Текст книги "Наказание памятью (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

  – Что это... с-с-с ними? – наконец выдавил из себя вожак.

  – Кто знает? – отозвалась Эдилия. – Может, съели что-то не то или выпили. А может, это их свинская натура наружу вырвалась. Ты бы помог ему, что ли...

  Женщина кивнула на Севу. Генка испуганно посмотрел на неё и лунатической походкой подошёл к своему бывшему приятелю, осторожно взял его за переднюю ногу и попытался высвободить её. Но ничего из этого не вышло. Повторил попытку ещё и ещё раз. Возмущённо оглянулся.

  – Вот, пижон, – проговорил парень. – Он и сейчас при пантах. Стоит себе в растопырку, будто копилка фарфоровая.

  – А ты попробуй стащить куртку через голову, – посоветовала Эдилия.

  Генка ухватился за кожанку и одним рывком стащил её с головы Севы. Тот переступил через куртку и посмотрел на Генку.

  – Как зовут? – кивнула Эдилия в сторону освобожденного пленника.

  – Севка.

  – А второго?

  – Рудик.

  – Понятно. А тебя?

  – А меня-то зачем?! – попятился Генка.

  – Так ты же атаман у них.

  – Это... это всё ты? – вдруг догадался он. – Не хочу!

  – Стой. Серьги мои верни! – потребовала Эдилия.

  Но этот окрик ещё больше напугал Генку. Им всецело овладела паника. Он круто развернулся, чтобы бежать, но Эдилия бросилась к нему и схватила его за рубашку.

  – Я не буду оборотнем! – отбиваясь, исступленно завопил он.

  Но Эдилия уже произнесла роковые для него слова и коснулась его подвеской.

  – Поздно. Ты не лучше своих друзей. Так что становись тем, кто ты есть, что б тебя не путали с человеком.

  Генка выскользнул из рубашки и, теряя одежду, сломя голову понёсся к освещённой улице. Меньше чем через минуту с той стороны послышался визг тормозов и глухой удар. Эдилия всё поняла. Подсвинки, как ей показалось, тоже с укором уставились на нее. Она с трудом расстегнула пуговку на кармане Генкиной рубашки, достала из него свои деньги и серьги, сунула их в сумочку. И пошла к шоссе. Подсвинки перехрюкнулись и, поотстав, поплелись следом.

  – Что, без вожатого ни шагу? – съязвила Эдилия. – Это от страха. И почему не жить было по-людски: учится, работать, добиваться счастья, человеческого, а не поросячьего? Почему?

  У обочины шоссе стояла зелёная «Сузуки». Водитель, склонившись к бамперу, рассматривал на нём трещины. Метрах в пяти сидел сбежавший вожак, и время от времени крупно дрожал. Увидев женщину и вблизи неё двух подсвинков, водитель кивнул в сторону виновника ДТП, сердито спросил:

  – Ваш поросёнок?

  Эдилия, заметив поразительное сходство мужчины с последним подростком, ответила:

  – Вы в своём уме? Скорее уж ваш. Вы же его сбили, вот и забирайте.

  – А что мне с ним делать? Это летом-то... – подсвинок встал на все четыре и вильнул хвостиком, – разве что тушенки наварить, – задумчиво произнёс водитель.

  Поросёнок взвизгнул и опрометью бросился в рощу. К нему присоединились и два других. Водитель долго и напряженно смотрел им вслед. А женщина перешла дорогу и скрылась между домами.

  Как только подсвинки вбежали в рощу, Генка прохрюкал: – А знаете, кто меня сейчас бампером бортонул?

  – Ну, кто? – приостановился Сева.

  – Батя мой.

  – Да, ну! И что он?

  – Если б остался – был бы с тушенкой.

  – Кто?

  – Известно кто, – батя. А мамка сейчас пирожки печет. Эх, пожрать бы.

  – Да. Это было б здорово, – поддержал Рудик. – А куда мы теперь?

  – Ну, о квартире можно сразу забыть, – заметил Генка и покосился на Рудика. – А вот собственный дом другое дело. Может, к твоим подадимся?

  – Нет! К нам нельзя. Моим только попадись, в момент освежуют. Они кур и гусей по всей округе крадут. Ходят, как на охоту. Говорят, если гусь отошёл от своего двора больше, чем на пятьдесят метров, его можно считать диким. Подобьют палкой и в сумку. Ох, и суки! Нет, к моим нельзя. Обязательно сожрут.

