Текст книги "Тайна «Хорнсрифа»"

Автор книги: Вальтер Треммин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Одновременно он передавал для командира данные о глубине. Тен Бринк стоял теперь у перископа, с напряжением ожидая его появления над водой. Двадцать метров!.. Восемнадцать метров!.. Пятнадцать метров!..

И вот наконец лодка всплыла под перископ.

– Оба электромотора – средний ход!

Лодку удифферентовали, и она теперь как бы висела почти у самой поверхности воды. Четыре аппарата были изготовлены для торпедного залпа. «U-43», словно хищница-акула, подкрадывалась к своей жертве.

– Проклятье! – выругался Тен Бринк. – Все к черту!

– Что случилось? – Краус испуганно посмотрел на него. – У нас ведь отличная позиция!

Командир был единственным в лодке, имевшим «глаза». Поэтому никто, кроме него, не видел, что первый выход в атаку не удался.

– Была… – проворчал Тен Бринк. – Но этот англичанин вдруг вспомнил про зигзаги. Теперь нам остается только одно – отвернуть! – И Тен Бринк быстро подал вторую команду – Оба мотора – полный вперед!

Командир очень волновался. Неужели они столько недель провели в поисках, чтобы сейчас, в самый решительный момент, это корыто вдруг ускользнуло от них? Тен Бринк судорожно припал к окулярам перископа. Он видел, как судно выполняло зигзаг. Совсем неплохо, черт возьми! Такая здоровенная посудина и такой отличный зигзаг! Это сделать было не так просто. По-видимому, там опытный командир. Тен Бринк как зачарованный следил за пароходом.

Затем несколько секунд он о чем-то размышлял, и потом последовал приказ:

– К всплытию! Оба мотора – самый полный! Изменить курс! Мы должны его потопить во что бы то ни стало! – добавил он с ожесточением. Но вдруг снова прозвучала команда:

– Отставить! Аппараты!

Эти минуты были самыми решающими. Тен Бринк не отрывал глаз от видневшегося судна. Руки, до боли сжимавшие рукоятки перископа, вспотели от напряжения.

* * *

На «Хорнсрифе» дарила напряженная атмосфера. Шюттенстрем по очереди вызывал матросов в кают-компанию и официально сообщал, что их судно находится в зоне действий немецких подводных лодок.

– Все зависит от того, – говорил он каждому, – успеем ли мы при встрече с нашей подводной лодкой своевременно дать знать ей, кто мы.

Затем командир поднялся на мостик, где десятки глаз неотрывно следили за морем.

В этой тревожной обстановке все забыли о «зайце», сидевшем в четырнадцатой каюте. Он, вынужденный в одиночестве коротать свои дни до конца перехода, беспрерывно ходил из угла в угол. Швед подошел к иллюминатору и открыл его. Ему был нужен свежий воздух. Взгляд скользнул по бескрайней поверхности воды, и пленник еще больше ощутил свою беспомощность и одиночество. Он уже хотел было отойти от иллюминатора, как вдруг заметил что-то на волнах. Это «что-то» было похоже на черный штрих, возвышавшийся над водой и то и дело пропадавший среди волн.

Мысль шведа лихорадочно работала: «Это же перископ! Да, да! Перископ! Подводная лодка!»

Его глаза расширились от ужаса, и он не мог даже сделать шага. Постепенно его действия становились все осознанней.

Швед закричал изо всех сил. Сначала это был бессвязный, неосмысленный животный крик раненого зверя. В паническом ужасе, он как бешеный колотил кулаками в дверь каюты. До крови разбив себе руки, пленный в отчаянии стал биться о задраенную переборку:

– Эй! Слышите! А-а-а-а! Подводная лодка слева по борту! Подводная лодка!.. Проклятье!.. Эй!.. Чертовы свиньи, откройте!.. Подводная лодка!.. На помощь! На по-о-о-о-мощь!!!

