Текст книги "Добытчик (СИ)"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я обратил внимание, что Вагрин смотрит на неприветливое холодное море, которое было готово взбунтоваться очередным весенним штормом. Его глаза были слегка прищурены, а на лице не единой эмоции. В этот момент неподалеку снова промелькнул Лихой и Вагрин, заметив пса, усмехнулся и спросил:

– Твой пес?

– Мой, – подтвердил я.

– Мутант?

А вот это уже вопрос, которого я не ожидал. О том, что разумные псы не простые домашние животные, в Передовом знали немногие. В основном ветераны, участники похода в Черные земли, члены моей семьи и люди, которым можно доверять. А Иван Вагрин, находясь за тысячи миль от Передового, знал. Откуда? От Калюжного и пленников? Нет. Вряд ли. Они находились под постоянным наблюдением, и их общение с колонистами было ограничено. Тогда как он получил информацию? Местные иногда говорили, что он колдун, шаман и обладает паранормальными способностями. Только я в это не верил. Всему есть логическое объяснение и в голове возникло несколько вариантов правильного ответа. Однако я решил не торопиться, посмотрел на старика, с трудом выдержал его пронзительный взгляд и ответил:

– Да.

– Не соврал, – с губ Вагрина не сходила улыбка. – Это хорошо. Не люблю, когда люди понапрасну лгут. Это еще один плюс в твою пользу Саша Мечников.

– Значит, мы договоримся, о сотрудничестве? – уточнил я.

– Куда мы денемся, конечно, договоримся, если это взаимовыгодно, – он снова посмотрел на море, улыбка с его лица сползла и Вагрин продолжил: – Хочу говорить с тобой откровенно, Александр. Я не колдун, как многие думают, не провидец и не великий гений всех времен и народов. У меня была непростая жизнь, и я через многое прошел. Опыт накопил такой, что многим на его приобретение понадобилось бы три-четыре жизни. И это помогает мне, моей семье и людям, которые нам доверились, выживать. Наверняка, сейчас ты пытаешься понять, откуда я узнал, что твой пес мутант. Вскоре это перестанет быть секретом, и я отвечу. У меня превосходная разведка. Мои шпионы обосновались в ККФ еще пять лет назад и сейчас, пока мы с тобой разговариваем, они беседуют с твоим непосредственным начальником генерал-лейтенантом Еременко.

– Это многое объясняет. А вообще как далеко ваши разведчики забрались?

– Они есть во всех крупных анклавах европейской части бывшей России, на Урале и в Сибири. Там тоже люди уцелели и пытаются возрождать цивилизацию. Кстати, я подарю тебе карты с отметками, кто и где находится. Краткое описание прилагается.

– Спасибо.

– Взамен потребую ответную услугу. Дашь свои карты. Такой расклад устраивает?

Я немного подумал и согласился:

– Устраивает.

– Добро. Контакт налаживается. По тебе я вижу, что есть много вопросов. А у меня сегодня хорошее настроение. Спрашивай, Мечников.

Вопросов у меня, действительно, было много. Сосредоточиться и выбрать самые главные не просто. Однако я заставил себя собраться и спросил:

– Если у вас такая хорошая разведка, почему с другими анклавами на связь не выходили и таились?

– А зачем? Они развиваются по своему, а мы на отшибе, никому не мешаем и решаем собственные проблемы. Ну, обозначили бы мы себя пять лет назад, и что? Сразу бы к нам полезли с советами и предложениями объединиться. Москва уже несколько раз в наши края поисковиков посылала, а мы их отлавливали и ссылали на отдаленный форпост. Вскоре выпустим. Сейчас можно, а тогда момент неудобный был. Потому и молчали, смотрели по сторонам, копили информацию и хорошенько думали, с кем можно дружить, а с кем лучше не надо.

– С нами, выходит, можно?

– ККФ далеко и не так опасна, как Москва с ее амбициями всеобщего объединения под флагом диктатора. По сути, сделка между нами и вашим государством, это сделка между мной и тобой, между двумя людьми, которые могут быть друг другу полезны. Понимаешь, о чем я толкую?