  – Ладно, пацаны, забыли. Айда хавку искать.

  И подсвинки отправились на поиск еды. Вскоре они набрели на заросли лопухов и, как следует, наелись сочных мясистых корней.

  Ночью Эдилии долго не спалось. Такого бесконечного, сумасшедшего и фантастического дня у неё пока не было. Она вспоминала детали всего произошедшего с ней, радовалась, переживала. Удивлялась двуличности Столетова, жестокости подростков, магической силе амулета. Мучилась сомнениями: имела ли она право так наказывать чьих-то детей? Задавалась вопросом, что же ей оставалось делать: позволить себя избивать и грабить?

  Когда сон одолел её, ей приснилась божественно прекрасная женщина. Она улыбнулась Эдилии и сказала:

  – Здравствуй, моя девочка. Ты сегодня читала мою книгу. Я рада, что ты нашла способ понять, кто ты.

  – Вы, моя бабушка?

  – Да. А ты – моя правнучка. Хорошо, что ты объявилась. Когда кто-то открывает мою книгу или произносит наши заклинания, я начинаю видеть этого человека. Ох, и давно же не листали страничек моей кулинарии.

  – Бабушка, а у кого она сейчас?

  – Она хранилась у Эсмеральды. Это было более ста тридцати лет назад. Тогда русские спасали болгар от османов. И Сулейман-паша, отступая, уничтожал за собой всё, что мог. Его головорезы подожгли и дом Эсмеральды. Она спасла было книгу. Но один из янычар втолкнул Эсми вместе с книгой в горящий дом. И запер дверь. Так что её уже нет. С тех пор я перестала видеть своих потомков. А ты, моя умница, восстановила эту связь. Теперь я присмотрю за тобой. И не сомневаюсь, что придёт время, и ты возродишь нашу главную книгу.

  – Бабушка, я сегодня...

  – Знаю милая, знаю. Успокойся, ты всё правильно сделала. Когда я была ещё молода, то вообще всех без разбора, кто ступал на мой остров, превращала в зверей. Хотя их провинность была и не столь велика. А ты наказываешь только негодяев. Правда, своих-то пленников я лишала памяти, и они очень даже неплохо себя чувствовали. А твои – помнят свою прежнюю жизнь. Это забавно. Но с негодяями именно так и нужно поступать. Это – наказание памятью. Ты имеешь право защищать свою жизнь. Вот и защищай! И ничего не бойся!

  Едва забрезжил рассвет, подсвинки направились к реке. В пойме наелись корней, поплескались на мелководье и направились... в ближайший отдел полиции. Поросята твёрдо знали, что их визит обязателен. И обсуждению не подлежит.

  В дверь кабинета Начальника отдела полиции Меркулова постучали.

  – Да?

  – Товарищ подполковник, разрешите?

  На пороге дежурный по отделу. На лице – тупое недоумение.

  – Слушаю тебя, Жовтый.

  – Товарищ подполковник, там, на входе... какие-то свиньи... из леса.

  – Кто такие? И почему из леса?

  – Так пятнистые ж... – дикие.

  Начальник полиции пристально взглянул на лейтенанта и раздражённо проговорил:

  – Ещё раз. Чётко и внятно: кто пришёл, и по какому делу?

  – Три поросёнка, товарищ подполковник.

  Меркулов побагровел и грохнул кулаком по столу.

  – А Красной Шапочки с Колобком с ними нет?! – проорал он. – Алкоголик. И когда только успел!

  – Я не пьян, товарищ подполковник, – сумрачно возразил дежурный. И, сопровождая жестом свои слова, предложил: – Посмотрите сами. Я им сказал, что сюда нельзя. И они ждут... чего-то, не уходят.

  – Что за бред?!

  Меркулов упёрся руками в стол, энергично поднялся и подошёл к окну. Боднув его, он обернулся на дежурного, будто хотел убедиться в реальности происходящего. – Охренеть...

  Подполковник взглянул в окно ещё раз и, схватив с вешалки фуражку, направился к выходу.

  На улице носами к двери на одной линии стояли три подсвинка. Увидев старшего офицера в сопровождении дежурного, Генка понял, что это и есть начальник. Сделал шаг вперёд и стал «рассказывать» ему о грабежах и нападениях на прохожих, совершенных его шайкой. Рудик и Сева тоже подключились к рассказу, дополняют его, кивают. Они практически уже во всём успели признаться и покаялись.

