Текст книги "Гвардейская танковая"

Автор книги: Василий Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Командный пункт стрелковой дивизии размещался в костеле, вокруг которого стояло 10 танков и самоходно-артиллерийских установок. Командир дивизии, пожилой генерал-майор, сказал, что надобность в нашей помощи отпала, так как дивизия выполнила задачу сама. Теперь нам предстояло возвращаться к своим танкам. Должен признаться, что ездить под дулами автоматов и пулеметов противника не представляло никакого удовольствия, но заставляла необходимость. С Рязанцевым условились, что поедем так же, как и ехали сюда. Ваня Поплавский сделал лихой поворот на развилке дорог, и мы устремились вперед со всей скоростью, на какую был способен наш старенький "виллис".

Вот и опушка, где стоят наши танки. Выскочив из машины, я посмотрел назад и вдруг увидел, как бронетранспортер Рязанцева мельнул на въезде в Бенау. Значит, водитель не сделал поворот, как мы, а поехал прямо-в Бенау, к противнику. Мое сердце сжалось от опасения за судьбу гвардии майора Рязанцева.

В мрачном настроении я обдумывал сложившуюся ситуацию. И вдруг вижу подъезжает к нам машина Рязанцева. Как он рассказал, водитель забыл сделать поворот на развилке дорог и поехал в Бенау. Машина не вызвала подозрения у противника, так как она была типичным немецким бронетранспортером, да и водитель сидел в немецкой форме. Так они проехали часть Бенау и, сделав повороту первой попавшейся дороги, вернулись к себе.

Уже совсем стемнело, когда к нашей группе танков подошли пять танков Ис-2 6-го гвардейского механизированного корпуса во главе с его командиром гвардии лолковником В. Ф. Орловым. Я представился ему и сказал, что жду его указаний по организации боя за Бенау. На это он ответил: "Товарищ подполковник, на войне командует тот, у кого есть сила. У вас 11 танков, а у меня пять, вот вам и командовать этими объединенными силами". Я поблагодарил за доверие и изложил свой план боя по овладению Бенау: внезапный удар по противнику .нанести через полтора часа, атаковать тремя группами танков с тем, чтобы разрезать силы противника, затруднить ему маневр и управление боем, а затем повести наступление навстречу друг другу. Я заверил, что танкисты и автоматчики, обученные ведению боя в ночных условиях, к рассвету очистят Бенау от немцев. Гвардии полковник Орлов согласился с моим планом и подчинил мне свои пять танков. Так боевая судьба свела меня с молодым энергичным командиром 6-го гвардейского мехкорпуса.

Как же развивался бой в Бенау? Ориентирами для наступления трех созданных групп служили: костел, ко.локольня которого ясно вырисовывалась на светлой полосе неба, громада прямоугольного здания левее костела и западная окраина Бенау. Группой, наступавшей на костел, командовал старший лейтенант Лысун, в его распоряжении имелось пять танков и взвод автоматчиков. Группой, наступавшей на прямоугольник высотного здания, командовал комбат гвардии капитан Гребнев с 6-ю танками и двумя взводами автоматчиков. Гребневу поручалось при соединении с группой Лысуна взять на себя руководство боем. Руководство группой, наступавшей в направлении западной окраины, я взял на себя. В моей группе помимо шести тяжелых танков 6-го гвардейского мехкорпуса были командирский танк гвардии лейтенанта Савича, отделение разведчиков и отделение саперов.

Движение групп в атаку началось без открытия огня и без световых сигналов – по времени, направление движения выдерживалось по ориентирам. Моя группа первой вступила в бой, ибо западная окраина Бенау находилась на удалении от опушки леса не далее одного километра. Первыми тремя домами овладели быстро, противник не оказал серьезного сопротивления. В двух домах разместился В. Ф. Орлов с сопровождавшими его офицерами и бойцами. Третий дом отвели под мой командный пункт.

Дальнейшее продвижение к центру Бенау замедлилось из-за упорного сопротивления противника. При нашем приближении к каменному дому, представлявшему из себя вместе с надворными постройками своеобразную крепость, фашисты в ответ на наше требование открыть ворота повели сильный огонь. Пришлось Савичу огнем своего орудия "открывать" эти ворота и брать маленькую крепость. Выбивая немцев таким путем из каждого следующего дома, мы продвигались к центру Бенау.