– Понимаю. А давно вы обо мне узнали?

– Как только ты впервые появился в Гатчине на своем "Ветрогоне", я сразу доклад получил. Как положено, с фотографиями и подробными описаниями, кто это такой наглый на фрегате по Балтике рассекает. Потом уточнили в ККФ – есть такой, личность подтверждается. А затем ты снова в поле зрения объявился. Но я все равно не торопился выходить на контакт. И если бы ребят с "Юрия Иванова" не захватили викинги, еще бы пару лет молчал. Однако так уж вышло, что придется налаживать связи с Большой Землей раньше и то, что мы общаемся с тобой, я расцениваю, как удачу. Хотя по логике событий именно ты главный морской бродяга ККФ и все равно мы бы встретились. Не в этом году, так в следующем.

– А про псов-мутантов давно узнали? – я кивнул в сторону Лихого, который уже не прятался.

– С полгода назад. Шпионы видят – вокруг первых лиц ККФ интересные собаки появились. Копнули чутка поглубже и все вскрылось. Секрет обошелся в хорошую сумму, но он того стоил.

– Ясно.

Вагрин хлопнул меня по плечу:

– Пойдем, Александр, вдоль берега прогуляемся. Мне врачи рекомендуют больше ходить. Да и тебе после морского перехода ноги размять лишним не будет. Расскажу тебе много интересного про наших соседей.

– Мне торопиться некуда, можно пройтись. Тем более в такой компании.

На ходу разговаривая, не торопясь, мы двинулись вдоль берега. В основном говорил Вагрин, а я его слушал и вскоре заметил, что информацию он выдавал дозировано. Про соседей сведений много, а про свой анклав ничего.

Итак, анклавы, о которых до сего момента я ничего не знал. Слухи имелись, но Вагрин выдавал конкретику.

В Сибири, на Урале и даже на Крайнем Севере сохранивших цивилизацию поселений оказалось не так уж и мало. Как и мы, они столкнулись с теми же самыми проблемами: разруха, загрязнение окружающей среды, анархия в ее крайних формах, межнациональные конфликты, борьба за власть, нехватка продовольствия и нашествия потерявших человеческий облик дикарей. В следствии чего многие общины с хорошим потенциалом распались или перестали существовать.

Например, три года назад в Сыктывкаре разгорелась гражданская война, два клана никак не могли поделить власть. Бились так яростно и самозабвенно, что полегли все воины с обеих сторон, а потом из лесов вышли "беспределы" и добили уцелевших. А в Салехарде, с которым анклав Вагрина одно время торговал, попытались реанимировать древнюю атомную подводную лодку Северного флота, которую по реке Обь смогли притащить к городу. Видимо, местные жители решили, что отремонтируют и запустят ядерный реактор, а потом с его помощью обеспечат себя электричеством. Вот только что-то пошло не так и теперь вокруг развалин Салехарда зона радиоактивного заражения, а уцелевшие жители анклава разбежались по глухим чащобам.

Но все это неудачные примеры, а меня, конечно же, интересовали сообщества, которые в обозримом будущем могли быть полезны моей родной стране. И анклавов, которые успешно развивались, не скатились в хаос и имели реальные перспективы развития, помимо уже известных мне, Вагрин назвал шесть:

Соликамск – город, точнее, его развалины, в Пермской области. Самоназвание – Соликамская республика. Но, по сути, это феодальное княжество. Правитель, некто Ярцев, называет себя президентом, а вокруг него верные товарищи. Двадцать пять лет назад он был обычным бандитом, который грабил небольшие деревни, захватывал в рабство людей и обкладывал данью большие поселки. Со временем он смог захватить контроль над анклавом рядом с руинами Соликамска, начал строить свою державу и сейчас под его контролем половина Пермской области. От дикарей отбивается успешно, а с некоторыми ордами, что необычно, даже смог договориться о нейтралитете. До сих пор никто не смог наладить с дикарями дипломатические отношения, а у него получилось. Примерная численность населения анклава – семьдесят пять тысяч человек. Огнестрельное оружие есть. Развиваются производства. Ощущается недостаток нефтепродуктов. Продовольствия хватает.

