Текст книги "Уголовный розыск. Петроград – Ленинград – Петербург (сборник)"

Автор книги: Валерия Пименова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

Волчья стая

Эту шайку судили с 24 по 26 июня 1946 года в здании городского суда Ленинграда.

Страна только что тихо и не очень заметно отметила пятую годовщину начала Великой Отечественной войны и годовщину Парада Победы. Еще приходили к ленинградским вокзалам эшелоны с демобилизованными фронтовиками, на улицах города преобладали люди в военной форме, без знаков различия, но с наградными планками. Среди них нередко мелькали совсем молодые лица со Звездой Героя Советского Союза или другими самыми высокими государственными наградами.

На скамье подсудимых тоже сидели молодые люди. Их было семеро, только слово «люди» по отношению к ним без кавычек писать нельзя.

Из семи подсудимых четверо уже хорошо знали, что такое скамья подсудимых. Их сверстники воевали, отдавали за Родину свои жизни, а эти отсиживались за их спиной и… крали.

Самому старшему из них было двадцать семь, самому молодому, вожаку шайки, не исполнилось и девятнадцати…

Они были молоды, физически здоровы, и только один из них, Ефремов, числился инвалидом. Наглости и развязности этого «инвалида» мог бы позавидовать любой самый отпетый хулиган, за что его и судили еще до войны.

Подсудимые Смирнов и Иванов уже хорошо знали, что такое тюрьма. В блокадном Ленинграде их судили за многочисленные квартирные кражи и дали по десять лет. Это было уже летом 1943 года, в блокаде была пробита солидная брешь, и к квартирным ворам относились несколько гуманнее, чем зимой 1941–1942 годов.

Иванов свою первую судимость за страсть к чужим вещам схлопотал еще до войны и, отсидев свой срок, летом 1940 года вышел на свободу. Иванов и был самым старшим в шайке – 1919 года рождения.

Знаком со скамьей подсудимых был и Петр Биюткин. В декабре 1945 года его осудили на шесть месяцев исправительно-трудовых работ, т. е. когда шайка уже начала свою преступную деятельность. На учете в милиции как хроническая алкоголичка и тунеядка состояла и Валентина Николаева, превратившая свою комнату в коммунальной квартире в воровской притон.

Главарем шайки суд назвал Евгения Волкова. Воистину: Бог дал этому человеку фамилию по его «содержанию». Злобный, мстительный, властолюбивый и практически неуправляемый, он крепко держал в руках свою банду. Его крутого нрава побаивались даже Смирнов и Иванов, хотя физически были сильнее, – Волков запросто мог пырнуть ножом.

Почти всю сознательную жизнь Волков прожил в Ленинграде, но к моменту окончания войны не имел даже… паспорта. Он просто отсиживался в тылу, боясь отправки на фронт, и паспорт не получал именно из страха попасть на воинский учет. В 1946 году это означало одно: Волков не мог получить в карточном бюро даже иждивенческую карточку.

Вся эта шушера всплыла на поверхность во многом благодаря Указу Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1945 года об амнистии, когда на свободу вышло почти семьсот тысяч человек. Среди освобожденных были люди оказавшиеся за решеткой за опоздания и прогулы, укравшие несколько колосков зерна для голодных детей, виновники больших и малых аварий на транспорте и производстве, которые чаще всего случались из-за износа оборудования, а работавшие сутками люди не могли из-за огромной усталости вовремя их предотвратить…

Но вышли, к сожалению, и матерые уголовники, которые тут же взялись за старое. Такой была и шайка Волкова.

Случайная встреча за кружкой пива в одной из пивных Волкова со Смирновым и Ивановым стала встречей «родственных душ», если таковая имелась у этих людей. Там же, в пивной, нашли и Валентину Николаеву, владелицу комнаты в коммуналке на Васильевском острове. Она и стала «малиной» шайки, где вечно пьяная хозяйка охотно принимала своих сообщников, прятала награбленное и в свободное от попоек время торговала им на многочисленных толкучках послевоенного Ленинграда.

