Текст книги "Черный карлик"

Автор книги: Вальтер Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава VII

О горный орел, возвращайся домой:

Сгущаются тучи над гордой главой,

Орлица кричит над сожженным гнездом,

Птенцы голодают, и гибнет твой дом.

Кэмбел

Гроза бушевала всю ночь, но вот наступило ясное, омытое дождем утро. Казалось, тихое, безоблачное небо заставило улыбаться даже унылые просторы Маклстоунской пустоши, усеянной крохотными озерками со стоячей водой. Так хорошее настроение может придать невыразимое очарование самому некрасивому человеческому лицу. Вереск на пустоши цвел пышным цветом. Пчелы, которых отшельник развел в своем маленьком хозяйстве, вылетели из ульев за добычей и наполняли воздух деловитым гудением.

Когда старик показался из своей хижины, его встретили две козы. Они принялись лизать ему руки в знак благодарности за овощи, которые он принес для них из огорода.

– Уж вы-то по крайней мере, – заговорил он, – не обращаете внимания на внешний облик человека, делающего вам добро. И наоборот, вы останетесь безразличны к человеку самых совершенных форм, которые могли бы служить образцом для скульптора. Вы скорее встревожились бы, появись здесь такое совершенство вместо урода, к заботам которого вы привыкли. Пока я жил с людьми, никто не отвечал мне подобной благодарностью. Да, да. Слуга, которого я воспитывал с детства, строил мне рожи, стоя за моим креслом, и даже друг, которому я помогал деньгами и ради которого даже обагрил… – Он замолчал, содрогнувшись воем телом. – Даже он считал, что место мне скорее среди сумасшедших, что мой удел – позор и лишения одинокой жизни, а не общение с людьми. Остается один Хьюберт, но и Хьюберт когда-нибудь покинет меня. Все одинаковы. Повсюду одно только зло, эгоизм и неблагодарность. Все – негодяи, которые грешат даже в своих молитвах. Все так черствы, что не могут без лицемерия поблагодарить самого бога за то, что он дает им солнечное тепло и чистый воздух.

Произнося эти мрачные обличения, отшельник услышал топот коня за оградой, окружающей хижину.

Кто-то сильным и чистым басом распевал песню с задором, который свидетельствовал о беззаботном настроении певца:

 
– Славный Хобби Элиот, славный Хобби мой,
Славный Хобби Элиот, возьми меня с собой!
 

В то же мгновение через ограду перемахнула большая борзая. Охотники в тех местах хорошо знают, что вид коз и запах их следа настолько напоминают борзым косуль, что самые опытные собаки нередко ошибаются. Так и эта собака во мгновение ока свалила с ног и вцепилась в горло одной из коз отшельника. Подъехавший Хобби Элиот спрыгнул с коня, желая спасти безответное животное от клыков пса, но было уже поздно.

Несколько мгновений карлик смотрел на свою любимицу, бившуюся в предсмертной агонии. После последних конвульсий бедное животное вытянуло ноги и затихло. Тогда карлик в бешенстве выхватив длинный острый кинжал, который носил под курткой, ц хотел было бросить его и пронзить борзую, но Хобби предупредил его, схватив за руку.

– Оставь собаку в покое! – воскликнул он. – Оставь ее! Зачем же убивать моего Громобоя?

Ярость карлика обратилась на молодого человека.

Внезапным движением он с силой, которой трудно было в нем ожидать, вырвал руку и приставил кинжал к груди Элиота. Все это произошло во мгновение ока, и отшельник имел полную возможность отомстить, вонзив кинжал в грудь Хобби, но что-то удержало его и заставило отбросить кинжал прочь.

– Нет, нет, – воскликнул он, добровольно лишив себя средства утолить свой гнев, – больше не надо, не надо этого!

В полном замешательстве Хобби отступил на шаг или два, удивленный тем, что этот столь ничтожный с виду человек мог подвергнуть его такой опасности.

– Да он силен и зол, как дьявол во плоти!

Это были первые вырвавшиеся у Хобби слова.