Ханты-Мансийск – союз свободных общин вдоль реки Обь от Нижневартовска до Березово. Самоназвание – Обская линия. Управление в руках совета депутатов, которые сами себя часто называют атаманами. Три десятка поселений. С дикарями война. Есть нефть и газ. По реке ходят речные суда, как правило, пароходы. Численность населения определяется достаточно точно – шестьдесят семь тысяч граждан и двадцать тысяч рабов. Причем в некоторых поселениях рабство под запретом, а в других ловля пленных для продажи на рынках поощряется. Огнестрельного оружия мало, но его начинают производить самостоятельно. Помимо автотранспорта, надо отметить, немногочисленного, есть авиация, самолеты АН-2. Вскоре должны появиться восстановленные вертолеты, для начала два или три. Характерная особенность – в этом анклаве хорошая рождаемость, в семьях от семи до десяти детей, и для местных это нормальное явление.

Новый Уренгой – анклав относительно небольшой, численность населения не превышает десять тысяч человек. Но ему уделено особое внимание, поскольку он сохранил практически всю инфраструктуру и научные достижения минувшей эпохи. Каким образом и за счет чего, Вагрин не ответил, его разведчики там обосноваться не смогли. Но факт остается фактом, этот анклав, действительно, цивилизованный. Подступы к городу прикрыты минными полями и рвами. Каждый житель имеет огнестрельное оружие. В распоряжении городского совета имеются самолеты и несколько вертолетов. Автомобилей хватает. Есть бронетехника. Главная проблема – нехватка продовольствия. Крупные банды дикарей в окрестностях практически не появляются, а небольшие шайки уничтожаются патрулями.

Туруханский каганат – очередное государство вдоль большой реки. Оно контролирует Енисей от Дудинки на севере, до руин Красноярска на юге. Столица, конечно же, Туруханск. Правитель – каган Азамат. Когда пришла чума, около ста тысяч человек из северных районов Казахстана двинулись в Россию. Через Новосибирск и Томск, иногда с боями, они пробились к Енисейску и двинулись вниз по течению реки. В пути теряли одних людей и набирали новых. Заняли Туруханск, обосновались в нем и дожили до того момента, когда вирус перестал представлять опасность. Потенциал для развития и расширения был. Казахи, примкнувшие к ним русские, китайская диаспора и коренные жители, объединившись, выбрали правителя и без особых внутренних конфликтов, отбиваясь от дикарей и осваивая брошенное наследие минувших времен, смогли довольно крепко встать на ноги. Сейчас их уже около трехсот тысяч. С оружием порядок, его много. В наличии речные суда и есть пара морских. Авиации пока нет, но она будет. Проблемы, разумеется, тоже есть, и одна из них конфликты с соседями. С юга, со стороны Тувы, на них напирают налетчики, то ли монголы, то ли китайцы, подробности неизвестны, а с востока идет накат от Туры, анклава на реке Нижняя Тунгуска.

Тура – анклав на Нижней Тунгуске. Известно о нем крайне мало. Однако кое-что разведка северян выяснила. Анклав военизированный, что-то вроде Запорожской Сечи в пик ее расцвета. Правитель называет себя генералом, некто Тимур Ромашов. Есть армия, от трех до четырех тысяч профессионалов. Основная ударная сила – рейдовые группы спецназа, которые способны совершать дальние походы на сотни километров. Общая численность населения Туринского анклава – пятьдесят тысяч вольных граждан, а помимо них большое количество рабов. Огнестрельного оружия мало. Техники почти нет. Подконтрольная территория – восточные районы бывшего Эвенкийского Автономного Округа. Политика в отношении соседей крайне агрессивная. Проводятся постоянные набеги на туруханцев и захватываются мелкие поселения в Иркутской области.

