Текст книги "Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф"

Автор книги: Василий Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

О подельниках

Но сначала еще раз вернемся к едва ли не главной тайне: где же пребывал Иисус 18 лет, с 12– до 30-летнего возраста? В Галилее? Плотничал в Назарете, как считают, пишут? Это предположение не подтверждается даже тем обстоятельством, что евангелисты довольно дружно описывают набор учеников как процесс случайный. Иисус, явившись в Галилею после Иоаннова крещения, набирал учеников походя. Например, у Марка: «Проходя же близ моря Галилейского, увидел Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы. И сказал им Иисус: идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков. И они тотчас, оставивши свои сети, последовали за Ним» [1: 16–18]. Или: «Проходя, увидел Он Левия Алфеева, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за Мною. И он, встав, последовал за Ним» [Мк, 2: 14]. По разумной логике, если бы он 18 лет в этих краях жил, работал и пробовал себя в проповеди, в исцелениях, наверняка он имел бы друзей или знал людей надежных, способных его поддержать или просто людей образованных, сочувствующих идеям зарождавшегося христианства, которых можно было бы увлечь. Да и к крещению он пришел бы не один, а с единомышленниками, и апостольское ядро было бы уже им сформировано в каком-то приближении. Но по евангельским письменам получается, что он был 18 лет немым в Назарете, а потом вдруг «заговорил стихами» и стал суперцелителем в Капернауме. Так выходит, поскольку впоследствии выяснилось: в Назарете никто не был знаком с его религиозными идеологическими амбициями, проповедям его подивились и не приняли, целительство провалилось. Полная неестественность, до невероятности (конечно, догматику объяснить эту ситуацию проще пареной репы: снизошел дар, да и все, – послан свыше).

Приведем в этом контексте примечательное высказывание А. Меня: «Находясь в самом центре церковной жизни, Он [Иисус] видел ее болезни, замаскированные показным благолепием». Далее перечисляются болезни церкви. Тем самым, вольно или, скорее, интуитивно, Мень допускает, что Иисус некоторое время находился «в центре церковной жизни», – т. е. в Иерусалиме, в храме. Конечно же, это не единовременное наблюдение, не однодневное. Но когда? Когда в жизни у Иисуса был такой период, в течение которого он хорошо изучил церковную изнанку? В известные три года он был занят лишь пророчеством, скитанием по Галилее и сопределам, и лишь по Иоанну считанное количество раз побывал в Иерусалиме. Кстати, Штраус, доверяя больше синоптикам, считает, что роковое путешествие Иисуса в Иерусалим было первым и последним, и здесь Штраус задумывается: когда это Иисус познакомился и даже сдружился с Иосифом Аримафейским? Естественно предположить, что знакомство с Иосифом произошло при каких-то обстоятельствах в Иерусалиме, еще до начала самостоятельного служения Иисуса. И это хорошо согласуется с предположением о наличии иерусалимского «дотридцатилетнего» периода в становлении Иисуса как личности.

Ко всему не мог он, сидя в Назарете, столь сильно проникнуться нелюбовью по отношению к фарисеям, чтобы произнести гневную, обличительную речь [Мф, 23: 13–36; Лк, 11: 42–52]. Сам Мень хорошо иллюстрирует церковные наблюдения Иисуса в тексте, который мы приведем полностью: «Мимо Него, снисходительно отвечая на поклоны, шествовали надменные законники. Их „тефиллин“, повязки на лбу с текстами Торы, и другие атрибуты набожности каждому бросались в глаза, но как мало соответствовали они духовному состоянию этих людей! Иисус видел и ученых, которые часами обсуждали ничтожные оттенки устава; видел и фарисеев, спотыкавшихся на пути о камни, чтобы продемонстрировать свою полную отрешенность от мира. Иисус знал, как легко проникают в эту среду честолюбцы, которые потом упиваются властью над душами» (курсив автора). Не вяжутся такие сведения с мечтательной назаретской юностью по Ренану и лишь кратковременными посещениями Иерусалима по Меню. Повторим, синоптики вообще считают, что в Иерусалим Иисус прибыл, чтобы в первое же посещение пострадать и умереть, а не наблюдать.

