Текст книги "Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Потому под пальмами, фикусами и даже рододендронами стояли столики, официанты в белых сюртуках разносили напитки, любые, существующие внутри и в ближних окрестностях Европы. Господа (мужчины исключительно) то ли еще не хотящие подниматься в номера, то ли спустившиеся из них по какой-то надобности, кто в пальто, кто в смокингах, опрокидывали рюмки и стаканы, нещадно дымили всем, что позволяет преобразовывать «герба никотиниана» в радующий душу продукт. Вредный для здоровья, безусловно, но это отдельная тема.

– Мужики, – сообщил Левашов, причем по-русски, что совершенно никого из окружающих не заинтересовало. Тут говорили даже на урду. – Давайте присядем вон под той пальмочкой у окна, спросим три по сто, и вы мне все расскажете. Я и так понял, у вас получилось, но все же…

– Вообще мы хотели сообразить то же самое, но у Воронцова, – без выраженного давления, просто в виде информации, сказал Шульгин.

– Успеешь, – отмахнулся Олег. – Я на свободе, я гуляю. Денег у меня навалом. Могу за весь здешний кагал заплатить…

– Эй, брат, ты чего? С Лариской перебрал? С виду и не заметно было… – ощутил тревогу Новиков.

– С какого перепугу, Билли? – Это Левашов вспомнил старое, теперь вновь входящее в употребление прозвище Новикова. Он демонстративно вздернул обшлаг рубашки, показал друзьям зеленый экран гомеостата.

– Вопросы есть? Вопросов нет… – и тут же расстегнул браслет. Сунул бесценное для любого гуманоида устройство в карман. Словно старые тридцатирублевые часы марки «Победа».

– Убедились? Это первая. – Он широким жестом подозвал лакея, снял с подноса три стопки виски. – Рассказывайте. Вы куда более вздрюченные, чем я… А для Воронцова нужно будет выстроить более изящную концепцию. Или я чего-то до сих пор не понимаю?

Новиков внимательно посмотрел на обоих старых друзей.

«А вот получилось, что бы кто ни говорил! Сидим мы здесь, на вид второкурсники, третьекурсники от силы. И все происходит, как придумано. Никого нам больше не нужно на этом свете. Помогающих или мешающих. Забыть, вычеркнуть из жизни и памяти минувшие двадцать лет. Совсем. Как их и не было.

Откроем мысленно тетрадку в синем ледериновом переплете. С одной стороны – запись лекции по истории КПСС, с другой, задней – черными чернилами китайской авторучки с золотой рыбкой (китайские вещи тогда – совсем не то что сейчас) написанные моей рукой отрывки все того же бесконечного романа.

«…Оправив синий китель с золотыми нашивками на рукаве, он спросил девушку с мечтательными глазами, медленно пригубливавшую бокал шампанского за соседним столиком:

– Не позволите ли вы после этого мне пригласить вас на танго?

– А кто вы? С незнакомыми я не танцую…

– Капитан Немо, если вам угодно, а на самом деле – капитан цур зее[31]31
  Капитан цур зее – капитан 1-го ранга в германском флоте.


[Закрыть] Вильгельм Пфеннигер…

– Такой молодой? Вы, наверное, подводник? – Эти слова выдавали в девушке большую информированность.

– Да. «Хог», «Абукир», «Кресси» и «Лексингтон» – моя работа…[32]32
  Если кто не знает – три первых названных корабля, английские броненосные крейсера, потоплены 14 сентября 1914 года подводной лодкой «U-9» под командой капитан-лейтенанта Отто Ведингена, американский авианосец «Лексингтон» – японской авиацией 8 мая 1942 в сражении у Мидуэя.


[Закрыть]

– Неужели? Я о вас читала. Конечно, первое же танго – ваше…

Девушка встала, и он убедился, сколь прекрасна ее фигура».

Само собой, со стилистикой не все тогда у него было гладко, но что вы хотите от двадцатилетнего парня эпохи дозревающего социализма? Да еще когда лектор бубнит, а соседи по столу играют в «балду», и на часы посматриваешь, скоро ли эта мутотень кончится. Тут и Марсель Пруст затруднился бы ваять свои шедевры.

Ладно, девушки пока нет, но все остальное – в порядке.