И снова в бессильной ярости заколотил кулаками и ногами в переборку. На губах выступила пена, ужас исказил лицо. Голос его то затихал, то снова переходил в дикий рев – Э-э-э-й! Слышите-е-е!!! Подводная лодка еле…

Взрыв огромной силы потряс судно. На «Хорнсрифе» наступила мертвая тишина. Матросы в первую минуту не могли ничего понять. Но в следующий момент на верхней палубе уже царил хаос. Вслед за первым последовал второй взрыв. Чудовищная сила вспорола «Хорнсрифу» брюхо. Дикие вопли людей заполнили отсеки. Вода с ревом и грохотом врывалась сквозь смертельную рану во внутрь судна, беспощадно сметая все на своем пути.

На палубе началась борьба со смертью. Люди вдруг превратились в животных. Каждый делал отчаянные попытки первым перепрыгнуть через леера, первым добраться до шлюпок. А те, кто уже был в воде, пытались как можно быстрее отплыть от судна. От дисциплины, мужества, морального духа в мгновение ока ничего не осталось. Всех охватил слепой, дикий, необузданный страх…

«Хорнсриф», окутанный дымом, получал все больший и больший крен.

* * *

Спустилась ночь.

Из глубины воды показалась расплывчатая, без определенных контуров тень, которая затем постепенно начала принимать форму гигантской хищной рыбы. Поблескивающий сталью обтекаемый корпус с силой разбил зеркало воды и показался над поверхностью. Лязгнул открывшийся рубочный люк. На мостике появились командир, первый и второй помощники, вахтенные сигнальщики. Широко расставив ноги, они с трудом сохраняли равновесие.

Лодка, застопорив двигатели, покачивалась на тяжелых волнах Атлантики. Моряки жадно вдыхали свежий ночной воздух и рукавами вытирали мокрые от пота лица.

Тен Бринк поднял бинокль и посмотрел туда, где, по его предположению, должно было находиться атакованное судно.

– Поздравляю, господин капитан-лейтенант… по меньшей мере пятнадцать тысяч тонн!

Краус искренне поздравил командира, хотя считал, что этим успехом Тен Бринк обязан ему, Краусу.

Но командиру сейчас было не до Крауса. Он слышал его слова, но не обратил на них внимания. В темноте невозможно было что-либо разглядеть. Спустя некоторое время, когда глаза уже привыкли, он начал понемногу различать звезды, поблескивающие в разрывах между облаками.

Тен Бринку не терпелось узнать, как называлась атакованная ими посудина. Только через несколько минут он ответил своему первому помощнику:

– Посмотрим… черт его знает, как называется это корыто.

Снизу послышался голос инженер-механика:

– Балласт продут!

Это означало, что всплытие окончено и «U-43» снова обрела способность маневрировать.

Решив осмотреть лодку, командир, скользя и балансируя, двинулся к носу, но затем тут же повернул обратно и снова поднялся на мостик. В этой проклятой темноте разглядеть что-нибудь было просто невозможно.

После недолгого раздумья он вдруг отдал приказ:

– Малый вперед! Второго помощника ко мне!

Через несколько секунд фенрих стоял перед Тен Бринком.

– Одного человека – на корму! Первый помощник и вы, Вильдхаген, – на нос! К повороту!

Краус, стоявший рядом с командиром, удивленно спросил:

– Простите, господин капитан-лейтенант, уж не хотите ли вы?..

Не договорив до конца, он замолчал, надеясь, что Тен Бринк одумается Но командир посмотрел на своего первого помощника твердо и решительно.

Краус не выдержал:

– Позволю заметить: это ведь нарушение приказа командования!

Первый помощник беспокоился не только о лодке. В первую очередь его пугал этот необычный и, может быть, смертельный риск.

– Вспомните об авиации, господин капитан– лейтенант! Я советую вам: давайте побыстрее уберемся отсюда! Прочь! Пока не поздно! Это же противоречит категорическому приказу командования! – снова повторил он.

Тен Бринк протестующе поднял руку:

– Благодарю за совет, господин обер-лейтенант. Только учтите, что никакое командование не помешает мне принять то или иное решение. Я распоряжаюсь своей лодкой и действую самостоятельно. Вам же известны приказы главного командования по этому поводу? Прошу господ офицеров на бак!

Приказание отдано, и его нельзя было обсуждать, тем более в присутствии вахтенных матросов. Первый помощник приложил руку к козырьку. Во взгляде его сквозило откровенное недовольство, однако он подчинился.

