Текст книги "Командир атакует первым"

Автор книги: Василий Шевчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

У заместителя командира по политической части, как и у всех коммунистов полка, в последнее время забот было много. В конце мая вышло постановление Центрального Комитета партии "О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет". Это постановление выразило неусыпную заботу партии о дальнейшем улучшении партийно-политической работы в наших Вооруженных Силах. Первичные партийные и комсомольские организации, ранее существовавшие только в полках, теперь создавались в батальонах, дивизионах и равных им подразделениях. Вместо секретарей парторганизаций был введен институт назначаемых парторгов рот, батальонов и полков. Теперь в каждой авиационной эскадрилье у нас появилась полноправная партийная организация, решающая самостоятельно многие вопросы внутрипартийной жизни.

Майор Меркушев все время проводил то с одним, то с другим парторгом эскадрильи, вводил их в курс сложного дела организации партийно-политической и воспитательной работы.

Сегодня заместитель комполка по политической части был доволен: прошло первое в эскадрильском масштабе боевое партийное собрание.

– Понимаете, товарищи, – снова начинал Меркушев разговор на самую важную сейчас тему, – что у нас теперь получается? Коммунистов в частях, даже несмотря на потери, прибавилось. Взять наш полк: в начале войны чуть больше двадцати человек было. А сейчас в каждой эскадрилье по пятнадцать двадцать членов партии... Сила! Или, например, партийные собрания: что ни говори, а на полковых собраниях и толковали больше о полковых делах. О своих, эскадрильских, помалкивали. А тут, в подразделении, все хорошо знают ошибки и успехи каждого. Разговор конкретный, деловой. И уж если кто проштрафился – милости не жди! Да, товарищ Шевчук, – неожиданно обратился Василий Афанасьевич ко мне, – есть одна идея...

Каждый из нас давно знал, что у заместителя командира по политической части всегда в запасе "одна идея". Если все эти "идеи", вернее, претворение их в жизнь сложить воедино, то в результате получалась большая и сложная сумма, которая как нельзя лучше характеризовала партийно-политическую работу.

А Меркушев уже доверительно положил руку мне на плечо:

– Вам, как члену партийного бюро полка, есть одно поручение. Дело такое: противника мы в глаза давно не видим. Какого-либо более или менее суммированного материала об опыте истребительной авиации за последнее время не имеем. А судя по всему, на Кубани, под Ленинградом, наконец, рядом с нами, у Курска, идут большие бои. Я бы даже сказал – воздушные сражения. Сами понимаете, как важно для наших, особенно молодых летчиков знать о действиях истребителей в этих боях. Соберите сообщения газет, есть любопытный материал в последнем номере журнала "Вестник Воздушного флота", проанализируйте их, обобщите и с тактическими выкладками доведите до летчиков. В прошлом году вы нечто подобное уже делали, и получилось неплохо.

Подполковник Кутихин, внимательно слушавший замполита, поддержал:

– Правильно. И кстати, Шевчук, посмотри у начальника штаба – пришла бумага по тактико-техническим данным самолетов, которые немцы вводят в последнее время в бой. Это уже твое служебное дело, начальник "огня и дыма".

Я, безусловно, был доволен таким поручением, хотя и понимал, что выполнить его не так легко. Меркушев нрав – обобщенных материалов о действиях нашей авиации почти не было. Если по отдельным статьям, очеркам, корреспонденциям в печати можно судить в определенной степени о напряженности воздушных боев, то специфика действий летчиков в тех или иных условиях, их тактика, применяемые боевые порядки в бою – материал не для газетных страниц.

Недавно среди сообщений Совинформбюро было следующее: "Группа наших летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза капитана Глинки встретилась с десятью самолетами "Мессершмитт-109" и двумя "Фокке-Вульф-190". В ожесточенном бою советские летчики сбили 6 самолетов противника. Вместе с Дмитрием Глинкой отличился и его брат летчик Борис Глинка".

