Текст книги "Время не ждет (СИ)"

Автор книги: Василий Панфилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Да и квартиру он не выбивал и не добивался… сами предложили и даже настаивали! Пусть для этого пришлось провести несколько простеньких интриг и надавить кое на кого… Но право слово, приятно пожить там, где ещё недавно жили только эти… титулованные!

А в его время только новые русские. Русские… ха!

Теперь вот песни… ну и что, что не свои? Хороший поэт и композитор напишет потом другие, а ему, Прахину, важно – чтоб не забывали!

Сперва как основатель ДНД, теперь вот поэт. Попаданец всё-таки – должен быть на слуху. А то мало ли… сдвинется куда-нибудь не туда курс товарища Сталина, и кто тогда советовать вождю будет?

Былые заслуги могут и не пойти в зачёт, а вот если постоянно на слуху, да на хорошем… Ради страны!

Мда… кто бы знал, что старые кинофильмы сороковых-шестидесятых годов, которые показывали в кинозале зоны, окажутся здесь настолько к месту. Столько песен вспомнилось! А сценарии?

Тем более, теперь не нужно особо таиться – пришили Валерьевича, хе-хе… Он через третьи руки получил материал, почти случайно.

Постников там косвенно шёл, как один из белогвардейских агентов, связанных с итальянской мафией… Недоумок! Как есть недоумок! Ну да бывший чиновник, там у каждого второго, не считая каждого первого – профдеформация, хе-хе!

– Максим Сергеевич? – В дверь поскреблась секретарша и тут же зашла, надавив на дверь аппетитным круглым задком, держа в руках поднос, – Сайки и вот… чай. Ерохин скоро должен подойти – видела, как он из трамвая выходил, и Алатузову сказала, чтоб к вам направил.

– Умничка, – Ласково сказал Прахин зардевшейся молодой женщине. А что? Доброе слово и кошке приятно, а ему не сложно. Маленькие подарки, комплименты… мужское внимание, наконец.

– Здорово, брат, – Прахин шагнул из-за стола, пожимая руку капитану, – садись, почаёвничаем. Опять небось с утра не ел? То-то же! Я сегодня тоже – не хотелось что-то, а на работу пришёл, так аж живот свело. А тут Леночка сайками соблазнила.

– Сказал бы я, чем на тебя соблазнила, – Пробурчал мужчина и вонзил зубы в ещё тёплую выпечку.

– Да это я и сам знаю, братишка! Хе-хе! Тоже… сайками!

– Ха-ха-ха! Ну ты и сказал! Запомнить надо! Эт да… сайки у неё что надо! Сзади, правда, маловаты по мне, я больше караваи люблю, ха-ха-ха!

Комбриг слыл в Ленинграде остроумцем и основным поставщиком анекдотов. Старые ещё запасы и нестандартное по нынешним временам мышление помогают.

Несколько минут мужчины молчали, уничтожая выпечку и отхлёбывая из стеклянных стаканов жуткой крепости сладкий чай.

– По квартире! – Хлопнув себя по плоскому животу, начал Прахин, – Могу две комнаты в коммуналке поближе к управлению или трёхкомнатную на Лиговке.

– Лиговке!? – Вскинулся было капитан, – Хотя…

– То-то! Даже ты по старой памяти чуть ли не бандитским гнездом считаешь. Предубеждение у людей, понимаешь ли. Вычистили город от швали, а здесь, – Прахин постучал себя по лбу, – не все вычистили. Я специально попросил в газетах не трубить о наших успехах. Пока дома ремонтировали, то-сё… давать будут проверенным людям. Не самым-самым, но таким – из золотого фонда. Я, считай, чутка события опережаю, на пару месяцев от силы. Загрёб в наш фонд полсотни отдельных квартир да почти три сотни комнат. Тебе одному из первых, цени! Выбирать сможешь!

– Я… спасибо, Максим Сергеевич, – Выдохнул Ерохин.

– Сергеевич! – Усмехнулся тот, – На людях да – Сергеевич, а так Макс! Как и раньше, братка. Выберешь квартиру, да зайдёшь – мебель тебе выпишу по остаточной стоимости.

