Текст книги "Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков."

Автор книги: Василий Васильевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Итак, нет сомнения, что в продолжение всего XII столетия /147/ варяжский корпус в Византии состоял главным образом, а, может быть, даже исключительно, из Англичан – англо-саксонского и датского происхождения. Основание корпусу положено было изгнанниками, оставившими отечество, покоренное Норманнами; он поддерживался, конечно, сыновьями и потомками первоначальных пришельцев, а, вероятно, и новыми переселенцами. Почти во всех тех случаях, где историк XII столетия говорит о секироносцах, мы должны разуметь Варягов. Мы уже заметили, что так именно и понимал дело тот переписчик Никиты Хониата, которому принадлежит так называемый варварский список (Codex Graeco-barbarus), представляющий весьма много любопытных вариантов. Кроме двух указанных случаев, еще в семи других (224, 239, 323, 342, 344, 447, 532) описательные, искусственные выражения Никиты он заменяете термином Варанги, или точнее: Βάραγγοι καὶ παραμοναί. Все эти варианты сами по себе не подают никакого повода к сомнениям; они, очевидно, вполне правильны, если можно так выразиться, и не касаются сущности дела, а только стиля, не заставляют писателя говорить [371] другое, а не то, что было в его намерении и представлении. Тем не менее, мы считаем нужным сделать предостережение тем, кто вздумал бы придавать всем разночтениям «варварского кодекса» слишком большое значение. Что разночтения эти не принадлежат Никите, это – очевидно; что список, в котором они находятся, принадлежит позднейшему времени – это доказывается турецкими словами, в нем встречающимися (замечено Г. С. Дестунисом при одном случае). Но сверх того можно доказать, что не всегда виновник происхождения вариантов в варварском кодексе оставался невинным и безгрешным в своих стремлениях упростить искусственную речь Хониата; есть случаи, где он впадает при этом в очевидные ошибки. Так, Никита, говоря о пребывании Андроника у Тавроскифов, о его охоте на зубров в земле Тавроскифов, понимал, конечно, под Тавроскифами Русских и ту самую Галицкую землю, о которой сам говорил раньше. Между тем любитель варварских терминов, избегаемых Никитой, два раза вместо Тавроскифов ставит Куманов, то есть, Половцев (pp. 405. 433); точно так же поступаете он и в другом случае (р. 384, 14). Здесь уже нельзя освободить его от упрека в непонимании и грубом промахе. Славянским переводчикам Зонары и Амартола простительно было писать: «роди нарицаемии Руси, иже и Кумани, живяху в Евксинопонте», так как по словоупотреблению их времени Скифы (Σκύθαι) уже были /148/ преимущественно Куманами. Но была бы непростительна такая ошибка для Византийца, если б он был современником событий, каков был автор переписываемого сочинения, то есть, Никита Хониат. К вопросу о Варягах эти замечания имеют следующее приложение. Один из русских ученых пишет, что «относительно отечества Варангов византийские известия указывают иногда на Германию» (см. выше, стр. 177). Мы знаем только одно место византийского писателя, на основании которого это могло быть сказано. Именно, у Никиты Хониата (р. 323, 20) говорится о стране германской, вооруженной секирами (ϕρουρᾷΓερμανῶν, οἳ κατωμαδὸν τοὺς ἑτεροστόμους πελέκεις ἀνέχουσιν): кодекс варварский по обычаю заменяет эти описательные выражения термином «Варанги». На основании приведенных выше [372] примеров весьма позволительно усомниться в правильности замены. Есть, правда, еще другое место у того же писателя (р. 118, 5), где упоминается стража или гарнизон из Германцев, между тем как в соответствующем месте другого автора, именно Киннама (р. 97, 19) стоят секироносцы. Опять, следовательно, можно думать, что, по мнению Никиты, Варягами были Германцы.

«Германцы» очень могли быть Варангами в XII столетии, только, во всяком случае, Германцы не немецкие. Византийские писатели XII века употребляют это имя совершенно в другом смысле, чем мы. Германцы означают у них Французов. На это может быть указано несколько совершенно не подлежащих сомнению примеров. Так, у Киннама (р. 67, 3 sq.) Кельты и Германцы названы в числе участников второго крестового похода, а далее (р. 69, 9 sq.) сказано, что впереди двигался Аллеман (Ἀλαμανός) – так всегда называются Немцы, – а затем Германец (ὁ Γερμανός), то есть, Французы Людовика VII. Рассказав неудачный поход Конрада и Людовика, Киннам (р. 87) прибавляет: «такой конец имели дела Конрада; а король Германцев (то есть, Людовик VII) возвращался в отечество на кораблях» и т. д. Точно так же и знаменитый Евстафий Солунский противопоставляет германского (то есть, французского) властителя алеманскому (то есть, немецкому): Opuscula, ed. Tafel, p. 281, 39 sq.; cp. p. 239.