На малом ходу подводная лодка приблизилась к полузатонувшему судну, медленно обошла вокруг черневшего в темноте корпуса. Видно, на нем имелись водонепроницаемые переборки: судно еще держалось на поверхности, хотя лежало на боку, так что его киль возвышался над водой.

– Оба дизеля, стоп! – приказал Тен Бринк.

Лодка по инерции едва заметно продолжала приближаться к судну. Стоявшие на мостике подводники, напрягая зрение, изо всех сил пытались разглядеть что-либо в непроглядной темноте ночи, но все было тщетно.

– Смотреть за плавающими предметами! – крикнул Тен Бринк офицерам, стоящим на носу.

Ему самому в эти минуты было не по себе. В любой момент водонепроницаемые переборки судна могли не выдержать, и пароход устремился бы в пучину, увлекая за собой все вокруг, в том числе й подводную лодку.

Какой-то шорох заставил командира прислушаться. Оглянувшись, он увидел штурмана, высунувшегося на минуту из рубочного люка, чтобы глотнуть свежего воздуха. Штурман был рядом с командиром, и тот вполголоса, чтобы не услышали другие, проговорил:

– Попадет нам какая-нибудь дрянь под винт… и тогда – поминай как звали!

Он уже почти раскаивался, что так необдуманно пошел на риск. Название судна никак не удавалось узнать. Где-то – видимо, за обломками судна – внезапно послышались крики. Все насторожились.

Вы что-нибудь слышите, господин обер-лейтенант? – взволнованно спросил Вильдхаген,

Краус покачал головой, приложил руки к ушам и затем еще раз отрицательно покачал головой:

– Нет, должно быть, вам просто показалось.

Фенрих уставился на торчавшую из воды громадину. Картина уничтожения судна парализовала его. В мозгу вихрем проносились мысли. Теперь он уже знал, что такое «боевой поход». Внезапно юношу поразила страшная догадка: «Внутри этого гиганта, должно быть, находились сотни людей, разорванных в клочья и захлебнувшихся!» Нервы фенриха были напряжены до предела. Переживание было слишком сильным. И скорее себе, чем обер-лейтенанту, он едва слышно пробормотал:

– Может быть, нам следует подойти поближе?.. Там же люди… в воде… нужно же им…

Но для первого помощника не существовало трагичности ситуации, он был занят собственными мыслями, направленными совсем на другое. Краус мысленно представлял себе сообщение ставки верховного главнокомандования о потоплении вражеского транспорта водоизмещением в столько-то тысяч тонн. Чувство гордости охватывало его. Он услышал слова Вильдхагена. Что тот сказал? Краус быстро обернулся в сторону фенриха и металлическим, ледяным голосом произнес:

– То, что здесь происходит, мой мальчик, – это война! Не сентиментальная любовная драма, а фрагмент из мировой истории! Вижу, что у вас немного засосало под ложечкой, а? Возьмите себя в руки и отбросьте прочь всякую жалость! – он вдруг прислушался. – Кто-то крикнул сейчас… мне кажется, кричали «Дьюнедин Стар», вы тоже слышали?

Он вопросительно взглянул на фенриха, пытаясь увидеть в темноте выражение его лица. Глаза Вильдхагена были широко раскрыты, под скулами судорожно ходили желваки. Казалось, юноша видит перед собой призрак.

– Там люди! – его крик прорезал тишину ночи. – Немецкие слова! Я точно слышал! Там немцы, немцы!

Шатаясь, он повернулся к обер-лейтенанту Краусу и вцепился обеими руками в отвороты его куртки. Фенрих ничего не видел. Он забыл, где он и кто он. Вильдхаген затряс первого помощника с такой силой, которой вообще трудно было ожидать от этого тоненького, довольно тщедушного юноши.

Возмущенный Краус схватил фенриха за руки и рванул его вниз.

– Мальчишка! – заревел он. – Истеричная баба! Возьмите себя в руки, шляпа несчастная!

Теперь уже Краус вцепился в куртку Вильдхагена

– Вы слышали… английскую речь, английские слова, – словно молотом, вбивал он ему в мозг. – «Помогите» или «сюда»… или что там они еще кричат в таких случаях! Понятно? А если бы даже это были и немцы, то мы не общество спасания! Зарубите себе это на носу!

