Текст книги "Избранное. Том 1. Стихотворения"

Автор книги: Василий Макеев

«Дождик падал монотонно…»

 
Дождик падал монотонно
На колени возле стен,
Плакал листьям на ладони,
Мелкой оспинкой блестел.
Ветер ссорился с калиткой,
Комкал слезы и слова
И расхристанные листья
По колодам тасовал.
Все проигрывала осень,
Все до нитки, все дотла…
Коридорность синих просек
Паутина заплела.
Грязной плесенью повита,
И пожухнув, как свеча,
Слепла, слепла ежевика
И кололась сгоряча.
А душа, томясь, тем боле
От бессилья своего
Все просила то ли боли,
То ли тихого чего.
На себя просила мести,
На себе срывала злость.
А потом все это вместе
Русской грустью назвалось.
 

Жми, шофер!

 
Бросишь в кузов радостное тело,
Грузовик утюжит колеи.
И в ресницах слезы закипели,
И навстречу пашни потекли.
В голове не теплятся заумки,
Только песню ветер колывань!
На большак сиреневые сумерки
Опускают с неба рукава…
Отметаю в сторону затишье!
Говорю с высокой прямотой —
Если жизнь в движении постигнешь,
Значит, жизнь не скучится с тобой.
Жми, шофер, ухабы презирая,
Я, браток, завидую тебе:
Ты имеешь редкостное право
Диктовать желания судьбе,
Риск уюта ведать мимолетно
И стоять у дела начеку.
Вся Россия следом просветленно
За тобой идет по большаку.
Колеи, случается, не гладки.
Жми, шофер!
Нам ехать далеко…
И от фар ослепшие посадки
Закрывают листьями лицо.
 

«Я детство оставил за гумнами…»

 
Я детство оставил за гумнами
Без лишней возни и потуг.
И звезды глазами безумными
Меня поманили в мечту.
Куда подевалась отчаянность,
Какие открылись слова.
Любовь локотками нечаянно
Меня задевать начала.
Люблю я ночами болотными
Мечтой упиваться взахлеб
И гладить ладонями потными
Присушниц-берез белолед.
С клубничным, березовым, пасечным
Родниться навеки хочу.
На мир работящий и праздничный
Гляжу через солнечный чуб.
И снится в отчаянных всполохах
Которую ночь мне уже,
Что я лопоухим подсолнухом
За солнцем иду по меже.
 

Летний дождь

 
Дождик крупный,
Дождик летний
Нам послали облака.
Дождик хлещет по уплетням,
По арбузным
По бокам.
Но арбузам нету боли,
Отдуваются они.
Лишь дымки бегут по полю,
Словно юркие вьюны.
И от этой
Славной свалки
Очень вёдро на душе!
Мокнет пугало на палке,
Мокнет сено на меже!
Вертит голову подсолнух,
Что за чудо!
Что за черт!
Было сухо,
Было солнце —
Вдруг за шиворот течет.
Но арбузы —
Кверху пузом,
Им и сырость нипочем.
И накроются арбузы
После ливня
                лопухом.
 

Сосульки

 
Взяла весна у неба визу,
С утра высокость облаков.
Вцепилась в волосы карнизу
Сосулек белая морковь.
Сосульки плакали от злости
За то, что дни их сочтены,
За то, что все они как гости
Здоровьем пышущей весны.
Весна снимает белый свитер,
Сбивает иней наповал…
Сосулькам слезы ветер вытер
И в мокрый нос поцеловал.
Всю ночь дышал морозец терпкий,
Сосулькам снилась порошà.
Они висели, будто серьги
У крыши в шиферных ушах.
И забывали постепенно
Про талость ветреной земли…
А утром, чтоб не мокли стены,
Их шалыжиной согребли.
 

Оттепель

 
Оттепель…
Мне сразу чудится
Западного ветра щека.
Оттепель идет по улицам
Тала, теплоглаза, мягка.
Спрятала весну за пазухой.
В окнах лучевая повитель.
Приторным, морковным запахом
В губы задышал апрель.
Оттепель,
Моя хорошая,
Малость поиграй со мной.
Сколько еще зим не прожито,
Сколько уже весен за спиной.
В песне, разговоре, шепоте
С холодностью жил я в неладах,
Я хочу, чтоб всюду оттепель
Таяла в моих следах!
 

