Текст книги "Ход Снежной королевы"

Автор книги: Валерия Вербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4. То, что произошло в комнате Клер Донадье три часа спустя

Клер страдала. Ох-ох-ох, как болит все тело, просто сил нет! Ведь она ступенек десять пролетела, не меньше, на этой проклятой лестнице. Все потроха себе отбила, право слово, а все из-за этой разряженной паскуды, чтоб ее…

Клер ненавидела женщин, которые слишком хорошо одеваются. Все они – блудницы, грешницы и дочери порока, и им самое место в аду. А хуже всех – Дезире Фонтенуа, хозяйская кузина, которая давеча подставила ей ножку и не постыдилась выставить на посмешище почтенную старую женщину. Какой срам – так упасть, да еще у всех на виду! Теперь ее ни одна горничная слушаться не станет, а если этих потаскушек не держать в страхе, так они весь дом против тебя взбаламутят. Клер заворочалась на мягкой перине, но ребра тотчас заныли так, что она сдавленно застонала.

«Ну погоди, Дезире Фонтенуа, князева подстилка, поплачешь ты еще у меня. Я еще с тобой поквитаюсь, даром что я служанка, а ты хозяйка, которую слушаться должно. Ты еще пожалеешь, что посмела со мной так обойтись! Я тебе… я тебе толченого стекла в еду подсыплю, вот. Как ты со мной, так и я с тобой. Ух, и посмеюсь я, когда у тебя животик-то прихватит! А если и обнаружат что, скажу, что это все проделки Франсуазы, потому как она уже давно не в себе. Мыслимое ли дело – надписи ей какие-то чудятся кровавые, даже и молвить неудобно! А все от лени, да от обжорства, да от блуда с этим Альбером, очередным смазливцем окаянным. У, эти мужчины – вечно им подавай свежее мясо, да таких, которые помоложе да побойчее, нет чтобы на душу человека оглянуться… Мерзость, да и только! И куда катится этот мир?» Вот что думала Клер между стенаниями.

Стук-постук в дверь. Интересно, кого еще там черт несет? Так и есть, доктор Виньере! Зашел узнать, как она себя чувствует. Снаружи весь такой из себя солидный, а внутри – кисель прокисший, и только. Студень в жилетке!

– С Рождеством вас, дорогая Клер!

«Это он подлизывается, раз я уже дорогая стала. Нет, доктор, со мной все хорошо, можете не беспокоиться. Завтра я как встану, так всем им задам! Они у меня узнают, как в кулачок надо мной подхихикивать!»

Ушел доктор, слава богу. Дурень! Чистый дурень! Нужны Клер его заботы! Как будто она не знает, что его знаниям – грош цена в базарный день. Никого они не могут вылечить, эти доктора! Только бахвалятся, а толку – чуть!

За окнами уже темно, однако. И ветер! Чего он воет, этот ветер? Слушать тошно. Ах, как противно оставаться в такие мгновения одной! Господа-то небось уже за стол сели, на елке зажгли свечи, Люсьен получил свои подарки… Противный мальчишка! Ничего, он еще попляшет! Клер все равно доберется до его тетрадки, и все узнают, что он в ней накалякал!

Клер, охая, заворочалась на постели. Где-то начали бить часы – и внезапно умолкли. «Подремать, что ли, немножко?» – подумала Клер, и в следующее мгновение… из противоположной стены показался призрак.

На нем был темный рыцарский плащ, спадающий до пят. Голову скрывал капюшон. Лица не было видно, и Клер внезапно со страхом сообразила, что это вовсе не потому, что оно осталось в тени, а потому, что лица просто нет.

– Помо… – захрипела она, видя, что призрак направляется прямо к ней, но окончание фразы съел какой-то невнятный писк, и Клер в ужасе поняла, что голос изменяет ей. Схватив со столика у изголовья первое, что попалось под руку, – толстенную Библию, – Клер что было сил метнула книгу в голову привидения, но та пролетела сквозь него, как сквозь туман, а сам призрак по-прежнему продолжал наступать на женщину.

– На помощь! – не помня себя, взвизгнула Клер, и тут из стен показались еще призраки.

Один из них, очевидно, застрял и никак не мог выбраться наружу. Клер в смертельном страхе смотрела, как он извивается. Но вот он дернулся, и плащ слетел с него, обнажив желтоватый скелет. Шипя, как змеи, четверо призраков стали наступать на Клер, протянув к ней руки.

– А-а-а! – слабо застонала служанка, сползая с кровати.

