Текст книги "Бульдозер"
Автор книги: Василина Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Однако в страшноватеньком мире вы живете, уважаемый Петр Петрович! обронила Елена. – Тьма египетская, и никакого просвета.
– Ваша статья на общем фоне нашей газеты будет эпатажем наоборот,– не утихал Широкорад.
– Но не это ли нам, в конце концов, и необходимо? – подняла бровь Карина.
– Но все же...
– Послушайте, Лена, – вмешался Кирилл. – Статью надо переделать. Ничего, если Петр Петрович за это возьмется?.. Он человек, как известно, с опытной рукой, наметанным глазом... Вы замечательную статью написали, но ее надо немного подредактировать. Если она, как говорят, не в формате, значит, что-то надо менять.
На подоконнике в глиняном горшке сидела чахлая герань. Елена подошла, в рассеянности взяла стоявшую тут же пластиковую двухлитровую бутылку с водой, плеснула герани немножко и отпила сама. Карина покосилась на Кирилла: мол, что за фокусы выделывает твоя подопечная.
– Лена, Кирилл прав, – примирительно сказала она. – Пусть Петр Петрович поправит статью. Какие-то абзацы вычеркнет, кое-что дополнит, урежет, местами поменяет... И будет отменное выступление!..
– Делайте что хотите, – неожиданно согласилась Елена.
И она поставила бутылку обратно на подоконник.
– Лена, можно я прогуляюсь с вами? – Кирилл нагнал ее на выходе из редакции. – Почему вы постоянно убегаете?..
Они шли по весенней улице, на которой ощущалась скорая будущность лета. Справа и слева в сизоватом мареве плыли витрины, прохожие поспешали по своим делам.
– Вы что-то легко согласились на правку, – заметил Кирилл. – Я уж было испугался, откажетесь наотрез. С вами трудно иметь дело, вы непредсказуемы.
– Трудно?.. Да мир не знал более покладистого человека, чем я!.. – При общении с Кириллом ее тянуло на рискованные заявления. – Согласилась... Ну, потому как, вы понимаете... Я не из тех людей, что однажды впрягаются и тащат свою телегу до скончания вечности. В какой-то момент, если мне надоест, я возьму и выломлюсь просто-напросто из всей ситуации. Даже если это чревато очевидными потерями.
Елена говорила, рассматривая свои утконосые туфли, покрытые тончайшим слоем бархатистой городской пыли, и чувствовала на себе взгляд Кирилла. Зачем морочить человеку голову?.. Но трудно бывает воздержаться от игры, если от тебя с восторгом ее ожидают.
– Как вам удается быть такой... отвязанной? – Кирилл дотронулся до мочки своего уха. Впервые за много лет он чувствовал себя неловко и не понимал, в чем причина.
– Очень просто. Обязанной не чувствую себя ни перед кем, вот и все,поделилась рецептом Елена. – Политкорректность, конформизм, пристальное изучение конъюнктуры, боязнь скомпрометировать себя – все это подходит юным клеркам, будущим банкирам, которые с младых когтей выстраивают себе безупречную биографию. Так ли мало деятелей, еще молодых, но уже закончивших свою политическую и общественную карьеру? Они просто забыли: важно не то, что полагают важным. Есть совесть, есть общие человеческие законы... Но все эти вещи даны только в собственном опыте... Я, наверное, путано изъясняюсь?
– Вы думаете, я недоумок? – ответил он вопросом на вопрос насмешливо.
– Нет.
– Спасибо.
В его голосе на этот раз не звякнула ироническая нотка, Елена аж подняла глаза и внезапно встретила внимательный взгляд, со дна которого словно поднималась волна. Так на нее смотрели ученики, когда урок удавался и рассказывала она особенно интересно.
Двое стояли на маленькой площади возле Третьяковки, прямо уходил Лаврушинский переулок, выложенный красными плитами, сквозной, до самой набережной, где мост и маленький скверик, разбитый на другом берегу. Это было одно из любимых Елениных мест для прогулок, и она от внезапного смущения махнула рукой в сторону моста:
– Идем?..
– Айда, – весело согласился Кирилл. – Почитаете мне что-нибудь поэтическое, подходящее этим пейзажам?