Хатанга – вольное сообщество на основе местных этнических сообществ и русских поселенцев. На момент развала России, ненцев и долган, коренных жителей, оставалось немного. Но благодаря тому, что они были рассеяны, эти племена пережили Черное Трехлетие без фатальных потерь. Потом произошел съезд представителей поселков и выживших городских жителей, был выбран временный орган управления, и люди снова начали взаимодействовать. Подконтрольная территория – весь полуостров Таймыр, река Пясина на западе и река Анабар на востоке. Основные поселения – Усть-Тарея и Хатанга. Численность населения перевалила за сорок тысяч человек. Армии нет. Четкая структура управления отсутствует. Технический потенциал слабый. Легкая добыча для соседей и в ближайшие пару лет Вагрин собирался этот анклав аннексировать. Для этого почти все готово и оставалось дожать нескольких вождей.

Таковы самые крупные анклавы в зоне досягаемости разведки Вагрина. Однако помимо них имелись те, куда шпионы еще не добрались, а только слышали о них. И тут тоже стоит сказать пару слов. Оказывается, существует и процветает такое государственное образование, как Чукотско-Камчатская приморская республика. Она сложилась на основе Тихоокеанского флота, который в Черное Трехлетие стянулся в Петропавловск-Камчатский. Есть анклавы в Магадане и Охотске, а в Приморском крае и на острове Сахалин закрепились китайцы, бежавшие из своей страны в Россию, да так в ней и оставшиеся. А помимо того ростки цивилизации пробиваются через дикость и технологический откат в Благовещенске, Чите, Сретенске, Якутске, Бодайбо, Улан-Удэ, Иркутске и Кызыле. Однако они далеко. А остальные российские земли, от Алтая и до Волги, вотчина дикарей. Про Казахстан и прочие республики Средней Азии, говорить нечего, там мало что уцелело.

В общем, все как и везде – мир скатился в пропасть и сейчас понемногу пытается из нее выбраться. И пока Вагрин делился со мной информацией, мы прошли вдоль берега пару километров. После чего повернули обратно, и я снова стал задавать вопросы. На этот раз меркантильные, о нашем дальнейшем партнерстве. На что мы можем рассчитывать, и что планирует получить от нас Вагрин. Основные переговоры по этим вопросам, конечно, на плечах Максимова. Да и шпионы северян, которые сейчас находились в Краснодаре, о чем-то договорятся с Еременко, а потом, возможно, при помощи радиосвязи пообщаются со своими начальниками. Но основная торговля с северными анклавами пойдет через меня и всегда есть вопросы, о которых моим отцам-командирам знать не стоит. В конце концов, ККФ далеко, а Вагрин сам сказал, что договор между ним и ККФ, по сути, договор между нами двумя. Это верное замечание, так и есть. Поэтому пока мы были одни, говорили откровенно.

– Понимаешь, Александр, – на ходу пиная мелкий камушек, сказал Вагрин, – по большому счету нам от вас ничего не нужно. Мы привыкли быть самодостаточными. Оружие и боеприпасы есть, продовольственную проблему решаем и расширяемся. Вот разве только...

Он сознательно взял паузу и остановился, а когда я начал проявлять нетерпение, продолжил:

– Нам нужны люди.

– Они всем нужны, – сквозь зубы процедил я.

– Ты не понял. Мы готовы взять всех, в том числе и дикарей. За это расплатимся нефтепродуктами, которых вам постоянно не хватает.

– Дикарей? – я удивился. – Зачем они вам? Их же не перевоспитать и нормальными людьми они уже не станут.

– Верно. Но нормальными могут стать их дети, если их сразу забирать у родителей.

– Вы уже так делаете?

– Давно.

– И как результаты?

– В Новой Чиже молодежь видел?

– Конечно.

– Все эти молодые люди, наше будущее, дети дикарей. Они были воспитаны в специальных школах и ничем не отличаются от тебя или меня.

– Затраты, наверное, большие?

– Да. Но оно того стоит.

– И как вы изымаете у "беспределов" детей? Наверное, в походы ходите?

– Нет, – он кивнул в сторону моря. – У нас остров есть, называется Колгуев. Всех пленных дикарей, женщин и мужчин, отправляем туда. Кормим их, конечно, и держим под присмотром гарнизона. Однако продукты даем не просто так, а за детей. Дикари, конечно, утратили разум, точнее, отгородились от него собственным восприятием мира, но не до конца.

