355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Брюсов » Том 2. Стихотворения 1909-1917 » Текст книги (страница 7)
Том 2. Стихотворения 1909-1917
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 10:46

Текст книги "Том 2. Стихотворения 1909-1917"


Автор книги: Валерий Брюсов


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Восход луны
 
Белых звезд прозрачное дыханье;
Сине-бархатного неба тишь;
Ожиданье и обереганье
Лунного очарованья, лишь
Первое струящего мерцанье
Там, где блещет серебром камыш.
 
 
Эта ночь – взлелеянное чудо:
Ночь из тех узорчатых часов,
Зыблемых над спящими, откуда
Рассыпается причуда снов,
Падающих в душу, как на блюдо
Золотое – груда жемчугов.
 
 
Этот отблеск – рост непобедимой
Мелопеи, ропоты разлук;
Этот свет – предел невыразимой
Тишины, стук перлов, мимо рук
Разлетающихся – мимо, мимо,
Луциолами горящих вкруг.
 
 
Дышат звезды белые – прерывно;
Синий бархат неба – побледнел;
Рог в оркестре прогудел призывно;
Передлунный облак – дивно-бел…
В белизне алея переливно,
Шествует Лунина в наш предел.
 

1917

Закатный ветер
 
Веет древний ветр
В ветках вешних верб,
Сучья гнутся, ломятся.
Ветр, будь милосерд!
Ветви взвиты вверх,
Стоном их кто тронется?
 
 
Час на краски щедр:
В небе – алый герб,
Весь закат – в веселии.
Ветр, будь милосерд!
Я, как брат Лаэрт,
Плачу об Офелии.
 
 
Бледен лунный серп.
Там – тоска, ущерб;
Здесь – все светом залито.
Ветр, будь милосерд!
Кто во прах поверг,
Близ могилы, Гамлета?
 
 
Вздрогнет каждый нерв…
И из тайных недр
Память кажет облики…
Ветр, будь милосерд!
Верба, словно кедр,
Шлет на стоны отклики.
 

1916

Ночной гном
 
Жутко в затворенной спальне.
Сердце стучит все страдальней;
Вторят часы все печальней;
Кажется: в комнате дальней
По золотой наковальне
Бьет серебром
Безжалостный гном.
 
 
Стелются гостеприимней
Сумраки полночи зимней;
В лад с молотком, все интимней
Тени поют; в тихом гимне
Ночь умоляет: «Прости мне!»
Нежная мгла
Кругом облегла.
 
 
Жутко в безжизненном доме…
Сердце изныло в истоме…
Ночь напевает… Но, кроме
Гимнов, чуть слышимых в дреме,
Бьет, утомительно – гномий
Молот в тиши,
По тайнам души…
 

1916

Ночные страхи

И бездна нам обнажена,

С своими страхами и мглами…

Вот отчего нам ночь страшна.

Ф. Тютчев

 
Как золото на черни,
Блестит, во мгле вечерней,
Диск маятника; стук
Минут в тиши размерной.
Невольно – суеверней
Глядишь во мрак, вокруг.
 
 
Ночь открывает тайны.
Иной, необычайный
Встал мир со всех сторон.
Безмерный и бескрайный…
И страхи не случайны,
Тревожащие сон.
 
 
Те страхи – груз наследий
Веков, когда медведи
Царили на земле;
Когда, копьем из меди
Наметив, о победе
Мы спорили во мгле;
 
 
Когда, во тьме пещеры,
Шагов ночной пантеры
Страшился человек…
И древние химеры,
В преданьях смутной веры,
Хранит доныне век.
 

1916

На закатном поле
 
Красным закатом забрызгано поле;
Дождь из оранжевых точек в глазах;
Призрак, огнистый и пестрый до боли,
Пляшет и машет мечами в руках.
 
 
Тише! закрой утомленные веки!
Чу! зажурчали певуче струи…
Катятся к морю огромные реки;
В темных ложбинах не молкнут ручьи.
 