Если придерживаться логики событий, то разумно предположить, что успехи в проповеднической работе в Иерусалиме или в других местах, где он был в молодости на вторых или третьих ролях, натолкнули его на мысль о самостоятельной работе, организации своего дела. А может, иерусалимская пророческая среда вытолкнула его как опасного конкурента или в результате разногласий, конфликта. И ему ничего не оставалось, как вернуться домой, в Назарет. Скорее в Иерусалиме он законфликтовал с какими-то группировками, поскольку дома, в Назарете, некоторое время пребывал в депрессии. По тексту Евангелия евреев: «Матерь и братья Господа говорили Ему: Иоанн Креститель крестит во оставление грехов; пойдем к нему и крестимся». Иисус же меланхолично отвечал: «В чем же Я согрешил, чтобы Мне идти креститься?» – принимая между тем их слова к сведению. И, поразмыслив, отправился он к Иоанну из Назарета, как пишут евангелисты. А вот вернулся не в Назарет, а в Капернаум. Галилейские края, полуязыческие, не так плотно охваченные пророчеством, как Иудея, были невыгодными для проповедников. Захолустье, короче. Только достаточно опытный пророк мог здесь рассчитывать на успех, на сколько-нибудь значительный доход. Естественно, по ходу дела он организовывал общину, набирал учеников – этот процесс и стандарт общины были ему, значит, знакомы.

И набирал учеников в жесткой форме. Будучи психологом от природы и по опыту сложной молодости, он хорошо различал людей и наперед угадывал их преданность и послушание. Естественно, это были люди его возрастной категории, и, как далее выяснилось, в основном он не ошибся – некоторые из них погибли, так или иначе продолжая его дело. Причастность к пророчеству в те времена была делом престижным, народ был наслышан о феноменальных способностях пророков, славе и неплохом достатке этих специалистов. Так что Иисус уверенно находил отклик и желание попытать счастья в этой деятельности. Заметим, что некоторые из двенадцати учеников неплохо освоили это дело и впоследствии, пользуясь именем Христа, успешно исцеляли немощных, тем самым прославляя и подвигая христианство по всей Палестине (и не только), работая на свою иерусалимскую общину. Хотя, повторимся, гонений не избежали.

В принципе Палестина Христовых и постхристовых времен была наводнена разношерстными пророками, соревнующимися в этом предпринимательстве. Вскользь, в другой связи, но хорошо это описано в Деяниях апостолов: «Даже некоторые из скитающихся Иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, которого Павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов Иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» (19: 13–15). Сквозит здесь некая наивность, как в детской игре или сказке; так бы это и надлежало понимать, если бы не канон, не бороды действующих лиц и сказителей.

Дух времени явствует и в следующей картине: «А из занимавшихся чародейством довольно многие, собравши книги свои, сожгли перед всеми; и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм» [Деян., 19: 19]. Это большие деньги, которые характеризуют и большую сферу чародейских, шарлатанских и пророческих интересов, несомненно очень доходную. И в эту сферу стремились. Неплохо заклеймил их Иисус: «Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники» [Ин, 10: 8].

Действиями Иисуса при наборе учеников залюбуешься: «И прошед оттуда немного, Он увидел Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, также в лодке починяющих сети, и тотчас призвал их. И они, оставив отца своего Зеведея в лодке с работниками, последовали за Ним» [Мк, 1: 19–20]. И далее не церемонится Иисус: «А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов; а ты иди, благовествуй Царство Божие» [Лк, 9: 59–60]. Конечно, привлекательна была проповедническая жизнь возможностью прославиться, но в решениях кандидатов, которым было что терять, сквозила и брала верх осторожность: «Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» [Мф, 19: 21–22]. Не преминем для полноты картины упомянуть Цельса, который в своем «Правдивом слове» охарактеризовал подельников Иисуса как неотесанных простолюдинов, нравственно испорченных и грубых. Возможно, кто-то из стариков, помнящих отцовские или дедовские сказы о легендарной компании Иисуса, донес до Цельса такие субъективные и вполне реалистичные сведения.

Как он работал? Упоминаются в евангелиях толпы в пять тысяч человек и около того. Пять тысяч, наверное, не перекричишь. Проповедовал он большей частью в синагогах. Молельные дома небольших галилейских городков, отмечает Ренан, были невелики. Наверное, вмещали они сотни полторы-две человек, это и была наиболее частая аудитория. Беседа начиналась чтением Писания, затем чтец комментировал прочитанное и излагал присутствующим свою позицию. Собрание внимательно следило за доводами, задавая свои вопросы, требуя разъяснений, судача между собой, – в синагогах существовал установленный порядок проповедей, которого Иисусу проходилось придерживаться. Но если синагога не вмещала всех желающих услышать, проповеди велись на природе: евангелия описывают многие случаи собраний на окраинах городов – возможно, существовал и такой порядок для многочисленных гастролирующих пророков (Иисус проповедовал что называется и на суше и на море). Управление толпой, ее вниманием – работа тяжелая, и по текстам евангелий заметно, что Иисус уставал, хотя ему говорить с людьми было все равно, что дышать. В принципе за три с половиной года он наговорил немало, и те 40 притч, даже если они просто приписаны Иисусу молвой и евангелистами, все равно капля в море. Талантливый, энергичный молодой человек, в расцвете сил, много видевший, много слышавший, за притчей в карман не лез. В тупик его поставить было невозможно, притчи или иносказания у него были готовы на все случаи диспутов, на любые вопросы. Ренан и другие исследователи, в основном теисты, замкнулись на отношении к Иисусу как к человеку изначально святому, великому подвижнику христианства. Отсюда нагромождение идей, наделение его помыслами сразу вселенского масштаба и полный отрыв от реальности, насущности его бытия. Задумки проповедника, пророка, конечно, значительнее мыслей плотника, но едва ли они приближались даже к масштабам деятельности лиц синедриона, хотя и были похожи. Тем паче, что сам Ренан не видит в них новизны: «Как видно, во всех этих теориях не было абсолютно ничего нового. Ни Евангелия, ни сочинения апостолов в отношении апокалипсических доктрин не заключают ничего такого, чего нет у Даниила, Еноха, в Сивилльских пророчествах, в Успении Моисея, – книгах еврейского происхождения. Иисус разделял эти идеи, общераспространенные среди его современников». Эта доминирующая мысль Ренана цитировалась нами не однажды. Здесь проиллюстрируем правоту теолога. Обратимся к главному. Крещение – отправной момент христианства, христианизации – не обладало новизной как обряд. Уже Иезекииль упоминает крещение водой как ритуал очистительный: «И окроплю вас чистою водою, и вы очиститесь. И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам…» (36: 24–26). Весь архив Ветхого завета был рабочим материалом любого пророка, и подача зависела от способностей. Иисус брал талантом, в отличие от других пророков, работавших на голом энтузиазме и нахальстве.

Проповедуя, Иисус призывал покаяться, но как совершалось покаяние и в чем оно формально заключалось – нет сведений. У Иоанна Крестителя все было конкретно: покаяние, исповедь завершались обрядом крещения во оставление грехов – очистительным омовением в водах Иордана. Иисус не крестил никак (лишь упомянул о своем втором, особом крещении [Лк, 12: 50]), хотя и предполагалось, что он будет крестить огнем и Святым Духом [Мф, 3: 11]. Без конкретизации, очень общим тоном о крещении сказано только в Евангелии от Иоанна. В ряде случаев он попросту отпускал грехи своей волей и к негодованию фарисеев. Можно заключить, что это и была обрядовая часть его проповедей. Другая форма общественного служения Иисуса – целительство – выглядело более демонстративно и результативно. Народ, возбужденный слухами, устремлялся огромными (по тем временам) толпами в основном на исцеления. Эта диспропорция, как справедливо полагает Ренан, раздражала Иисуса [Лк, 9: 4]. О невеликом проповедническом эффекте отрывочно обронено в текстах (приведем в современном, более понятном переводе о. Леонида (Лутковского): «И вот один (из идущих с Ним) спросил его: Господи, не мало ли спасающихся?» [Лк, 13: 23]; «…нежели чтобы он ввел в соблазн одного из тех немногих, (кто верует в Меня)» [Лк, 17: 2]; «…И если кто напоит одного из тех немногих (кто верует в Меня) хотя бы чашей прохладной воды…» [Мф, 10: 42]; «Смотрите же не пренебрегайте ни одним из тех немногих, кто верует в Меня;» [Мф, 18: 10]; «Однако Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» [Лк, 18: 8] и др. (курсивное выделение в цитатах мое. – В. Е.). Кстати, последняя цитата напрямую говорит о том, что Иисус не чаял быть основателем новой мировой религии. Как бы там ни было, но была еще и третья сторона служения – насущная, материальная, о которой теологи почему-то стесняются говорить (и которая едва ли не первая у нынешней церкви). В стране пророков безусловно бытовала религиозная норма, нравственный законопорядок: пророку отдай пророково. Относительно Иисуса в ряде случаев это было стандартное приглашение отобедать после проповеди у достаточно зажиточного человека [Мф, 9: 10; Лк, 9: 36; 10: 38; 11: 37; 14: 1; 19: 5 и т. д.]. То же рекомендовано им и ученикам по отправлении их в города и села галилейские: «В этом же доме и оставайтесь; ешьте и пейте то, что получите от них, ибо работник достоин платы за труд свой. Из дома же в дом не переходите» [Лк, 10: 7], то же – Мф, 10: 11. И тут надо вспомнить Иуду-казначея, жребий его был достаточно многотрудным. Был в бригаде, правда, и профессиональный мытарь – Матфей, но, похоже, экономическую сторону служения решал все-таки Иуда. По незаметности в текстах, решал в основном, наверное, кулуарно или на третьих планах, но с пристрастием. Вспомним его горячность в сцене миропомазания Христа: «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» [Ин, 12: 5]. Эта же сцена говорит о том, что излишки казны неукоснительно направлялись на подаяния нищим.