– И что, они не пытались сбежать с острова?

– А некуда бежать, Баренцево море это тебе не Средиземное.

"Неплохая придумка у северян, – отметил я. – Надо будет у себя опробовать, наловить дикарей и пусть размножаются".

– Значит, возьмете любых людей? – уточнил я.

– Да. Любых.

– Понял. Добудем.

В очередной раз Вагрин усмехнулся:

– Ты совсем как я в молодости. Чем больше на тебя смотрю, тем больше в этом убеждаюсь.

– Возможно, – я улыбнулся в ответ, и мы продолжили движение в сторону поселка.

10.

Норвежское море. 09.05.2068.

– И все-таки я с вами не согласен, господа.

Эти слова были сказаны вторым механиком "Ветрогона" лейтенантом Свиридовым. Ему двадцать два года, выпускник НГМА, год назад был завербован ОДР при ГБ, польстился на двойное жалованье и романтику дальних морей, подписал договор и после дополнительной подготовки его отправили к нам. Он прибыл осенью. Человек ровный и психологически устойчивый, не наркоман и не алкаш, кадр хороший и нужный. Поэтому сразу был включен в экипаж "Ветрогона" и со своими обязанностями справлялся. Однако был у него один минус, который до поры до времени оставался незамеченным.

Так уж вышло, что Свиридов вырос в спокойной и мирной обстановке, в станице под Краснодаром, и никогда не знал нужды. Парень ходил в школу и получал достойное образование, неплохо питался и в глаза не видел живых дикарей. А родители и учителя, вместо того, чтобы прививать ему недоверие к чужакам, пичкали его гуманизмом, который в наше время вреден. Вот Свиридов и усвоил много лишнего. А когда мы, заключив с северянами договор о сотрудничестве и торговом партнерстве, покинули Новую Чижу, естественно, в офицерской кают-компании открыто все обсуждали. Вот и сегодня на общем обеде разговорились. Стесняться нечего и некого – кругом свои. И все бы ничего, но речь зашла о торговле людьми, точнее, обмене пленных, которых мы захватим, на ГСМ северян. Свиридов не выдержал и высказался.

Второй механик, который до сих пор не был ни в одном реальном бою, говорил открыто, как честный человек. Он сказал, что работорговля занятие мерзкое и постыдное. По этой причине мы, дабы не позорить себя и дворянский титул графа Александра Мечникова, а так же, что немаловажно, не бросать тень на императора, обязаны отказаться от мысли продавать, покупать и обменивать людей. В конце концов, даже дикари имеют право на свободу. Да и вообще, графу Мечникову, по возвращении в Передовой, следует решить вопрос подневольных рабочих в пределах форта, всех освободить и заключить с ними трудовой договор.

Офицеры и я, все мы слушали лейтенанта в полной тишине. Просто немного ошалели от речей, которых никто не ожидал. Но затем Свиридов замолчал и Скоков, покосившись на меня, дождался одобрительного кивка и ответил своему подчиненному. Командир корабля человек суровый и в выражениях не стеснялся. Всю его речь приводить не стоит, слишком много матерных выражений. Но основной посыл был ясен:

– Ты чего, лейтенант? Совсем берега потерял? Ты кто такой? Молчать, сопляк! Ты когда-нибудь видел, как людоеды человеческое мясо жрут? А по пепелищам поселков детские косточки собирал? Еще раз посмеешь открыть свой рот и полезешь с советами, спишу нахрен с корабля и отправлю домой. Пусть тебе там мозги вправляют. И лучше всего, если это будет происходить где-то на передовой, где идут постоянные бои с дикарями, разбойниками и варварами...