 
В пьяной прохладе вечернего сада
Девушка никнет на мрамор плечом…
Плачет? мечтает? – не знаю! не надо
Ведать: о ком! догадаться: о чем!
 
 
Было, иль будет, – мечта просияла,
В строфы виденье навек вплетено…
Словно, до дна, из кристалла фиала
Выпито сердцем густое вино.
 
 
Взоры открою: закатное поле,
Призрак огнистый с мечами в руках,
Солнце – багряно… Но ясен до боли
Девичий образ в усталых глазах!
 

Ночь 4/5 марта 1916

Близ милых уст
Это – надгробные нении…
 
Это – надгробные нении в память угасших любовей,
Мигов, прошедших в томлении у роковых изголовий.
В дни, когда манят видения, в дни, когда радости внове,
Кто одолел искушения страстью вскипающей крови?
Благо вам, ложь и мучения, трепет смертельный в алькове,
Руки в святом онемении, болью сведенные брови!
Благо! Вы мчали, в течении, жизни поток до низовий…
Но океан в отдалении слышен в торжественном зове.
Сердце окрепло в борении, дух мой смелей и суровей;
Ныне склоняю колени я, крест мой беру без условий…
Так колебался все менее ангелом призванный Товий.
Это – надгробные нении, память отшедших любовей.
 

1916

Привет через звезды
 
Канули краски заката,
Даль синевами объята:
Словно зубцы из агата,
Сосны встают из-за ската;
Выступит скоро Геката…
Но, непорочно и свято,
Сквозь океан аромата,
Взорами нежного брата
В эту юдоль темноты
Звезды глядят с высоты.
Ищешь ли в небе и ты
Отблеск Плеяд, – как когда-то?
 
 
Знаю, что мили и мили
Нас, в этот час, разделили.
Нет за плечом моим крылий,
Чтоб полететь без усилий
В край кипарисов и лилий…
Грозные дни опалили
Сердце мое, как в горниле…
Только сверкающей пыли
Солнц и безвестных планет
Я отдаю свой привет!
Вновь мы вдвоем? или свет
Горько ответит мне: «Были!»
 

1916

Trionfo della morte [10]10
  Триумф смерти ( ит.).


[Закрыть]
 
Вспомни вскрики в огненной купели ласк, —
Зов смычка, поющего в метели пляск, —
И клинка, сверкнувшего у щели, лязг!
 
 
Вспомни: гнулось тело, как живая жердь;
За окном горела заревая твердь,
Но из мглы смотрела, вам кивая, – Смерть!
 
 
Словно все открылись тайны в сладкий миг,
Словно разрешились все загадки книг:
Молнией сверкнув, смежились в краткий крик!
 
 
Ты вступил в неизмеримость, – в звездный сон;
Свет светил терялся, как над бездной звон…
Для чего ж раздался бесполезный стон?
 
 
Ты стоял в просторе несказанных зал,
Меж зеркал таинственно-туманных – мал.
И вонзались в душу сотни жданных жал.
 

1916

Последнее счастье
 
В гробу, под парчой серебристой, созерцал я последнее счастье,
Блаженство, последнее в жизни, озаренной лучами заката;
И сердце стучало так ровно, без надежд, без любви, без пристрастья,
И факелы грустно горели, так спокойно, так ясно, так свято.
 
 
Я думал, безропотно верил, что навек для меня отзвучали
Все яркие песни восторга, восклицанья живых наслаждений;
В мечтах я покорно поставил алтари Неизменной Печали,
И душу замкнул от лукавых, как святилище, воспоминаний.
 
 
Но в Книге Судьбы назначали письмена золотые иное:
От века в ней было сказанье о магически-избранной встрече,
И я узнаю богомольно, что нас в мире, по-прежнему, двое,
И я, как пророчество, слышу повторенные милые речи.
 
 
О, радость последнего чуда и любви безнадежно-последней!
Как яд, ты вливаешь в желанья опьянительно-жуткую нежность.
Стираешь все прежние грезы беспощадней, чем смерть, и бесследной,
Даешь угадать с содроганьем, что таит для людей неизбежность!
 