Просто и понятно, что также и Иоанн Креститель на гребне популярности не акридами питался, да и в Махероне был все же при тетрарховой милости (Антипа любил беседовать с умным родовитым пророком).

Иисус делал хорошие сборы. После эффектной сцены отповеди фарисеям и саддукеям в Иерусалимском храме евангелисты отмечают: «Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты» [Лк, 21: 1–2], и еще: «И сел Иисус против сокровищницы, и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много» [Мк, 12: 41]. Наверное, это был народ, только что «с услаждением» его прослушавший, и воздаяния были скорее в его адрес, в его сокровищницу (Марк ее не идентифицирует) – общинный ящик для пожертвований. Чего это он будет сидеть рядом с казенной сокровищницей и глазеть на чужие деньги? Деньги, подать на храм собиралась в определенные дни, в определенном количестве, также натуральными продуктами земледелия. К тому же была Пасха и законной храмовой жертвой полагался агнец. Чего ради бедная вдова без напоминания понесет подать в храм или помимо подати еще пожертвует последнюю копейку? Такое она могла содеять только воодушевленная, как и все, Иисусовой личностью и проповедью.

К слову. Иисус с учениками жил в соответствии со своей проповедью «Бог даст день, Бог даст пищу», имущества не накапливал и не имел, как говорят, ни кола ни двора. Тем не менее в последующие века папство, самооправдывая свои баснословные богатства, доказало его статус собственника, невесть чего владельца.

А Галилея жила своей жизнью. Светлые шарлатанские головы видели славу Иисуса и видели способы извлечь из этого пользу для себя, примазаться к чужой славе. Поведенческая линия всех времен и народов, добавим – многих видовых форм. Этот реальный штрих времени зафиксирован у Луки: «При сем Иоанн сказал: Наставник! Мы видели человека, именем Твоим изгоняющего бесов, и запретили ему, потому что он не ходит с нами» [Лк, 9: 49]. Настоящий «нарушитель конвенции», «проклятый конкурент».