Прочитав, я очень обрадовался за Дмитрия, ставшего отличным летчиком, асом, Героем Советского Союза. Кроме того, в информации упоминался и его старший брат Борис. Они очень давно хотели воевать вместе и, оказывается, добились этого.

Чрезвычайно интересный материал, а для меня, как для товарища Дмитрия, его однокашника и бывшего командира, особенно. Но как летчик, я из этой информации мало что почерпнул: "Ожесточенный бой...", "Сбили". Все это правильно. Но как сбили? С какой дистанции открывали огонь? Как заходили в атаку? Как дрались немцы, особенно "фоккеры"? На эти и массу других вопросов газетное сообщение, попятно, ответа дать не могло.

Но поручение Меркушева было мне по душе: я сам довольно много размышлял над тем, как лучше преподать молодым пилотам сложную науку ведения воздушного боя. Скоро начнутся крупные боевые операции. Любые сведения о действиях нашей и немецкой авиации сейчас пригодятся. Жаль, что нет специальных обзоров. Как бы они нам помогли!

К штабу подошли несколько летчиков, в том числе капитан Базаров, командир эскадрильи капитан Смагин, Степан Карнач. Смагин обратился к командиру:

– Какие указания на завтра, товарищ подполковник?

Кутихин вздохнул:

– Сейчас продумаем. Летать не дают. С утра, в общем, политинформация для всего личного состава майора Меркушева. Потом старший лейтенант Шевчук проведет занятия по тактике действий штурмовиков и организации взаимодействия с ними.

При этих словах Николай Смагин недовольно поморщился.

Командир насупился:

– Ну, чем недоволен?

– Сколько же, товарищ командир, можно про штурмовиков талдычить? Сами-то воевать будем?

– Командир дивизии сказал, что наша основная задача на ближайшее время – прикрытие штурмовиков. Вопрос исчерпан. Три часа хватит, Василий Михайлович?

Подполковник Кутихин один на один любому говорил "ты" и даже солдата мог назвать по имени. Но когда шел официальный разговор, он обращался ко всем только на "вы" и называл по званию или по имени и отчеству.

– У меня на четыре рассчитано, товарищ подполковник, – попросил я.

– Значит, четыре часа тактической подготовки. Как раз до обеда. После обеда – инженер по вооружению, на материальной части. А то... Смагин, это у вас кто-то в прошлый раз вышел на полигон, а отстреляться "забыл"? Нет? В первой эскадрилье, значит. Ну, вояка. Прилетел, докладывает, что оружие отказало. Проверили, а он перезарядку забыл сделать. Самое серьезное внимание – действиям с арматурой кабины, – строго приказал Кутихин. Помолчал, словно прикидывая, что можно еще сделать. Но день был уже распланирован. Он улыбнулся.

– Ну, а вечером, опять же Василий Михайлович Шевчук, мой помощник по воздушно-стрелковой службе... – командир посмотрел на собравшихся, а те с недоумением ждали, что еще будет делать Шевчук, – а вечером – песни петь! Шевчук нам споет. Как там, Василий Михайлович: "Вечер близенько, солнце низенько"?

– "Солнце низенько, вечер близенько", товарищ командир, – поправил я.

– Все равно. Хорошая песня. Как сегодняшний вечер, хорошая, согласился Кутихин.

– Да, вечер что надо. Тишина, – поддержал Николай Смагин и прислушался, – чу... кукушка.

Действительно, где-то далеко, в глубине леса, еле слышно раздавалось: "Ку-ку... Ку..."

– И сколько же ты накукуешь? – улыбнулся Кутихин.

Но кукушка смолкла. А может быть, вовсе и не кукушкин это был голос...

– Немного, – произнес кто-то.