  Начальник полиции, обалдевший от их глубокомысленного хрюканья, задумчиво вытер испарину. И вдруг глаза его прояснились, видимо, он всё-таки нашёл какое-то логическое объяснение всему этому. И как рявкнет:

  – Клоуна из меня хотите сделать! Ну, смотрите! Сейчас я вам такой цирк устрою! Чертям тошно станет. – Погрозил он кому-то. И приказал: – Дежурный, позвони на мясокомбинат, и пусть сейчас же заберут этих артистов на мясо.

  Крик разъярённого начальника вывел поросят из подневольного состояния. «Пацаны! – хрюкнул Генка. – Делаем ноги!» Подсвинки резко развернулись и задали такого драпа, что и гончие им позавидовали бы.

  Одна молодая мамочка, утром всё того же дня, прогуливаясь с ребёнком, увидела у входа в полицию трёх пятнистых кабанчиков. Женщине это показалось забавным. И она украдкой сделала для себя пару снимков. А когда к поросятам вышел сам Начальник полиции, то засняла ещё и полуминутный ролик их странной беседы. Всё это было настолько необычно, что уже через сутки попало в «Вечёрку» и на телевиденье. В этом же номере газеты сообщалось о пропаже сразу трёх подростков.

  А пятью днями позже в городском еженедельнике вместе со снимками потерпевших появилось сообщение, из которого следовало, что по одной из версий следствия: исчезновение известного экстрасенса Столетова и троих подростков чем-то связаны между собой. Потому что все они пропали в одном районе города и в один и тот же день. А так как найдена одежда потерпевших, их часы, деньги и прочие ценности, то вариант с ограблением из рабочих версий полностью исключён.

  Анатолий Замыслов живёт в пригороде. Его посёлок с воздуха напоминает губы растянутые в широкой улыбке. Между верхней и нижней губой – светлая лента шоссе. И всё это на зелёном фоне, а точнее, вечно зелёном. Лес-то всё-таки хвойный. Улыбка на лице Анатолия тоже не редкость, но не простодушная, а с хитринкой.

  Он один из тех, кто чаще гуляет по лесу, чем по городу. Причём гуляет с биноклем и рюкзачком, в котором всегда есть всё необходимое: от снастей до соли. Замыслов – человек не вредный и лес легко доверяет ему свои тайны. В одну из таких прогулок он и наткнулся на следы молодых кабанчиков. Анатолий пошёл по следу. В овраге, над которым развесили свои мощные кроны дубы, кабаньих следов особенно много.

  «Ага, – подумал Анатолий, – похоже, это их любимая столовая. Ну, и если сюда забредает целый выводок поросят, то почему бы не попробовать поймать хоть одного из них? А вот возьму, да и поймаю». И не теряя времени, взялся за дело. Сделал две сети-ловушки. И уже на шестой день выследил и подкараулил пятнистую троицу. В сети попали сразу два кабанчика, что побольше, а третий убежал.

  Замыслов накинул им на верхние челюсти по петле да для страховки каждого ещё и за ногу привязал, и повёл к себе. И они пошли. А куда тут денешься? С пятака петли не сбросишь, – больно. Привёл домой, разместил в сарае, покормил. По холостяцкой привычке разговаривал с ними, по-доброму всё объяснял. Живу, мол, один. Всей заботы – огород да пчёлы. Теперь вот вас попробую держать. Голодом морить не стану. Не смогу прокормить – выпущу. За недельку отгорожу вам двор, чтоб гуляли. Всё. Живите.

  Через сутки во двор к Замыслову пришёл и третий поросёнок. – Сам!

  Новое исчезновение

  В этот раз Эдилия добиралась на участок на маршрутке. Выйдя на своей остановке, она зашагала по просёлку, пролегавшему вдоль их рощицы. Душа женщины стала прислушиваться к её ласковому дремотному шепоту и исподволь настраиваться на её волну.

  И тут ещё издали начал насигналивать автомобиль. «Бочкин», – поняла Эдилия, – другого такого хама во всей округе нет. Однако дорога достаточно широка, и Эдилия даже не обернулась. Внедорожник промчался так близко, что её пошатнуло плотной пыльной волной. А под ноги упала лёгкая алюминиевая банка из-под колы. Настроение у женщины изменилось: злость вытеснила весь её позитив.

