Текст книги "Карлос Кастанеда. Расколотое знание"
Автор книги: Василий Джелдашов
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Ах эти извечные вопросы Жизни и Смерти! Если о «жизни» человек болтает без остановки, то от одного только слова «смерть» некоторые просто впадают в ступор. И совершенно напрасно. Правда, мне маловато удалось найти образов, аналогичных этому, – это знание, которое сохранили суфии, не подозревая о его ценности. Очень краткий и ёмкий афоризм, добавлять что-либо к которому просто не имеет смысла, – «Милость Божья предшествует Гневу Его». (Читтик.) Возможно, что не только суфии увидели это явление и в проблеске знания определили, что именно милость предшествует гневу, но понимали ли они, о чём эти слова?
На время допустим, что Человек сотворён для Жизни. Но где есть Жизнь, там есть и Смерть. Известно, что Фрейд, как и мифология, прошлая и современная, обожествил смерть. Но бог ли – Танатос?
Образ 5. Страх смерти«Я сказал, что не могу себе логически уяснить причину моей паники, и он заметил, что это не был страх смерти, а скорее страх потерять свою душу – страх, обычный для людей, у которых отсутствует непреклонная устремлённость» (К-1).
«Он сделал знак глазами. Я оглянулся, и мне показалось, что я заметил, как над камнем что-то мелькнуло. По спине прокатилась холодная волна, мышцы живота непроизвольно напряглись, и всё тело судорожно дёрнулось. Мгновение спустя я совладал с собой и тут же уверил себя в том, что движение, которое я заметил над камнем, – это оптическая иллюзия, вызванная резким поворотом головы.
– Смерть – наш вечный попутчик, – сказал дон Хуан предельно серьёзным тоном. – Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки.
Когда ты в нетерпении или раздражен, оглянись налево и спроси совета у своей смерти. Масса мелочной шелухи мигом отлетит прочь, если смерть подаст тебе знак, или если краем глаза ты уловишь её движение, или просто почувствуешь, что твой попутчик – всегда рядом и всё время внимательно за тобой наблюдает.
Я сказал, что верю и что в этом плане ему больше нет нужды на меня давить, потому что я и так в ужасе. Дон Хуан разразился своим раскатистым грудным хохотом.
Он ответил, что в вопросах, касающихся наших взаимоотношений со своей смертью, просто невозможно нажать на психику человека так сильно, как следовало бы. Но я возразил, сказав, что в моём случае бессмысленно столь углублённо это рассматривать, потому что ничего, кроме ощущения страха и дискомфорта, мысль о смерти мне не даёт.
– Ты просто доверху набит всяким вздором! – воскликнул он. – Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, – это смерть. Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что всё складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься и что, кроме её прикосновения, нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: «Но я же ещё не коснулась тебя!» (К-3).
«Смерть не имеет собственного бытийного содержания. Она живёт в истории мысли как квазиобъектный фантом, существенный в бытии, но бытийной сущностью не обладающий. Танатология молчаливо разделила участь математики или утопии, чьи объекты – суть реальность их описания, а не описываемая реальность». (Исупов К. Г. Русская философия смерти. (ХVIII – ХХ вв.). // Сб.: Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994.)
Жизнь тоже не имеет «собственного бытийного содержания». Жизнь, которую мы описываем и даже которую не сознаём, не есть реальность. Так как описывать и воспринимать – это говорить о том, что уже прошло, а значит, уже «не реально».
Вы только посмотрите, сколько же напридумано всяких сказок для взрослых, только чтобы заглушить страх смерти: «Индусская книга смерти», «Египетская книга мёртвых», «Тибетская книга мёртвых», да мало ли этаких «успокоилок»!
«Дон Хуан ещё раз повторил мне то, что объяснял несколько лет назад: наша смерть – это тёмное пятно чуть позади левого плеча. Маги знают, когда человек близок к смерти, потому что могут видеть похожее на движущуюся тень тёмное пятно, такое же по форме и размеру, как человек, которому оно принадлежит» (К-8).
Образ 6. Смерть по-тибетски«У меня в багажнике лежала тибетская «книга мёртвых». Я решил использовать её в качестве предмета обсуждения, поскольку в ней речь идёт как раз о смерти.
Он внимательно слушал, не перебивая. Казалось, что ему очень интересно.