Скоков отчитывал механика минут десять. А Свиридов стоял без движения, бледнел и краснел. Он не раскаивался в том, что было сказано. Лейтенант просто не понимал, что мы мыслим иначе и у нас разные понятия о чести, благородстве и правильность наших поступков. В моем окружении в основе матерые ветераны, которые прошли через десятки сражений, и четко усвоили нехитрую истину – своим все, чужакам ничего. Сородичей, земляков и соотечественников необходимо защищать до последней капли крови. С ними ты всегда честен. Остальные люди, кто вне твоей общины и государства, максимум, временные союзники и потенциальные жертвы. А про дикарей-каннибалов разговор отдельный. Они вообще не люди, а животные, двуногие хищники, которых следует истреблять при первой возможности. Однако как объяснить это гуманисту, который не видел крови? Скорее всего, он не поймет.

Наконец, Скоков тоже замолчал и Свиридов, бросив последнюю фразу, на пятках развернулся и собрался покинуть кают-компанию.

– Стоять! – остановил я лейтенанта.

Он замер.

– Кру-гом!

Свиридов развернулся.

– Ко мне!

Четким строевым шагом, насколько позволяло тесное помещение, лейтенант приблизился и замер.

Снизу вверх, не покидая своего места во главе стола, я смерил его оценивающим взглядом. Стройный брюнет, подтянутый и молодцеватый. Лицо интеллигентное, униформа в полном порядке. На ремне, как и положено, с одной стороны пистолет в кобуре, а с другой кортик в ножнах. Придраться не к чему.

– Слушай меня внимательно, лейтенант. Читать тебе нотации не стану. Гнать тебя с корабля пока тоже не стоит. Поступим иначе. В этом году мы будем охотиться на дикарей и совершим несколько налетов на враждебные нам анклавы. Ты пойдешь в штурмовой группе. Я хочу, чтобы ты пролил кровь и своими глазами увидел, что происходит за пределами Передового. Поэтому тренируйся. К тебе будет приставлен инструктор из разведки. Все его приказания выполнять, как мои собственные. Никаких споров. Никакой агитации. Дашь слабину – будет плохо. Выстоишь – поймешь, о чем тебе толкуют. Ясно?

– Так точно, господин граф, – ответил лейтенант.

– Теперь свободен.

Кивнув, Свиридов ушел. В кают-компании на краткий миг воцарилась тишина, а затем Скоков сказал:

– Что-то неладное с воспитанием в нашей дорогой империи. Если вырастет пара поколений вот таких мягкотелых хлюпиков – ККФ долго не простоит...

За столом завязался дружеский спор. Однако я в нем участия не принимал. Покинул кают-компанию, в тамбуре накинул куртку, прицепил на ремень УКВ-радиостанцию и вышел на палубу.

В лицо ударил свежий морской ветер, зябкий и промозглый. Невольно, я поежился, плотнее запахнул куртку и достал папиросы.

Закурил, пыхнул дымком и, прислонившись спиной к переборке, посмотрел в сторону проплывающего мимо скалистого норвежского берега. Если ничего не произойдет, послезавтра будем в Вильгельмсхафене. Радиосвязь с нашими гражданскими специалистами уже появилась, у них полный порядок, трудятся. Какое-то время побудем в немецком анклаве и дождемся торгового каравана из Гибралтара. Сопроводим его на Балтику, и я постараюсь нанять бойцов, с которыми будем атаковать Рединг. Можно справиться своими силами, воинов хватает. Но лучше использовать наемников, их не жалко. В Рединге захватим пленных и сменяем у северян на ГСМ. После чего прочешем побережье Норвегии или Германии, разгромим несколько дикарских стойбищ и опять до наступления холодов успеем поторговать с Вагриным.

Таков предварительный план, в котором, как это у нас всегда случается, есть слабые моменты. Основной – отсутствие собственного танкера. А значит, придется брать нефтеналивное судно у Семенова. Конечно же, за долю в добыче или топливе. Он хоть и союзник, на одну контору работаем, но своей выгоды ни за что не упустит. Впрочем, как и я. А в остальном полный порядок. Хранилища под топливо в Передовом есть. Оружия у нас много. Боеприпасов хватает. Возможно, в операциях по захвату пленных сможем задействовать бронетехнику, хотя бы три-четыре бронетранспортера. Однако они переломят ход любого сражения. Разумеется, если их правильно использовать.

