Текст книги "Дом, который сумасшедший"
Автор книги: Василий Лобов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Железный Бастион двадцать первого яруса на самом деле был зеркальный, и в нем, сияя всеми своими огнями, отражалась Великая Мечта, которая от этого отражения была еще более Великой Мечтою. Вечная песня радости нашей бесповоротной победы над дикостью ядовитой окружающей Наш Общий Дом среды была тут особенно радостной.
Братец Принцесса прильнула к глазку – одному из множества расположенных на разных уровнях по всему Железному Бастиону, возле которого никого, кроме нас да наших радостных отражений, не было.
– Луна, все видно…
Я последовал его примеру. И увидел эту самую луну, которая большущим фонарем висела, вроде бы и на самом деле ни на чем не держась, прямо на потолке окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды.
– Полнолуние, – прошептала что-то очень за гадочное братец Принцесса. – Смотри, ка красиво…
А я даже не смог спросить, что означает слова «полнолуние» – в горле у меня все пересохло, a глаза, напротив, отчего-то стали влажными. Я не отрываясь смотрел на луну, и мне представлялось, что она едет по потолку, словно автомобиль по асфальту, то и дело ныряя в полупрозрачный шлейф выхлопных газов. Ныряя и выныривая. И это было действительно красиво…
У меня закружилась корона.
А братец Принцесса сказала:
– Звезды, ты видишь звезды? Вот эти маленькие сияющие камешки. Смотри на звезды…
А я и сам уже смотрел на сияющие камешки, похожие на маленькие лампочки, которые были развешаны в полном беспорядке по всему потолку того, что находилось за Железным Бастионом. Моя корона кружилась все сильнее…
– А прямо перед нами – деревья.
Я перевел взгляд на деревья, которые торчали из пола в нескольких десятках метров от Железного Бастиона не с моей, а с той, враждебной стороны, где меня не было, а была только враждебная всему живому ядовитая окружающая среда, и от небратцевского беспорядка, мною увиденного, мне стало совсем плохо.
– Когда за Железным Бастионом ночь, – продолжала говорить братец Принцесса, – почти все краски там гаснут, но даже сейчас ты видишь не только черный и белый цвет.
– Иллюзии, прошептал я. – Вражеские галлюцинации…
– Посмотри на небо.
– Куда?
– Вверх, туда, где звезды. Небо – темно-синее, луна – бледно-желтая. Завтра, когда ты выйдешь туда при свете дня, увидишь, что небо – голубое, трава и листья деревьев – зеленые… Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
Мои ноги еле держали тело братца Пилата III, он закрыл глаза и молча кивнул.
– К этому нужно привыкнуть, там слишком красиво, – сказала братец Принцесса.
– Иллюзии, – проскрипел я сквозь зубы. – Ядовитые испарения проникают к нам через глазки. Вот я и отравился…
Он нежно коснулась нежной ладонью моей щеки.
– Бедненький мой Пилатик… Не ядовитые испарения к нам проникают, а красота, чуть-чуть. Открой глаза.
Я открыл. Глаза братца Принцессы были возле моих. Наши глаза были совсем рядом с глазком в Железном Бастионе. Глаза братца Принцессы были странными: не серыми, как обычно, а почти того же цвета, что и потолок окружающей среды рядом с луной, и в них я видел все то, что видел тут, но главное – там, за Железным Бастионом.
– Ну, видишь?
– Вижу, – выдавилось из меня.