Шайка заявила о себе 9 ноября 1945 года, когда на проспекте Огородникова (ныне Рижский проспект) Волков зверски избил пожилого Николаева, отнял у него бумажник и снял пальто, которое задешево загнал на толкучке.

Придя в себя после побоев, Николаев обратился в Ленинский райотдел милиции с заявлением об ограблении. Информация о грабеже тут же была направлена в отдел по борьбе с бандитизмом ленинградского угрозыска. Его начальник Федор Михайлович Черенков связался с районным уголовным розыском и попросил его сотрудников взять дело об ограблении Николаева на особый контроль и держать его в курсе о ходе работы. Опытный оперативник интуитивно почувствовал, что в Ленинграде, возможно, появился опасный бандит, способный запросто сколотить свою шайку…

Две недели преступник не давал о себе знать, а затем… словно прорвало. На Васильевском острове с 24 ноября по 31 декабря 1945 года прокатилась серия грабежей, в основном женщин, причем два грабежа преступники совершили под Новый 1946 год. В итоге в руках преступников оказалось около трех тысяч рублей наличными, несколько комплектов продуктовых карточек, в том числе комплект литерных карточек, по которым можно было получить по государственным, очень низким, ценам наиболее дефицитные продукты питания.

Естественно, милиция не дремала. Было усилено патрулирование наиболее темных улиц Васильевского острова и Петроградской стороны, свои меры принимали и сотрудники других территориальных отделений милиции, служб и подразделений ГУВД. Шла тщательная проверка подучетного элемента – участковые уполномоченные проверяли и перепроверяли своих подопечных. Однажды в их отчетах мелькнула фамилия Валентины Николаевой, которую постоянно посещали какие-то подозрительные люди…

Но едва начали затихать новогодние гулянья, как 3, 4 и дважды 5 января 1946 года снова на Васильевском острове были ограблены четыре женщины и один мужчина. С потерпевших снимали пальто, теплые кофты, хорошую обувь, перчатки и, конечно, отнимали деньги и карточки.

Сотрудников милиции перевели на усиленный вариант работы. С толкучек приводили людей, продававших вещи, похожие по описанию на те, что были отняты на Васильевском острове. По всему городу усилили патрулирование, но… Было задержано немало всякой шпаны, но грабителей среди них не оказалось.

Черенков был очень встревожен ограблением 4 января 1945 года гражданина Лебедева. Вчерашний фронтовик не струсил перед тремя грабителями, ограбить себя не дал, но один из преступников ударил его рукояткой нагана.

Это уже было очень серьезно: в банде появилось оружие, а значит, рано или поздно они пустят его в ход.

Бандиты же резвились вовсю. Их союзником была темнота. В то время хорошо были освещены только центральные магистрали Ленинграда, а глухие улочки и закоулки тонули во мгле – после блокады система уличного освещения в городе только-только начинала восстанавливаться.

И тут добавилось еще убийство гражданина Стрекалова на проспекте Майорова, 9 (ныне Вознесенского). Это достаточно далеко от Васильевского острова, и убит был несчастный ударом ножа. Черенков, его подчиненные и руководство ленинградской милиции потеряли сон и покой. А по городу уже поползли слухи о неуловимых бандитах.

9 и 12 января снова последовало два ограбления и убийство фронтовика Корзуна. С пиджака убитого бандиты, что называется, с мясом сорвали орден Красной Звезды. Корзун был убит ножом. Убийство было совершено на углу Фонтанки и проспекта Майорова. Все сходилось на том, что Стрекалова и Корзуна убили одни и те же бандиты, но имели ли они отношение к банде с Васильевского острова?

13 января на Петроградской стороне выстрелом из нагана был убит, а затем ограблен гражданин Спиридонов. Черенков после осмотра места происшествия, бесед с мало что видевшими свидетелями сделал однозначный вывод: все эти преступления совершила банда с Васильевского острова. Бандиты почувствовали, что их ищут, сменили район «работы».

