Текст книги "Паук в янтаре (СИ)"
Автор книги: Валерия Яблонцева
Соавторы: Анастасия Волжская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Шаг, другой. Менталист Спиро Дьячелли нагонял жертву – и изображение приблизилось, стало четче. Я увидела руку, коснувшуюся плеча девушки, и леди Элия Манорро испуганно обернулась. Послушная моей воле, картинка застыла, давая возможность разглядеть призрачное лицо.
Я точно не встречала эту девушку раньше: восемь лет назад она была ещё малышкой, которой рано было выходить в свет. Но родовой артефакт семейства Манорро – изящную брошь с крупным кристаллом – я узнала без труда. Замершая Элия, юная наследница некогда уважаемого в Веньятте семейства, с ужасом глядела в глаза своего будущего убийцы.
Мгновение, и к потерям семьи Манорро – виноградникам, месту в совете, уважению, богатству – прибавится ещё и смерть наследницы. Мысленный приказ вновь привел картинку в движение. Элия, сотканная из серебристых нитей, расшнуровывала платье. Мужчина, не двигаясь, следил за ее движениями. Я не чувствовала в нем ни желания, ни ненависти к стоявшей перед ним девушке. Только странная, неестественная потребность убить. И страх.
В поле моего зрения показался кинжал. Я потянулась к нему, и призрачное оружие мягко скользнуло в мою ладонь. Тонкий узкий клинок с обоюдоострым лезвием и изогнутой гардой, нетипичный для мастеров Веньятты. Он больше походил на дорогое украшение к придворным одеждам, чем на настоящее оружие, хотя ковка была хорошая и, судя по отсутствию блеска на лезвии, заточен он был отменно. Я покрутила призрачный клинок в поисках клейма, но не смогла отыскать его.
Костяную рукоять украшала затейливая резьба, однако узор был едва различим: в том месте, где оружие сжимала рука менталиста, иллюзия оставалась пустой, прозрачной. В основании был закреплен некрупный защитный кристалл. Камень тускло светился холодным светом, и отголоски знакомой энергии растекались по гарде и лезвию. Ромилия? Аллегранца?
Вернув кинжал в руку Дьячелли, я вновь оживила картинку. Призрачные нити шнуровки на платье Элии лопнули от прикосновения острого клинка. Α затем я увидела, как лезвие резко, по рукоять, вошло в живот девушки.
Позади, почти на грани видимости, чья-то тень, прежде невидимая, жадно подалась ближе.
Я замерла, и сцена убийства тоже застыла в момент падения Элии на мостовую. Взмахом руки я приблизила картинку. Призрачная фигурка девушки, подхваченная Спиро Дьячелли, растворилась в воздухе, давая мне возможность разглядеть силуэт нового участника этой драмы. Неизвестный, прежде державшийся тени, лишь на мгновение мелькнул в луче лунного света. Я различила очертания головы и плеч, но рассеянный свет не давал четкого контура, и понять, кто оказался свидетелем убийства, было невозможно.
Горло сдавило от напряжения. Сглотнув, я осторожно начала раскручивать сцену обратно от конца к началу, пристально вглядываясь в тени, плясавшие по камням мостовой. Две фигуры, слившиеся в одну – Элия и Спиро – медленно разъединились. Ее тонкий силуэт чуть дрожал, когда она, путаясь в завязках, туго зашнуровывала корсет. Спиро попятился, Элия тоже. Далекие огни центра Веньятты становились все дальше, девушка замедлила бег, а вскоре скрылась в густой тени, нырнув в один из боковых проулков. Неизвестный человек, которого я пыталась увидеть, ничем не выдал себя.
Но видение, против моих ожиданий, не оборвалось.
Улица двигалась назад пока, наконец, не показался высокий забор, отделявший складские помещения порта от жилых кварталов. В поле моего зрения попали грубо сколоченные коробки, мешки. Слева темнел зев открытого склада, а массивная тень на воде, скорее всего, принадлежала пришвартованному торговому паруснику. Шла разгрузка судна. Я не чувствовала вокруг людей, доки были пусты. Видимо, в ночную смену Дьячелли работал один.