Вслед за тем он принялся извиняться по поводу происшествия, вызвавшего их ссору.

– Я, конечно, не оправдываю Громобоя. Поверь, Элши, мне тоже досадно, что все так случилось. Но я пришлю тебе двух коз и двух овец взамен твори козы.

Ты мудрый человек и не станешь злиться на бессловесную тварь. Ты же понимаешь, что коза – близкая родня косуле, как тут Громобою было не ошибиться.

Такая уж у него природа! Будь на месте козы овечка, тогда другое дело. Тебе, Элши, лучше держать овец, а не коз: в наших краях слишком много гончих. Но я пошлю тебе и коз и овец.

– Бессердечный негодяй! – воскликнул отшельник. – Из-за тебя погибло существо, которое смотрело на меня с ласкою!

– Бог ты мой, Элши, – отвечал Хобби, – твои слова мне хуже ножа острого! Но ведь не виноват же я! И все же ты прав: мне следовало подумать о твоих козах и вовремя взять собак на сворку. Лучше бы они загрызли первейшего барана в моем стаде. Послушай, человече, забудь обо всем и прости меня. Я же не меньше тебя огорчен всем этим. Понимаешь, я собираюсь жениться. Ну, ясное дело, поневоле станешь немного рассеянным. Мы готовимся к свадьбе, и два моих братана везут сейчас на слегах несколько оленьих туш: «Три славные косули из дэлломских лугов», как поется в песне. Братаны-то отправились кружным путем, через Райдерс-Слэк, потому как прямая дорога лежит через болото. Я бы послал тебе оленины, да ты, верно, не возьмешь ее: ведь косуль затравил Громобой.

Так говорил добродушный горец, приводя всевозможные доводы, какие только приходили ему в голову, пытаясь загладить свою вину перед карликом.

Тот слушал опустив глаза к земле, как бы погруженный в глубокое раздумье. Наконец он очнулся и заговорил:

– Такая, говоришь, природа? Да, да, такова природа, так повелось испокон веков! Сильный хватает за горло слабого, богатый угнетает и грабит бедного, счастливый (ведь есть еще идиоты, считающие себя счастливыми! ) оскорбляет и лишает последнего утешения того, кто попал в беду. Иди прочь! Ты причинил еще одно горе несчастнейшему из людей, лишил меня того, что казалось мне источником утешения.

Иди же, наслаждайся счастьем, которое ожидает тебя дома!

– С места не сойду, – возразил Хобби, – пока не заберу тебя к себе, друже, пока ты не согласишься погулять на моей свадьбе в понедельник. Там будет сотня дюжих молодцов из клана Элиотов. Такого съезда добрых конников не видали на нашей земле со времен Мартина из Прикин-тауэра. Хочешь, я пошлю за тобой упряжку?

– И это мне ты предлагаешь смешаться снова с жалким и низким человеческим стадом, – сказал отшельник с видом глубокого отвращения.

– Низким! – возразил Хобби. – Ну нет. Род Элиотов всегда считался знатным!

– Иди прочь! – повторил карлик. – И пусть тебя постигнет не меньшее горе, чем то, которое ты причинил мне! Пусть сам я и не поеду с тобой, но посмотрим, как ты избегнешь гостей, которых вечно сопутствующие мне Гнев и Нищета уже привели к твоему порогу.

– Не надо так говорить, Элши, – возразил Хобби, – ты же сам знаешь, что накликать беду легче всего. И вот что я тебе скажу. Тебя можно понять так, будто ты желаешь зла мне и моим близким. Не дай бог, ежели что-нибудь случится с Грейс, со мной или с моим бессловесным псом! Коли пострадаю я сам, мое добро или мои близкие, я буду знать, кого винить в своем несчастье!

– Пошел прочь, деревенщина! – воскликнул карлик, – Отправляйся домой. Успеешь вспомнить обо мне, когда увидишь, что тебя там оживает.

– Ладно, ладно, – отвечал Хобби, садясь в седло. – Что толку спорить с калеками, вечно они всем недовольны. Я хочу тебе сказать только одно, сосед: если с Грейс Армстронг что случится, не миновать тебе купаться в бочке со смолой, а уж бочку я найду, даже если придется объехать все ближние и дальние приходы.