19 января вечером преступники напали на гражданина Смирнова, но тот оказался человеком не робкого десятка, да и проходивший мимо гражданин Акимов не спасовал. Бандиты бросились бежать и на ходу несколько раз выстрелили в сторону смельчаков.

В тот же вечер озлобленные неудачей бандиты на Гатчинской улице затащили в подъезд возвращавшуюся с занятий девушку и пытались снять с нее пальто. Но и тут им не повезло: на шум вышел капитан 2 ранга Мещеряков. Он моментально оценил ситуацию и, не задумываясь, бросился на бандитов. Отлетел в угол Смирнов, засиял шикарный фингал под глазом у Биюткина, но… прогремел наган отскочившего в сторону Волкова. Боевой офицер, прошедший всю войну, был убит бандитом. Девушка выскочила на улицу, стала громко звать на помощь…

Через три дня на углу 6-й Красноармейской и Международного (ныне Московского) проспекта при попытке проверить документы у трех мужчин был убит постовой милиционер Иван Федорович Беляев.

Криминалисты сделали однозначный вывод: Беляев, Мещеряков и Спиридонов убиты из одного и того же оружия.

В это время из одной из больниц поступила информация о смерти гражданки Левкоевой, которая была зверски избита и изнасилована.

Но у веревочки в страшной серии убийств и грабежей все же появился кончик. 4 февраля 1946 года крепко перепившие Волков, Ефремов и Иванов решили переночевать в школе на переулке Каховского на Васильевском острове. Проникнув в один из классов, троица поленилась даже сходить в туалет. Нагадили тут же, в классе, в дальнем от себя углу.

Утром спящих бандитов обнаружила уборщица школы и достаточно бесцеремонно выгнала их из школы. Больше того, встретив учительницу, спешившую на работу, попросила помочь ей сдать негодяев в милицию.

Навстречу женщинам шагал милиционер 30 отделения милиции Новиков, обходивший свой участок. По просьбе женщин он догнал всю троицу и потребовал у бандитов документы.

Паспорт оказался только у Ефремова, который вручил его Новикову. Едва взглянув на документ, милиционер положил его в карман. Троица очень походила на лиц, описание которых имелось во всех отделениях милиции.

Новиков потребовал следовать за ним в отделение. Бандиты загалдели, что им надо на работу, пытались уговорить милиционера отпустить их, но Новиков был настроен решительно. Пришлось идти в отделение.

По дороге Ефремов с Ивановым все время пытались отсечь милиционера от Волкова. При повороте на Железноводскую улицу им это на какой-то момент удалось, и Волков смог выстрелить в спину милиционеру…

Отважный милиционер, прошедший всю блокаду, был убит.

В его кармане нашли паспорт Ефремова и тут же организовали засаду в квартире, где тот проживал. 6 февраля Ефремов пришел домой и был арестован. При личном обыске у него нашли набор ключей и отмычек, документы одного из потерпевших. На первом же допросе Ефремов понял, что может попасть под суд как бандит, и стал сдавать своих подельников.

Надо сказать, что накануне убийства милиционера Волков пытался отдохнуть в комнате у Николаевой. Приперся он туда пьяный, поздно ночью, и сосед Николаевой, Козлов, в дом его не пустил. Тогда разгневанный Волков выстрелил через дверь. Козлов был легко ранен. Он-то и рассказал следствию о Николаевой и ее «малине».

Между тем сообщники Волкова, сданные Ефремовым, один за другим оказались в кабинете у Черенкова. Вслед за Ефремовым взяли Иванова. Работницы школы, свидетели убийства Новикова, слышали, как он говорил милиционеру, что паспорт у него в прописке в 22 отделении милиции. Там его и задержали 8 февраля. Тогда же были задержаны Луговской и Биюткин. На свободе оставались Волков и Смирнов.