Гвардии старший лейтенант Лысун доложил по радио, что его группа, достигнув костела, отражает атаки противника, который лезет со всех сторон. Приказал Лысуну не уступать захваченных позиций и пообещал ему помощь Гребнева. Действительно, через некоторое время Гребнев донес, что соединился с Лысуном и принял общее руководство боем батальона. Таким образом мы овладели центром Бенау, разъединив силы противника.

На рассвете 19 февраля на мою группу силой примерно до батальона пошла в психическую атаку пехота противника. Огонь, который мы открыли из всех видов оружия, противника не остановил. Плотные массы вражеской пехоты, несмотря на потери, накатывались на нас. Исход боя решили два зенитных 37-миллиметровых орудия, открывшие огонь по приказу гвардии полковника В. Ф. Орлова, они охладили горячие головы фашистов.

Сначала немцы замедлили свое продвижение, потом остановились, и вдруг все, кто уцелел, в панике побежали в лес. После отражения этой атаки противника его силы, находившиеся между моей группой и группой Гребнева, заметно иссякли. С востока навстречу нам нанесли удар по фашистам части нашей армии, занимавшие восточную часть Бенау. Батальон Гребнева соединился с подразделениями 22-й самоходно-артиллерийской бригады.

Задачу по овладению Бенау мы решили, о чем я доложил гвардии полковнику Орлову. Поблагодарив за службу, он тут же ушел со своей группой к главным силам 6-го гвардейского мехкорпуса. Возглавляемый мною отряд в составе 1-го танкового батальона и группы управления в середине дня 19 февраля вернулся в Зорау, где уже находились общевойсковые соединения 13-й армии.

Импровизированный госпиталь расформировали, раненых эвакуировали в армейский госпиталь. Приступили к эвакуации военнопленных. Делегация французских военнопленных посетила меня и вручила адрес с благодарностью Красной Армии за их освобождение.

В связи с тем что бригада в течение почти шести суток вела тяжелые бои с превосходящими силами противника, мы не могли произвести учет захваченных трофеев. Выяснилось, что они значительны. В Зорау захватили более 200 самолетов, хранившихся на тайных складах, в том числе много самых новейших истребителей.

Похоронив погибших, в том числе уральцев-добровольцев Рептуна, Девятова, Полянского, Инкина, Сургонова и отдав им воинские почести, утром 20 февраля бригада выступила в Тейплитц и в этот же день присоединилась к главным силам корпуса, которые вели бои у реки Нейсе. В Тейплитце мы получили от командования корпуса задачу – овладеть городом Трибель. Не имея средств усиления, я решил брать этот город с наступлением темноты. Считал, что решительными действиями в ночном бою мы нанесем поражение противнику с меньшими потерями, чем днем. Учитывалось и то обстоятельство, что, по данным разведки, город обороняли плохо обученные солдаты фольксштурма и различные тыловые подразделения немцев.

После переданного по радио сигнала танковые батальоны в 21.00 начали наступление. Находясь в боевых порядках батальона автоматчиков, я руководил по радио действиями танкистов. На восточной окраине города мы попали под прицельный огонь вражеского пулемета, но, к счастью, минометчики довольно быстро засекли и подавили его. В результате согласованных, быстрых действий танковых батальонов и батальона автоматчиков к рассвету 21 февраля город оказался в наших руках. С рассветом появилась авиация противника. Бомбежка причинила больше вреда населению города, чем нам. Танкисты успели укрыть машины в каменных надворных постройках.

Взятием города Трибель завершилось участие нашей бригады и всего корпуса в Нижне-Силезской операции. Ее оперативно-стратегическое значение состояло в том, что войска 1-го Украинского фронта сразу же после Висло-Одерской операции, не дав опомниться противнику, совершили рывок от Одера до Нейсе и приблизились еще на 100-150 километров к логову врага. Командующий фронтом Маршал Советского Союза И.С. Конев высоко оценил этот подвиг советских солдат и офицеров, "которые, казалось бы, сделав все, что в силах человеческих, при наступлении от Вислы до Одера все-таки на следующий день с неослабевающим мужеством вступили в новые ожесточенные семнадцатидневные бои, приведшие их на подступы к фашистскому Берлину"{5}.

За успешное выполнение задач в ходе Нижне-Силезской операции бригада удостоена ордена Суворова II степени.