Что же касательно расценок на пленников, то они оговорены заранее. Крепкий дикарь – тонна дизтоплива. Способная рожать здоровых детей женщина-дикарка без увечий и патологий – три тонны. Мужчина или женщина из "цивилизованного" анклава – от восьми тонн и выше, многое зависит от навыков и умений, а так же здоровья. То есть сто человек из Рединга в среднем будут стоить столько же, сколько тысяча дикарок. Соответственно, если брать в расчет трофеи, их ловить гораздо выгоднее, но учитывая тот факт, что у англичан есть огнестрельное оружие, потерь будет больше. При этом моральный аспект работорговли меня не волновал и опыт захвата людей у нас уже имелся. В Алжире, как и на берегах Баренцева моря, всегда готовы обменять пленных на топливо. Да и в Рединге, помнится, после налета на мавров, за "освобожденных из неволи белых братьев" давали приличную цену. И если бы Квентин Дойл не оказался таким мерзавцем и двурушником, мы могли бы торговать дальше. Но, видать, не судьба.

Докурив папиросу, я поднялся на артиллерийскую площадку. Комендоры были здесь, проворачивали механизмы АУ-630 и подкрашивали башенку. А один из них, покосившись на меня, запел старую песню казаков-некрасовцев:

"Ой, Голымба ты, голымбушка моя,

У Голымбы ни кола и не двора,

У Голымбы только горенка одна,

У Голымбы столбы точенные,

Как у ночи поволоченные,

Середи двора бел-горюч камень лежит,

Из-под камушка быстра речушка бежит,

А по речушке суденышко плывет,

А в суденышке немножечко людей,

Того-сего только семь человек,

А восьмой-то атаманушка,

А девятый есаулушка,

А десятый – разудалый молодец"...

"Хорошо поет", – отметил я.

В этот момент включилась УКВ-радиостанция и голосом Скокова прохрипела:

– Ходовой мостик вызывает Мечника.

– Слышу тебя.

– Поднимись. Мы видим кое-что интересное.

– Принял.

Расклад простой. Вахтенные что-то заметили и вызвали командира, а он, определившись, уже дергает меня. Наверняка, не просто так, забавы ради, поговорить за жизнь. Поэтому я не медлил, быстро поднялся на ходовой мостик и Скоков сразу протянул бинокль.

– Посмотри на берег, – сказал он.

Сначала я ничего интересного не увидел. Скалы и извилистые фьорды. Зелени практически нет, пейзаж довольно унылый. Кое-где видны глыбы льда.

– Правее, – сказал Скоков.

А вот в указанном направлении, действительно, кое-что было. Небольшая бухточка и каменистый пляж. На нем огромный костер, который разгорается, и клубы дыма от него заметны уже даже невооруженным взглядом. Но, что более важно, возле огня, размахивая руками и стараясь привлечь наше внимание, стояли люди. Примерно двадцать человек. Скорее всего, не дикари.

Опустив бинокль, я спросил Скокова:

– Где мы сейчас находимся?

– Между Тромсе и Харстадом.

– Твои рекомендации?

– Время есть, и мы никуда не торопимся. Можно высадиться на берег и под прикрытием корабельной артиллерии посмотреть, что это за люди.

– Решено. Высаживаемся.

Фрегат замедлился и, насколько это возможно, чтобы не рисковать получить пробоину, приблизился к берегу. Между нами и сигнальным костром около мили. "Ветрогон" остановился, и на воду были спущены мотоботы. В каждый погрузилось по пятнадцать разведчиков. В последний момент, вооружившись и накинув на себя разгрузку, вместе с Лихим я запрыгнул в один из них. Корабль направил орудия на берег и мотоботы, вспенивая движками морскую воду, стали приближаться к пляжу.

Все нормально. Однако в ста пятидесяти метрах от берега Лихой забеспокоился, и я посмотрел в его глаза.

"Враги, – прилетел мысленный посыл разумного пса. – Не эти, другие".

Я его понял, привстал, и взгляд обшарил пляж. Есть! Вот она – опасность!