Наконец 13 февраля при попытке ограбить гражданку Безменову был задержан Волков. Причем задержали его не сотрудники милиции, а рабочие одного из заводов Васильевского острова. Вчерашние фронтовики крепко накостыляли зарвавшемуся сопляку и доставили в отделение милиции. Там при обыске у него и нашли наган, из которого он убивал людей.

Криминалисты тут же отстреляли его в лаборатории и его пули сравнили с пулями, выявленными на всех убийствах, совершенных преступниками.

Волкову теперь можно было предъявить обвинения в самых тяжких преступлениях – бандитизме и умышленном убийстве людей.

Последним взяли Смирнова. При аресте у него изъяли пистолет с полной обоймой. Эксперты-криминалисты сделали однозначный вывод: бандит его в ход не пускал. Он долго врал по поводу его приобретения, но, скорее всего, купил его у кого-то из таких же уголовников, которых в Ленинграде тогда было немало. Возможно, что он действительно не знал имени продавца. При таких сделках не принято интересоваться паспортными данными.

Пистолет Смирнов приобрел конечно же не для стрельбы по воронам, но пустить его в ход ему не дали сотрудники милиции. 25 февраля 1946 года на прием к Черенкову неожиданно попросилась… Николаева, которую незадолго до этого выслали за постоянные административные нарушения (систематическое пьянство и тунеядство) в Ярославскую область. Явилась она более чем вовремя. К ярославским коллегам уже ушел запрос о ее задержании и этапировании в Ленинград. Жизнь в Ярославской глубинке пришлась Николаевой настолько не по вкусу, что она самовольно уехала в Ленинград и хотела через Черенкова добиться реабилитации за счет сдачи всей банды Волкова. Но ее ждало горькое разочарование: все участники банды уже сидели в тюрьме и, кроме Волкова, уже давали признательные показания. Николаевой тут же предъявили обвинение в пособничестве бандитам и взяли под стражу.

Ну а Волков решил устроить Черенкову цирк. На первом же допросе он понес какую-то околесицу, и опытный оперативник понял, что бандит симулирует психически больного человека. Он терпеливо дождался окончания спектакля и, отправляя Волкова в камеру, настоятельно посоветовал ему не валять дурака – уж слишком весомыми были улики…

Но и на втором допросе Волков по-прежнему продолжал изображать психически больного. Черенков тут же назначил судебно-психиатрическую экспертизу. Провел ее профессор Озерецкий. После наблюдения за Волковым он сделал вывод: преступник симулирует, и делает это довольно бездарно.

Волкову пришлось давать признательные показания. Но он понимал, что семь убийств ему не простят, его ждет самый суровый приговор. А он очень хотел жить. Свою жизнь он ценил очень высоко.

17 апреля 1946 года Волкова перевели из здания уголовного розыска в тюрьму № 4 на улице Лебедева. Тут сидели такие же, как он, отпетые бандюги. Однако Волков и тут смог сыграть роль вожака. Но думал он об одном – как сбежать. И фортуна ему улыбнулась.

Будучи в бане, он смог стащить и пронести в камеру железный крючок. В камере оторвал от железной шконки полоску железа и 18 апреля начал «работу» по выемке кирпичей из стены. Сокамерники, многие из которых тоже ждали суровых приговоров, помогали ему. К ночи 22 апреля в стене была сделана дыра шириной в 70 сантиметров, а из простыней сделана веревка длиной почти 4 метра.

Волкову как инициатору побега «коллеги» предоставили право первым спуститься по веревке. И Волков полез. Когда до земли оставалось около двух метров, веревка… оборвалась.

А дальше… Дальше было ротозейство наружной охраны тюрьмы. Волкову удалось незамеченным перебраться через оба рубежа наружных оградительных заборов, и он, не веря своей удаче, направился на Васильевский остров.