Реки

 
Ну, конечно, с жизнью не играют,
От игры – мурашки по спине…
Даже реки русло выбирают
Где положе, глаже и вольней.
У реки всего одна дорога,
Никаких обочин по бокам,
Балабонь от самого порога
И до моря синего пока…
Но бывает – реки колобродят,
Ледовой разламывают плен,
И босыми на берег выходят,
И целуют вербы до колен.
На приколах бьются плоскодонки,
Носят волны брызги на рогах…
А потом для большего удобства
Реки снова входят в берега.
Трутся тихо щеками о камни,
Смирных рыб пугают острогой,
И текут, играя желваками,
В пиджаках зеленых берегов.
И растет над реками капуста,
И шумят цветистые луга…
Не хочу изысканного русла,
Не хочу вложиться в берега!
 

«Неужели деревья не пишут стихи…»

 
Неужели деревья не пишут стихи?..
Я вхожу в этот мир шелестящего зова.
Караулит калина на руках лепестки,
И роняют осины зеленое слово.
 
 
Голубая спираль окаймляет стволы.
Сколько песен в ветвях соловьями напето!
Просыхает роса… и под листьями ив
Мелодичные струны высокого ветра.
 
 
У деревьев слова сокровенней людских,
Потому что деревья немногое просят.
Им весною роса обливает листы,
И прожектором зорь ослепляет их осень.
 
 
И деревья поют и тоскуют в тиши,
Человечеству дарят второе дыхание…
Хорошо бы подслушать деревьев стихи
И поведать бы людям об этом стихами.
 

Просека

 
Спустился на ночь в просеку туман,
Шершавый ветер кланяется в ноги,
Я от широких просек – без ума,
Они выводят из лесу к дороге.
Блестит роса на лысинах пеньков,
Упали с листьев солнечные блики.
И я идти сумею далеко,
Глядясь в глаза лукавой ежевики.
У просеки чудес хоть отбавляй:
То сосчитает молодость кукушка,
То белый дождик выйдет из полян,
А то березка спляшет на опушке.
Ложится тень от каждого ствола,
Но продолжает просека лучиться.
Она всегда прямая, как стрела,
А без нее нетрудно заблудиться.
Как тяжело бывает одному
Низать на нос и руки паутину,
Глазами косо щупать полутьму,
Когда мурашки рыщут во всю спину.
Ни окрика,
Ни эха,
Ни души:
А солнце застят трепетные ветки.
Но даже в самой сумрачной глуши
Напомнит просека о человеке.
 

Моя любовь

 
А что ты любишь? Если спросят,
Мне можно столько перечесть —
Не хватит листьев, ждущих осень,
Не то что пальцев на руке.
 
 
Я назову свою деревню,
Где, только памятью коснись,
Мои ровесники-деревья
Облокотились на карниз.
 
 
Я назову улыбку мамы,
И, улыбаясь, вспомню сам
О том, как пу́гала, шаманя,
Ее пугают по ночам.
 
 
В природе я люблю везучесть,
Когда на жесткую жару
Выдаивает небо тучу
И дождик бьет, как по ведру!
 
 
Я назову лучистость просек
И горизонта каждый штрих…
Кого ты любишь?
Если спросят,
Скажу:
Россию, во-первы́х!
 

Шепчутся девчонки

 
Листопады осень телешат,
Щеки окон в лунной повители…
Губы в губы, приторно дыша,
Шепчутся девчонки на постели.
 
 
Колобродит в девочках любовь,
Тянет их в сердечную стихию.
Так на песню тянется слепой,
Так к рассвету тянутся глухие.
 
 
Чуть вздыхает сонная кровать,
«Ходики» танцуют неустанно.
И никак не хочется скрывать
Первые нечаянные тайны.
 
 
Эти тайны – взгляд исподтишка,
Эти тайны – встречи у калитки,
То к девчонкам просится тоска,
То воркуют радости излишки.
 