Как и всякий пророк, Иисус заботился о своей популярности. На подъеме известности Иисус провел две хорошо продуманные и спланированные оповестительные операции или, по-нашему, – рекламные акции. В качестве первой Иисус отправил по городам и весям Галилеи двенадцать основных своих учеников-апостолов, которые уже достаточно долго следовали за ним, помогая ему и перенимая опыт [Лк, 9: 1–6]. В напутственном слове Иисус наказал им делать то же, что делал сам, и чему они были постоянными свидетелями. Естественно, они должны были работать от его имени. Трудно оценить продолжительность этой операции, но она возымела успех, – молва об Иисусе докатилась даже до Антипы Ирода, хозяина Галилеи [Лк, 9: 7–9]. Сам же Иисус времени не терял и набрал еще семьдесят учеников, наверное, из числа галилеян, заинтересовавшихся проповедями отосланных апостолов и стекавшихся отовсюду к нему в Капернаум. Чудо накормления пяти тысяч в Тивериаде Иисус содеял, похоже, уже с их помощью, двенадцать не управились бы. Далее Иисус, наращивая успех, осуществляет вторую рекламную операцию, отсылая с проповедями, а точнее – с провозвещениями его имени партию из семидесяти новых учеников (скорее, просто сочувствующих): «И послал их по два перед лицем Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти» [Лк, 10: 1]. Напутствия практически те же самые [Лк, 10: 2–12]. И, наверное, подавляющее большинство их задачу выполнили и вернулись: «Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем» [Лк, 10: 17]. На этот раз слухи дошли до Иерусалима. Синедрион пока просто принял их к сведению, а заинтересовавшиеся столичные фарисеи отправили-таки делегацию для выяснения и оценки явления [Мк, 7: 1; Мф, 15: 1]. Ну а народ иудейский отреагировал сразу: толпы его, не дожидаясь визита, направились сами к Иисусу, другие на месте с нетерпением ожидали посещения своего городка, подогреваемые рассказами очевидцев. Все мы одинаки. Но главная цель, как мы знаем, была достигнута: Иисус имя свое раскрутил, осталось грамотно пожинать плоды. Добавим, что новатором в этих действиях он, конечно, не был, угадывается накатанная для тех времен методика.

Увлекаясь образной речью, пересыпая ее сравнениями, Иисус однажды «перегнул». Ситуация возникла в Капернауме, где он впервые обнародовал мысль о своем святом эквиваленте – о своей плоти и крови. Суть моя, плоть и кровь – это мои проповеди, идеи и вера. В этом я весь, и даже больше, и нет во мне ничего иного, силился объяснить он это тождество собравшимися: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь (то бишь: внимающий, верящий мне. – В. Е.) пребывает во Мне и Я в нем» [Ин, 6: 56]. Народ с лету не понял иносказания: «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать?» [Ин, 6: 60]. Как ни пытался он тут же выправить ситуацию, не смог, не нашел доступной людям транскрипции для осенившей его мысли, слишком эффектного образа. Последовал провал: «Многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» [Ин, 6: 66]. Похоже, это как раз те самые семьдесят учеников-последователей. Посчитали люди такое дело бесперспективным, не открылась им «мышца Господня». «Тогда Иисус сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти?» [Ин, 6: 67]. Петр за всех ответил отрицательно, но разговор получился тяжелый.

Не всегда стопроцентно принимались на веру и исцеления Иисуса: «Тогда иудеи не поверили, что он [слепец] был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего» [Ин, 9: 18–34]. Отметим, что Иисус в каких-то конкретных случаях исцеления страховался. Медицина стара как мир: исцелив очередного страдальца, Иисус говорит: «Вот ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» [Ин, 5: 14]. Как и ныне, многоопытный врач, приняв гонорар, назначает курс лечения, отягощенный массой заведомо невыполнимых в комплексе условий, и при скоропалительных претензиях укажет на невыполнение хотя бы одного из них.

Народ, измученный многовековым непрекращающимся инбридингом, бесновался в самых разных формах. Нива действительно была обширная, а пахарей мало. Однако ученики, стажируясь, хоть и оперировали его именем, но не всегда бывали успешны. Пал как-то осмелившийся человек перед Иисусом на колени и сказал: «Господи! помилуй сына моего: Я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его» [Мф, 17: 15–16]. Иисус поправил дело, а ученикам указал на маловерие в работе.

Малоправдоподобно выглядит описание Ренаном этих лет Иисуса: «Верное стадо его весело бродило за ним, подбирая вдохновения своего учителя во всей свежести их начального расцвета. Иногда возникало какое-нибудь наивное сомнение, ставился слегка скептический вопрос. Иисус одной улыбкой, одним взглядом рассеивал возражения». Бригада хиппи. Можно добавить еще и пирушки в конце удачного дня (не в нашем понимании, конечно) – достаточно обильный стол, сдобренный вином. Такие настроения прослеживаются в текстах евангелий: Мф, 11: 19; Лк, 7: 34; Мк, 2: 15–16. Но за всем этим чувствуется многотрудная бригадная работа, будничные заботы, дисциплина и сложноподчиненность отношений. Были у Иисуса и любимые, и перспективные ученики, и просто функционеры. Он хорошо видел, кто на что горазд, предсказал и то, что они разбегутся при первой серьезной опасности, и кто от него отречется, и кто его предаст. И отношения в общине были непростыми. Заметны по текстам и конфронтация, и соперничество в распределении благ: например, у Марка ученики Иаков и Иоанн приступили к Иисусу с претензиями: «Дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, во славе Твоей». Естественно, это не понравилось остальным: «И, услышавши, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна» [Мк, 10: 37, 41]. А Иуду Искариота ученики небезосновательно подозревали в воровстве из общей казны.