Ноги не держали ее, и Клер рухнула на пол. С безумным лицом, с разметавшимися по плечам седыми волосами, она ползла к двери, цепляясь за паркет скрюченными пальцами. Только бы успеть, только бы выбраться из комнаты прежде, чем призраки схватят ее! Они были уже совсем близко.

– Оставьте меня! – истошно закричала женщина. – Оставьте! Оста…

Словно огромная хищная птица вонзила ей в грудь свои когти, и Клер внезапно ощутила острую боль – такую острую, что пережить ее не было никакой возможности. «Я умираю», – было последнее, что она успела подумать, валясь ничком на пол. Не выдержав нечеловеческого напряжения, ее сердце разорвалось.

Над Иссервилем сгущалась тьма. Где-то тикали часы, в коридоре прозвенели веселые голоса и умолкли. Бледная луна заглянула в окно комнаты и осветила труп немолодой женщины с искаженным лицом, лежащий у самого порога. Глаза Клер были широко раскрыты, из полуоткрытого рта свешивалась нитка слюны. Ни одному человеку на земле не было до нее дела.

Глава 6
26 декабря

1. То, что произошло рано утром на горе Иссервиль

Две вороны – тощая и толстая – сидели на ветке дерева и смотрели вниз, где из высокого сугроба высовывалась безжизненная человеческая рука. Буря стихла, и лишь ветер ерошил серые перья больших птиц, которые терпеливо ждали чего-то.

– Карр! – хрипло гаркнула, встряхнувшись, первая ворона.

– Карр! – уверенно ответила вторая.

Ветер улегся. С неба начал сыпать мелкий снег. Решившись, тощая ворона слетела с дерева и приземлилась возле трупа. Недоверчиво косясь на него, она бочком– бочком подобралась ближе. Вторая ворона равнодушно наблюдала сверху, как ее подруга прыгает по снегу.

– Карр! – раздалось снизу.

– Карр, карр! – прозвучало с дерева.

Тощая ворона клюнула палец. Из него потекла кровь. Дергая черной головой, ворона стала клевать часто-часто – и внезапно рука взметнулась из сугроба и вцепилась вороне в горло.

– Карр, карр, карр! – забулькала она, тщетно пытаясь вырваться.

Рука уверенно давила все сильнее и сильнее, птица била крыльями, разбрасывая снег, но ничего не могла поделать. Толстая ворона, устав наблюдать это душераздирающее зрелище, протестующе каркнула и снялась с ветки, которая тяжело колыхнулась, осыпав неправдоподобно белый снег.

Тощая ворона в последний раз пискнула и угасла. Рука отшвырнула ее прочь. Сугроб заворочался, и из него показался смертельно бледный человек с безумными глазами. Это был Виктор Грановский, он же Брюс Кэмп-белл.

Страдальчески морщась, он ощупал левую сторону груди. Рубашка под курткой намокла от крови. Грановский попытался встать, но все поплыло перед его глазами, и, застонав, он повалился в снег. Мертвая ворона, распластавшая неподалеку свои крылья, привлекла его внимание, и, недолго думая, он подобрал ее и вцепился зубами ей в горло.

Свежая кровь на какое-то время вдохнула в мужчину силы. Отбросив ставший бесполезным трупик птицы, он немного отдышался и пополз вперед. Он вернется в замок Иссервиль, и никто не сможет помешать ему. Ни мороз, ни ветер, ни вьюга не остановят его. А когда он вернется…

Впрочем, там видно будет.

2. Из дневника Армана Лефера

Я сидел в своей комнате и думал о самом странном Рождестве, которое мне довелось вчера пережить. Подобие праздника в замке страха вышло не слишком убедительным. Да, конечно, были и торжественный ужин, и волшебно горящие свечи на елке, и подарки, но все лица словно подернула паутина опаски, а в глазах застыла поволока испуга. Я заметил, что граф Коломбье пил куда больше, чем обычно, а его супруга сжалась в кресле, как пугливая птица. Некоторое оживление внесла лишь кузина Дезире, которой, похоже, все было нипочем. Звучным голосом, перекрывавшим вой вьюги за окнами, она рассказывала всякие занятные истории из петербургской жизни, которых, судя по всему, у нее накопилось предостаточно. Только благодаря ей вечер вышел менее зловещим, чем можно было ожидать.