– Карт-бланш нами получен, – доложил Новиков Олегу и в общих чертах обрисовал сложившееся на текущий момент положение вещей.

– Теперь нам остается предоставить всем желающим заниматься делами по собственному усмотрению и не вмешиваться в наши. Что бы там отныне ни творилось в мире, мы получаем великолепную возможность «пожить на свои». Отвлекающие операции в большом мире естественным образом окажутся столь масштабными, что наша мышиная возня у подножия пирамиды никого не заинтересует.

– Образно излагаешь, – одобрительно кивнул Левашов. – Ну так вперед. Ты, Саш, уже составил списки нужного нам на трехмесячный поход снаряжения?

Шульгин постучал себя пальцем по виску.

– Все давно здесь. Осталось распечатать с учетом «вновь открывшихся обстоятельств».

– Вот и приступай, а к Воронцову завтра пойдем, с готовыми документами и на свежую голову. А сейчас не сыграть ли действительно, вот Лариска удивится нашей непроходимой честности.

– Отлично придумано. Новая жизнь начинается с чистого листа…

– С разграфленного, – уточнил Новиков, – для начала – по пенсу вист.

– А может – по шиллингу?

– Когда до копей доберемся, можно будет и по фунту. А пока нужно экономить. Дорога дальняя…

Глава шестая

Без особых приключений «Валгалла» с «Призраком» на хорошей скорости спустились Атлантикой до широты островов Тристан-да-Кунья, откуда, сменив курс на ONO, начал огибать южную оконечность Африки. Август Северного полушария, как известно, в Южном соответствует февралю. После пересечения тропика Козерога (23 градуса ю.ш.) погода ощутимо испортилась. Начались частые шквалистые ветры, разгонявшие океанскую волну до пяти баллов, почти ежедневно опускался плотный туман, то и дело переходящий в холодный дождь. Столбик спирта в термометрах не поднимался выше пятиградусной отметки Цельсия.

– Субтропики, чтоб им пусто было, – выругался Шульгин, крепко вцепившись в поручни рубки. За стеклами лобового окна бесконечными грядами набегали на форштевень яхты отороченные пенными гребнями мутно-серые валы. Высокий полубак то и дело накрывали потоки воды. «Призрак» то взлетал бушпритом к рваным черным тучам, то проваливался, обнажая корму, и тогда по ушам ударял пронзительный вой набиравших опасные обороты винтов.

Хорошо, что друзья, конструируя и перестраивая «Призрак», предусмотрели и устранили вечную беду парусников и вообще любых кораблей того времени – сырость. Обычно она проникала везде, делая жизнь мореходов невыносимой, точнее – почти невыносимой, раз моряки как-то выживали. Даже командующий германской эскадрой в южных морях граф фон Шпее в свои шестьдесят лет ужасно страдал от ледяного конденсата, постоянно льющегося с подволока его адмиральской каюты.

Зато яхта от подобного была избавлена. Швы корпуса, люки, окантовка иллюминаторов, двери между отсеками герметичностью не уступали космическому кораблю. Волны, беспрепятственно прокатывающиеся по палубе от бушприта до кормового обвеса, моментами заливающие даже крылья мостика, бьющие в остекление рубки, уходили, стекали в шпигаты, но внутрь «прочного корпуса»[33]33
  В данном случае подразумевается, что на «Призраке», как на подводной лодке, все внутренние жилые и служебные отсеки были специально герметизированы и дополнительно бронированы, помимо общего – «легкого» корпуса.


[Закрыть] не просачивалось ни единой капли.

– Терпи, будут нам скоро и настоящие субтропики, тропики тоже будут. Тогда и скажешь, что лучше. От холода печку включил, и порядок, опять же – над нами не каплет, – утешил его Новиков, – а от жары и горячего песка в морду хрен спрячешься…

В ходовой рубке они были вдвоем, если не считать робота-рулевого и капитана Ларсена, который занимался своими делами и в разговор хозяев не вмешивался. Он был настроен так, что реагировал только на прямо обращенные к нему слова или, в случае изменения обстановки, нуждался в консультации или новом приказе, о чем и докладывал.