С этими словами он отъехал прочь, а Элши, посмотрев ему вслед с презрительной усмешкой, взялся за лопату, чтобы вырыть могилу для своей погибшей любимицы.

Вдруг послышался тихий свист, и кто-то окликнул карлика: «Эй, Элши'» Тот прервал свое печальное занятие и поднял глаза. Перед ним стоял Рыжий Разбойник из Уэстбернфлета. Как у убийцы Банко, его лицо было измазано кровью Кровь виднелась также на шпорах и на боках его загнанного коня.

– Ну что, насильник, – спросил карлик, – сделал свое дело?

– Как же, как же, Элши, – отвечал бандит. – Когда я сажусь в седло, моим врагам остается только вздыхать и стонать. Сегодня утром в Хейфуте было куда как много света и мало покоя. И хлев и дом сгорели, а хозяева плачут по дорогой невесте.

– По невесте?

– Ну да. Я отправил ее в Камберленд, к Чарли Грозе Леших, – так мы зовем Чарли Фостера из Тиннинг-бека; поживет у него, пока все не успокоится.

Она видела и узнала меня: во время суматохи у меня на секунду спала с лица маска. Так что мне теперь несдобровать, вернись она сюда. Этих Элиотов развелось слишком много, и все они стоят друг за друга горой. Я ведь для чего завернул сюда? Хочу спросить твоего совета, как от нее теперь избавиться.

– Ты что, собираешься ее прикончить?

– Ну, что ты! На это я не пойду, если только меня не вынудят. Говорят, из некоторых портовых городах легко сплавить человека за море – на плантации, а если привести красивую девку, то за нее неплохо заплатят. За океаном бабы нужны, а у нас тут их хоть пруд пруди. Однако для этой девчонки я припас кое-что получше. В чужие края ссылают одну родовитую леди, хоть сама она туда не рвется. Так я хочу определить Грейс к ней в услужение – она девка видная.

Веселенькое утро будет сегодня у Хобби: приедет домой, а там ни невесты, ни добра!

– Так, так… И тебе его ничуть не жаль?

– Не очень-то он меня пожалел бы, если бы меня вели на Касл-хилл в Джеддарте. note 7Note7
  Место, где расположен эшафот в этом древнем городке. На Касл-хилл окончили свои счеты с жизнью многие собратья Уэстбернфлета по разбойничьему ремеслу. (Прим, автора.)


[Закрыть] Вот девчонку немного жалко. Но он найдет себе другую, и вся недолга, – девки все одинаковы. Ну, что скажешь? Ты ведь любишь, когда тебе рассказывают о набегах.

Слышал ты когда-нибудь о таком славном дельце, как сегодняшнее?

– Смерч, океан, пожар, – проговорил карлик, обращаясь к самому себе, – землетрясение, ураган, извержение вулкана – все это не так страшно, как человеческая злоба. Вон он, например. Что он такое?

Обыкновенный смертный, лишь более искусно выполняющий свое назначение на земле. Послушай ты, подлая твоя душа, отправляйся снова туда, куда я тебя уже посылал.

– К управляющему имением?

– Да, и скажи ему, что отшельник Элшендер приказал дать тебе золота. А потом отпусти девушку и смотри, чтобы никто ее пальцем не тронул. Пусть она вернется к своим друзьям; но сначала заставь ее поклясться, что она никому не расскажет о твоем злодеянии.

– Никому не расскажет, – повторил Уэстбернфлет. – А что, если она нарушит клятву? Женщины не очень-то держат свое слово. Такому мудрому человеку, как ты, это хорошо известно. Говоришь, чтобы никто пальцем ее не тронул. А как знать, что может случиться, пока она в Тиннинг-беке? С Чарли Грозой Леших шутки плохи. Все же, если ты дашь мне двадцать золотых, я могу поручиться, что завтра она вернется к друзьям.

