Текст книги "Дом, который сумасшедший"
Автор книги: Василий Лобов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Ах как я любил бывало водить туда новобранцев, когда сам бывал в оппозиции! Что, проняло? – спросил он меня отечески, направив на меня отеческий взгляд.
Я радостно вздохнул и ответил:
– Проняло, так точно, братец Э-э.
– Ну? И дальше?
– Меня вынудили дать клятву. Но я держал пальцы крестиком, братец Э-э, так что клятва не считается.
– Молодец, находчивый братец. Вот такие именно братцы нам и нужны… Да, оказаться предателем – последнее дело, но если ты держал пальцы крестиком… Ах как я, бывало, любил наблюдать за ударной работой братца Иуды MCX1II! Ас! Всегда завоевывал первое место в конкурсах «лучший по профессии».
– Братец Цезарь X заставил меня вступить в полулегальный отдел активных акций. Сначала я не хотел, а потом подумал, что тебе это может пригодиться…
– Тонко. Молодец.
– Служу Нашему Дому! Он поручил мне сблизиться с братцем Принцессой и докладывать ему о каждом его шаге и каждом слове.
– Так…
– Это все, братец Э-э.
– Ну-ка, покажи пальцы.
Я показал.
– Я тебе верю. Как верю и в то, что, если ты что-то узнаешь конкретное о готовящейся акции, немедленно доложишь мне.
– Так точно!
– Ты ведь должен понимать, в какой степени тут затронуты домовые интересы, ты ведь должен понимать, что мы не можем отдать доминанту желудка Самого Братца Президента и переходящее Домовое знамя неистинной правосторонней партии. Я уже не говорю о ценных подарках. Ты меня понимаешь? Ты ведь, по моим агентурным данным, порядочная шлюха?
– Так точно!
– А я истый фанатик. И если быть с тобой откровенным до самого последнего конца, по рождению я правосторонний, но всегда поддерживал только истинное левостороннее движение. Что же касается тебя, то это совсем неплохо, что ты порядочная шлюха. В самом крайнем случае прихода к власти правосторонних – а такой возможности я не исключаю – в стане врага у меня появится новы верный братец, ведь так?
–Так точно!
Братец Белый Полковник в очередной личин немного помолчал, а потом разоткровенничался:
– Меня совершенно не интересуют секреты правосторонних, все их подлые секреты я знаю уже давно. Я узнал их еще тогда, когда впервые занял синекуру Великого Ревизора, а было это много-много лет назад. К тому же в нестройных рядах оппозиции множество моих братцев. Меня интересует только твое конкретное участие в готовящейся активной акции. Ну и, конечно, братец Принцесса... В случае отличного выполнения спецзадания гарантирую тебе значительное понижение, шестнадцатизубый орден «За спецдоблесть», грамоту на шестнадцатизубочные привилегии, а с сегодняшнего дня – сто пятьдесят двадцатизубовиков спецпайка ежемесячно.
Мое несколько не совсем радостное настроение, навеянное встречей с братцем Иудой MCXIII, стыкой с братцами святыми экзекуторами, смертью убитой братца Моны Лизы вмиг перестало быть несколько не совсем радостным и стало радостным непередаваемо.
– Служу Нашему замечательному Дому!
– Расценивай эту нашу встречу как предвартельный инструктаж. Сейчас ты поедешь к братцу Принцессе. Всеми силами старайся обуздать его странные причуды. Сам Братец Президент решил пока не прибегать к нашей непосредственной помощи, он считает, что братец Принцесса просто немножко капризничает, что эта его легкая блажь разгуливанием простоволосой по верхним ярусам скоро сама собой пройдет. И я полностью и бесповоротно поддерживаю и горячо одобряю решение Самого Братца Президента!
Братец Белый Полковник в очередной личине захлопал в ладоши. Я страстно подхватил аплодисменты. Наши овации были бурными.
Когда они постепенно затихли, я вдруг вспомнил, что братец Цезарь X приказал мне приложить максимум усилий для еще большего психического расстройства братца Принцессы. То есть как раз противоположное тому, что только что приказал мне братец Белый Полковник. Мой желудок должен был срочно догадаться: как выполнить сразу два эти приказа?