Левашов отдыхал в каюте после вахты, а девушки, заскучав от однообразия жизни, перебрались на борт «Валгаллы». Пока есть возможность, отчего не пожить по-человечески? И Наталье будет веселее, а то ведь каково молодой женщине одной на огромном судне? Кроме отлаженных специально под нее роботесс-горничных с несколькими высшими образованиями, включая искусствоведческое, и словом перекинутся не с кем. Вчетвером барышням – намного интереснее.

Кроме обычных дамских занятий, веселой болтовни, культурных развлечений, которых на пароходе было не меньше, чем на самом шикарном круизном лайнере, по нескольку часов в день они посвящали упражнениям в спортзалах. Было время, они отдавали дань тренировкам на Валгалле, потом в гостях у Антона, а после учреждения Югороссии, победы над врагами внешними и внутренними, наступила эпоха мира и благоденствия. Не так чтобы совсем полного гедонизма, но около того.

Женщины перестали чувствовать себя равными мужчинам защитницами Очага. Это в старые времена, от палеолита до окончания феодальной раздробленности, они знали, что, пока их сильная половина на охоте за мамонтом или в очередном крестовом походе, пусть даже в набеге на соседнее княжество, им деваться некуда. Дом и семья – на них. Случись что, и на стены выходить придется, облачившись в кольчугу и шлем, и в саблезубого тигра швырять пудовые камни…

Об этом хорошо написал Ефремов в «Лезвии бритвы»: «Красота – высшая степень приспособленности к условиям текущей жизни». Почему так и отличались ее каноны в разные исторические периоды. Сравните Таис Афинскую, ее подругу Эгесихору, средневековых «винчианских мадонн», а потом нордических красавиц с картин художников гитлеровского периода германской живописи. Да и советских комсомолок Дейнеки.

Ирине самой по себе тренировки были не нужны. Она и так могла в любом виде спорта выступить на равных с олимпийским чемпионом. Конечно, рядом с Алексеевым или Жаботинским поднимать штангу – чересчур гротескное зрелище, но вес взять и зафиксировать – свободно! Что пресса немедленно выдала бы за цирковой трюк, несовместимый с высокими идейными принципами советского спорта. А вот Кассиусу Клею, принявшему псевдоним Мохаммед Али, в темном переулке Ирина морду набила бы точно!

Зато Лариса с Анной, как бы они ни были прекрасно сложены, какую бы предыдущую подготовку ни проходили, нуждались в жестоком тренинге. Да и подготовка у девчат, честно сказать, так себе. У одной нечто вроде советского первого разряда по лыжам и биатлону в студенческие времена, у второй, московской гимназистки, неплохо с гибкостью, реакцией (в лаун-теннис и крокет играла), и осталось кое-что от тех боевых методик, которым Ирина ее три года назад учила. А вообще так все запущено…

Южная Африка, где их ждали «вице-короли, наибы, хунхузы, магараджи и верные слоны»,[34]34
  См. «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова.


[Закрыть] а также не упомянутые Берлагой кафры, британские колониальные стрелки, бушмены, бандиты всех мастей и наций, крокодилы, обезьяны от горилл до бабуинов, ядовитые змеи в ассортименте, не считая уже членистоногих, – совсем не то место, где выживают кисейные барышни. Решившиеся отдалиться дальше чем на милю от условно цивилизованных мест.

Воронцов нашел в памяти главного компьютера нужную программу и внедрил ее в процессоры двух роботов, которые мгновенно превратились в самых требовательных и беспощадных на этом свете фельдфебелей. Прошлый раз, на Островах, тренируя белых офицеров, они носили нашивки иностранных мастер-сержантов, а сейчас облачились в куртки с царскими погонами. Черная Т-образная нашивка на алом поле.

Положение тренируемых это никоим образом не облегчило.

Ирина, вспомнив выражение Шульгина в похожих обстоятельствах, заранее предупредила своих подопечных, что будет не трудно, а «очень трудно». И взяла с них слово, что не отступят.

Девушки опрометчиво согласились. Что Аня, что Лариса были упорны и уверены в себе. Вроде как Джой Гастелл из «Смока Белью». Тридцатипятилетняя Наталья Андреевна, примерно догадываясь, что ее ждет, потому что Воронцов прозрачно ей намекнул, на грядущие мученья пошла сознательно.