– Я не понимаю, почему эти люди говорят о смерти так, словно она похожа на жизнь, – мягко сказал он.
– Может, так они её понимают? Как ты думаешь, тибетцы, писавшие эту книгу, были видящими?
– Вряд ли. Если человек видит, то для него всё равнозначно. Если бы тибетцы могли видеть, они понимали бы, что ничто не остаётся прежним. Когда мы видим, нет ничего известного, ничего, что осталось бы в том виде, к какому мы привыкли, когда не видели.
– Но видение, наверно, не одинаково для всех?
– Не одинаково. Но это всё равно не означает, что жизнь имеет какое-то особое значение. Для видящего ничто не остаётся прежним, ему приходится пересматривать все ценности без исключения» (К-2).
«Кто может пережить смерть? Только мёртвый». (Лем С. Терминус.) Но кто может объяснить Жизнь или Смерть? И зачем существует смерть?
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Маяковский В. В.
Рассуждения, а особенно собственные размышления о смерти очень пугают человека. Но реален ли этот испуг? «Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни». Можно ли поверить этому взгляду Ницше? Жизнь для многих уже достаточно тяжела, а смерть нам ещё не сделала ничего плохого. Так как к ней относиться?
Можно, конечно, превратить смерть в источник финансовой прибыли; что давно уже сделано с танцем.
У современного человека от волшебства осталась только символика. И всякий танец, к примеру, есть символика, и всякий танец – обрядовый, классический, эстрадный и прочие – родился из танца воина.
Образ 7. Танец смерти«– У каждого воина есть место смерти. Избранное место, насквозь пропитанное незабываемыми, исполненными силы событиями, каждое из которых оставило неизгладимый след; место, на котором воин становился свидетелем великих чудес, в котором ему были поведаны тайны; место, где воин запасает свою личную силу.
Он либо просто приходит туда, либо попадает в сновидения. А в итоге, когда заканчивается время, отведённое ему здесь, на этой Земле, и он чувствует на левом плече прикосновение смерти, дух его, который всегда готов, летит в избранное место, и там воин совершает свой последний танец. Он танцует, и единственным зрителем является смерть. У каждого воина своя особая последовательность движений и поз. Они несут в себе силу. Этому своеобразному танцу воин учится в течение всей жизни. Танцу, который воин исполняет под воздействием своей личной смерти. Если сила умирающего воина ограничена, танец его короток. Но если сила воина грандиозна, то его танец исполнен фантастического великолепия. Однако независимо от того, мала его сила или неизмерима, смерть должна остановиться. Смерть не может не стать свидетелем последнего танца воина на этой Земле. Этот танец есть рассказ воина о том тяжёлом труде, каким была его жизнь, и смерть должна ждать, ибо ей не под силу одолеть воина, пока танец его не будет завершён. И когда танец твой подойдёт к концу, ты посмотришь на солнце, посмотришь в последний раз, потому что больше ты не увидишь его никогда – ни наяву, ни в сновидении. А потом – потом смерть позовёт тебя…
– И что, смерть действительно останавливается, чтобы посмотреть на танец воина?
– Воин – всего лишь человек. Простой человек. И ему не под силу вмешаться в предначертания смерти. Но его безупречный дух, который обрёл силу, пройдя сквозь невообразимые трудности, несомненно, способен на время остановить смерть. И этого времени достаточно для того, чтобы воин в последний раз насладился воспоминанием о своей силе. Можно сказать, что это – сговор, в который смерть вступает с тем, чей дух безупречен» (К-3).
«Дон Хуан сказал, что нагваль Элиас заверил его, что дух прислушивается только тогда, когда тот, кто к нему обращается, говорит жестами. Эти жесты не означают знаки или телодвижения – это действия истинной непринуждённости, действия величественности, юмора. В качестве жестов духа маги проявляют всё лучшее в себе и молча предлагают это абстрактному» (К-8).
«В этих мифах герой узнаётся, как живой, по своему запаху. На другой стороне, – говорится в таком мифе, – была его жена и много людей. Жена его уже умерла, но после некоторых поисков он её находит. Она пляшет с другими умершими особую пляску». (Корни.) Один из редких примеров, когда миф и знание совпадают, а так – приходится прямо-таки выцарапывать правильное знание из сказок, мифов и легенд.