Сдал Волкова один из сокамерников, который сообщил надзирателю о побеге. Поднялась тревога. О побеге была извещена дежурная часть ГУВД. Началось немедленное перекрытие возможных адресов появления преступника. Но Волков все же сумел добраться до Васильевского острова, где отсиделся в разбитом доме, дожидаясь момента, когда пойдет городской транспорт.

В конце апреля ночи в Ленинграде уже достаточно светлые, и Волков с первым трамваем двинулся на проспект Майорова. Там в одном из разбитых домов у него был тайник, где хранились деньги и кое-что из награбленных ценностей. Он очень хотел сходить в баню.

Но воровское счастье – вещь ненадежная. На проспекте Майорова Волкова опознал проезжавший в служебной машине без милицейских знаков опытный оперативник из отдела Черенкова – Сергей Иванович Чебатурин. Он хорошо знал бандита в лицо, поскольку принимал участие в его допросах, а память у него, как у абсолютного большинства оперативников, была отменная. Выскочив из машины, Чебатурин направился к преступнику, но тот тоже его узнал и бросился в ближайший двор. И тут Волкову вновь изменило воровское счастье. Навстречу выскочил дворник и помог подбежавшему Чебатурину задержать бандита…

Федор Михайлович Черенков всегда с удовольствием говорил о Чебатурине, считал его оперативником экстра-класса и очень везучим человеком. Впрочем, в милицейской службе всегда везет прежде всего грамотным, хорошо подготовленным и очень преданным своему делу специалистам. Сергей Иванович Чебатурин был именно из таких.

И вот в зале судебного заседания прозвучал вердикт: Волков и Смирнов, виновные в убийстве семи человек, были приговорены к высшей мере наказания.

Биюткин и Луговской как наиболее активные участники банды и соучастники всех убийств получили по десять лет лишения свободы. Непонятно мягкий приговор. Хотя и была амнистия, но сроки тогда давали за такие преступления, как правило, на всю катушку.

Ефремов и Николаева получили по пять лет лишения свободы. Вина Иванова осталась недоказанной, и его выпустили на свободу прямо из зала суда.

Прошло четырнадцать лет. Федор Михайлович Черенков возглавлял в то время угрозыск Ленинградской области и уже потихоньку считал недели до ухода на пенсию и, конечно, думать забыл о Волкове и его шайке. Но… В одном из районов Ленинградской области началась серия умышленных поджогов, которые имели явно криминальную окраску.

В последнем случае преступник пытался поджечь нефтебазу, куда только что завезли большую партию горючего для начинавшейся посевной кампании.

Преступнику явно не повезло: сильный порывистый ветер загасил фитиль, с помощью которого он пытался поджечь цистерну с горючим. Вот этот самый фитиль, сделанный из резинового корда, и дал зацепку, которая и привела к преступнику.

В 1960 году доживали свой век многочисленные артели Потребкооперации, выпускавшие самые разные товары широкого потребления – от детских игрушек и чемоданов до конфет и постельного белья. В райцентре тоже была такая артель, которая использовала для своей продукции резиновый корд.

Просматривая личные дела артельщиков, Федор Михайлович неожиданно увидел знакомое лицо – Ефремов, проходивший в 1946 году по делу Волкова.

Сработала профессиональная память старого оперативника. Сотрудники местного угрозыска тут же взяли Ефремова под постоянное наблюдение и вскоре задержали его при попытке поджечь склад общества «Охотник-рыболов». На допросе Ефремов пояснил, что его очень привлекала возможность с помощью поджога вызвать взрыв охотничьего пороха, хранившегося на складе, а затем и возможность дальнейшего распространения пожара в результате взрыва… Ефремова судили как диверсанта по старому, еще 1926 года, Уголовному кодексу РСФСР со всеми вытекающими для него последствиями.

В деле бандитской шайки Волкова была поставлена последняя точка. Сегодня материалы об этом деле экспонируются в Музее истории ленинградской милиции.

Сотрудники уголовного розыска, принимавшие участие в раскрытии преступления:

Федор Михайлович Черенков Сергей Иванович Чебатурин

Кровавый монстр

В ряду кровавых монстров, таких как Чикатило и людоед Джумангалиев, серийный убийца Тюрин, уничтоживший 29 человек, занимает далеко не последнее место. Широкой публике он мало известен, потому что его дело слушалось в закрытом суде на Фонтанке, куда Тюрина доставили под конвоем. В ленинградских и центральных газетах о процессе ничего не сообщалось, но даже если бы и писалось, то вряд ли это произвело бы на ленинградцев большое впечатление, потому что в памяти у всех было другое страшное потрясение – война с ее ужасами и бесчисленными жертвами. Блокада оставила страшный след в душе каждого пережившего ее человека, а Тюрин был порождением этой войны, одним из самых кошмарных ее ужасов.

…Кончался первый послевоенный 1945 год. Ленинград залечивал военные раны, как птица Феникс, возрождался из руин. Еще не утихла боль потерь, но надежда согревала сердца. После войны казалось, что все плохое позади, что жизнь только начинается. Еще снились сны о войне, но уже никто не просыпался от рева сирены. Еще было не очень сытно, и продукты выдавались по карточкам, но можно было обменять вещи на продукты. Так делали очень многие ленинградцы.

Но неожиданно в ноябре – декабре 1946 года эти натуральные обмены сделались очень опасными мероприятиями. На Смоленском и Предтеченском рынках (последний находился на Обводном канале, на месте нынешнего автовокзала) стали пропадать люди.

Первое заявление, которое поступило в милицию, касалось исчезновения гражданина Бараева 19 ноября 1946 года. Начальник цеха завода, где он работал, очень удивился, когда не увидел своего подчиненного на рабочем месте. Накануне Бараев вернулся из отпуска и сразу же прибежал на завод, чтобы повидаться с товарищами и узнать о дне выхода на работу. Он был весел и здоров, но все может случиться – возможно, человек внезапно заболел…

Начальник цеха подошел к рабочим, которые проживали в заводском общежитии, и с удивлением узнал, что Бараев там не ночевал. Прогул в то время был явлением чрезвычайным, сродни преступлению – даже за опоздание могли дать срок, а у Бараева невыход на работу!.. Что же с ним случилось, встревожился начальник цеха. Он начал расспрашивать приятелей Бараева и узнал, что перед уходом домой тот сказал товарищам, что пойдет к земляку, который ждет его у ОРСа завода «Большевик».

Никуда уехать Бараев не мог, потому что все его вещи остались в общежитии. Расстроенный начальник цеха зашел в контору и написал на имя помощника директора завода по режиму рапорт о неявке Бараева из отпуска, а также заявление о его исчезновении в милицию.

29 ноября 1946 года 25-летний Анатолий Сидоров, бывший фронтовик, надел шинель, взял единственную ценную вещь в доме – патефон и пошел на Предтеченский рынок, чтобы обменять его на картофель. На рынке было многолюдно. Шумела многоголосая толпа. Парень стоял среди людского потока, к нему подходили, приценивались и отходили, но наконец покупатель на его товар нашелся. Это был мужчина 35–40 лет, светлоглазый, лицо простоватое, одет в добротное черное демисезонное пальто, кепи, армейские сапоги. Осмотрев патефон, он поинтересовался стоимостью и предложил в обмен картофель. Только за картофелем нужно было съездить к покупателю на дом, а это было неблизко – почти за город, в подсобное хозяйство ОРСа завода «Большевик». Но Анатолий согласился…

Уже смеркалось, когда мужчины дошли до столовой полевого стана, где проживал продавец картофеля. Хозяин распахнул дверь, пропустил Толю вперед. Засветил керосиновую лампу, открыл подпол и сказал парню: «Полезай, наберешь себе картошки, какой хочешь, а я тебе посвечу».