  Работа, сладкий запах земли и увядания постепенно успокоили её нервы. Но всё же не до конца. Потому что где-то за деревьями уже часа два шёл пир горой. А это снова охапки мусора и гора бутылок. Ки́рковой не хотелось идти по воду, но необходимость всё ж вынудила её. Уже на подходе к родниковой чаше, где ещё сравнительно чисто и удобно черпать, Эдилия услышала короткий звон стекла и весёлый хохот. Она ладошкой придержала своё сердце и остановилась за ивовым кустом.

  На краю чаши среди груды осколков стоят и неразбитые бутылки. Трое мальчишек лет от шести до десяти метают в них камни. И тут к детям подошёл раскрасневшийся от спиртного, жующий Бочкин.

  – Шалите? – грозно спросил он. Мальчишки замерли. Устроитель пикника, поднял камень. – А ну, я!

  И метнул в бутылку. Промахнулся и весело загоготал. Мальчишки заулыбались и с ещё бо́льшим азартом стали швырять камни. А Бочкин ушёл.

  Эдилия хотела выйти из своего укрытия, но поняла, что делать этого не стоит. Рано или поздно их с ним пути пересекутся. И кто знает, чем закончится их встреча. А сейчас благоразумней всего изменить маршрут.

  Вот и август промотал свои золотые денёчки, все как есть. Остался лишь вечерок, последний. Эдилия всласть наработалась, надышалась, наелась яблок. Чуть отдохнула на тёплых ступенях ветхого крылечка, и пошла к ручью за водой – надо морковку перемыть, кое-какие цветы полить да умывальник наполнить.

  У Эдилии недавно появилось ощущение, что её тропинку стали нарочно забрасывать стеклом и мусором. Но это пока догадки. Набрала два ведра, идёт и под ноги смотрит, чтобы на бутылку не наступить. Руки уже просят отдыха, и в этот момент женщина в буквальном смысле слова налетает на Бочкина. Тот стоит посреди тропинки, как бронзовый монумент.

  Эдилия от неожиданности ойкнула и отпрянула от него. Одно из вёдер выпало у неё из рук и опрокинулось, второе – она отставила в сторону. Бочкин ухмыльнулся. И без обиняков грубо спросил её:

  – Это ты! в полицию стучишь на меня? Мне сказали, что баба звонит.

  – Да, это я им звонила, – собравшись с духом, ответила она, – а следующий раз, если вы снова будете рубить деревья – напишу заявление.

  – А не боишься, курица?

  – Ну, не больше, чем ты, – заметила Эдилия, – я в кустах не прячусь. И комплимент за комплимент. Если я – курица, то ты – хам и свинолюд. Дай волю таким, как ты, и весь мир будет похож на свинарник.

  – Ух, ты! – Борис оживленно округлил глаза, – ты так, значит, со мной?! Ну, всё, слово даю: не угомонишься, я из твоего огорода футбольное поле сделаю! А лет через пять вообще куплю всю эту улицу... под ипподром. Ну, как перспектива, а-а?

  Рука женщины до боли сжала цветок мандрагоры.

  – Размечтался. У тебя, Бочкин, – Эдилия тронула его цветком, – может, и времени-то осталось на последний снег помочиться. А ты – ипподром...

  Борис не верил своим ушам. – «Это она мне?!» От бешенства у него даже в глазах помутилось. А Эдилия выхватила из нагрудного кармашка зеркальце, и подняла его до уровня глаз Бочкина.

  – Смотри! У тебя уже и пятак растёт.

  – Че-го?! – ещё больше взбеленился Бочкин. И замахнулся. – Да я из тебя...

  И тут в зеркальце он заметил... свиное рыло. Волосы на голове зашевелились. А поднятая для удара рука стала сжиматься роговым панцирем. Ещё два-три мгновения и Бочкин всем своим немалым весом рухнул на тропу. Из-под его живота словно пуля выскользнула мокрая бутылка. От непередаваемого ужаса Бочкин высоко взвизгнул и отчаянно заелозил ногами. Подняться удалось не сразу.

  – Блин! У меня же давление! – возмутился он.

