрицать связь с Оленевым. Не знаю, мол, и все. Кто такой Оленев? Кто его видел? Выдумки это. Интриги. Провокация.

А, действительно, кто его видел? Только Гроцкий. Но ведь Гроцкий не утверждает, что Оленев был в Кремле. Он только повторил намек Оленева, а правильно сыщики этот намек поняли, нет, Гроцкий не отвечает. Может быть, земля в представлении Оленева начинается вовсе не с Кремля, а с почтамта или кладбища. Только кладбищ в Москве множество, а Кремль один.

Логика, конечно, хромает на все сорок ножек. Искать-де удобнее под фонарем…

Как там говорил Гроцкий о лаборатории Оленева, вернее, о мастерской? Место, священное для каждого ученого человека? Опять намек, загадка. Сидит девица в темнице, а коса на улице – морковь. Он все матушку спрашивал, отчего именно морковь, а не лук, петрушка, свекла.

Какое место в Москве священно для каждого ученого? Университет. Но опять – поди, найди в университете… Он большой.

Арехин почувствовал, что нагулялся и надумался вволю. Сел в возок, сказал:

– К Сухаревской башне.

В конце концов, почему бы и нет? Башня, как объект поклонения ученых, ничуть не хуже университета. Яков Вилимович Брюс – фигура эпическая, вровень с Добрыней стоит. А искать в башне не в пример легче.

Легче-то легче, а все-таки она тоже не маленькая.

Они ехали по Сретенке, и шатер Сухаревки рос, как странный гриб посреди зимы.

Перед башней стояла подвода, рядом – красноармеец. Он присматривал за четверкой бывших, носивших трупы из подводы в башенные ворота.

Вот, значит, как. Сухаревская башня теперь стала кадаверной.

Арехин вышел из повозки, подошел к красноармейцу.

– Стреляные?

– Не, – красноармеец смотрел на Арехина. По виду буржуй, но не боится, а спрашивает, будто право имеет. Лучше ответить. – Не, тут которые от флуенцы померли.

– И давно – сюда носите?

– Велено, как стемнеет, так и вести.

– Это вы поторопились. Еще не стемнело.

– Много их, мертвяков… – оправдывался красноармеец, – много, а подвода одна. Нам иначе не управиться…

Действительно, бывшие и сами еле двигались. Каждое тело они укладывали на носилки, и, вчетвером, несли их, сгибаясь под тяжестью.

– В башню складываете?

– Ага. Земля теперь мерзлая, а мрут – штабелями. Весной пообтает землица, тогда, может, и закопают. Или в реку побросают, ракам на радость…

Арехин прошел в ворота.

Короткий проход, и он оказался в большом зале. В полутьме видны были тела, уложенные вдоль одной из стен, но не рядком, а штабелем. Правильно, их много будет, тел. Тысячи.

Знал бы Брюс…

Арехин начал подниматься. Лестница шла вдоль башенной стены, мимо окон, частью и разбитых, сквозь которые внутрь залетал снег. Да, мороз теперь не помеха, напротив. Но мог ли Оленев что-нибудь делать на морозе?

Он добрался до самого верха, толкнул дверь.

– Здравствуйте, Александр Александрович, Еще немного, и вы бы меня не застали.

Голос, бодрый, энергичный, принадлежал господину лет шестидесяти. Господин в потертой шубе сидел в старинном кресле, протянув ноги к маленькой переносной печурке-жаровне.

Угли в жаровне еле тлели.

– Вы меня знаете, – медленно проговорил Арехин.

– Разумеется, маэстро.

– А я вас видел в мае 1914 года, – продолжил Арехин. – Вы, господин Нонейм, играли против меня французскую защиту в партии-блиц, и на двадцать шестом ходу я проиграл по времени.

– Да, часы были неисправны, минутная стрелка разом прыгнула на три деления, – подтвердил господин в потертой шубе, вставая с кресла. – Мне просто повезло.

– И вы ждали меня здесь, чтобы дать мне возможность отыграться?