Керосиновая лампа горела тускло, и Анатолий почти ощупью набирал картофель в мешок. Когда он с мешком стал выбираться из подпола, на его голову обрушился топор…

Убедившись, что жертва мертва, преступник аккуратно, стараясь не испачкать одежду, снял ее с убитого. Выволок труп из дома, дотащил до дзота и бросил там бесчувственное тело Толи Сидорова.

А двумя днями раньше в милицию поступило заявление об исчезновении 62-летней И. Рожиной, уехавшей на Смоленский рынок за картошкой.

3 декабря 1946 года исчезли уехавшие на Предтеченский рынок продавать патефон Смирнов и А. Павлова. Их видели в последний раз с неизвестным гражданином, с которым они договорились обменять патефон на картофель.

Таких заявлений в разных отделениях милиции скопилось множество, более двух десятков по городу. Объединяло их одно – все исчезнувшие люди знакомились на Предтеченском или Смоленском рынке с неизвестным мужчиной лет 35–40, одетым в черное пальто, кепи, армейские сапоги либо в овчинный полушубок, шапку-ушанку и валенки с калошами. Этот мужчина предлагал обменять вещи на свой картофель и уводил в направлении завода «Большевик».

Сотрудники милиции установили наблюдение за рынками и трамвайными остановками, проверили все близлежащие чердаки, подвалы, кочегарки и уединенно стоящие здания – возможные места убийства и захоронения жертв. Розыскники напрасно ездили на опознание трупов – ни одного из пропавших среди них не было обнаружено. Чтобы возбудить уголовное дело, не хватало самого главного – трупов пропавших без вести людей.

В конце января 1947 года по призыву «Вторчермета» рабочие завода «Большевик» собирали металлолом. В собирательском азарте они тащили все, что только попадалось на глаза: ржавую проволоку, гильзы от артснарядов, прохудившееся кровельное железо. Добрались даже до дзотов. А вдруг и там осталось какое-нибудь железо?.. В одном из них открыли тяжелую дверь и увидели двух мертвецов. Если бы это были погибшие солдаты, то на них было бы военное обмундирование, но эти трупы лежали нагими, без одежды…

О страшной находке сообщили в милицию. Выехавшие на место оперативники опознали в убитых пропавшего без вести 29 ноября 1946 года Анатолия Сидорова и исчезнувшего 1 декабря 1946 года 23-летнего офицера Николая Тихомирова. Дзот, в котором были обнаружены тела убитых, располагался в 85 метрах от столовой подсобного хозяйства ОРСа завода «Большевик». Столовая пустовала, но совсем недавно в ней проживал возчик полевого участка Филипп Тюрин. Из всех работников подсобного хозяйства на неизвестного преступника по описанию более всех походил Тюрин. Говорили, что он продавал у себя на квартире картофель.

Но познакомиться с возчиком полевого участка не удалось – распродав картофель, он еще 12 декабря уехал к себе на родину в деревню Сумерки Рязанской области. По слухам, Тюрин увез с собой и отправил багажом большое количество вещей… Неужели Тюрин – тот самый преступник?

Частично ответ на этот вопрос мог дать обыск на квартире Тюрина (в столовой полевого стана). Эксперт НТО младший лейтенант Андреев дело свое знал хорошо. Тщательно осмотрев жилище Тюрина, он обнаружил на многих предметах пятна, подозрительно похожие на кровь. Кровь была на всех частях стола, на стене большой комнаты, а в сарае делового двора был обнаружен тазик со следами крови. Замерзшая, превратившаяся в лед кровь была обнаружена в уборной. Вещественные доказательства со следами крови были направлены в судебно-медицинскую экспертизу, чтобы определить видовую принадлежность крови. Почти все были уверены, что это кровь жертв Тюрина, но нужно было ждать выводов экспертизы.