  Но тут же забыл об этом. Его горло перехватила золотая удавка. Когда-то он сам её выбирал по принципу: пусть короче, но толще. А теперь от удушья у него уже глаза лезут из орбит, а цепь всё не рвётся. Эдилия сбегала к себе за кусачками. И когда Бочкин уже потерял последнюю надежду вдохнуть воздуха полной грудью, Эдилии удалось перекусить одно из звеньев. Оно тут же разогнулось, и цепь упала в траву. Борька шумно и радостно задышал. Эдилия стащила с него майку, наступила ногой на разорванные шорты. Легонько пнула его под зад.

  – Ну-ка, отойди.

  Кабан сделал пару шагов и остановился. Эдилия собрала в один из брошенных пакетов вещи Бочкина, в том числе цепочку, часы и телефон, отнесла этот пакет к самому ручью и сунула его в куст орешника. Вернулась к вёдрам. Кабан всё ещё стоял на прежнем месте, будто на что-то надеялся. Эдилия подошла к нему и похлопала по спине.

  – Ну вот, сосед, и сбылась твоя заветная мечта. Ты теперь волен жить той жизнью, что тебе по душе. Вся земля у твоих ног. Только вот к рукам тебе прибрать её уже не удастся.

  Да. Советую убраться отсюда и побыстрей. А не то твои родичи так возьмут тебя в оборот, не обрадуешься. И не вздумай безобразничать на моём огороде, – погрозила она. – Ну, всё, Боря, наслаждайся жизнью. Пока.

  Как ни странно, но в этот раз Эдилия ехала домой с лёгким сердцем.

  А Бочкин советом пренебрёг. Да и с какой стати он уйдёт от всего того, что сам «потом и кровью» добывал в этой жизни? Годы ушли у него на то, чтобы где ловкостью и нахальством, где хитростью, а подчас и подлостью, сколотить себе капитал. А теперь всё это бросить?

  Привыкая к новым ощущениям, Борька лежал на земле и думал:

  – Это ж надо было так вляпаться! Не терплю, когда мне кто-то мешает. А тут путается под ногами какая-то безмозглая курица. Хотел её на место поставить. Ну, кто ж знал, что она колдунья? Надо было всё-таки сбить её тогда. Ну, отсидел бы года три. Зато потом жил бы в своё удовольствие.

  А сегодня? – Гости понаехали на барбекю: дядька со своими, шурин с семьёй. Мяса заготовили. Куда отправиться – куча вариантов. Но всем хочется водки. А за рулём негоже быть сильно пьяным. Вот и отправил сына в рощу поискать для нас подходящее место. А он, бестолочь, приходит и сообщает, что не нашёл. Спрашиваю: – Кем-то заняты? – Нет, говорит, загажены.

  Вот скоты! Кто должен за рощей следить? Предлагаю: – Может, сами приберем? А сын: – Да там грузовиком вывозить надо. – Не поверил, пошёл сам искать. И точно ни одного чистого места не осталось. Ну прямо зло взяло. А тут и эта вяленая барби под руку... М-да.

  Бочкин поднялся и побрёл к своему бывшему жилищу. У его ворот – машины с дверцами нараспашку. Все ждут хозяина. В его джипе – жена с журналом на коленях, а на заднем сиденье – дремлющий сын.

  Что взбрело в поросячью башку Бори Бочкина, трудно сказать. Может, от перегрева, может, с отчаяния, но он вдруг разогнался и влетел на своё законное водительское место, как торпеда. И... застрял. Видимо, свои габариты и ограниченные возможности он ещё, как следует, не прочувствовал. Жена и сын из полусонного состояния мгновенно перешли в полуобморочное, а потом вылетели из машины, как ошпаренные. А визгу столько!.. что и Борьке самому страшно стало. Да поздно.

  Первым «на нападение» отреагировал шурин. Увидев совершенно беспомощного кабана-исполина, он подбежал к Борькиной машине. Выхватил из багажника дубину, им же подаренную Борьке на новоселье, и – на разборку. Забежал он со стороны пассажира и со всего плеча врезал своим прикольным подарком кабанчику между глаз. Борька только сейчас по-настоящему оценил его: полпуда в нём есть, определённо. Фейерверк получился гуще, чем на свадьбе. Визг, похожий на скрежет намертво схваченных тормозов груженой фуры, вернул Бочкина в сознание. «Это я? Ух, ты!» – хрюкнул он и выпал наружу.