Тем более, увлеченные неведомым им Стамбулом тысяча девятьсот двадцатого года, они тогда понятия не имели, как дрессировали на уединенном острове боевых, прошедших мировую и Гражданскую войну офицеров.

И началось…

Фельдфебели не имели в виду подготовить девушек в качестве бойцов, превосходящих моральными и практическими навыками «зеленых беретов», израильских коммандос времен Шестидневной и Войны Судного дня, спецназовцев советского ГРУ конца ХХ века. Задача была проще – сделать их непобедимыми, а главное – страшными в рукопашной схватке с лучшими единоборцами того патриархального века. Невиданные боевые приемы, умение фехтовать любым холодным оружием, от строевой английской сабли до ножа, стрельба навскидку со скоростью, которую позволяет автоматика пистолета, и быстрее, чем револьвер двойного действия в руке строевого офицера.

После трех-четырех часовых «разминок» девушки на шатающихся ногах выходили из зала в предбанник, стягивали с себя насквозь мокрые трусы и майки, внимательно рассматривали полученные от инструкторов синяки и ссадины.

– Ну и на кой… мне это нужно? – спрашивала Лариса, своими естественными выражениями смущая Анну.

– Глядишь, и пригодится, – рассеянно отвечала Ирина, вдруг делая стремительный выпад раскрытой ладонью ей в лицо.

Лариса успела поставить блок.

– Ох, ты и стерва…

– Однако сработало…

– Нет, девчонки, я вчера до полуночи читала «Похитители бриллиантов»… Там правда такие подонки описаны, – сказала Анна, запаривая дубовый веник в глубокой шайке. – Если мы с ними встретимся…

– Обязательно, дорогая, – сказала Наталья. – Поэтому, как писал товарищ Ленин, нам еще учиться, учиться и учиться. Мне Дмитрий сказал – пока я первого фельдфебеля не завалю, он меня никуда не отпустит…

Жаль, что не было там с ними не то чтобы Бердслея, а обычного фотографа, даже с камерой «Фотокор».[35]35
  Фотоаппарат начала 30-х годов ХХ века, снимавший на стеклянные пластинки формата 9х12. Лучше всего со штатива.


[Закрыть] Уж больно хороши были девушки. Как боевые осы, для введения противника в заблуждение оснащенные точеными фигурками, соразмерными формами и милыми в мирной обстановке лицами.

– Ты что, с нами тоже собираешься? – спросила Лариса, выплескивая ковш воды с пивом на раскаленные камни. Ей сейчас трудно было представить эту «домашнюю женщину» в суровых походных условиях. Тем более теперь, когда ей снова было двадцать один, а Наталье Андреевне прежние тридцать пять.

Они были в старой Москве закадычными подругами, а потом как-то отдалились, вроде бы совсем незаметно. Наташа все время оставалась «при муже», а Лариса наслаждалась представившимися возможностями на полную катушку.

– Кто знает, как жизнь повернется… – Наталья вроде бы в шутку сжала пальцы на плече Ларисы, подтолкнула вперед, опустила ее на полок, (та инстинктивно дернулась, но поняла, что силы несоизмеримы) и тут же начала обхаживать ее веником. Сначала ласково, а потом и от всей души.

Ирина, стоя рядом с каменкой, беззвучно смеялась, а Анна легла на горячие доски ничком, считая, что ей в разборки старших подруг вмешиваться не стоит. Невзирая на то что она по рождению была старше каждой на полсотни лет, так она их воспринимала.

Получив свою долю удовольствия, Лариса выбежала из парилки, окунулась в бурлящий минерализованной водой бассейн с температурой чуть выше нуля, вернулась и забралась на самый верх, где температура зашкаливала за восемьдесят.

– Иди-ка сюда, – сказала она Наталье. Та села рядом.

Лариса потрогала ее бицепс и трицепс, обратила внимание на спинные мышцы, брюшной пресс. Он у нее был, почти как у молодого парня-спортсмена.

– Где ж ты так накачалась? И когда?

