Текст книги "Паук в янтаре (СИ)"
Автор книги: Валерия Яблонцева
Соавторы: Анастасия Волжская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Музыканты дали вступительные такты к ромильезу, медленному танцу, которым было принято открывать любое празднество в Веньятте. Зазвучала музыка, торжественная и помпезная, и пары медленно двинулись по залу, синхронно исполняя отточенные до совершенства движения танца.
Мой взгляд рассеянно скользил по танцующим и гостям, предпочитавшим держаться ближе к столам с напитками. Неожиданно внимание привлекла молодая пара с бокалами в руках, стоявшая в отдалении от нас. В мужчине, чье лицо было скрыто изумрудной полумаской, я моментально узнала Аурелио Меньяри, моего бывшего жениха. Чуть сдвинув на сторону клюв экзотической длинноносой маски-птицы, он что-то доверительно шептал своей спутнице прямо на ухо. Она хихикала в притворном смущении, прикрываясь веером из перьев, но чувствовалось, что внимание лорда не было ей неприятно.
Слуга в черно-белой униформе почтительно застыл рядом с ними, держа в руках блюдо с виноградом. Отщипнув маленькую веточку, Аурелио приподнял полумаску девушки и поднес к ее рту виноградную гроздь. Полные губы с готовностью обхватили спелую ягоду. В этом нарочитом жесте чувствовалось что-то погранично-непристойное, отчего хотелось отвернуться. И, судя по перешептываниям гостей, окружавших пару, подобное испытывала не только я.
– Тоскуешь по ушедшей любви?
Я обернулась, не уверенная, что верно расслышала.
– Что, простите?
Маска скрывала лицо Паука, оставляя видимыми только глаза и губы, сжатые в тонкую линию.
– Ты была помолвлена. С ним, – нотка презрения проскользнула в его голосе, когда он кивнул в сторону влюбленной пары.
– Это было давно, – я пожала плечами, не понимая, к чему клонит главный дознаватель. – С тех пор многое изменилось.
Я лишилась права считаться наследницей рода и стала безымянной заключенной номер семь.
– Это было восемь лет назад. Всего восемь лет назад, – покачал головой Паук. – Может, ты до сих пор веришь, что он тебя спасет.
– Он? – я бросила быстрый взгляд на Аурелио Меньяри, непозволительно близко привлекшего к себе свою очаровательную спутницу. Девушка выгнулась, наклонив голову на бок, чтобы подставить шею под жаркие поцелуи, на которые не скупился Аурелио. – Едва ли.
Паук шагнул вперед, перекрывая мне вид на страстную пару.
– Тебя это расстраивает? – казалось, его настроение портилось с каждой секундой.
– Господин главный дознаватель, я ни на мгновение не забываю, что моя жизнь принадлежит отделу магического контроля, и для остальной Иллирии, для остальных… я не существую. Можете быть уверены, едва ли лорд Меньяри стал бы рисковать своим положением наследника рода ради преступницы, осужденной за применение ментальной магии. И это нормально.
– Разве? – хрипло спросил Паук. – Смириться с потерей любимой женщины – это, по – твоему, нормально?
Я могла бы напомнить ему, что браки между наследниками родов крайне редко заключались по любви. Любовь для нас, детей первых семей Иллирии, была недопустимой блажью, слабостью, которая не должна была оказывать влияния на выбор супруга. Я могла бы сказать, что заключить новый взаимовыгодный союз было для Аурелио самым правильным решением…
Но я промолчала.
Взгляд Паука жег кожу. Главный дознаватель подался вперед, как будто хотел ещё что-то сказать, но в этот момент музыка стихла. Гости замерли, все взгляды устремились на возвышение, где обычно восседал распорядитель бала. За широкими спинами и вычурными прическами мне удалось мельком разглядеть высокую фигуру, уверенно направлявшуюся к центральному креслу, и сердце кольнуло от узнавания. Лорд Бальдасарре Астерио. Отец.
Нас разделял зал, полный людей, но я ощутила его мощную энергию так ясно, словно он был совсем рядом. За прошедшие восемь лет отец постарел, но не растерял своей поистине королевской стати. Родовая магия текла в его крови с прежней неукротимой силой, хотя светлые волосы, привычно зачесанные назад, стали еще белее, а лицо расчертили новые морщины.
