Том 1. Стихотворения
Текст книги "Том 1. Стихотворения"
Автор книги: Василий Жуковский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
«Пред судилище Миноса…» *
Пред судилище Миноса
Собралися для допроса
Подле Стиксовых брегов
Души бледные скотов.
Ворон, моська, кот, телушка,
Попугай, баран, индюшка,
Соловей, петух с свиньей
Стали пред Миносом – в строй.
«Говорите, как вы жили?
Много ль в свете вы грешили? —
Так сказал им судия. —
Начинай хоть ты, свинья».
«Я нисколько не грешила;
Не жалея морды, рыла
Я на свете сем навоз;
В этом нет греха, Минос!»
«Я, баран, жил тихомолком,
На беду, столкнулся с волком:
Волк меня и задавил, —
Тем лишь я и согрешил».
«Я смиренная корова;
Нраву я была простова;
Грех мой, право, не велик:
Ободрал меня мясник».
«Хоть слыву я попугаем,
Но на свете был считаем
С человеком наравне;
Этот грех прости ты мне!»
«Я котом служил на свете
И имел одно в предмете:
Бил мышей и сыр таскал;
Этот грех, по чести, мал».
«Я, пичужка, вечно пела;
По-еллински филомела,
А по-русски соловей;
Не грешна ни в чем! Ей-ей!»
«Я курносая собака,
Моська, родом забияка,
И зовут меня Барбос;
Пощади меня, Минос!»
«Я петух, будильник ночи,
С крику выбился из мочи
И принес на Стикс-реку
Я свое кукареку»
«Я индюшка-хлопотунья,
Пустомеля и крикунья;
У меня махровый нос;
Не покинь меня, Минос!»
«Ворон я, вещун и плакса;
Был я черен так, как вакса,
Каркал часто на беду;
Рад я каркать и в аду».
Царь Минос сердитым взглядом
На скотов, стоящих рядом,
Разъяренный засверкал…
И ни слова не сказал.
Младенец *
(В альбом графини О.П.)
В бурю, в легком челноке,
Окруженный тучи мглою,
Плыл младенец по реке,
И несло челнок волною.
Буря вкруг него кипит,
Челн ужасно колыхает —
Беззаботно он сидит
И веслом своим играет.
Волны плещут на челнок —
Он веселыми глазами
Смотрит, бросив в них цветок,
Как цветок кружит волнами.
Челн, ударясь у брегов
Об утесы, развалился,
И на бреге меж цветов
Мореходец очутился.
Челн забыт… а гибель, страх?
Их невинность и не знает.
Улыбаясь, на цветах
Мой младенец засыпает.
Вот пример! Беспечно в свет!
Пусть гроза, пускай волненье;
Нам погибели здесь нет;
Правит челн наш провиденье.
Здесь стезя твоя верна;
Меньше, чем другим, опасна;
Жизнь красой души красна,
А твоя душа прекрасна.
<К Т.Е. Боку> *
I
Мой друг, в тот час, когда луна
Взойдет над русским станом,
С бутылкой светлого вина,
С заповедны́м стаканом
Перед дружиной у огня
Ты сядь на барабане —
И в сонме храбрых за меня
Прочти Певца во стане.
Песнь брани вам зажжет сердца!
И, в бой летя кровавый,
Про отдаленного певца
Вспомянут чада славы!
II
Любезный друг, гусар и Бок!
Планетам изменять нимало нам не стыдно!
Их путь от нас далек;
К тому ж, мой друг, для звезд небесных не обидно,
Когда забудешь их на час для звезд земных!
Для беспредельности одной они сияют
И в гордости своей совсем не замечают
Слепцов, которые из мрачности земной
Их куртизируют подзорною трубой!
Хоть я и не гусар, но клясться рад с тобой
Священным именем пророка,
Что, встретившись, как ты, с прекрасною четой,
Забыл бы звезды все, Жуковского и Бока!
В осьмом часу тебя готов я ждать!