– Да вы разве любите поэзию?..
– Признаться, времени на нее как-то не находилось, – пожал он плечами. – Я ведь в реальном мире живу, а не в лирическом. Мало читаю. Но вообще-то люблю книги. Запах, кожаные корешки с тиснением. Если красиво издано – любо-дорого. Я у себя на втором этаже библиотеку устроил, как-нибудь, если позволите, покажу....
"Устроил библиотеку! – усмехнулась Елена. – Еще бы сказал – завел. Как будто не о библиотеке речь, а о террариуме".
– У меня специальный человек есть, – между тем откровенничал Кирилл, ездит по магазинам, скупает собрания сочинений. Мы с моим декоратором подсчитали, заполнить пустую стену книгами все равно дешевле, чем как-то по-другому ее оформить. А вообще, в России книгопечатание не на уровне. Вот в Европе полиграфия – это я понимаю: бумага высшего качества и оформление что надо. Прямо по рисунку текст, и шрифт всегда подобран, и все сделано стильно, приятно в руки взять. Меня в основном такие книги интересуют. Правда, они все по-английски или по-немецки. Или по-французски там.... А я только инглиш знаю, правда, через пень колоду, но мне хватает. Заказать чашку кофе в снэк-баре....
– Ничего, не расстраивайтесь, – не утерпела Елена, – был один такой книголюб в старые года, так он книги в своей библиотеке вообще на железные стержни насаживал, словно куски мяса на шампур.
– Зачем? – оторопел Кирилл.
– Ну как зачем? Вы подумайте, может, эта оправданная технология и вам пригодится. Чтоб какой вероломный гость пару раритетных томов не свистнул...
Глава пятая
Она была недовольна собой. Настроения засесть за брошенный еще неделю назад натюрморт, увы, не было. После этой статьи. Елена уже всерьез жалела, что согласилась на правку без боя. Да и Кирилл... хорош плейбой, ничего не скажешь. Кроме "Космополитена", ничего не читал. А по виду не догадаешься. Настоящий европеец, и взгляд такой умный, что закачаешься, как говорит Майка.
А может, глупости все это – читал, не читал? Какая разница? Да только вот обидно, что на каждую пушкинскую стихотворную строчку округляет глаза и спрашивает: "Это экспромт? Ну вы даете, Лена! Браво!"
Елена представила, как в ночь любви (и не мечтай, красавчик, но так, ради чистого эксперимента, можно представить) она пытается рассказать ему о пережитом, скажем, даже объясниться в любви, а он переворачивает ее на живот и добродушно хлопает по попе: "Ты чудо, киска. Я куплю тебе тачку" – или что-нибудь в этом духе. Романтика, блин!
А на первой полосе "Столички" красуется прилизанное до неузнаваемости сочинение, подписанное ее фамилией. По центру – фотография, запечатлевшая ее в момент битья ни в чем не повинного экспоната, а весь "подвал" занят цветной рекламой культурно-просветительского центра "Астрал". Бесполезна, смешна и напрасна была ее выходка в галерее! Елену попросту используют. Ею крутят – и она крутится.
Пожала плечами и сунула "Столичные новости" в урну.
Досада только усилилась оттого, что в узком кабинете продюсера телепрограммы на Шаболовке Богаделов встретил ее восторженным возгласом:
– А вот и наша героиня! Поздравляю, читал, читал вашу статью в "Столичке". Неподражаемый стиль, великолепный слог, выше всяких похвал. Потрясающий микс. Ярко, модно, актуально.
От этого мелкого жемчуга фальшивых словечек Елену перекосило.
– Отправляйтесь в гримерку, сегодня пишем пилот, программа выйдет на следующей неделе, как вы, конечно, знаете.
– Откуда же мне знать?
– Как?! – удивился Богаделов. – Она уже стоит в анонсе передач, я думал, вы в курсе. Вы же смотрите телевизор?
– Одна моя знакомая вообще не имеет телевизора, потому что против грязи в своем доме, – высказалась Елена.
Богаделов профессионально сделал вид, что не расслышал, и на взгляд из-под насупленных бровей внимания не обратил.