Спиро застыл посреди двора, готовый по неслышимому сигналу двинуться вперед, к Элии. Страх пополам с напряженным ожиданием чего-то неведомого сковывал его, пригвождая к месту. У его ног лежал брошенный на землю мешок, и из развязавшейся горловины выглядывали темные зерна пшеницы. С удвоенной осторожностью я отсчитывала мгновения, проверяя, как далеко вглубь сохранившихся воспоминаний осужденного менталиста я сумею заглянуть. Контуры доков истончались по мере того, как слабела ментальная связь. Казалось, еще немного, и энергетические нити, не толще волоса, лопнут, и картина рассыплется снопом догорающих искр.
Темный силуэт выскользнул из тени, и почти сразу я ощутила иллюзорный толчок в плечо. Правая рука налилась тяжестью от вложенного в пальцы Спиро Дьячелли резного клинка, ладонь обожгла резкая боль – костяной узор оцарапал кожу. Руки портового работника коснулись чьи-то холодные пальцы, и я почувствовала, как перетекает через это прикосновение бездушный ментальный приказ. Картинка пустынного двора задрожала, едва удерживаемая моей магией.
Вот оно. Незнакомец подошел тихо, бесшумно, и его прикосновение оказалось почти незаметным, едва уловимым. Он прошмыгнул, словно тень, и тут же растворился в окутавшей порт черноте, оставляя Спиро с оружием в руках и четким ментальным приказом: дождаться идущую по улице девушку, остановить, затуманить ей разум и убить. На короткое мгновение низкая полная луна высветила контур менталиста рядом с тенью Дьячелли, и я разглядела очертания высокой фигуры в модных узких брюках и приталенный силуэт короткого сюртука. Сбоку чуть топорщились опустевшие ножны. Пальцы незнакомца были увешаны массивными перстнями. Волосы, длиной почти по самые плечи, непослушной копной вились вокруг головы. Шею обхватывал жесткий воротничок-стойка.
Аристократ. Кто-то из высшей знати и, судя по клинку, вряд ли менталист был уроженцем наших земель.
С негромким хлопком сотканный мною призрачный образ ночной Веньятты и две неподвижные тени на мостовой рассыпались сотнями бесполезных нитей.
Я устало привалилась спиной к холодной стене карцера. Остаточная магия покалывала пальцы, а внутри, отдаваясь ноющей болью в висках, зрела уверенность, что призрачная картина, воссозданная мною по памяти Спиро Дьячелли, почти в точности повторяла ту, другую, что я когда-то вытащила из разума заключенного, дело которого расследовал Стефано Пацци. Только тогда утопленную девушку со следами ментального воздействия нашли на отмели.
Лодочник-менталист, перевозивший людей между многочисленными островками, на которых раскинулись пригороды Веньятты, с помощью магии заманил леди Бригитту Ареццо в лодку на глазах у десятка свидетелей, а после, добравшись до отдаленного острова, утопил на мелководье. Убийцу отыскали почти сразу же, он не пытался скрыться от правосудия или отрицать случившееся. Любой из известных мне законников удовлетворился бы сбивчивым признанием лодочника и закрыл дело. Но не младший дознаватель Стефано Пацци. Мотив преступления не давал ему покоя.
Тогда под нетерпеливым взглядом молодого законника я изучила обрывки памяти лодочника вдоль и поперек, но в сознании, разрушенном ментальной магией, сложно было различить хоть что-то осмысленное. Но даже так, среди мутных образов и полубезумного бреда безвольного убийцы, я смогла почувствовать те же тончайшие холодные серебряные нити чужой ментальной магии. Несколько лет назад неизвестный менталист разгуливал по улицам Веньятты, подчиняя более слабых магов и толкая их на чудовищные преступления.
И теперь он появился снова.