– Что же касается твоих отношений с братцем Цезарем Х, то я вовсе не запрещаю теое поставлять ему некоторые тайные сведения – эти тайные сведения неминуемо попадут ко мне, а мне они чрезвычайно пригодятся. Но дай ему понять, что в большей степени ты сотрудничаешь с ним, чем со мной. Я сумею отсеять дезинформацию. Думаю, будем неплохо, если ты на время сменишь доминанту полушарий желудка и станешь активным сторонником оппозиции. Впрочем, посмотрим.
Братец Белый Полковник в очередной личине чуть-чуть помолчал, а когда чуть-чуть помолчал, молчать перестал и рассмеялся:
– Ха– ха-ха… А мне передали по секретным каналам твою шутку… Лишних зубьев не бывает… Ха-ха-ха… И эту твою шутку… Хах-хах-хах… трепещу от восторга… ох-хох.
Братец Белый Полковник сбросил очередную личину, превратился в белое дымное облачко и дематериализовался в открывшееся окошко.
Личина немного посмеялась, но скоро дематериализовалась и она.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Братец персональный шофер братца Белого Полковника подвез меня к отелю «Черное „блоко“, что произвело в среде братцев, находившихся перед его входом, настоящий фурор, вызванный видом моей не по рангу персонального автомобиля высокой короны. Фурор сильно повысил мое и без того беспредельно радостное настроение.
Братец Принцесса сидела во главе угла холла на диване и задумчиво смотрела сквозь окно на красивый закат фонарей, бросавших на вымоченный дождем поливальных машин асфальт огненно-серые блики. На его голове по-прежнему не было абсолютно никакой короны.
– Чего изволите? – вытянувшись перед ним в струнку бодро рявкнул я.
Он повернула ко мне лицо, в его глазах на лице было столько безумия, что струнка, в которую я вытянулся, лопнула, прозвенев по всему моему задрожавшему телу приступом жалости. Жалости к братцу Пилату III посланному на это отважное спецзадание.
Он поднялась с дивана.
– Я обещала тебе кое-что показать, пойдем?
– Куда? – рявкнул я, собирая разведывательную информацию.
– Да не кричи ты. Пожалуйста. И не делай такое лицо. На Двадцать первый ярус.
Я упал. А братец Принцесса вздохнула и сказала:
– Ну перестань же корчить из себя идиота. Я тебя очень прошу: когда ты со мнои, забудь об этих своих службистских штучках. Иначе я просто уйду.
Мгновенно оценив ситуацию – не выполнить спецзадание я не мог, – я вскочил на ноги. Перестал корчить из себя кого бы то ни было и законспирированно спокойко споосил.
– Ты собираешься свозить меня в Великую Мечту?
– Да.
– А меня туда пустят?
– Пустят.
– Это в моей-то короне?
– Это в твоей-то.
– Не может быть, – не поверил я.
Мы вышли на улицу. Так как братец Принцесса молчала, я спросил:
– Ты часто выходишь за Железный Бастион?
– Почти каждый день.
– Странно, ни разу не ставил печать в твою прописку. Наверное, ты никогда не выходила через Южный шлюз.
Братец Принцесса вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня… и рассмеялась.
– Какой же ты все-таки смешной…
Я было хотел пересказать ей свою шутку о лишнем зубе и шутку о том, как я трепетал от восторга, когда нужно было трепетать от ужаса, чтобы он понастоящему поняла, какой я смешной, но почему-то передумал. А братец Принцесса мечтательно заметила:
– За Южным шлюзом очень красиво. Если нам повезет и луну не будут закрывать тучи…
– Луна, тучи… Как это? – не понял я.
– Увидишь.
Пожав плечами, я как бы невзначай проговорился:
– Конечно, увижу. Меня зачислили в группу поиска, слава Самому Братцу Президенту. Завтра первый выход.
– Днем?
– Естественно.