В этой операции еще наглядней, чем в предыдущих, проявилось возросшее боевое мастерство личного состава, особенно танковых экипажей, их способность и умение использовать до конца превосходство нашей бронетанковой техники. На собственном опыте наши танкисты убедились в превосходстве танка Т-34, с которым не могли сравниться новейшие немецкие танки. Свою "тридцатьчетверку" воины бригады полюбили за ее надежность в бою, высокую маневренность, хорошую проходимость, неплохую броню, отличное 85-миллиметровое орудие. При подведении итогов боя в Нижней Силезии командиры танковых батальонов попросили командование бригады выразить от имени танкистов благодарность рабочим, техникам и инженерам Нижнего Тагила, откуда бригада получала танки, за высокое качество их работы. Мы с большой радостью выполнили эту просьбу. Да и сами наши танкисты в письмах к землякам не раз выражали гордость за первоклассное оружие, которое дает фронту родной Урал.

Вслед за Нижне-Силезской 1-й Украинский фронт провел Верхне-Силезскую операцию, в ходе которой предусматривалось окружить и уничтожить противника на оппельнском выступе и в самом Оппельне. Для выполнения этой задачи создавались две ударные группировки: Северная и Южная. Северная (оппельнская) группировка, в которую вошли 21-я армия, 4-я танковая армия, другие соединения, имела задачу нанести удар по врагу из района Гротткау на юго-запад в направлении Нойштадт. Южной (ратиборской) группировке предстояло наступать навстречу Северной (оппельнской) группировке в западном и северо-западном направлениях. 10-му гвардейскому танковому предстояло наступать совместно с 117-м стрелковым корпусом в направлении Нейсе, овладеть им, а на второй день – городом Нойштадт.

В период подготовки к новым боям в бригаде, как всегда, активно проводилась партийно-политическая работа, состоялись собрания партийного актива, собрания в первичных партийных организациях, на которых анализировались итоги Нижне-Силезской операции, определялись задачи, которые предстояло решать. В подразделениях приводилась в порядок боевая техника. Произошли некоторые изменения в командном составе. Так, начальника штаба бригады гвардии полковника К. Т. Хмылова назначили командиром отдельной танковой бригады. Вместо него начальником штаба бригады стал гвардии подполковник Н. П. Беклемешев, который до этого командовал корпусным разведывательным батальоном.

4 марта 1945 года бригада получила задачу – выйти в район Бунцлау, занять рубеж обороны и составлять резерв командующего фронтом. Задачи выполнять только по письменному или устному приказу, никаких других распоряжений не выполнять. Бригада временно выходила из подчинения командира 10-го гвардейского танкового корпуса.

На маршруте следования бригады в назначенный район нас встретил командующий бронетанковыми войсками фронта генерал-полковник В. В. Новиков. Он уточнил мне задачу, еще раз разъяснил, что, заняв указанный рубеж обороны, мы должны его удерживать во что бы то ни стало, и подчеркнул, что я должен выполнять только приказы командующего фронтом, отданные им устно или письменно. Во второй половине дня бригада вышла в назначенный район и приступила к организации обороны. Я поехал представиться и доложить о прибытии бригады командующему 52-й армии, в полосе которой мы находились. Командарм генерал К. А. Коротеев, выслушав мой доклад, приказал установить телефонную связь между командными пунктами армии и нашей бригады.

Между тем обстановка в полосе действий 52-й армии с каждым часом усложнялась. 4 марта противник, наступая в направлении Бунцлау, потеснил части 52-й армии. В ночь на 5 марта генерал К. А. Коротеев вызвал меня и поставил боевую задачу бригаде. Я попросил предъявить письменный приказ командующего фронтом. Командарм вспылил и приказал покинуть его командный пункт. В течение ночи противник продолжал наступать и требования командарма о введении в бой нашей бригады становились все категоричнее. Чувствуя, что не устою перед напором генерала К. А. Коротеева, отправил шифротелеграмму о создавшейся обстановке командующему 4-й танковой армии генерал-полковнику Д. Д. Лелюшенко.

Утром 5 марта в бригаду прилетел член Военного совета 4-й танковой армии генерал-майор В. Г. Гуляев, подтвердивший командующему 52-й армии, что ввести в бой нашу бригаду можно только с разрешения маршала И. С. Конева. Но к этому времени 52-я армия своими силами отбросила противника и восстановила положение в своей полосе, и вопрос решился сам собой. Бригада получила приказ вернуться в прежний район дислокации, чтобы действовать снова в составе 10-го гвардейского танкового корпуса.