* * *
Должно быть, я задремала, потому что очнулась лишь тогда, когда моя магия, удивительно своевольная, уже потянулась серебристо-белыми нитями навстречу Пауку. Обычно послушная и тихая, рядом с новым главным дознавателем она, казалось, полностью выходила из-под контроля. Это едва преодолимое притяжение могло означать только одно – то, чего мне так отчаянно не хотелось признавать с самой первой нашей встречи – мы были энергетически совместимы.
Какая жестокая насмешка природы.
В северных землях, где политическая выгода всегда ставилась на первое место при выборе супруга, энергетическую совместимость считали чем-то вроде досадной помехи, пережитка прошлого, только мешающего образованию выгодного союза. Последовавших зову магии осуждали, называя недальновидными глупцами. Энергетическая совместимость, вещь сложная и непредсказуемая, могла связать воедино магию двух совершенно неподходящих, по мнению общества, людей – например, леди и бастарда, лорда и девушку из обедневшей семьи, а то и вовсе двух мужчин.
Но на юге, в родных землях Паука, все было иначе. Южане охотно подчинялись зову магии, даже если это означало заключение невыгодного с политической точки зрения союза. Ходили слухи, что уроженцы Ниаретта чувствовали энергетическую совместимость, как псы чуют близость желанной добычи. А значит…
Он знал.
Усилием воли я заставила свою энергию отпрянуть, едва коснувшись. Но даже столь мимолетного контакта хватило, чтобы понять – главный дознаватель Веньятты был зол. Очень, очень зол.
Его сила бурлила внутри черным лавовым озером, готовая выплеснуться наружу в любую секунду, и темные искры, как предвестники страшного извержения, рассыпались вокруг, заставляя магически одаренных заключенных испуганно вжиматься в стену в бессознательной попытке спрятаться от испепеляющей мощи главного дознавателя, а сопровождавших его охранников сбиваться с шага.
Хлопнула дверь. Кованые подошвы форменных сапог гулко застучали по неровному каменному полу. Что-то сбивчиво забормотал охранник. Провернулся в замке ключ, заскрежетала решетка. Я пожалела, что в коридоре нижнего уровня тюрьмы из экономии не зажигали факелы, потому что свет фонаря в руках охранника на мгновение ослепил меня. Растеряно моргая, я инстинктивно отпрянула вглубь, к самому краю жесткого настила, и замерла.
– Господин, вам, наверное, не стоит… вы… я позову коменданта, – стушевался охранник.
Снова скрипнула дверь. Пятно яркого света заколыхалось, удаляясь все дальше и дальше в сторону выхода к верхним уровням. Мы остались вдвоем в полумраке, нарушаемом лишь светящимися артефактами на форменном кителе главного дознавателя.
В тесном карцере Паук показался мне огромным. Он словно бы заполнял собой все пространство, выжимая даже воздух. Вдруг стало тяжело дышать, живот потянуло нервным спазмом.
– Ваш менталист мертв, – хрипло произнес Паук, решительно шагнув ближе.
Не найдя ничего лучше, он сел прямо на жесткий настил – слишком близко, едва не задев меня. Я нервно подтянула колени к груди и поспешно одернула юбку – оголившиеся лодыжки, хоть и скрытые плотными шерстяными чулками, привлекли неприязненное внимание Паука.
Уголок его губы дернулся, лицо исказила гримаса крайнего отвращения.
– Не спросите, почему? – почти выплюнул он. – Или лимит слов на сегодня исчерпан? Все?
– Полагаю, господин главный дознаватель, его казнили, – переборов дрожь, ровно ответила я.
– Нет, – качнул головой Паук. Он залез в ворот рубашки и с силой, до побелевших костяшек пальцев, сжал тускло светящийся артефакт, висевший на цепочке. Я почувствовала отголосок знакомой магии: янтарный медальон с пауком окутал главного дознавателя потоком серебристо-черной энергии, холодной и отрезвляющей. – Он умер сам. По предварительному заключению, данному судебным лекарем, от внутреннего кровотечения и кровоизлияния в мозг. Так что ваша теория о предыдущем ментальном воздействии перестает казаться неправдоподобной.