– Нет, нет, маэстро. Просто я хотел вернуть вам то, в чем надобность отпала.

– А именно?

– Слезы Амона.

– Извините?

– Слезы Амона – это рубины.

– Ах, рубины…

– Да.

– Хорошо, давайте их.

– Для этого нам придется спуститься в подвал.

– Они в подвале?

– Именно.

– В подвале и установка инженера Оленева?

– Я не ошибся, предполагая, что вам удастся дойти до сути. Да, она в подвале.

Спускаться вниз было легче, чем подниматься, но Арехин не торопился. Не хотелось, чтобы минутная стрелка опять дернулась, и флажок коварно упал.

Из окна было видно вечернее небо. Развиднелось. Солнце, наконец, скрылось, и над Москвою начала густеть тьма. На востоке зрел багровый нарыв. Луна встает. Полная луна да еще в снежную ночь стоит тысячи фонарей.

Господин тоже на минуту задержался у окна. Вид луны, казалось, вполне удовлетворил его.

Они прошли мимо трупов, дошли до неприметной железной двери.

Господин ударил тростью в дверь.

– Кто стучит? – раздался голос изнутри.

– Открывай, если не замерз.

– Я не замерз, я тепрый, – дверца приоткрылась. Это она с виду неказистая, а на деле в дюйм толщиной.

Они зашли внутрь. На крохотной площадке их ждал человек с фонарем. Азиат.

– Веди, – сказал ему Нонейм.

Тридцать ступенек. Сорок. Пятьдесят. Сто. И еще, и еще. Однако. Похоже, башня одинаково простирается и вверх, и вниз.

Они остановились перед другой дверью, опять железной. Железной снаружи, изнутри же был прикреплен свинцовый лист. Ага, вот он куда шел, старый свинец инженера Оленева. Верно, и Гроцкий тоже руку приложил.

Подземелье все было обшито свинцовыми листами – и стены, и потолок, и даже пол.

Посреди подземелье возвышался небольшой помост. Пятиугольный.

И всё.

– Это и есть… машина перемещения инженера Оленева?

– Нет. Это пристань, откуда машина ушла в плавание.

– На Марс? – не удержался Арехин.

– Инженер Оленев полагает, что на Марс.

– А вы?

– Я? Я просто немного помог Оленеву, только и всего. Как инженер инженеру, – Нонейм едва заметно заикался. Волнуется?

– Ограбление этой ночью – ваша работа?

– Не совсем ограбление, но – моя. Тряхнули стариной, – немного смущенно улыбнулся Нонейм.

– Вот как, значит, инженеры друг другу помогают.

Нонейм только покачал головой.

– Во всяком случае, я все возвращаю, – и он протянул Арехину раскрытую ладонь, на которой лежали два рубина.

– Признаюсь, я думал, что они, рубины – неотъемлемая часть Машины Пространства, – сказал Арехин.

– Машины Пространства? Хорошо сказано. Да, без них Оленин вернуться не сможет, если не найдет что-либо подобное на Марсе. Впрочем, он и с ними вернуться не смог бы. Камни действуют раз в несколько лет. Как лейденская банка: сначала накопит энергию, потом – паф, а затем снова копи.

– Но как же Оленев…

– Попадет обратно сюда, вы хотели спросить? Но он и не строит таких планов. Его желание – увидеть Марс и умереть.

– Да… – только и сказал Арехин.

– Так уж сложилось. Гибель семьи, тайны, открывшиеся перед ним…

– Тайны?

– Инженер Оленев отчего-то считал, что революция произошла не без влияния извне.

– Ленин – немецкий шпион? Это глупо.

– Положим, немецкие денежки подмазали колеса паровоза революции.

Арехин промолчал. Всё паровоз, да паровоз…

– Но инженер Оленев пошел куда дальше. Он считает – или считал, тут не скажешь наверное, – что причина всему – марсиане. Из-за них война началась, а все остальное – следствие. И Распутин был марсианином, и другие.