В какой-то момент мне показалось, что отец споткнулся. Потерял на мгновение равновесие, слишком поспешно повернув голову и устремив невидящий взгляд на собравшихся перед ним гостей. Словно… почувствовал кого-то особенного. Неужели… меня?
Я опустила глаза. Казалось, меня вот-вот разорвет от противоречивых чувств. Одновременно хотелось и не хотелось встречаться с отцом взглядом.
Лорд Бальдасарре Астерио быстро выпрямился. В одно мгновение он снова вернулся к прежнему величественному образу, и вряд ли хоть кто-то во всем зале сумел заметить эту секундную слабость, проявленную властителем земель Веньятты. Остановившись у кресла распорядителя бала, отец широко развел руки, привлекая внимание.
– Я рад приветствовать дорогих гостей на ежегодном весеннем карнавале, – голос лорда Бальдасарре, хорошо поставленный, звучный, эхом разнесся по залу. – Счастлив сообщить, что этот праздник для меня особенно радостен, ибо сегодня, – он сделал небольшую паузу, – сегодня я, наконец, вновь смогу обнять свою любимую дочь.
Сердце пропустило удар. Могло ли быть, что отец вот так, во всеуслышание, говорил обо мне? Я неосознанно выпрямилась, вытянулась словно струна, стараясь стать выше, чтобы если – когда? – лорд Астерио назовет мое имя, он смог, наконец, увидеть меня воочию, разглядеть в этой пестрой толпе. Даже после стольких лет, проведенных в тюрьме без единой весточки из дома, я с горечью осознала, что все еще жду этого. Все еще надеюсь, что обо мне не забыли.
За оглушительным стуком крови в ушах я едва расслышала чьи-то размеренные шаги и перестук острых каблучков по отполированному паркету. Когда я вновь подняла взгляд на отца, рядом с ним рука об руку уже стояли двое. Двое, которых я не могла не узнать.
– Лорд Аурелио и леди Дарианна Меньяри прибыли к нам из Ромилии специально ради месяца карнавалов, – произнес отец.
Мой болезненный выдох утонул в шквале аплодисментов, которыми гости поприветствовали молодую пару. Из меня будто бы разом выбили весь воздух. Я отшатнулась, низко опустив голову и часто моргая, чтобы сдержать непрошеные слезы разочарования и обиды, такой же жгучей и болезненной, как и восемь лет назад.
Рука Паука легла мне на спину. Я вздрогнула, но он не убрал ладони – напротив, скользнул ею вдоль моего позвоночника, то ли ободряя, то ли лаская. Темная энергия мягко соприкоснулась с моей, успокаивая и согревая.
– Почему вы не сказали мне? – глухо спросила я. – Вы же знали… Вы не могли не знать… Так почему?
Главный дознаватель не стал отвечать.
Лорд Бальдасарре Астерио взмахнул рукой, подавая знак музыкантам, и те заиграли веселую мелодию второго танца. Я неотрывно следила за отцом и молодыми супругами, о чем-то негромко переговаривавшимися на возвышении. За восемь лет Дари превратилась в ослепительную красавицу, блистательную первую леди, какой всегда мечтала стать. Утонченная, изящная, с уложенными на ромилийский манер косами, в жемчужно-белом платье с изумрудной отделкой, сестра затмила всех девушек на этом балу. Она была до невозможности похожа на меня прежнюю. Такой, наверное, я могла бы стать, не случись той трагической встречи на бал-маскараде.
Сестра порывисто прижалась к отцу, а после заговорила, как всегда оживленно, сжимая большие ладони отца тоненькими пальчиками. Лорд Астерио слушал ее с терпеливым спокойствием. Аурелио обнимал Дарианну собственническим жестом – совершенно так же, как ту незнакомую леди десятью минутами ранее, и при виде того, как он развязно поглаживал сестру, позволяя руке спускаться намного ниже талии, меня передернуло от отвращения.