Тон его голоса постепенно выравнивался, как будто разговор об обстоятельствах дела успокаивал его, усыпляя опасное и нестабильное нечто, которое я ощущала внутри него. Паук выпрямился, брезгливые морщины разгладились. Даже темная энергия, казалось, затихла.
Я решила, что более подходящего момента может и не представиться.
– И клинок, – бросила я с кажущимся безразличием. – Такой клинок никак не мог принадлежать портовому работнику.
– Какой клинок? – Паук, едва различимый в полумраке камеры, резко повернулся ко мне, и я поспешно опустила взгляд.
Главный дознаватель взмахнул рукой, и факелы на стенах разом вспыхнули, разбрасывая снопы искр. Тюремный коридор и камеры озарились ярким слепящим светом. Я услышала, как испуганно вскрикнули в других камерах карцера заключенные.
Еще одно нетерпеливое движение – и свет стал приглушеннее, спокойнее. Я чуть выдохнула, расслабляясь, и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Паука.
Он заглотил наживку.
– Какой клинок? – повторил он. – И смотрите на меня, когда говорите! Не надо так дрожать, я не верю во всю эту чушь про проклятие взглядами, вздохами и неосторожными мыслями.
Медленно я подняла голову и взглянула прямо в желто-карие глаза главного дознавателя.
– Узкий обоюдоострый клинок, стилет, – мне не составило труда восстановить в памяти призрачный образ, ранее детально воссозданный моей магией. – Такие характерны для юго-восточных земель Иллирии – Ромилии, Аллегранцы, Ниаретта. Изогнутая гарда, резная костяная рукоять. Навершие инкрустировано защитным кристаллом. Небольшой остаточный заряд, скорее всего, должен был сохраниться и после удара.
Паук прищурился, словно задумавшись над чем-то. Я молчала, ожидая, что он сам задаст следующий вопрос, но главный дознаватель не спешил интересоваться подробностями. Время тянулось мучительно медленно, а он так и не проронил ни слова. Казалось, смятый подол моего платья занимал его гораздо больше, чем менталист-убийца.
На мгновение прикрыв глаза, я еще раз мысленно прокрутила события ночи убийства. Ладонь сама собой ощутила тяжесть клинка. Я вспомнила прикосновение холодных пальцев менталиста и боль, пронзившую пальцы грузчика.
– Тело Спиро сожгли?
Паук посмотрел на меня с тенью любопытства, а после покачал головой.
– Проверьте его правую ладонь. Должны обнаружиться свежие царапины. Когда ему в руку вложили клинок, костяной узор оцарапал кожу.
– Вложили… – насмешливо протянул главный дознаватель. – Вынудили…
Отклонив голову назад, я посмотрела на Паука. Его лицо было непроницаемо – каменное изваяние, не иначе. Лишь в глубине желто-карих глаз тлел опасный огонек, не суливший мне, осужденной за ментальную магию, ничего хорошего.
Казалось, Паук от всей души ненавидел таких, как я.
– Откуда вы это знаете, заключенная? – заметив мой взгляд, хрипло спросил он.
– Я изучила энергетическую реплику того, что успела считать из воспоминаний Спиро Дьячелли о ночи убийства.
– Вы создали энергетическую реплику? – нахмурился Паук, вглядываясь в мое лицо с каким-то непонятным беспокойством.
Я кивнула.
– Да. У меня хорошая память.
– И, надо полагать, резерв.
Это прозвучало так, словно Паук хотел обвинить меня в бессмысленной растрате драгоценной энергии, по его мнению, вероятно, принадлежавшей исключительно исследовательскому центру Бьянкини, отделу магического контроля и Короне, но никак не мне самой.
Я оставила его замечание без комментариев. Оправдываться не хотелось – у меня была совершенно иная цель, и я должна была ее достичь во что бы то ни стало.
– Лорд Эркьяни, – негромко произнесла я, вспомнив, как он отреагировал в прошлый раз, когда я обратилась к нему по имени, – я знаю, зачем вы здесь. Знаю, чего вы хотите.
Он замер на мгновение – практически застыл, даже дышать перестал. Скользнул мрачным взглядом по моему телу снизу вверх, от штопаного подола старого форменного платья до небрежно забранных в узел на макушке светлых волос, задержавшись, почему-то лишь на губах.