– Днем на небе светит солнце.
– А это еще как?
Теперь братец Принцесса пожала плечами.
– Как тебе сказать… Солнце – ласковое, теплое, нежное… Оно похоже на очень большой и очень яркий фонарь, подвешенный прямо к небу… к потолку… Только его никто никуда не подвешивал, оно ни на чем не держится, оно плавает в синеве.
– Это все испарения, – не поверил я. – Ядовитая окружающая среда выделяет в атмосферу вредоносные испарения, которые вызывают у братцев иллюзии.
– Ты в это действительно веришь? – улыбнулась братец Принцесса.
А мне стало как-то не по себе – я вспомнил, сколь противоречивыми были приказания братца Белого Полковника и братца Цезаря X, и никак не мог сообразить, как мне дальше вести себя с братцем Принцессой: поддакивая его бредням, способствовать его психическому расстройству или, напротив, возражая, способствовать укреплению психики. С другой стороны, я не знал, к чему приведут как поддакивания, так и возражения – ни братец Белый Полковник, ни братец Цезарь X меня на этот счет не инструктировали. Потом я подумал, что на братце Принцессе столькожезубая корона, как и на Самом Братце Президенте, и, значит, согласно всем инструкциям, я должен верить этой короне беспрекословно, что бы она ни говорила, верить беспреко-словнее, чем коронам братца Белого Полковника и братца Цезаря X вместе взятым, так как в них было на один зуб меньше. Эта дума моего ума крайне усилила и без того крайне амбивалентное чувство всего меня к братцу Принцессе. И тогда я решил: раз, согласно всем инструкциям, я ему верить должен, верить буду, но раз, согласно всем инструкциям, верить бреду я не имею никакого права, верить не буду, то есть буду верить, не веря. После этого я поразился силе своего ума, а потом совсем запутался. А тут еще братец Принцесса надела перед таможней на голову свою двадцатиоднозубую корону, и я запутался бесповоротно.
Братцы таможенники не посмели не то что обшарить наши карманы, но даже взглянуть на прописки, и мы вступили на ковровую дорожку спецлифта, вступив на которую, я подумал о том, что вот наконец-то и увижу глазами Великую Мечту, о которой до сих пор был только наслышан по самые уши.
Всю дорогу вниз я чувствовал себя не в своей короне. Братец Принцесса взяла меня за руку. Его рука была маленькая, ослепительно черная, теплая, нежная… совсем как солнце, о котором он мне рассказывала и которое было всего лишь иллюзией… Да он и сам была как иллюзия. Я вдруг решил, что мне хорошо с ним, хорошо так, как никогда и нигде не бывало ни с одним братцем, отличался он от меня физиологически или нет. Даже лучше, чем в хранилище на стуле под портретом Самого Братца Президента, даже лучше, чем с братцем Белым Полковником. И вовсе не потому, что братца Принцессу венчала двадцатиоднозубая корона, а просто не почему.
Когда на двадцать первом ярусе мы вышли из лифта, удивленным глазам братца Пилата III открылась Великая Мечта.
Несмотря на то, что уже наступила ночь, Великую Мечту вовсю освещал яркий поток света, лившегося прямо из очень высокого потолка, который представлял из себя словно бы одну огромную лампу. Над нами в воздухе плавали непередаваемо красивые автомобили, по тротуарам с рядами самодвижущихся дорожек разъезжали, дыша пьянящим воздухом Великой Мечты, непередаваемо красивые братцы и братцы, несколько от них физиологически отличающиеся…
Мы стояли на одном из краев огромной красивой площади, где были скульптуры и фонтаны. От нее во все четыре стороны разбегались широкие улицы, и на этих разбегавшихся улицах тут и там располагались бесчисленные магазины с бесчисленными витринами, забегаловки, над дверями в которые раздевались, а раздевшись – гасли огненные братцы, несколько от меня физиологически отличающиеся, киношки с вынесенными прямо к тротуарам большими экранами, театры, за прозрачными стенами которых братцы в причудливых фраках разыгрывали перед прохожими забавные сценки из жизни счастливчиков… и все остальное красивое до сногсшибательности, что искрилось искрами, переливалось переливами, сияло сияниями, манило, кружило корону, и от чего я чуть не упал, но не посмел в присутствии братца Принцессы, согласно полученной от него инструкции, и от чего у меня с непри. вычки сильно потемнело в глазах.