– Ленин?

– Нет, вряд ли. Кто-нибудь из его окружения. Вот он и решил отправиться на Марс – отомстить.

– Вы тоже считаете – марсиане?

Нонейм покачал седой головой.

– Этого я не знаю. Но что Оленев изобрел нечто необыкновенное – совершенно точно. Он исчез на моих глазах.

– Исчезра, исчезра, – подтвердил азиат. – Торько что есть – и торько что нет.

– Возьмите, – Нонейм снова протянул раскрытую ладонь.

Арехин взял камни. Никаких магических сигналов, никакого покалывания кожи. Обыкновенные драгоценные камни.

– Возьмите уж и ключи, – Нонейм посмотрел на азиата, и тот передал Арехину связку ключей, больших, с причудливыми бородками.

– Теперь это все ваше.

– Мое?

– Большевистское. И башня, и всё, что в башне есть.

Это он о мертвых, решил Арехин.

– Мы, с вашего позволения, откланяемся. Нам пора. Неуютно здесь становится.

– В башне?

– В России.

Арехин удерживать никого не стал. Зачем? Не говоря о том, что это было бы сложно физически. Они и с крыш прыгают, и проворство рук выказывают.

Он просто проводил их до ворот башни, по пути запирая двери в подземелье.

– До свидания, – сказал он на прощанье Нонейму. – может, и свидимся.

– Как знать, – ответил Нонейм, и азиат вторил:

– Как знать.

Так они и расстались: Арехин сел в возок, Нонейм с азиатом пошли к Садовому кольцу. Остались только бывшие буржуи, «бебе» – В повозке трупов было изрядно…

Арехин нащупал в кармане рубины.

Зачем господин Нонейм вернул их? Только ли из врожденной совестливости? Или же в этом был очередной намек?

Тихие ходы порой самые опасные…

11

Лошади шли степенно: Арехин не спешил. Длинная дорога на ум выведет, говорила кормилица. Ему бы не в МУС ехать, не домой, а на Сахалин отправиться…

Они выскочили из-за углового дома, за квартал до Арехинского жилья. Четыре белые фигуры, закутанные в простыни, дыры для глаз обведены углем, что б страшнее.

– Приехали, дядя, слезай, – сказал один из них кучеру.

Тот оглянулся на Арехина. Арехин кивнул.

– И ты, дядя, тож. Скидавай пальто.

– Я ж замерзну, – возразил Арехин.

– Не боись, не успеешь. Ну, живо, – говоривший выставил из-под простыни руку с ножом.

– Не спеши, Серый, опять кровью изваракаешь все, – сказал другой, державший под уздцы лошадей.

– А че он, сука, не телится…

Зарежут ведь, подумал Арехин. Больно ловко двигаются. Предчувствуют кровь.

– Скидавать, так скидавать, только портмоне вытащу.

– Тащи, тащи, – одобрительно сказал Серый и не удержался, загоготал.

Арехин не спеша запустил руку под пальто, на ощупь снял пистолет с предохранителя.

– Не боись, показывай портмонет.

– Да я и не боюсь, – Арехин шагнул в сторону, чтобы видеть всех четверых. – Чего мне бояться, не в лесу.

– Во, во, – одобрительно сказал Серый.

Простыни – не помеха. И так ясно, где голова, где остальное.

Арехин выстрелил четыре раза. По пуле на голову. Лошади дернулись, но белопростынник, сползая под копыта, остановил их, а там уж кучер вмешался.

– Что с этими делать? – спросил он деловито.

На белом снегу простыни казались особенно грязными.

Арехин откинул одну. Понятно. К ботинкам привязаны диванные пружины. Не целиком пружины, а пара витков. Проку никакого, но следы на снегу получаются странные.

– Пусть полежат.

Он вернулся в возок. Кучер принял в сторону, объезжая бандитские тела.

Нужды торопиться никакой. Полежат денек, всем видом убеждая москвичей: доблестный МУС извел попрыгунчиков под корень.

Жаль, не спросил господина Нонейма, отчего тому вздумалось рядиться под попрыгунчиков. Склонность к театральным эффектам?

Или Нонейм действовал в духе таинственных японских татей? Вот и азиат «л» не выговаривает.

Ветер нагнал тучи, заслонившие луну, и Москва погрузилась во тьму.

Как, однако, получилось складно: и рубины вернулись, и банда попрыгунчиков на него нарвалась. Ну просто нарочно не придумаешь. Велика Москва, а убивать некого. Одного разве только Арехина.

Или как раз кто-то все и придумал нарочно. Сначала одни попрыгунчики грабят артисток и забирают камни, а потом другие грабят Арехина – и тоже забирают камни.

Таких совпадений не бывает.

Значит, кто-то подослал к нему четверку белопростынников.

Кто-то? Кто мог знать, что он будет ехать именно этой дорогой?

А кто сказал, что эта четверка – единственная? Быть может, в распоряжении пока неведомого кто-то было две таких четверки, с каждой стороны квартала? Или четыре, восемь? Нет, восемь – слишком. А вот две…

Проверять не хотелось. Первый раз заговорил бандитов, но теперь, после выстрелов, те, другие, настороже. Начнут палить, и как все обернется? Вдруг и настоящим саваном.

Они подъехали к дому; предупредительный дворник распахнул ворота. Почти как в прежнее время, только в прежнее время у дворника не висел бы за плечами кавалеристский карабин. Не для вида висит, если что – дворник станет стрелять, и стрелять метко. В германскую прошел науку убивать. Все мы её прошли, кто жив остался.

Арехин поднялся к себе в квартиру, не спеша разделся. Это первый раз убить трудно, ну, второй, а потом что ж… потом приходит понимание, что враг – не выдуманное слово, не философская категория, а существо во плоти, которое хочет тебя уничтожить.

В детстве, еще до болезни, он зачитывался книгами о благородных индейцах и Верной Руке. Коварные бледнолицые подло и коварно пакостили, а Верная Рука вместе с вождем апачей Виннету их побеждали, связывали, чтобы потом развязать и, прочитав нотацию, отпустить на свободу. И всё начиналось сначала…

Это понятно. Во-первых, благородство, во-вторых, не нужно было сочинять новых негодяев, когда есть под рукой старые, в-третьих, книги были детские, а в четвертых, и время было довоенное.

Переменилось всё. И потому вязать врагов дозволялось лишь в крайних случаях.

Он прошел в столовую. Обедал Арехин по-английски, и потому никуда не опоздал.

– Где наш гость? – спросил он у Петра Ильича.

– В библиотеке, читают, – ответил слуга.

– Так зови его, голоден, наверное. Или нет, лучше я, а ты пока накрывай.

Голодным тезка О. если и был, то самую малость: икра – штука сытная, а обжорой у тезки случая стать не было.

Тезка с тревогой и затаенной гордостью показал Алехину исписанные листы.

Что ж, написано искренне. Арехин не стал править – пусть останется, как есть. Документ эпохи. Дух времени в каждой строчке.

– Завтра и отдадите товарищу Оболикшто, – сказал он.

– А… А как – годится? Написанное, то есть?

– Для начала лучшего и желать нечего. А когда придут опыт, навык и знания, станет нормально, – нечего баловать, а то зазнается.

Но тезка совершенно не расстроился, напротив, просиял, как свеженачищеный сапог.

Перед тем, как отправиться обедать, Арехин позвонил в МУС. Доложил товарищу Оболикшто о нападении, сказал, что все бандиты в перестрелке убиты, и что тела их можно будет забрать в любое подходящее время, послав труповозку на угол Пречистенки и Комаровки.

– Сколько их было? – спросил только товарищ Оболикшто.

– Четверо.

– Денька три-четыре они полежать могут, как вы считаете?

– Им, собственно, всё равно.

– Тогда пусть полежат.