Несколько минут ушло на обсуждение переезда, да на режущиеся зубки младшенькой. Наконец, Прахин чуть посерьёзнел.

– Ну?

– Катюша, значит… а ничего так, живёт Катюша. Не сказать, что процветает, но и не бедствует. Из квартиры её выселили – надавили чуть на жилконтору. Комнату в коммуналке дали, да такую… ха! Придраться-то и не к чему – одни женщины в соседках, но та-акие склочницы! Держится пока.

– Держится? – Прахин встал, и заложив руки за спину, прошёлся по кабинету, встав у окна, – С учёбой как? С работой?

– С учёбой сложно, – Повинился Ерохин, – мы на деканат надавили, да комсомольцы заступились. Дескать – каким бы гадом её папаша ни был, но Катерину Алексеевну они знают только с лучшей стороны. Да и Алексей Егорьевич пока под следствием, а не осуждён ещё как враг народа.

– Так значит?

– Можем и надавить, – зачастил Ерохин, – комсомольцы что, железные? Это вместе они – коллектив! А присмотришься, так у каждого слабые места есть! Раздёргать и…

– Да нет, – Ответил Прахин после короткого раздумья, – оставь как есть. Коллектив дело такое, что лишний раз трогать опасно. С работой как?

– Здесь проще, – Повеселел капитан, – машинистка, она и есть машинистка. На полный рабочий день при учёбе в университет работать она не может, так что хватается за всё подряд. Кусочек там, кусочек здесь… можно поработать, в общем. Где текст поправим, где ещё что… профессиональную репутацию попортим.

– Это ты хорошо придумал, – Одобрил Макс, – и главное – дела подводи так, чтобы был повод пообщаться с милицией. Раз с участковым, другой… потом тот проговорится, что у неё заступники есть. А там и я… на белом коне!

– Да… – Протянул Ерохин, ставший при попаданце доверенным лицом, несмотря на не самый высокий чин, – ловко! Сам в грязь макнул, сам из грязи? Силён!

– А нечего! – Красивое лицо Прахина чуть исказилось от сдерживаемого гнева, – А то моду взяла – выкобениваться!

* * *

Президент Гувер не приехал на открытие Олимпиады тысяча девятьсот тридцать второго года, став первым главой правительства, не приехавшим на открытие Игр в собственной же стране. Вместо него игры в «Мемориал Колизей» открывал Чарльз Кёртис, вице-президент от республиканцев.

Ещё одна «Хромая утка»^[60]… к счастью или к сожалению, сказать не могу. Опытный и неглупый политик, в начале Депрессии он проявил себя хорошо.

Вес взял… удержать не смог.

Несмотря на все свои достоинства, Кёртис оказался личностью несколько более мелкого масштаба и… скажем так – кавалеристом от политики. Лихие наскоки ему удавались хорошо, но если Гувер вставал в оборону, вице-президент терялся.

Сохранив в итоге симпатии простых американцев (Чарли хочет как лучше!), шанс баллотироваться на пост президента потерял.

Старательно машу рукой, улыбаясь во все белоснежные тридцать два. Бодрым маршем проходим по стадиону под бравурную музыку и становимся на своё место.

… – олимпийская сборная Китая! – Поприветствуйте наших гостей из далёкой загадочной страны на территории Великой Америки!

Снова речь, на сей раз председателя Олимпийского комитета, Анри де Байе-Латура.

Речь, речь…

Наконец нас отпускают, и наскоро переодевшись, мы едем в олимпийскую деревню. Поле для гольфа в двадцати километрах от города, проволочное заграждение и ковбои в качестве охраны. Почему-то деревня только для мужчин, женщины живут в обычных гостиницах без какой-либо охраны.

Домики маленькие, сборные, отштукатуренные под мрамор, в испанском колониальном стиле. Расположение – овалом вокруг ресторана, библиотеки и залы для игр.

Отчётливо пахнуло пионерским лагерем времён босоногого детства… Осколок СССР в казахских степях, пусть и обветшал от времени, выглядел не в пример презентабельней.

Семьсот домиков, тысяча сорок восемь спортсменов (из них четыреста семьдесят четыре – американцы!), плюс весьма немногочисленная команда медиков (не у каждой страны имеется собственный), тренеров и прочего персонала. У меня отдельный – небольшая привилегия уже состоявшемуся олимпийцу. Не скажу, что это мне так уж необходимо.

Туалеты… уличные, мда… как и умывальники. В пионерском лагере получше было. Впрочем, чего это я? Вполне приличные условия по нынешним временам. И самое важное…

… здесь Гувер меня не достанет. Правила игры глава ФБР понимает, пусть и толкует их в свою пользу. Очень в свою пользу.

Но не понять, КАК упадёт престиж США, если со мной что-то случится на Олимпийских играх, он не может. И как это отразится на нём самом и Демократической партии.

А вот потом… поёжившись от так и не избытого страха, переодеваюсь и выхожу на улицу, где уже собралась датская сборная почти в полном (без женщин!) составе.

– Помните, что вы представляете Данию, – Капитан сборной обвёл нас глазами, – маленькую страну, которая несколько веков держала в страхе всю Европу! Я понимаю, что мы не сможем соревноваться с США – их слишком много. Но вы должны выступить так, чтобы англы вспомнили старую молитву «Боже, избавь нас от ярости норманнов!»

Глава 24

– Признаться, меня радуют наши результаты, – Одобрительно сказал Лесли Фаулз по окончанию сеанса, и сняв очки, прикусил конец металлической дужки, задумавшись о чём-то.

– Но… – Осторожно сказал пациент, привстав на обитой бархатом лежанке.

– Но? – Удивился Лесли, – Ах, это…

Юное светило психологии смущённо хмыкнул.

– С вами всё в порядке, даже более чем. Детские психологические травмы, конечно, сказались не лучшим образом, но человек вы достаточно волевой и целеустремлённый. С вами мы действительно работаем, что приятно. Признаться, значительная часть моих пациентов, так сказать… пассажиры.

На лице немолодого мужчины на мгновение появилась самодовольная улыбка.

– Извините, – Повинился психолог, – немного задумался. Это непрофессионально.

– Зная вас… – Многозначительно протянул политик. Пара таких вот «зависаний» с Фаулзом случалась, и однажды он поделился инсайдерской информацией – на правах дальнего родственника и хорошего знакомого семьи. Источник, правда, назвать отказался, ну да и так понятно…

Хотя нет, не обязательно пациенты. Родня, братство… да, концов не найдёшь. Да и племянник рассказывал, что у Джокера потрясающие связи в самых необычных кругах. Джокер, хм… прозвище, которое многое скажет умному человеку.

Может, ещё что-то подскажет? В конце концов, он умеет быть благодарным… Взгляд сам собой упал на изящную нефритовую статуэтку Будды, стоящую на столе.

– Знаете, Джереми, – Лесли смерил политика взглядом, от которого тому на миг стало неуютно, – информация непроверенная и смутная, но несколько…

Психолог щёлкнул пальцами, и напряжение ушло.

– … тревожная. За головой главы ФБР начали охотиться.

– Не сказал бы… – Хмыкнул чиновник и тут же нахмурился, сведя кустистые брови вместе, – Хотя, нарушение равновесия…

– Оно самое. Пусть вы и республиканец, но проблема в том, что директор Гувер, уж простите за откровенность, заебал буквально всех.

– Ёмко, – Негромко рассмеялся политик, весело прищурившись, – и очень точно!

– К сожалению, – Лесли прервался на несколько секунд, потерев переносицу, – в данном случае к сожалению. Он… перешёл черту, что ли. Точнее даже – все мыслимые черты. По крайней мере, такое мнение появилось в разных кругах.

– А… – Политик чуть подался вперёд.

– Ситуацию в Республиканской партии вы знаете лучше меня. Могу уверенно сказать о мнении внесистемных политиков и… мафии. Возможно, есть и другие игроки.

– Даже так? – Политик осторожно сел обратно на кушетку, – А ведь весьма вероятно! Директора Гувера можно уверенно считать «хромой уткой», как и самого президента. При том ситуация достаточно накалена, чтобы предвидеть решительные действия. А вот насколько…

Фаулз перевёл глаза на стену напротив, с экспозицией оружия времён покорения Дикого Запада. Собеседник зябко повёл плечами, поняв столь недвусмысленный намёк.