Но завяжи глаза, чтоб к нам дойти вернее,
Чтобы опять сирены не видать!
Близ пропасти слепой всегда пройдет смелее.
III
Мой милый Бок!
Не думай, чтоб я был ленивый лежебок!
Или пренебрегал твоим кабриолетом, —
Нет, нет! но как гусар ты поступил с поэтом!
(Как друг-гусар, прошу меня понять):
Как другты, согласив с своим мое желанье,
Спешишь скорей меня обнять,
Скорее разделить со мной очарованье,
Которое сестра прелестная твоя
Своим присутствием вокруг нас разливает —
И дружба этому прямую цену знает.
Но как гусарты все смутил, душа моя:
Ты хочешь приступом взять мирного поэта;
Ты силою кабриолета
Затеял, в миг один, весь план его взорвать!..
Послушай: сняв мундир, привычку разрушать
Оставь с мундиром и усами!
Капитуляция была уж между нами;
Стояло в ней: тебе от друга вести ждать;
Дождавшись же, за ним в своем кабриолете
И налицо во весь опор скакать.
Но, видно, это все ты предал жадной Лете
И в памяти одну лишь дружбу сохранил!
Итак, чтоб памяти ты вновь не утопил,
Вот для тебя рецепт от сей чумы ужасной,
Вот план мой письменный,по пунктам, точный, ясный:
Пункт первый:подождать!
Ты знаешь, до Печор я еду провожать
Своих друзей – на то дней семь иль восемь сроку.
Коль скоро возвращусь, тотчас записку к Боку,
И в этом пункт второй– но как ее послать?
Не лучше ли тебе меня уж в Дерпте ждать?
Мы вместеславно прокатимся!
Мой план не весь! еще есть пунктов пять,
Но на словах мы лучше объяснимся!
Прости! завидуя моим дурным стихам,
На месте их теперь желал бы быть я сам.
P. S. Когда ты через десять дней,
По обстоятельствам,за другом и поэтом
Не можешь сам скакать с своим кабриолетом,
То хоть одних пришли с ним лошадей.
Старцу Эверсу [54]54
Писано после праздника, данного студентами Дерптского университета. (прим. автора)
[Закрыть] *
Вступая в круг счастливцев молодых,
Я мыслил там – на миг товарищ их —
С веселыми весельем поделиться
И юношей блаженством насладиться.
Но в сем кругу меня мой Гений ждал!
Там Эверс мне на братство руку дал…
Благодарю, хранитель-провиденье!
Могу ль забыть священное мгновенье,
Когда, мой брат, к руке твоей святой
Я прикоснуть дерзнул уста с лобзаньем,
Когда стоял ты, старец, предо мной
С отеческим мне счастия желаньем!
О старец мой, в прекрасных днях твоих
Не пропадет и сей прекрасный миг,
Величием души запечатленный, —
Но для тебя я был пришлец мгновенный;
Как друг всего,и мне ты другом был;
Ты с нежностью меня благословил,
Нечаянно в сей жизни повстречавши!
Уже отсель ты в лучший смотришь свет,
И мой тебе незнаем будет след!
Но я, едва полжизни испытавши,
Едва сошед с предела ранних лет,
Не с лучшею, не с легкою судьбою
(И может быть, путь долгий предо мною!),
Мысль о тебе, о брат священный мой,
Как божий дар, возьму на жизнь с собой!
Брат Эверса!.. так! я сказать дерзаю,
Что имени сего всю цену знаю!
В сем имени мой долг изображен!
Не беден тот, кто свойства не лишен
Пред добрыми душою согреваться;
Кто мыслию способен возвышаться,
Зря благости величественный лик.
О! сладкий жар во грудь мою проник,
Когда твоя рука мне руку сжала!
Мне лучшею земная жизнь предстала,
Училищем для неба здешний свет!
«Не унывать, хотя и счастья нет;
Ждать в тишине и помнить провиденье;
Прекрасному – текущее мгновенье;
Грядущее– беспечно небесам;
Что мрачно здесь,то будет ясно там!
Земная жизнь, как странница крылата,
С печалями от гроба улетит;
Что было здесь для доброго утрата,
То жизнь ему другая возвратит!»
Вот правила для Эверсова брата.
Я зрел вчера: сходя на край небес,
Как божество, нас солнце покидало;
Свершив свой день, прощальный луч бросало
Оно с высот на холм, и дол, и лес,
И, тихий блеск оставя на закате,
От нас к другим скатилось небесам..
О! сколько мне красот явилось там!
Я вспомянул о небом данном брате;
О днеего, о ясной тишине
И сладостном на вечересиянье;
Я вспомянул о нежном завещанье,
Оставленном в названье брата мне, —
И мужество мне в душу пробежало!..
Благослови ж меня, священный друг!
Что б на пути меня ни ожидало,
Отныне мне, как благотворный дух,
Сопутником твое воспоминанье.
Где б ни был я, мой старец брат со мной!
И тихое вечернее сиянье,
С моей о нем беседуя душой, —
Таинственный симво́л его завета, —
Учителем отныне будет мне:
«Свой здешний путь окончить в тишине!» —
И вестником прекраснейшего света.
<К кн. Вяземскому> *
Благодарю, мой друг, тебя за доставленье
Твоих пленительных стихов!
На Волге встретилось с тобою вдохновенье!
Ты, с крутизны ее лесистых берегов
Смотря на пышные окрестностей картины,
С природы список нам похожий написал.
И я тебе вослед мечтою пробегал
Прибрежных скал вершины;
Смотрел, как быстрые крылатые струга,
Сокровищ земледелья полны,
Рулями острыми разрезывали волны;
Как селы между рощ пестрили берега;
Как дым их, тонкими подъемляся столбами,
Взвивался и белел на синеве лесов
И, медленно всходя, сливался с облаками, —
Вот что, по милости твоих, мой друг, стихов,
Как наяву, я видел пред собою.
Прочел я их один, потом прочли со мною
Тургенев с Гнедичем, и Блудов, и Дашков.
Потом и критику-богиню пригласили
Их с хладнокровием, ей сродным, прочитать.
Мы, слушая ее, стихи твои херили,
Тебе же по херам осталось поправлять!
Вот общийприговор богини беспристрастной:
«Ваш Вяземский прямой поэт!
Он ищет простоты, но простоты прекрасной;
И вялости в его стихах призна́ка нет.
Дар живописи он имеет превосходный!
Природу наблюдать его умеет взор!
Презревши вымыслов блистательный убор,
Он в скромной простоте, красам природы сродный,
Живописует нам природы красоты!
Он в ней самой берет те сильные черты,
Из коих создает ее изображенье
И списка точностью дивит воображенье».
Такой был общийприговор!
Потом перебирать свободно
Богиня принялась стихи поочередно,
И вышел строгий перебор!
Послушай и поправь, когда тебе угодно!
Благоухает древ
Трепещущая сень.Богиня утверждает
(Я повторяю то, поэту не во гнев),
Что худо делает, когда благоухает,
Твоя трепещущая сень!
Переступившее ж последнюю ступень
На небе пламенном вечернее светило—
В прекраснейших стихах ее переступило,
Да жаль, что в точности посбилось на пути;
Нельзя ль ему опять на небеса взойти,
Чтоб с них по правилам грамматики спуститься,
Чтоб было ясно все на небе и в стихах?
И скатерть синих вод сравнялась в берегах:
Равняться в берегах твоихей не годится,
Когда в моихона сравнялася давно
Не синей скатертью, а попросту рекою:
Мой стих перед тобою * ,
Но красть у бедняка богатому грешно!
О сем стихе, где живописи много:
Кто в облачной дали конец тебе прозрит?
Богиня говорит,
И справедливо, хоть и строго:
Прозреть, предвидеть– все равно!