Впереди что-то с силой ударилось о борт подводной лодки. В тишине было слышно, как вокруг корпуса журчит и плещется вода. Затем раздался еще один удар, как будто стукнули в большой барабан.

– Внимание! Обломки! – закричал кто-то.

Краус оттолкнул от себя Вильдхагена и отвернулся.

– Внимание, обломки! – закричал он в сторону мостика.

Но командир почувствовал опасность еще при первом ударе.

– Оба дизеля, малый вперед!

С точностью часового механизма люди и машины выполнили приказ. Подводная лодка дала ход.

На палубе раздался топот сапог быстро бегущего человека. В темноте сначала никто ничего не мог понять. Но потом все увидели фенриха, бросившего свой пост на баке и длинными прыжками бежавшего к мостику. Он поднял руки, как будто выкрикивая заклинание.

– Стоп! – закричал он. – Застопорите же, ради всего святого!

Ошеломленный Тен Бринк приказал застопорить дизели, полагая, что лодке угрожает какая-то опасность, которую он, командир, не заметил. На лодке все замерли, и на какую-то долю секунды воцарилась гробовая тишина. Фенрих уже был на мостике и, еще не успев поднести руку к козырьку, задыхаясь, крикнул:

– Немцы! – Повернувшись в сторону судна, он умоляюще вытянул руки вперед. – Я ясно слышал, господин капитан-лейтенант!

Юноша схватил командира за рукав:

– Господин капитан-лейтенант, господин капитан-лейтенант… спасите… спасите! Мы должны… спасти!

Его крик перешел в надрывные рыдания.

Тен Бринк схватил фенриха за руку и освободил свой рукав.

Между тем на мостик подоспел Краус и, наклонившись к командиру, прошептал ему на ухо:

– Парень врет! Я сам ясно слышал, коробка называется «Дьюнедин Стар». Англичанин, черт с ними, пусть тонут!

– Оба дизеля, малый назад! – спокойно скомандовал Тен Бринк. Затем он привлек к себе Вильдхагена и заставил юношу посмотреть ему прямо в глаза.

Взгляды подводников, стоявших на мостике, были обращены на командира – все напряженно ждали, что будет дальше. Закричит? «Разнесет» фенриха за дерзость? Неожиданно для всех тихим голосом, в котором слышался упрек, он сказал Вильдхагену:

– Второй помощник, прекратите шум. Вы будоражите людей.

Голова юноши безвольно упала на грудь. Всхлипывая, он проговорил, с трудом произнося слова:

– Вы же… не можете… дать людям… погибнуть… господин капитан-лейтенант… прошу вас, там же люди… – Слезы градом текли по искаженному страданием лицу.

– Внимание! Внимание! Оповещение о самолетах! Воздушная тревога! – это сообщение молнией пронеслось от радиорубки до мостика. Тен Бринк, отстранив от себя фенриха, склонился над переговорной трубой:

– Что у акустика?

– Акустик докладывает: слышен сильный шум винтов справа по борту!

Тен Бринк немедленно отдал приказ:

Вахтенные стремглав кинулись к рубочному люку. Вильдхаген снова судорожно сжал руку командира:

– Нет, господин капитан-лейтенант… нет… вы не имеете права… вы же не станете убийцей!..

Тен Бринк рванул фенриха за куртку и притянул к себе:

– Молчать!

– Господин капитан-лейтенант!..

– Молчать! Немедленно вниз!

Но фенрих не подчинился, и Тен Бринк силой потащил его к люку.

– Это убийство… убийство! – кричал юноша. Казалось, он потерял рассудок.

Краус, занесший уже ногу в горловину люка, подскочил к командиру, и они вдвоем столкнули вниз упиравшегося, словно совсем обезумевшего фенриха. За ним последовали оба офицера. Кое-как спустившись по трапу в центральный пост, Вильдхаген упал.

– Встать, фенрих Вильдхаген! – громко прозвучал голос командира.

Опустив голову, фенрих медленно поднялся на ноги и выпрямился, упираясь спиной в переборку. Затем, собравшись с последними силами, стал навытяжку.