Однако то было вчера, а сегодня с самого утра в замке уже вовсю кипела работа. Констан с удвоенной энергией взялся за поиски судьи и незнакомца, которого все мы знали под именем Кэмпбелла. Теперь, помимо слуг, которым обещали хорошее вознаграждение в случае, если им удастся обнаружить хоть какие-нибудь следы, в прочесывании окрестностей приняли участие не только сам полицейский, но и доктор, Ланглуа, граф Коломбье, его управляющий и даже рассыпчатый Пино-Лартиг. Констан и мне предложил участвовать в поисках, но я ответил отказом. Мне вовсе не улыбалось торчать невесть сколько времени на ледяном ветру и пронизывающем холоде, чтобы только продемонстрировать свое рвение. Возможно, судья Фирмен был неплохим человеком, однако он явно не заслуживал, чтобы я из-за него получил воспаление легких. Констан не стал настаивать и около десяти удалился в который раз разрывать окрестные сугробы в поисках безвременно почившего судьи. В том, что Фирмена больше нет в живых, уже никто не сомневался.

Итак, все шло своим чередом: полицейский искал, следствие топталось на месте, а я уселся играть с самим собой в шахматы. Я как раз поставил себе шах, когда за дверями затопали чьи-то шаги, запричитали женские голоса, и я понял, что чудеса еще далеко не закончились, как раз наоборот – они в самом разгаре. Первой моей мыслью было, что кто-то все же сумел обнаружить тело Фирмена, но тут вошла Матильда, и, лишь глянув ей в лицо, я понял, что случилось нечто куда более серьезное.

– Клер умерла, – сказала она. И вслед за этим: – Арман, мне страшно.

Я решил, что Клер умерла от последствий падения, которое ей устроила милейшая мадемуазель Фонтенуа, и осторожно дал понять Матильде, что в происшедшем нет ничего особенного. Однако молодая женщина упрямо покачала головой.

– Пойдемте со мной, – сказала она, – и вы сами все увидите.

В дверях комнаты Клер толпились служанки. Многие плакали, и у всех были опрокинутые лица. Пока та была жива, они ненавидели ее, теперь же, когда вредная женщина больше не могла им навредить, они совершенно искренне жалели ее. Именно эта искренность не понравилась мне – я почему-то сразу же понял, что в основе ее лежит все тот же загустевший страх.

– Осторожнее, – сказала Матильда. – Она лежит у самой двери.

Я занес ногу, чтобы переступить через порог, – и не сразу смог заставить себя опустить ее. Мне доводилось видеть смерть, но никогда – такую. Пересилив себя, я наклонился над умершей. Ее глаза вылезли из орбит, рот был разинут в немом крике, на лице застыло выражение непередаваемого ужаса. Я не считаю себя трусом, и все же мне сделалось не по себе.

– Да, – пробормотал я, – вы правы. Она умерла вовсе не оттого, что ее столкнули с лестницы. Что-то сильно напугало ее, но что?

Услышав мои слова, стоящие в дверях служанки распялили рты и словно по команде дружно завыли. Это был не плач, не рыдание, а именно вой.

– Прекратите! – рявкнул я. – Ваши слезы ей уже не помогут.

Вперед выступила молодая девица с задорным лицом – Полина, горничная графини Коломбье.

– Конечно, месье, старухе Донадье теперь никто уже не сможет помочь, кроме милосердного бога. – Служанки согласно закивали. – Только вот что я скажу вам, месье. Вы знаете, что мы не любили ее, да и никто ее не любил, но в одном мы совершенно уверены: чтобы напугать ее, надо было хорошенько потрудиться. Потому что Клер Донадье никого не боялась!

– Верно! Верно! – зазвенели нестройные голоса. – Никто из живых не был ей страшен. Она любого могла на место поставить!

– Вот так-то, месье, – заявила Полина, победно глядя на меня. – Единственные, кого боялась Клер Донадье, были не живые, о нет! Испугать ее могли только выходцы с того света. Призраки, – уже завизжала Полина, теряя самообладание, – которые водятся в этом окаянном замке!

– Ну, тут всего лишь ваше предположения, – холодно сказал я. – Кто-нибудь из вас видел или слышал что-нибудь, что могло бы пролить свет на ее гибель? Может быть, кто-то сумел что-то заметить?

Все молчали. Я обернулся к Матильде, ища поддержки. Только она одна пока еще не поддалась общей истерике. Глаза на ее бледном лице ярко блестели.

– Вчера Клер поскользнулась на лестнице, – напомнила она. – Ее отнесли в комнату. Доктор Виньере осмотрел ее сразу же после падения, и он же навестил ее вечером. Это все, что я знаю, но, может быть, вам известно что-то еще? – Матильда повернулась к остальным.

Девушки переглядывались.

– Скажи им, Марианна, – наконец робко прошептала Франсуаза, хлюпая носом.