  Тут подоспел и дядя с монтировкой. Но он не знал, что имеет дело с племянником. А Борька так ощерился на него и рыкнул, что дядя попятился и юркнул в свою машину, где уже сидели перепуганные Бочкины. Шурин с поднятой дубиной тоже выскочил было из-за джипа, но Борька, освоив свой звуковой регистр, встал мордой к обидчику и свирепо заворчал. Зрачки у шурина расширились и он, успокаивая кабана жестом, пошёл на попятную. А Бочкин ещё постоял и с достоинством удалился. Его здесь не поняли.

  Хозяйка и её гости вылезли из машин только минут через десять. И заговорили все почему-то вполголоса. Удивлялись, куда делся Борис. Но не волновались. Это в его стиле. Получив выгодное предложение, он мгновенно срывался и пропадал, случалось надолго. Выгода для него священна.

  Но как быть с гостями? Отменять пикник не резон: мяса и напитков заготовлено с излишком. Решили, что будут у них и шашлыки, и барбекю, но за забором. Так надёжнёй. Они потихоньку начнут, а там, глядишь, и Борис подойдёт. Загнали за ограду технику, расположились, повеселели. Выпили по стаканчику для снятия стресса. Занялись шашлыками. Шурин всё сокрушался, что упустил такую груду мяса.

  – На месяц могло хватить, не меньше.

  – Да, пудиков-то шесть в нём было, а то и центнер, – согласился дядя.

  Шурин мечтательно причмокнул.

  – Жаль, что Борьки не было. Я, что? – Дилетант, – развёл он руками. – А уж Борька бы не сплоховал. У него удар поставлен, как у того скотобоя!

  – У какого ещё скотобоя?

  – Ну, из анекдота. Рассказать, что ли?

  – Валяй, – махнул дядя.

  Шурин подбросил в мангал дров и начал:

  – Ну, значит так. Привезли деревенских на соревнования. И выставляют мужика, который бокса и по телевизору не видел, против местного чемпиона. Мужик и шепчет тренеру: – А что надо делать? – А тот ему: – Главное не упасть. Удары противника блокируй вот так! – и показал как надо. Мужик выстоял раунд и шепчет тренеру: – А можно и я его ударю? – Ну, конечно, говорит. Только не открывайся. И вот начался второй раунд, мужик – тюк! чемпиона. Тот – в отключку. Судья давай считать: раз, два... Мужик спрашивает тренера: – А чего это он считает? Тренер: – Если на счёт десять он не поднимется – победа за тобой. – Да, не-ет, не поднимется, – махнул тот рукой. – Я так пятнадцать лет быков на бойне бил – ещё ни один не поднялся.

  Дядька расхохотался.

  Вскоре всё пошло как по рельсам. Все до отвала наелись и напились. Гости решили остаться с ночёвкой и ждать хозяина. И остались. Но Борис так и не появился. Ни на следующее утро, ни позже. Через три дня жена начала беспокоиться и стала ему названивать.

  Именно в то время Ульяныч был в роще: набирал золу из кострища для огорода. И тут слышит, что где-то поблизости вроде как телефон верещит. Пошёл на звук и обнаружил пакет с вещами. Трогать не стал, а направился к Бочкиным, вызвать полицию. Ну и завертелось.

  А на следующий день в «Вечёрке» появилось сообщение: «Бесследно исчез видный предприниматель Бочкин. Кто следующий?»

  Друг пятнистый

  Прошла неделя. Дневная смена уже подходила к концу и женщины повеселели. Эдилия мечтательно проговорила:

  – Я завтра на дачу... Картошечки накопаю, яблок сорву, зеленушки.

  – А я заготовками займусь, – ответила Светлана.

  Но приехал Эпин и спутал все их планы. У него, видите ли, какое-то дурное предчувствие. И он решил провести внезапную ревизию. Так что в субботу все, кроме ночной смены, должны быть на работе.

  – Ну не гад, а? – возмущённо шепчет подруга. – Всего три месяца прошло с прошлой ревизии. А у него снова плохое предчувствие. Опять его добро нам пересчитывать. Чтоб он им подавился! Прости меня, Господи!

  И кидает ему вслед: "Марат Ашотович, таких хозяев как вы нужно представлять к награде! – И шепотом добавляет: – к ордену «Золотой Жабы».

  Эдилия не была на своём участке одиннадцать дней. А когда приехала, сразу же взялась за работу. К середине дня подустала и села перекусить. И вдруг слышит в роще какие-то крики. «Уж не Борька ли там бузит?» – подумала Эдилия, подхватила пластмассовоё ведро и быстрей к ручью.