 
Все то же, что нежило утром, этим вечером жизненным нежит,
Но знаю, что нового чуда на земле ожидать не могу я,
И наши сплетенные руки только божия воля развяжет,
И только с лобзанием смерти я лишусь твоего поцелуя!
 

8 октября 1914

Опять мгновения1. Снежный призрак
 
Томно-мятежный
Сдержанный трепет
Руки нам свяжет;
Радостной дрожью
Губы нам сцепит;
Заповедь божью
Вкрадчиво-нежный
Внутренний лепет
Тайно доскажет;
В дали безбрежной
Слитою с ложью
Правду покажет;
Образы – снежной
Статуей – слепит, —
И, безнадежный,
Дух наш к подножью
Призрака ляжет!
 

22 апреля1917

2. Качели
 
Вот опять мы уносимся, взброшенные
Беспощадным размахом качелей,
Над лугами, где блещут некошеные
Снеговые цветы асфоделей.
 
 
То – запретные сферы, означенные
В нашем мире пылающей гранью…
И сердца, содроганьем охваченные,
Отвечают безвольно качанью.
 
 
Лики ангелов, хор воспевающие,
Вопиющие истину божью,
Созерцают виденья сверкающие
С той же самой мистической дрожью.
 
 
И, свидетель их светлой восторженности,
Робко взор уклоняя незрячий,
Содрогается, в муке отторженности,
Падший дух в глубине – не иначе!
 
 
Ветер вьет одеяние жреческое,
Слабнут плечи, и руки, и ноги,
Исчезает из душ человеческое…
«Будете вы, как боги!»
 

1917

3. В ладье
 
Дрожит ладья, скользя медлительно,
На тихих волнах дрожит ладья.
И ты и я, мы смотрим длительно,
В одном объятьи – и ты и я.
 
 
Встал водопад в дали серебряной,
В дыму и брызгах встал водопад…
Как будто яд, нам в тело внедренный,
Палит, сжигает… Как будто яд!
 
 
За мигом миг быстрей течение,
Все ближе бездна за мигом миг…
Кто нас настиг? Понять все менее
Способно сердце, кто нас настиг.
 
 
В водоворот, волной захваченный,
Челнок несется – в водоворот…
Ты – близко, вот! О, смысл утраченный
Всей темной жизни, ты близко, вот!
 

1915–1916

Над вечной тайной
Марфа и Мария
 
Печемся о многом, —
Одно на потребу:
Стоять перед богом
Со взорами к небу.
 
 
Но божье – вселико,
Небесное – разно:
Бог – в буре великой,
Бог – в грани алмазной.
 
 
И в розах, и в книгах,
И в думах, и в бое,
И в сладостных мигах,
Когда нас – лишь двое.
 
 
И в каждом есть божье,
И каждый угоден,
Покинув подножъе,
Войти в свет господен.
 
 
Не бойся, что много
Ты любишь, ты ценишь,
Исканиям бога
Доколь не изменишь!
 

1916

Выходы

Ante omnia cavl, ne quie voa teneret

invitos: patet exitue.

Seneca [11]11
  Больше всего остерегаюсь, чтобы кто-либо не удержал вас против воли: выход открыт.
  Сенека (лат.).


[Закрыть]

 
Прекрасна жизнь! – Но ты, измученный,
Быть может, собственным бессильем,
Не говори, к стыду приученный,
Что тщетно мы взываем к крыльям.
 
 
Есть много роковых возможностей
Освободить мечту от власти
Житейских тягостных тревожностей,
Сомнений, унижений, страсти.
 
 
Душа, озлобленно усталая,
Томимая судьбой, как пленом!
Не даст ли отдых – стклянка малая
С латинской надписью: «venenum»? [12]12
  Яд ( лат.)


[Закрыть]

 
 
Желания, что жизнь бесплодная
В неодолимый круг замкнула,
Не отрешит ли – сталь холодная
Красиво отлитого дула?
 
 
Иль просто – мост над закрутившимся
В весенней буйности потоком,
Сулящий думам возмутившимся
Покой в безмолвии глубоком?
 