Марианна нервно прикусила губу и покачнулась.

– Когда я вчера возвращалась к себе в комнату, – буркнула она, – мне послышался крик. Что-то вроде «оставьте меня». Думаю, – теперь она смотрела в пол, – кричала Клер.

– Вы узнали ее голос? – спросила Матильда, подавшись вперед.

– Да, – ответила Марианна, по-прежнему избегая смотреть на нас.

– Тогда почему же вы не пошли и не посмотрели, что с ней? Может быть, она нуждалась в помощи?

Марианна с вызовом подняла голову.

– Если бы я пришла к ней, она бы наверняка меня облаяла, – фыркнула она. – И потом, мне и своих забот хватает, можете мне поверить.

Что можно было возразить?

– Я пойду поищу Констана, – сказал я. – И доктора. Они должны ее осмотреть.

Я двинулся к двери, но Марианна преградила мне дорогу.

– Думаете, месье Констан сможет поймать того, кто это сделал? – с вызовом спросила она. – Как бы не так! Ее убили призраки. Те же самые, что оставили надпись на зеркале. Те, которых видела мадам Эдмонда. Почему, ну почему вы не хотите признать очевидное? Замок проклят! И мы все погибнем здесь!

Это грозило перерасти в самую настоящую панику. Я решил, что пора унять зарвавшуюся служанку.

– Но пока вы живы и здоровы, – одернул я Марианну, – займитесь своим делом, а месье Констан пусть занимается своим. – Я обернулся к Матильде: – Я скоро вернусь, мадемуазель Бертоле.

Матильда улыбнулась – бледной, вымученной улыбкой, при виде которой у меня сжалось сердце.

– Идите, Арман, – сказала она. – Я буду ждать.

3. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье

Все-таки хорошо иметь тетю! Не какую-нибудь вредную тетку с поджатыми губами и жидкими волосами, стянутыми в пучок, а такую тетю, как Дезире, от которой всегда пахнет фиалками и у которой такие мягкие руки.

Я так пишу, потому что она мне нравится, вот!

Позавтракав, я первым делом отправился к ней. Весь замок ходил ходуном – месье Констан вообразил себя капитаном, который ищет сокровище (пропавшего судью то есть). Метель наконец стихла, и на небе показалось солнце. В его лучах снег блестит так, что больно глазам. Тетя Дезире стояла у окна и смотрела на крошечные фигурки, которые копошились в саду.

– Думаете, они найдут его? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

– Нет, – коротко ответила тетя. – Не найдут.

– Почему? – заинтересовался я. (По правде говоря, я и сам придерживался того же мнения.)

– Да потому, что рыться в снегу – просто глупо, – сердито ответила Дезире. – Вчера уже обыскали весь сад, но ничего не нашли. – Она поглядела на меня. – У тебя сегодня много дел?

– Никаких, – честно ответил я.

– Тогда одевайся – и пойдем со мной.

– Мы будем искать судью? – деловито спросил я.

– Нет, – отрезала Дезире. – Мы будем думать.

По правде говоря, я не очень понял, что она имеет в виду, но все равно побежал переодеваться. Все служанки куда-то запропастились, и когда я наконец вышел в сад, Дезире уже была там. Она нетерпеливо ходила взад-вперед по дорожке, пряча руки в белую меховую муфточку, и ее лицо раскраснелось от холода. Будь я д’Артаньяном, я бы непременно в нее влюбился.

– Готов? – спросила Дезире. – Тогда пошли.

И мы медленно зашагали вперед.

– Так о чем мы будем думать? – спросил я, когда молчание, на мой взгляд, слишком уж затянулось.

Дезире улыбнулась.

– Да все о том же самом, малыш. Жил-был почтенный старый судья, и однажды он взял и исчез. Вопрос: что с ним стало и куда он мог деться?

– Ну, что с ним стало, мы знаем, – возразил я. – Его убили.

– Да? И откуда же сие следует?

– Так ведь он исчез, – удивленно сказал я. – Если бы он просто умер, его бы уже давно нашли, но судьи нигде нет. Значит, его тело куда-то спрятали. А зачем прятать тело человека, который умер своей смертью?

Дезире улыбнулась:

– Ну ладно, тут я с тобой соглашусь. И куда же, по-твоему, его могли спрятать?

– Не знаю, – честно ответил я.

Дезире прищурилась.

– Представь, Люсьен, что ты – убийца.

– Я не хочу быть Кэмпбеллом, – обиженно возразил я.

– Ладно, – легко согласилась Дезире. – Тогда представь, что я – сыщик Лекок [7]7
  Герой серии романов Эмиля Габорио, снискавших в свое время огромную популярность.