 
Ах, девчонки!
Слушайте меня!
Вы одно друг другу не сказали,
Как ночами мешкают, томясь,
Мальчики с открытыми глазами.
 
 
Как они мечтательны вдвойне!
И от них зависит, в самом деле, —
Долго ли в обнимку
                              при луне
Девочкам шептаться на постели.
 

День прощания

 
День прощения обид,
День прощания…
Все раскаянье мое – наголî.
Не вводи меня, любовь, в искушение,
Как прощение просить тяжело!
Если б я тому виной, одинешенек,
Если б не было еще чьих-то губ,
Я б упал к твоим ногам как подкошенный
И слова бы растерял на снегу…
Разве снова все начать?
Разве набело?
Да была ли мне к лицу похвала,
Мало верила в меня,
Много нравилась
И единственным своим не звала.
От обиды начал я пересмешничать,
Как доспехами, обидой звеня,
И свою вину с твоей перемешивать,
И своей виной тебя обвинять.
А ночами, по-отчаянному мешкая,
Перед сердцем в неоплатном долгу,
Приходил я и твой профиль насмешливый
Под твоим окном писал на снегу.
Снизошло тебе на грудь обольщение
И иссякло, как вода на весле,
Мне не ждать былой мечты воскрешения,
Я распял ее со зла по земле.
Замела ее метель непорочная.
Отпоют ее весной соловьи…
Ах, бедовая моя,
Ах, нарочная!
Я прощаю тебе муки свои.
Самому себе даю обещание:
Не задеть тебя ничем невзначай…
День прощения обид,
День прощания!
Ты прости меня в себе
И прощай.
 

Тряпичник

 
Буду я неторопким тряпичником,
Буду всем коробейникам сват.
Буду ветошью желоб напичкивать
И кобылу кормилицей звать.
На телеге большой и веселой,
Под свистки ошалелой чеки
Я поеду по песенным селам
Продавать молодухам платки.
Буду ехать по улицам шагом,
У тесовых ворот голосить,
И старухи, закутавшись в шали,
Будут тряпки ко мне выносить.
Будут бегать за мной ребятишки,
Синяки на ногах наживать.
Будут прятать от мужа под мышки
Молодухи
             мои кружева.
От товарок отвялившись шумных,
Я направлю кобылу в ковыль,
Заночую на дальних загумнах
У веселой, бедовой вдовы.
Встану утром счастливый и нищий,
Ей спасибо промолвлю за соль
И пойду, помахав кнутовищем, —
Настоящий тряпичный король!
 

«Под белой бессонницей яблонь…»

 
Под белой бессонницей яблонь
Наполнены небом зрачки.
Босая беспечно стояла,
В ладони ловя лепестки.
Глядела сквозь веточки пальцев,
Лицо от любви хороня.
Хотела дразниться и зваться
И сыпала смехом в меня.
Бежала, траву приминая,
Глазами звала за собой,
В зеленое марево мая
Вплеталась веселой косой.
Крылатому эху родня ли?
Сестра ли лукавым лучам?
Запыхавшись, руки роняла
На плечи мои сгоряча.
И губы твои, как крапива,
Меня обжигали, немя.
И мигом, и мифом, и миром
Была ты одна для меня.
 

Сестренкам

 
Сестренки мои, касатки!
Разлука пошла мне впрок.
Мне так захотелось ласки
И огненных ваших щек.
Я вас обижал нередко,
А нынче не тот азарт.
И платьица ваши в клетку
Маячат в моих глазах.
И только прикрою веки,
Как в дреме, мечте и сне
Зрачками лесной ежевики
Вы смотрите в душу мне.
Не красного слова ради
Мне нравятся больше всех
Славянские ваши пряди,
Ручьистый веселый смех…
Вы помните:
Осень, в среду,
Доверчиво семеня,
Вы шли на районный грейдер
Вдвоем провожать меня.
Несли вы мои пожитки,
И с легкой вашей руки
Понес меня грейдер жизнью,
Как льдинку большой реки.
Бывало мне плохо очень,
Но, бîльшую боль познав,
Я все же не знаю обочин
И сытую грязь канав.
Теперь я живу, как надо,
Одно бы у вас попросил:
Любите, сестренки, маму
Нежнее, чем я любил…
Давно ли у вас веснило,
Капелями март голосил?
А солнце, наверно, смесило
Такую чудесную синь!
Мне некогда ехать в гости,
Я занят сейчас как раз.
Пускай за меня сегодня
Весна расцелует вас!
 