– Я отстраняю вас от исполнения служебных обязанностей! Своим недисциплинированным поведением вы подвергли лодку и ее команду огромной опасности. Я отдам вас под трибунал! – Тен Бринк произнес это, не повышая голоса, но внутри у него все кипело от ярости. В центральном посту наступила гробовая тишина. Юноша закрыл глаза. Его качало. – Обер-лейтенант Краус! Фенриха на верхнюю палубу не выпускать! Вы отвечаете за него! – Затем Тен Бринк резко повернулся. – Принять главный балласт!

– Принять главный балласт! – как эхо, раздалась команда, передаваемая по постам.

Вильдхаген уже два часа неподвижно, с закрытыми глазами сидел на своей койке. Уперев локти в колени, он крепко сжал голову обеими руками. Где-то далеко раздавались команды и шумы механизмов.

Угроза воздушного нападения противника миновала, и теперь «U-43» шла в надводном положении.

Фенрих, безучастный ко всему происходящему, продолжал неподвижно сидеть в каюте. Он не чувствовал боли, которую причинял ему острый край койки, врезавшийся в ноги.

Юноша мысленно перенесся в родной город. Он видел своего отца, гневного, возмущенного. «Мой сын? Трибунал?» Отец засмеялся. Лицо его было теперь совсем близко. Были видны только глаза. И потом еще рот… широко открытый смеющийся рот… нет, это был не смех, а жалобный плач. В ушах Вильдхагена гудело, перед глазами плясали огненные круги. Застонав, он вскочил и стал испуганно оглядываться по сторонам.

Вот… кажется, снова голоса… крики о помощи… Юноша растерянно провел руками по лицу, как делал это, вероятно, не раз в детстве, вытирая слезы. Ведь это было не так давно! Глупости! Какие голоса мог он слышать в этом стальном гробу.

Но тут снова послышались голоса, но теперь уже другие, словно молотом стучавшие по голове. Голос Тен Бринка: «Отстраняю вас от исполнения служебных обязанностей… своим недисциплинированным поведением… подвергли лодку и ее команду огромной опасности…»

«Трибунал… позор на всю семью… бесчестье…» Вильдхаген закрыл лицо ладонями и повалился боком на койку. Судорожное рыдание потрясло тело юноши. Первый помощник обер-лейтенант Краус положил руку на его плечо. Но тот даже не почувствовал этого. Когда Краус сильнее потряс его за плечо, фенрих вскочил, испуганно озираясь.

– Идемте со мной! На палубу! Командир считает, что вам нужен свежий воздух.

Глаза Вильдхагена выражали сомнение и мольбу Не сопротивляясь, с трудом напрягая все силы, он побрел к центральному посту. В одном из отсеков фенрих прошел мимо Гемме– ля, даже не заметив его, как не замечал он сейчас и других. Не обратил внимания он также и на серьезный, сочувственный взгляд машиниста,

Краус и Вильдхаген поднялись на мостик. Их встретил резкий, порывистый ветер, залепивший лицо и одежду клочьями морской пены.

– Смотрите не грохнитесь на палубу, молодой человек! – Краус держал себя с фенрихом грубовато, с оттенком покровительства. – Не так страшен черт, как его малюют. Поймите, что командир не мог поступить иначе.

Но эти слова, кажется, не дошли до сознания юноши. Глядя на его неподвижное лицо, трудно было угадать, что он сейчас вообще думает.

Но первому помощнику надоело возиться с фенрихом. Должен же он в конце концов образумиться. А он, Краус, уже достаточно позаботился об этом!

Обер-лейтенант потряс его за плечо:

– Послушайте, Вильдхаген! Мы понимаем, что произошло с вами. Это Геммель своей болтовней довел вас до такого состояния. Но об этом будет особый разговор в Берлине. – Но все его увещевания были напрасными. Краус повернулся к вахтенным, стоявшим на мостике. – Фенрих немного погуляет по палубе, ему надо проветриться! – первый помощник сделал при этих словах жест, означавший, что вахтенные должны понаблюдать за юношей. – Будьте молодцом, Вильдхаген, – он ободряюще похлопал его по плечу, – не раскисайте. Дышите глубже! Это всегда хорошо успокаивает. Освежает мозги и сердце!

Краус повернулся к фенриху спиной и скользнул в люк.