– Ты видишь мою душу. Я вижу твою. Видишь, там тоже есть небо, луна и звезды, там тоже есть свой Железный Бастион, даже свой Сам Братец Президент и Белый Полковник там есть… Все вокруг – только отражение наших душ. Мы свободны и счастливы, когда в наших душах нет Железного Бастиона…
Тут мои ноги совсем отказались держать тело братца Пилата III на ногах, и я осел всем своим телом прямо на пол Великой Мечты Нашего Дома.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Всю дорогу в спецлифте наверх братец Принцесса рассказывала мне о жизни на двадцать первом ярусе, я молча слушал, все еще находясь в состоянии некоторого отравления, и не переставал удивляться слышимому. Когда в холле отеля «Черное яблоко» он на прощание пожала мне руку, я, сам того не очень желая, подумал и сказал:
– Принцесса, братец Белый Полковник приказал мне бороться с твоими причудами, но сейчас я скажу тебе только то, что думаю сам, причем своим умом. Принцесса, ты действительно… Понимаешь, тебе только кажется. Только кажется – и все. Вот. На меня самого иногда это тоже находит, я тебе уже говорил. По утрам. И когда мне кажется, в мой странный желудок приходят разные странные мысли, я гоню их прочь, я всеми силами им сопротивляюсь. Потому что нельзя не сопротивляться. Ну вот, давай с тобой здраво разберемся: что же все-таки лучше – когда кажется что-то или когда так и есть на самом деле. Если мне кажется – значит, я сошел с ума. Если мне это не кажется – сошли с ума все остальные в Нашем Доме. Что же лучше? Лучше, если сошел с ума только я… Если мне не кажется, что я не очень счастлив, если на самом деле я несчастлив, тогда просто нужно взять веревку, привязать ее в дворцовом кабинете к крюку бачка и повеситься…
Братец Принцесса не дала мне договорить, он прижалась ко мне всем своим маленьким, теплым и нежным телом и прошептала:
– Я люблю тебя, Пилатик…
– Как… люблю? – растерялся я.
– Глупенький, ах какой же ты все же глупенький… – Он заглянула в мои глаза – мне показалось, что я снова увидел в его глазах то, что располагается за Железным Бастионом, – поцеловала в губы и, оттолкнув меня, побежала в свои апартаменты.
А я вдруг понял, что он хотела сказать, когда сказала то, что сказала.
Несколько минут я стоял посреди холла в полнейшей растерянности. «Люблю, люблю, люблю…» – звучало в моих ушах. Мне очень хотелось броситься вслед за братцем Принцессой. За братцем Принцессой мне хотелось броситься очень… За братцем Принцессой? Ты что это себе позволяешь, а, братец Пилат III, рявкнул я сам на себя, ведь это не просто братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, – братец в двадцатиоднозубой короне! Братец Принцесса!! Сынок Самого Братца Президента!!! И все равно братец, которая меня любит и которая, можно не сомневаться, меня сейчас ждет… Ждет, в тоске размышлял мой ум, но ведь он не просто братец – братец Принцесса! Вон сколько зубьев в его короне! Столько же, сколько в короне Самого Братца Президента, которая на Самом Братце Президенте, дай ему Сам Братец Президент здоровья! Как же я туда пойду, если он мне этого не приказывала?! И как же я туда не пойду, если он меня ждет?! Ждет такая корона!!! Но ведь он ничего такого мне не приказывала…
Если бы я мог разорваться на две половины, я бы немедленно разорвался, и одна моя половина пошла бы к братцу Принцессе, а другая осталась бы в холле. Но разорваться я, как ни пытался, не мог несмотря на то, что меня всего так и разрывало, так и разрывало, и поэтому решил: пойду туда, куда меня понесут ноги. Ноги понесли меня в ближайшую забегаловку, и братец Пилат III пошел в ближайшую забегаловку.
В ближайшей забегаловке, куда я пошел после того, как меня понесли в ближайшую забегаловку ноги, я выпил ртом два бокала божественного нектара, заказал третий, но пить не стал, а направил себя искать какой-нибудь другой отель, но только не «Черное яблоко», где меня разрывало. Идти в свой шикарный дворец по причине воспоминаний о братце Моне Лизе мне почему-то не хотелось.
Дежурный администратор отеля «Блаженство за три монеты» дремал за пластмассовой перегородкой. Я громко кашлянул. Он посмотрел на меня осоловевше-счастливыми глазами и проснулся.
– Мне нужны апартаменты, – сказал я.
– А мне нужны деньги, – сказал он.
– Деньги у меня есть, – сказал я.
– А у меня есть апартаменты, – сказал он.
– Может, сдашь мне апартаменты за деньги? – спросил я.
– Надолго? – спросил он.
– На ночь, – сказал я.
Он немного подумал, приметил на моей груди две медали, проснулся окончательно и сказал:
– Орденоносцам и медалистам у нас без очереди.
– Вот и хорошо, – подумал вслух я.
– Придется тебе, братец медалист, подождать, пока образуется очередь. Нарушать инструкцию не имею права, сам знаешь, – не то сказал, не то подумал вслух он.