Очевидно, товарищ Оболикшто тоже верил в пользу наглядной агитации.

За едой тезка порывался расспросить, что и как вышло у Арехина с бандитами. Александр Александрович ел неторопливо, неторопливо же и отвечал.

– А вдруг они только попугать хотели? – спросил тезка Он.

– Значит, своего они достигли, я испугался, – ответил Арехин.

– И всех уложили?

– Наповал, – коротко подтвердил Александр Александрович.

– Здорово. Жаль меня с вами не было. А кучер что?

– А что кучер? Его дело – на линии огня не стоять.

– Вот в прошлый раз шофер был, с бомбами…

– Арсений Иванович? Таких людей, Александр, один на миллион. Да ещё выучку прошел…

– А этих, из башни, вы почему не задержали?

– Без вас, Александр, мне это было не под силу.

Тезка еще раз пожалел что день провел в четырех стенах, а не рядом с Арехиным.

Александр Александрович показал тезке рубины.

– Из-за этого весь сыр-бор? Хотя… Вот на той неделе за четыре фунта селёдочных голов убили, и кого – Мишку, моего соседа по общежитию. Он их как раз получил и нёс домой, в общежитие, то есть. И ведь парень не промах, третий месяц в расстрельной команде, без маузера до ветру не выйдет, а вот шмальнули в бок… Раздели, селёдку унесли…

– У них там паек такой – по четыре фунта?

– Какое, он за четверых получал. Что всем-то ходить? Решили по очереди.

– Ну, а остальные из этой четверки в это время что делали?

– Иван в общежитии был, это я знаю точно. Петра на задание вызвали, Прохор к зазнобе ходил. А что?

– Ничего. Проверить нужно. Если Петра, действительно, вызвали на задание, нужно обыск у, как вы, Александр, выразились, зазнобы Прохора сделать. Вдруг да и найдут что из вещей Мишки. Селёдку, пожалуй, они уже съели…

– Вы считаете, это Прохор – Мишку-то?

– Проверить не помешает. Впрочем, расстрельная команда по линии Чека проходит.

– Так что ж мне делать?

– Посоветуйтесь с товарищем Оболикшто, он подскажет.

После обеда они вновь вернулись в библиотеку – посидеть, подумать.

– Я, пока вас не было, в журнале интересную историю прочитал, – бокал массандры оживил тезку, вернул румянец на щеки, румянец искусственный, нестойкий, но все же лучше такой, чем давешняя мертвенная бледность. – Интересную историю. Про пиратов. Захватили они, пираты, корабль. Товары, золото пограбили, женщин себе забрали, мужчин порубили да бросили в море. Но одного не до конца дорубили. Доктора. Тот выжил, а спустя три дня его подобрало военное судно. Доктор решил пиратам отомстить – у него как раз на том корабле жена и две дочки были. Пиратам достались, понятно. Но что он мог? Деньжата у него водились, но не такие, что б флотилию охотников за пиратами нанять. Так доктор по-другому поступил. Издалека привел небольшую шхуну, нагруженную спиртом. Команда небольшая, плыли не спеша, и в каждом порту трезвонили – спирт у них отборнейший. Понятно, у пиратов везде свои глаза и уши, про спирт они узнали и на корабль напали. Корысти в спирте мало, но и опасности никакой. К тому же капитан сразу в дрейф лег и белый флаг поднял. Пираты шхуну себе забрали, а людей на радостях даже убивать не стали, посадили в шлюпку, да отпустили. Шлюпку, правда, дали дырявую… Но дело не в том. Спирт в бочках был разный. В паре бочек, что поближе – винный, а в остальных – древесный. Припыли пираты в свою пиратскую столицу и в три дня весь спирт и вылакали. Упились, понятно, до потери естественного образа. Мертвецки, значит. А потом кто не проснулся вовсе, кто слепым остался. И не один, не десять – сотнями слепли и мерли. Один человек сумел навредить пиратам больше, чем все королевские силы. Такая вот месть получилась.