У меня так сильно потемнело в глазах, что я чуть было не забыл приподнять корону, когда рядом проехал на самодвижущейся дорожке какой-то странный братец двадцатизубочник. Корону я все-таки приподнял, а братец Принцесса сказала:
– Это же робот…
– Что такое робот, братец Принцесса?
– Я просила тебя не называть меня братцем! Робот – это механический человек…
– Механический что? – не понял я.
– Ну, механический братец. Слуга.
– Чей слуга? – встрепенулся я.
– Да всех, кто тут живет.
– И Самого Братца Президента?
– Конечно.
– Ты что, хочешь сказать… – В глазах у меня потемнело окончательно. – Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?
– Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.
– Понятно, – успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. – Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!
Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую красавицу.
– Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!
Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил:
– А в Великой Мечте есть магазины?
– Ты что, не видишь? – удивилась братец Принцесса.
– Вижу, но только я думал… А я думал, что тут все бесплатное.
– Для тех, кто тут прописан, действительно бесплатное.
– Зачем же тогда магазины? Я думал, все, что только захочешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец.
– Доставляют, если захочешь.
– Ну вот, я же говорил братцу Моне Лизе… – Вспомнив о братце Моне Лизе, я замолчал, но ненадолго – меня разбирало на части любопытство и выяснив, что ничего мне не казалось, я вертел короной из одной стороны в другую. – А я думал, что в Великой Мечте живут только братцы из Кабинета Избранных, а тут вон сколько братцев…
– Двадцать первый ярус свободно посещают девятнадцати– и двадцатизубочники. начала объяснять мне братец Принцесса, – а также приезжающие в Наш Дом из других Домов, особенно – с Верха…
– Не может быть. Не могут сюда приезжать приезжающие с Верха псевдобратцы – у нас с ними теплая война.
– А они все равно приезжают.
Я спорить не стал. Ну, заговаривается братец, ну и ладно… Что же это мы строили Великую Мечту для того, чтобы в ней делали покупки псевдобратцы?! Во заговаривается! А братец Принцесса продолжила:
– Прописку Великой Мечты имеют только Избранные, включая сюда оппозицию, и члены их семей…
– Что такое «семья», Принцесса?
– Группа людей… ну братцев, живущих вместе… А также многочисленные роботы, их обслуживающие. В нашем дворце, например, около сотни роботов. Моя мать говорит…
– Что такое «мать»?
– Пилатик, ты не знаешь? Мать – это женщина… это братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, которая меня родила.
– Братец, которая тебя… что?
– Родила. Это как?
– А как, по-твоему, появляются дети?
– Маленькие братцы?
– Ну да, маленькие братцы.
Этот коварный вопрос в Нашем Доме обсуждать было не принято, считалось, что появление на свет маленьких братцев является одним из домовых таинств, правда, из разряда таких, о которых, согласно инструкции, все братцы имели ясное представление.
Я услышал, как в моем желудке загудело от напряжения мысли в извилинах кишок.
– Всем известно, хотя об этом и не говорят, – спокойно сказал я, – что иной раз братцам, несколько от меня физиологически отличающимся, через пупок в живот наши братцы мыслеводители из Кабинета Избранных надувают пепел покинувших этот Наш Общий Дом братцев, который не весь рассеивают по тому ярусу, где ушедший братец был последний раз прописан. Чтобы надутый в живот пепел мог оплодотвориться находящимися в нем мыслями Самого Братца Президента. Живот от этого начинает пухнуть маленьким братцем, которого через установленное Самим Братцем Президентом в специальном циркуляре «О набухании» время оттуда вырезают мыслеводимые Самим Братцем Президентом братцы кесари. Возродившись в новом братце, ушедший братец продолжает свое снисхождение вниз, причем именно с того самого яруса, которого достиг при прежней жизни, чем достигается полное равенство наших возможностей.