Я вытащил из потайного кармана пятнадцатизубовик, который тут же бросил на стойку. Братец дежурный администратор поднял его со стойки и положил себе в потайной карман. После того, как он положил пятнадцатизубовик себе в потайной карман, он вышел из-за стойки, встал в очередь впереди меня, пропустил меня без очереди вперед, вернулся за стойку и сказал:
– Тебе, братец медалист, апартаменты с непорядочной шлюхой или без?
– Лучше – без.
– В нашем отеле все апартаменты с непорядочными шлюхами.
– Давай с непорядочной.
– Платить придется за трое суток, на меньший срок не сдаем.
– Хорошо.
Я протянул ему три девятизубовика. Он вытащил из сейфа толстую тетрадь, сорвал с нее печать вписал в страницы мою прописку и кличку.
– Двадцать первая комната, – сказал братец дежурный администратор с осоловевше-счаствыми глазами.
А я вдруг вспомнил братца Принцессу в его двадцатиоднозубой короне. Мой ум зачем-то зашел за мой здравый разум, и мне стало казаться. Мне стало казаться, что мы идем с ним по синей иллюзии ядовитой окружающей среды без скафандров... Но уже через секунду мой ум вышел из-за моего разума, и я увидел коридор, а в нем – вышедшую меня встречать непорядочную шлюху. Я подошел нему и обнял за плечи.
Он хохотнула и сказала:
– Ласковый!
И чмокнула меня в щеку, обдав шикарным зап хом дешевых духов и губной помады. Я прижал себе непорядочную шлюху крепче. Он застонала:
– Ла-а-с-ковый…
Когда мы вошли в апартаменты, я сел на к вать, которая была в апартаментах, где кроме кр вати и стула в апартаментах ничего больше не был Он остановилась около стула.
– Как твоя кличка? – спросил я.
– Непорядочная шлюха Инфанта.
Я не знал, что говорить, и поэтому молчал.
– Ну так что, раздеваться? – через минул спросила непорядочная шлюха Инфанта.
– Как хочешь.
Он пожала своими плечами и сбросила с себя свое полосатое платье. Чулки на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную, полоски подвязки на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную полоску, трусики на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную полоску. Братец непорядочная шлюха Инфанта была очень похожа на наш родной вполне порядочный домовой флаг.
Чтобы больше не было порнографии, я отвернулся к окну. Почему-то снова вспомнил иллюзии увиденные за Железным Бастионом, и к моему горлу подкатил ком тошноты… В окне была белая ночь, а на окне кривилась моя собственная чем-то недовольная, хотя и безмерно счастливая черная физиономия, увенчанная шикарной девятизубой короной.
– Чулки и подвязки снимать?
– Выключи свет.
Он щелкнула выключателем, а я, не поворачивая к нему лицо, зачем-то сказал:
– Сегодня я видел то, что находится за Жел«зным Бастионом.
Он оживилась:
– О! Ты выходящий?! Ты бываешь в ядовитой окружающей среде?! Что-нибудь принес? Угостишь?
Я достал из кармана тщательно завернутую целлофан фейхоа, которую так и не отдал братцу Принцессе.
– Возьми.
– О! – воскликнула он, непорядочная шлюха Инфанта, и спрятала фейхоа за щеку.
– Нет, за Железным Бастионом я не был ни пазу. Я смотрел туда через глазок. Там очень красиво оттуда сюда чуть-чуть проникает красота…
Он фыркнула и села рядом, прижавшись горячим бедром к моей опущенной на кровать руке.
– Говорят, воздух ядовитой окружающей среды вовсе не ядовитый.
– Шкажешь! – шепеляво заметила братец непорядочная шлюха.
А мне вдруг захотелось убедить его в том, в чем еще совсем недавно пыталась убедить меня братец Принцесса.
– Да. Говорят, воздух там даже лучше, чем в Нашем Доме. Там, например, живут птицы, выкрашенные в разные не белые и не черные цвета. Птицы – это такие маленькие иллюзии, они могут летать, куда им вздумается…
– Шкажешь! – шепеляво возразила братец непорядочная шлюха Инфанта.
– Да! А потолок ядовитой окружающей среды почему-то зовется небом. По небу красиво стелются автомобильные выхлопные газы. А ночью, я сам видел, на потолке светит луна, которая днем называется «солнце». Ну, луна – это такой большой фонарь, но без столба, она ни на чем не держится. Просто висит…
Он отодвинула бедро от моей руки и пристально на меня посмотрела.