– Да, в этом смысле ваша статья очень кстати, грамотный имиджевый ход, но впредь, я бы попросил, Елена Сергеевна...
– Алексеевна, – хмуро поправила Елена.
– Елена Алексеевна, я бы настоятельно просил, одним словом, не выступать больше под маркой "Астрала". – Богаделов пристально глядел на нее. Он не просил, он выдвигал требование. – Вы станете лицом нашего телеканала, и поэтому ваше имя не должно ассоциироваться с кем-то еще.
Далось им всем ее лицо, Елена по-настоящему разозлилась. Физиономия телеканала, морда культурного центра, боже правый, зачем она ввязалась во все это?..
– Послушайте, если вы заберете мое лицо, что же останется мне?
– Кто идет в шоу-бизнес, должен забыть о таких предрассудках. Его лицо ему больше не принадлежит, оно часть имиджа компании. Это, конечно, накладывает некоторые ограничения на ваши действия, но взамен вы получаете большую свободу, Лена, поверьте мне, она стоит того!
Что за свобода такая, взамен лица? Ох и ушлый, ужеватый тип этот Богаделов, есть в нем что-то от пескаря, несмотря на плотную комплекцию.
– Сюжеты мы уже отсняли, – приговаривал Богаделов, пока Еленины черты старательно замазывали гримом. – Ваш текст написан, вы будете видеть его на экране в студии.
– То есть как – написан текст? – опешила Елена.
– Ну а как же иначе? – всплеснул руками Богаделов. – Вы как дитя малое, честное слово. Вникайте в работу, ТВ имеет свои особенности, это вам не газета. Да, затем вы поговорите с гостем, сегодня у нас Парочкин, модельер, он скандальная личность, вот примерный список вопросов...
– Погодите, какой еще Парочкин? – Елена отмахнулась от кисточки гримерши, как от назойливого насекомого, и обернулась к Богаделову.
– А вы не в курсе? Парочкин, тот самый, Елена Алексеевна, который в этом зимнем сезоне шил одежду из кошачьих шкурок, – затараторил Богаделов. Он эти шкурки задешево добывал на живодерне, и был большой показ в Екатеринбурге, на родине модельера, а потом и в Питере, где тоже прошел с большим успехом. А теперь его в Мадрид зовут, такое нам нельзя упустить. Готовится летняя коллекция, это будет что-то потрясающее, но он держит все в секрете, надо постараться выжать как можно больше информации. Он очень красивый юноша, поговаривают, сексуально нетрадиционно ориентирован, эту тему мы тоже не обходим... Надо задать двусмысленный такой ход в разговоре, вы понимаете... В общем, тут все написано.
– Погодите, какой еще Парочкин? – повторила Елена с ужасом. – О чем вы говорите, отказываюсь понимать! Мы же договаривались о культурной передаче?..
– Конечно, о культурной. – Богаделов посмотрел на нее с подозрением, озадаченно. – А готовим-то мы какую передачу, по-вашему? О спорте, что ли?
Елена без запинки читала текст перед камерами, но мрачнела все больше. Режиссер поминутно останавливала запись и включала микрофон в студии:
– Елена, пожалуйста, больше жизни. Ну что вы заснули, все у вас отлично получается, не переживайте. Улыбайтесь, улыбайтесь!..
Наконец Богаделов, наблюдавший это безобразие с экранов, не выдержал, развернул микрофон и раздраженно проговорил:
– Елена Васильевна, зайдите в мой кабинет.
Елена даже не указала ему на ошибку с отчеством, покорно отцепила от лацкана пиджака микрофон, с сердцем отодвинула стул и вышла.
– Что с вами происходит? – вопросил красный от гнева Богаделов, опираясь обеими руками на стол. – Почему вы отказываетесь улыбаться?..
Елена немедленно ощерилась по-американски, показав все тридцать два отменных зуба. Богаделов побагровел еще больше.
– Этот текст никуда не годится, – заявила она. – Какой-то сироп. С этаким стебочком. Пикантный, я бы сказала, сиропчик. Для притомившихся от ночной жизни, для тех, кто жизнью вообще не слишком обременен.