Я замолчал. Братец Принцесса сначала кашлянула, а потом спросила:
– Надувают и вырезают?
– Конечно, надувают, а как же иначе мог бы проникнуть в живот маленький братец? Конечно, вырезают, а как же еще маленький братец смог бы выйти из живота? Опять через пупок, что ли? Это все неопровержимые факты, точно установленные нашей мыслеводимой Самим Братцем Президентом самой научной во всем Нашем Общем Доме наукой.
– Иначе? Ну как… Вот если, например, мы сегодня трахнемся…
Я протестующе замотал короной.
– Это слово нехорошее!
– Трахнемся?
– Да. И я очень тебя прошу нехорошие слова при мне не произносить.
– Почему же оно нехорошее?
– Потому что оно плохое.
– Почему плохое?
– Потому что в приличном обществе его не принято употреблять.
– А в твоем приличном обществе принято заниматься тем, что это слово обозначает?
– Естественно. Хорошее это занятие? Еще бы!
– Почему же тогда хорошее и принятое в приличном обществе занятие нельзя называть обозначающим это занятие словом?
– Почему-почему… Да потому что оно нехорошее!
– Само слово?
– Да.
– Скажи, звук «т» хороший?
– Хороший.
– Звук «р» хороший?
– Хороший, «а»? Конечно.
– Звуки: «х», «н», «е», «м», «с», «я»?
– Вполне хорошие домовые звуки.
– Т-р-а-х-н-е-м-с-я.
– Я протестующе замотал короной.
Это слово плохое.
– Ну ладно, пусть будет так, пусть это слово плохое само по себе… Если эту ночь мы с тобой проведем вместе, занимаясь тем, что «еще бы!» и чем в приличном обществе заниматься принято, но только почему-то обозначено не принятым в этом обществе словом, то ровно через девять месяцев я рожу тебе ребенка, причем без всяких специальных циркуляров и указаний Самого Братца Президента!
– Без циркуляров и указаний вообще ничего не бывает, – вставил я.
– Рожу! Человека, а не братца! И никто мне его из живота вырезать не будет!
– Через пупок он тебе явится, что ли?!
– Не через пупок, а через кое-что еще, что также в твоем приличном обществе называть своим именем не принято!
– Это через что же?
– Да ну тебя, – махнула на меня рукой братец Принцесса, лицо которого вдруг сильно побелело.
А я не отступал. Я знал, что все эти бредовые бредни можно опровергнуть только здравой логикой.
– Пусть даже так, пусть даже ты его родишь, – ехидно заметил я. – В конце концов, как это будет называться – не столь уж и существенно. Но скажи, какая же тут связь между тем, что ты его родишь, и тем, что мы проведем эту ночь вместе? Да еще и без Самого Братца Президента? Я-то, без Самого Братца Президента, ко всему этому какое буду иметь отношение?
Братец Принцесса, явно загнанная моим умом в полный тупик, снова кашлянула.
– Помнишь, ты говорил, что я сынок… Пусть сынок, а не дочь. Что ты имел в виду, когда сказал, что я сынок?
– Как что? Только то, что Сам Братец Президент взял тебя из детского дома и усыновил.
– У меня начинает болеть голова, – вздохнула братец Принцесса. Я не могу больше с тобой спорить…
– Ага, вот так, знай наших, обрадовался я.
– Там, на девятом ярусе, когда ты… когда я… ты показался мне не таким, как все. В твоих глазах я увидела что-то такое… И вот…
Он замолчала.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Он замолчала, и мы как раз поравнялись с группой братцев двадцатизубочников, которые стояли перед входом в шикарнейшую забегаловку и о чем-то оживленно переговаривались. Чтобы вернуть ко мне внезапно утерянное расположение духа братца Принцессы, я решил пойти на отчаянный шаг: я решил не снимать перед ними корону, как братец Принцесса, впрочем, мне и приказала. Я сказал братцу Пилату III, что это роботы, хозяева, счастливчики, и проехал, не коснувшись короны даже пальцем, мимо…
– Эй, братцы! – послышался за моей тут же согнувшейся спиной грозный голос.
Я сошел с самодвижущейся дорожки. Сошла и братец Принцесса. От группы отделился и направился прямо к нам очень высокий и очень грозный братец двадцатизубочник с крайне грозными глазами.
– Почему не снимаешь корону перед по рангу?! – приблизившись, рявкнул он.
– Нечаянно… – пролепетал я.
– А ты, – он перевел крайне грозный взгляд на братца Принцессу, – почему ты вообще без Kopоны?! Да как ты осмелилась!… Что-то твое лицо мне знакомо, не тебя ли разыскивает Святая Экзекуция!
Мы тихо молчали.
– Как вы сюда проникли? Сюда, в нашу святую Великую Мечту?! Кто пропустил сюда эту шушеру? – Он повертел грозным взглядом в разные стороны. – С какого ты яруса? Ты! Тебя спрашиваю, антинашдомовская замарашка!
Братец с крайне грозными глазами придвинулся к нам вплотную.
– Вниз глаза! вниз! к полу! Не сметь на меня самого братца двадцатизубочника, смотреть! – кричал он братцу Принцессе, поскольку кричать эт| мне не имело ни малейшего смысла – я не то чтм смотрел в пол, я и сам уже вроде бы находился поя полом…
– Эй, ревизор!
Словно бы вынырнув оттуда, где я вроде бы был, рядом с нами возник пятнадцатизубый ревизор. Трепет, который меня колотил, стал колотить меня гораздо сильнее.
– Надеть корону! – кричал, разбрызгивая слюни, братец с крайне грозными глазами братцу Принцессе. – Сейчас же надеть корону! Не сметь ее никогда-никогда снимать! Служить! Служить самозабвенно!
Я уже было собрался служить самозабвенно вместо братца Принцессы, но тут братец ревизор спросил братца Принцессу:
– Как твоя кличка, братец?
И он наконец достала из сумочки и надела на голову корону.
– Принцесса.
Ревизор растерянно заморгал, его лицо сделалось пепельнее пепельного, что я сумел хорошо рассмотреть, так как надетая братцем Принцессой корона вмиг прекратила мой трепет и вытащила меня оттуда, где я до этого вроде бы был. А братец с прежде крайне грозными, но теперь крайне подобострастными глазами здорово уменьшился в росте, попятился было назад, однако тут же вытянулся в струнку и, сорвав с себя корону, подобострастно рявкнул:
– Чего изволите?
– Исчезни, – сказала братец Принцесса.
Братец с прежде крайне грозными, а теперь крайне подобострастными глазами, колыхнувшись, растаял в воздухе. Все братцы из стоявшей возле забегаловки компании обнажили головы. Ревизор провалился под пол…
Мы снова ступили на самодвижущуюся дорожку. Мне было очень весело. Вдруг я услышал рядом какие-то странные звуки… Посмотрел на братца Принцессу – он плакала.
– Ты чего? – удивился я.
– Стыдно… – сквозь слезы прошептала он.
– Стыдно? – удивился я. – Я не понимаю.
Он вытерла слезы. А когда он вытирала слезы, Он улыбнулась. Улыбнувшись и вытерев слезы, он сказала:
– Представь себе, что ты случайно вошел в комнату, где полно людей…
– Кого?
– Братцев… Совершенно раздетый.
– Ну?
– Что бы ты тогда почувствовал?
– А я бы был в короне?
– Да.
– А сколько бы было зубьев на их коронах?
– Все равно сколько.
– Все равно сколько не бывает. Если бы меньше девяти, почувствовал бы естественное желание отдать им какое-нибудь приказание.
– А если бы больше? – спросила братец Принцесса.
– Естественное желание мгновенно выполнить любое их приказание.
– Ну а если у них были бы точно такие же короны, как и у тебя?