Вильдхаген неподвижно смотрел на воду.

«Военный трибунал» – это говорил отец, это говорил командир, товарищи, Краус, судьи, сестры… все говорили это, безжалостно, цинично, злорадно ухмыляясь и насмехаясь. Взгляд фенриха упал на квадратную стальную плиту палубы, окантованную толстым швом сварки.

Этот квадрат стал расти, приближаться, превращаясь в огромную плиту.

Швы сварки выглядели теперь как черная рама, а блики на темном металле стали совсем светлыми. Потом они еще больше побледнели. Вся плита стала белой, окруженная черной рамой.

На ней появился крест… под ним буквы. Вильдхаген судорожно глотал слюну.

«За фюрера и отечество… смертью героя… не возвратился из боевого похода…»

Юноша внезапно рывком поднял голову и, набравшись решимости, сбежал на палубу.

Он не прыгнул.

Он просто упал в воду рядом с бортом. Волны сразу же ласково приняли его в свои объятия.

* * *

Кунерту показалось, что какая-то гигантская рука подняла его в воздух и с силой швырнула в воду. От удара он потерял сознание, но вскоре резкая боль быстро привела его в чувство. У него появилось ощущение, будто внутренности обнажены, а легкие разрываются. Но он не сдавался. Огромная воля к жизни заставила его в ярости бить по воде ногами и руками. Кунерту удалось остаться на поверхности, но громадные волны то и дело накрывали его с головой, крутили в бешеном водовороте, поднимая на головокружительную высоту. В этот момент он мог сделать несколько спасительных вдохов. Кунерт уже не знал, сколько времени это будет продолжаться. Только постепенно его судорожные, беспомощные движения сменились размеренными, осознанными движениями пловца, борющегося за свою жизнь. Несколько раз он пытался поднять голову и посмотреть, что делается вокруг. Но тщетно! После таких попыток волны, казалось, с удесятеренной силой швыряли его в пучину.

Долго ли он сможет так продержаться? Кунерт чувствовал, как силы постепенно покидают его. Руки начали болеть, холод медленно сковывал все тело

Кунерт чувствовал приближение конца. Пытаясь позвать на помощь, он захлебнулся и закашлялся. Внезапно плечом он ударился, обо что-то твердое. Рука инстинктивно схватилась за этот предмет, оказавшийся бортом шлюпки. Кунерт пригнулся, спасаясь от приближающегося грозного вала, и ухватился за борт правой рукой. Теперь, собрав последние силы, он подтянулся на руках и с трудом перевалился через планширь. Несколько минут он лежал неподвижно на дне шлюпки, отдыхая и приходя в себя от внезапно привалившего счастья. Один бог знает, как он уцелел в этом аду.

Внезапно Кунерт услышал крики, сначала еле различимые сквозь грохот накатывавшихся волн, а затем все более явственные. Потом еще один голос… Он громко закричал в ответ. Крик сразу потерялся где-то в ночи. Кунерт напряженно вслушивался. Теперь он совершенно отчетливо услышал:

– На помощь!

Выпрямившись, моряк сложил руки рупором и закричал:

– Сюда! Сюда!

Через некоторое время он увидел в волнах вблизи яла какое-то темное тело, слегка поблескивавшее во тьме, и услышал, как кто-то откашливается и отплевывается:

– Эй! Давай сюда, сюда!

Кунерт стал на колени и, насколько смог, перегнулся через борт. Теперь он ясно увидел человека, мокрые волосы которого почти совсем закрывали его лицо. Кунерт мгновенно схватил его за волосы и почувствовал, что руки тонущего судорожно вцепились в него. Кунерт собрался с силами и рывком втянул человека в ял.

– Тысяча чертей! – вырвалось изо рта спасенного.

«Клоковский!»– догадался унтер-офицер, узнавший товарища по его излюбленному ругательству.

Клоковский быстро пришел в себя, и они занялись спасением товарищей. Люди, совсем было потерявшие надежду выбраться из этого ада, обрели ее вновь, услыхав голоса Кунерта и Клоковского. Из темноты ночи со всех сторон неслись призывы о помощи.

Сначала они вытащили из воды матроса Вольдемара Ринга. Вслед за ним – Яна Помайске, державшегося на воде благодаря толстому бревну, невесть откуда взявшемуся.