«Эти представления и пляски не были зрелищами. Они были магическим способом воздействия на природу. Посвящённый обучался всем пляскам и песням весьма тщательно и долго. Малейшая ошибка могла оказаться роковой, могла испортить всю церемонию. Кстати, упомянем, что в белорусской сказке медведь отпускает падчерицу только после того, как она ему пляшет.
Герои русской сказки приносят от лесного учителя не пляски: они приносят магические способности. Но и пляски были выражением или способом применения этих способностей». (Корни.)
Что же стало с танцем в современном искусстве? Когда говорят о «магии» танца или любого другого произведения или объекта искусства – это всего лишь «магия» внешнего впечатления; этакий эмоциональный эрзац-экзальт.
Образ 8. Кроличий бой«Закончив готовить место, он втянул меня в центр круга, поставил лицом на юг и спиной к холму и шепнул на ухо, чтобы я повторял его движения. Потом он принялся как бы пританцовывать, ударяя подошвой правой ступни по земле. Серии из семи ровных ударов перемежались короткими сериями из трёх быстрых постукиваний» (К-3).
«Во время столкновения с противником ты не должен произносить ни слова. А потом ты повернулся к ней спиной. И это было ещё хуже. Но вслед за этим ты побежал. И вот хуже этого ты уже ничего не мог придумать. Если бы на месте этой ведьмы оказался настоящий магический воин, он уложил бы тебя на месте уже в тот момент, когда ты повернулся спиной. Единственная защита мага – не двигаться с места и исполнять свой танец.
Кроличий бой, которому он меня научил на днях, – первое движение танца воина. Того самого танца, который воин оттачивает и развивает всю свою жизнь, а потом исполняет во время своей последней остановки на этой Земле» (К-3).
«Пляска сказкой утеряна: остался только лес, учитель и магическое уменье. Но в сказках других типов можно найти некоторые следы и плясок». (Корни.) Что это есть «магические уменье», мы уже давно поняли, но для чего они используются? Если для заработка, лечения, социальной карьеры, то такая магия – тупик. Не забывайте – магия нужна для того, чтобы достичь свободы. Подлинной свободы, а не того идиотского своеволия, которому жалкие людишки приписывают имя «свободы». Поэтому подлинным танцем может быть только танец воина. «Воина на пути Знания», а не какого-нибудь заурядного волшебника.
Образ 9. Пляска мага«Сакатека молчал. Казалось, он внимательно слушает. Глаза его снова были полузакрыты, но я чувствовал, что он пристально на меня смотрит. Он едва заметно кивнул, затем веки его приподнялись, и я увидел глаза. Взгляд их был направлен куда-то вдаль. Как бы машинально он постукивал по земле носком правой ноги позади левой пятки, слегка согнув ноги в коленях и расслабленно опустив руки вдоль туловища. Он медленно поднял правую руку, повернув раскрытую ладонь к земле. Выпрямив пальцы, он вытянул руку в моём направлении. Она пару раз качнулась, а затем поднялась на уровень моего лица. На мгновение Сакатека застыл в этой позе, а затем что-то мне сказал. Слова он произносил очень чётко, но я ничего не понял. Через секунду Сакатека расслабленно уронил руку вдоль туловища и застыл в странной позе: вес тела он перенёс на носок левой ступни, а правую поставил за левой крест-накрест, мягко и ритмично постукивая её носком по земле.
Меня охватило какое-то странное чувство, своего рода беспокойство. Мысли начали как бы распадаться на части. В голову лезла какая-то бессмыслица, обрывки чего-то, никак не связанного с происходящим.
Совершенно автоматически я повернулся и ушёл.
Позднее я почувствовал, что непременно должен рассказать об этой истории дону Хуану. Он смеялся от души.
– Что это было? Что происходило на самом деле?
– Сакатека танцевал, – ответил дон Хуан. – Он увидел тебя и потом танцевал. Ты ему явно не понравился, и он остановил тебя, бросив в тебя слово» (К-2).
«Руми и некоторые другие суфии даже использовали танец как средство тренировки учеников, поскольку он содействует концентрации ментальных способностей и устранению рассеянности». (Читтик.) Танец можно также использовать для того, чтобы воздействовать на других. Воздействовать магически, а не просто эстетически. Балет – это, конечно, красиво, но в вопросах жизни и смерти он абсолютно бесполезен, по крайней мере, для зрителей.