 
Что не воззвать: «Клинок отточенный,
Из ножен вырываясь, взвизгни,
И дай значенье – укороченной,
Но вольно-завершенной жизни!»
 
 
А древле-признанные способы?
Забыться в тепловатой ванне,
Чтоб все померкло, и вопроса бы:
«Сон скоро ль?» – не было желанней!
 
 
Иль, жуткими прельстясь дурманами
И выбрав путь прямей, бескровней, —
Упиться угольями рдяными
С изящной, низенькой жаровни!
 
 
А прочный шнур, надежно взмыленный,
Сжимающий любовно шею,
Чтоб голос, негой обессиленный,
В последний раз воскликнул: «Смею!»
 
 
А окна, что восьмиэтажные
Пред взором разверзают бездны?
А поездов свистки протяжные
И рельсы, – этот «путь железный»!
 
 
О! Если, с нежностью магической,
Тебе мечта твердит: «исполни!»
Подумай: в искре электрической
Затаены удары молний!
 
 
Иди, и, с мужеством сознательным,
Хоть раз один упорствуй в вере,
Не кроясь доводом предательным,
Что заперты пред нами двери!
 
 
Живите вы, чьи сны развеяны
Над роскошью пути земного!
Усталы, брошены, осмеяны,
Вы крикните: «Еще и снова!»
 
 
Но вы, на полпути поникшие,
Вы, чуждые блаженства в муке, —
Припомните уста, привыкшие
Учить бестрепетной науке!
 
 
Для вас, изведавших ничтожество
Своих надежд, сказал Сенека:
«Открытых выходов есть множество
Из тесной жизни человека!»
 

15 февраля 1916

Уйди уверенно
 
Кого из жизни бури выбили,
Кто сух, как запыленный куст,
Не выдавай желанья гибели
И дум, что мир уныл и пуст, —
В словах ли сдержанных, в изгибе ли
Отвыкших улыбаться уст.
 
 
Таи, что мутными и жуткими
Часы влачатся для тебя,
Что жизнь, как жерновами, сутками
Твое сознанье мнет, дробя,
Что счастлив ты лишь промежутками
Меж явью, сумрак возлюбя.
 
 
Что и во снах, порой, без жалости
Все тот же ужас бытия
Тебя гнетет в твоей усталости,
Иль тайно колет, как змея…
Прикинься, что земные малости
Отринула душа твоя.
 
 
Умей притворными улыбками
Встречать обманчивых друзей,
Грустить прилично, лишь со скрипками,
Поющими в кругу гостей;
Как кормщик, над валами зыбкими
Скользить насмешливо умей.
 
 
И, высмотрев спокойно с палубы,
Что твой последний луч погас,
Что, как поверхность ни блистала бы,
Дна не достанет водолаз, —
Ты вдруг, без выкриков, без жалобы,
Уйди уверенно от нас!
 

1916

Перешедшие – оставшимся
 
Мы – здесь! мы – близко! Ты не веришь?
О, бедный! о, незрячий брат!
Ты мир неверной мерой меришь!
Пойми, – чему ты верить рад:
Что бесконечна жизнь; потери ж
Обманывают только взгляд!
 
 
Твой взор не видит. Всё ж мы близко,
Вот здесь, вот там и близ тебя!
Пусть Смерть глазами василиска
Глядит, мгновенное губя:
Сияньем неземного диска
Любовь горит, всегда любя.
 
 
Усни для этой жизни косной:
В твоей руке твой карандаш
Шепнет, что есть иные весны,
И ты узнаешь голос наш.
Дух торжествует светоносный,
Твоя и наша жизнь – всё та ж!
 
 
Сейчас, вот в этот миг, не в высь ли
Твои возносятся мечты?
То мы подсказываем мысли
Тебе – из тайны темноты;
То наши помыслы нависли
Над сном твоим: им внемлешь ты!
 
 
Жить лишь до смерти – слишком мало!
Того не допустил творец.
Пути безгранны идеала,
Далеки цели и венец.
Смерть! смерть земли! твое где жало?
Жизнь! жизнь земли! твой где конец?
 