Прозретьнам можно то одно,
Что́ не сбылось еще, чему лишь можно сбыться;
Итак, сие словцо не может пригодиться
К концу реки!Он есть давно, хотя и скрыт.
Ты вместо вялого словечка различит,
Великолепное прозритвклеил не к месту
И безобразную с ним сочетал невесту:
И неподвижный взор окованный стоит!
Как хочешь стой, но он в жестоком положенье!
Из одинаких весь сей стих лоскутьев сшит:
Стоит, оковы, недвиженье—
Одно! Такой халат читателя смешит!
Огромные суда в медлительном паренье:
Запрещено, мой друг, – и нечем пособить! —
Указом критики судам твоим парить:
Им предоставлено смиренное теченье;
А странное: столбы на них—
Простым словцом: и мачты их
Сама своей рукой богиня заменила!
Но те твои стихи она лишь похерила,
В которых ты, внимая гласу волн,
Нам говоришь: люблю гнать резво челн
По ропотным твоим зыбям и, сердцем весел,
Под шумом дружных вёсел
И прочее: зво… челн– ей неприятный звук.
А вёселрифма ли на весел,милый друг?
Жаль! Ведь последний стих разительно прекрасен!
Воображению он сильно говорит;
Но рифма вздорная косится и брюзжит!
Как быть? Она деспо́т, и гнев ее ужасен!
Нельзя ли рифму нам другую приискать,
Чтобы над веслами беспечно задремать,
Не опасаяся, чтоб вздорщицу смутили,
И также, чтобы нас воздушные мечты,
А не тяжелые златыевеселили?..
Но наше дело – хер!Поправки ж делай ты.
Покаты гор крутых! – не лучше ли пещеры?
Воспрянувших дубрав! – развесистых дубрав,
Или проснувшихся!Слова такой же меры,
А лучше! В этом вкус богини нашей прав!
Воспрянувших,мой друг, понятно, да не ясно.
Все прочее прекрасно!
Но я б весьма желал, чтоб своды глас забав
Не галлицизмами окрестности вверяли,
А русским языком волнам передавали.
Младое пенье их– прекрасная черта!
Их слава ясная, как вод твоих зерцало!
Стих сильный, а нельзя не похерить начало!
Поставь, прошу тебя: и слава их чиста,
Чтоб следующим трем был способ приютиться.
О двух других стихах – прекрасных, слова нет —
Ни я, ни критика не знаем, как решиться:
В них тьма, но в этой тьме скрывается поэт!
Гремящих бурь боец, он ярости упорной
Смеется, опершись на брег, ему покорный!
Боец не то совсем, что́ ты хотел сказать.
Твой Гений, бурь боец, есть просто бурь служитель,
Наемный их боец; а мне б хотелось знать,
Что он их победитель!
Нельзя ли этот стих хоть так перемарать:
Презритель шумных бурь, он злобе их упорной
Смеется, опершись на брег, ему покорный!
Презритель– новое словцо; но признаюсь:
Не примешь ты его, я сам принять решусь!
К Фетиде с гордостью…Твоей, мой друг, Фетиде
Я рад бы из стихов дорогу указать.
В пучину Каспияприличней бы сказать.
Сравнение полней, и Каспий не в обиде!
А бег виющийся ручья—
Неловко – власть твоя;
Я б смело написал: ж урчащего в дубраве.
Спроси о том хоть музу ты свою,
Виющийсяидет не к бегу, а к ручью.
Вот все!.. Согласен будь иль нет, ты в полном праве!