А вот пример более толкового воздействия танца на человека. Надеюсь, что теперь вы сможете танцевать с гораздо большей пользой для себя. «Не всегда инстинкт самоврачевания бывает направлен на лекарственные вещества. Например, у бесноватых часто является вдруг потребность в быстром вращательном движении. Это движение при так называемой пляске дервишей является средством к возбуждению сомнамбулизма; если же обратить внимание на то, что его нередко предписывают себе и сомнамбулы, то станет ясно, что в основе его лежит потребность усилить сомнамбулизм, то есть углубить сон». (Дюпрель.) «Точка сборки, ничего, кроме точки сборки, и только одна точка сборки».
«В пользу инстинктивного происхождения врачебных предписаний сомнамбул говорит и одна их особенность, состоящая в том, что сомнамбулами инстинктивно предпринимаются такие поступки, которые, как оказывается, служат средством к углублению их сна. Если, например, дервиши прибегают к продолжительному вращательному движению с целью вызвать в себе сомнамбулическое состояние, то, конечно, такой образ действий со стороны сомнамбул только и может иметь целью углубление их сна. Шардель знал одну больную, которая погружала себя в сомнамбулический сон и делалась ясновидящей, вертясь до тех пор, пока у неё не начинала кружиться голова». (Дюпрель.)
Но будьте осторожны! Закружившись в вихре танца, вы можете быть унесены ветром Вселенной.
Образ 10. Ветер мифа«– То есть ты хочешь сказать, что ветер – это лишь результат взаимодействия холодного и горячего воздуха? – спросил дон Хуан с заметным замешательством.
– Боюсь, что так, – ответил я, молча наслаждаясь своим триумфом.
Дон Хуан, казалось, был ошарашен. Но потом взглянул на меня и расхохотался.
– Все твои мнения – окончательны, – сказал он с ноткой сарказма в голосе. – Все они – последнее слово, верно? Но для охотника, однако, твоё мнение по поводу ветра – чистейший вздор. Нет никакой разницы, каким будет давление – единица, две или десять. Если бы ты жил среди дикой природы, ты бы знал: в сумерках ветер становится силой. Настоящий охотник знает это и действует соответственно» (К-3). «За воротами тоналя бушует ветер, я имею в виду реальный ветер. Ветер, который может унести твою жизнь. Это не метафора. Фактически это тот ветер, который несёт все живые существа на Земле» (К-4).
Среди сказок суфиев есть сказка о путешествии ручья через пустыню. «Бежал, бежал ручей, и вдруг на его пути оказалась пустыня. Ему посоветовали перенестись через жаркие пески с помощью ветра. Останусь ли я таким же? Ты в любом случае не сможешь остаться таким же. У тебя нет выбора, это только кажется, что он есть. Ветер перенесёт лучшую твою часть – сущность. Когда ты снова станешь ручьём и побежишь по горам, люди могут называть тебя другим именем, но сам ты будешь знать, что ты остался тем же. Сейчас ты называешь себя какой-то речкой только потому, что ты и сам не знаешь, какая именно часть тела является твоей сущностью». В этом фрагменте чуть ли не каждое предложение перекликается с идеями, изложенными Кастанедой. Сколько же ещё таких «совпадений» можно найти!
И только ли давление, перепады температур и движение воздушных масс – всё, что составляет ветер?
«В древнеиндийской мифологии бог ветра Ваю – жизненное дыхание, и сам возник из дыхания Пуруши. В иудаистской мифологии дыхание Яхве обозначает непрерывное творение мира.
Во многих мифологиях дуновение наделяется магической функцией. (Мифы.) В другой раз, когда вы будете идти по открытому пространству, обратите внимание, что иногда ветер как нарочно старается дуть так, чтобы вам было как можно труднее и неудобнее идти к вашей цели.
А как вам понравится отрывок из повести Леонида Андреева «Иуда Искариот»? Когда дует сильный ветер, он поднимает сор. И глупые люди смотрят на сор и говорят: вот ветер!
Не сомневайтесь! Ветер мифа может унести вас в иные миры.
Осколок 3. Иные миры
Однако где находятся другие миры? Вверху или внизу, вправо или влево или где-то ещё. И что это за миры? Какие чудесные небеса ждут нас за смертным порогом? Посмотрим опять в наше волшебное зеркало мифологии.