Все молчали. Не принято говорить об этом у летчиков, тем более на войне. Но про себя каждый, наверно, подумал: "Кому это? Мне? Ему? Или ему? А может быть, и все доживем до светлого дня, до первого дня мира?.." Хотелось, очень хотелось в это верить. Но все, кто стоял сейчас здесь, возле штабной землянки, под старыми березами с густой кроной: командир полка, майор Меркушев, Иван Базаров, Николай Смагин, Степан Карнач, Николай Буряк, – все побывавшие на фронте знали, что даже победные бои без потерь не обходятся.

– Да, тишина, – перебил молчание Василий Афанасьевич Меркушев, – а войне третий год пошел.

– Что позади – неважно, впереди сколько? – вставил Кутихин.

– Как воевать будем, – улыбнулся замполит.

– Подполковник Кутихин! На проводе командир дивизии! – крикнули из землянки.

...Позавчера, второго июля, генерал Баранчук был у нас. На совещании руководящего состава полка он обратил самое серьезное внимание на поддержание высокой боевой готовности.

– Мы-то всегда готовы. А когда команда на взлет будет? – не удержался от давно наболевшего Степан Карнач.

Баранчук, не обращая внимания на вопрос, как всегда добродушно, бросил командиру полка:

– Кутихин, я всегда говорил, что у тебя не летчики, а ораторы, – и уже серьезно громким басом продолжал: – Да, боевую готовность от нас требовали всегда. Но с сегодняшнего дня, подчеркиваю, с сегодняшнего, особенно с рассвета завтрашнего – третьего июля, приказываю чувствовать себя так, будто каждую минуту может прийти команда на вылет. Задачи полку: первая и основная – сопровождение штурмовиков по маршруту и прикрытие их действий в районе цели. Количество сопровождающих самолетов, групп будет объявляться дополнительно в каждом отдельном случае. Вторая задача – прикрытие наших наземных войск от воздействия противника с воздуха. Третья – самостоятельная штурмовка наземных объектов противника по особому приказу. Во всех трех случаях – борьба с бомбардировщиками и истребителями фашистов. В любое время может поступить команда на воздушную разведку противника. Для этого выделить лучшие экипажи, имеющие опыт разведполетов. Это – четвертая задача. Еще раз говорю, по-морскому: быть "на товсь"!

Телефонный разговор Кутихина с генералом Баранчуком продолжался недолго. Вышел наш командир из землянки озабоченным.

– В чем дело? – спросил Меркушев.

– На "товсь"! – ответил Кутихин словами командира дивизии и приказал: Перед самым рассветом, а точнее, в два тридцать первой эскадрилье заступить на боевое дежурство. Над КП две зеленые ракеты – немедленно в воздух. Это значит, что где-то рядом самолеты противника. Действовать самостоятельно и по командам радио с земли. Первой и третьей эскадрильям находиться возле самолетов. О задачах полка позавчера говорил командир дивизии. Повторяю: главная – сопровождение штурмовиков, прикрытие наземных войск, самостоятельная штурмовка. Конкретное задание – перед вылетом.

Кутихин посмотрел на часы.

– Все ясно? На ужин и отбой...

Но мы медлили расходиться. Сейчас все были убеждены, что на этот раз начинается серьезное дело. Каждый По-своему, по-разному, но все думали об одном и том же – наступают очень важные, решающие дни не только для нас, летчиков 247-го истребительного авиационного полка, но и для всей Красной Армии, для Родины.

Два года войны подготовили в нас эту уверенность.

Все было: жестокие, неожиданные поражения в неравных боях, горе огромных потерь, бессильная ярость отступления, растущая ненависть к фашизму. Но с первого дня войны были у нас и победы. И с каждым днем было больше и больше наших побед. Пусть нас теснили на юге, но под Москвой наступали мы. Мы отходили к Кавказу, но насмерть стояли под Ленинградом. Мы оставили Севастополь, но отстояли Сталинград. Мы бросались под танки с последней гранатой, но преграждали врагу путь. Мы закрывали грудью амбразуры дотов, но наши товарищи шли вперед. Мы падали, ломая самолеты, но Родина давала нам новые могучие крылья, и мы взлетали снова, били врага яростно и умело.

Да, не все дойдут, не все долетят до нашей большой Победы. Но каждый из нас в грядущих боях одержит свою личную, пусть незаметную, но победу. И та, большая Победа будет знать каждого, ибо она называется еще по-другому: вечная память погибшим за народ, за Родину.

И мне в эти минуты торжественного молчания друзей вспомнились строчки из последнего письма жены: "Я не говорю тебе – береги себя. Знаю, на войне беречься – значит быть трусом. Но молю, заклинаю – вернись живым. Мы с дочкой очень просим – победи и вернись. Мы ждем..."

* * *

Утром, скорее даже ночью, еще затемно, все проснулись без обычной команды "Подъем!". Я с вечера, чтобы не тратить времени на одевание, лег, не снимая "жилета" мастера Вано. Здорово выручает меня работа старика. Спать, правда, в нем не очень удобно...

Мы торопимся к самолетам, поеживаясь, подходим к стоянкам. Механики уже расчехлили машины и снова поправили маскировку. Баки заправлены, оружие готово к бою.

Летчики первой эскадрильи заняли места в кабинах. Чтобы не терять время даром, я решил еще раз напомнить остальным о немецком истребителе ФВ-190А, уточненные тактико-технические данные которого получены вчера. Эта модификация "фокке-вульфа" отличалась усиленной броневой защитой, вплоть до специального броневого кольца вокруг капота двигателя, мощным вооружением. Но было уже известно, что ни усиленная броневая защита, ни мощный залп бортового оружия не спасают это очередное "сверхоружие" фашистского рейха от советских истребителей. По выражению одного летчика-фронтовика, "горят они нормально".

С востока послышался гул авиационных моторов. В посеревшем предрассветном небе над нами пролетела группа "пешек" – пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Следом прошла вторая. Еще одна. Потом солидно проплыла девятка тяжелых Ил-4 – модифицированного варианта дальнего бомбардировщика ДБ-3. Эти самолеты еще в августе сорок первого года, когда геббельсовская пропаганда кричала на весь мир, будто люфтваффе уничтожили советскую авиацию, бомбили Берлин.

После дальних бомбардировщиков снова шли группы Пе-2.

Бомбардировщики и раньше летали над нами. Но такого количества мы ни разу не видели.

– Вот это сила! – восхищенно воскликнул кто-то из молодых летчиков, – в жизни столько самолетов сразу не видел.

Я и сам подумал, что видел такое не часто. Вспомнилась весна сорок второго на Керченском полуострове. Тогда над нами тоже летело очень много самолетов и сосчитать их тоже было трудно. Но шли они в те дни с запада и несли на хвостовых оперениях зловещую свастику. Гул их моторов заставлял прижиматься к земле. Сейчас рокот боевых машин казался мощной боевой песней нашего наступления. И я восторженно закричал:

– Ребята, это же наступление! Начинается!

...Но в тот день, 5 июля 1943 года, началось наступление не наших, а немецко-фашистских войск.

Пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, с открытием которого наши союзники явно не спешили, немецко-фашистское командование перебросило в район Курской дуги несколько дивизий. Сюда стягивались и крупные силы авиации. Из Франции, Норвегии и Германии дополнительно было перебазировано пять авиационных групп. Всего насчитывалось более 2000 боевых самолетов под командованием известного немецкого аса командующего 4-м воздушным флотом люфтваффе генерал-фельдмаршала В. Рихтгоффена. Для удара по советским войскам гитлеровцы стянули до 2700 танков, среди которых было несколько сотен новых машин типа "тигр" и "пантера". Эту технику гитлеровцы считали тем пресловутым "секретным оружием", которое якобы даст им "ключ к победе" на восточном фронте. Под Курском они были введены в бой впервые.

Красная Армия тоже усиленно готовилась к решающему сражению. Верховное Главнокомандование намечало в летне-осенней кампании этого года разгромить немецкие группы армий "Центр" и "Юг", освободить Левобережную Украину, Донбасс, восточные районы Белоруссии. В этом наступлении должны были участвовать войска левого крыла Западного фронта, Брянский, Центральный, Воронежский, Степной фронты и часть сил Юго-Западного фронта. Главные усилия Ставка предполагала сосредоточить на юго-западном направлении. Здесь планировалось разгромить врага на Курской дуге, в районах Орла и Харькова.

В начале июля в частях противника шли последние приготовления к наступлению. Фашистское командование старалось обеспечить внезапность удара. Но эти надежды не оправдались. Советское командование внимательно наблюдало за действиями врага. 2 июля было определено время начала операции. В тот день Ставка сообщила командующим Центральным и Воронежским фронтами, что противник может перейти в наступление на Курской дуге в период 3-6 июля. Перед этим, правда, уже были сигналы, что наступление гитлеровских войск может начаться 10, а затем 19-26 мая, однако сведения оказались неточными. Но в первых числах июля предположения Ставки о сроках начала немецкого наступления подтвердились показаниями пленных. В эти дни в районе Воронежа летчик-истребитель лейтенант А. Кожевников сбил самолет-разведчик противника. Немецкий пилот был взят в плен и на допросе в штабе Воронежского фронта показал, что наступление намечалось в июне, но было отложено на начало июля.

Реальность предположения Ставки, основанного на глубоком анализе, сопоставлении всех имеющихся в ее распоряжении сведений, подтвердили и немецкие пленные, захваченные нашими разведчиками в ночь на 5 июля. Они точно назвали время начала наступления – 3 часа ночи.

На рассвете 5 июля войска Центрального и Воронежского фронтов обрушили мощный артиллерийский удар по боевым порядкам, огневым позициям артиллерии, командным и наблюдательным пунктам врага.

В то равнее утро мы, летчики 247-го истребительного авиационного полка, конечно, не знали обо всем этом. Мы были готовы к боям, с нетерпением ждали их около своих самолетов. Наконец команда на взлет.

Началась одна из крупнейших битв второй мировой войны...

Под крылом – земля Украины

Мы в воздухе. Курс на юго-запад. Прошли линию фронта и направились к цели – одному из аэродромов под Харьковом. Но время налета выбрано неудачно: "юнкерсов" на аэродроме нет. Они, видимо, тоже ушли на задание.

Ведущий группы штурмовиков идет на заранее определенную запасную цель район переправы через реку. Там окопались находящиеся в резерве танки, автомашины. Несколько зениток открыли огонь. Темные шапки разрывов вспыхивают между штурмовиками, к ним потянулись и трассы "эрликонов". Но тут же на зенитные позиции бросились несколько Ил-2. Они встали в круг и, не давая зенитчикам поднять головы, методично поливают позиции пушечно-пулеметным огнем, осыпают бомбами.

Наша группа ходит выше штурмовиков. Каждый внимательно смотрит за воздухом, ведя поиск вражеских самолетов. Но их пока нет, и взгляд невольно обращается к земле. Там вспыхивают пожары, взрывы поднимают огромные клубы дыма и пыли, выше которых взлетают обломки боевой техники противника – вот они, результаты работы "илов". А они непрерывно делают заход за заходом. Ракеты срываются из-под плоскостей штурмовиков, огненными молниями мчатся вниз, вспарывают землю, уничтожают все, что там находится.

С этого вылета началась активная боевая работа нашего 247-го истребительного авиационного полка. В основном мы летаем на прикрытие штурмовиков. А у них задач много: удары по аэродромам сменяются обработкой переднего края противника, штурмовкой танков, подходящих к полю боя или выдвигающихся из глубины обороны.

Недаром командование дивизии в последнее время обращало наше внимание на изучение тактики действий штурмовиков, методов обеспечения их истребительной авиацией. Хотя наши летчики, которые воевали еще на Керченском полуострове, и имеют определенный опыт совместной работы, занятия по взаимодействию со штурмовой авиацией полезны и нам, особенно молодым пилотам.

По сравнению с прошлым способы боевого применения штурмовой авиации приобрели много нового, рожденного в боях прошедшего года войны. Развитие тактики штурмовиков, повышение эффективности их действий обеспечило резкое количественное и качественное улучшение самолетного парка.

Самолеты-штурмовики Ил-2 получили свою защиту – во второй кабине вооруженный пулеметом стрелок-радист. Увеличилась бомбовая нагрузка, пушечный залп, на машинах появились устройства для подвески грозного оружия – реактивных снарядов.

Очень многие летчики-штурмовики – эти смелые, мужественные люди успешно вели бои с истребителями противника и побеждали. Но боевая практика показала: прикрытие действий штурмовиков необходимо. Как правило, оно осуществлялось двумя способами: непосредственным сопровождением и патрулированием в районе цели.

Ко времени Курской битвы основным способом обеспечения действий штурмовиков было сопровождение их нашими истребителями до цели и обратно. Наряд сил прикрытия зависел от воздушной обстановки, важности задачи, количества штурмовиков, наличия истребителей.

Завтрашний вылет, например: наша истребительная авиационная часть в полном составе получила задачу прикрывать два полка штурмовиков.

Подполковник Кутихин сам проводил предварительную подготовку летного состава. Он уже встретился с ведущим группы – командиром штурмовой авиационной дивизии полковником Володиным и обговорил с ним все детали взаимодействия в предстоящем вылете.

Кутихин распределил летчиков полка в две группы. Первая – главные силы прикрытия. В нее вошли две эскадрильи. Вторая – непосредственного прикрытия. У каждой из них задача одна и та же – не допустить нападения истребителей противника на боевые порядки штурмовиков, но выполняется она по-разному.

Группа главных сил прикрытия (потом ее стали называть ударной) отсекает нападающего противника, сковывает его боем и не подпускает к штурмовикам. Истребители непосредственного прикрытия ограждают Ил-2 от нападения отдельных самолетов и мелких групп, прорвавшихся через боевые порядки главных сил прикрытия.

После общей предварительной подготовки все детали предстоящего вылета обсуждаются в группах, звеньях, парах. Подполковник Кутихин ведет, как и положено командиру, группу главных сил прикрытия. И я в ней – ведущим пары. Опять немного обидно – больше пары Кутихин мне не доверяет и держит около себя. Но оспаривать решение командира я не привык.

Многих из тех, кого завтра пойдем прикрывать, мы уже знали. Летчики-штурмовики Талгат Бегельдинов, Иван Михайличенко, Василий Андрианов, Николай Столяров, Алексей Митрофанов, Михаил Степанов, Алексей Пошивальников и их товарищи из полков соседней штурмовой авиационной дивизии, с которой мы будем взаимодействовать, были уже известными воздушными бойцами, имели на своем счету не один десяток боевых вылетов. А что такое боевые вылеты на штурмовку, хорошо известно всем авиаторам. Еще на Керченском полуострове мы были свидетелями их отчаянной храбрости. Они выполняли важнейшие задания командования по уничтожению штабов, переправ, колонн техники, обрабатывали передний край противника, ходили на разведку.

Наши летчики хорошо понимали, что задача на прикрытие штурмовиков почетная и ответственная. Каждому хотелось поговорить, обменяться мнениями по поводу грандиозности операции (никому из нас еще не приходилось участвовать в таком массовом вылете), но мы были предупреждены, что до самого взлета никто из посторонних не должен знать о содержании задания.

Войдя в столовую, мы, однако, ахнули. Командир БАО – знал ли, догадывался ли – ужин организовал на славу. Сказать прямо, кормили нас не очень здорово, хотя норма и была летная. А тут если не праздничным был стол, то, во всяком случае, не обычным. Еды вдоволь, приготовлено вкусно и даже с деликатесом – свежей жареной картошкой. Официантки нарядные, мило улыбаются, словно весь полк – именинники.