[Закрыть], а ты – мой помощник. Ну так что вы думаете обо всем этом, инспектор Коломбье?

– Темное дело, месье Лекок, – печально сказал я.

– О, даже так?

– Да, месье Лекок. Намучаемся мы с ним, поверьте мне.

– Инспектор Коломбье, честное слово, я не узнаю вас. В конце концов, судья Фирмен – не какая-нибудь иголка. Не мог же он испариться, в конце концов!

– Что верно, то верно, – со вздохом согласился я, и тут меня осенило: – Но ведь убийца мог сжечь тело!

Дезире сделала страшные глаза.

– С прискорбием вынужден констатировать, инспектор Коломбье, что вы начитались романов некоего месье Габорио, – сурово сказала она. – Запомните, инспектор: даже курицу невозможно сжечь так, чтобы не осталось никаких следов, а человека и подавно.

– Ну, тогда… – Я немного подумал. – Он мог разрубить тело на части и зарыть их в погребе.

– Неплохо, инспектор Коломбье, но наш соперник Констан тоже успел подумать об этом. Вчера он уже побывал в погребе и не нашел там ничего, кроме бутылок превосходного вина и пары мышей, лакомившихся отменным окороком. Не знаю, как вам, а лично мне представляется совершенно невозможным, чтобы наш дородный судья сумел превратиться в мышь.

Я прыснул.

– Но ведь, – заявил я, когда перестал смеяться, – тело все-таки где-то спрятали, раз его до сих пор не сумели найти!

– Вот-вот, – подхватила тетя. – В том-то и заключается главный вопрос, Люсьен. Куда именно можно было спрятать не самый худощавый труп, чтобы полтора десятка человек сбились с ног и тем не менее до сих пор не сумели отыскать его?

– Может быть, его спрятали на конюшне? – предположил я.

– Или замуровали в стену? – добавила Дезире. – Затолкали в какой-нибудь дальний чулан, о котором все давно забыли? Как ты думаешь?

Из замка выбежал Арман Лефер. Он был без головного убора и тяжело дышал. Я видел, как он направился к Констану и о чем-то заговорил с ним, после чего полицейский кликнул доктора и, велев остальным продолжать поиски, быстрым шагом двинулся к замку.

– Похоже, в Иссервиле опять что-то случилось, – вполголоса заметил я тете Дезире.

Однако она даже не слушала меня.

– Судья любил гулять по утрам. Предположим, он вышел на свою обычную прогулку, во время которой к нему подошел некто и убил его. После чего убийца захотел спрятать труп. Стал бы он тащить его в замок? Нет, потому что там его наверняка бы заметили. Тогда что? Закопать в землю? Невозможно: она лежит под футом снега и к тому же наверняка твердая, как камень. – Дезире зябко поежилась. – Что же остается? Бросить тело в сугробе? Но ведь ни Констан, ни его люди ничего не обнаружили.

– Значит, тело вывезли и спрятали вдали от Иссервиля, – сказал я, видя, что она внезапно замолчала. – Больше ведь ничего не остается.

Какая-то птица завозилась на стоявшем неподалеку от нас дереве, и с его ветвей посыпались комья снега, на лету распадаясь в снежную пыль.

– Так я и знала, – тяжелым голосом промолвила Дезире.

Я посмотрел туда, куда был направлен ее взор. В нескольких шагах от дерева возвышался снеговик – тот самый, который я недавно слепил вместе с ребятами.

– Это же просто снеговик, – сказал я и осекся.

Мы стояли рядом. Не знаю отчего, но мне вдруг сделалось жутко, и я придвинулся поближе к тете. Заметив мое состояние, она улыбнулась беглой улыбкой и, выпростав ладонь из муфты, взяла меня за руку.

– Видишь? – шепотом спросила она.

– Вижу, – так же шепотом отозвался я. – У снеговика кровь на лице.

– Стой здесь, – велела тетя. – И никуда не уходи.

Осторожно ступая по глубокому снегу, она приблизилась к снеговику и начала понемногу счищать снег с его головы. Я просто стоял и смотрел, как из белого шара появляется голова судьи Фирмена. Глаза его закрыты, от угла рта к подбородку тянется тоненький кровавый след.

– Зови людей, Люсьен, – велела тетя Дезире, отступая назад и страдальчески морщась. – Мы нашли его.

– А… он мертв? – только и мог сказать я.

– Наверняка, – ответила тетя, и уверенность, прозвучавшая в ее голосе, поразила меня. – Причем уже давно.