1916

Сонет к смерти
 
Смерть! обморок невыразимо-сладкий!
Во тьму твою мой дух передаю,
Так! вскоре я, всем существом, вопью, —
Что ныне мучит роковой загадкой.
 
 
Но знаю: убаюкан негой краткой,
Не в адской бездне, не в святом раю
Очнусь, но вновь – в родном, земном краю,
С томленьем прежним, с прежней верой шаткой.
 
 
Там будут свет и звук изменены,
Туманно – зримое, мечты – ясны,
Но встретят те ж сомнения, как прежде;
 
 
И пусть, не изменив живой надежде,
Я волю пронесу сквозь темноту:
Желать, искать, стремиться в высоту!
 

22 марта 1917

В альбомах
Мы («Мы были гребень волны взнесенной…»)

Мы – гребень встающей волны.

«Tertia Vigilia»

 
Мы были гребень волны взнесенной…
Но белой пеной окроплены,
Мы разостлались утомленно,
Как мертвый плат живой волны.
 
 
Мы исчезаем… Нас поглощает
Волна другая, чтоб миг блестеть,
И солнце зыби позлащает
Волн, приходящих умереть.
 
 
Я – капля в море! Назад отринут,
Кружусь в просторе, – но не исчез.
И буду бурей снова вскинут
Под вечным куполом небес!
 

1917

В альбом Н*** («Люблю альбомы: отпечаток…»)
 
Люблю альбомы: отпечаток
На них любезной старины;
Они, как дней иных остаток,
Легендой заворожены.
 
 
Беря «разрозненные томы
Из библиотеки чертей»,
Я вспоминаю стих знакомый
Когда-то модных рифмачей.
 
 
Он кажется живым и милым
Лишь потому, что посвящен
Виденьям серебристокрылым
Давно развеянных времен.
 
 
И, вписывая строки эти
В почти безгрешную тетрадь,
Я верю, что еще на свете
Осталось, для кого писать!
 

6 марта 1916

П.И. Постникову
 
Что в протоплазме зыблил океан,
Что древле чувствовал летучий ящер,
В чем жизнь была первичных обезьян, —
Всё ты впитал в себя, мой давний пращур!
 
 
И плоть живую передал ты мне,
Где каждый мускул, все суставы, кости
Гласят, как знав, о грозной старине,
О тех, что спят на мировом погосте.
 
 
Наследие бесчисленных веков,
Мое так мудро слепленное тело!
Ты – книга, где записано без слов
То прошлое, что было и истлело.
 
 
Ты говоришь про жизнь в морских волнах,
Про ползанье, летанье, о трехглазом
Чудовище, о гнездах на ветвях…
Блажен, кто слух склонил к твоим рассказам!
 
 
Блажен, кто понял, вещее, тебя
И, видя человеческую бренность,
Умеет в ней разгадывать, любя,
Природы беспредельной неизменность!
 
 
Завидую тому, кто, острый взор
Склонив на эти связки, эти вены,
За ними видит мировой простор
И вечной жизни радостные смены!
 

16 августа, 1916

К.А. Коровину
 
Душа твоя, быть может, ослепительней,
Чем яркость буйная твоих картин.
И в нашем мире что-то удивительней
Всех пышных красок видишь ты один,
 
 
Всех райских сил вожди многокрылатые
Выводят пред тобой свои полки,
А где-то в безднах демоны-вожатаи,
Раскинув крылья, плачут от тоски.
 
 
И Дантово виденье, Rosa Mystica,
Стоит всегда, блистая, пред тобой,
Во всех лучах, в дрожаньи каждом листика,
В любом лице и в девушке любой.
 
 
Твои полотна – отзвук еле слышимый
Гармонии, подслушанной в раю;
В них воздухом Эдема смутно дышим мы,
В них прозреваем мы мечту твою.
 
 
Как Моисей познал косноязычие,
Ты знаешь невозможность – вое сказать…
Гордись: в твоем бессилии – величие,
В твоей безвольной кисти – благодать!
 