Естественно, у основных его двенадцати учеников-апостолов время от времени возникали сомнения, упадочные настроения, наверное, в периоды неудач: «И начал Петр говорить Ему: вот мы оставили все и последовали за Тобою». Приходилось успокаивать, налегать на обещания: «Иисус сказал в ответ: истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом: или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов: и земель, а в веке грядущем жизни вечной» [Мк, 10: 28–30]. Как видим, не только небесные блага обещал Иисус. Тут и возникает впечатление, что Косидовский прав, полагая Иисуса мятежником, помышлявшим о захвате власти и переделе имущества в реальном времени.

В принципе Царство небесное – религиозная категория, которой оперировал Иисус в своих пророчествах-обещаниях, – теологически сложна, и даже современными богословами разработана весьма концептуально. Что говорить в таком случае о пророках новозаветного времени! До конца слабо представлял себе его характеристики и сам Иисус. А поскольку вопрос был все-таки насущный, народ изрядно донимал его многочисленными: как, какое, где, кем, кому, когда? Особенно – когда? Иисус отбивался как мог, не особенно следя за логикой, по ходу корректируя понятие. Божие царство обращалось в небесное и наоборот, терпя трактовки. Главное – призвать к покаянию и пожертвованиям. Что подвигало и подвигнуло его заявить ученикам в напутствии (когда он отправлял их по городам галилейским): «Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как придет Сын человеческий» [Мф, 10: 23], – не ясно. Или в другой связи: «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все это будет» [Мк, 13: 30]. Какими признаками и соображениями Иисус руководствовался, провозвещая скорый конец света, не уразуметь теперь. Ошибочными, конечно (не станем подозревать его в стандартном пророческом обмане), поскольку спустя время последовало трезвое: «Где обетование пришествия Его?» [II Петр, 3: 4]. Или: «Это (о кончине мира) слышали мы давно; но вот состарились, ждавши день за днем, и ничего не дождались» [Clement., I, Epist., 23.3, цит. по Мережковскому]. Однако выход был найден сравнительно легко: «День один у Господа, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» [Пс, 89: 5]. Для догмата нет безвыходных ситуаций. «Молим вас, братия, не спешить» [II Фесс., 2: 1–2]. Заминка вышла (а уверовавший народ продавал имения и сдавал деньги в общину, обрекаясь агитировать и других). А то и вообще: «Не ваше дело, знать времена и сроки» [Деян., 1: 7].

Имел ли Иисус взаимопонимание в среде учеников, работая с ними три года? Отмечается, что нет. Очень обоснованно сказал об этом Штраус: «Мы должны признать в них людей преданных и стойких, если только достоверны известия об их дальнейшей деятельности и судьбе. Но мы не можем видеть в них людей, способных понимать Учителя и глубоко вникать в его идеи и планы, тем более что мы имеем много оснований высоко ставить самого Иисуса».

Все правильно понял только Стефан – ученик без апостольского звания, греческий иудей из числа сочувствующих. Стефан, «муж, исполненный веры и Духа Святого», принципами не поступился. В своей апологии в защиту пророков и Христа называл все и вся своими именами, грозил вторым, карающим пришествием убиенного Иисуса, за что и был побит камнями, погиб, как сам Иисус. Причем в расправе усердствовал Павел, который, правда, впоследствии одумался, уверовал и был причислен к апостолам. Кстати, по его собственному мнению (да так оно и есть), потрудился он поболе других апостолов в продвижении веры [I Коринф., 15: 10]. В святом и богоприятном промысле крещения он был все же не в полной мере осмотрителен: «Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю» [I Коринф., 1: 13].