Двое оперуполномоченных 6 отдела уголовного розыска были направлены в Рязанскую область с предписанием задержать Филиппа Тюрина и доставить в Ленинград. Эти двое встречали вторую годовщину полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады под стук колес, трясясь в плацкартном вагоне поезда, мчавшегося на Москву.

А другие оперативники продолжали поиск остальных погибших от рук Тюрина людей. Опыт и логика подсказывали, что места захоронения трупов должны быть недалеко от столовой ОРСа завода «Большевик».

Шаг за шагом оперативники прочесывали местность. Зимняя стужа сковала землю. Ветер гнал по полю поземку. Гд е же искать места захоронений?.. Недалеко от столовой находились два мелководных водоема. Что если поискать здесь? Разбили лед и стали шарить баграми по дну пруда. Вот зацепились за какой-то предмет и стали тащить его к берегу… Это был труп с привязанным к нему, чтобы не всплыл, куском железа.

Через некоторое время багор задел еще какой-то предмет. Это был второй труп. В убитых опознали пропавших без вести Бараева и Шалыгина.

Из второго водоема, который находился в 180 метрах от дома, достали еще двоих зарубленных Тюриным людей. Это были И. Рожина и неизвестный мужчина.

Через два дня из деревни доставили Тюрина и его багаж, который занял одиннадцать мест. Началась неприятная процедура опознания родственниками убитых людей и принадлежащих им вещей. Нужно было принимать и успокаивать родственников погибших, видеть их слезы и горе – по-человечески это очень тяжело.

На допросах Тюрин сознался в совершении 29 убийств. А вот результаты судебно-медицинской экспертизы разочаровали. Документ гласил: «На основании постановления 6 отдела ГОУР от… 1946 года судебно-медицинским экспертом Гущиной произведено судебное исследование вещественных доказательств по делу № 1674 на предмет установления крови видовой и групповой принадлежности. Прислано стол из комнаты Тюрина и вырезки предметов из его квартиры. Заключение: на всех частях стола, на планке наличника за № 2, на двух досках от плинтуса №… обнаружена кровь, не принадлежащая человеку. На двух досках от наличника № 5 обнаружена кровь, видовая принадлежность которой не может быть установлена ввиду плохой растворимости пятен (крови)…»

Ну что ж, отрицательный результат все равно результат. А поиски трупов тем временем продолжались. Тюрин указал места захоронения четырнадцати своих жертв. При раскопках из мерзлой земли извлекли уже тронутые тлением останки людей. Это были Мухин, Быков, Нефедов, Воробьева, Смирнов, Павлова и другие – всего 13 человек. На месте захоронения четырнадцатого уже пролегла железнодорожная ветка.

Трупы восьми зарубленных им людей Тюрин бросил в Уткину заводь. Для поиска тел были приглашены водолазы. Сменяя друг друга, они обшарили дно, но глубокие воды Невы навсегда скрыли следы злодеяний Тюрина и останки погубленных им людей.

Следствие по делу Тюрина подошло к концу. Были подписаны последние протоколы допросов, подшиты в дело акты экспертиз. Обвинительное заключение передали в суд 4 мая 1947 года. Судебная коллегия по уголовным делам Ленинграда установила виновность Тюрина Филиппа Петровича в том, что в период с апреля 1945 года по ноябрь – декабрь 1946 года он систематически с целью завладения имуществом и деньгами убивал людей.

Хотя Тюрин признался в 29 убийствах, в приговоре суда значилось двадцать одно – ведь тела восьми жертв не были найдены. Учитывая особую опасность преступлений, совершенных Тюриным, судебная коллегия приговорила его к высшей мере наказания: «Расстрелять с конфискацией лично ему принадлежащего имущества».

Так закончилась история об одном из самых кровожадных чудовищ, когда-либо появлявшемся в нашем городе.

Сотрудники уголовного розыска, принимавшие участие в раскрытии преступления:

Щемилин А. Г. (заместитель начальника УМ Ленинграда)

Репенко В. И. (начальник отдела УР УМ Ленинграда)