Славянка [55]55
Славянка– река в Павловске * . Здесь описываются некоторые виды ее берегов, и в особенности два памятника, произведение знаменитого Мартоса * . Первый из них воздвигнут государынею вдовствующею императрицею в честь покойного императора Павла. В уединенном храме, окруженном густым лесом, стоит пирамида: на ней медальон с изображением Павла; перед ним гробовая урна, к которой преклоняется величественная женщина в короне и порфире царской; на пьедестале изображено в барельефе семейство императорское: государь Александр представлен сидящим; голова его склонилась на правую руку, и левая рука опирается на щит, на коем изображен двуглавый орел; в облаках видны две тени: одна летит на небеса, другая летит с небес, навстречу первой. – Спустясь к реке Славянке (сливающейся перед самым дворцом в небольшое озеро), находишь молодую березовую рощу: эта роща называется семейственною,ибо в ней каждое дерево означает какое-нибудь радостное происшествие в высоком семействе царском. Посреди рощи стоит уединенная урна Судьбы.Далее, на самом берегу Славянки, под тенью дерев, воздвигнут прекрасный памятник великой княгине Александре Павловне. Художник умел в одно время изобразить и прелестный характер и безвременный конец ее; вы видите молодую женщину, существо более небесное, нежели земное; она готова покинуть мир сей; она еще не улетела, но душа ее смиренно покорилась призывающему ее гласу; и взоры и рука ее, подъятые к небесам, как будто говорят: да будет воля твоя.Жизнь, в виде юного Гения, простирается у ее ног и хочет удержать летящую; но она ее не замечает; она повинуется одному Небу – и уже над головой ее сияет звезда новой жизни. (прим. автора)
[Закрыть] *
(элегия)
Славянка тихая, сколь ток приятен твой,
Когда, в осенний день, в твои глядятся воды
Холмы, одетые последнею красой
Полуотцветшия природы.
Спешу к твоим брегам… свод неба тих и чист;
При свете солнечном прохлада повевает;
Последний запах свой осыпавшийся лист
С осенней свежестью сливает.
Иду под рощею излучистой тропой;
Что шаг, то новая в глазах моих картина;
То вдруг сквозь чащу древ мелькает предо мной,
Как в дыме, светлая долина;
То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес;
Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;
Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес
Прокравшись, дне́вное сиянье.
Верхи поблеклые и корни золотит;
Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,
На сумраке листок трепещущий блестит,
Смущая тишину паденьем…
И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;
Заглохшая тропа; кругом кусты седые;
Между багряных лип чернеет дуб густой
И дремлют ели гробовые.
Воспоминанье здесь унылое живет;
Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,
Оно беседует о том, чего уж нет,
С неизменяющей Мечтою.
Все к размышленью здесь влечет невольно нас;
Все в душу томное уныние вселяет;
Как будто здесь она из гроба важный глас
Давно минувшего внимает.
Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей,
Сей факел гаснущий и долу обращенный,
Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней,
Сколь все величия мгновенны.
И нечувствительно с превратности мечтой
Дружится здесь мечта бессмертия и славы:
Сей витязь, на руку склонившийся главой;
Сей громоносец двоеглавый,
Под шуйцей твердою седящий на щите;
Сия печальная семья кругом царицы;
Сии небесные друзья на высоте,
Младые спутники денницы…
О! сколь они, в виду сей урны гробовой,
Для унывающей души красноречивы:
Тоскуя ль полетит она за край земной —
Там все утраченые живы;
К земле ль наклонит взор – великий ряд чудес;
Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;
И мир, воскреснувший по манию небес,
Спокойный под щитом державным.
Но вкруг меня опять светлеет частый лес;
Опять река вдали мелькает средь долины,
То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес,
То обращенных древ вершины.
И вдруг открытая равнина предо мной;
Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;
Спокойное село над ясною рекой,
Гумно и нива обнаженна.
Все здесь оживлено: с овинов дым седой,
Клубяся, по браздам ложится и редеет,
И нива под его прозрачной пеленой
То померкает, то светлеет.
Там слышен на току согласный стук цепов;
Там песня пастуха и шум от стад бегущих;
Там медленно, скрипя, тащится ряд возов,
Тяжелый груз снопов везущих.
Но солнце катится беззнойное с небес;
Окрест него, закат спокойно пламенеет;
Завесой огненной подернут дальний лес;
Восток безоблачный синеет.
Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной,
И на воды легли дерев кудрявых тени;
Противный брег горит, осыпанный зарей;
В волнах блестят прибрежны сени;
То отраженный в них сияет мавзолей;
То холм муравчатый, увенчанный древами;
То ива дряхлая, до свившихся корней
Склонившись гибкими ветвями,
Сенистую главу купает в их струях;
Здесь храм между берез и яворов мелькает;
Там лебедь, притаясь у берега в кустах,
Недвижим в сумраке сияет.
Вдруг гладким озером является река;
Сколь здесь ее брегов пленительна картина;
В лазоревый кристалл слиясь вкруг челнока,
Яснеет вод ее равнина.
Но гаснет день… в тени склонился лес к водам;
Древа облечены вечерней темнотою;
Лишь простирается по тихим их верхам
Заря багряной полосою;
Лишь ярко заревом восточный брег облит,
И пышный дом царей на скате озлащенном,
Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит
В величии уединенном.
Но вечер на него покров накинул свой,
И рощи и брега, смешавшись, побледнели;
Последни облака, блиставшие зарей,
С небес, потухнув, улетели.
И воцарилася повсюду тишина;
Все спит… лишь изредка в далекой тьме промчится
Невнятный глас… или колыхнется волна…
Иль сонный лист зашевелится.
Я на брегу один… окрестность вся молчит…
Как привидение, в тумане предо мною
Семья младых берез недвижимо стоит
Над усыпленною водою.
Вхожу с волнением под их священный кров;
Мой слух в сей тишине приветный голос слышит;
Как бы эфирное там веет меж листов,
Как бы невидимое дышит;
Как бы сокрытая под юных древ корой,
С сей очарованной мешаясь тишиною,
Душа незримая подъемлет голос свой
С моей беседовать душою.
И некто урне сей безмолвный приседит;
И, мнится, на меня вперил он темны очи;
Без образа лицо, и зрак туманный слит
С туманным мраком полуночи.
Смотрю… и, мнится, все, что было жертвой лет,
Опять в видении прекрасном воскресает;
И все, что жизнь сулит, и все чего в ней нет,
С надеждой к сердцу прилетает.
Но где он?.. Скрылось все… лишь только в тишине
Как бы знакомое мне слышится призванье,
Как будто Гений путь указывает мне
На неизвестное свиданье.
О! кто ты, тайный вождь? душа тебе вослед!
Скажи: бессмертный ли пределов сих хранитель
Иль гость минутный их? Скажи: земной ли свет
Иль небеса твоя обитель?..
И ангел от земли в сиянье предо мной
Взлетает; на лице величие смиренья;
Взор к небу устремлен; над юною главой
Горит звезда преображенья.
Помедли улетать, прекрасный сын небес;
Младая Жизнь в слезах простерта пред тобою…
Но где я?.. Все вокруг молчит… призра́к исчез,
И небеса покрыты мглою.
Одна лишь смутная мечта в душе моей:
Как будто мир земной в ничто преобратился;
Как будто та страна знакомей стала ей,
Куда сей чистый ангел скрылся.
Голос с того света *
Не узнавай, куда я путь склонила,
В какой предел из мира перешла…
О друг, я все земное совершила;
Я на земле любила и жила.
Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья?
Без страха верь; обмана сердцу нет;
Сбылося все; я в стороне свиданья;
И знаю здесь,сколь вашпрекрасен свет.
Друг, на землевеликое не тщетно;
Будь тверд, а здесьтебе не изменят;
О милый, здесьне будет безответно
Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд.
Не унывай: минувшее с тобою;
Незрима я, но в мире мы одном;
Будь верен мне прекрасною душою;
Сверши одинначатое вдвоем.
Песня («Розы расцветают…») *
Розы расцветают,
Сердце, отдохни;
Скоро засияют
Благодатны дни.
Все с зимой ненастной
Грустное пройдет;
Сердце будет ясно;
Розою прекрасной
Счастье расцветет.