Перед тем как выполнить этот приказ, группа воинов бригады посетила расположенный в нескольких километрах от наших позиций город Бунцлау и побывала в небольшом двухэтажном домике, где 28 апреля 1813 года скончался великий русский полководец Михаил Илларионович Кутузов. Перед домом установлен памятник полководцу, на котором высечена надпись: "До сих мест полководец Кутузов довел победные войска Российские, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас Отечество свое и открыл путь освобождения Европы. Да будет благословенна память Героя". В нескольких километрах юго-западнее Бунцлау, на Саксонской дороге, захоронено сердце фельдмаршала. Это место ограждено чугунной оградой. Воины бригады почтили память полководца и возложили цветы к памятнику и месту захоронения сердца героя. Между прочим, момент посещения и возложения венков запечатлен фронтовыми кинооператорами.

Верхне-Силезская операция началась 15 марта 1945 года. Главные силы 4-й танковой и 21-й армий после сорокаминутной артиллерийской подготовки перешли в наступление. Преодолевая упорное сопротивление врага и отражая его контратаки, 10-й гвардейский танковый корпус, наступавший в первом эшелоне, медленно продвигался вперед.

Замедленный темп наступления обусловливался тем, что плотные боевые порядки противника опирались на часто расположенные населенные пункты с многочисленными инженерными сооружениями и укрепленными районами, а противотанковая оборона была густо насыщена фаустпатронами и 'к тому же недостаточно подавлена артиллерией. Осложняла положение и весенняя распутица, сделавшая дороги труднопроходимыми. Все это привело к тому, что каждый шаг вперед не обходился без значительных потерь.

Наша бригада составляла второй эшелон корпуса и следовала рывками на некотором расстоянии за 62-й гвардейской танковой бригадой.

В течение 15 и 16 марта первый эшелон корпуса развивал наступление в направлении Ротхаус, форсировал реку Нейсе и захватил плацдарм на ее восточном берегу. К утру 17 марта через реку Нейсе в районе Ротхаус навели понтонный мост. Наша бригада получила задачу переправиться по этому месту через Нейсе, стремительным ударом к исходу дня овладеть городом Нойштадт и удерживать его до подхода частей 7-го гвардейского механизированного корпуса. Здесь предполагалось замкнуть кольцо окружения оппельнской группировки противника.

Поручив начальнику штаба гвардии подполковнику Беклемешеву вести бригаду, я вместе с начальником разведки гвардии майором Рязанцевым выехал вперед, к переправе, для уточнения обстановки на месте. У переправы встретил командующего армией генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко. Он выяснил состояние бригады и потребовал переправиться через Нейсе в быстром темпе в таком порядке: первый танк выходит к противоположному (восточному) берегу, второй на средине моста, и третий входит на мост, то есть чтобы по мосту постоянно шли три танка. Я поставил задачу комбатам, те довели ее до личного состава. Мы стояли с 'командующим у моста до переправы последнего танка. Он остался доволен организацией переправы, точным соблюдением его требований и пожелал нам успешно прорваться через оборону противника и совершить марш-бросок на Нойштадт.

На плацдарме вели бой с противником 62-я гвардейская танковая и 29-я мотострелковая бригады. Здесь, в одном километре севернее Ротхаус, в бою погиб командир нашего корпуса полковник Нил Данилович Чупров, прошедший славный боевой путь с начала Великой Отечественной войны до Нейсе. В командование корпусом вновь вступил генерал-майор танковых войск Е. Е. Белов – заместитель командующего 4-й танковой армией.

Наша бригада, выполняя боевую задачу, при помощи разведки нащупала поблизости к берегу реки уязвимое место в обороне противника и, протаранив ее, вышла во вражеский тыл. Впереди в быстром темпе двигался 3-й танковый батальон гвардии капитана Маркова. За ним в колонне следовали 1-й танковый батальон Гребнева, штаб, реактивный дивизион, батарея и минометная рота батальона автоматчиков. Замыкал боевой порядок 2-й танковый батальон гвардии капитана Моськина. Личный состав батальона автоматчиков, как обычно, располагался десантом поротно на танках.