  А там картина достойная кисти живописца. У родниковой чаши – кабан (без сомнения Бочкин), а метрах в десяти – пара его друзей или родственников, сын с ружьём и Ульяныч. Люди крайне возбуждены. Кабан чем-то подавлен.

  Эдилия направилась к вооружённой компании. Подошла к мальчишке.

  – Разве открылся сезон охоты? – спросила она.

  – А вы не видите, что кабан стоит? – с вызовом спросил он.

  – Вижу, – ответила Эдилия. – Но это его дело, где стоять. Роща принадлежит всем. Дай-ка, мальчик, ружьё.

  – Не дам! – твёрдо заявил тот.

  – Это ты зря, – сказала Эдилия и мгновенно нахлобучила на него своё ведро. Мальчик ахнул. А женщина возвратным движением выхватила из его испуганных рук ружьё и закинула его в ручей. Двумя секундами позже вернула себе ведро. Никто не успел и рта раскрыть.

  – Иди за мной, охотник. Тебя он не тронет, – сказала она и пошла к родниковой чаше.

  Зрачки у мальчишки стали размером со смородину. Он несмело оглянулся на мужчин и нетвёрдо зашагал за этой эксцентричной женщиной. А та ещё на подходе к кабану поняла, что с ним беда и, что ждёт он помощи.

  «Привет, сосед», – сказала Эдилия и наклонилась над мордой кабана. Его рыло опоясывала стеклянная спираль из белой водочной бутылки. Острые, как лезвия, края спирали впились в пятак, лишая животного возможности выдернуть нос из этой коварной ловушки.

  «Что, не нашёл другого места, где напиться? – улыбнулась Эдилия. – Ну да тебе видней с муравейника».

  Осторожно подошёл мальчик. Голосом, полным сочувствия, спросил:

  – Что это с ним?

  – Да вот захотел из нашего родничка напиться и в беду попал, – пояснила она. – Что делать будем?

  – А может маслом намазать, – предложил мальчик, – и стекло слезет.

  – Я уже подумала об этом, – ответила Эдилия. – Но видишь, как у него пятак распух? Стекло никак не соскользнёт. Здесь есть только один выход: разбить эту стекляшку прямо на носу. Ну а ранки прижжём. Ты принеси йод, а я пока подходящие камушки найду.

  Мальчишка убежал. Группа мужчин разделилась: двое стали доставать из ручья ружьё, а Ульяныч направился к Эдилии. Через три минуты всё было готово. Эдилия подложила под края стекляшки картон, упёрлась камушком с одной стороны, а с другой – легонько стукнула. Кусочек спирали откололся. Ещё удар и ещё. И стеклянный капкан рассыпался. Борька удовлетворённо хрюкнул. Эдилия смазала ему ранки и сказала:

  – А теперь, друг пятнистый, топай в лес. Найди там своих сородичей. Будь уверен, ты такой не один. – Потом она наклонилась к его уху и прошептала: – Ты мне уже надоел. Я тебя оставила при твоём весе и при любимом занятии. И ты опять у меня под ногами путаешься. А может тебя превратить в крысу?

  Борька взвизгнул, словно пожарная машина у перекрёстка, отпрянул от неё, и как дунул по кустам, только треск пошёл. Ульяныч и мальчишка и рты открыли.

  – А что вы ему сказали? – сгорая от любопытства, спросил мальчишка.

  – Я ему сказала, что если ещё раз увижу его здесь, то хвост оторву, – отшутилась Эдилия. – Кстати, ты хоть сейчас-то понял, что кабанчик пришёл к вам за помощью, а вы к нему – с ружьём.

  – Понял, – вздохнул парень. – Это всё дядя...

  – Ну хорошо что понял, – заметила Эдилия. – Между прочим, на месте этого кабана мог оказаться кто угодно. А стекла-то в родник набросали вы с ребятами. Так что подумай теперь с друзьями, как его очистить.

  – Сачком. Мы его сачком очистим, – сказал мальчик.