Кто-то из ребят не удержался и сказал, вспомнив свою жизнь до армии в деревне:

– Как дома, бывало, перед пахотой, мать мужиков кормила. Весна – время голодное, а уж перед выходом в поле – на столе самое лучшее, досыта.

Слово – к месту. Завтра у нас действительно "пахота".

После ужина отбой. Спать никому не хочется. Возбуждение не дает закрыть глаза, но предстоящее завтра трудное дело потребует свежих сил...

Утром нам уточняют задачу: сопровождать штурмовики 1-го штурмового авиационного корпуса, которые идут для нанесения удара по скоплению танков на обояньском направлении, где противник все еще пытается развить свой незначительный успех первых дней наступления.

Внушительное зрелище – летящая армада самолетов. Штурмовики идут девятками друг за другом. Два полка, пятьдесят четыре самолета, груженных бомбами, реактивными снарядами, с полным боекомплектом к пушкам и крупнокалиберным пулеметам – сила немалая.

Наша группа следует с превышением над строем штурмовиков в шестьсот семьсот метров, Самолеты непосредственного прикрытия – следом за ними и выше метров на двести.

И появляется чувство гордости за нашу авиацию, за тружеников тыла, которые дают нам в руки такую силу. А вместе с этим растет уверенность в успехе, тем более что в воздухе мы не одни. Слева выше нас солидно плывут бомбардировщики – тоже под прикрытием истребителей. Справа ниже – опять штурмовики. Их небольшие группы одна за другой идут на передний край противника помогать пехоте. А там роятся истребители – прикрывают наши наземные войска, ведущие тяжелые бои с наступающим врагом.

Незадолго до вылета мы нанесли на карты очертания переднего края. Противник начал наносить главный удар в первые дни своего наступления из района западнее Белгорода в общем направлении на Курск. Входившие в ударную группировку танки наступали в полосе около 30 километров. Из района северо-западнее Тамаровки механизированные войска фашистов пошли на Черкасское и Обоянь, а из района севернее Тамаровки – на Грезное. Продвигались их танковые части и в направлении Корочи.

Вражеские танки при поддержке артиллерии и авиации шли вперед группами от семидесяти до двухсот машин. Уже в первый день в боях на этих направлениях участвовало до семисот танков. Но наши войска не дрогнули. Фашисты попали под хорошо организованный прицельный огонь орудий, минометов, реактивной артиллерии и несли большие потери. Однако гитлеровцы лезут напролом, бросая в бой все новые и новые силы.

Наступают немецко-фашистские войска с неослабевающим напором. Пыль и дым, поднятые танками и разрывами, хорошо обозначают район боев. На ближнем к нам участке фронта, на восточном углу южного фаса Курского выступа, противник нанес мощные танковые удары от Белгорода в северном направлении на Курск и к северо-востоку на Корочу.

В танковых корпусах фашистов, которые лавиной идут на оборону советских войск, "тигры", "пантеры", словом, целый зоопарк. Прикрывают этих "зверей" новые штурмовые орудия.

Да, техника серьезная. У танков толстая броня, мощные пушки, хороший ход. Но, наткнувшись на специально оборудованные противотанковые узлы нашей обороны, эти бронированные чудовища не могли одолеть мужество советских воинов, вооруженных мощными противотанковыми средствами.

Отличное средство борьбы с танковыми полчищами врага есть и у наших друзей – штурмовиков. Мы, летчики-истребители, сопровождая "илы" на штурмовку танковой колонны, удивились, увидев, что из-под плоскостей штурмовиков посыпались маленькие, почти невидимые в воздухе, бомбы. Первая мысль: таким "горохом" даже пехоту не побьешь. Но большинство танков, осыпанных маленькими бомбочками, начинали гореть, испуская, словно дьявольский дух, черный смердящий дым.