Противник никак не ожидал, что вдоль реки устремится наша танковая колонна. Пока он опомнился и стал принимать меры, мы оказались в его тылу, пулеметно-пушечным огнем согнали с шоссе его обозы. Вначале мы пытались давить их танками. Но громоздкие повозки, запряженные парой больших битюгов, стали солидным противотанковым препятствием и замедлили бы наше движение. Так мы и двигались: наша танковая колонна с максимально возможной скоростью по шоссе, а обозы противника параллельно – по целине. Вдогонку нам противник бросил свои танки, но, потеряв от огня нашего тылового охранения три из них, прекратил преследование. Мы в тыловом охранении потеряли один танк.

Наступил вечер, когда бригада подошла к Нойштадту. Мы стояли на высоте, откуда город был виден как на ладони. Вот железнодорожный вокзал, у его перрона поезд, пассажиры прогуливаются в ожидании отправления. Около меня командиры батальонов в ожидании боевой задачи. По всем признакам противник не подозревал, что мы стоим у ворот города. Сначала созрело решение после залпа реактивного дивизиона ворваться в город и занять его. Но разведчики доложили, что на железнодорожной станции стоит состав с химическими отравляющими веществами. Пришлось отказаться от применения реактивного дивизиона и наметить другой план овладения городом.

В новом решении танковым батальоном ставились самостоятельные задачи по овладению всеми четырьмя окраинами города и организации после этого круговой обороны в готовности выдержать после этого натиск выходящих из окружения частей противника. Поздно вечером батальоны, не открывая огня, приступили к выполнению своих задач. Трудно представить изумление, испуг и панику, которые охватили фашистов, когда наши танки пронеслись через весь город и вышли в назначенные районы. Ошеломленный противник практически не успел оказать сопротивление. Любопытно, что часовой, стоявший на посту у немецкой комендатуры, с перепуга стал требовать от наших автоматчиков пропуск.

В 21.00 комбаты доложили, что вышли в отведенные им районы и организуют оборону. Штаб разместился в центре города. Город будто вымер. Я отправил по радио донесение командующему армии и командиру корпуса о выполнении боевой задачи. Вскоре поступило поздравление Военного совета армии и благодарность личному составу бригады за достигнутый успех.

У Командования и штаба бригады появилось много забот. Ночью враг не тревожил нас, но мы знали, что он притаился в городе, а как поведет себя дальше – неизвестно. Решили документально зафиксировать захват города и издали по этому поводу приказ, развесив его текст на видных местах. У нас не имелось переводчика, поэтому приказ составили на русском языке. В нем предлагалось всему населению города сдать имеющееся оружие, всему мужскому населению в возрасте от 17 до 55 лет явиться в комендатуру города. Хождение по улицам города разрешалось одиночкам с 10.00 до 17.00. В темное время требовалось соблюдать светомаскировку. Лицам, имеющим радиопередатчики, сдать их в комендатуру города.

Ночь прошла спокойно, но с рассветом противник дал о себе знать, совершив нападение на командный пункт бригады. Часовой, охранявший командный пункт, был убит, в бой вступили командирский танк гвардии лейтенанта Савича, разведчики и саперы под общим руководством гвардии майора Рязанцева. По радио я связался с комбатами, и те доложили, что фашисты, забаррикадировавшиеся в отдельных домах, пытались вести огонь из фаустпатронов, но этот огонь, не причинивший нашим танкистам потерь, подавлен.

Хуже обстояло дело в центре города, где мы не располагали силами для прочесывания и осмотра трехэтажных и четырехэтажных домов, а их обстрел из танковых пушек не давал эффекта. Пришлось использовать ракетный дивизион. Достаточно было выпустить одну-две ракеты в дом, откуда нас обстреливали немцы, чтобы заставить их замолчать. Таким образом, сопротивление врага в центре города быстро прекратилось.

В умиротворении противника не последнюю роль сыграл и изданный нами приказ. Часть автоматчиков и фаустников из охранного батальона и отряда фольксштурма сдалась в плен, другие растворились среди гражданского населения. К полудню в городе воцарились мир и спокойствие. Но все же мы приняли профилактические меры. Объехав с офицерами штаба районы обороны, мы вместе с комбатами тщательно продумали организацию обороны, систему огня для различных видов оружия и взаимодействия с соседями.