Кляксы

 
Ой первоклашки, первоклашки!
Мне ваши годы не вернуть.
Как я хотел бы промокашкой
В тетрадке кляксу промокнуть.
Я кляксы делать не умею,
Уже от этого урос,
Но я запомнил как примету,
Что в кляксах что-то есть от звезд.
Я сам давал когда-то маху,
Мне так любилась та пора,
Когда чернила на бумагу,
Как звезды, сыпались с пера…
Ой первоклашки, первоклашки!
Как вы, бывает, разозлясь,
Грызете угол промокашки
И даже плачете от клякс.
Но все ж не надо удивляться,
Что мне на радость иногда
Глубокой ночью снится клякса —
Моя счастливая звезда!
 

Зовите зеленой жизнь!

 
И скуку зовут зеленой —
Эпитет совсем соленый,
Ведь скука не пахла сроду
Зеленой ноздрей соломы.
От скуки не может осень
Зеленым платком шуметь.
Я зол, как дожди, на осень,
На скуку, тоску и смерть…
Зеленые дужки радуг
Встают из зеленой ржи.
И небу с землей не надо
Уже оставлять межи.
Пускай зеленеют весны!
Пускай по утрам всегда
Танцуют лучи, как блесны,
В зеленых глазах пруда.
Пускай на подмятых травах
Любовь зеленит колени.
Пускай вплетает в дубравы
Апрель зеленые ленты.
Пускай, зарываясь в сено,
Стыдливо шамшат дожди…
 
 
Тоску называйте серой.
Зовите зеленой жизнь!
 

«Кто-то говорил…»

 
Кто-то говорил,
Что нужно проще
Жить,
Не гомониться, не дрожать…
Я иду по жизни,
Как по роще
Молодого, хлесткого дождя.
Жизнь со мной стремится не поладить,
В перемет берет
И в переплет,
То ладошкой мизерной погладит,
То наотмашь
Градом рубанет.
Так и надо, Жизнь,
мне, так и надо,
Бей меня,
Забрасывай уду,
Все равно,
Заверчен до упаду,
Я орлом,
Не решкой упаду.
Пусть мне много выпадет на долю,
Не желаю участи иной,
Только б солнца —
Полные ладони,
Если ж град —
С кулак величиной.
А придется с жизнью распроститься,
Пусть тогда в полуночную грусть
Не звездой падучей,
А зарницей
Я в полнеба людям улыбнусь.
 

«Подули ветры верховые…»

 
Подули ветры верховые,
Листва по берегу – вразброс…
Как все живущие в России,
Веду я род свой от берез.
 
 
Не одиноких, не плакучих…
Но надо мною с детских дней
Шумят березовые кущи,
Как совесть Родины моей.
 
 
Когда метельный зимний вечер
Встает над русской стороной,
Березы затевают сечу
С неумолимою зимой.
 
 
И, отряхнувши сны седые
И раскалившись добела,
На все края мои родные
Звонят берез колокола.
 
 
И в этом звоне колокольном
Я сердцем слышу их наказ:
Живи безудержно и вольно,
Ни перед кем не пряча глаз,
 
 
Но если холодом повеет
И грянет гром над головой,—
То перед Родиной своею
Ты встань, как лист перед травой.
 

Околица

 
От гульбы, от долгих песнопений
Возвращусь в родную колею,
Лету на зеленые колени
Положу головушку свою.
 
 
И оно мне с нежностью великой
Поднесет малиновый настой
И прикроет веки повиликой,
И омочит волосы росой.
 
 
И чтоб снам таинственным присниться,
Чтоб меня прохладой не вспугнуть,
Золотого жара медуницы
Мне насыплет вечером на грудь.
 
 
Я усну, как в омуте, глубоко,
И меня, забытого в траве,
За глаза просватает сорока
Молодой волнительной вдове.
 
 
Я не ждал от родины иного.
И, когда вернусь из забытья,
Прошепчу я лиственное слово
Про тебя, околица моя.
 
 
Потому что с отческой любовью
В целом свете можешь только ты
Положить мне землю в изголовье
И к ногам медвяные цветы.
 
 
Потому-то, смладу торопливый,
От напастей разных и от бед
Я лечу на зов твой терпеливый,
Как шальная бабочка на свет!
 

Вербохлест

 
Далеки от меня сентябри,
Лебединая грусть нипочем.
На затылке – папаха зари
И секира луны – за плечом.
 
 
Да озерный мой смех по полям,
Да осоковый сон на ветру.
И черемухи в косах полян
Расцвели для меня поутру.
 
 
Далеки от меня сентябри
И капели оттаявших звезд.
У меня хороводит в крови
Гулевой шумовой вербохлест.
 
 
И улыбка его молода,
И слова у него горячи,
И в его уходящих следах
Тишину караулят ключи.
 
 
Покоримся же первой любви!
Нас помолвила с ним не беда.
Далеки от меня сентябри,
Далеки от него холода.
 
 
И пускай от расцветших полян
До высоких заманчивых звезд
Мои песни несет по полям
Гулевой шумовой вербохлест!
 

«Все мы ищем Родины начало…»

Песни, песни, о чем вы

кричите?

С. Есенин

 
Все мы ищем Родины начало…
С ранних лет мне на сердце легло:
Сколько песня русская кричала,
Сколько сказка проклинала зло!
 
 
В песнях все летучая тоска,
В сказках все цари да лиходеи.
И судьба, как песня, коротка —
Так, что и глаза бы не глядели.
 
 
Но глядели, видимо, глаза,
И слагались чудные мотивы —
Как ходила пî небу гроза,
Как разила сосенки да ивы.
 
 
Бедный люд, кого же ты винил,
На кого ты сердцем распалялся?
Белый свет любому сердцу мил,
Если бы он белым оставался.
 
 
Если бы невзгоды и нужда
Смолоду на шее не висели,
Каждый безбоязненно тогда
Смог бы проповедовать веселье.
 
 
Но веселье в злачных кабаках
Невысоко голову держало.
И лежала русская держава —
Вся и сплошь в Иванах-дураках…
 

Полночный снегопад

 
Видимо-невидимо, слыхано-неслыхано —
Валит снег на улицы города Москвы,
И поземка поздняя вяжет, будто лыками,
Будто на ночь путает по ногам мосты.
 
 
Вся Москва как в озеро тихое опущена,
Снег летит-слетается на фонарный свет,
Осеняет вечностью бронзового Пушкина,
Может быть, о нянюшке думает поэт.
 
 
В эту пору снежную поневоле вспомнится
Про житье в бревенчатых четырех стенах,
Утренние запахи в запустелой горнице,
Веники окладистые в продувных сенях.
 
 
Но как в полночь зимнюю выпадет погодушка,
Заровняет впадины, кочки и углы,—
Что Москва-боярыня, что деревня-вдовушка —
И в речах рассыпчаты, и лицом белы.
 
 
Если б я знахарствовал красоте во здравицу,
Если б тайну вечности знал я наизусть,
Я Москву оставил бы спящею красавицей,
Положив ей в голову пуховую Русь.
 
 
Пусть такое нравится далеко не всякому,
А житье хреновое в сущности у всех,
Что в селе, что в городе – всюду одинаково
Валит по пословице на голову снег.
 

Чистые четверти

1

 
Снова конец ненастьям,
Свадьбам седой пурги.
Мне отпускают счастье
Чистые четверги.
 
 
Мало я в жизни делал,
В мыслях не утаю.
Счастлив, что зла не ведал
В яблоневом краю.
 
 
Были такие встречи —
Чудные, впопыхах!..
И отражался вечер
В бархатных лопухах.
 
 
Помню ресниц небрежность,
Теплый упрек руки…
Мне подарили нежность
Чистые четверги.
 
 
Май отворил калитку
Синей весне степей,
Я припадал к напитку
Вольных ее речей.
 
 
Солнце на крыше кликал,
Руки тянул к лучу,
С первым скворцом линдикал
Пляшущему ручью.
 
 
В жизни один есть выбор —
Родину береги!..
Светлое вам спасибо,
Чистые четверги.
 

2

 
Роса рябая на крыльцо
Легла, ознобная и спорая.
И красноблещущим яйцом
Снеслась заря золотоперая.
Я снова в чистом четверге
На светлом празднестве перуновом,
Как дикий селезень в реке,
Омылся влагою полудовой,
Чтоб каждый день и круглый год —
Не суета и не прикованность —
Брала в бурливый оборот
Меня воинственная молодость.
Чтоб мне не плакалось в пурге,
А в сушь не парилось колодиной!
Я снова в чистом четверге
Любуюсь утреннею родиной.
Она меня, чтоб пуще рос,
Чтоб рано душу не разбаловал,
В ребячий праздник вербохлест
Порола веткой красноталовой.
Я жил, случалось, налегке,
Но никогда не плавал в подлостях.
И снова в чистом четверге,
И снова чист душой и в помыслах.
Пускай в любви не взял я верх,
Печаль годами перемелется.
А после дождика в четверг
Любовь, быть может, переменится.
Сподоблюсь селезню в реке,
Траве и облаку лобастому.
Я снова в чистом четверге
Земле и небу благодарствую!
 

«Не занимать ума и силы…»

 
Не занимать ума и силы,
Не зрить разбег чужой судьбы,
Занять бы горести осины,
Занять бы робости вербы.
 
 
Чтоб ради шелеста простого,
Захороня навеки злость,
Взамен оставленное слово
Средь веток тонких прижилось.
 
 
Чтоб жизнь текла и совершалась
В неиссякаемой тиши
И чтоб душа не отрекалась,
Не отрекалась от души.
 

Июль-сенозорник

 
Мягко стелет июль-сенозорник,
Сладко спать, а вставать тяжелей.
Пахнет медом увянувший донник,
Звонкий зной не уходит с полей.
 
 
Благодатна ты, лета макушка,
Ни с какою порой не сравнить.
За рекою охрипла кукушка,
Перепутала девичьи дни.
 
 
Оглянуться едва успеваю,
Возмужание чувствую сам,
Словно я, молодой, поспеваю,
Созреваю по дням и часам.
 
 
Мне не выскажут даже упрека,
Что в стоячие воды гляжу,
Не мечтаю уехать далеко,
По березовым рощам брожу.
 
 
И хоть я не речист, не прозорлив
И минувшие дни не хвалю, —
Как медовый июль-сенозорник,
Чью-то душу добром наделю.
 

«За сеном…»

 
За сеном!
За сеном
В лесные отроги,
Прогретая солнцем, скликает страда.
Под танец копыт
На забытой дороге
Усталые ребра разводит арба.
 
 
За сеном!
За сеном,
Полянным и сочным,
Там землю не взрыл торопливый распах.
За солнцем,
За криком,
За смехом сорочьим,
За бисером пота на красных плечах.
 
 
За сеном!
За сеном,
За самым едовым!
И донник подкошенный вянет в валках…
Недаром же косы
Блаженным коровам
Вещуют утрами ручьи молока.
 

Леший

 
Бедный леший, царь лесов опальный,
Где нашел ты в старости привет,
Что свой лик дремучий и печальный
Ты не кажешь более на свет?
 
 
Затаил в глуши свою обитель
И, презренный в мнении молвы,
Зол на всех, кто так тебя обидел,
Рвешь листву с постылой головы.
 
 
Не желая времени сдаваться,
За кольцом оставленных границ
Ты ли это в бешеном злорадстве
Разогнал всех зайцев и лисиц?
 
 
Не воротишь быт свой изначальный,
Колченогий слабый чародей.
Не один ты, старый и опальный,
Бестолково злишься на людей.
 
 
Может быть, я все преувеличил,
Это все напраслина и ложь.
Где-то мирно служишь ты лесничим,
Свой участок будто бережешь.
 
 
И уже, за временем вдогонку,
Позабыв превратности судьбы,
За бутыль вонючей самогонки
Загоняешь сосны и дубы.
 
 
А бабенки сельские уныло,
О своем утраченном скорбя,
За твою негаснущую силу
Кличут лешим издавна тебя…
 

Письмо из дому

 
Старые люди, малые дети,
Как вы в глуши пережили метели,
Долгою ночью при ламповом свете
Все обсудили, всех пожалели?
 
 
Вспомнили близких, дальних – тем паче…
В щели дверные набилась полова.
Сестрам на радость в холод собачий
В белую ночь отелилась корова.
 
 
Теплый теленок долго елозил,
На ноги встать еще не было силы…
Утром почтарка вместе с морозом
В дом принесла фотографию сына.
 
 
Не находили сло́ва и места,
Снова рядили, снова жалели,
Вставили в рамку рядом с невестой
И прописали – все, как умели:
 
 
«Здравствуй, сыночек белоголовый!
Что же ты пишешь нам самую малость?
Мы, слава богу, живы-здоровы,
Нынче коровка у нас опросталась,
 
 
Как похудел ты – кожа да кости!
В чем ты нуждаешься – выскажи прямо.
Ну, до свидания! Ждем тебя в гости!
Крепко целуем!
Папа и мама».
 

Родичам

 
Простите меня за садовую голову,
Я часто спешу и пишу невпопад,
А ваши сердца цепенеют от холоду,
Что кто-то из вас за меня виноват.
 
 
За то, что один я, а вы как-то рядышком,
Я греюсь у пара, а вы у огня,
И вам даже стало ни капли не радостно,
Что крыша уже не течет без меня.
 
 
Зачем я расстался с натопленной хатою?
Затем, чтобы грустно судили дворы,
Как целую ночь с отпускными солдатами
Невеста стоит у заветной ветлы?
 
 
Махните рукою. И духом не падайте,
Не вы опорочите юность ее.
А лучше меня благодушно порадуйте
Хорошею вестью про ваше житье.
 
 
Пришлите мне меду последнего с пасеки
И яблок анисовых несколько штук,
Я ими полакомлюсь в светлые праздники
И вам обстоятельно все пропишу.
 
 
Про то, да про се, да про участь веселую…
И вы, как обычно, в прощеные дни
Простите меня за садовую голову
На тихом совете крестьянской родни.
 

«Я родился с серебряной ложкой во рту…»

 
Я родился с серебряной ложкой во рту,
Уверяют соседи меня вразнобой:
Оглашенный мой крик слышен был за версту,
И талы закачались над полой водой.
 
 
Улыбалась мне мать из-под теплой руки,
Ею хвастался дед как снохой дорогой.
И качали отца моего мужики
За лихой, огневой, голубой самогон!
 
 
Только кто-то не пил на веселом пиру,
Только кто-то в свой рот даже рюмки не брал.
И в семнадцатый март на промозглом ветру
Потому, может, голос я свой потерял.
 
 
Не успел я потешить ни мать, ни отца.
Не допел, не доставил на свадьбах весны
Ни купца-молодца, казака-удальца,
Ни разбойничьи те расписные челны.
 
 
В просторечии нашем – я просто охрип.
И не то чтобы петь вечера напролет —
Я стесняюсь при всех горячо говорить,
Опозорить боюсь старый песенный род.
 
 
Что же делать теперь? Я молчать не могу,
Не хочу, не хочу в рот воды набирать.
Даже косы поют на рассветном лугу,
Даже травы, упав, не хотят умирать…
 
 
Все равно буду петь о раскосых дождях,
О глазах зазывных хуторских молодиц.
Будут зори расти, как хлебы на дрожжах,
Будут звезды лететь на покатый карниз.
 
 
Покорятся слова и мелодия мне,
Ведь недаром тогда, не с тяжелой руки,
Улыбалась мне мать наяву и во сне
И качали отца моего мужики!