Ночь перед арестом в Гефсиманском саду была гнетущей. Беллетристично описывает ее Лука. Уже во время тайной вечери пошел разговор о предательстве, отречении. Впрочем, тон был не обличительный, но всепонимающе-снисходительный, Иисус все прощал наперед. Он знал, что петля затягивается: «Ибо то, что о Мне, приходит к концу» [Лк, 22: 37]. Во власти дум своих сделал завещание (Новый завет). Его настроение передалось ученикам. По пути в сад они чувствовали, что он был уже как бы не с ними. В ночном саду Иисус «отошел на вержение камня» и продолжительно молился – вся судьба, вся жизнь были поставлены на карту. После молитвы, едва разбудил он учеников, «спящих от печали», как нагрянула толпа с Иудой во главе. Как ни были напуганы разбегающиеся ученики-подельники, все же Петр оказал некоторое сопротивление – выхватил меч и отсек правое ухо первосвященскому рабу Малху. Не специально, конечно. Надо думать, Петр покушался на всю его рабскую голову. Сведение вполне можно считать достоверным: имя раба и отсеченная часть тела, видимо, долго муссировались в пересудах домовой челяди первосвященника и храмовой прислуги. Событие разнеслось и закрепилось в памяти молвы, как это часто бывает с эффектными мелочами. Петр далее повел себя не совсем благовидно – по преданию (и по предсказанию Иисуса) трижды отрекся от Христа, своя рубаха ближе к телу. Последовавшее раскаяние со слезами так же можно считать достоверным и подтверждающим некий начальный уровень морали на местности. На миг представим, что, напротив, арестован Петр. Как повел бы себя Иисус? Напомним, что он не сделал попытки вызволения арестованного брата – Иоанна Крестителя и не сказал слов гнева в адрес тетрарха Антипы Ирода в связи с казнью брательника. Не пришло в голову и евангелистам того времени добавить что-то по данному поводу. Вопрос оставим открытым.

Очень интересен этот ключевой момент в жизни бригады. Многие исследователи, пытаясь оправдать поведение Иуды, полагают, что он был зелотом и ожидал от Иисуса решительных мессианских действий по освобождению Израиля, а разочаровавшись, предал. Однако целеустремленный зелот, присоединившись к ученикам, быстро выяснил бы намерения Иисуса. Для этого достаточно недели, в конце концов, достаточно одного крутого разговора. Позорно и невероятно было для зелота туго соображать три года (пусть даже один год), чтобы лишь в конце все уразуметь, разочароваться и нанести удар. Лучшее, что можно предположить в пользу «Иуды-патриота», так это трехлетнее вымогательство на нужды восстания. Бесконечно замышляемого восстания: к чести сказать, народ иудейский в своей националистической части никогда не мирился с подчиненным положением. Предположение о шантаже, однако, перечеркивается тем обстоятельством, что у Иисуса по текстам евангелий прослеживается защита («крыша») – Петр (зелот по ряду исследований) и Воанергес – «сыновья гнева» – дерзкие сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн. Зелотом обозначен также Симон Кананит. Надежный Петр – «скала» – был постоянно вооружен: как упомянуто, в ситуации захвата в руке у него ожидаемо оказался меч. Мечи упоминаются во множественном числе: «Они сказали: Господи! Вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно» [Лк, 22: 38, 49]. Наверняка были вооружены и Воанергес. Кстати, крутые Воанергес были готовы хладнокровно сжечь самаритянский городишко, отказавший Иисусу в постое на пути в Иерусалим: «Господи! Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их?..» [Лк, 9: 54]. Иисус их остановил. Так что Иуда был бы быстро нейтрализован, если бы представлял опасность или заявлял патриотические, пусть даже религиозно-консервативные требования. Но он был всего лишь простой вор. Не исключено, что действительно он по простоте души раскаялся, узнав о приговоре, и в стрессовом отчаянии повесился (далее Иуде посвящен раздел).

После ареста Иисуса ученики были подавлены, скрывались. Надежды рухнули: «А мы надеялись-было, что Он есть Тот, Который избавит Израиля» [Лк, 24: 21]. То ли это говорено и приписано по привычке, как любому претенденту на мессианство, то ли прав-таки Косидовский, подозревавший в Иисусе более проповедника идей патриотизма и освобождения, чем лекаря и проповедника смирения и упования.