О нашем налете в сводках 1-го штурмового авиационного корпуса будет написано: "...7 июля 1943 года в период с 4 час 40 мин до 6 час 40 мин штурмовики 1 шак двумя группами в 16 и 33 самолета под прикрытием 30 истребителей нанесли удар по скоплению 300-350 танков противника, изготовившихся для атаки на обояньском направлении. Совместными усилиями 3-го механизированного корпуса и 1-го штурмового авиакорпуса была ликвидирована попытка прорвать оборону в центре 1-й танковой армии"{5}.

Приземлившись, мы попросили штурмовиков показать нам этот "горох". Оказалось, что перед началом Курской битвы в штурмовые и бомбардировочные авиаполки самолетами были доставлены прямо с заводов только что запущенные в массовое производство специальные противотанковые кумулятивные авиабомбы. Ими наполняли контейнеры, которые подвешивались к самолетам. Ил-2, например, брал с собой около 200 этих бомбочек.

Кумулятивное действие ПТАБ основывалось на принципе концентрации взрыва в одном направлении. Со скоростью 12-16 километров в секунду бомба устремлялась на чрезвычайно малую площадь, и тонкая струя раскаленного металла и газов буквально прошивала броню танков. Эффективность этого оружия, как и артиллерийских снарядов, основанных на том же принципе, была необычайно высока.

Наступление немецко-фашистских войск на Обоянь и на Корочу продолжалось. Они несли большие потери, по вводили в бой очередные дивизии танковых корпусов. 7 и 8 июля гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки расширить коридор прорыва флангов в сторону на обояньском направлении и углубить его к Прохоровке, на корочанском же направлении около 300 танков рвались от Белгорода на северо-восток.

Если наш первый вылет 5 июля прошел без вмешательства вражеских истребителей, то в последующем бои приходилось вести часто.

Особенно трудно пришлось утром 8 июля. Как обычно, все наши истребители пошли на прикрытие двух полков штурмовиков. Над линией фронта в воздухе такая масса самолетов, что сразу трудно разобраться – где свои, а где чужие. Перед самой целью в боевые порядки нашей группы врезалось около двух десятков "юнкерсов" вместо со своим прикрытием. "Илы" быстро встали в круг. Этот боевой порядок позволяет штурмовикам наиболее эффективно отражать атаки противника. Истребители группы непосредственного прикрытия, которую вел комэска Смагин, вступили в бой с "мессерами". Часть нашей ударной группы пошла ему на помощь, вторая начала атаковать "юнкерсы" и их прикрытие.

Через несколько минут в воздухе все смешалось. Даже поймав в прицел вражеский самолет, иногда опасно открывать огонь, так как здесь же одновременно и наши самолеты. Много внимания тратишь, чтобы просто не столкнуться со снующими вокруг машинами. Ведущий нашей ударной группы подполковник Кутихин все время старается перевести бой на вертикаль. Мы быстро набираем несколько сот метров, осматриваемся, разбираемся в обстановке, насколько это возможно, и, выбрав цели, мчимся вниз.

Район боя насквозь прошит огненными трассами: атакуем мы, отстреливаются "юнкерсы", ведут огонь "мессеры", отбивают атаки "илы".

Задымив, падают первые сбитые самолеты. Белыми ромашками распускаются парашюты. В правой плоскости моего "яка" прямо на глазах появляется несколько отверстий. Внизу подо мной – распластанные крылья "юнкерса". Сетку прицела стараюсь наложить на двигатель или кабину, открываю огонь. Мимо "юнкерс" уходит в пикирование. Но у меня скорость больше – догоняю, подтягиваю ручку на себя, "переламываю" траекторию полета. Совсем рядом голубое, с черными подтеками масла брюхо бомбардировщика. Палец жмет на гашетку. Явственно вижу, как пушечная очередь впивается в машину противника, рвет дюраль фюзеляжа.