– Послушай-ка, братец, а ты, случайно, не псих?
Он вскочила с койки на ноги.
– То-то, я шмотрю, какой-то штранный, – быстро зашепелявила он. – Ты что, не знаешь, как нужно вести себя в отеле с непорядочными шлюхами? Ты должен войти в апартаменты и сказать: «Раздевайся!» А я должна спросить: «Чулки и подвязки шнимать?» А ты: «Конечно». А я: «Чтобы снять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты». А ты: «Школько?» А я: «Три девятизубовика». А ты: «Хорошо». А я: «Какая ты душечка!» Вот. Вон на стене инструкция висит, не видишь, что ли? И после этого мы обязаны всю ночь заниматься тем, чем обязаны, а не разговоры разговаривать. Так что, мотай отсюда, я всякую заразу даже за деньги подцеплять не собираюсь.
– Чем заниматься?! Трахаться?! – выкрикнул я.
– Это слово нехорошее, – заметила братец непорядочная шлюха Инфанта.
– Ну давай!
– Что?
– Раздевайся!
Он сильно повеселела и прошепелявила:
– Чулки и подвязки шнимать?
А я ответил:
– Конечно.
А он:
– Чтобы снять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты.
А я:
– Сколько?
А он:
– Три девятизубовика.
Я бросил ему деньги, он спрятала их за другую щеку.
– Какая ты душечка… Вообще-то это тоже не по правилам, – ворковала она во время снимания чулок, подвязок и всего прочего, – монеты ты должен был бы дать мне только перед самым своим уходом и никак не более двух девятизубовиков. А я бы тебе сказала: «Дерьмо!» А ты бы влепил мне пощечину. А я бы…
– Ты что, пришла сюда разговоры разговаривать? Забыла свои обязанности?
Он развеселилась совсем окончательно весело.
– Конечно, нет.
– Сейчас посмотрим, сейчас увидим. Что первым же делом ты обязана сделать, когда я уйду из отеля?
– Что?
– Ага! Не знаешь?!
Шкажешь! По правилам, сразу же после твоего ухода из отеля, я обязана пойти в ближайший участок Великой Ревизии и доложить дежурному ревизору обо всех наших с тобой разговорах, которые мы разговаривали.
– Вот именно. Конечно, ты не забудешь доложить и о том, что я тебе заливал в корону насчет ядовитой окружающей среды?
– Шкажешь…
– Правильно. Я общественный инспектор инструкций из братцевского всевидящего контроля, мне поручено проверить, как тут выполняют инструкции. Спецзадание, понятно?
Он захлопала наклеенными ресницами.
– Гони назад мне монеты!
Он растянула в улыбку белые губы и отдала мне все три девятизубовика.
– А теперь – ложись! – приказал я.
– Чтобы шнять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты, – чуть меньше шепелявя, пролепетала он.
– Фиг тебе в корону, а не монеты!
– Тогда что, одеваться?
– Как хочешь, братцевский контроль закончен.
Он стала одеваться… А перед моими глазами вдруг опять показалась братец Принцесса. Мне стало стыдно, окружающая среда меня знает почему. Мой желудок заполнился самыми разными мыслями.
Я разделся и лег под одеяло.
– Иди сюда, – попросил я братца непорядочную шлюху Инфанту.
– Так что, раздеться?
– Как хочешь.
– Чтобы шнять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты…
Я стиснул все свои зубы и отвернулся к стене. Минут через пять легла и он. Без чулок, подвязок и прочего. Уткнувшись губами мне в шею, он обняла руками меня за плечи.
Из темноты вышла братец Принцесса… Мы шли, обнявшись, в окружающей Наш Общий Дом ядовитой среде, на нас не было скафандров, и на плече у меня сидела маленькая пушистая птица.
– Ты весь дрожишь, прошептала братец Принцесса. – Тебе плохо?
– С тобой мне не может быть плохо, – ответил g я. – Я тебя люблю…
– Что такое «любовь»? А, любовь – это когда делают то же самое, но только не платят деньги?
Птица взмахнула крыльями и превратилась в горячую руку братца непорядочной шлюхи Инфанты.