– Димка заставлял. Все эти годы и почти каждый день. Плаванье, фехтование, пистолет, винтовка… Кросс десять кругов по палубе, с прыжками через препятствия. Ты не пробовала четырехкилограммовую гантель полчаса держать на уровне глаз? Попробуй…

– Анька, поддай пару, – распорядилась Наталья, закинув руки за голову в глубоком войлочном колпаке. Грудь и живот прикрыла большущим веником.

Аня послушно плеснула на каменку еще.

– И зачем тебе все это нужно? – продолжила Лариса. Ирина с Анной устроились в другом углу парилки, у самого пола, и говорили о чем-то своем.

– Не уловила – что мне нужно? – с оттенком превосходства спросила Наталья, вслух считая капли пота, падающие с носа на доски полкб. Есть такая методика – сиди наверху, пока сто двадцать капель не стечет.

– Спорт, – со странной улыбкой уточнила Лариса. – С таким мужиком, как твой, на кой… тебе это надо? Уже б давно детей нарожала, жила, как душа просит…

– А твоя чего просит?

– Да, наверное, того же, только пути у нас с тобой давненько разошлись…

Наталья не совсем понимала, чем вызван это неожиданный разговор. Но если спрашивают, если подруге захотелось вдруг коснуться именно этой, болезненной для каждой из них темы, так лучше ответить. Без недомолвок и ненужного напряжения впредь.

– Ты что, воображаешь, что НАМ, таким, какими стали и как живем, можно заводить детей? Ты вправду так думаешь? Да на переднем крае нормальной войны и то проще… Там хоть в тыл можно уехать, к маме… А мы что?

Наталья замолчала, и Лариса ничего не ответила.

В парной стало совсем уже невыносимо жарко, и они дружно выбежали в прохладу предбанника, где их ждал и самовар, и холодное пиво, на любителя, и роботессы-массажистки, обученные абсолютно всем существующим на Земле приемам и способам…

Вернемся немного назад, пока девушки, отдыхая, с опаской думают о предстоящих с утра занятиях на штурмполосе, «Призрак» пробивается сквозь штормы к заветному Мысу Доброй Надежды, а Воронцов ведет свой пароход десятью милями севернее, постоянно контролируя на экране местоположение и состояние яхты.

От возможности подобного контроля, между прочим, потеряли истинный вкус и смысл любые авантюры современных путешественников, покорителей полюсов и вершин, одиночных яхтсменов, плывущих навстречу пассатам или вокруг Антарктиды. У всех радиостанции, всегда готовы подняться на их спасение вертолеты, и даже у героя, рискнувшего пересечь Атлантику на веслах, в миле за кормой болтается судно обеспечения, на котором врачи телеметрически постоянно считывают пульс, давление и уровень сахара в крови и моче. Это что – риск и подвиг?

Профанация героизма это, братцы, и ничто иное. С тем же успехом можно было махать веслами, не выходя из спортзала. Сделал три миллиона гребков с перерывами на обед и сон, вот и пересек океан. Ты всерьез попробуй…

…После некоторых предпринятых Сильвией дипломатических ходов (нашей Сильвией, но при посредстве той, деморализованной и запуганной) в Лиссабон зашла «Валгалла». Город в то время был довольно захолустный, улицы, в большинстве крутые и извилистые, провоняли испражнениями людей и животных. Общественные туалеты, во времена Веспассиана роскошью соперничавшие с термами, куда-то исчезли. Остался один, тринадцатого, кажется, века, куда можно было зайти без страха. Из всех признаков цивилизации имелся желтенький трамвай, по единственному маршруту бегавший между портом и крепостью.

В Португалии, как и в большинстве европейских стран, правил король, имя и номер которого никого не интересовал. Но короли тоже бывают разные. Этот был никчемный, власти не имел и не хотел ее, как король Греции Георг первый, что вчерную пил с лейтенантом Лукой Пустошкиным на «Олеге».

«Руа, бювон еще по одной» и так далее.[36]36
  См. С. Колбасьев. «Поворот все вдруг», Л., 1986.


[Закрыть]

Зато в этой прекрасной стране, где мужчины умеют плакать, не стесняясь, и петь свои тоскливые песни «фадо», глядя с крайней точки Европы в грозный океан, думая о друзьях и родственниках, которые никогда больше не вернутся назад, было вполне продажное правительство и парламентская демократия. Главная партия называлась Конституционной. Как же иначе?