1916

Клавдии Николаевне ***
 
Вы только промелькнули, – аккуратной,
Заботливой и ласковой всегда.
В чем ваша жизнь? Еще мне непонятно…
Да и понятным будет ли когда?
 
 
Вы для меня останетесь виденьем
Вне времени; вы в жизнь мою вошли,
Чтоб в ней блеснуть по нескольким мгновеньям
И в памяти, как луч, сиять вдали.
 
 
Но что ж! Два-три небезучастных слова,
Да столько ж раз – простой и добрый взгляд:
Ведь это много для пути земного,
Где чаще взоры лгут, слова язвят.
 
 
За, может быть, привычное участье,
За общую улыбку, может быть,
Иль, наконец, за ваше беспристрастье —
Мне так отрадно вас благодарить.
 
 
И в эти дни мучительной расплаты,
Когда невольной праздности пора
Меня гнетет, – я понял, что солдаты
Влагают в имя нежное «сестра»!
 

14 августа 1916

Ов. Иоаннисиану
В альбом
 
К тебе приблизиться, то значит —
Вдохнуть души прекрасной свет.
Кто удручен, кто тайно плачет, —
Тот ищет строф твоих, поэт.
В армянской новой жизни начат
Твоим напевом яркий след!
 

1916

И. Туманьяну
Надпись на книге
 
…Да будет праведно возмездие
Судьбы – ив годах и в веках:
Так! создал новое созвездие
Ты на армянских небесах.
 
 
Пусть звезды малые и крупные
Тебя кропят, пронзая тьму:
Мы смотрим в сферы недоступные,
Дивясь сиянью твоему!
 

25 февраля 1916

Мое упорство

О, лень моя! ты – вожделенный сад!

Mуни

 
Мое упорство, ты – неукротимо!
Пусть яростно года проходят мимо,
Пусть никнут силы, сломлены борьбой,
Как стебель гордой астры под грозой;
Встаю, иду, борюсь неутомимо!
Моя душа всегда огнем палима.
В дневной толпе и в тишине ночной,
Когда тружусь, когда лежу больной, —
Я чувствую, что крылья серафима
Меня возносят, пламя в клубах дыма;
Над человечеством столп огневой,
Горю своим восторгом и тоской,
И буду я гореть неумолимо!
Пусть яростно века проходят мимо!
 

4 июня 1916

Последний спор
Из дневника
 
Северным ветром взволнован, остужен,
Буйно вздымает валы океан…
Челн мой давно с непогодами дружен.
 
 
Близко прибрежье неведомых стран;
Вкруг, неприветлив, озлоблен и вьюжен,
Буйно вздымает валы океан.
 
 
Знаю, что путь мой – неверен, окружен,
Знаю, что смертью грозит ураган:
Челн мой давно с непогодами дружен!
 
 
Стелется с берега серый туман,
Пляшут акулы, предчувствуя ужин…
Буйно вздымает валы океан.
 
 
Старый Нептун! если дар тебе нужен,
Бей по корме, беспощаден и пьян!
Челн мой давно с непогодами дружен.
 
 
Ведал он скалы и мелей обман,
Любит борьбу и недаром натружен…
Буйно вздымает валы океан.
 
 
Что ж! Если спор наш последний рассужен,
Кану на дно, – но, лучом осиян,
Строй меня встретит подводных жемчужин!
 

1916

Роковой ряд
Венок сонетов
1. Леля
 
Четырнадцать имен назвать мне надо…
Какие выбрать меж святых имен,
Томивших сердце мукой и отрадой?
Все прошлое встает, как жуткий сон.
 
 
Я помню юность; синий сумрак сада;
Сирени льнут, пьяня, со всех сторон;
Я – мальчик, я – поэт, и я – влюблен,
И ты со мной, державная Дриада!
 
 
Ты страсть мою с улыбкой приняла,
Ласкала, в отроке поэта холя,
Дала восторг и, скромная, ушла…
 
 
Предвестье жизни, мой учитель, Леля!
Тебя я назвал первой меж других
Имен любимых, памятных, живых.
 