– И чего же, заключенная? – насмешка ушла из его голоса, осталось лишь глухое раздражение, почти злость.
Он явно не понял меня – подумал не то. Наверняка многие осужденные женщины пытались выторговать поблажки, расплачиваясь собственным телом, но я была совершенно уверена – Паука заинтересует не это.
Я облизнула пересохшие губы.
– Должность верховного обвинителя, не так ли?
Желто-карие глаза вспыхнули. Я продолжила, прежде чем он сказал хоть слово.
– Это не первый подобный случай. Только представьте, что менталист-убийца, настоящий убийца, годами оставался безнаказанным, прячась под самым носом отдела магического контроля Веньятты, под самым носом вашего предшественника. А вы… – я чуть-чуть, самую капельку, подалась вперед, плавно и медленно, чтобы не спровоцировать его, и придала голосу проникновенной убедительности, – вы сорвете с него покровы, выведете на чистую воду. Раскроете это громкое преступление, достойное внимания Короны, достойное высшей награды из рук самого короля. Это дело может вывести вас на самый верх, дать вам все, чего вы хотите.
Паук молча смотрел на меня, практически не мигая. Под его тяжелым взглядом внутри всколыхнулась тревога, пальцы предательски похолодели – хотелось провалиться сквозь каменный пол к самому основанию тюрьмы, лишь бы оказаться как можно дальше от главного дознавателя. Но я упорно продолжала говорить, улыбаясь уголками губ, отчаянно желая, чтобы честолюбие взяло верх, и Паук уцепился за подкинутую ему возможность.
– Я чувствовала такое прежде. Здесь, в стенах крепости Бьянкини, были и другие осужденные, подобные Спиро Дьячелли. Поднимите архивы…
Дверь, ведущая на нижний уровень, распахнулась, с грохотом ударившись о стену. От прилива свежего воздуха пламя факелов задрожало, жадно потянувшись к вошедшим. Я распознала мелкие семенящие шаги коменданта и широкие, чеканные – Бьерри.
Вытирая пот со лба, комендант замер по другую сторону решетки. Бьерри встал за его спиной. Поймав мой взгляд, старый законник осуждающе покачал головой, словно напоминая: он говорил, что близкое общение с главным дознавателем до добра не доведет.
– Господин главный дознаватель, – комендант воззрился на Паука, сидевшего недопустимо близко ко мне на узкой жесткой койке карцера, с суеверным ужасом, но, встретив едкий взгляд главного дознавателя, осекся. – Мне доложили, что вы спустились сюда. Как видите, заключенная отбывает положенное наказание. Я взял на себя смелость… – он замялся.
Не глядя на меня, Паук медленно поднялся. Я почувствовала, как, кружась, набирал силу черный энергетический шторм вокруг главного дознавателя по мере того, как он подходил все ближе к начальнику исследовательского центра. Темные щупальца магии потянулись к отечной шее.
– Вы… вы получили мой скромный подарок? – залепетал комендант, вжимая голову в плечи под пристальным взглядом Паука. – Ящик отменного вина из Ниаретта, лучшего, что можно достать у нас. Я надеялся, вам будет приятны… воспоминания о родных краях.
– Почему заключенная находится в карцере? – обманчиво ровным голосом поинтересовался Паук.
– Так вы же сами… – комендант беспомощно взглянул на Бьерри, но старый законник только пожал плечами. Начальник исследовательского центра тяжело вздохнул и обреченно закончил. – Не извольте беспокоиться, все исправим.
– Не торопитесь, – Паук небрежно махнул рукой, и комендант, уже собравшийся было позвать охранников, ожидавших у выхода, замер. – Сегодня утром я инспектировал камеры верхнего уровня. Условия, в которых содержатся полезные закону преступники, неприемлемы. Я требую, чтобы заключенную номер семь определили в более приличные комнаты. Уверен, на территории центра должны найтись такие.