Карлик достал из кармана записную книжку, черкнул что-то в ней и вырвал листок.

– Возьми, – сказал он, подавая его разбойнику, – но не вздумай меня обмануть. Коли ослушаешься моих приказаний, ответишь за это своей подлой жизнью.

– Я знаю, – отвечал бандит, уставившись в землю, – что твоя власть велика. – Как бы ты ее ни приобрел. С помощью своих снадобий и своей мудрости ты сделаешь то, чего не может никто другой. А золото сыплется по твоему приказанию, словно пух с ясеня морозным утром в октябре. Я не ослушаюсь тебя.

– Ну так убирайся и избавь меня от своего мерзкого присутствия.

Разбойник всадил шпоры в коня и ускакал, не говоря больше ни слова.

Тем временем Хобби продолжал свой путь, мучимый теми неясными опасениями и страхом, которые принято называть недобрыми предчувствиями. Он еще не успел въехать на вершину холма, с которого видно было его жилье, как заметил спускавшуюся ему навстречу кормилицу

– человека, в те времена весьма почитаемого в любой шотландской семье, будь то люди высшего или среднего круга. Между корми лицей и ее молочными детьми обычно складывались настолько близкие, родственные отношения, что она навсегда оставалась жить в семье своего молочного сына, помогая по хозяйству и получая при этом всевозможные знаки внимания и уважения со стороны хозяев. Узнав кормилицу Эннепл по красному плащу с черным капюшоном, Хобби не мог удержаться от возгласа удивления.

– Какая напасть занесла старушку так далеко от дома? – спросил он себя. – Обычно она носа никуда не кажет. Может, она решила собрать клюквы или голубики на болоте для свадебных пирогов? Черт побери этого злого урода – его слова не выходят у меня из головы. Любой пустяк кажется мне предвестником беды. И все из-за тебя, дружище Громобой, надо же тебе было задавить эту несчастную козу, будто мало тебе других коз и оленей в наших местах!

Между тем Эннепл, на лице которой застыло немое отчаяние, ковыляя подошла к нему и схватила лошадь под уздцы. В ее взгляде была такая скорбь, что он не нашел в себе мужества спросить, что произошло.

– Ой, сыночек! – воскликнула она. – Остановись, не ходи туда. Это зрелище убьет кого угодно, а уж тебя и подавно.

– Скажи, ради бога, в чем дело? – вымолвил наконец изумленный горец, пытаясь высвободить узду из рук старухи. – Ради всего святого, дай мне проехать и самому узнать, что там случилось.

– Горе мне, что я дожила до этого дня! Твой дом сгорел, от скотного двора остались одни угли, а скот весь угнали. Не ходи туда, сынок. Сердце твое не вынесет того, что мои старые глаза видели сегодня утром.

– Но кто же посмел это сделать? Отпусти узду, Эннепл, где бабушка, сестры? Где Грейс Армстронг?

Боже, слова колдуна все время звучат у меня в ушах!

Он спрыгнул с коня, чтобы избавиться от Эннепл, и, быстро взбежав по холму, увидел перед собой зрелище, которым она его только что пугала. Это было действительно нечто страшное. Дом, который он накануне оставил в спокойном уединении на берегу горного ручья и в котором еще так недавно все говорило об изобилии, представлял собою теперь черное пожарище. От обрушившихся и закопченных стен все еще поднимался дым. Стога сена, амбары, конюшни, полные скота: – все добро зажиточного крестьянина-горца, а добра у Элиота было немало, – было разграблено и растащено за одну ночь.

С минуту он стоял неподвижно и затем воскликнул:

– Я разорен, разорен дотла! Но я не сожалел бы о своем добре, не случись все это за неделю до свадьбы. Однако чего тут распускать нюни, ведь я не ребенок! Найти бы только Грейс, бабушку и сестер.

А потом можно наняться солдатом во Фландрию, как это сделал мой дед и старый Буклю, вставшие под знамена Беллендена. Но главное – не вешать носа, а то, глядя на меня, и все раскиснут!