– Не знаю… Наверное, мне было бы как-то не по себе…
– Вот видишь, значит, тебе было бы стыдно! И мне было стыдно, когда все это случилось.
– Да ведь ты же была одетая!
– А чувствовала себя так, будто на мне ничего нет.
– Да ведь если бы ты и была раздетая, ты могла бы заставить их отвернуться! Даже если бы только чувствовала себя так, будто на тебе ничего нет!
– Не хочу я никого ничего заставлять, понимаешь? Просто не хочу! Мне стыдно, что в Нашем Доме те, у кого в коронах зубьев больше, имеют право сколько душе угодно издеваться над теми, у кого их меньше.
– Когда ты раздетая?
– Когда одетая.
Я хорошенько обдумал умом сказанное и сказал:
– Да ведь больше, чем у тебя, зубьев в коронах ни у кого не бывает!
– А мне все равно стыдно! Стыдно за всех нас! Мне стыдно за себя, потому что я не смогла удержаться и надела корону. Мне стыдно за них, потому что, узнав, что я дочь Самого Братца Президента, они моментально изменили ко мне свое отношение. Я не хочу, чтобы меня уважали только за то, что я чья-то дочь, что ношу такую корону. Я хочу, чтобы во мне уважали человека. Понимаешь, человека!…
Я не понимал. То есть слова-то, которые он произносила, я, в основном, понимал, но не понимал, что за ними крылось, а понять это мне очень и очень хотелось может, в этом стыдно была какая-то выгода. Или просто стыдно – мода двадцать первого яруса? Я представил себе, как красиво использую эту моду, когда в очередной раз поеду с братцем Малютой Скуратовым XXXII на какой-нибудь верхний ярус… Пятизубочный таможенник снимет передо мной корону, а я заплачу. Братец Малюта Скуратов XXXII спросит: ты чего? А я отвечу: стыдно! Вот будет потеха… Вспомнив о братце Малюте Скуратове XXXII, я вспомнил о братце Белом Полковнике, о братце Цезаре X и полученных от них спецзаданиях. Воспоминание о спецзаданиях заставило меня сказать:
– Отношения между братцами в Нашем Доме справедливо регулируются количеством зубьев на коронах. На этом зиждется наш порядок. Да и как же иначе? Разве ты против порядка? Разве ты хочешь, чтобы гармония Нашего замечательного Дома была заменена хаосом и непредсказуемостью окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды, порождающей в братцах различнейшие иллюзии?
– Ну да, – улыбнулась братец Принцесса, – фрукты, выходит, тоже иллюзия?
– Конечно.
– Да ты же их, вероятно, ел!
– Естественно, ел. Ну и что? Когда иллюзии фруктов попадают в Наш Дом, они перестают быть иллюзией и становятся просто фруктами. От заботы братцев мыслеводителей из Кабинета Избранных, возглавляемых Самим Братцем Президентом.
– Ты это серьезно? – снова улыбнулась братец Принцесса. – В нашей дворцовой оранжерее…
– Что это такое?
– У нас во дворце есть такая комната, где растут деревья, цветы, трава…
– Значит, эта твоя комната – оранжерея – заполнена ядовитыми испарениями, раз там могут расти иллюзии?
– Нет, мы там гуляем…
– В скафандрах же гуляете-то!
– Нет.
– Без скафандров? Во фраках?
– Конечно.
– Во фраках – где растут иллюзии?
– Да. Да. Да. В любом дворце на двадцать первом ярусе есть оранжереи, и в этих оранжереях в совершенно обычной атмосфере растут и деревья, и цветы, и трава.
– Значит, по-твоему, Сам Братец Президент врет?! Братцы наши славные из Кабинета Избранных врут?! – совсем не на шутку рассердился я даже несмотря на то, что сердиться на такую корону не имел ни малейшего права. – Сам Братец Президент врать не может! И братцы из Кабинета Избранных врать не могут! Они говорят только истины, поскольку знают истину, это знает каждый!