Итак, если вместе с Англянами и Датчанами служили в Варангии Германцы, то под этими Германцами нужно понимать Французов, людей Французского языка, точно так же, как /149/ под «секироносным и кельтическим народом» – γένους πελεκυϕόρου καὶ Χελτικοῦ, – о котором говорится у Никиты в другом месте (р. 342, 22). Далее, если мы припомним, как тесно были соединены в XII веке Франция и Англия, если припомним, что в самой Англии некоторое время господствовал французский язык, и что, наоборот, к Англии принадлежали французские земли на материке, то нам не будет необходимости прибегать к каким-либо сложным разысканиям о том, могли ли быть и были ли когда Французы членами Варангии: некоторые члены варяго-английской дружины могли называться [373] с таким же правом Французами, как и Англичанами, хотя господствующим языком среди Варягов до самого турецкого завоевания был язык английский. Это последнее обстоятельство мы узнаем от Кодина, сочинение которого о придворных должностях и обрядах Византийского двора относится уже к XV столетию. «Варанги (во время трапезы) восклицают императору многие лета на своем отечественном языке, то есть, по-английски, и при этом, ударяя своими секирами, производят шум» (de officiis Cpolitanis, p. 57): πολυχρονίζουσιν – κατὰ τὴν πάτριον – γλῶσσαν αυτῶν, ἤγουν Ίγκλινιστί. По сочинению Кодина можно изучать значение варяжской дружины в последние времена византийской империи; но мы не считаем нужным идти так далеко. Видно, что в его время Варанги были только дворцовой стражей, лейб-гвардией, то есть, что значение их сузилось против первоначального смысла, соединявшегося с этим термином в XI столетии. Приводим одно замечание Кодина, которое возвращает нас к исходной точке нашего исследования: «В древности, когда императорский отряд состоял из шести тысяч человек, каждые пятьсот человек стояли под отдельным знаменем» (р. 48): ἦν μὲν οὖν πάλαι συνήθεια, ὅτε ἡ τοῦ βασιλέως σύνταξις ἦσαν έξακισχίλιοι, ἦσαν καθ' ἓν ἓκαστον ϕλάμουλον πεντακόσιοι.

Эти шесть тысяч человек императорского особого войска и суть, по нашему мнению, те шесть тысяч Русских, о которых говорилось у армянского историка, – то царское отборное войско, которым командовал лично император Роман Диоген под Хелатом, – другими словами: те παραμοναὶ, которые не имеют коней, или та смена (τὸ ἀλλάγιον), о которой говорится у самого Кодина. Древность, к которой относится существование шеститысячного корпуса, есть конец X и начало XI столетий.

Повторим вкратце содержание нашего исследования.

Из византийских и арабских источников мы знаем, что /150/ в 988 году из Руси отправлен был в Византию вспомогательный военный корпус. Армянский современный историк определяет его численность в 6000 человек. Вслед затем [374] мы постоянно встречаем Русских как участников в войнах империи, преимущественно на азиатской границе и в южной Италии. Там те, и прежде всего и чаще всего, история и сага локализирует Варягов, так что необходимо предполагать какую-либо связь между теми и другими. Под Варягами XI столетия обыкновенно разумеют скандинавских Нордманнов. Но уже самая численность варяжского корпуса, определяемая тем, что 3000 Варягов на походе в Грузию составляют только часть корпуса, дает повод усомниться в справедливости этого мнения. Критический разбор скандинавской саги убеждает нас в том, что роль Нордманнов в Византии сильно преувеличена, даже извращена позднейшими слагателями саг, что, напротив, в песнях скальдов XI столетия слово «Варяг, Вэринг» имело другое значение, не прилагалось к Нордманнам, или прилагалось не к одним Нордманнам. Пребывание Гаральда Гардрада в Византии совпадает, правда, с появлением слова «Варанги» в византийских источниках; но Гаральд прибыл в Греческую землю из Руси, в одно время и вместе с Русскими сражался с Сарацинами Сицилии и Азии, а там где является отдельно от Русских со своим скандинавским отрядом, он и его отряд по византийским источникам называются не Варангами, а другим специальным термином. У самых скальдов Вэрингами названы те люди, которые охраняли особу императора, ослепленного Гаральдом, а по прямому указанию историка Пселла, это были Тавроскифы, то есть, Русские. Итак, Варягами были Русские. Если мы рассмотрим с этой точки зрения все византийские и южно-итальянские упоминания о Варягах (до конца XI века), то не только не найдем прямых противоречий такому предположению, но напротив, при этом предположении многое в истории становится проще и в источниках яснее. Прежде всего, нам становится понятно, почему нигде и никогда (в XI столетии) имя Русских не встречается наряду с Варягами, а либо одно, либо другое, или у одного писателя Русские, а у другого – на том же месте Варяги. Нам становится понятным, почему, например, Скилица слово «Русские», которое читается у Атталиоты, заменил словом Варяги. Но самое главное, [375] современные свидетели и первоначальные источники для византийской истории XI века суть Пселл и Атталиота. У первого слово /151/ Варяги не встречается ни разу, но совершенно ясно и отчетливо в соответствующей роли выводятся на сцену Русские. Атталиота же прямо употребляет слово «Варяги» и «Русь» как синонимические. После этого нам оставалось только обратить внимание на способ выражения документальных источников, современных Пселлу и Атталиоте. Мы увидели, что в четырех хрисовулах два слова, Варяги и Русь, соединяются особенно тесным образом; они всегда стоят нераздельно – с тем только различием, что впереди ставится то одно, то другое; что эти два слова в грамотах выражают одно целое, противоположное Сарацинам, Франкам, Немцам и Англичанам. Одним словом, византийский официальный язык употребляет выражения: «Русь-Варяги, Варяго-Русь».