– Самые решительные, соглашусь с вами, – Выдохнул политик, – Эдгар всегда был сторонником силовых действий, и сейчас всячески демонстрирует, что готов буквально на всё, чтобы остаться наверху. Я бы даже сказал – излишне резко демонстрирует. В таких условиях охота на директора ФБР имеет смысл. Или он, или его… Архивы вряд ли, но и без них покушение на убийство может иметь смысл – он слишком многое замкнул на себя. ФБР будет практически обезглавлена, и знающие люди смогут… многое смогут. Благодарю!

Политик долго прощался, пожимая руки и изливаясь в благодарностях. Напоследок он многозначительно высказался о культурном наследии Азии и наконец ушёл.

Фаулз глянул на часы, до очередного пациента ещё десять минут. Как раз хватит расслабиться и настроится.

– Верчусь, как белка в колесе, – Доверительно сказал он старинному (подарок!) венецианскому зеркалу в тяжёлой бронзовой раме, – трудоголик!

Попытавшись принять вид утомлённого самим существованием человека, засмеялся негромко. В зеркале отражался жизнерадостный молодой парень, только-только переваливший за двадцать. Ну чего уж там… нравится ему такая жизнь!

Нравится быть психологом – лучшим в Нью-Йорке, притом безусловно лучшим! Один из лучших в США, мире… Он и так-то весьма умён, а с учётом полученной от Эрика информации – быть ему, Лесли Фаулзу, лучшим! Отцом-основателем нового направления, известнейшим учёным с репутацией кудесника.

Нравятся и такие вот разговоры на грани фола, с дозированным впрыском информации или дезинформации.

Нравится дёргать марионеток за ниточки.

Немного НЛП, гипноз, препараты… всё в дело идёт! Экспериментирует магистр Лесли Фаулз! Да не на пациентах психиатрических клиник… хотя и на них тоже… а на политиках, предпринимателях, учёных.

Белые мышки. Крыски подопытные. Политики играют в свои игры обывателями, а он – политиками.

И как же это интересно!

Нужные установки у Джереми Вульфа внедрены давным-давно. А потом раз!

Джокер щёлкнул пальцами и эффектно крутанулся около зеркала.

Звучит кодовое слово и набор жестов, и подопытный знает, что сейчас следует максимально серьёзно отнестись к словам… хозяина. Как действовать – тоже. Установки…

И таких Вульфов – больше десятка! И секты, там отдельно.

В каждом кругу своя информация, свои распространители и марионетки. Даже не подозревающие, что они выполняют чужую волю. И это прекрасно!

Бывают и неудачи. Брак. Что ж, даже если человек плохо восприимчив… или же напротив – восприимчив чересчур хорошо, становясь после работы с ним слишком странным… первичная установка работает всегда.

Кодовое слово… шаг с крыши.

Стоя под струйками еле тёплого душа, пожилой бродяга раз за разом намыливался дешёвым (зато бесплатным!) мылом, смывая грязь, пот и заботы. Пусть ненадолго, всего одна ночь… зато как и положено белому человеку!

Взяв в столовой за несколько центов не слишком-то вкусный, но вполне сытный и очень дешёвый ужин, бродяга ощутил блаженную наполненность во впалом животе и замер было в счастливом оцепенении, медитативно глядя на раздатчика у стойки.

– Чё встал, раззява? – Грубо прервали его двое крепких молодых мужчин, и бродяга поспешно отошёл. Времена, когда он ввязался бы в ссору или драку, прошли давно.

Да и… пожалуй, с этими он не стал бы связываться и во времена бесшабашной юности. Странные парни.

Слишком крепкие, жёсткие… неправильные безработные. Будто маскируются.

Хмыкнув мыслям, он не стал высказывать их вслух. Сейчас – рискованно, а позже… может быть, ему повезёт, и за информацию заплатят? Пусть даже пару дней в гостинице Ларсена, ему хватит.

Гангстеры давно освоили маскировку под бродяг и безработных. Не слишком умело, как правило…

Война у них. Итальяшки с жидами и ирлашками воюют. Ниггеры да китаёзы с япошками на подхвате. Да все вместе не упускают возможность нагадить нормальным англосаксам. Потому как ненавидят белых людей, вот!