– Кое-что они действительно знают, – взяв меня за руку, горячо зашептала братцу Пилату III в самое ухо братец Принцесса, – но тько не истину. Истину знать вообще нельзя. Они знают, что, если мы перестанем верить тому бреду, который они несут, придет конец их безграничной власти.
…Совсем, совсем, ну просто окончательно чокнутая, решил мой ум, и мне стало так невыносимо тоскливо, что я даже подумал, что мне кажется, что я не очень счастлив. Если бы не спецзадание, даже несмотря на то, что братец Принцесса была Сынком Самого Братца Президента, я тут же положил бы конец нашему знакомству, сбежал бы, на самом бы деле сбежал, сбежал без всякого его на то разрешения – зараза она ведь и есть зараза! Бежать было нельзя. Я сказал:
– Принцесса, да как же они могут не знать истину? О чем ты говоришь? Истина – это наша Великая Мечта, именно туда, то есть сюда, наши славные братцы мыслеводители нас и ведут. А раз они ведут нас сюда, то есть туда, куда надо, значит, они знают истину. В противном случае, мы бы уже давным-давно заблудились. Но мы ведь не заблудились! Я могу иногда чуть-чуть думать, что мне будто бы кажется, что я не очень счастлив, но я знаю, что скоро наш славный Кабинет Избранных сделает меня окончательно счастливым.
– К счастью можно прийти только самому, – прервала мои рассуждения братец Принцесса. – Привести к счастью невозможно. К настоящему, естественному счастью… как все там, за Железным Бастионом, а не к искусственному, как все в Нашем Доме.
Самому, опешил я! Скажет тоже! Самому… А зачем тогда братцы мыслеводители? Зачем тогда сам братец Пилат III, который ведь тоже кого-то за собой ведет, подумал я, и чтобы только больше не спорить, решил вернуться к тому, что по бредовым словам братца Принцессы растет в каких-то там оранжереях. Примирительно сказал:
– Ну и ладно, растут, ну и пусть растут.
– Кто? – спросила братец Принцесса.
– Да твои иллюзии деревьев, – ответил я. И совсем мирно в целях конспирации добавил: – А раз ты утверждаешь, что в вашей дворцовой оранжерее нет никаких ядовитых испарений, пусть их даже не будет, мне-то что…
– И за Железным Бастионом их тоже нет, – упрямо сказала братец Принцесса. – Там воздух самый, самый обыкновенный!
– То есть как? – снова опешил я, так и не успев окончательно прийти в себя после того, как опешил до этого.
– Да вот так. Точно такой же, а может, и лучше, чем в Нашем Доме.
– Нет! – решительно возразил я. – Это я точно знаю. Как-то братец из группы поиска разорвал в ядовитой окружающей среде скафандр. Его прах давно возродился в новых братцах.
– Он умер сразу?
– В госпитале. В страшных мучениях.
– Ясное дело. Так бы и выпустили его оттуда живым!
– Не понял.
– Когда-нибудь поймешь, надеюсь. Если бы мне предоставилась возможность, я бы навсегда ушла за Железный Бастион. Здесь они меня в покое не оставят, я знаю. Скоро им надоест смотреть на мои похождения, и меня запрут во дворце, как птичку в клетке.
Как это… птичка? – спросил я.
– Ну как тебе объяснить… Птицы – это такие маленькие пушистые существа с крыльями, при помощи которых они летают. В нашем дворце птицы живут в клетках, а за Железным Бастионом – на воле, то есть на свободе. Ведь там нет ни ярусов, ни таможен, у них никто не проверяет прописки. Летают куда им вздумается…
Совсем свихнулась, бедняжка, подумал я. Забыв на мгновенье про все спецзадания и сказал:
– Все эти твои нестройные мысли не что иное, как результат некоторого психического рам стройства.
– Расстройства?… Послушай, а ты, случайно, не из Великой Ревизии?
– Нет. Но как и всякая другая порядочная шлюха…
– Хватит! К счастью, мы уже пришли.
– Куда? К какому счастью?
– К твоему. К Железному Бастиону.
– Где Железный Бастион?
– Прямо перед тобой, он зеркальный.