2. Таля
 
Имен любимых, памятных, живых
Так много! Но, змеей меня ужаля,
Осталась ты царицей дней былых,
Коварная и маленькая Таля.
 
 
Встречались мы средь шумов городских;
Являлась ты под складками вуаля,
Но нежно так стонала: «милый Валя», —
Когда на миг порыв желаний тих.
 
 
Все ж ты владела полудетской страстью;
Навек меня сковать мечтала властью
Зеленых глаз… А воли жаждал я…
 
 
И я бежал, измены не тая,
Тебе с безжалостностью кинув: «Падай!»
С какой отравно-ранящей усладой!
 
3. Маня
 
С какой отравно-ранящей усладой
Припал к другим я, лепетным, устам!
Я ждал любви, я требовал с досадой,
Но чувству не хотел предаться сам.
 
 
Мне жизнь казалась блещущей эстрадой;
Лобзанья, слезы, встречи по ночам, —
Считал я все лишь поводом к стихам,
Я скорбь венчал сонетом иль балладой.
 
 
Был вечер; буря; вспышки облаков;
В беседке, там, рыдала ты, – без слов
Поняв, что я лишь роль играю, раня…
 
 
Но роль была – мой Рок! Прости мне, Маня!
Себя судил я в строфах огневых…
Теперь, в тоске, я повторяю их.
 
4. Юдифь
 
Теперь, в тоске, я повторяю их,
Но губы тяготит еще признанье.
Так! Я сменил стыдливые рыданья
На душный бред безвольностей ночных.
 
 
Познал я сладость беглого свиданья,
Поспешность ласк и равный пыл двоих,
Тот «тусклый огнь» во взорах роковых,
Что мучит наглым блеском ожиданья.
 
 
Ты мне явила женщину в себе,
Клейменую, как Пасифая в мифе,
И не забыть мне «пламенной Юдифи»!
 
 
Безлюбных больше нет в моей судьбе,
Спешу к любви от сумрачного чада,
Но боль былую память множить рада.
 
5. Лада
 
Да! Боль былую память множить рада!
Светлейшая из всех, кто был мне дан!
Твой чистый облик нимбом осиян,
Моя любовь, моя надежда, Лада!
 
 
Нас обручили гулы водопада,
Благословил, в чужих горах, платан,
Венчанье наше славил океан,
Нам алтарем служила скал громада!
 
 
Что б ни было, нам быть всегда вдвоем;
Мы рядом в мир неведомый войдем;
Мы связаны звеном святым и тайным!
 
 
Но путь мой вел еще к цветам случайным;
Я Должен вспомнить ряд часов иных…
О, счастье мук, порывов молодых!
 
6. Таня
 
О, счастье мук, порывов молодых!
Ты вдруг вошла, с усмешкой легкой, Таня,
Стеблистым телом думы отуманя,
Смутив узорностью зрачков косых.
 
 
Стыдясь, ты требовала ласк моих,
Любовница, меня вела, как няня,
Молилась, плакала, меня тираня,
Прося то перлов, то цветов простых.
 
 
Невольно влекся я к твоей причуде,
И нравились мне маленькие груди,
Похожие на форму груш лесных.
 
 
В алькове брачном были мы, – как дети,
Переживая ряд часов-столетий,
Навек закрепощенных в четкий стих!
 
7. Лила
 
Навек закрепощенных в четкий стих,
Прореяло немало мигов. Было
Светло и страшно, жгуче и уныло…
Привет тебе, среди цариц земных,
 
 
Недолгий призрак, царственная Лила!
Меня внесла ты в счет рабов своих…
Но в цепи я играл: еще ничьих
Оков – душа терпеть не снисходила.
 
 
Актер, я падая пред тобой во прах,
Я лобызал следы твоих сандалий,
Я дел терцинами твой лик медалей…
 
 
Но страсть уже стояла на часах…
И вдруг вошла с палящей сталью взгляда,
Ты – слаще смерти, ты – желанней яда.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю