Текст книги "Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков."

Автор книги: Василий Васильевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Но песни скальдов, которые разумеются под правильно пропетыми, не представляли связного, подробного и длинного рассказа о королях или событиях; они касались отдельных случаев, не всегда ясно указываемых, а только подразумеваемых или намекаемых; всего менее они могли удовлетворить запросу на точную хронологию для целых периодов. Многое приходилось Снорре Стурлесону дополнять своим соображением; многое в сагах, которые для нас особенно важны, [255] есть только личная комбинация автора, в XIII веке писавшегоособытиях первой половины XI столетия. Эти комбинации, при помощи которых Снорре Стурлесон составлял из своих разнообразных и вообще – то в том, то в другом отношении – недостаточных источников одно стройное целое, не могли быть всегда удачными. Снорре Стурлесон не хотел идти по следам Ape Фроди и не имел в виду ограничиться изложением отдельных скудных фактов, приобретенных путем многотрудного и скрупулезного исследования и постоянно возводимых к их первоначальным сообщителям и свидетелям. Его поэтическая натура требовала художественной и полной формы, цельной и связной истории. При помощи песен, с одной стороны, а с другой – при помощи более обширных сочинений Одда и Гуннлауга, носивших церковно-легендарный характер, он успел действительно создать полную историю, стройно и непрерывно изложенную. Песни и народные предания дали ему не только новый и богатый материал, но также и возможность специфически-церковную окраску заменить более светскою и народною. Из сочинений своих сейчас названных предшественников он не гнушался черпать подробности для своей истории, заимствовал у них многие легенды и разсказы, но стремился восстановить в них последовательность и порядок событий, на что те не обращали внимания, а иногда и отбрасывал излишек чудес и видений, когда они казались ему ненужными или совсем недостоверными. Нет недостатка и в собственных прибавках автора; он допускал их, когда являлась потребность в более картинной и подробной разрисовке событий, переданных только в сухой и голой основе; он прибегал к остроумным конъектурам и догадкам, /423/ чтобы связать отрывочные известия, дополнить их или даже исправить. В одном отношении Снорре Стурлесон достиг своей цели. Его саги о норвежских королях представляют живое и теплое, вполне художественное произведение, которым он совершенно затмил всех своих предшественников. Но при пользовании его трудом от новой исторической критики требуется двойная осторожность. He весь материал, который вошел в сочинение Снорре, имел характер исторический: [256] легендами и преданиями, которыми он пользовался, мы не могли бы теперь пользоваться так, как он пользовался. Дополнения, догадки и комбинации самого автора также не имеют для нас обязательной силы, особенно в тех случаях, когда он переносит сцену действия в чужие и далекие страны. Средства его для восстановления прагматизма и последовательности в событиях были у него на сей случай крайне недостаточны. Призвано, что Снорре не был знаком с иностранными языками, даже с латинским, на котором писались почти все западные летописи и хроники. Только чрез какое-либо посредство могли дойти до него, например, те каталоги императоров римских и византийских, следы которых с вероятностью указываются в саге о Гаральде, нас интересующей; но даже в предполагаемом подлиннике эти каталоги не вполне исправны и точны. На основании их нельзя было отличить Михаила IV Пафлагонянина от Михаила V Калафата. Вопреки Византийцам, Калафатом здесь назывался Михаил IV, а не Михаил V (см. каталог, напечатанный у Муратори t. V, p. 156). [57]57
  57) ‹Здесь перед нами недоразумение. В сагах упоминается не Михаил Калафат, a Mikael kátalaktus (= χαταλλαχτής), т. е. совершенно правильно – Михаил IV Пафлагонянин. Ф. В.›


[Закрыть] Несомненно, что в этих случаях мы в настоящее время обладаем гораздо лучшими средствами. Мы гораздо скорее и вернее дойдем к исторической истине, если оставим в стороне комбинации автора – Снорре Стурлесона, касающиеся событий, отдаленных от него и по времени и по пространству, и если совершенно отбросим весь неисторический или сомнительный легендарный состав его саги об Олафе или Гаральде. У нас останутся тогда песни скальдов, которые он сам выдавал за основание своей истории. Мы, конечно, не имеем их теперь отдельно и вполне, но те многочисленные отрывки, которые приводятся в разных редакциях саг, составленных первоначально Стурлесоном, могут служить для нас заменой. При ближайшем рассмотрении сейчас же оказывается, что современные свидетельства скальдов лучше согласуются с современными же или происходящими от современных источниками [257] иностранными, чем с прозаическою частью саги, дополняющей /424/ и объясняющей их на основании других позднейших материалов.

Мы не считаем нужным говорить об отношении различных редакций, в которых являются нам саги о норвежских королях. Прежние исследователи, которые старались отказывать Снорре Стурлесону во всякой самостоятельности, ссылались на сборники, существующие в позднейших рукописях и содержащие те же самые саги, которые мы читаем в Heimskringla Снорре, но с некоторыми отменами и прибавлениями; они находили здесь настоящую древнюю редакцию саг, записанных так, как они рассказывались устно, и переделанных слегка Стурлесоном. Новейшие исследователи (Маурер, Петерсен и др.) достаточно доказали, что на самом деле существует обратное отношение. Так называемый Flateyjarbok, Morkinskinna и пр. представляют только позднейшую редакцию саг, составленных Снорре Стурлесоном, с добавлениями и вставками, взятыми из тех же источников, которыми пользовался Снорре, и только поэтому они имеют иногда вид большей древности. [58]58
  58) ‹Разбираемый в шестой главе вопрос об отношении саги, как литературного памятника, к устному преданию иостепени зависимости первой от последнего является кардинальным для всей работы Β. Г. Васильевского. Аргументация автора, блестящая по своей стройной логичности и очень остроумная в частностях, дает кое-какие новые соображения, оригинально освещающие этот труднейший в истории исландской литературы вопрос. Тем не менее, нельзя сказать, чтобы этими соображениями он решался удовлетворительно; к тому же он поставлен автором несколько односторонне и к решению привлечен далеко не весь имеющийся в настоящее время материал. Едва ли полное отрицание, к которому в данном случае склоняется Β. Г., может считаться вполне обоснованным, хотя его здравый скептицизм и не мог не подметить слабых сторон в легковерии датских и норвежских ученых. Отдавая полную дань справедливости остроумию автора, сумевшего, не будучи начитанным специалистом в этой области, своеобразно осветить этот сложный вопрос и высказать ряд новых и весьма ценных замечаний, я все же думаю, что зависимость саги от предания гораздо больше, чем полагал Β. Г. В одном пункте, во всяком случае, наш исследователь ошибается: Снорре не был первым исландцем, который «взял на себя труд представить связную историю норвежских королей в целом ряде саг, начав от самой глубокой древности» (см. выше стр. 252), и далеко не все сборники в роде Morkinskinna и проч. «представляют только позднейшую редакцию саг, составленных Снорре Стурлесоном» (стр. 257). У Снорре были предшественники в этой области; 'Agrip, Morkinskinna, а может быть и Fagrskinna независимы от Heimskringla и древнее последней, как оказалось теперь. Если б Β. Г. это знал, то он, конечно, изменил бы свой взгляд на Снорре и его приемы собирания и проверки материала. Ф. Б.›


[Закрыть][258]

VII. Действительная история Гаральда и его Вэрингов в Константинополе

Сага о Гаральде начинается рассказом о битве при Стикклестаде, в которой был убит брат его Олаф (1030 г.). По свидетельству скальда Бёльверка, на «следующий год» Гаральд нашел себе убежище в Гардарике, то есть, на Руси, и здесь, как свидетельствует другой скальд – Тиодольф, принимал участие в битвах и походах Русского князя, между прочим, сражался с Ляхами (Laesir). Из русской летописи известно, что действительно в 1031 году Ярослав [A.V.2]

[Закрыть] ходил на Ляхов и взял Червенские города. Затем, через несколько времени, Гаральд с своими норвежскими спутниками ушел в Миклагард.

В большей части редакций (Hrokkinskinna, Flateyjarbók, Morkinskinna) скандинавские искатели приключений отправляются в Константинополь далеким окольным путем чрез земли Вендов (прибалтийских Славян), через Саксонию, Францию, землю Лангобардов, Рим и Апулию, и потом вступают в службу в Миклагарде.

Но какая нужда была, отправляясь из Киева, делать такой длинный круг? В XI веке Черное море носило имя Русского, вероятно – не потому, что Русские по нему не плавали. Известие /425/ уже само по себе не внушает доверия, и спрашивается только, на чем оно основано?

В подтверждение такого длинного путешествия сага приводит несколько стихов скальда Иллуге Бриндальского, где сказано только, что его господин (Гаральд) часто сражался до свету с Франками при городе девы (at by snótar), и два стиха [259] скальда Тиодольфа, которые гласят, что «Гаральд с (мужественным) духом прошел землю Лангобардов»:

Sá er vidh lund á landi

Langbardha redh ganga.

Ясное дело, что скальды в этих стихах, приведенных как единственное доказательство странного факта, вовсе не говорят того, что утверждает сага. Если мы примем комбинацию, ею предлагаемую, то будем даже поставлены в необходимость допустить самые невероятные вещи: именно, что изгнанник – норвежский принц оружием проложил себе дорогу чрез Францию и Ломбардию, дабы достигнуть южной Италии. Скальд говорит, что Гаральд сражался с Франками: он действительно мог с ними сражаться, после того, как уже поступил в службу византийского императора. Под Франками скальд, конечно, разумел Французских Норманнов, которые во время Гаральда овладели византийской частью Италии; в борьбе с ними Гаральд действительно участвовал. Лангобардия Тиодольфа есть равным образом Лангобардия византийская, то есть, старая Лангобардская земля, иначе Апулия и Калабрия (ср. Cedren. II, 514, 525). Гаральд сражался с Франками и был в земле Лангобардской не на пути в Миклагард, а прибыл сюда из Миклагарда вместе с византийскою армией, отправленной против Франков.

He только нет никакой нужды предполагать, что Гаральд прибыл в Грецию не прямо из России, но напротив, именно это говорит более древняя редакция саги (Heimskringla) – на основании, по-видимому, стихов скальда Бёльверка, описавшего морское путешествие Гаральда и прибытие его в Константинопольскую гавань.

Всего вероятнее, что Гаральд, прибывший из России, при вступлении в византийскую службу присоединился вместе со своими спутниками к тому большому русскому корпусу, существование которого нам известно, и который около 1033 года действовал в Малой Азии. Это нам кажется вероятным a priori, но это же следует из современной поэзии скальдов, /426/ хотя сага косвенно утверждает совершенно противное. [260]

Heimskringla и все другие подробные редакции приводят восемь стихов скальда Тиодольфа:

«Юноша, ненавистник змеиной руды (золота, то есть, щедрый, расточительный), наподобие красного пламени, подвергал себя опасностям; могут быть названы восемь десятков городов, взятых в земле Сарацинской, прежде чем страшный Сарацинам собиратель войска, покрытый щитом, отправился совершать игру Гильды (то есть, воевать) в равнине Сицилийской».

(Segja má tekna ótta togu borga á Serklandi, ádhr herskordhudhr gekk – Sikileyju: слова поставлены по порядку естественной конструкции. Союз ádhr в одном латинском переводе передан ante quam – ibat; в другом – quo facto).

Итак, прежде чем Гаральд появился в Сицилии, он воевал с Сарацинами где-то в другом месте, и там, при его участии, взяты были 80 городов. Сага во всех своих редакциях представляет дело совершенно наоборот. [59]59
  59) ‹Это неточно: в Heimskringla и других редакциях борьба с Сарацинами и взятие 80 городов предшествуют походу на Сицилию. Ф. Б.›


[Закрыть] Из Сицилии, куда он прибыл с Гирги (то есть, с Георгием Маниаком) прямо из Константинополя и непосредственно после вступления в Вэринги, Гаральд переправился в Сарацинскую землю, под которою слагатель саги разумел Африку, и взял в ней 80 городов. Только монах Теодорик (1176–1188 гг.) [60]60
  60) [Monumenta historica Norvegiae latine conscripta. Ed. G. Storm. Kristiania 1880, p. 57. По Шторму, введ. VIII, Теодорик писал между 1177 и 1180 гг.]


[Закрыть] ставит подвиги Гаральда в другом порядке, более согласно с точным смыслом стихов скальда Тиодольфа:

«Iste Haraldus in adolescentia sua multa strenue gesserat, subvertendo plurimas civitates paganorum (80 городов?) magnasque pecunias auferendo in Ruscia, in Aethiopia, quam nos materna lingua Blaland vocamus; inde Hierosolymam profectus est, ubique famosus et victoriosus. Postea peragrata Sicilia, magnaque pecunia ab id locorum extorta venit Constantinopolim ibique apud imperatorem accusatus, inflicta eidem imperatori satis probrosa ignominia, inopinabili fuga elapsus est». [261]

Здесь пропущена Серкландия – страна Сарацинская, но, во всяком случае, Сицилия выдается вовсе не первоначальным местом подвигов Гаральда, как это делается в саге.

Откуда происходит такое противоречие между источниками первоначальными и сагой, их истолковательницей?

Под Сарацинской землею сага разумеет Африку, как это прямо объяснено в Heimskringla и Morkinskinna: «Affríká, er Vaeringjar kalla Serkland», Африка, которую Вэриyги называли Серкландией. He знаем, какие Вэринги называли Серкландией Африку, но смело утверждаем, что скальды не только могли разуметь, но и действительно разумели под этим названием нечто другое, куда можно было достигнуть, минуя Сицилию.

В географическом трактате исландского аббата Николая, относимом к половине XII века, следовательно, гораздо более близком по времени к скальдам Гаральда, при описании Азии говорится, что третья река, вытекающая из Рая, называется Тигром и течет по Серкландии: Tigris – fellr of Serkland (Antiquites Russes II, 400). В одной редакции позднейших исландских летописей говорится, что Ираклий, император византийский, принес в Миклагард крест Господа из Серкландии (ibid. II, 373). В словаре Клизби-Вигфуссона указано, что слово Serkir, или Сарацины, при переводе древних латинских писателей ставится там, где в подлиннике стоят Ассириане или Вавилоняне. В саге об Александре, перешедшей и на север, Серками (Serkir) называются Персы. Серкир равняется византийскому Σαρακηνοί, Сарацины, и обозначает, как у средневековых писателей иных литератур, Сарацин вообще, то есть, магометан или Арабов, другими словами, обитателей Халифата и областей, ему подвластных. Следовательно, под Серклаудией не было никакой необходимости разуметь именно Африку, а можно было понимать Сарацинские земли в Азии или Сиро-Месопотамские земли, принадлежавшие халифу Багдадскому.

Несомненно, что Гаральд Гардрад никогда не был в той Африке, которую разумеет сага, и не участвовал во взятии городов африканских, хотя и сражался против «короля африканского». Ход сицилийской экспедиции, во главе которой [262] стоял Георгий Маниак, хорошо известен; до перенесения военных действий в Африку далеко не дошло. Но зато мы знаем из верных источников, что на острове Сицилии Византийцам действительно пришлось сражаться с африканскими войсками (см. Amari, Storia dei Musulmani di Sicilia, II, 377, 387). He Византийцы переплывали в Африку, а Африканцы приходили в Сицилию. Скальды, воспевающие подвиги Гаральда в Сицилии, хорошо знали это и заставляют его бороться с Африкою не в Африке – Серкландии, а именно в Сицилии.

«Глупые трусы были далеко, когда метатель военной молнии покорил некогда опасную (страшную) землю. Вепрю Африки /428/ (Africa jöfri, jöfurr a wild boar, metaph. a king, warrior) было не легко удержать богатую пастбищами (hagfaldinni) дочь Анара (то есть, землю) или ее жителей, когда он (Гаральд) напал на нее».

Эти стихи скальда Тиодольфа, приводимые в доказательство, что Гаральд был в Африке – Серкландии – и даже несколько лет, вовсе не доказывают того, что ими доказывается. Богатая пастбищами дочь Анара есть просто Сицилия, а вепрь Африки есть просто Абдаллах, сын Моизза, эмира Африканского, сражавшийся с Греками при Трайне (Amari II, 397). Бёльверк также говоритопокорении одной земли Гаральдом, но сейчас же объясняет, что это есть Сицилия: «на восточном берегу ее лежали на песке тела убитых» (в морском сражении).

Новейшие комментаторы саги (Амари, Фримэн), не угадывая, в чем дело, и не желая обвинять скальдов во лжи, полагали, что и 80 городов, взятых Гаральдом в Серкландии – Африке, произошли от простого столкновения его с африканским вепрем на острове Сицилии. Но такое изъяснение, очевидно, было бы самым тяжким обвинением. Это значило бы, что скальды смешали Сицилию с Африкой. А главное, такое объяснение совершенно противоречит прямому указанию скальдов, что Серклайдия есть нечто другое, чем Сицилия, и что в Серкландии Гаральд сражался, прежде чем явился в Сицилии.

Остается принять то, что ясно сказано было Тиодольфом и [263] не понято было слагателем саги. Гаральд, действительно, сражался в Серкландии, то есть, в азийско-сарацинских странах около Евфрата, в Месопотамии и Сирии; там была первоначальная сцена его подвигов. После похода на Ляхов и занятия Червенских городов в 1031 году, на Руси настало мирное время:

В 1032 году «Ярослав поча ставити городы по Ръси». В 1033 году «Мстиславич Еустафий умре».

1034. Пустой год.

1035. Пустой год.

Значит, «мирно бысть». Что было делать юному изгнанному принцу в Киеве? Он отправился, конечно, с Русскими и сопровождаемый своими норвежскими спутниками-приверженцами, туда, где воевали Русские. Мы знаем, что у греческого правителя приевфратской страны, который овладел Эдессою, были под начальством Русские люди (см. выше гл. IV). Этим правителем был именно Георгий Маниак, имя которого так тесно связано с историей Гаральда. Мы знаем, что в 1033 /429/ году греческий этериарх Феоктист был отправлен с большим войском в Сирию. Мы знаем, что в том же году Никита Пигонит, начальствуя русским отрядом, овладел крепостью Перкри на границах Армении, вблизи Вавилона, – как говорит Кедрин. Вообще Византийцы в это время одержали несколько весьма важных успехов в борьбе с Сарацинами. Мы знаем, наконец, что в 1034 г. в Фракисийской теме стоял корпус Варангов.

Здесь и нужно искать Гаральда; в это время он участвовал во взятии 80 городов в Серкландии (скальд не говорит прямо, что города взяты Гаральдом, и конечно не все эти города были похожи на Эдессу или даже Перкри). Одним словом, он находился среди греческого иностранного корпуса, среди Русских и среди Варангов 1034 года.

Четверостишие скальда Бёльверка, приведенное в одной редакции саги (Antiquites Russes II, 23), заставляет думать, что первый подвиг Гаральда был совершен на море. «Бодрый правитель обагрил носы корабельные в сражении и вступил в число наемников (ok gekk á mála – выражение, [264] употребляемоеоВэрингах); с тех пор (sídhan, ex quo) имел битвы в продолжение нескольких лет, и они кончались желанным образом». [61]61
  61) Sídhan hádhiat hildr hvert ár, sem sjálfir vildudh (прозаическая конструкция).


[Закрыть] Это очень возможно. В 1032 и 1033 годах сицилийские и африканские Сарацины делали морские набеги на острова и береговые страны собственной Греции (Cedren. II, 499 sq.); потом в 1034 году ими разорены были Миры Ликийские (ibid., p. 511) и далее в 1035 г. острова Кикладские и побережье темы Фракисийской (ibid., 513) и т. д. В одном из морских сражений, данных им Никифором Карантином, мог участвовать Гаральд. [62]62
  62) ‹В. Γ., по-видимому, не заметил, что его догадка подтверждается самой сагой о Гарадьде (Heimskr. cap. 3), в которой говорится об участии норвежского принца в плавании греческого флота по «греческому», т. е. Эгейскому морю «вокруг «греческих островов» и в борьбе его с морскими разбойниками. Начальником флота, впрочем, является и тут Георгий Маниак, очевидно заменивший в саге Никифора Карантина. Ф. Б.›


[Закрыть]

Затем он вступил в число наемников (Варангов) и оставался в среде их несколько лет, то есть, вероятно, до того времени, как Георгий Маниак и русский корпус отправлены были в южную Италию (1038 г.). Пребывал ли все это время Гаральд в Серкландии, на это ответ находим у монаха Теодорика. He называя Серкландии, этот последний именует Блаландию как место подвигов Гаральда. О Блаландии говорится и в поэзии скальда Бёльверка (Antiquites Russes II, 28 и в других местах). «Красноречивый /430/ воин, славный храбростью! Плывя в Блаландию, ты подвергался опасности, когда сила ветра быстро гнала широкую корму. Буря потрясала край корабля, орошенный тяжелыми волнами», и т. д. На первый взгляд Блаландия, стоящая у Теодорика на месте Серкландии, есть та же самая сарацинская Азия. Но Теодорик переводит ее по латыни Эфиопией, и притом в сагах, как утверждают знатоки, Blámadhr (синий человек, Негр), житель такой страны, обыкновенно отличается от Серкира-Сарацина (Словарь Клизби-Вигфуссона). Блаландию нужно искать в той Африке, которая не будет Серкландией. В 1034 году византийский береговой флот, под начальством [265] протоспафария Текнеи (Τεκνέας), отправился из Абидоса к устьям Нила; он достиг Александрии, захватил здесь множество кораблей и без вреда воротился назад (Cedren. II, 502). Это и есть поход Гаральда в Блаландию. Наконец, прежде сицилийского похода у Теодорика помещается путешествие Гаральда в Иерусалим; в саге оно стоит совершенно на другом месте, в конце византийской службы Гаральда, и притом вместо простого путешествия там явилось завоевание Иерусалима и Палестины. Все это сага сообразила из следующих стихов скальда Стуфа (Heimskr. с. 12, Morkinskinna, Flateyjarbók, Fagrskinna): «Воинственный король, смелый в битвах, отправился покорять Иерусалим (fór leggja und sik Jórsali). Верхняя страна благоприятствовала (была расположена к) виновнику битв (Гаральду) и Грекам; эта земля, не подвергшись какому-либо опустошению пожаром, по причине огромной силы поступила в справедливое владение воителя». He совсем ясны эти слова, но, конечно, исправлять текст мы не решимся, хотя это было бы и довольно легко при помощи хорошего лексикона (вместо leggja und sik, положить под себя, – leggja stund sik, положить близко к себе, или в переносном смысле – позаботиться. [63]63
  63) ‹Совершенно невозможная конъектура. Предлога stund в др. – исл. языке не существует, а есть только наречие (вин. пад. ед. ч. от сущ. stund), которое в предполагаемом обороте немыслимо. Ф. Б.›


[Закрыть] Во всяком случае не сказано, чтобы Гаральд успел покорить Иерусалим; это скорее может быть предполагаемо «более высокой» или «лучшей» стране, а что под нею разумеется – сказать трудно. [64]64
  64) ‹Переводя «более высокая», «верхняя» страна, автор введен в заблуждение произвольным переводом в Antiquites Russes II, 48: regio superior. В оригинале стоит fold, т. е. просто «страна, земля». Ф. Б.›


[Закрыть] Из дальнейшей цитаты, приведенной сагою, мы убеждаемся, что скальд Стуф говорил просто о пилигримстве Гаральда. «Мудрость и гнев Агдейского повелителя (Гаральда) многих неверных (вероломных) людей укротили (repressit) на берегу Иордана; так говорила молва. За свои несомненные преступления они получили худой прием от правителя и подверглись неизбежной гибели». Неверные или вероломные люди, с которыми Гаральд имел дело на берегу Иордана, были или собственные его люди, или проводники, или /431/ [266] же наконец, Бедуины, обычные враги пилигримов. [65]65
  65) [Ср. Martinov, Annus eccles. Graeco-slavicus, p. 298.]


[Закрыть] Так или иначе, путешествие Гаральда в Иерусалим должно находиться в связи с тем, что читается у Кедрина (II, 501) все под тем же 1034 годом. После египетского халифа Хакима (Азия, Azios), врага христиан, разрушившего храм иерусалимский, взошел на престол сын его, рожденный от пленной Гречанки; он позволил желающим снова выстроить храм, и византийские императоры Роман Аргир и Михаил IV приняли на себя эту заботу и посылали туда своих людей. Мирные сношения с Египтом после экспедиции Текнеи (она предшествовала, по-видимому, вступлению на престол нового халифа) в 1036 году увенчались даже заключением мира на 30 лет (Сеdren. II, 515); а после этого совсем не могло быть речи о завоеваниях византийских в Палестине. Прибавим, что именно к 1034 году относится пилигримство в Иерусалим других западных людей – в то время более знаменитых, чем Гаральд. Роберт Диавол, герцог Нормандский, приходил сюда со своими баронами замаливать тяжелые грехи свои; он умер на возвратном пути из Иерусалима в Никее, 2-го июля 1035 года. [66]66
  66) См. Freeman, The Norman Conquest I, 473; II, 187.


[Закрыть]

Все эти совпадения делают несомненным пребывание Гаральда в Азии в 1033 и 1034 годах, и следовательно, мы имеем полное основание считать несомненным историческим фактом участие Гаральда вместе с Русскими в борьбе православного Востока с мусульмано-сарацинским миром на украйнах того и другого в Сирии и Малой Азии. Представляется при этом только один вопрос, который должен быть решен теперь же, прежде чем мы пойдем далее по следам наших Варягов. Нужно полагать, что Гаральд, сын Сигурда, был не единственный Нордманн (скандинавский), вступивший в византийскую службу; есть указания весьма достоверные, что ранее его прибытия в Миклагарде уже находилось известное число Норвежцев и Исландцев, и сам он, конечно, пришел не один, но, как подобало принцу изгнаннику, окруженный [267] толпою приверженцев. Итак, естественно думать, что Гаральд со своими скандинавскими товарищами не просто служили наряду с Русскими в походах к Эдессе и Баркири, а составляли особый отряд в иностранном греческом корпусе. Вот этот отряд, согласно с давно укоренившимся взглядом и с самыми сагами, и мог бы всего скорее быть принятым за настоящий и единственный варяжский отряд. Как, по-видимому, /432/ просто и мирно разрешались бы тогда все противоречия; как легко и удобно было бы сопоставить первое упоминание о Варангах византийскими историками в 1034 г. с современными подвигами Норвежского принца и его спутников в Серкландии!

Но мы не должны увлекаться соблазном легких соглашений и обязаны строго держаться своего принципа. Мы приобрели важный для истории факт присутствия Гаральда в Малой Азии только тогда, когда решились, следуя законам исторической критики, держаться первоначальных и современных источников (песен скальдов) и отвергать позднейшие произвольные объяснения, когда сии последние прямо противоречат точному смыслу первых. He будем же сбиваться со своего пути и соблазняться тем, что сага постоянно твердит о Вэрингах и видит этих своих Вэрингов в одних скандинавских Нордманнах. Для нас авторитет – не сага, но ее источники, современные событиям песни скальдов. А никто не укажет нам, чтобы в драгоценных обрывках северной поэзии XI века именно Скандинавы назывались Вэрингами, чтобы Нордманны в своей особенности и отдельности отличались этим наименованием от других народностей, вместе с ними входивших в состав иностранной наемной греческой дружины. Слово «Вэринги» в этом смысле не найдется ни в одном из многочисленных двустиший, четверостиший и восьмистиший, приведенных в сагах Олафа, короля Магнуса и Гаральда. Совершенно напротив. Есть только один поэтический отрывок, упоминающий о Вэрингах уже в XI веке: и этот единственный, но тем более драгоценный отрывок заставляет принца Гаральда избивать Вэрингов, то есть, представляет Вэрингов людьми чужими для Гаральда, не Нордманнами. Это важное свидетельство в пользу нашего взгляда мы приведем [268] ниже. Теперь же мы постараемся разъяснить поставленный выше вопрос другим путем.

Скальд Тиодольф называл Гаральда «опустошителем» или «разорителем Булгарии» (Bolgara brennir). Восьмистишие, в котором мы встречаем это указание, находится в самом начале Гаральдовой саги в Heimskringla, а равно и в других редакциях. Важно при сем то, что «опустошитель Булгарии» есть в глазах скальда такой признак, по которому всякий должен узнать Гаральда: он именует своего героя таким /433/ образом пролептически (per anticipationem) уже при описании первой битвы, в которой он участвовал (Стиклестадская битва 1030 года). Адам Бременский (Lib. III, cap. 12 и 16) говорит, как известно, о службе Гаральда в Константинополе, где он, сделавшись воином императора, участвовал во многих сражениях против Сарацин на море и против Скифов на суше. Под Скифами здесь также следует разуметь Булгар, потому что с кем же иначе, помимо Сарацин, могли Греки вести борьбу на суше? Печенеги, правда, уже были грозою задунайских стран, но около этого времени нам известен только один набег их на империю в 1034 году, причем, однако, не дошло до сражения (Cedren. II, 512). Зато сами Византийцы, говоря о восстании Булгарском 1040 года, называют Булгар Скифами (Pselli hist., p. 71). В двух наиболее подробных редакциях Гаральдовой саги (Morkinskinna и Flateyjarbók, см. Scripta Historica Islandor. VI, 135 и сл. и Antiquites Russes II, 31 и далее) находится рассказ о нашествии каких-то язычников в пределы Византийской империи. Одна из этих двух редакций прямо говорит, что это было при «короле Михаиле». Вэринги составляли лучшую часть войска, выведенного византийским императором против варваров. Они же, по его приказанию, должны были первыми выйти против страшных врагов, у которых было «много железных колесниц, снабженных колесами» и очень гибельных в сражении для противников. Гаральд пригласил своих спутников дать обет святому Олафу, его брату, что они построят храм в честь его, если только он дарует победу над врагами, столь многочисленными и грозными. Все на это [269] согласились. Во главе языческого войска стояло несколько царей (marga konunga), из числа которых один был слеп (blindr), но, тем не менее, превосходил других своим умом и потому стоял во главе всех и всего войска. Когда Вэринги начали сражение, и язычники пустили свои колесницы, то эти колесницы не трогались с места, а слепой царь вдруг прозрел и увидел впереди неприятельского строя человека, сидящего на белом коне, который распространял кругом себя страх и ужас. Когда услышали об этом от слепого другие цари, то все обратились в бегство.

Рассказ этот удивительным образом напоминает историю осады города Солуни во время Болгарского восстания 1040 года, как она читается у Кедрина (II, 532). Несколько царей языческого войска суть: Делеан, Алусиан, Тихомир и Ивака, стоявшие одновременно и порознь во главе восстания. Делеан, впоследствии, именно вскоре после осады Солунской, /434/ ослепленный (Psell. p. 73; Cedren. II, 533), отправил к Солуни Алусиана, дав ему 40 тысяч войска. Булгары при осаде употребляли стенобитные машины разного рода (Cedren. II, 532, 4: ἑλεπόλεσι καὶ μηχαναῖς); несколько после у них упоминается деревянная засека (ibid. p. 533, 12: δέμαξύλινον, septum ligneum). После шестидневной осады устрашенные жители Солуни обратились с молитвой к мощам св. Димитрия и потом, внезапно растворив городские ворота, неожиданным нападением обратили в бегство врагов. Но победой они одолжены были св. мученику Димитрию, который сражался впереди греческого строя. Пленные Булгары клятвенно утверждали, что они видели впереди греческого строя юношу, сидящего на коне и пускающего огонь на противников. В других подобных случаях св. Димитрий является на белом коне и в белой одежде. [67]67
  67) Например, в истории осады 597 года той же Солуни Аварами: Ἄνδρα πυρράχην χαὶ λαμπρὸν, ἵππῳ λευχῷ ἐφεζόμενον χαὶ ίμάτιον φοροῦντα λευχόν. Tougard, De l'histoire profane dans les actes grecs des Bollandistes, Paris 1874, p. 116.


[Закрыть]

Очень легко понять, каким образом св. Димитрий преобразился в св. Олафа, а Булгары, под пером позднейшего [270] саго-писателя, – в язычников. Еще легче объяснить, как известие о чуде Солунском перешло в скандинавскую сагу. Нам стоит только предположить, что Гаральд со своими Нордманнами действительно находился в 1040 году в Солуни; а это не представляет ничего невозможного, ибо он оставался в Византии до 1043 года. Из Атталиоты, сверх того, мы знаем, что незадолго пред тем в городе был император Михаил со своими телохранителями (Attaliot. p. 9, 20: τοὺς ἐν τῇ αὐλῇ σωματοϕύλακας ἔχοντα). Ho этого мало. Несомненно, что при отражении болгарского нападения на Солунь участвовали не царские телохранители (не Варяги в смысле лейб-гвардии?), a именно какой-то особый род войска, один только раз и упомянутый на страницах византийской истории, никогда не появлявшийся ни до Гаральда, ни после него. Будем читать Кедрина (532, 7) внимательнее, чем это до сих пор делалось: οἱ ἐπιχώριοι – ἀναπετάσαντες τὰς πύλας ἐξέρχονται κατὰ τῶν Βουλγάρων, συνῆν δὲ τοῖς Θεσσαλονικεῦσι τὸ τάγμα τῶν μεγαθύμων, ἐξελθόντες δέ – τρέπουν τοὺς Βουλγάρους. Итак: «вместе с Солунянами находился отряд великосердых».

Вот этот отряд великосердых и есть скандинаво-нордманский /435/ отряд Гаральда. Вот именно это чудесное отражение врагов Византии от стен Солуни и дало Гаральду титул «опустошителя Булгарии» у его современников.

Всмотримся еще пристальнее в эти два слова: «τάγμα τῶν μεγαθύμων».

Τάγμα на византийском военном языке означает собственно батальон или роту, а точнее – военный строй в 300 или 400 человек. Так было во время императора Маврикия, и благодаря византийскому консерватизму в понятиях и всяких порядках, не могло много измениться после него: Χρὴ τάγματα διάφορα γίνεσθαι ἀπὸ τριακοσίων ἢ τετρακοσίων τὸ πλεῖστον ἀνδρῶν (Mauricii, Strategicum ed. Schefferus, Upsalise 1664, p. 30). Впрочем, для некоторых родов войска, как например, для оптиматов, допускалось несколько большее число, как это видно из того же Маврикия (р. 31). На этом основании мы должны думать, что отряд Гаральда, отряд собственно скандинавский, состоял из 400 человек или немного более. Это [271] соображение разительным образом подтверждается единственным прямым указанием скандинавской саги относительно количества Вэрингов, состоявших на византийской службе. В том же самом сказании о чуде св. Олафа, только в других редакциях, приурочивающих его к позднейшему времени, именно к царствованию Алексея Комнина, и уже прямо, вместо язычников, именующих Печенежскую орду, число Вэрингов определяется в полпяты сотни = 450 человек. [68]68
  68) В саге св. Олафа, дополненной чудесами: halft fimta hundradh. Другое чтение «fimm hundradh manna» (500 человек), очевидно, произошло из первого. См Antiquites Russes I, 469. Scripta Islandor. T, 148. Cp. Radius (Heisli) стихотворение, написанное в честь Олафа около половины XII-го века, Scripta V, 342. В нем читается также halft fimta, но в латинском переводе ошибочно поставлено «quingenti quadraginta». Ср. Лексикон Клизби-Вигфуссона, стр. 242. О сочинении Эйнара Скуласона (Heisli) см. Maurer, «Ueber die Ausdrücke стр. 553. У Кедрина (II, 523) начальник отряда (τοῦ τάγματος) Армян имеет под командой 500 пехотинцев.


[Закрыть]