Богаделовское лицо приобрело сиреневатый отлив, продюсер просто слов не находил, и Елена испугалась, что его хватит удар. Но синева сошла, и Богаделов сел в свое начальственное кресло, соединил кончики пальцев рук и сквозь них рассматривал Елену. Вероятно, так экзекутор смотрит на будущую жертву. Но Елена не собиралась принимать любезно предложенную роль, она уселась напротив в кресло для посетителей и стала ожидать ответа, борясь со жгучим желанием развить тезисы. Сейчас не ее ход. И она намерена переждать размышление соперника, сколько бы оно ни продлилось.
– Понимаете ли, в чем дело, уважаемая Елена Андреевна... – Богаделов начал мягко, очень мягко, как беседу с умалишенным ребенком.
– Алексеевна, – вежливо напомнила Елена.
– Да-да, Елена Алексеевна. Извините, – поправился Богаделов. – Так вот, понимаете ли, уважаемая Елена Алексеевна, в чем дело... Законы, по которым работает телевидение, сложнее, чем кажется на первый взгляд. Вы не можете их разрушить. В телевидении и, как вы выразились, в жизни вообще существуют определенные правила, и действовать надо, согласуясь с ними, нравится это нам с вами или нет. Закона Ломоносова-Лавуазье еще никто не отменял, изящно закруглил он тираду.
– А что это за закон? – осведомилась Елена, снимая с юбки придуманную пушинку.
– Не важно, – отстранил вопрос Богаделов. – Вы общую мысль уловили?
– Не вполне, – вежливо призналась Елена. – Вы хотите сказать, что эти самые загадочные телевизионные законы вкупе с законом сохранения энергии и прочими предписывают никак не выдвигаться из серой массы?
Елена сознательно применила прием из неписаного учебника по женской логике, и Богаделов был сбит с панталыку.
– Ведь то, что вы предлагаете, будет означать еще одну никакую передачу об околохудожественных, псевдомузыкальных, якобы литературных кругах. Настоящие события пройдут мимо, не замеченные и не оцененные. Сюжет о поисках модного художника – это, конечно, прекрасно. Но где серьезные размышления о том, как трудно молодому автору пробиться, быть замеченным, найти доброжелательного, пристального критика, который честно и добросовестно займется им, всерьез укажет на ошибки, а не кинет нечто походя, аллюзии, мол, постмодернизм?.. – Елена говорила с нарастающим жаром. – Почему мы не скажем, что процветает поденщина, деньги значат больше таланта, а эпатаж забивает все живое? А вы мне лепите сюжеты о бездарностях, на них же смотреть тошно! Где живые лица, в конце концов? Разве можно с такими лицами быть в искусстве? Вы посмотрите на них, изломанные хлыщи, манерные дамочки, силятся изобразить из себя невесть что. А что они сделали, что сотворили? Какие гениальные мелодии посетили их в минуту вдохновенья? Четыре аккорда? И это вы зовете музыкой?.. После Моцарта и Гайдна?
Богаделов снял очки и прикрыл глаза рукой. Елена воодушевленно продолжала:
– Мы живем во время, когда происходят события, в которых явлен великий дух народа, вся его кротость и самопожертвование. Мы живем в эпоху очередных переломов и тотальной войны каждого со всеми и всех против каждого. Помните, поэт сказал: бывали хуже времена, но не было подлей. Так вот, это о нашем времени. Надо не о законах рынка думать, не о том, понравитесь ли вы публике. "Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести". Полки, понимаете? А вы кого хотите вести и куда? Странную группку недотеп в страну бутафорского шоу-счастья?
Не отнимая рук от лица, Богаделов неожиданно высоким голосом промычал что-то невразумительное, и плечи его затряслись. Елена взирала на него победно. Она, может, полк на атаку и не вдохновит, но Богаделова, похоже, проняла.
Богаделов открыл лицо и отвалился в кресле, и обескураженная Елена увидела...
Он смеялся! Самым похабным образом издевался над нею и над тем, что она говорила. Елена побледнела и встала, ей больше нечего здесь делать. Богаделов сделал движение рукой, предлагая задержаться, и она, пожав плечами, опять села в кресло. Доиграем.