– Ты что, собрался смыться, не заплатив?
– Нет.
– Зачем же ты тогда меня любишь? А… ты хочешь, чтобы я принадлежала только тебе. Знаешь, сколько это будет штоить? У тебя хватит денег?
– Да вытащи ты наконец из-за щеки фейхоа! Не поймешь, что бормочешь.
– Ну да, я вытащу, а ты штыришь. Нет уж… Так у тебя хватит денег, я спрашиваю?
– Я думаю, что любовь – это когда просто так, без денег.
– Ты псих?
– А без денег тебе с кем-нибудь было когда-нибудь хорошо?
Братец непорядочная шлюха Инфанта немного помолчала, потом всхлипнула и сказала:
– Знаешь, в детском доме у меня была кукла… Мне было с ней хорошо, просто так было, без денег… А однажды какой-то гадкий маленький братец оторвал ей руку. Мне было так больно, будто бы руку оторвали мне.
– Выходит, ты эту куклу любила.
– Правда? Любила?… Правда, выходит… Но я не хотела с ней делать это ни за деньги, ни бесплатно.
– Наверное, любовь – не только когда делают это.
– Знаешь, я не хочу, чтобы тебе оторвали руку…
– Тебе было бы меня жаль?
– Да, пожалуй… Знаешь, мне было бы тебя очень жаль. Ты – штранный. Штранно, это что же, я тебя тоже люблю?! Выходит, люблю… Штранно.
Он замолчала, а потом вдруг, почти не шепелявя, заявила:
– Да, пожалуй, я бы могла быть с тобой и бесплатно. Штранно… Выходит, я тебя люблю? На мгновение он отодвинулась. – Послушай, может, ты пудришь мне желудок? – Снова придвинулась. – Нет, не пудришь, пудрят не так, я тебе верю. Штранно… Но мне положено брать с тебя деньги за это, а как же мне их брать, если я тебя люблю? Штранно… Что же мне делать?
– Братец Инфанта, – сказал я, – давай будем делать то, за что ты должна брать с мем деньги, и тогда тебе не придется решать: брать или не брать. А монеты я оставлю, просто так, ни за что.
– Если ты оставишь мне монеты ни за чтоя значит, ты меня очень-очень любишь, так? Но если я тебя тоже очень-очень люблю, как же я с тебя их возьму? Как же я отпущу тебя, не сделав с тобой это? Ты ведь этого хочешь? Все братцы вceда хотят. И потом: мне нужно знать, как это будет бесплатно. С куклой я это не делала, ни за деньги, ни бесплатно… Почему ты дрожишь? Ты сказал, что со мной тебе не может быть плохо.
– Мне не плохо, нет, я… – повернулся к братцу непорядочной шлюхе Инфанте лицом. – Посмотри мне в глаза… Ну, что ты там видишь?
– Ничего. Тут очень темно.
– Вот и я ничего не вижу…
– Подожди… Штранно… Будто бы что-то оттуда да светит…
– Это – луна и звезды. Теперь я тоже вижд оказывается, только присмотреться надо… Это – ядовитая окружающая среда. И еще там есть Железный Бастион и Сам Братец Президент…
– Коронушка ты моя бедненькая…
– Ты думаешь, я сошел с ума? Нет, просто так говорят, я сам слышал, но пока не все понимаю Только сегодня, когда увидел иллюзии за Железным Бастионом, кое-что понял. И еще потом, когда…
– Когда?
– Ладно, давай спать.
– Нет. Хочешь половинку фейхоа? Так, бесплатно? – Он достала из-за щеки фейхоа, вытерл об одеяло и приложила к моим губам. – Если хочешь, ешь все…
Я откусил половину. Оставшуюся половину съела братец непорядочная шлюха Инфанта. Мы не много полежали молча. Потом он сказала:
– Обними меня крепко-крепко… Я хочу знал как это будет бесплатно. Ну… вот так… Знаешь, бесплатно это делать действительно гораздо пряятнее… Странно…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Странно… – сказала братец непорядочная шлюха Инфанта, с которой мы делали это на кровати в апартаментах отеля с непорядочными шлюхами «Блаженство за три монеты» бесплатно.
А когда это прошло, он спросила:
– Ты скоро ко мне еще придешь?
– Завтра я ухожу за Железный Бастион. Уже сегодня.