  Было около десяти вечера, когда дверной звонок Эдилии пару раз тренькнул. «Это уборщица, – решила хозяйка, застегнула на одну пуговицу халат и пошла за тридцаткой. – Если бы не она, весь подъезд уже утонул бы в окурках и пепле. Но отдавать деньги на ночь – к безденежью. Это, конечно, неприятно». Эдилия отодвинула задвижку и в приоткрытую дверь сунула три десятки. Но деньги не взяли. А дверная ручка так и выпорхнула у неё из рук. На пороге с букетом цветов и тортом стоял Марат Ашотович. Эдилия с отчаянием воскликнула:

  – Ну что вам от меня надо?

  – Эдилия, я решил, что ты должна быть моей женщиной, – сказал Эпин и протянул ей букет с тортом.

  – Марат Ашотович, но вы мне не нравитесь, – теряя надежду обойтись без скандала, сказала Эдилия и убрала руки за спину.

  – Я-я-я? Не нравлюсь?! – удивился Эпин. – А работать у меня хочешь?

  – Хочу.

  – Тогда должен понравиться, – грубо сказал он ей. – Тем более у тебя теперь нет мужа. А я – добрый и щедрый мужчина, ты меня ещё благодарить будешь. Вот увидишь.

  – Свою щедрость своей жене и доказывайте. И ей же несите свои подарки. А будете преследовать меня, то я и сама уволюсь, – решительно сказала Эдилия, развернула Эпина по направлению к двери и подтолкнула его. – Идите, Марат Ашотович, идите домой.

  Эпин, наливаясь яростью, повернулся к Эдилии, оттолкнул её плечом, прошёл в комнату, швырнул на стол свои приношения и, освободив руки, схватил её за плечи.

  – Ты кого это гонишь? Меня?! – выпучил он глаза. – Пренебрегаешь? Запомни, женщина, если я сказал, что будешь моей, – так и будет. И не перечь мне.

  Эдилия побледнела, упёрлась ладонями в его грудь.

  – Никогда этого не будет. И пошёл вон отсюда!

  Эпин потерял самообладание и схватил женщину за горло.

  – Ну, дрянь строптивая, последний раз даю тебе выбор: любовь или смерть?

  Эдилия сжала в руке талисман, торопливо прошептала заклинание и сказала:

  – Ох, и скотина же ты, Марат.

  В то же мгновение руки Эпина ослабли, и Эдилия оттолкнула его. Майка на шее у него лопнула. Секунд пять он ещё стоял на задних ногах, а потом недоуменно хрюкнул и встал на все четыре.

  «Ведьма! – ёкнуло его сердечко. – Как же я этого сразу не понял? Вот кретин! Что теперь будет с моим бизнесом? С семьёй, с любовницами?! А со мной?!!» От этих мыслей ему стало совсем плохо, и он завалился набок.

  Эдилия добрела до стула и села. Потирая ладонью избавленную от удушья шею, пробормотала: «Никак не привыкну к этим их превращениям. Вроде и мерзавцы, а всё-таки жаль их немного». – И подумала: «И этот тоже... пятнистый... Куда теперь его? На поводок, и к жене отвести? Но так и в психушку попасть не долго. А начни выгонять – визгу будет, как у чёрта в цирюльне. Надо бы как-то по-умному. Для начала... выманю-ка его в подъезд, а потом уж и на улицу. Этот прохиндей нигде не пропадёт, а на первый случай ему и своего жирка хватит».

  Марат очнулся, выскользнул из своих штанов, а Эдилия освободила его от майки. Он огляделся и, привыкая к новому телу, застучал копытцами в сторону кухни. Поддел рылом мусорное ведро, опрокинул его, и начал есть картофельные очистки. «А ничего, – подумал Эпин, – даже вкусно. И свеколка есть, и кочерыжечка. Вот пусть теперь эта ведьма меня и кормит. Никуда не уйду». Из кухни кабан направился в ванну, которая была совмещена с туалетом. «А здесь прохладно», – с удовлетворением отметил он. Пару раз хлебнул воды из таза и с удовольствием помочился.

  Эдилия взяла со стола прозрачную коробку с тортом, резко перевернула её, сняла донышко. Земляничный аромат растёкся по комнате. Женщина сглотнула слюнки. «Завтра себе такой же куплю, – решила она, – а этот даже пробовать не стану». Заглянула в ванну, подсунула коробку с тортом кабану и сказала: «Я его всё равно выброшу, так что можешь попробовать». Кабан пару раз недоверчиво хрюкнул и погрузил свой пятак в суфле с мармеладной прослойкой. Потом шумно понюхал и начал аппетитно чавкать, разбрасывая вокруг крошки и сгустки крема.