Великолепно выглядящий Воронцов, ростом метр восемьдесят пять, одетый в адмиральский мундир неизвестного главе парламента государства (впрочем, адмиральские мундиры во всех странах мира почти одинаковы), вошел в его кабинет в сопровождении человека, представляющего здешние сильные кланы.

Дальше ничего особенно интересного. В любой стране, где чиновники берут, а особенно в такой, где берут не стесняясь, проблемы решаются по единой схеме.

Естественно, чемодан с эскудо Дмитрий с собой тащить не собирался. Тяжело и неэлегантно. Хотя черт его знает, вдруг водопад высыпанных на стол родных бумажек показался бы господину душ Сантушу интереснее и надежнее голубоватого чека банка старого Ротшильда?

О делах они вначале не разговаривали. Познакомились, выпили кофе и хорошего «Порту». Раскурили по сигаре. Сигары были, без всяких оговорок, чудесные. На днях привезенные из Бразилии, где их умеют делать куда лучше, чем на Кубе. Но не все об этом знают. Согласно этикету, осведомились, у кого сколько детей и как они себя чувствуют.

Премьер был приятным в общении мужчиной, но, подобно Чемберлену, одесскому Валиадису палец в его рот класть не стоило. Да он бы и не позволил.

– Ну так что, дон Димитриос? Изложите, чем я могу быть вам полезен? Неужели вы не могли решить свои вопросы на уровнях пониже? Судя по имени, вы из греков? Я уважаю греков, они вторую тысячу лет не лезут в мировую политику в отличие от англичан, которых я ненавижу всей душой. Но это мое личное отношение, государственных интересов оно не касается.

Воронцов протянул премьеру чек.

– Может быть, у вас есть какие-нибудь благотворительные фонды? Возьмите, я люблю помогать инвалидам или детям… На ваше усмотрение.

Душ Сантуш лишь несколько секунд смотрел на чек, после чего спрятал его в стол.

– Спасибо, пригодится. Итак? Что я могу сделать для Греции? Или лично для вас? Скажите, вы случайно не русский? Я служил посланником в Петербурге, ваш акцент кажется мне знакомым. Однако это не имеет никакого значения. Чек – другое дело, это – как протянутая рука друга, и я протягиваю свою навстречу. Итак?

Воронцов сказал. Два десятка португальских паспортов, для него лично и еще десятка человек по списку.

– Разумеется, настоящих, оформленных по всем правилам, внесенных во все положенные реестры. Фальшивок я мог бы накупить сколько угодно за сотую часть благотворительных средств… – и указал глазами на сопровождавшее лицо, господина Перейру, сосредоточенно полировавшего ногти на диване в углу кабинета. Этого человека порекомендовал взять с собой местный представитель Сильвии, сообщив, что в его присутствии премьер должен быть очень сговорчив. Отчего весь вопрос нельзя решить, вообще не затрудняя столь значительного государственного деятеля, Дмитрий выяснять не стал. Аборигенам виднее, как вести дела на своей территории.

– Это будет сделано в течение часа, – расплылся в улыбке премьер. – То есть в течение часа распоряжение дойдет до исполнителя, а уж сколько потребуется на заполнение бланков и книг… – Он развел руками. – Народ у нас обстоятельный, неторопливый. – Понимать следовало так, что без дальнейших взяток обойтись не удастся. – А что вы станете с ними делать? – с искренним любопытством спросил Душ Сантуш. – Увы, но португальские паспорта в этом гнусном мире совсем не котируются… За двадцать тысяч фунтов, которые вы так любезно инвестировали, с американским паспортом, а он у вас, конечно, есть, любую проблему решить гораздо проще…

– Мне просто нравится идея вдруг ощутить себя португальцем, потомком Васко да Гамы, Камоэнса и Генриха Мореплавателя. Натурализуюсь в Рио-де-Жанейро как представитель бывшей метрополии…

Шутка не развеселила премьера.

– Что еще? – Он видел, что не ради десятка действительно никчемных паспортов явился к нему странный посетитель.

– Еще мне потребуется надежный документ, разрешающий моим кораблям, числом три, заходить в любой португальский порт и оставаться там нужное время, без лишних вопросов со стороны властей, а также право нести в море португальский флаг…

– Корабли хоть не военные? – с кислой миной спросил премьер.

– Упаси бог! Пассажирский пароход и две прогулочные яхы. Океанские…

– Это все?

– Хорошее рекомендательное письмо к губернатору Мозамбика. Теперь все.

Душ Сантуш побарабанил пальцами по большому кожаному бювару, лежащему перед ним.

– Это как-то связано с намечающейся на юге Африки войной? – спросил он после паузы.

– Каким-то образом – несомненно. Сами понимаете, случись что-то подобное, представителям нейтрального государства гораздо проще вести свои коммерческие дела, нежели… – заканчивать фразу он не стал.

– Понимаю, понимаю… Лоренцу-Маркиш, да. Единственный порт, связанный железной дорогой с Преторией… – Он снова задумался.

Воронцову это не понравилось. В деньгах он нехватки не испытывал, мог бы протянуть премьеру еще один чек. Только зачем поощрять низменные инстинкты? Люди иногда наглеют беспричинно, и их следует ставить на место.

– Господин Перейра… – обернулся он к дивану.

Тон у него был самый мягкий, и означенный господин, не высказывая эмоций, просто посмотрел на премьера внимательно. Ничего не сказав.

Душ Сантуш еще раз вздохнул, вызвал секретаря, отдал нужные распоряжения. На чем и покончили. Докурили сигары, выпили еще по бокалу «Порту» и подписали несколько бумаг.

Португальское гражданство само по себе действительно ничего не значило в мировом раскладе. Как и эквадорское, к примеру. Однако имелась тут некоторая тонкость. Португальский порт Лоренцу-Маркиш на восточном берегу Африки, крайне удобно расположенный в глубине залива и связанный с Преторией, столицей государства Трансвааль, железной дорогой, являлся сегодня ключевой точкой мировой политики.

И корабли под португальским флагом могли там располагаться вполне законным образом. Плюя на англичан в самом буквальном смысле. С высокого мостика. Так впоследствии и случилось.

…Миновав полосу штормов и шквалов, прибавив ход до полного, «Призрак» и «Валгалла» на порядочном расстоянии от проторенных морских путей обогнули Африку и вышли в Индийский океан. Здесь погода, как и обещал Шульгину Андрей, разительным образом изменилась. Пронзительная синева воды и неба, вместо грозных пенных валов – легкая зыбь. И температура за одну ночь поднялась на пятнадцать градусов. Девушки немедленно принялись загорать, раскинув шезлонги у бортиков просторного, отделанного мрамором бассейна на Солнечной палубе.

Судоводителей больше радовало другое. За весь сложный, проделанный с рекордной скоростью переход все системы обоих судов работали безукоризненно. Значит, приработавшись, механическая часть не подведет и впредь. Не зря трудились.

Локаторы показали, что до залива Делаго-Бей, в глубине которого раскинулся по холмам Лоренцу-Маркиш, осталось не более тридцати миль. До первой цели, значит, добрались.

…Губернатор Мозамбика, генерал-капитан Отелу Сарайва ди Карвалью был мужчиной лет пятидесяти, красив собой, с длинными, в стиле императора Вильгельма закрученными усами. Жизнь в колонии была отвратительно скучна, невзирая на то что там было построено несколько очень европейских зданий, в том числе и театр. Только играть в нем, по-настоящему, некому. Что, Сару Бернар удастся пригласить? Едва ли. Не Рио-де-Жанейро, не Кейптаун даже. И денег нет, и слушателей, случись вдруг, двух сотен не наберется. Тосклива должность губернатора на самом дальнем краю света.

Отчего изумительной вспышкой радости и темой бесчисленных разговоров стал приход в Лоренцу-Маркиш громадного белого парохода под португальским флагом и небольшой, очень красивой парусной яхты.

Дон Отелу знал, что у родной страны нет и не может быть таких кораблей. Но вот же они, и флаги трепещутся на гафелях. Каждый хочет верить в хорошее.

Он сам в белом кителе и при сабле, его жена, дети (шесть), чиновники всех ведомств, взвод местного гарнизона и половина жителей города немедленно собрались на пристани.

Пароход дал протяжный, многотонный гудок,[37]37
  Старый анекдот студентов кораблестроительных институтов: – Сколько весит гудок теплохода? Двадцать пять тонн (то есть тонов).


[Закрыть] подваливая бортом к причалу. А яхта, неожиданным образом, из малокалиберной пушки начала давать положенный губернатору салют. Сделав полных четырнадцать выстрелов.

Дон Карвалью был в полном восторге, его семья и окружение тоже.

Вновь прибывшие суда ошвартовались, и на берег спустилось блестящее по здешним (да и не только) меркам общество. Пять пар – представительные молодые мужчины и красивые женщины. Мужчины одеты в морскую форму, хотя и без военных знаков различия, кителя и фуражки украшены золотым шитьем и сложного рисунка эмблемами в стиле респектабельных яхт-клубов. Дамы облачены в туалеты, каких местные модницы не видели и в последних дошедших сюда парижских журналах.

Последовали взаимные приветствия, процедура знакомства, после чего губернатор с семейством и все желающие были приглашены на борт «Валгаллы», где уже был накрыт завтрак на Шлюпочной палубе.

Как положено по этикету, о целях прибытия великолепных гостей впрямую не говорилось. Дамы щебетали о своем, у них всегда найдутся темы, наверное, и бушменки со шведками нашли бы общие темы, если бы сумели преодолеть языковый барьер. Португалки, внешне оказавшиеся весьма пристойными на вид и достаточно развитыми в культурном отношении, несколько раз отпускали комплименты новым подругам за великолепное владение языком Камоэнса.[38]38
  Камоэнс (Камоэнш), Луиш де, португальский поэт XVI века, почитается примерно как у нас Пушкин.


[Закрыть] Что прибывшие никакого отношения к соотечественникам не имеют, всем стало понятно сразу, но для представителей маленькой, некогда владевшей полумиром нации люди, имеющие гражданство, держащие на гафелях национальный флаг, говорящие на португальском почти как на родном, таковыми и воспринимались.

Собственно, русские к подобным вопросам относятся аналогично. Говоришь по-русски, хочешь считать себя русским – значит, наш. А якут ты или айсор, как-нибудь при случае уточним.

Женщины, естественным для них образом (наши женщины!), ничего не говоря впрямую, наплели очень много словесной вязи, объясняя местным, что никаких мужских дел они не касаются, приплыли сюда с мужьями потому, что тем так захотелось. Что они сами здесь ищут – полностью их дело. А нам – «крокодилы, пальмы, баобабы…».

– Как я вам завидую! – воскликнула едва ли сорокалетняя жена губернатора. – Такие мужчины, такой пароход! И вы ни в чем не испытываете затруднений… А представьте себе мое положение! – Она воздела руки, как статус и национальная принадлежность требовали. Роскошные каштановые волосы водопадом потекли у нее по плечам. – Рожаю, рожаю, рожаю, и совершенно никакого воздаяния… Вы бы знали, леди, как здесь невыносимо скучно…

Прочие местные дамы дружно закивали: что скучно, то скучно. Однако той же Ларисе, историку и понимающей толк в жизни девушке, отчетливо казалось – каждая из дам бомонда, вполне активно прикладывающихся к бокалам, и в Лиссабоне, и в самом Париже чувствовали бы себя точно так же. Не Конфуций ли говорил: «Куда бы ты ни пришел, ты прежде всего встретишь там самого себя».

Ларисе пришла в голову остроумная, как ей показалось, идея. Пока Анна ставила на электропроигрыватель, оформленный под банальный граммофон, пластинку с записью музыки, чуть-чуть опережающей текущий год, она за локоток отвела губернаторшу, дону Фульхенсию Исабель Марию ди Карвалью, к палубному ограждению. Вдалеке был виден городок, внизу плескалась лазурная вода.

С изызканого «vose» он без извинений и оговорок перешла на простонародное и слегка фамильярное «tu».[39]39
  Обращение в португальском, как «Вы» и «ты» в русском, но с иными оттенками.


[Закрыть]

Губернаторша отнеслась у этому легко. Кто знает, кем она была по жизни до того, как вышла за генерал-капитана?

– Надоело рожать, говоришь? – спросила Лариса. Странным образом эта тема соотнеслась с разговором, состоявшимся между ней и Натальей.