Завершив разговор, Дарианна с супругом спустились в зал к танцующим парам. Почти сразу же я ощутила ее робкое энергетическое прикосновение: сестра почувствовала мое присутствие. От Дари веяло искренней радостью без примесей брезгливого любопытства или отторжения, и на сердце немного потеплело.
Минуту спустя она протолкалась к нам и прежде, чем я успела предостеречь ее, заключила меня в крепкие объятия.
– Яни! – в глазах Дари плескались надежда и тревога. – Яни, неужели это и правда ты?
Сестра потянулась к моей щеке, словно хотела ощутить тепло кожи, убедиться, что я действительно стояла сейчас перед ней, живая и невредимая. Я заметила на ее тонком запястье змейку брачного браслета рода Меньяри с изумрудами-накопителями глаз, и перед глазами вновь промелькнул образ Аурелио, склонившегося к незнакомой девице. Внутри поднялась волна гнева, но я не позволила ей отразиться на моем лице, не желая расстраивать Дари.
Сестра поправила выбившуюся из моей прически светлую прядь, едва касаясь кожи.
– Ах, Яни, – и голос, и пальцы ее задрожали. – У меня сердце разрывается. Видеть тебя в таком положении, видеть тебя такой… Как это несправедливо! – она наклонилась ко мне еще ближе, почти касаясь моего лица, и прошептала одними губами. – Ты должна быть на свободе. И я…
Сзади раздалось предупреждающее покашливание главного дознавателя. Дарианна вздрогнула от неожиданности, но увидев Паука, открыто улыбнулась, сверкнув жемчужно-белыми зубами.
– Доминико! – просияла она. – Ты ли это? В такой одежде, – Дари окинула внимательным взглядом его форменный китель, – я тебя едва узнала. Серьезный, суровый… А ведь на балах принято веселиться.
Доминико Эркьяни. Почти бессознательно я повернулась, чтобы посмотреть на него, и вздрогнула, встретив мрачный взгляд главного дознавателя. Уголок его губ дернулся.
Паук решительно шагнул между нами, плечом оттесняя от меня сестру.
– Мы здесь по делу. Как вам, должно быть, известно, леди Меньяри, физический контакт с заключенными является грубым нарушением правил, – отрезал он.
Дари обиженно поджала пухлые губы.
– Яни – моя сестра. Мы одной крови, Доминико, и не виделись слишком долго. Слишком, слишком долго… И раз уж из-за твоих глупых правил я не имею права обнять ее, я хочу хотя бы поговорить.
Паук не сдвинулся с места. Дари бросила на меня умоляющий взгляд поверх его плеча, будто считала, что я могу как-то повлиять на своего строгого тюремщика, но я только пожала плечами.
Сестра разочарованно вздохнула.
– Что ж, – нахмурившись, холодно сказала она, – в таком случае, господин главный дознаватель, не буду вам мешать. Яни, мы с тобой обязательно еще увидимся, обещаю. Клянусь.
Она послала мне воздушный поцелуй, сердито фыркнула на Паука и, не прощаясь, растворилась в толпе, оставив мне лишь пустоту и глухую тоску в сердце. Несмотря на прошедшие годы, Дарианна, непосредственная и легкая, осталась почти такой же, какой я ее запомнила. Отчаянно хотелось еще одного глотка свободы, еще одного шанса переговорить с ней, обнять, вернуться хоть ненадолго в безмятежное детство…
Паук шагнул ко мне, будто бы вновь хотел прикоснуться, ободряя, но я отступила в сторону, не желая этого фальшивого сочувствия. Можно подумать, ласка тюремщика могла заменить объятия родного человека.
После ухода Дари время потянулось невыносимо медленно. Бал-маскарад был уже в самом разгаре, а я так и не смогла понять, что побудило Паука принять приглашение лорда Астерио, потребовав при этом моего обязательного присутствия. Он казался совершенно безучастным и к окружавшему его веселью, и к продолжению возможного расследования. Гербовые изумруды рода Меньяри мелькали то тут, то там, но главный дознаватель не сделал ни единой попытки приблизиться к гостям из Ромилии. Он словно бы ждал чего-то – какого-то сигнала, знака. Быть может, главный дознаватель рассчитывал, что менталист-убийца проявит себя сам, но в энергетическом шуме, царившим вокруг, я не могла ничего уловить.
Наверное, следовало сказать Пауку, что мои способности были сейчас совершенно бесполезны. Слишком много сильных магов собралось в бальном зале, чтобы из общего энергетического хаоса можно было выцепить энергетические нити лордов Меньяри. Я почти набралась решимости заговорить, когда сбоку от нас раздалось настойчивое покашливание.
– Прошу прощения.
Я обернулась вслед за главным дознавателем. Стоявший перед нами немолодой мужчина в темном, расшитом на ромилийский манер камзоле и такой же темной полумаске был мне незнаком. Но по энергетическому оружию, обычно недопустимому на балах, и тому, как почтительно, без высокомерия, склонил голову Паук, я предположила, что незнакомец мог быть кем-то из высшего звена отдела магического контроля Ромилии.
– Господин верховный обвинитель, – отозвался Паук, подтверждая мою догадку. – Чем могу быть полезным?
– Я хотел бы обсудить с вами один важный вопрос, – мужчина неприязненно оглядел меня с головы до ног. – Без посторонних ушей.
– Заключенная Астерио не посторонняя.
– Заключенная Астерио, да, – нахмурившись, верховный обвинитель перевел взгляд на Паука. – Наслышан. До меня доходили тревожащие слухи. Вынужден напомнить, что я не одобряю непосредственное вовлечение заключенных в дела магического контроля без крайней на то необходимости, равно как и… фаворитизм. Задумайтесь об этом, Доминико, если не хотите окончательно скомпрометировать себя в глазах Короны.
Паук промолчал, но во взгляде, украдкой брошенном на меня, промелькнуло смутное беспокойство.
– Для нас подготовили третью гостиную. Пойдемте, – настойчиво повторил верховный обвинитель. – Это не займет много времени. После вы сможете вернуться к вашей, – он замялся, подбирая определение, но так ничего и не добавил.
Законник нетерпеливо взмахнул рукой и развернулся на каблуках. Паук помедлил буквально секунду, но все же присоединился к главе магического контроля Иллирии.
– Жди здесь, – бросил он через плечо.
Широкая спина в черном кителе исчезла в море шелков и перьев.
Я осталась одна. Без иллюзорной защиты Паука я была полностью открыта для любопытных взглядов жадной до сплетен знати, и их пристальное внимание нервировало и заставляло полубессознательно отступать все дальше и дальше к стене. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я поискала взглядом сестру, но, к своему неудовольствию, увидела только Αурелио все с той же распутной леди на коленях. Он что-то сердито выговаривал слуге с пустым подносом, яростно жестикулируя и расплескивая вино из зажатого в руке бокала.
Жалость к Дари захлестнула меня горькой волной. Сестра заслуживала лучшей доли, чем такой супруг, который не стесняется выставлять напоказ порочные связи, покрывая жену позором. И как только отец мог допустить такое? Почему вынудил Дари вступить в этот союз? Неужели расчетливый лорд Бальдасарре Αстерио потерял прежнюю деловую хватку?
И тут я, наконец, увидела сестру. Дарианна стояла в противоположном конце бального зала, у двери, ведущей в боковой коридор новой части дворца, как будто хотела оказаться как можно дальше от непутевого мужа. Она не улыбалась и выглядела куда более усталой и менее жизнерадостной, чем во время нашей краткой встречи. Сестра с кем-то разговаривала, но танцующие пары все время скрывали от меня ее собеседника. Внезапно Дарианна шагнула назад, попятившись – или даже скорее отшатнувшись – от бордовых занавесей, закрывавших выход. Ее движение показалось мне резким и нервным, таким странным для обычно изящной Дари.
Обеспокоенная, я сделала несколько шагов в ее сторону. Ближе, ближе. Почти вплотную ко мне пронеслась танцующая парочка, и на мгновение между спинами гостей я разглядела перехваченные изумрудной лентой темные волосы и короткий сюртук мужчины, разговаривавшего с Дари. Он положил ладонь ей на плечо, и она опустила взгляд в пол, явно расстроенная сказанным.
Пошатнувшись, сестра двинулась к бордовым занавесям. Незнакомец последовал за ней. Пары закружились в танце, и я снова потеряла их из виду.
Тревога впилась в сердце острыми когтями. Я не могла оставить Дари. От ее собеседника исходила смутная угроза, которую я ощущала каждой клеточкой своего тела. В высокой фигуре было что-то зловеще знакомое, но разум упорно отказывался складывать детали в цельную картину. Я было потянулась вперед своей энергией, но отдернула себя, испугавшись, что незнакомец почувствует мое внимание. Его реакция могла оказаться совершенно непредсказуемой, а Дари была совсем одна…
Я панически огляделась по сторонам. Паук все ещё отсутствовал. Очевидно, беседа с верховным обвинителем затянулась, и неизвестно было, когда она завершится. Поэтому я сделала то единственное, что могла. Нащупав в энергетическом хаосе вокруг серебристую нить энергии Дарианны, я тихо, почти крадучись, последовала за удалявшейся сестрой и ее спутником.
Мужчина завел ее в одну из боковых галерей, и я, выждав немного, проскользнула вслед за ними за тяжелую портьеру, отделявшую светлый зал, полный людей и слуг, от тихих приватных комнат нового, незнакомого мне крыла.
Никого. Я ощупала магией коридор с рядом одинаковых дверей, но нигде не ощутила их присутствия. Даже след сестры почему-то пропал.
Осторожно я подергала одну за другой дверные ручки. Где-то было заперто, где-то открыто, но всюду было пусто. Сумрачно-синий квадрат окна в конце коридора освещал погруженное во мрак крыло. Нехорошее предчувствие опустилось на плечи каменной плитой.
Внезапно я что-то почувствовала. Ужас пронзил тело раньше, чем я успела обернуться, раньше, чем поняла, что нужно бежать.
Но бежать было некуда.
Преграждая дорогу к выходу, передо мной стоял, скалясь в нехорошей улыбке, мертвец.
– Посмотрите-ка, кто тут у нас, – растягивая полноватые губы, казавшиеся бледно-синими в падавшем от окна сумеречном свете, произнес Витторио Меньяри. – Малышка Αстерио.
* * *
Витторио сделал шаг ко мне, и я, с трудом преодолевая сопротивление скованного ужасом тела, попятилась, отступая все дальше и дальше вглубь темного коридора.
Разум отказывался принимать происходящее. Передо мной стоял тот, кого я считала мертвым все восемь лет, проведенных в стенах тюрьмы. Восемь лет я жила с мыслью, что тогда, во время рокового весеннего бала, я убила человека. Восемь лет я верила, что отбываю заслуженное наказание.
Но эта встреча меняла все.
Все это время Витторио был жив. Он был жив, здоров и свободен, а я, осужденная и забытая, брошенная семьей и женихом, оказалась в тюрьме за его убийство. Убийство, которого не было.
Как? Как такое могло произойти?
Мой упорядоченно-привычный мир рушился на глазах. Кровь шумела в ушах, колени дрожали. Витторио неумолимо приближался.
Спина коснулась холодного оконного стекла. Я вздрогнула, дернулась в сторону, отчаянно надеясь, что сумею обойти Витторио, вырваться, убежать как можно дальше, затеряться в толпе гостей.
Но он оказался быстрее. Одним плавным движением он отрезал мне путь к отступлению. Сдавил ледяной рукой горло, толкнул назад, вжимая спиной в окно.
– Ах, бедная ледяная малышка Астерио, – полноватые губы Витторио Меньяри искривила насмешливая улыбка, – так непривычно чувствовать тебя снова. Скажи, больно, наверное, сознавать, что всем без тебя лучше? Кроме, разве что, бедняги Доминико, но… – его рука, проворно расстегнув пуговицы горловины, легла на мою обнаженную ключицу. – Но нам ведь плевать на беднягу Доминико. И ты ему об этом скажешь, ледяная малышка, скажешь, как умеешь только ты, глядя ему в глаза этим надменно-презрительным взглядом. Разобьешь его черное сердечко.
Я ощутила ментальный приказ, набиравший силу с каждым мгновением. Витторио вновь пытался подчинить меня своей воле, сломить, как и тогда, в полутемной гостиной во время весеннего бала. Кожа касалась кожи. Менталист ликовал.
Но я уже не была той маленькой, до смерти перепуганной девчонкой, которую ему когда-то почти удалось сломать. Моя магия всколыхнулась навстречу серебристым щупальцам ядовитого тумана, потянувшимся к разуму. Встала плотным, непроницаемым щитом, отсекая чужое воздействие. А потом толкнула, отгоняя, выжигая остатки морока.
Витторио расхохотался, потирая обожженные пальцы.
– О, малышка отрастила зубки! Жаль только, что страстного огонька ей это так и не добавило. То же постное личико, то же холодное, равнодушное тело…
Его ледяные пальцы скользнули по моему животу до самого пояса юбки. Он провел рукой, словно пробуя на ощупь плотную ткань тюремного платья, фыркнул презрительно, а после, схватившись обеими руками за темный лиф, резко дернул. Мелкие пуговки, рассыпавшись, застучали по паркету.
Я попыталась оттолкнуть его, но сопротивление лишь раззадорило Витторио. Физически он был сильнее и без труда перехватил мои запястья, фиксируя, и разорвал грубую нижнюю рубашку. Довольно хмыкнул, огладив ладонью обнажившуюся грудь, больно ущипнул.
– Нет? – темная бровь издевательски изогнулась – Ни страстного стона, ни томного вздоха? – палец обвел контур соска, затвердевшего от холода и страха. – Ничего? – Еще один злой щипок. – Совсем ничего?
Я сжала зубы. Витторио наклонился к моему лицу, почти касаясь губами кожи.
– А я скучал. Думал о тебе. Представлял эти розовые губки, эти твои изящные пальчики… Уж поверь, я бы приучил тебя не кусаться. А как хорошо бы смотрелись алые полосы на твоей белой коже…
Внутри поднялась волна тошноты. Я снова рванулась из его рук, но Витторио легко удержал меня.
– Знаешь, – проговорил он почти задумчиво, – мужчины не любят холодных женщин. Не терпят их. Это… оскорбление нашей страсти. Оскорбление, которое мы, все мы, северяне, вынуждены молча сносить. Но в Ниаретте… Ох, малышка, вот как раз в Ниаретте, на родине бедняги Доминико, есть одна прекраснейшая традиция. На надменную деву, посмевшую отказать лорду, открывают псовую охоту. Только представь, как она, рыдая и задыхаясь, бежит через лес в одной полупрозрачной сорочке, насквозь влажной от пота, крови и слез, и гонит ее многоголосый лай, свист, смех. Α уж как с ней забавляются потом, – мечтательно добавил он, наклоняясь к моей шее. Разомкнул губы, коснулся – и острая вспышка боли сопроводила его укус. – Скажу тебе по секрету, мне всегда хотелось попробовать…
Я снова ощутила его гнилостно-терпкое ментальное воздействие. Воображение, разыгравшись не на шутку, рисовало черную фигуру главного дознавателя и злобно скалящихся из-за его спины гончих, и магия Витторио, капля за каплей просачиваясь в мой разум, дополняла образы собак красными горящими глазами, высунутыми языками, капающей слюной. И Паук… сейчас он действительно напоминал паука – кошмарного, многорукого, оплетающего мое безвольное тело липкой белой паутиной.
Я сопротивлялась отчаянно и упрямо, нить за нитью отсекая чужое влияние, вырывая серебристые щупальца с корнем, но в глубине сознания, набирая силу, билась тревожная мысль – а вдруг это правда? Вдруг Паук действительно способен на такое? Ведь намекал же комендант на его… наклонности. Он словно бы знал…
Внезапно Витторио отступил на шаг, разглядывая мое полуобнаженное тело с улыбкой художника, оценивающего созданное им извращенное полотно. Я отшатнулась, вжимаясь в стекло. Рука нащупала округлую медную ручку. То, что я сначала приняла за окно, оказалось выходом на боковой балкон. Я навалилась всем телом, надавила и почувствовала, как дверь поддалась. B коридор хлынул поток свежего ночного воздуха.
Я подалась назад, на крохотный узкий балкончик. Подо мной, на высоте двух-трех этажей, тихо рокотали воды канала. Низкая кованая решетка была единственной преградой, отделявшей меня от темной пропасти.
Витторио неторопливо вышел вслед за мной. Он знал: отсюда бежать некуда. В его руке блеснул узкий клинок – стилет, точно такой же, как на реплике, которую я воссоздала из воспоминаний Спиро Дьячелли.
Им, наверное, он вырезал кровавую надпись на груди еще живой Мариссы.
– Женщина, женщина, причина всех бед всегда женщина, как говорил этот идиот Пацци, – нараспев продекламировал Витторио, поигрывая стилетом. – Как бабочка лети, лети…
Я не отрывала взгляд от танцующего в воздухе лезвия. Убийства, женщины, Стефано…
«Он безумец, – вдруг поняла я. – Витторио Меньяри безумен. А безумный менталист, обладающий, к тому же, значительной силой, представляет для людей огромную, чудовищную опасность».
Витторио мечтательно посмотрел на лезвие, скользнул языком по губам и вдруг рассмеялся каким-то своим мыслям.
– Понимаешь ли ты, – он выделил последнее слово, и я вскинула голову, невольно встречаясь с ним взглядом, – как легко один раз… оступиться. Оступиться, да. Р-раз – и уже летишь вниз. Неостановимо. Навсегда. B холодную бездну, скованный по рукам и ногам…
Бедра коснулись кованых перил. Каблук чиркнул по мраморному полу. Я вцепилась в край балкона, боясь упасть.
Оступиться.
Внизу шумела вода. Глухо плескались волны, разбиваясь о стены дворца. Чернота притягивала, грозила затянуть внутрь, в глубину.
– Эх, женщины, – темные глаза безумца Витторио неотрывно смотрели в мои. Он словно хотел что-то передать взглядом, что-то, что невозможно было облечь в слова. – Красивые… но какие же глупые. Ничего не видят. Ничего не понимают. Не могут…
Клинок сверкнул в неровном свете фонаря.
Оступиться…
И за мгновение до того, как стилет вошел бы мне в живот, я перегнулась через перила и, нечеловеческим усилием оттолкнувшись, бросила себя прямо вниз, в темные воды канала.
* * *
Сильный удар выбил из легких весь воздух. Распахнутыми от ужаса глазами я наблюдала, как мерно колыхавшаяся поверхность воды становилась все дальше и дальше, по мере того как я погружалась на дно. Тяжелое намокшее платье не давало выплыть, сковывало движения, и я барахталась, билась, словно запутавшаяся в сетях рыба.
Подводное течение, нередкое в каналах Веньятты во время приливов и отливов, повлекло меня прочь от стен дворца. Из последних сил я гребла к казавшейся бесконечно далекой поверхности, к сверкающим бликам карнавала. Холод пробирал до самых костей, сводил судорогой руки и ноги. Легкие горели от нехватки воздуха, перед глазами плясали черные точки. Я отрешенно осознала, что ещё немного, и я не смогу удержаться от того, чтобы сделать судорожный вдох, и, глотнув воды, окончательно пойду ко дну.
Непрошенные воспоминания вспыхнули перед внутренним взором. Когда-то давно мы с маленькой Дари отдыхали на веньяттской ривьере, и сестра, забыв о предостережениях гувернантки, заплыла на середину реки, не подумав о холодных течениях. Я помнила тот парализующий страх, что охватил меня, когда я осознала, как близка Дари к тому, чтобы попасть в опасный поток. Помнила, как бросилась к мосту, не слушая окриков слуг, как прыгнула в воду прямо навстречу беспечной сестре. Я оказалась в самом центре, и сильное течение едва не увлекло меня на глубину.
Тогда я стойко сопротивлялась потоку, то погружаясь в воду, то снова всплывая, но ни на секунду не теряла из виду сестру. Кричала, срывая голос, чтобы она поворачивала назад, к берегу. Я почти выбилась из сил, сражаясь с холодным течением, а Дари наблюдала за мной с недоуменным непониманием. Она так и не пересекла черты, разделявшей теплые и холодные речные воды, и оттого мои потуги казались ей какой-то странной игрой.
Мне все же удалось выплыть, и к берегу мы возвращались уже вместе. Я рассказала Дари о грозившей ей опасности, и сестра, всхлипнув от запоздалого страха, подставила мне плечо, помогая плыть. Вечером гувернантка нажаловалась отцу, и он долго отчитывал меня за глупость. С тех пор я запомнила, как коварны могут быть течения, но, похоже, так и не научилась соизмерять риск и не влезать в неприятности, пытаясь помочь сестре.
У одной из маленьких площадей канал расширялся, и течение ослабло, позволив сделать последний отчаянный рывок и, наконец, достигнуть поверхности. Скованное судорогой тело окоченело настолько, что мне с трудом удалось вдохнуть. Я надсадно закашлялась, сплевывая мутную воду.
Сквозь слипшиеся ресницы я различила яркие пятна огней: на площади раскинулась ярмарка, слышались голоса, музыка, смех. У моста, спиной к воде, стояли два законника. Я попыталась закричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Течение протащило меня дальше, безумно близко, но недосягаемо далеко, унося в переплетение каналов и улиц, выбросив лишь в нескольких кварталах от площади на чьей-то тихой и безлюдной пристани.
Я выползла на мостовую в конце узкого переулка, выходившего прямо к воде. Ноги и руки не слушались, меня била крупная дрожь. Я совершенно не понимала, где нахожусь и как вернуться обратно. И Дари… она могла быть в опасности.
А самое худшее, что я ослушалась Паука. Я, заключенная, которая должна была находиться под постоянным наблюдением, оказалась вдали от своего надзирателя. И это могло бы считаться побегом. А наказание за побег в Бьянкини было одно: незамедлительная казнь.
От этой мысли меня затрясло ещё сильнее.
Внезапно по телу, по мокрому разодранному платью пробежал луч света. Он ослепил меня, и я вскинула руку, прикрывая глаза.
– Здесь! – раздались чьи-то крики. – Она здесь!
По брусчатке загремели тяжелые шаги, и я прекрасно понимала, кто это.
Ко мне бежал главный дознаватель, а за его спиной виднелись силуэты четверки законников с фонарями.
* * *
Я в панике вжалась в стену. Они неслись на меня – топот множества ног отражался от стен переулка, рождая пугающее дробное эхо. Фонари, покачивавшиеся в руках законников, искрились, словно глаза черных призрачных гончих. Свет бил Пауку в спину, и зловещая черная тень ложилась на мостовую, подбираясь все ближе и ближе, заслоняя собой все.
Я скорчилась на мокрых камнях, закрыла руками голову и приготовилась к худшему.
Не сбавляя шага, главный дознаватель практически рухнул передо мной. Пальцы больно впились в плечи. Я с трудом подняла голову. Лицо Паука в переменчивом контрастном свете показалось мне искаженным от ярости.
– Я не пыталась сбежать, – слова, быстрые, сбивчивые, вырывались с хриплым присвистом. – Господин главный дознаватель, лорд Эркьяни, я не пыталась сбежать, я не хотела… это было… я не пыталась сбежать…
Горло свело спазмом. Я вцепилась в рукава его кителя едва гнущимися от холода пальцами и посмотрела на него с отчаянной мольбой.
– Я не… Меньяри… он… Дари… Дарианна… он…
Мрачный взгляд заставил меня замолчать на полуслове.
– Он тебя трогал? – глухо и низко прорычал Паук.
Я помотала головой, не вполне уверенная, что же он хотел услышать. Витторио касался меня, пытаясь подчинить, но он был достаточно осторожен, чтобы не оставить ментального следа, который можно бы было считать.
Главный дознаватель сжал руки в кулаки и поднялся на ноги. Я попыталась встать вслед за ним, но окоченевшее тело отказалось слушаться. Сознание на мгновение помутилось, и следующим, что я увидела, была неумолимо приближавшаяся брусчатка мостовой. Я внутренне сжалась, приготовившись к удару, но Паук поддержал меня, не давая упасть.
Он вдруг оказался близко, слишком близко. Прижал меня к себе, едва не касаясь обнаженной кожи, и я отчаянно дернулась назад, вырываясь из этих почти объятий, потому что это было совершенно неприемлемо, опасно и против всех правил. Главный дознаватель разжал руки, отпуская меня.