– Но ведь ты же вернешься!
– Да, вернусь.
– Я тебя люблю, я тебя буду ждать.
– Спи.
– Когда ты придешь?
– Скоро. Я обязательно приду к тебе скоро.
– Никогда мне не было так хорошо…
– Что тебе принести?
– Не знаю… Неважно, главное – ты приходи… Он уткнулась лицом мне в плечо и тихонечко засопела. Вдруг вздрогнула во сне – что ему там снилось?
А мне снилось, что я маленький братец. Во всех комнатах шикарного дворца, по которым я шел, сидели на ночных горшках маленькие братцы, делая то, что очень хотелось сделать мне, но только в полном одиночестве. Я переходил из комнаты в комнату, из комнаты в комнату, у меня не было больше сил терпеть, и все же я никак не мог заставить себя расстегнуть штанишки. Мне было чего-то стыдно. Наконец, как-то мгновенно превратившись во взрослого братца, я вышел на площадь. На площади, тут и там, сидели на ночных горшках взрослые братцы, делая то, что делать при всех я стеснялся. Думая только о том, как бы уединиться, я направился к одной из улиц. Сидевшие на ночных горшках братцы хватали меня страждущими объединения руками за фалды фрака и кричали, чтобы я к ним присоединился. Я же отрицательно качал короной, вырывался и шел вперед, шел по улицам, увешанным транспарантами «Все – на горшки!», шел по переулкам, увешанным лозунгами «На горшках – объединяйся!», заглядывал в подворотни, где видел мраморные статуи Самого Братца Президента, сидевшего на горшке, в подъезды шикарных дворцов, в открывающиеся передо мной двери… И везде, в каждом крохотном закутке, в каждом укромном местечке на ночных горшках сидели братцы… Около эскалатора, куда я подошел, на ночных горшках сидели братцы таможенники; приметив меня, они закричали, что обязаны проверить мое дерьмо на лояльность существующему горшковому порядку. Я бросился бежать, вскочил на ступеньки… и очутился в Великой Мечте. Великую Мечту освещал поток слепящего света. В самом центре Великой Мечты на ночных горшках сидели возглавляемые Самим Братцем Президентом братцы братцевские мыслеводители из Кабинета Избранных; увидев меня, они замахали руками и закричали, что я обязан к ним присоединиться. Я снова побежал. Прервав горшочное объединение, братцы мыслеводители повскакивали на ноги и бросились меня догонять. Над моей головой, на кото-эой не было короны, пролетел пущенный кем-то из них горшок. Всего меня облепило выпавшее из него Дерьмо. Подхлестываемый отвращением, я рванулся вперед с утроенной силой, с маху врезался в зеркало Железного Бастиона… и Железный Бастион Рассыпался, выпустив меня на свободу…
Когда я проснулся, за окном тлел рассвет. Братца непорядочной шлюхи Инфанты в апартаментах не было. А в карманах фрака братца Пилата III не было ни одной монеты.
– Сука! Шлюха непорядочная! Сука! Сука! Сука! – рявкнул я, оделся и вышел из отеля.
Он нагнала меня метров через пятьдесят. Его лицо было заплаканным.
– Я не хотела!
– Отцепись…
– Они меня заставили!
– Я тебя ни в чем не упрекаю.
– Так положено! Я должна была вытащить все из твоих карманов. Ты, по правилам, должен был пожаловаться на меня в ближайший участок Ордена Святой Экзекуции. Они должны были прийти, отобрать у меня монеты, половину отдать тебе, половину оставить себе. Из своей половины ты должен был заплатить мне. Но я ничего бы не взяла. Я тебя люблю! Я не хотела! Они меня заставили! Так положено! Так всегда бывает!
– Молодец.
– Служу Нашему Дому! – рявкнула он. Потом впилась ногтями в мое плечо и… заревела. Тоже мне, непорядочная шлюха!
– Ладно, хватит, – сказал я.
– Я не должна была брать с тебя деньги. Я же тебя люблю! Вот возьми, – он сунула в мою руку несколько монет, – это мои, собственные, твои я уже отдала. Так положено! Так всегда бывает! А я тебя люблю и не должна брать деньги…
Я положил монеты в карман. Втянул корону в плечи и зашагал к ближайшему эскалатору.