А эти… бродяга пригляделся… ну как есть ирлашки! На дно залечь решили временно, уж он-то насмотрелся! Можно будет и слить кому из конкурентов, значица. Да хоть тем же копам – если только те сами не из ирлашек! Свои своих всегда прикроют, это завсегда так!

Посетив туалет, он поспешил занять нижнюю койку в комнате, вытянувшись во весь рост на чистой простыне. Редкое удовольствие! Завтра он отдаст выданную на время гостиничную пижаму и получит обратно собственную одежду, чистенькую и заштопанную.

Бабьё занимается… На миг у него мелькнула досада, что в гостиницах Ларсена бабью и детворе проще найти приют. Да и расплатиться за постой и еду можно не только центами, но и работой. Кто в прачечных одежду отстирывает, кто полы намывает. С этими мыслями он и заснул.

– … да точно тебе говорю, – Горячечно шептались на соседних койках те самые странные типы. Бродяга проснулся, но ничем не выдал, что уже не спит. Жизнь там или что… а здоровье такая осторожность не раз спасала. Быть в курсе, но не показывать этого. А при необходимости раз! И козырь.

– Братва говорила – пятьдесят штук! Пятьдесят, Ларри! Это просто за голову! Бум… и нету. Что мы, стрелять разучились? Или жалко его?

– После танков у Вашингтона, Фред? Глупости не говори. Просто желающих до хрена. Сам посуди – ты один, что ли, пятьдесят штук заработать влёгкую хочешь? То-то! Пальнул в директора ФБР, и всё… держи карман шире! Да за такие деньжищи конкуренты друг друга отстреливать начнут, а не самого Гувера!

Бродяга аж вспотел под тонким одеялом, но не выдал себя ни словом, ни звуком. До самого утра он лежал, не шевелясь, отчего тело страшно затекло.

Получив с утра здоровенную кружку дрянного (зато сладкого и входящего в стоимость ночлега!) кофе и кусок кукурузной лепёшки с маргарином, он переоделся наконец в собственную одежду и покинул гостиницу.

Немолодого бродягу мучили сомнения. Что лучше? Смыться подальше и делать вид, что ничего не было, или…

… а вот «или» очень много. Бежать с откровениями к ФБРовцам или копам не хотелось. Ну их! А вот подойти, к примеру, к репортёру уголовной хроники… а?! Это значица, при удаче можно рассчитывать на несколько баксов, а то и на билет третьим классом до Флориды!

А там и ничего, жить можно. Говорят, если на юг перебраться, то даже и сытно – ну это если в болота забраться. Живут же там люди, а? Хижину какую-никакую сгондобить, ружьецо от аллигаторов, да браконьерь себе потихоньку. Уж пожрать он себе в таких местах точно спроворит! А при удаче и на выпивку с табачком.

Чем дальше, тем больше он утверждался в этой мысли. Осталось только найти репортёра…

Сидя на засаленной кухне дешёвой съёмной квартиры, Родригес курил безостановочно, прикуривая одну папиросу от другой. Эрик… почти брат, спасший ему жизнь.

Сколько интересных проектов было осуществлено на деньги Ларсена!

А Лонг? Идея подобраться поближе к губернатору Луизианы оказалась более чем удачной! В окружении будущего президенты десятки его людей.

Людей, которые могут рассчитывать на пусть и не самые значимые, но всё же посты в правительстве.

Идея Ларсена, деньги Ларсена…

Но Гувер! Эрик щедро оплатил задание распространять нужные слухи.

Он, Хосе, прекрасно понимает подоплёку – директор ФБР начал охоту за его… компаньоном. А вот Эрик, похоже, не совсем понимает…

Дав задание распространять слухи, он фактически открыл охоту на могущественного директора ФБР. Пусть чужими руками, пусть… но не заинтересоваться такой идей сильные мира сего не смогут. Слишком много интересного можно получить при удаче.

Или ему плевать на архивы?

Чертыхнувшись, испанец затушил тлеющую в пальцах папиросу о гору вонючих окурков в пепельнице. Закашлявшись, открыл сильнее окно, но табачный дым неохотно выходил из комнаты на июньскую жару.

Испанец уселся прямо на широкий подоконник, не обращая внимания на жаркое солнце, от которого внизу плавился асфальт. В родной Андалусии этот денёк назвали бы прохладным.

Он не понимает? Или просто плевать? Архивы! Получив их, можно… о, можно очень многое!

Не хватает сил? Ведёт свою игру, в которой архивы – нечто побочное?

Ларсен не раз демонстрировал странное мышление, и анархист давно плюнул на попытки просчитать своего друга. А ведь нужно!

Если выросший в Южной Америке датчанин просто не до конца понимает интригу – одно. Не хватает сил на её исполнение – другое.

Или всё-таки своя игра? Игра, при которой архивы ФБР можно опустить, как нечто малозначащее.

Достав было пачку, Хосе скривился и спрятал её назад. От скверного табака аж рот саднит от горечи и едкого вкуса, а пересохшее горло будто потрескалось.

– А если игра? – Вслух сказал он, – насколько же масштабной должна быть цель?

Родригес не понимал…

Глава 25

– Ларсен! – В домик заглянул боксёр из нашей сборной, – К телефону! Невеста звонит!

Обдав меня запахом табака и многозначительно поиграв мохнатыми бровями, Вилфред захлопнул дверь.

– Да, милая, – Минуту спустя ворковал я у аппарата в домике тренера, – конечно! Жду!

Прижав динамик трубки ладонью, глазами зову тренера.

– Невеста приехать хочет, можно?

Просьба, строго говоря, формальная – в датской делегации де-факто главный я. Кто девушку кормит, тот её и танцует… а главный, и по сути единственный спонсор – я. Но зачем лишний раз подвергать сомнению авторитет тренера?

Выждав для важности секунду, тот кивнул и разгладил полуседые усы.

– Буду рад… да, и ребята… целую…

– Фарли? – Поинтересовался Вилфред, – Дженни Фарли? Везунчик! Такая девица! Мелковата чуть, как по мне, но хороша… чудо как хороша!

Киваю с лёгким, тщательно выставляемым напоказ самодовольством, едва сдерживая раздражение. Дженни… здесь всё сложно.

Я, наверное, пристрастен, как бывает пристрастен брошенный мужчина, но внешность Дженни разительно контрастирует с характером. Эгоистичная, малоэмоциональная, очень расчетливая.

И что самое неприятное – она презирает меня. Прорывается порой – то отражение в оконном стекле, то излишне резкое высвобождение руки, как только мы остаёмся вдвоём.

В принципе, ничего удивительно – женщины часто презирают брошенных мужчин, выискивая настоящие и мнимые недостатки. Но изображать с ней влюблённого жениха… тяжело, и это мягко говоря.

– Здравствуй, милый, – Выпорхнув с моей помощью из Роллс-Ройса, Дженни едва заметна прикасается губами к моей щеке и замирает на пар секунд. Вспышки…

По Олимпийской деревне передвигаемся, то и дело замирая в нужных местах. Эффектные позы у нас давно отработаны, фотографы довольны. Тот случай, когда фотографии можно пристроить как в раздел светской хроники, так и спорта.

– Миссис Ларсен… о, простите… пока мисс Фарли! – Пытается быть светским львом один из датчан. Получается откровенно плохо, но Дженни заливисто смеется над ужимками деревенского ловеласа.

– Пока, – Выделяет она голосом, стреляя в меня глазами, – Фарли!

Тоненькая, удивительно красивая, она потрясающе смотрится на фоне рослых спортсменов, и фотографы с удовольствием снимают Дженни вместе с борцами и штангистами-тяжами.

Датчане очарованы, даже наш немолодой тренер легкоатлетической команды пушит моржовые усы и косолапит вокруг, раздувая подвядшие грудные мышцы и дрябловатые бицепсы, втянув живот. Да и не он один… Выглядит это забавно и довольно-таки глупо, но сейчас рулит не мозг, а инстинкты. Сам ведь также…

– Прощу прощения, суровые викинги! – Голос её звучит колокольчиком, – С вами очень интересно, но я всё-таки приехала к своему жениху.

Дженни чуть прижимается ко мне, обхватив правое плечо руками и склонив кудрявую головку набок. Поза, которую мы вместе искали для газет… но зараза, до чего же она здорово смотрится со стороны! Красивая и трогательно хрупкая, прямо-таки воплощение юной женственности, расцветающей Весны.

В домике её поведение резко меняется. Высвободив руки, затянутые в длинные перчатки, она по-кошачьи встряхивает ими – чуть брезгливо, и отходит от меня, присев на стул.

Плотно сжатые ноги чуть вбок и под себя, лодыжки скрещены, руки на коленях, спинка прямая… Хоть сейчас на обложку учебника по этикету! И ведь удобно ей, с детства привыкла.

– Сейчас, сейчас, – Бормочу, копаясь в шкафу, старательно пряча лицо, – я тут небольшой подарок решил сделать. Помнишь твой портрет? Обошёл всю Олимпийскую деревню и на обратной стороне расписался каждый из участников.

– Мило, – С некоторым удивлением говорит она, разворачивая свёрнутый в рулон холст, – в самом деле, очень нетривиально.

– Приготовил ещё один, – Снова лезу в шкаф, краем глаза отслеживая её отражением в зеркале на дверце, – мой портрет, на нём будут автографы всех призёров. Мы хоть…

На лице Дженни мелькает странное выражение – злое, насмешливое и… глумливое?

– В спальню не повешу, – Гримаса пропадает, как и не было, – а в гостиной – почему бы и нет?

– Я отчасти по делу, – Продолжает она, открывая сумочку, – бумаги на подпись, – благотворительные фонды… ну ты сам всё помнишь. Вот… и здесь…

Благотворительностью мы занимаемся давно, а Дженни так и вовсе – курирует десятка три мелких, но социально значимых (для понимающих людей) проектов. Не привыкать.

Снова копаюсь в шкафу, доставая олимпийские сувениры… и снова это глумливое выражение. Да что такое?!

Посидев десяток минут, обсудили дальнейшую стратегию совместных действий, и я проводил её до выхода из Олимпийской деревни.

– Что-то не так… – Вернувшись в домик, не могу успокоиться, – что-то… Бля… дебила кусок! Документы!

Усевшись за стол, закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. В БФФ меня учили специфическим техникам по работе с памятью. Недоучили, но кое-что умею.

Могу, при необходимости запоминать десятки страниц текста, пусть даже и технического, мельком просмотрев текст. Ненадолго, да и голова потом зверски болит… Но хватит, чтобы перенести знания на бумажный носитель.

Могу вытащить из недавней памяти виденное… иногда.

– Второй раз на те же грабли, – Говорю с мрачным удовлетворением, – раз бумаги подписал не читая, теперь второй. Вот я и подписал…

… бумаги, согласно которым мои деньги, или по крайней мере значительная их часть, после моей смерти переходила в распоряжение фондов, где хозяйничает Дженни. Не прямо, разумеется… уж такие простые ловушки я увидел бы даже пьяным.

Очень хитроумная казуистика, и не объясни мне тогда Дюк специфики подписанных для Берти бумаг, был бы я пациентом дурки. Если бы вообще был… Здесь не тоже самое, но парочку аналогий провести можно. Сомнений нет.

Поток матерной критики в собственный адрес приостановило понимание, что Дженни не из простой семьи. Гуманитарные науки, в том числе прикладную психологию, вдалбливают в частных школах на уровне рефлексов. Выпускник может не знать специфической терминологии, но применять будет без раздумий, на автомате. Вполне достойный противник.

Фарли не дура, далеко не… Время, место – всё выбрано идеально. После фотографий для светской хроники какие мысли в голове? Вот-вот, об этой самой светской хронике и рядышком… Да ещё когда страдаешь от недотраха, а тут такая соблазнительная бывшая, которая как бы остаётся невестой. Мелькали мыслишки, чего уж.

Хорошо ещё, молоденькая… гримаски эти…

– Самодеятельность? – Не обращая внимания на головную боль, встаю и начинаю расхаживать по комнатке, – Очень похоже на то, очень. Жадность? Вряд ли… скорее желание самоутвердиться, а заодно и вытереть ноги о презираемого бывшего.

Замечаю, что перешёл на русский, чего со мной не случалось давно.

Почему презираемого? Да неважно, вариантов на самом деле множество – от обычной «самочьей» психологии до… А вот это «До» нужно рассмотреть поподробней.