Богаделов посерьезнел и глядел теперь на Елену внимательным и мудрым взглядом усталого человека. Он водрузил на нос очки жестом, в котором было что-то беспомощное, и сказал:
– Напрасно, Елена Алексеевна, вы думаете, будто никто, кроме вас, не видит происходящего и ничего в нем не понимает.
Елена дернулась возразить, но Богаделов поднял руку еще раз, призывая помолчать.
– В том, что вы говорите, есть верные вещи, на мой непросвещенный взгляд, и есть вещи не очень верные, но тоже хорошо звучащие по причине вашей катастрофической молодости и искренности. Все мы были когда-то революционерами. Ну, может, не все, но я был, хотя вы вольны мне и не поверить.
Елена впервые обратила внимание на четко обозначенные морщинки у рта Богаделова и подумала, что ему, должно быть, лет около сорока. Просто сейчас он выглядел старше, чем с экрана телевизора.
– Разумеется, хочется в программе свежего, молодого, задорного. Тем более хочется разумного, ставящего вопросы о том, куда мы идем, да и о том, идем ли. Даже, может быть, вариантов ответов хочется. Глубоких ответов, честных, без дураков. Но как вы думаете, почему ничего подобного на экране нет? Не торопитесь, я вам отвечу. Дело не в происках интервентов и не в черствости да повальной необразованности телевизионщиков. Дело в том, что нет ничего подобного в жизни. Все очень просто. Где неокрепшие голоса молодых талантов? – иронически воззвал Богаделов. – Где они, могучие голоса патриархов? Вы в состоянии назвать десяток фамилий людей, которые всерьез говорят от имени народа, призывают к разумному, ведут за собой полки? Их нет. А есть вот именно то, что мы и видим, чему должны вольно или невольно соответствовать. Я не прав?
– Думаю, не правы. Фамилий не могу назвать, потому что они не на слуху. Их нет, потому что мы их не ищем и не стремимся услышать.
– Вам с вашими завиральными идеями надо в школу идти работать. Тогда, глядишь, следующее поколение будет посильнее нашего.
– Ну да, – слабо махнула рукой Елена, – старая, не хиреющая надежда советских времен, что подрастающее поколение заживет при коммунизме. Не будет этого, не удастся. Дерево без корней не растет. Мы ребятам с молоком матери прививаем вкус к попкорну... И кстати, работала я одно время в школе, – вдруг призналась она.
– Вот как? – не удивился Богаделов. – То-то я смотрю на вас, и вижу учительницу свою в девятом классе, математичку... Интонации те же, назидательные. Не обижайтесь, пожалуйста. А ушли почему?..
– Трудно объяснить. Показалось, не мое...
– Ваше, ваше, не сомневайтесь, – кивнул Богаделов, задумчиво уставившись перед собой. – Ну и что теперь прикажете делать с вами?
– В каком смысле?
– Так ведь передача-то уже по всем анонсам прошла, я "под вас" время выбил, на совете директоров уламывал... – морщил лоб Богаделов, вертя в пальцах карандаш. – Замену вам подыскать... Симпатяшку с хорошей дикцией, ну и что это будет?
Он крякнул, кинул карандаш на стол.
– Вы мне проект разваливаете, Елена Алексеевна. Вот уж не предполагал, что вы такая строптивая особа окажетесь. Думал, штуки разные откалывает, фразы кидает, возмущает, шокирует, а вы, стало быть, всерьез это все... Да-а...
В кабинете внезапно стало слышно, как стучат настольные часы. Через минуту Елена сдала ладью:
– Ну, в принципе я могла бы попробовать по-другому работать...
Богаделов метнул цепкий взгляд поверх очков.
– Попробуйте. Давайте работать, там посмотрим, куда кривая вывезет. Рамки жесткие, но все-таки это рамки, их можно раздвигать постепенно... Медленно, неторопко, а не как вы взялись, нахрапом. На одной харизме далеко не уедешь, Елена Алексеевна.
Елена снова прошла в студию и прочла положенное с нейтральной, вежливо-ироничной улыбкой, хотя на душе у нее кошки скребли. Настало время разобраться с гостем.
В студию ввалился набриолиненный, тонконогий персонаж в модном длинном пиджаке, Парочкин. Жуир, ясно с первого взгляда, оправдались худшие Еленины опасения. Он лучезарно улыбнулся в камеру, и стало заметно, что в переднем ряду не хватает зуба, потом обратил свое благосклонное внимание на Елену.
– Расскажите о вашей последней коллекции, – прочитала она по листу после необходимых приветствий.
– О! – вскричал Парочкин. – Это секрет. Могу только сказать, что она побьет все хиты прошлых сезонов. Я использовал для ее пошива нетрадиционные материалы.
– Мы знаем, что вы любитель нетрадиционных материалов, – отметила Елена с еле заметной улыбочкой, готовая возненавидеть себя. – Чем же на этот раз нас порадуете?
– Консервные банки! – изрек Парочкин и тонкой ладонью провел по шевелюре, блестящей в свете софитов, подобно стеклу. – И тюбики от зубной пасты. Это все, что я пока могу вам сказать. Консервные банки и тюбики как символ вторичной утилизации ценностей...
Елена выходила со студии с ощущением провала. Эта дубина Парочкин четверть часа распинался на разные темы, все больше касательно своей гениальности, а она задавала вопросы по списку и ерзала на месте от нетерпения, жаждая отделаться от его прелестного общества.
– Совсем другое дело! – отметил Богаделов, поймав ее за рукав. – Вы прямо пожирали его глазами, было видно, вам не терпится узнать о человеке побольше. Судя по всему, он произвел на вас впечатление?
Елена глянула на него, как на чумного.
– В следующий раз запись с известным писателем, автором тридцати восьми бестселлеров, вот вам парочка на ознакомление. – Богаделов сунул ей книжки в обложках попугайной расцветки.
– Спасибо, – пробормотала Елена. – Больше от меня ничего не требуется? Ну я тогда пойду...
Она была убита, и даже теплый ветер не освежил. И домой вернулась в настроении паршивом, хуже некуда. Не успела сварить кашу на ужин, запищал телефон.
– Здравствуйте, Елена Птах! – сказал мужской голос в трубке независимо и требовательно, тоном упрека. – Наконец-то я вас застал!
– Не могу пока разделить вашу радость, так как не знаю, с кем говорю, откликнулась не очень любезно Елена.
– Само собой, вы не знаете! – скептически настроился голос. – Вам до меня дела нет, я фигура, в вашей жизни не существующая. Я вас никак не задеваю, хотя вы меня и задеваете.
– Очень интересно, – констатировала Елена.
– Стив Безобразов, – представился обладатель голоса. – И обратите внимание, ударение в фамилии ставится на букву "о". Прошу не перепутать.
– Постараюсь, – сказала сбитая с толку Елена.
Это имя ей ничего не говорило. Удивлял не столько факт появления очередного незнакомца, сколько то, как он исковеркал свою старую русскую фамилию, присвоив ей несвойственное ударение.
– Ну что же, вы еще не поняли, откуда ветер дует? – настойчиво спросил Стив Безобразов.
– Простите, нет.
– Я художник! – воззвал Безобразов. – Творец, к вашему сведению.
– Очень рада за вас.
овсянка на плите настоятельно требовала присутствия, а разговоры по телефону с потенциальными пациентами клиник обычно не входили в расписание Елены.
– Вы же грубо растоптали высокое искусство! – быстро проговорил Стив Безобразов, видимо, боясь, что она оборвет его. – Я звоню вам высказать свое "фи". Вчера я прочел статью в этой отвратительной "Столичной газете", отвратную статью в отвратительнейшей газете. И статья была подписана вашим именем. Эта статья переполнила чашу моего терпения. Она еще раз напомнила мне тот ужасный вечер, когда вы схватили со стенда мою композицию и разгромили ее на глазах плебеев!
– О! – только и сказала Елена. – Тогда все понятно.
И хотя в том поступке она, можно сказать, раскаивалась, от патетических интонаций и высокопарных сентенций творца с нечеловеческим именем ее душил смех.
– Вы попрали то, о чем не имеете ни малейшего представления, распинался Безобразов уже значительно медленнее, уловив, что Елена внимательно слушает его, и не разобравшись в природе этого интереса. – Все эти ужасные разговоры о том случае... Как вы думаете, сколько мне пришлось выслушать от знакомых и полузнакомых? Басня верна, даже старый козел лягнет полумертвого льва! – Выдав походя присловье, Стив Безобразов осекся, но быстро подхватил мысль. – Как вы думаете, приятно ли мне все это?.. И что же?! Ни в одной публикации на эту тему не было даже упоминания моего имени!.. Ни единого, я подчеркиваю! Где справедливость в этом худшем из миров, я вас спрашиваю?..
– М-м-м... – тянула Елена.
Она очень хотела просить прощения, но чувствовала, что если откроет рот, то засмеется.
Овсянка бурлила, уже приподнимая крышку, и Елена тихонечко положила трубку, сыпавшую возмущенными возгласами, на тумбу, прокралась к плите, выключила конфорку, сняла кастрюлю и спокойно вернулась.
– ...ужасная женщина, – услышала она конец одной фразы, а вослед без паузы уже лилась другая. – Вы наплевали в мою душу, разбили, разнесли ее, когда уничтожили композицию. Я видел ваши горящие глаза, о фурия, и не мог сдвинуться с места. Я был поражен, я был возмущен! Как, думал я, неужели такое возможно, и это в наш век!.. В век всевозможных свобод!..
– Одну минуточку, Стив, – перебила Елена. У нее не было охоты выслушивать стенания до вечера. – Я хотела бы принести вам свои искренние соболезнования, всяческие извинения и все такое...
Идея мелькнула у нее, и Елена торопливо добавила:
– А кроме того, у меня есть предложение, которое должно вас примирить с тем случаем...
Раздвинуть рамки, сказал Богаделов? Постепенно раздвинуть? О да, она на это способна! Они еще не ведают, с кем связались.
– Елена, вы знаете, что по договору вы не имеете права сотрудничать с другими корпорациями в деле оказания рекламно-имиджевых услуг?
– По какому договору? – сперва "не врубилась" Елена.
– Да по тому, который вы невзначай подписали! – желчно напомнил Кирилл. – И пункты которого обязались строго выполнять. И с санкциями которого, предполагается, вы знакомы.
– Вы же видели, я подписала его не читая, – возмутилась она. – Вы и словом не обмолвились насчет каких-то санкций и запретов. Мы же устно все обговорили!..
– Не прикидывайтесь, что вы не от мира сего. То, что вы не прочли бумагу перед тем, как поставить свою подпись, по-вашему, чьи проблемы, ваши или мои?
– По-моему, это не проблемы, – парировала Елена с обезоруживающей прямотой. – В чем, кстати о птичках, я преступила условия?
– Кстати о птичках! – возопил Кирилл. – Кстати о птичках! Майн готт, иногда вы просто выводите меня из себя.
– Я заметила, – ляпнула она.
– Только что смотрел второй канал и видел нарезку из каких-то безумных сюжетов и ваши ехидные к ним комментарии. А потом краткий отрывок беседы с каким-то хлыщом. На будущей неделе они планируют запустить передачу. Что это такое, я вас спрашиваю? Почему вы нас не предупредили?
Елену, как на грех, снова разобрало. Не сдержавшись, она глупо хихикнула и спросила:
– Неужели правда комментарий был ехидным? Ну слава богу!.. Я боялась, что все это будет выглядеть как постановка к похоронному маршу и я сама в роли мертвеца.
Еще один излюбленный женский прием, представать дурочкой в глазах мужчины, подействовал безотказно, и голос Кирилла смягчился.
– Лена, мы могли бы сейчас поужинать и заодно обсудить возникшие трудности?
– Ну, раз уж я все равно здесь...... Однако, должна признаться, у меня ни гроша в кармане.
Кирилл лишился дара речи и только с такой великой укоризной посмотрел на нее, что Елена сразу подняла руки:
– Признаю свою ошибку. Простите.