Вскоре вытащили Геллера, который в момент гибели судна нес вахту в «вороньем гнезде».

В яле собралось уже довольно много людей. Нескольким матросам пришлось пригоршнями вычерпывать воду, которая потоками захлестывала шлюпку, глубоко сидевшую в воде.

Потом на довольно долгое время наступила тишина. Неприятная, давящая, могильная тишина. Спасенные напряженно смотрели по сторонам – на горизонте появилась тоненькая светлая полоска. За ночь ветер разогнал облака, небо очистилось, и свет звезд, усыпавших темный купол, начал постепенно бледнеть.

Но океан не успокоился. Ял бросало, как ореховую скорлупку… Всякий раз, как только к нему приближался гигантский вал, люди думали, что теперь уже конец. В предрассветных сумерках матросы начали различать некоторые предметы. Удалось подобрать несколько весел, старый разорванный намокший парус. Потом они нашли пустой зарядный картуз, неизвестно как державшийся на воде. Все это были важные, пожалуй, даже необходимые вещи в их положении. Картуз они сразу приспособили для вычерпывания воды.

– Хотел бы я знать, который теперь час? – спросил кто-то.

Кунерт поднял голову, посмотрел на звезды, затем на горизонт, светлевший все больше и больше.

– Я думаю, три-то уже было, – ответил он. Взгляд его остановился на никак не успокаивающихся волнах. – Шторм не кончается. Надо подумать, как нам двигаться вперед.

Несколько секунд Кунерт молча что-то обдумывал. Его взор остановился на жалкой кучке людей, которые, скрючившись, сидели на дне яла. Кунерту пришло в голову выражение «по гроб жизни». Да, именно по гроб жизни они теперь связаны между собой. Это звучало слишком смело. Но Кунерт предполагал, что им предстоят еще более тяжкие времена, когда подвергнется суровому испытанию их дружба, мужество и решительность. И, может быть, они не выдержат этого испытания. Что такое человек перед лицом смерти?

«По гроб жизни…» – прошептал он. Слово «гроб» казалось ему самым подходящим для данной обстановки, так как в возможность скорого спасения он не верил.

Кунерт стряхнул с себя оцепенение, рывком выпрямился:

– Ну, ребята, давайте поставим парус. Только осторожно! Смотрите, чтобы ял не зачерпнул воды, а то нам тогда каюк!

Последние слова Кунерта слились с новым хриплым криком о помощи. В шлюпке все стали лихорадочно смотреть по сторонам. Но человек, которого они искали, оказался намного ближе к ним, чем они думали. Когда волна подбросила ял, Кунерт заметил в черно-зеленой воде чьи-то бешено размахивающие руки. Когда очередная волна приподняла человека, Кунерт и еще двое быстро подхватили утопающего и втянули его в шлюпку. Это был казначей. Совершенно обессиленный, он свалился на дно и лежал там с закрытыми глазами, тяжело дыша.

Итак, прибавился еще один. Положение людей становилось серьезным, а в случае ухудшения погоды могло стать угрожающим.

– Черт побери! – выругался Кунерт, сидевший одновременно и на банке, и на планшире. – Здесь же должны где-нибудь болтаться еще шлюпки. Не может же быть, чтобы все разбились! Надо постараться раздобыть еще одно корыто!

– Видно, все пошли на дно, – ответил Клоковский, безнадежно махнув рукой.

Когда наконец из-за горизонта показалось солнце, люди увидели над собой небо, а вокруг – безбрежную пустыню океана и… самих себя. Каждый избегал смотреть друг на друга.

– Эй, на шлепке! – закричал Кунерт изо всех сил, сложив руки у рта. При этом двое поддерживали его, чтобы он мог стоять в качающемся на волнах яле. – Эй, на шлюпке!

Никакого ответа. Темное пятно, видневшееся на воде на порядочном расстоянии от них, оставалось неподвижным. Кунерт разозлился:

– Оглохли они, что ли, дьявол их побери!

– Могу держать пари, что это надувная шлюпка, – категорически высказал свое мнение Помайске, – одна из тех, на которых мы всегда доставляли провиант.