Комендант перевел взгляд с Паука на меня, а затем обратно, и выражение его лица неуловимо изменилось, приобрело хищный, мерзкий оттенок. Глаза маслянисто заблестели, рот растянулся в нехорошей улыбке. Я сразу поняла, что вывод, к которому пришел комендант, оценив обстановку, мне не понравится.
Так и вышло.
– Господин главный дознаватель, я вижу… интерес… Если пожелаете, буду счастлив принимать вас в своем доме в Бьянкини. У меня есть очаровательная племянница, типичная уроженка наших земель, утонченная белокожая блондинка, милейшая девочка. Она почтет за честь оказать вам… особое внимание.
Паук, казалось, окаменел. Застыл в шаге от коменданта, неподвижный, словно статуя из темного гранита, и лишь ногти впились в незащищенные перчатками ладони. Ощутив его ярость, я инстинктивно вжалась в стену, Бьерри попятился. Один комендант не заметил реакции главного дознавателя, с каждым последующим предложением зарывая себя все глубже и глубже.
– Но если для вас предпочтительнее… воспользоваться… одной из заключенных, я готов лично подыскать для вас красивую, послушную и совершенно безопасную девочку. И лучшую комнату на верхнем уровне, самую лучшую, самую удобную. Разумеется, ни словечка об этом не покинет стен Бьянкини.
Паук молчал – опасно, напряженно молчал. Побледневший Бьерри предостерегающе прикоснулся к плечу начальника центра, но тот досадливо стряхнул его ладонь. По старой привычке, вбитой с детства, я прикрыла себя, Бьерри и коменданта невидимым щитом. Если Паук, ослабив контроль, отпустит на свободу всю мощь темной энергии Ниаретта, от нас, карцера, да и всего острова-тюрьмы – а возможно даже от центра и близлежащего Бьянкини – останется лишь груда каменных обломков.
«Никогда не провоцируй южанина», – повторяли учителя, нанятые лордом и леди Астерио для своих детей. Сейчас я особенно остро осознавала правдивость этих слов.
Но комендант, совершенно нечувствительный к энергетическим потокам, не ощущал нависшей над ним опасности. Он все еще улыбался, криво, заискивающе, и во взгляде сквозило едва прикрытое торжество. Вот она, маленькая слабость господина главного дознавателя, ниточка, за которую после можно будет дергать, чтобы получить выгоду и упрочить собственное влияние.
Подняв руки, словно сдаваясь, комендант бросил беглый взгляд на меня – я еле успела отвернуться и опустить голову – и грязно усмехнулся.
– Что ж, – с фальшивым сожалением проговорил он, – если вы предпочитаете… опасность… мы можем опустошить ментальный резерв этой заключенной на накопителях или других узниках, а после она перейдет в ваше полное распоряжение. Конечно, риск, что она каким-то чудом сможет собрать крохи энергии и ментально повлиять на вас, останется, но куда же без этого. Ведь именно риск так будоражит кровь. Есть в этом… какая-то особая острота, притягательность. Хотя я, конечно, не стал бы… Да и она послушная девочка, понимает, что будет, если…
Мне показалось, еще слово – и черная мощь, подобно пробудившемуся вулкану, вырвется из-под контроля, сметая все вокруг обжигающим огненным потоком.
– Господин комендант, – раздался ледяной вопреки всему голос, – мне начинает казаться, что у вас в центре не только бардак, но и бордель.
Комендант гулко сглотнул. Он лихорадочно закрутил головой в поисках поддержки, но Бьерри избегал встречаться с ним взглядом, а Паук стоял посреди камеры как воплощение карающей длани правосудия, беспощадной к царившему в Бьянкини произволу и взяточничеству.
– Что вы, – заикаясь и стремительно бледнея, пролепетал комендант. – Как… как можно. Это… это не то, что вы подумали.
Исчерпав весь запас красноречия, он умолк.
– Раз уж речь зашла о бардаке, – недобро прищурился Паук, – то я, пожалуй, не прочь изучить финансовые документы центра. Прямо сейчас.
Комендант бессознательно схватился за отворот пиджака возле сердца. Выглядел он так, будто его действительно вот-вот хватит удар.
– К-конечно, г-господин главный дознаватель, – запинаясь, произнес он и засеменил в сторону выхода. – С-следуйте за мной. В-все п-предоставим в лучшем в-виде.
Паук едва удостоил его небрежным кивком. Бросив на меня беглый взгляд, полный бессловесной злобы, он молча вышел из камеры. Бьерри чуть выступил вперед и заскочил в карцер прежде, чем решетка захлопнулась за спиной главного дознавателя.
– Пойдем, дочка, – он подхватил меня под локти, помогая подняться. – Я отведу тебя обратно, пока господа разбираются.
Выждав, когда на винтовой лестнице затихнут шаги Паука и коменданта, мы побрели следом. Бьерри молчал, и я кожей чувствовала его неодобрение. Мне нечего было возразить старому законнику. Обиднее всего было то, что, несмотря на все мои старания, Паук, кажется, так и не решил взяться за дело Спиро Дьячелли и других жертв убийцы-менталиста.
– Ничего не вышло, Бьерри, – пожаловалась я. После сырого карцера меня немного знобило, и старый законник, вздохнув, накрыл мои плечи своим форменным кителем. Я благодарно улыбнулась ему, он же в ответ лишь хмуро поджал губы. – Его совершенно не волнуют беды простых людей. Я не сумела уговорить его помочь.
– Вот и хорошо, как по мне. Ни к чему тебе лишнее внимание главного дознавателя, дочка. Уж поверь мне, совершенно ни к чему такое. Чую, – он кашлянул, проглатывая крепкое словцо, – нутром, что плату за помощь он бы потребовал такую… В общем, слишком это.
– И что же теперь делать? – я поплотнее запахнулась в китель, согретый теплом Бьерри. – Жертва в могиле, убийца на свободе. Как спать по ночам, понимая, что я могла что-то сделать, но… не нашла нужных слов. Не подобрала к нему ключика. Не разгадала его. Не прочитала, не почувствовала…
Законник не ответил.
* * *
Привычный распорядок жизни в тюрьме и исследовательском центре постепенно менялся. Бьерри, по – прежнему ежедневно сопровождавший меня до рабочих комнат и обратно, вполголоса делился новостями. В отчаянной попытке сохранить теплое место, комендант с позором уволил главного управляющего, архивариуса, главного надзирателя тюрьмы и старшего кладовщика, некогда обласканных вниманием начальника. Остальные ходили по струнке и поддерживали в исследовательском центре образцовый порядок.
На этом, однако, перемены не закончились. Сначала я целый час прождала Бьерри, гадая, не придумал ли Паук или комендант очередного наказания для меня и не уволен ли старый надзиратель. Но после переговоров через стенку с иренийцем выяснилось, что, согласно новому приказу, рабочий день заключенных теперь начинался на час позже и заканчивался на час раньше. Действительно, за несколько минут до того, как часы на башне центра пробили девять, Бьерри, наконец, пропустили в тюрьму. Законник окинул меня хмурым взглядом, словно проверяя, не со мной ли связаны неожиданные нововведения, но я лишь покачала головой. Путь до рабочих комнат мы проделали в молчании.
Α на следующее утро бригада плотников, принесших с собой свежеобструганные доски, принялась бодро сколачивать новую мебель прямо в камерах. Ирениец, братья-артефакторы и я наблюдали за этим в немом удивлении. Чуть позже доставили новые матрасы, теплые одеяла и по два комплекта постельного белья.
Я не знала, кого благодарить за все это. То ли комендант пытался выслужиться, устроив такие радикальные изменения в привычном тюремном укладе, то ли сам главный дознаватель был одержим кипучей жаждой деятельности. Конечно, добротная кровать, шкаф и плетеная циновка на полу были куда приятнее холодных камней и покосившейся мебели, но непонятно было, как долго продержатся эти перемены и чего это будет нам стоить.
– Заключенная номер семь! – рявкнул охранник, и я едва успела повернуться, как мне в руки швырнули толстый плед, поверх которого лежало две пары добротных сапожек. Темная кожа и плотная частая шнуровка по голенищу, которую мастера называли «южными петлями», однозначно указывала на личность дарителя. Выходит, вопреки чаяниям Бьерри, Паук не забыл о моем существовании.
Братья завистливо присвистнули. Ирениец, ожидавший рядом со мной, растянул тонкие губы в улыбке.
– Вам повезло, Янитта, – беззлобно произнес он. – Впервые кому-то есть дело до вашей судьбы. Примите это как должное.
Я пожала плечами. Задумываться о мотивах поступков Паука не хотелось.
За все это время сам он больше ни разу не появился. Я не видела его ни в тюремных коридорах, ни в рабочей зоне исследовательского центра, и моя магия, жадно тянувшаяся к его темной силе, тоже не чувствовала его присутствия. Поговаривали, что главный дознаватель наносит регулярные визиты в Бьянкини, но наши пути не пересекались.
Нельзя сказать, что мне было жаль.
Через несколько дней после переоборудования камер нас впервые вывели на прогулку. Старший надзиратель отпер дверь, ведущую на крышу тюрьмы, и под пристальными взглядами десятка охранников нам, разномастным заключенным, которых странный приказ оторвал от незавершенных артефактов, кипящих зелий и начатых документов, надлежало провести весь следующий час на свежем воздухе. Хмурые тучи поливали крышу холодным мелким дождем.
Отсюда, сверху, город Бьянкини и соседние острова были как на ладони. Разноцветные улочки, едва различимые за серой пеленой дождя, манили, вопреки непогоде. Крохотные точки – фигурки людей – сновали туда-сюда, жили обычной мирной жизнью. Темные свинцовые воды лизали каменные мостовые и основания домов, выходивших к каналам. Заливы заполняли маленькие черные лодочки рыбаков и торговцев.
Кутаясь в плащ, я забилась в дальний угол под свод сторожевой башни. Некоторое время спустя ко мне присоединился ирениец. Мастер выглядел неважно: налицо были все признаки начинавшейся простуды.
– Похоже, рвение господина коменданта зашло слишком далеко, – он хлюпнул носом. – Многие заключенные недовольны новыми порядками, как хороши б они ни были на первый взгляд. – У кого-то несварение от нового рациона, другие болеют после прогулок. Я не успеваю завершить реакции, но Мариусу, моему надзирателю, был дан строгий приказ следить, чтобы я возвращался в камеру на час раньше обычного. Кресло под начальником центра шатается, и все, что он делает, лишь ухудшает его положение.
Ирениец оглушительно чихнул.
– Надеюсь, кто-нибудь наберется смелости намекнуть господину главному дознавателю, что ситуация требует некоторых корректировок.
Я промолчала, сделав вид, что не поняла плохо прикрытого намека.
Прошло несколько недель, и страсти в исследовательском центре, казалось, улеглись. Новый распорядок окончательно сменил старый, и все вернулось на круги своя. Бьерри, в первое время хмурый и напряженный, убедился, что после пледа и сапог Паук больше не проявлял ко мне интереса, и вновь расслабился, позволяя себе иногда даже похвалить главного дознавателя за удобный график и прибавку к жалованию. Я вежливо соглашалась.
Но где-то глубоко внутри я знала: этим все не закончится. И ждала.
На исходе третьей недели гулкое эхо шагов возвестило о раннем визитере. Я была готова: магия разбудила меня, беспокойная, трепещущая в нетерпеливом ожидании. Паук остановился у моей камеры и отпер замок. Несмотря на рассветный час, он выглядел бодрым, собранным и решительным. Черная энергия клубилась вокруг него темными опасными волнами.
– Вы нужны мне, – безо всяких предисловий произнес он.
Я посмотрела ему в глаза, сбитая с толку этим неожиданным признанием. Паук, верно, ожидал иной реакции. Не получив ответа, он спросил другим, более деловым тоном:
– У вас действительно настолько хорошая память, как вы утверждаете, заключенная?
– Да, господин главный дознаватель, – без промедления ответила я. – Все важное я прекрасно помню.