В ресторане "Тамерлан", прямо посреди зала, пышет жаровня, на раскаленной поверхности которой шкворчат сочные куски мяса, морских гребешков, трепангов. Все это приготовляется на глазах посетителей. Меню поднес официант в одежде монгола.
– Выберите сами, я не привереда, – отказалась Елена на предложение Кирилла.
Битый час она провела сегодня перед зеркалом. Рассматривая пристально черты своего лица впервые за последние несколько месяцев, а может, и вообще впервые с незапамятных времен раннего детства, Елена углядела некоторые перемены, которыми осталась довольна. Она надеялась, еще по меньшей мере лет двадцать зеркало будет сообщать ей почти исключительно приятные новости. Впрочем, и женщиной в возрасте она останется притягательной. По той простой причине, что ничто другое так не красит лицо, как работа мысли. Кажется, кто-то из французских философов сказал.
Вероятно, все вышеизложенные соображения сполна отражались на ее физиономии, так как Кирилл нет-нет и взглядывал, пытаясь понять, что это ее так радует. Его подмывало поинтересоваться, не завела ли она весенний роман, но это явно будет не лучшим продолжением разговора, который они сюда перенесли.
Он сделал заказ, принесли бутылку причудливой конфигурации, Кирилл разлил немного вина по бокалам.
– Не хочется в таком приятном обществе беседовать о делах, – посетовал он, и голубые глаза блеснули. – Но ничего не попишешь. Сначала выясним все формальности.
– Я не могу отменить показ отснятой передачи, – сказала Елена. – Хотя какое-то время назад мне бы этого очень хотелось, но по другим соображениям.
– По каким же?
– Все по тем же. По которым мне не нравится статья в "Столичке" и тем меньше нравится необходимость публиковать целую серию подобных материалов.
– Мне это непонятно, – вздохнул Кирилл. – Вы не рады выносить ваши суждения на суд общественности?
– Нет, я очень рада, на суд общественности, с удовольствием, да просто хлебом не корми!.. Каждый судит по себе, но судит тем не менее тебя. Зело пользительно. Но в том лепете, который украсил вчерашнюю газету, нет ничего моего, кроме имени-фамилии. Впрочем, нет, сохранены некоторые обороты. Правда, выдранные из контекста. С мясом.
– А вот и мясо, весьма кстати, – отметил Кирилл, и на стол перед ними поставили два дымящихся блюда. – Вы сказали, что какое-то время назад хотели бы отменить показ передачи. Теперь, значит, уже не хотите?
– Не хочу, – подтвердила Елена, насаживая на вилку самый аппетитный кусок.
– Почему? Что изменилось? – Кирилл слегка нагнулся к ней и замер, как хищник, выследивший добычу.
– Я и изменилась, наверное, – простодушно ответила Елена. – Отличное блюдо, попробуйте!..
Ей совсем не хотелось исповедоваться ему.
– Вы начали получать дивиденды. – Откинулся на стуле Кирилл. Интересно, какие?..
Он был недоволен, что приходилось тащить из нее каждое слово клещами.
– Господь с вами, Кирилл, какие дивиденды?
– Например, в виде удовольствия от работы, – предположил Кирилл, скрывая свою язвительность именно настолько, чтобы было понятно: он говорит язвительно и пытается это скрыть. – Или, может, дело хотя бы в нормальной заработной плате. Думаете, я не знаю, сколько получает учительница? Да вам любая копейка должна казаться деньгами.
– Не будем о деньгах, – звякнула вилкой Елена, ее задели слова Кирилла. – Разговор о деньгах запросто может испортить любой аппетит.
– Вы правы, – пробормотал Кирилл.
– Что же вы ничего не едите? – возмутилась она, как будто была хозяйкой дома, а он ее гостем. – Это очень вкусно.
– Да-да... – Кирилл рассеянно стал жевать.
Но не прошло и минуты, как заговорил снова.
– Лена, вы догадываетесь, конечно же, что я бы не стал предъявлять вам никаких претензий по поводу этой передачи. Но я ведь работаю не один. И Карине все это, вероятно, не понравится... То есть я уверен, что не понравится. Она поставит вам условие, чтобы вы работали только на "Астрал". Видите ли, лицо фирмы...