И Хобби мужественно зашагал вниз по склону холма, с твердой решимостью не поддаваться горю и утешать других, хотя сам больше кого бы то ни было нуждался в утешении. Внизу уже собрались все ближние жители долины, главным образом те, кто носил одинаковую с ним фамилию. Молодежь потрясала оружием и взывала о мести, хотя никто не знал, кому следует мстить.

Соседи постарше старались чем могли облегчить участь пострадавшей семьи. Старушку и сестер Хобби Элиота временно устроили в домике Эннепл, расположенном ниже по течению ручья, на некотором расстоянии от места происшествия. Каждый принес все, что мог, из предметов первой необходимости, так как из сгоревшего дома почти ничего спасти не удалось., – Что ж, мы, друзья, так и будем стоять здесь весь день, да смотреть на обгорелые стены? – воскликнул один высокий юноша. – Этот запах гари —: позор для всех нас! По коням и в погоню! У кого тут поблизости есть собака-ищейка?

– У молодого Эрнсклифа, – ответил кто-то. – Но он и шестеро других уже давно отправились по следу.

– Едем за ним, поднимем всю округу, соберем еще людей, а потом нападем на Камберленд – это прибежище грабителей. Будем и мы грабить, жечь и убивать, и пусть достанется прежде всего тем, кто живет поближе!

– Стойте! Прекратите эту болтовню. Рехнулись вы, что ли? – воскликнул один из стариков. – Сами не знают, что говорят! Вы что, хотите разжечь войну между двумя мирными народами?

– Сами же напели нам в уши о геройстве наших отцов, – возразил юноша, – а теперь хотите, чтобы мы сидели сложа руки, смотрели, как сжигают дома наших друзей, и не пытались отомстить. Небось наши отцы так не поступали!

– Мы не говорим, что не надо мстить за Хоббл, Саймон, но нынче надо считаться и с законами, – отвечал еще один благоразумный старец.

– А кроме того, – добавил другой, – я уверен, что и в живых-то уже нет никого, кто бы знал, как можно законно перейти границу в погоне за грабителями. Никто не знал этого лучше Тэма из Уитгрема, но ведь Тэм умер в голодную зиму.

– Да-а, – отозвался третий, – это он участвовал в большом набеге, когда наши преследовали врага до самого Тэрлуолла. То было на другой год после битвы у Филипхоу.

– Подумаешь, – воскликнул один из споривших, – чего тут знать? Поддень кусок горящего торфа на копье или, скажем, вилы, труби в рог, собери своих ребят и можешь отправляться через границу отвоевывать свое добро. А там ограбь какого-нибудь англичанина и отбери у него ровно столько, сколько отняли у тебя. Вот тебе и весь закон границы, принятый еще в Дандреннене во времена Черного Дугласа. Чего тут рассуждать, все ясно как божий день.

– В дорогу, друзья! – крикнул Саймон. – Садитесь на коней да прихватите с собой старика Кадди.

Он знает, сколько угнали скота и сколько добра разграблено у Хобби. Мы сегодня же к ночи заполним его конюшню и хлев скотинкой. А что до его дома, то пусть мы и не сможем его сразу отстроить, зато мы спалим дом какого-нибудь англичанина, как спалили Хейфут. И это будет только справедливо – никто в мире не сможет этого отрицать.

Предложение было встречено криками одобрения со стороны молодежи. В этот момент собравшихся облетела весть, которую передавали шепотом друг другу:

– Идет сам бедняга Хобби. Он поведет нас!

Несчастный герой дня спустился с холма и стал проталкиваться через толпу. Обуревавшие его чувства не давали ему говорить, и он лишь молча пожимал протянутые ему со всех сторон руки друзей. Этим жестом соседи и родные выражали ему сочувствие в постигшем его горе. Когда он пожимал руку Саймону Хэкберну, он наконец заговорил:

– Спасибо тебе, Саймон, спасибо, друзья. Я понимаю все, что вам хочется сказать мне. Но где сейчас находятся мои?.. Где?..