Кунерт обернулся к сидевшим в яле:

– А ну-ка, давайте все вместе, разом!

И по его команде над морем разнесся дружный крик:

– Эй, на шлюпке!

Их, видимо, услышали. На шлюпке зашевелились. Теперь можно было различить даже отдельные фигуры. Они махали руками. Кунерт рванул румпель и развернул ял.

Но Атлантика все еще продолжала бушевать. Каких усилий стоило Кунерту и его друзьям приблизиться к шлюпке хотя бы на такое расстояние, чтобы можно было переговорить друг с другом! На это им потребовалось больше часа.

С помощью товарищей Кунерт снова поднялся в яле во весь рост:

– Кто у вас старший?

– Командир! – одновременно ответило несколько голосов. Теперь уже можно было разглядеть также поднявшегося во весь рост Шюттенстрема.

– Сколько вас? – крикнул он»

– Шестеро!

– Видели большой катер?

– Нет! А сколько вас?

– Двадцать пять…

После небольшой паузы Шюттенстрем крикнул:

– Внимание! Иду к вам!

От группы скучившихся людей отделилась фигура. Взметнулся небольшой фонтан воды. Размеренными движениями Шюттенстрем плыл к ялу. Кунерт и его товарищи помогли Старику

выбраться из воды. Откинув со лба мокрые волосы и переведя дух, он сказал Кунерту:

– Надувная шлюпка протекает! Надо во что бы то ни стало постараться раздобыть хорошую шлюпку. До сих пор мы могли еще кое-как держаться на воде. А сейчас нас стало слишком много, и долго мы не продержимся, – в его словах звучала озабоченность. – Просто счастье, что погода сейчас такая, а то акулы давно уже были бы здесь. А у нас десять человек висят за бортом. – Шюттенстрем устало опустился на узкую банку рядом с унтер-офицером. – Надо походить здесь. У вас хоть парус есть. А у них – ничего. Не выпускать их из виду и сделать все, чтобы найти шлюпку!

Целый день до сумерек они курсировали в этом районе, но так ничего и не нашли. Увлекшись поисками и маневрированием, они не заметили, как потеряли из виду своих товарищей на надувной шлюпке. Шюттенстрем спохватился первым. Лицо его посерело, щеки запали.

Когда последние лучи солнца уже таяли за горизонтом, они снова заметили вдали темную точку. Моряки облегченно вздохнули. Значит, надувная шлюпка цела, и их товарищи живы. Однако подойдя ближе, они увидели всего лишь двух человек, державшихся за доски. В них они узнали матроса Пионтека и унтер-офицера Шмальфельда. Пришлось подобрать и их. Теперь борта яла выступали из воды всего на десять – пятнадцать сантиметров.

Ял был переполнен.

Однако моряки не прекращали поиск. Сидевших в яле не покидала надежда, что их товарищи еще живы. Ночь тянулась долго, мучительно долго. Затем наступил и прошел день. За ним снова наступила темнота. Изредка сквозь разрывы в облаках проглядывали звезды. А потом снова утро. Погода не улучшалась, волнение на море даже усилилось.

Так проходил день за днем. Надувная шлюпка бесследно затерялась в бескрайних просторах океана.

* * *

Адмирал в раздумье ходил по кабинету. Начальник оперативного отдела был озабочен. Весной 1944 года звезда фюрера, ранее сиявшая на весь мир, начала быстро закатываться. На Восточном фронте немецкая армия терпела поражение за поражением, над страной висела авиация союзников. Война на море приносила все меньше побед, из ставки фюрера все реже и реже передавались «специальные сообщения об успехах военно-морских сил». В то же время потери своих кораблей и судов росли с каждым днем. Приказы Гитлера мобилизовать все возможности были, в сущности, приказами одержимого человека, не желавшего видеть действительное положение вещей.

Адмирал остановился перед морской картой, задумался, что-то подсчитал и покачал головой. От него требовали донесений об успешно проведенных операциях. Но что он мог сообщить? Ничего! Ни одного потопленного корабля или транспорта противника. Наоборот, потери собственных подводных лодок продолжали расти. Обстановка становилась роковой, чреватой огромными неприятностями. Подводная война не сулила больше никаких перспектив, она была проиграна.