Из-за скалы в нескольких сотнях метрах от костра появились дикари. Больше сотни мужиков в шкурах, размахивая копьями и обрезами ружей, мчались по берегу. Люди возле костра их тоже заметили и в панике заметались. Они не знали, что делать, то ли ждать нас, то ли спасаться бегством. Зато я знал и вызвал на связь фрегат:

– Мечник вызывает "Ветрогон".

– На связи, – отозвался Скоков.

– Дикарей видишь?

– Да.

– Приласкай их. Только аккуратно, чтобы нас не зацепить.

– Сделаем.

Я ожидал, что корабельные комендоры ударят по дикарям главным калибром. Однако они отработали из АУ-630, она же АК-630. Автоматическая корабельная артиллерийская установка Грязева-Шипунова, шесть стволов, калибр тридцать миллиметров. Поражение воздушных целей на наклонной дальности до 4000 метров, а лёгких надводных сил противника на дистанциях до 5000 метров. Скорострельность 4000-5000 выстрелов в минуту очередями по двести и четыреста снарядов. Пушка великолепная и во многом универсальная. Она дала очередь в двести патронов (снарядов), но, как я позже узнал, вылетело всего семьдесят пять. Боеприпасы древние и один из снарядов заклинил артустановку. Впрочем, тех патронов, которые накрыли пляж, хватило.

Тридцатимиллиметровые осколочно-фугасные зажигательные снаряды ОФ-84 влетели в толпу дикарей, вонзились в каменистый грунт и буквально взорвали его. Над пляжем поднялось огромное облако из щебня и разорванных в клочья человеческих тел. Каменные осколки, словно шрапнель, выкосили продолжающих выскакивать из-за скалы каннибалов и они резво отступили. По крайней мере, кому повезло уцелеть, а это воины, которые не бежали в первых рядах. То есть не самые храбрые и сильные, зато самые осторожные.

Дикарей остановили. Ветер дул в сторону от нас и унес пыль. На пляже остались только рваные куски тел и вывернутые на поверхность булыжники. Да ищущие спасения люди возле костра в стороне от побоища.

Мотоботы уткнулись на пляж. Воины высадились и обеспечили зону безопасности. После чего на берег вышли мы с Лихим. Разумный пес отбежал в сторону, а я подошел к огню и людям, которых мои воины держали на прицеле. Кто их знает, кто они такие. Выглядели безобидно, в основном в группе молодые женщины. Оружие только холодное, мечи и топоры, ножи и пара самодельных арбалетов. Одежда из древних запасов, теплые куртки и штаны, на ногах ботинки, а головы прикрыты вязаными шапками. Детей нет, что странно, а некоторые мужчины имели легкие раны, и было заметно, что не так давно они участвовали в бою, царапины и порезы свежие.

– Кто такие? – обратился я к норвежцам на русском.

Меня, разумеется, не поняли. Тогда я повторил вопрос на английском языке, который в последние годы немного освоил, и на этот раз мне ответили. Из толпы вытолкнули чахлого старика, наверняка, свидетеля прошлой эпохи, и он, с трудом подбирая слова, ответил:

– Мы из Альты... Последние люди... Герцогство разрушили дикари... А мы смогли сбежать... Долго прятались в отдаленных поселках... Недавно вскрыли старый склад... Огнестрельного оружия нет... Мы не опасны для вас... Заметили ваш корабль, когда он шел на север... Поздно... Сигнал подать не успели... Решили ждать... А тут дикари... Убегать уже нет сил...

– Как тебя зовут?

– Генрих.

– Кто у вас старший?

– Такого нет – после гибели герцога и его помощников мы все решаем сообща...

– Чего вы хотите?

– Спасите нас...

– Чем сможете заплатить?

– У нас пусто, – старик понурился, покачал головой и добавил: – Спасение отработаем... Мы не дикари... Есть механики и врачи...

– Это вся ваша группа?

– Есть еще... Пятьдесят семь человек... Старики, беременные женщины и дети... Они прячутся в подвале супермаркета... Дикари их пока не обнаружили... Надо спешить... Мы покажем дорогу...