При посещении 1-го танкового батальона впервые увидел разъяренным обычно спокойного и уравновешенного комбата Владимира Гребнева. Причина его гнева состояла в том, что при обходе расположения своего батальона он попал под огонь фаустников. Человек не робкого десятка, обычно он пулям не кланялся, а тут его заставили бежать. Этого "оскорбления" он перенести н,е мог и выместил зло на фаустниках, засевших в расположении его батальона. Всех их уничтожили или выловили.

После полудня 18 марта на восточную окраину Нойштадта, где оборону держал 1-й танковый батальон, стали выходить набольшие разрозненные группы противника, которые легко рассеивались огнем наших пулеметов и автоматов. В ночь на 19 марта пытались проложить себе дорогу на запад уже более крупные отряды, и отражать их становилось труднее. Мы предполагали, что утром начнется настоящий штурм города, но, к счастью, именно к этому времени с востока к нам подошли части 7-го гвардейского механизированного корпуса, и тем самым северная и южная ударные группировки 1-го Украинского фронта завершили окружение оппельнской группировки противника.

18 марта к нам поступила радостная весть о том, что приказом Верховного Главнокомандующего 4-я танковая армия преобразована в 4-ю гвардейскую танковую армию. Это сообщение личный состав воспринял с большим воодушевлением, оно словно прибавило сил.

Окруженные немецко-фашистские соединения и части предпринимали отчаянные попытки вырваться из котла. Командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев приказал: "Выходящие группы противника уничтожать, пленить...не выпускать врага из окружения". В выполнение этого приказа значительный вклад внес 10-й гвардейский танковый корпус. В своих воспоминаниях маршал И. С. Конев писал: "Гитлеровцы предприняли мощный контрудар с внешней стороны окружения силами только что появившейся здесь танковой дивизии "Герман Геринг". Однако наш 10-й гвардейский танковый корпус под командованием генерала Е. Е. Белова держался стойко и отбил этот натиск"{6}.

Как и другие части корпуса, наша бригада с 19 до 22 марта вела ожесточенные изнурительные бои с частями противника, стремившегося любой ценой вырваться из окружения. Сложность этих боев заключалась в том, что бригада занимала оборону на широком фронте с неизбежными интервалами между удерживаемыми районами. Отдельные группы, противника просачивались через них. К чему это приводило, можно показать на следующем примере.

Ранним утром 20 марта я находился в 3-м танковом батальоне. Комбат гвардии капитан Марков обратился с просьбой прислать боеприпасы, которые у него кончались. По возвращении на командный пункт бригады я приказал начальнику боепитания немедленно самому отвезти машину с боеприпасами в батальон Маркова. Через некоторое время он вернулся и доложил, что из-за сильного обстрела проехать к Маркову не смог. У меня закралось подозрение, что начальник боепитания струсил, ведь только перед этим я возвращался от Маркова вместе с ординарцем Лобачевым. Мы спокойно проехали по этой же дороге. Приказал выезжать снова в сопровождении танка. Вскоре начальник боепитания опять вернулся и доложил, что танк немцы сожгли и невозможно пробиться с машиной к Маркову. Это не на шутку встревожило меня, ведь у Маркова уже почти нечем было отбиваться от атакующих фашистов.

Пришлось для доставки боеприпасов выделить целый отряд из трех танков и отделения саперов под командованием гвардии старшего лейтенанта Москаленко, перед которым ставилась задача огнем проложить дорогу к Маркову. Саперы подорвали дома, из которых вели огонь пробравшиеся туда фашисты, и только тогда Марков получил долгожданные боеприпасы.

День за днем наша бригада, другие части нашего 10-го гвардейского танкового и 6-го гвардейского механизированного корпусов методически и упорно расчленяли на части попавшего в "котел" неприятеля и к утру 22 марта окруженную группировку полностью ликвидировали. Одержанная победа далась нелегко. На второй день после гибели командира нашего корпуса гвардии полковника Н. Д. Чупрова скончался от полученных ран и мужественный командир 6-го гвардейского механизированного корпуса гвардии полковник В. Ф. Орлов. Наша бригада тоже имела потери и в людях, и в технике. Но мы нанесли тяжелый урон врагу: уничтожили 18 танков, шесть бронетранспортеров, более 1500 солдат и офицеров. В Нойштадте взяли в плен 420 солдат и офицеров, захватили на железнодорожных платформах пять танков, шесть бронетранспортеров и 12 орудий.

После уничтожения оппельнской группировки настала очередь Ратибора последнего опорного пункта противника и промышленного центра Верхней Силезии. 60-я армия, на которую возлагалась эта задача, продвигалась медленно, и возникла необходимость дополнительно ввести в сражение 4-ю гвардейскую танковую армию, чтобы она нанесла удар по Ратиборской группировке немцев с севера в направлении на Троппау.

Введенный в состав 4-й гвардейской танковой армии 5-й гвардейский механизированный корпус перешел в наступление 24 марта, но день упорных боев принес ограниченный результат, так как противник упорно защищал заранее подготовленные позиции. 26 марта в сражение ввели 10-й гвардейский танковый корпус. В его первом эшелоне действовала наша бригада, получившая приказ наступать в направлении Егерндорф в полосе, где наступал 5-й гвардейский мехкорпус.

При подходе к рубежу обороны противника я дал команду по радио развернуться в боевой порядок "линия". Сам на танке следовал за боевым порядком бригады. Местность, где происходили эти события, была ровной, затем постепенно снижалась, после чего вновь начинался пологий подъем. Танки бригады, как на строевом учении, шли ровной линией на хорошей скорости. Мы обгоняли группы пеших танкистов 5-го мехкорпуса, потерявших в бою свои танки, они что-то нам кричали, но за шумом ревущих двигателей, лязгом гусениц уловить, что они нам хотели сказать, было невозможно. Обогнав боевые порядки 5-го мехкорпуса, мы с ходу вступили в бой. Танкисты вели огонь по противнику, автоматчики, спрыгнув с танков, бежали следом. Я заметил, что за моим танком два связиста, выбиваясь из сил, тянули телефонный провод. Остановил танк и подождал, когда они подбегут. Тут же один из них сказал, что меня вызывает к аппарату Громов. Это был позывной командущего фронтом. Спрыгнув с танка, я подошел к аппарату, взял трубку. В ответ на мой доклад маршал сказал: "Молодцы, хорошо идете, объявляю вам благодарность". Ответив по-уставному, я вернулся к танку.

Успешные действия наших танковых батальонов, благодарность маршала И. С. Конева успокоили меня. Поскольку со вчерашнего дня у меня, как говорят, не было во рту и маковой росинки, решил немного перекусить. Поручив Савичу поддерживать по радио связь с комбатами и прослушивать их доклады, принялся за еду. Через несколько минут Савич доложил, что комбаты молчат. Тут телефонист вновь подозвал меня к аппарату, и я опять услышал голос маршала, но на этот раз он был резкий, недовольный. "У вас не бригада, а стадо баранов. Немедленно наведите порядок", – сказал маршал. Не возобновляя завтрака, я бросился к танку, и мы стали догонять батальоны.

И вот предо мной предстала такая картина. Танки сгрудились в лощине, действительно как стадо баранов. Дело в том, что в этих боях противник применил тактическую хитрость, противотанковую оборону стал строить на обратных скатах, и как только наши танки выходили на гребень высот, немцы поражали их огнем противотанковых средств, которых танкисты не видели. Вот на такой обороне понес большие потери 5-й мехкорпус. Мы прорвали первую позицию противника потому, что бригада шла сплошной массой в линию и раздавила его оборону. Но, спустившись в лощину, танковые батальоны пытались наступать по-старому, однако, достигнув гребня следующей высоты, встретили сильнейший огонь противотанковых средств противника и откатились назад в лощину. Танкистов смущало то, что они не видели, кто и откуда ведет по ним огонь. Это порождало чувство беспомощности и неуверенности. Разумеется, с таким настроением много не навоюешь.

Тщательно продумав порядок дальнейших действий, построил все танки в линию с интервалами в 40-50 метров и отдал приказ по первой ракете с моего танка завести двигатели, по второй – включить вторую передачу и двигаться вперед, выдерживая боевой порядок "линия", а по достижении гребня высоты открыть огонь из пушек и пулеметов по предполагаемым местам расположения огневых средств противника. Всем экипажам разъяснили, что успех обеспечат единовременность и быстрота действий.

События развивались по плану. Убедившись в том, что после подачи первой ракеты двигатели заработали, подал вторую ракету, и танки пошли вперед. Когда до гребня высоты осталось менее 100 метров, вдруг увидел, как один танк в центре боевого порядка вырвался вперед, люк башни открылся и командир танка, высунувшийся из башни, что-то закричал и энергично взмахнул флажками.