– Александр! – Арехин вскочил. – Похоже, вы читаете самые нужные книги в мире!

– Журналы, – поправил скромно тезка Он.

– Тем лучше. Собирайтесь, едем в Кремль!

12

Собирался Сашка недолго: за день силы к нему вернулись если не полностью, то большей частью. Ладно, меньшей, но ведь и не снег чистить звали, не дрова колоть. Кружка крепкого чаю с медом и полурюмкой коньяка прибавила бодрости.

Печка в ногах грела отменно, видно, кучер насыпал свежих углей, сани катили бодро, маузер под рукой, Александр Александрович рядом – хорошо!

Ехали, ехали – и приехали.

В Кремль!

Ночью часовые были придирчивы втрое против дневного. Требовали ночной пропуск, светили лампой в лицо – а зачем? Будь на пропуске портрет изображен – другое дела. Фо-то-кар-точка (длинные иностранные слова Сашка произносил медленно, не стеснялся и по складам, пусть знают – учится он. А раз учится – непременно толк будет). А если одна фамилия написана, пусть и с печатью, зачем в лицо светить? На лице ни фамилии, ни печати.

Но пропуск у тезки Аз оказался в полном порядке и позволял не только самому ходить в ночной Кремль, но и с кучером, и с лошадьми, и вот с ним, Сашкой Орехиным.

На сей раз они поехали в другую сторону, где улочки были узкими, а фонари редкими. Зато все горели. Жили здесь, как сказал тезка, не главные вожди, даже не второстепенные, а третьего разряда. Значит, не к Троцкому и не к Ворошилову. Жаль. Очень хотелось доложить о выполненном задании самым лучшим вождям.

Остановились сани у обыкновенного домика. Даже часового на пороге не было.

Арехин подошел на порог, жестом позвал Сашку.

– Нас не ждут, – прошептал он, стоя у дверей.

Хорошо это, плохо? Сашка не знал.

Арехин постучал.

Ответили быстро:

– Кто?

– Александр Арехин, – ответил тезка Аз.

Дверь распахнулась. Их встречал бледный невысокий человек в очках. Молодой, моложе Сашки. Наверное, порученец.

– У нас сейчас писатель из Англии – сказал он величественно.

– Очень удачно, писатель не помешает, – Арехин рукой отстранил порученца.

В коридоре полумрак, экономия. Но в гостиной люстра светила на все двадцать свечей. В креслах расположились хозяин дома и почетный гость, писатель, сразу видно, не наш человек. Даже не в костюме дело, не в сигаре, а просто и сидит, и голову держит иначе. Не боится. Рядом с ним на стуле устроилась девица, тоже не из простых.

Богданов с любопытством посмотрел на вошедших. Если и узнал кого, то виду не подал. Любезно указал на диванчик:

– Присаживайтесь, товарищи.

Но, прежде чем сесть, тезка Аз подошел к девице и писателю и перемолвился дюжиной слов. Не наших, иностранных. Нужно языки учить обязательно, ради мировой революции.

Но потом, к Сашкиной радости, разговор пошел по-русски.

– Вы, стало быть, знакомы с мистером Уэллсом? – поинтересовался Малиновский.

– Да, только сегодня встречались у Владимира Ильича.

Малиновский, до того смотревший соколом, словно кол проглотил.

Арехин продолжил:

– Конечно, в присутствии мэтра Уэллса и товарища Малиновского неловко говорить о собственном романе, но ведь подобный случай выпадает раз в жизни, так что вы уж простите.

– Вы, товарищ, ближе к сути, а то писатель устал, – попросил Малиновский. – Ежели рассчитываете читать романище вслух, то позвольте вам не позволить.

Писатель же только крякнул.

– Нет, нет, и в мыслях не держу. Только сюжет, пять минут, не более.

– Пять минут… – Малиновский смирился и даже посмотрел на иностранца не без гордости: вот, мол, каков революционный народ, романы сочиняет.

– Роман этот был бы совершенно фантастическим, – начал Арехин. – О марсианах, которые хотят полонить Землю. Цивилизация марсиан много могущественнее земной. Они победили болезни, они механизировали труд, у них сплошная электрификация и химизация. Но Марс отделяет от Земли огромное расстояние, и поэтому ни дивизии, ни даже полка марсиане на Землю послать не могут. А могут чудесным образом, при помощи икс-радиолучей захватить сознание человека, поработить его, превратить землянина в преданного слугу. Только что за польза в самом верном слуге за миллионы километров? Слуги эти оставили в истории нашей планетЫ зловещий след: они были жрецами в Египте и Новом Свете, они порой становились полновластными владыками стран и империй. И вот сейчас, в двадцатом веке марсиане развились настолько, что возникла возможность физического вторжения на Землю, вторжения во плоти и крови. Потому что марсианам очень нужна именно плоть и кровь – человеческая. Хищники они.

Земля на месте тоже не стояла, появились дредноуты, пушки «колоссаль», пулемёты и аэропланы. Поэтому марсиане раздули мировую войну в надежде, что люди ослабят друг друга донельзя, в чем и преуспели, но частично. К войне мировой добавили революцию, гражданскую, голод, разруху… Плацдарм, казалось бы, готов. Перемещаться с Марса в Москву планировалось через Сухаревскую башню. Даже приготовили припасы на первые дни – марсиане и от мертвечины не отказываются, видно, скверно на Марсе с продуктами. Но один человек взял да и разрушил этот план – или, по крайней мере, отсрочил его надолго.

– Уж не вы ли? – спросил, улыбаясь, Малиновский.

– Не я. Инженер, которому мы дадим фамилию… пусть будет инженер Лось. По плану марсианских слуг, он должен было доставить на Марс нечто, облегчающее перемещение с Марса штурмовых батальонов. Но у инженера были свои счеты с марсианами. Он провел контратаку. Доставил к ним кое-что другое.

– И что же?

– Инженер Лось заразился инфлюэнцей, и больным переместился на Марс. На этой планете отвыкли от инфекционных болезней – если верить вашей книге, уважаемый Александр Александрович. Я ей верю – по крайней мере, в этом аспекте. И вот к ним попадает человек, нашпигованный микробами инфлюэнции. Не знаю, выпили марсиане кровь инженера, съели его целиком, или просто общались с ним, но, полагаю, эпидемия на Марсе будет бушевать куда сильнее, чем на Земле.

– Но ведь со мной… То есть… – ошеломленный Малиновский замолчал. – Ваша фантазия меня, действительно, впечатлила.

Английский писатель, которому девушка что-то быстро-быстро говорила вполголоса, согласно кивнул головой.

– Идея неплоха, – перевела его слова девушка, – но для успеха у публики нужны будут подлинные марсиане на нашей бедной Земле. Человеку нужно почувствовать опасность здесь и сейчас, а не сто миллионов миль. Они слишком далеко от меня, думает обыкновенный человек, и не боится.

– Да. А вот если они – или их слуги – в трех шагах… Впрочем, это я так… Мечтаю. А увижу лист бумаги, и малодушие одержит верх, рука станет деревянной, перо – свинцовым, а чернила замерзнут, как вода на морозе.

– Вот, вот… предоставьте это дело другим. А сами займитесь… Чем вы сейчас занимаетесь? – спросил Малиновский с требовательностью вождя третьего ранга.

– Ловлю светящихся попрыгунчиков.

– Кого?

– Банду, рядящуюся под оживших мертвецов.

– Вот и ловите. Очень важное для революционного порядка дело.

– Я тоже так считаю, – серьезно сказал тезка Аз и подмигнул девушке.

Та смутилась на секунду, потом улыбнулась.

Орехин решил, что это не спроста, и потом, на пути в МУС, все поглядывал на тезку, который то хмурился, то улыбался, а то просто смотрел на пару красных камешков на ладони…

Конец второй истории.