Он замолчал, как бы не решаясь назвать имена тех, о ком хотел спросить. Друзья, разделявшие его чувства, молча указали ему на домик Эннепл, и Хобби устремился к нему с такой поспешностью и отчаянием, будто решил разом узнать все самое худшее. Отовсюду послышались громкие сочувственные возгласы:

– Бедняга.., бедный Хобби!..

– Сейчас он все узнает!

– Но ведь должен же Эрнсклиф разведать что-нибудь о бедной девушке!

Этими возгласами пока и ограничилось дело. У собравшихся не было опытного предводителя, который мог бы повести их за собой, и они остались ждать возвращения Хобби, готовые повиноваться его приказаниям.

Встреча Хобби с семьей была в высшей степени трогательной. Сестры бросились ему на шею и чуть не задушили его в своих объятиях, будто задумали лишить его возможности оглянуться вокруг и заметить отсутствие той, которая была ему дороже всех на свете.

– Да храни тебя господь, сынок. Только он один может помочь, когда, подобно хрупкой тростинке, сломлены все земные надежды.

Этими словами старая дама приветствовала своего несчастного внука. А тот беспокойно оглядывался вокруг, в то время как две сестры держали его руки, а третья повисла у него на шее.

– Я не всех вижу.., дайте сосчитать: бабушка, Лилия, Джин и Эннот, но где же…

Он вдруг замолчал и потом, как бы пересилив себя, продолжал:

– Где Грейс? Не может же она прятаться от меня в такой момент! Теперь не время для шуток.

«О братец!», «Наша бедная Грейс!» – эти восклицания были единственным ответом на его вопрос, пока не поднялась старушка. Осторожно отстранив от внука плачущих девушек, она усадила его на стул.

Затем со спокойствием, порождаемым лишь искреннею набожностью, которое, разливаясь, как масло по воде, умеряет разбушевавшиеся чувства, она сказала:

– Сынок, когда твоего деда убили на войне и я осталась с шестью сиротами без крова и без куска хлеба, я нашла в себе силу все претерпеть, и эту силу мне ниспослал господь. Я говорила себе: «Да свершится воля господня». Сынок, в наш мирный дом вчера вечером ворвались грабители, вооруженные, я масках. Они все разграбили и уничтожили и увезли с собой нашу Грейс. Молись, чтобы господь дал тебе силы, и повторяй: «Да свершится воля господня!»

– Матушка, матушка! Не принуждай меня.., я не могу.., только не сейчас… Ну, грешный я, грубый человек… Вооруженные, в масках… Увезли Грейс! Дай мне мой меч и походную сумку отца. Я буду мстить, даже если бы мне пришлось отправиться в ад, чтобы найти их!

– Сынок, сынок! Смирись под карающей лозою.

Кто знает, когда он отведет от нас свою длань? Юный Эрнсклиф – да благословит его господь! – отправился в погоню вместе с Дэви из Стенхауза и другими молодцами, которые подоспели первыми. Я крикнула им, чтобы они не тушили пожар, а лучше погнались за грабителями и отняли у них Грейс. Так что не прошло и трех часов, после набега, как Эрнсклиф и его друзья были уже в пути. Господи благослови его! Он делает честь имени Эрнсклифов. Он сын своего отца и по-настоящему преданный друг.

– Преданный друг, вот уж верно! Благослови его господи! – воскликнул Хобби. – А теперь на коней и вперед! Присоединимся к погоне!

– О сын мой, прежде чем ты отправишься в опасный путь, повтори вместе со мною: «Да свершится воля господня!»

– Не принуждай меня, матушка, только не сейчас.

Он уже был на пороге, когда, оглянувшись, заметил горестное выражение на лице старушки. Тогда он поспешно вернулся, бросился в ее объятия и сказал:

– Да, матушка, конечно я скажу: «Да свершится воля твоя, господи», раз это послужит тебе утешением.

– Да не оставит он тебя, дорогой сыночек, чтобы по возвращении ты мог сказать: «Да будет благословенно имя твое, господи!»

– Прощайте, матушка.., прощайте, дорогие сестры! – крикнул Элиот, стремглав бросаясь к выходу.