Розы расцветают —
Сердце, уповай;
Есть, нам обещают,
Где-то лучший край.
Вечно молодая
Там весна живет;
Там, в долине рая,
Жизнь для нас иная
Розой расцветет.
Песня («Птичкой певицею…») *
Птичкой певицею
Быть бы хотел;
С юной денницею
Я б прилетел
Первый к твоим дверям;
В них бы порхнул
И к молодым грудям
Милой прильнул.
Будь я сиянием
Дневных лучей,
Слитый с пыланием
Ярких очей,
Щеки б румяные
Жарко лобзал,
В перси бы рдяные,
Вкравшись, пылал.
Если б я сладостным
Был ветерком,
Веяньем радостным
Тайно кругом
Милой летал бы я;
С долов, с лугов
К ней привевал бы я
Запах цветов.
Стал бы я, стал бы я
Эхом лесов;
Всё повторял бы я
Милой: любовь…
Ах! но напрасное
Я загадал;
Тайное, страстное
Кто выражал?
Птичка, небесный цвет,
Бег ветерка,
Эха лесной привет
Издалека —
Быстры, но ясное
Нам без речей,
Тайное, страстное
Всё их быстрей.
Песня («Где фиалка, мой цветок…») *
Где фиалка, мой цветок?
Прошлою весною
Здесь поил ее поток
Свежею струею?..
Нет ее; весна прошла
И фиалка отцвела.
Розы были там в сени
Рощицы тенистой;
Оживляли дол они
Красотой душистой…
Лето быстрое прошло,
Лето розы унесло.
Где фиалку я видал,
Там поток игривый
Сердце в думу погружал
Струйкой говорливой…
Пламень лета был жесток;
Истощенный, смолк поток.
Где видал я розы, там
Рощица, бывало,
В зной приют давала нам…
Что с приютом стало?
Ветр осенний бушевал,
И приютный лист опал.
Здесь нередко по утрам
Мне певец встречался,
И живым его струнам
Отзыв откликался…
Нет его; певец увял;
С ним и отзыв замолчал.
Песня («К востоку, все к востоку…») *
К востоку, все к востоку
Стремление земли —
К востоку, все к востоку
Летит моя душа;
Далеко на востоке,
За синевой лесов,
За синими горами
Прекрасная живет.
И мне в разлуке с нею
Все мнится, что она —
Прекрасное преданье
Чудесной старины,
Что мне она явилась
Когда-то в древни дни,
Чтоб мне об ней остался
Один блаженный сон.
«Кто слез на хлеб свой не ронял…» *
Кто слез на хлеб свой не ронял,
Кто близ одра, как близ могилы,
В ночи, бессонный, не рыдал, —
Тот вас не знает, вышни силы!
На жизнь мы брошены от вас!
И вы ж, дав знаться нам с виною,
Страданью выдаете нас,
Вину преследуете мздою.
Песня («Кольцо души-девицы…») *
Кольцо души-девицы
Я в море уронил;
С моим кольцом я счастье
Земное погубил.
Мне, дав его, сказала:
«Носи! не забывай!
Пока твое колечко,
Меня своей считай!»
Не в добрый час я невод
Стал в море полоскать;
Кольцо юркнуло в воду;
Искал… но где сыскать!..
С тех пор мы как чужие
Приду к ней – не глядит!
С тех пор мое веселье
На дне морском лежит!
О ветер полуночный,
Проснися! будь мне друг!
Схвати со дна колечко
И выкати на луг.
Вчера ей жалко стало:
Нашла меня в слезах!
И что-то, как бывало,
Зажглось у ней в глазах!
Ко мне подсела с лаской,
Мне руку подала,
И что-то ей хотелось
Сказать, но не могла!
На что твоя мне ласка!
На что мне твой привет!
Любви, любви хочу я…
Любви-то мне и нет!
Ищи, кто хочет, в море
Богатых янтарей…
А мне мое колечко
С надеждою моей.