Все это, взятое вместе, убеждает нас в том, что Варягами назывался в XI столетии русский корпус, отправленный Владимиром в конце X века и, очевидно, существовавший непрерывно; из среды этого корпуса были и те императорские телохранители (лейб-гвардия), которые именуются также «Варягами» – в тесном смысле. Одна заметка, читаемая у Кедрина и Скилицы, могла бы подать повод к предположению, что было некоторое различие между Варягами в обширном смысле и Варягами, составившими охранную стражу императора. Но выражение, что Варяги, находившиеся во дворце императора, были кельтический народ, очень неопределенно, противоречит другим показаниям Скилицы и Кедрина и, по всей вероятности, составляет позднейшую глоссу. Тем не менее, мы все-таки не считаем возможным устранить вполне скандинавских Нордманнов из предполагаемого состава варяжского корпуса и варяжской дружины. Скандинавы приходили в Константинополь чрез Россию, где они составляли наемную дружину Русских князей; как в Киеве, так и в Византии, они служили вместе с Русскими, но в Цареграде были еще менее многочисленны, чем в Киеве или Новгороде, составляли только небольшую часть варяго-русского корпуса и дружины. Мы думаем, что и те Скандинавы, которые ушли в Византию в [376] 980 году от князя Киевского Владимира, сначала рассеянные по разным местам, после могли поступить в состав корпуса, организованного чрез восемь лет. Мы думаем, наконец, что самое имя Варягов по своему происхождению принадлежит скандинавскому северу, но пришло в Византию из Киева. В Киеве наемниками были Скандинавы, и они называли себя Вэрингами; /152/ имя сделалось обычным и для Русских, так что и русские союзники и наемники в Константинополе стали называть себя Варягами, а по-гречески – Варангами.

С конца XI века начинается прилив в Византию Англо-Саксов. Совершенно отчетливые свидетельства Ордерика Виталия дают возможность определить как время появления Англо-Саксов в византийской армии, так и эпоху, когда они из простых союзников и наемников сделались Варягами в тесном смысле, то есть, императорскими телохранителями. Это случилось незадолго до первого крестового похода. Поворот к западу, начавшийся с утверждением в Византии новой династии Комнинов, выразился в замене русских православных людей людьми запада.

Вопрос о византийских Варангах, по нашему мнению, требовал нового и подробного исследования. Но его важность заключается, как мы убеждены, в нем самом, то есть, в существовании постоянной, живой и осязательной связи между Русью и Византией, а чрез нее – с азиатским Востоком и европейским Западом в продолжение всего XI столетия. Мы только в виде догадки указали на возможность объяснять более положительным и наглядным образом некоторые литературные явления именно существованием такого рода связей. Это – тема, которая принадлежит не нам, но для нас вполне достаточно, что от тех, кому принадлежит вопрос о литературном общении Востока и Запада, мысль наша не встретила осуждения и порицания. Быть может, и русская археология и нумизматика должны будут принимать в расчете пребывание русского шеститысячная корпуса на сарацинской границе в Азии. Что касается отношения, в каком вопрос о византийских Варангах находится к вопросу о русских Варягах и о начале Русского государства, то мы уже отчасти высказали [377] свой взгляд, несмотря на обет воздержания, принятый в начале. Мы думаем, что скандинавская теория происхождения Русского государства до сих пор остается не поколебленною, и что те, которые пытались поколебать ее, потерпели заведомую неудачу. Она покоится, главным образом, на двух столпах: на именах Русских князей и на названиях Днепровских порогов, которые все-таки остаются не славянскими, несмотря на разные попытки ненаучной филологии объяснить их по-славянски. С наукой мы не хотим быть в противоречии и, думаем, не находимся.

К рецензии Д.И. Иловайского.