С чего это правильная Дженни решилась на такую авантюру? Это сейчас я подписал, расслабившись. Пару месяцев спустя (максимум!) подписанные документы потеряют свою актуальность.

Аудит документации, постоянные консультации с юристом… Уоррингтон, наконец. Всплыли бы какие-то несоответствия, и всплыли бы довольно быстро. Это сейчас у меня Олимпиада и цейнтнот^[61], но соревнования заканчиваются через неделю.

Неделя на соревнования, неделя на разгребание последствий…

– Это выходит, жить мне осталось не больше двух недель? – Всплывает в голове тяжёлая мысль, – скорее даже меньше. А глумливость… очень похоже, что Дженни что-то там услышала от родителей, и решила провернуть собственную интригу.

Взрослость тем самым показать. Себе что-то доказать, или родителям, уж не знаю. Старшие Фарли действовали бы иначе, так что скорее всего – самодеятельность Дженни.

А что? Вполне в духе старых семей, махинациями такого рода они и пробились в «верхушку общества». Махинациями и держатся.

Не сама она затеяла убийство, ох не сама! Значит, услышала, да и решилась.

Могут Фарли быть тайными Республиканцами, то есть стоять на стороне финансистов? Вполне. Может быть, вначале они и были на стороне Демократов, но Лонг… Хью Лонг сильно перепугал это болото.

Проведи он в жизнь всего лишь четверть обещанных реформ, и всё – привольная жизнь монополистов и финансовых спекулянтов канет в Лету. А если не четверть, а больше? Губернатор Луизианы человек очень искренний.

И даже если его убьют – до выборов или после, Республиканцы всё равно вынуждены будут провести как минимум часть намеченных реформ. Если победят.

А не победить они не…

– Могут только в случае введения диктатуры, – Вырывается у меня вслух, – Это что же… намечаются интересные времена?! Сука! Силовые акции, море крови и диктатура как завершение. Суки! Даже часть Демократов может пойти на сговор, просто чтобы сохранить прежнюю жизнь, в которой они могут давить танками безоружных ветеранов.

– Значит, – Затыкаюсь и продолжаю уже мысленно, – нужно действовать на опережение. Но как?! Хм… а может, как с Рузвельтом? Удачно ведь получилось – одна акция, и сговор элиты сорвался, началась здоровая межвидовая конкуренция.

– Обвинить в попытке… да хотя бы коммунистического переворота или сговора с Москвой, вот и предлог для введения диктатуры. «Благонамеренным гражданам» хватит этого жупела.

– Кто-то всерьёз поверит, другие «как бы чего не вышло», третьи – оглядываться будут на таких же осторожных соседей. Армия и полиция будут «просто выполнять приказы», проверено на марше ветеранов. Танками раскатают – нет здесь понятия «преступный приказ», есть просто «приказ командования». Всё заточено под бездумное выполнение.

– Может, действительно – как с Рузвельтом?

Сцепив руки, зажал их между колен и думаю, думаю… Ситуация такая, что решение нужно принимать быстро. Оно может быть не оптимальным, но резким и очень жёстким.

Максимум две недели… хотя нет, скорее сразу после Олимпиады – максимум. Сама логика диктует Республиканцам действовать без оглядки на любые нормы – не только приличия и международного права, но и на человеческие.

Слишком много всего стоит на кону и слишком велико размежевание. Предстоящие выборы больше не напоминают шахматную партию джентльменов, а скорее прелюдию к Гражданской войне. Войне, в которой Республиканцы проиграют безоговорочно.

А значит, удар будет нанесён до выборов, и чем раньше, чем подлей – тем больше шансов на победу. Да, то самое «в четыре утра…»

– К Дюку? – Бормочу вслух, – Он не самый главный. Даже если поверит, даже если поверят старшие члены партии… Время. Могу и не успеть.

– Может быть и успею предупредить, но свою жизнь не спасу. Гувер, теперь вот Фарли… и кто сказал, что у них нет своих боевиков? Хоть маленькая команда доверенных головорезов, а есть. Мне хватит. Приедет домой, помашет подписанными бумагами перед родными… всё, механизм запущен.