«Представления о многоуровневом небе распространены в мифологиях всего мира. В скандинавской мифологии ветви мирового дерева образуют различные небеса, где живут боги. Халдейская астрология знает трёхсферное небо и семисферное небо, сохранившееся в мусульманской традиции. В ведийской мифологии наряду с «тремя сводами», или «тремя крышами», которые держат три бога, известны представления о семи мирах, или этажах мира. В джайнской мифологии эта конструкция доходит до 63 небес. В буддийской мифологии небеса представляют собой последовательные ступени возрастания божественного блаженства; по мере повышения «этажа» постепенно исчезают чувственные радости, уступая место духовным наслаждениям вплоть до растворения в нирване (аналогично этапам йогической аскезы). Таким образом, небо – своего рода путь странствия души, что является модификацией архаического мотива странствия на небо». (Мифы.)
Можно напомнить, что дон Хуан говорил Кастанеде, что никаких глубин нет, есть только другое положение точки сборки. Но продолжим сравнивать Знание и мифологию.
И не так уж просто попасть в иные миры; надо знать, где та заветная дверца и как её открыть.
Образ 1. Стена тумана«Я уже входил в это состояние, которое дон Хуан называл «левосторонним», но очень ненадолго и всякий раз с его помощью. Одной из основных черт этого состояния, представлявшей наибольшее значение для нас, было то, что в левостороннем сознании мы могли воспринимать необозримую массу желтоватого тумана, которую дон Хуан называл «стеной тумана».
Всегда, когда я мог её воспринимать, она находилась справа от меня, распространяясь вперёд до горизонта и вверх до бесконечности, разделяя мир надвое.
Стена тумана поворачивалась одновременно с движением головы, поэтому я никогда не имел возможности повернуться к ней лицом» (К-6).
Одной из причин того, что я сразу и безоговорочно принял написанное Кастанедой, стал случай, приключившийся со мной и связанный со стеной тумана.
Это случилось в начале моей службы в армии.
В первые дни, окунувшись в тяжесть солдатской жизни, я спал как убитый, без снов. Но однажды: «Я точно знаю, что сплю, – сказал я сам себе во сне. – Но почему ничего не вижу? То есть… вижу только что-то серое». Это серое тянулось во все стороны – и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Семнадцать лет я не знал ответа на этот вопрос и не мог нигде найти его – что же это была за стена тумана. Кстати, она была прямо передо мной. И проснулся я, испугавшись того, что она начала меня втягивать в себя. И думаю, что если бы я ушёл в эту стену тумана тогда, то в нашем мире я умер бы в морге в результате вскрытия.
Но если бы я перед этим случаем знал, что можно сделать со стеной тумана, – кто знает, что бы я выбрал…
Образ 2. Повернуть стену«Я вспомнил, что был однажды с доном Хуаном и ещё одним человеком, лица которого вспомнить не мог. Мы втроём беседовали о чём-то, что я воспринимал как одну из черт мира. Оно находилось в пяти-семи метрах справа от меня и выглядело как бесплотная стена жёлтого тумана, разделявшего, насколько я мог судить, весь мир надвое. Эта стена простиралась от земли до неба, уходя в бесконечность. Пока мы беседовали, половина мира, находившаяся справа от меня, была целиком закрыта этим туманом, левая же половина была видна как на ладони.
Я помню, как сориентировался по ландшафтным признакам и понял, что ось стены тумана идёт с востока на запад. Помню, как спросил дона Хуана, что случилось с миром к югу от этой линии. Дон Хуан заставил меня повернуться вправо, и я увидел, что стена тумана передвигается по мере того, как я поворачиваю голову. Мир был разделён на уровне, недоступном моему интеллекту. Разделение казалось реальным, но граница проходила не на физическом уровне. Она была как-то связана со мной самим.
Был ещё осколок этого воспоминания. Тот, другой человек сказал, что разделить мир надвое – очень большое достижение. Но ещё большее достижение, когда у воина достаточно невозмутимости и контроля для того, чтобы остановить вращение этой стены. Он сказал, что эта стена не находится внутри нас. Она определённо снаружи в мире, разделяя его на две части и вращаясь, когда мы поворачиваем голову, как если бы она была прикреплена к нашим вискам. Успешное удержание стены от поворота даёт воину возможность повернуться к ней лицом и силу проходить сквозь неё в любое время, когда он только пожелает» (К-6).
